Текст книги "Выше головы! (CИ)"

Автор книги: Расселл Д. Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 74 страниц)

Преступное бездействие

Их больше не было – вот что важно. Никого.

Нет Виктора, который ненавидел «идиотский» цвет наших антимаскировочных комбо.

Нет Цао, который мог прийти на обед весь обсыпанный кормом для рыб – Чарли как-то достал мотыля у него из волос. И, прежде чем я успел его остановить, съел, к восторгу самого Цао и к ужасу брезгливого Дэвида.

Девида тоже больше не было. Я никогда не узнаю, что он раскопал в своих изысканиях и научился ли готовить «реальный плов». И не увижу, как продвигается его борьба со страхами.

Нет Криса. Интересно, что они сделали с его барабанами? Просто утилизовали?

А грядки Заира? Он всё ждал, когда можно будет собрать урожай, и совсем по-детски огорчался, что я улетаю и не попробