Текст книги "Выше головы! (CИ)"

Автор книги: Расселл Д. Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 74 страниц)

Нос

– Значит, у вас всё хорошо… – Андрэ не стал дожидаться окончания тренировки – приступил к расспросам сразу.

Вообще, это была новость номер один не только для него.

Первой отреагировала, как ни странно (а может быть, вполне закономерно) Молли. После Ядвигиной выходки она «на всякий случай» присматривала за мной. А ещё она была лаборант-директором Западного отделения ТФ-проекта, а значит, была в курсе очень многого, включая моё «подозрительно затянувшееся» посещение блока, где проживала та самая Бидди.

Молли так горячо принялась меня поздравлять, что поначалу я даже не понял, о чём она, и смутился, потому что ожидал перевода в космические мусорщики и уже мысленно прощался с Западным сектором и вообще с «Тильдой». В связи с чем, проводив Бидди на работу, решил поужинать в скромном местечке рядом с Инфоцентром, где всегда было пусто.

Никто не должен быть меня найти! Ну, я так думал.

– Рэй, я так рада за тебя! Так рада! Ты просто умничка! – Молли, нисколько ни стесняясь, подарила мне горячий поцелуй – хорошо, хоть в щёку!

– Ты – молодец! Ты всё правильно делаешь! Не слушай никого! – она вся сияла, и я не смог не улыбнуться в ответ.

– Делай то, что хочется! Живи! Хватит быть одному! – и она обняла меня с такой нежностью, как будто я совершил нечто героическое.

«Метит», – подумал я, терпеливо принимая её ласки. – «Показывает, что она мне не чужая».

Выговорившись, Молли, наконец, оставила меня – доедать и додумывать. Но в тот момент я плохо представлял, что надо делать, потому что был уверен: всё сделают за меня. И никакие мои пожелания не будут учитываться – кого волнуют планы андроида?

До полуночи я об этом размышлял, пялясь в потолок и жалея себя. Думал о Проф-Хоффе, Чарли, и о том, что значит моя деятельность на станции для тех, кто остался на «Дхавале». Думал о том, что произошло на «Тильде» в 194-м и о том, что могло произойти, если заговор действительно был. Много было мыслей… В результате проспал, поскольку альтер был выключен, а комнатный камилл решил, что если я поздно уснул, то нет необходимости зверствовать.

Я открыл глаза, когда завтрак уже кончился, и сразу подумал о Бидди. Мне её не хватало – вот, что я чувствовал. Я уже не мог выносить своё хроническое одиночество, тем более, что теперь я отлично знал, чем его заполнить.

Она уже должна была вернуться после смены. Вчера я нашёл её совершенно случайно, по наитию: у медблока. Может быть, и сегодня она там?

Но сначала дела.

Осторожно, как будто он мог укусить, я включил альтер. Вчера я небрежно засунул его в карман, когда шёл на ужин. И смотреть не стал, чтобы не испортить своё «воздушное» состояние.

Сообщения от камрада Кетаки – шесть штук. Висят в непрочитанном. Я проверил по времени. Последнее – уже после того, как Нортонсон нагрянул меня спасать. Мы как раз выходили из Биддиного блока после продолжительного спора о том, могу я с ней пройтись или всё-таки не надо.

Извинялась? Сердилась? Я не хотел читать. Сейчас. Может быть, когда-нибудь потом. И открыл самое последнее: от доктора Утенбаевой. Наверняка что-нибудь напутственное или дежурная благодарность за работу…

[Ты где? Ты здоров? Вчера погулял – хватит!]

Я трижды перечитал запись и даже проверил дату – вдруг случился глюк, и пришло что-то месячной давности? Нет: «10 августа 191 года». Сегодня.

Не успел я окончательно запутаться, как свалилось следующее:

[Не люблю, когда мои сотрудники опаздывают без предупреждений!]

«Сотрудники»?!

Сотрудники. Она подловила меня у входа в общий зал и увела к себе в кабинет: для инструктажа. У сотрудников секс-отдела – особенно тех, чья специализация предполагает анализ прямых чувств – есть определённые обязательства, отличающие их от обычных граждан. Почти как у Администрации. И поскольку Утенбаева была моим супервайзером…

– Ты уже знаешь, что все знают? – деловито поинтересовалась она.

– Все?

– Все-все. Это нормально, не делай такое лицо! – хмыкнула она. – Помнишь, я тебя предупреждала? И про сплетни тоже?

Я кивнул.

– Как на это будут реагировать – понимаешь?

– Ревность, – с готовностью объяснил я, как будто рассказывал вызубренный урок. – Обиды вследствие утраты мной независимого статуса. Переживание выбора, совершённого не в их пользу. Переоценка отношения ввиду подтверждённой сексуальности.

В её глазах прочиталось уважение.

– Молодец! И что собираешься делать?

– Помогать пережить опыт отказа в пользу другого человека. Во-первых. И, во-вторых, показать, как включаются собственнические мотивы. Вернее, помочь увидеть, что они у них есть.

– Только не переборщи! – одобрительно хмыкнула она – и я отправился работать.

Но объяснить легче, чем сделать – мне пришлось до вечера выслушивать сердитое сопение и принимать суровые, а то и презрительные взгляды. Пара четырнадцатилетних клиенток вообще не выдержала: их хватило ровно на то, чтобы подойти к моему столику, шмыгнуть носом, развернуться и уйти, неестественно высоко задирая подбородок. Я был им благодарен: это давало мне дополнительное время на отдых.

Для девочек-подростков это оказалось суровым испытанием – что я свергся с пьедестала неприступного божества и предпочел какую-то настройщицу из промышленного отдела! Бросаясь из ярости в обиду, они в первый раз в жизни переживали эти чувства, порой пугаясь этого нового для себя состояния, порой находя в нём особое наслаждение.

Именно ради таких моментов и существовал спецотдел. Изменение моего положения пришлось как нельзя кстати: Утенбаева получила шанс обучить своих подопечных навыку «простить», «примириться» и даже «взглянуть на ситуацию под другим углом», хотя для четырнадцати-пятнадцати лет это было очень трудно, ведь они уже привыкли относиться ко мне как к чему-то неизменному…

К счастью, они это преодолели. И я тоже. Панический страх за Бидди, зародившийся поначалу, растаял без следа после того, как в первый (но не последний!) раз я предложил негодующей девочке развить её помыслы и мысленно обрисовать возможное продолжение ситуации: «Как бы ты хотела выразить свои чувства, если забыть о последствиях? Что бы ты сделала, если бы можно было всё? Как бы ты вернула всё к тому, что было раньше? Что можно сделать? И с кем?»

Они были шокированы! Они не ожидали, что вот это всё сидит в них. И растерянно спрашивали меня: «Почему я так думаю? Я же взаправду не хочу ничего такого!»

Три месяца назад я бы считал такое положение как минимум унизительным. Подыгрывать влюблённым и ревнующим девочкам! Но теперь – нет. С моей популярности всё началось, она защищала меня и поддерживала, и никуда она не делась. А это значит: я открыт для чужих чувств. Они – часть окружающей реальности. И в них не было ничего преступного!.. Пожалуй, они были самым нормальным, что может быть.

Я и вправду нуждался в этом: разобраться с другими людьми и самим собой, оценить перспективы. И просто помочь тем, кто нечаянно зацепился сердцем за моё красивое лицо, специально сделанное таким красивым. Я не могу изменить свою внешность, как они не могут выключить свои чувства. Самое разумное – найти точки для примирения и выйти из этой ситуации с минимальными потерями. И остаться друзьями.

Постепенно я начал ощущать благодарность к Леди Кетаки за то, что она перевела меня в секс-отдел. Вечером я решил написать ей, а для начала прочитать написанное вчера. Но послания были уже отозваны. Я так и не смог узнать, что она хотела сказать мне в тот промежуток времени, когда думала, что меня хотят отключить – и, главное, что написала потом, когда тревога оказалась ложной.

Странно: я в первый раз столкнулся с тем, что не могу проверить отложенные сообщения! Хотя знал, что такая функция есть, но не думал, что кто-нибудь воспользуется этим. Она обиделась? Да, наверное. Может быть, там был как-то важный вопрос, и моё затянувшееся молчание стало ответом.

Зато в альтере болталось предложение от Бидди позавтракать завтра утром вместе. И я его принял.

Была суббота, и вместо того, чтобы проходить через болезненную процедуру перевода неизвестно куда и непонятно кем, я проехался до Южного сектора, чтобы поучаствовать в «Показательном выступлении начинающих поваров». В качестве дегустатора, конечно. Восточный сектор проводил подобное действо неделю назад, теперь – здесь, и так далее по кругу, с «объединённым фестивалем», если на месяц приходилось пять суббот.

Бидди старалась посетить каждое мероприятие, чтобы наесться на неделю вперёд. При этом питалась она без затей, не переплачивая.

– Я им всем ставлю лучшие оценки, – объяснила она. – Не жалко!

Трудно сказать, узнали ли мою физиономию или уже забыли Ирвиновские передачи, но никто не беспокоил. Было весело. И вкусно, особенно крошечные пирожки с обжигающей пряной начинкой. Я тоже ставил всем максимальные оценки, хотя это и противоречило самой логике голосования и обещало мне в будущем понижение рейтинга в таблице статусов. Но я так занимал там приличное место, так что можно было не тревожиться.

Потом мы сходили на утреннее шоу, где час смотрели на распускающиеся цветы, нюхали ароматы и слушали венскую классику в живом исполнении – бесполезное занятие, на мой вкус, но Бидди нравилось. А мне нравилось любоваться на неё, когда ей было хорошо.

Позже, в спортзале, Андрэ задал свой сакраментальный и абсолютно бесполезный ввиду очевидности вопрос:

– Да, – ответил я, делая передачу Леону. – У нас всё хорошо.

Бидди сидела на трибуне – и вид у неё был такой довольный, что сомнения могли возникнуть разве что у гиперзаботливого старшего брата. Я чувствовал себя не хуже. До соревнований была две недели, впрочем, я перестал волноваться о своём опыте или силе. Я вообще ни о чём не волновался с той минуты, когда решил, вести себя так, как будто сегодня мой последний день.

[Вы красивая пара], – пришло мне на альтер после того, как я отправил Бидди на ежедневный инструктаж, а сам пошёл позировать.

[Спасибо!] – отправитель, сделавший комплимент, имел в виду несколько иное – и за такое, вообще-то, не благодарят – но отреагировать следовало, и я написал первое, что пришло в голову.

Вообще-то проблема «как правильно отреагировать» присоединилась к прочим тревогам. Как говорят, «отправилась в свободный полёт». И понимающая улыбка Оксаны, и надутые губки её подопечных, и молчание со стороны Кетаки, хотя объясниться стоило бы, – всё это больше не беспокоило. Пусть ведут себя так, как нравится! Я мог лишь изображать вежливость и делать вид, что не замечаю всех этих вздохов. Это работа доктора Унетбаевой – анализировать и делать выводы.

Конечно, им нравилось, когда я был один! Но пусть уж сами разбираются с тем, как относиться к тому, что им не нравились изменения в моей жизни. А если не получается, двери спецотдела открыты для всех. Запишем, поможем, научим.

[Не заглянешь ко мне? Очень надо!]

Весточка от Молли удивила, но ей я доверял. Наверняка какой-нибудь глупый подарок или просто выражение чувств, которых у Молли было очень много!..

– О, вот и он! – человек, встретивший меня в коридоре жилого блока, настроен был благодушно.

Но я всё равно неосознанно напрягся, потому что Макс Рейнер был полон сюрпризов. Молли, показавшись в дверях, помахала мне – и снова скрылась. Что полевой директор-тэфер делал в жилом блоке лаборант-директора? Вряд ли они говорили о работе! Может быть, они вообще не разговаривали. А может, и разговаривали – Молли как-то обмолвилась, что с теми, с кем она вступала в краткосрочные отношения первой степени, у неё было много общих тем. «И мы совмещаем».

– Привет, спортсмен, – Макс одарил меня крепчайшим рукопожатием – и потащил прочь, в сторону Лифтовой зоны. – У меня к тебе дело есть.

«Помириться с Андрэ? То есть с Францем? За сломанный нос», – рассеянно подумал я, но предпочёл промолчать, надеясь, что всё разрешится само собой. Так и получилось: в рекреации на диванчике я увидел человека, которого узнал не сразу. Потому что привык видеть его в сером с умброй. А теперь он был облачён в характерный комбо тэферских вахтовиков: оливковый с чёрными полосами и шафранной оторочкой. Макс носил такой же, и на нём это выглядело как военная форма. А вот на Нортонсоне – как маскарадный костюм.

Кажется, он это понимал. И был недоволен тем, как Рейнер распоряжается его последними минутами на «Тильде».

– Вот этот смурняга переводится к нам, – просто объяснил тэфер и задиристо улыбнулся. – А я предупреждал, что со мной будет весело. Генри, – слоило ему услышать своё имя, как бывший офицер перестал недовольно хмуриться и вновь поник, – Думаешь, если улетишь, не прощаясь, станет легче? Неа, это не работает! И мне там человек с открытой думкой не нужен. Давай, облегчайся, я подожду!

Живот

Я осторожно присел рядом, покосился на Нортонсона. Потом оглянулся проверить, как там Рейнер – но он уже куда-то ускакал. Хотя вряд ли далеко. И вряд ли мы тут просидим долго.

Следовало что-нибудь сказать – что-нибудь важное, значимое. А у меня в голове вертелась та сцена в салоне «Рима», когда я расплакался, скорбя по Чарли. И Нортонсон утешал меня, не зная, что к тому моменту он сам потерял близкого человека. Впрочем, к тому моменту у него был опыт потерь заведомо обширнее моего.

– Ты хоть с Юки попрощался? – наконец, спросил я.

Он кивнул, продолжая обнимать свой живот, как будто там что-то болело.

– Как ей теперь будет – представляешь? – спросил я и осёкся, потому что это до жути напоминало те «каверзные» вопросы, которые сам Нортонсон задавал своему племяннику Фьюру.

Дело было в бассейне. Бунт подростков уже разгорелся, но далеко не все понимали, что разумными доводами уже ничего не потушить. Если человек принимает серьёзные решения, он зачастую вполне осознаёт, чем и кем придётся пожертвовать. И когда доброжелатели начинают «спасать», объясняя, что будет потом…

– Я ей буду писать. Каждый день. Про котят, – негромко и как будто с трудом проговорил Нортонсон.

– Про каких котят? – не понял я.

– Про тех, которых отдали в ТФ. Троих раздали по секторам, а двоих отдали туда. В Проект. В Новый Купол. И она за них волнуется. Ну, я и буду…

Я облегчённо вздохнул – хоть что-то! На самом деле, отличная идея! И хороший повод для регулярного общения. «Даже если Нортонсон закрутится, у Юки будет серьёзное оправдание, чтобы начать разговор!»

Интересно, кто такое придумал – неужели сам Нортонсон? Нет, это вряд ли! Наверняка руководитель зоологического кружка или кто-то ещё из опекунов Юки. Кто-нибудь из тех, кто понимает, как им обоим это важно.

– А Брайн? – вспомнил я. – А Фьюр? Тьюр? Остальные? Ладно… – я похлопал его по колену. – Они точно не останутся одни!

Он вновь кивнул.

– Слушай, а ты… – было очень трудно подобрать слова. – Ты… Ты после…

Я должен быть об этом спросить, но я не знал, как правильно сформулировать.

– Ты давно решил? Давно начал думать о переводе?

– Давно, – ответил он. – Ещё тогда.

– Когда?

– Ну, тогда… После того, как… В сто восемьдесят девятом. Вместо того чтобы улететь в Центр. Я сначала хотел перевестись. Но Глава попросила. И я…

– Понятно. А то что…

– Ты меня извини, – перебил он. – Я не хотел вам помешать! Я просто думал, что…

– Ты не помешал. И вообще, ты выполнял приказ, – ответил я. – Она отправила тебя. Такая работа…

Он отрицательно помотал головой.

– Приказ тут ни при чём! Я бы ничего такого не делал, если бы не был уверен, что ты в беде.

– Спасибо!

Он грустно усмехнулся.

– Я ошибся.

– И это стало последней каплей? – подсказал я.

– Типа того… Я просто… Просто уже не мог после такого, – с усилием закончил он. – Я-то хотел спасти, а получилось очень плохо. Гадко! И как раз потому, что… Нельзя после такого оставаться в ОБ.

Я промолчал, и какое-то время мы просто сидели рядом, размышляя каждый о своём. Я вспоминал, как мы вместе летели на станцию, и Нортонсон защищал меня. Он… Я даже не был уверен, что являюсь героем его мыслей.

ТФ – не финал и не изгнание. Многие специалисты живут там по году, чередуя вахты, многие, как Андрэ и Франц, начинают там работать, а потом возвращаются на станцию. Много вариантов! Но если очень надо начать жизнь с нуля, то перевод на планету подходит лучше всего. Хаул Сикора, к примеру, так и поступил, оставшись в Проекте после того, как его наказание подошло к концу.

– Можно тебя попросить? – Нортонсон вдруг расслабился, перестал сутулиться и защищать себя от невидимого врага. – Как вернёшься в Восточный, ну, или раньше, передай Главе, что я не обижен на неё за тот приказ с арестом. И что было потом – тоже не её вина. Ей всё равно пришлось бы просить об этом кого-то ещё. Я как раз подходил, так что всё нормально. Хорошо, что это был я. Я сам согласился. И то, что я ухожу, это не её вина.

– Хорошо, скажу, – я лихорадочно подбирал слова, стараясь не выдать своё удивление. – Как только вернусь… А может, правда, раньше? Чтобы не тянуть?

Он пожал плечами:

– А сколько тебе осталось? Когда у вас будет игра?

– Двадцать шестого.

– Больше двух недель! Она, наверно, забудет про меня за это время…

– Не думаю, – возразил я. – Меня же она не забыла!

– Ну, ты-то никуда не уходил!

Я выразительно посмотрел на него, надеясь, что он истолкует этот взгляд удобным для себя образом. Так и случилось.

– Рэй, я, конечно, всё понимаю, – прошептан Нортонсон, осторожно выговаривая слова. – У меня не тот доступ, особенно теперь. Но, в общем-то, понятно, что есть какое-то дело, секретное дело, на которое тебя отправили.

Я изобразил смущение.

– Ну, ты же понимаешь…

– Понимаю, – согласился он. – Секретность – это важно. Поэтому никто тебя не дёргал. Глава лично мне намекнула, что не надо этого делать. Что ты занят. Не надо дёргать и даже писать. Юки разрешили, но только ей. Потому что это Юки. Я собственно, за неё и просил в тот раз… Ты же понимаешь, все будут очень рады, что ты вернёшься! Хотя нет, не все, – он нахмурился. – Ну, с другой стороны, никто не будет против, если она переведётся к нам!

Это было замечательно! Мне стоило зверских усилий сохранить нейтральную физиономию. Значит, вот что они придумали? И всё устроилось, всё совпало! Как паззлы – одно к одному! Кетаки пользуется огромным доверием, а я известен как мастер по разрешению разных щекотливых ситуаций – и с маньяком, и с «последним «бэшкой», и с бунтующими школьниками, и даже в судебном процессе отличился! Кто бы усомнился, что мой перевод в секс-отдел Западного сектора – это не прикрытие очередного дела?! Я опять кого-то спасаю, как обычно.

– Я ей передам, – пообещал я. – Про тебя и вообще. Не волнуйся…

– Спасибо. И спасибо за тот раз, – поблагодарил он.

Мы оба поняли, что он имел в виду. Но вряд ли Нортонсон понимал, что я чувствую, слыша это «спасибо». Он ведь не знал, как глубоко я залез в его прошлое и что вызнал о нём! А может, и знал. Может, ему было не жалко: он ведь и обо мне многое знал. А я не только помощник Главы Станции, но теперь вдобавок спамер и скво. Я обязан принимать такие вещи правильно и относиться к ним соответственно.

Вообще, я – андроид, что означает особый допуск к информации. Никто же не переживает, что Инфоцентр знает о человеке всё!

Ладони

[Первый ФИЛД], – ответил библиотечный логос. – [Если вы планируете приступить к изучению Базы Данных, я обязан оградить ваше место].

– Спасибо, не надо. Я не буду. Пока не буду, – закончив сеанс, я направился к выходу из библиотеки, где меня поджидала Елена Бос.

Тут как тут! Как только вызнала?

А впрочем, я уже догадывался, как и с чьей помощью.

– Поздравляю! – улыбнулась она, блеснув мелкими остренькими зубками – ну, ни дать ни взять лиса! – С возвращением!

– А чего так долго тянула? – поинтересовался я.

Она смутилась, шокированная неприкрытой грубостью, и начала оправдываться:

– Не так уж и долго! Всего два дня…

– Если ты сказать «спасибо», нужно было делать это сразу!

Она схватила меня за руку – ладони у неё были холодные и влажные, и я вывернулся, чтобы поскорее закончить это неприятное прикосновение.

– Рэй, я не могла сразу – ты же понимаешь!

– Не понимаю, – фыркнул я.

Мы стояли в Центральной зоне Западного сектора – в заведомо открытом и публичном месте. Все знали, что запись здесь велась по умолчанию. И Бос это ощутимо не нравилось: она пыталась увести меня куда-нибудь или хотя бы оттеснить. Но я с места не сдвинулся.

– Рэй, это очень серьёзный вопрос, – зашептала она, косясь на тех, кто проходил мимо. – Ты же понимаешь, я не могла!.. Сам видел, что они сделали с тобой! Тебя ведь поэтому перевели, верно? Ты сказал ей тогда? Признался, что знаешь про это дело?!

– Со мной сделали то, что должны были сделать, – объяснил я, находя особое удовольствие в том, как она нервничала. – Показали, кому будет хуже всего. По кому это ударит в первую очередь! Серьёзный вопрос, да? Не стоит он того!

– О, я смотрю – тебя переубедили! – усмехнулась она, успокаиваясь. – Ну-ну. Спасибо, что не выдал меня! Ну, что ж… Давай разойдёмся на этом, – и она повернулась.

Я схватил её за локоть.

– И что ты собираешься делать дальше?

Она картинно закатила глаза.

– То же, что и всегда. Рэй, ты сам отказался от этого дела! Я не собираюсь тебя заставлять! Да я и не могу. Безусловно, это обидно, я же очень на тебя рассчитывала! Мне бы пригодился такой помощник… Но раз ты не хочешь – что поделать!

– Будешь искать кого-нибудь ещё? – уточнил я – и получил красноречивый взгляд.

– Ты умный мальчик…

– Я – скво, – напомнил я. – Знаешь, как эта идея повлияет на кого-нибудь ещё?

– Хочешь сказать, как правда повлияет на кого-нибудь ещё? – она освободила руку и, в свою очередь, вцепилась в мою.

Теперь ей явно нравился наш разговор, а я вспомнил про Ирвина: он тоже умел выстраивать ситуацию удобным для себя образом.

– Рэй, я понимаю, что это неприятно, но… Я – журналист. Я обязана искать такие… сомнительные вопросы. Особенно, когда уверена в идее. Ты не волнуйся! Живи, как живёшь… Я слышала, ты закрутил с кем-то? Это прекрасно! Радуйся! А я буду искать свою правду. Не с тобой. С кем-нибудь ещё.

– Например, с Квартером Аямэ, – уточнил я.

– О, какие подозрения! – рассмеялась она.

– Это не подозрения. Думаешь, я не смогу это доказать?

Она прижала ладонь к груди, как будто защищалась:

– Ты всё можешь! Давай начнём! Я готова!

Я почти проиграл – не стоило поднимать эту тему! Конечно, она не боялась оглашения. Что угодно, лишь бы начать публичную дискуссию. Для журналиста это самое главное. А что потом – её это не особо волновало.

– Думаешь, тебе позволят огласить эту твою идею? Про заговор и остальное? – спросил я, увидев вдруг, где она ошибалась.

На чём проиграет.

– А кто мне сможет запретить? Администрация? – она прищурилась, почувствовав мою уверенность, но не догадываясь, с какой стороны я зайду. – Ну, пусть попробуют!

– Зачем Администрация? – я пренебрежительно усмехнулся. – Обойдёмся и без них!

– Значит, ты сам? И что ты собираешься мне сделать? Чем будешь угрожать? – поинтересовалась журналистка.

– Ничем! Не буду я тебе угрожать! И никто не будет! Просто тебе запретят поднимать эту дискуссию!

– Кто? – она не справилась с голосом, и получилось слишком громко.

На нас начали оглядываться.

– СПМ! – прошептал я, стараясь, чтобы меня никто, кроме неё, не слышал.

Кроме неё и ещё логоса, конечно.

– На основании чего?

– Да того, что твоя идея очень похожа на фобию! Не думала об этом? «Среди приезжих полно людей с проблемами» – это твоя идея? Для того, кто родился на станции, не самая здоровая мысль! Если бы ты прилетела сюда, ещё куда ни шло. Но ты здесь родилась, и даже гордишься этим, – напомнил я. – «Твоя» станция, да? И ты её защищаешь от злобных чужаков! Да ты не только плашку потеряешь…

Она молчала, не находя аргументом.

– Я тебя не выдал. Только они уже знали, что это ты… Что ты тоже в курсе этой идеи. Ещё когда ты пролезла к нам, в мою группу, чтобы всё разведать, посмотреть, послушать… Список твоих запросов – помнишь? Не только я его видел. Ты под подозрением. И за тобой начнут приглядывать, если ещё не начали. Чтобы ты больше никого не втянула. А то, что ты сотрудничаешь с камрадом Аямэ, ещё хуже. Потому что это расследование можно трактовать и как попытку сбросить соперника перед выборами. С помощью журналиста! Я путаю, или именно это вашему брату строго запрещено?

Она отпрянула от меня. Оценивающе оглядела с ног до головы. Прищурилась.

– А ты здорово вырос, за то время, пока был здесь! Просто молодец!

– Учусь, – согласился я. – А ты?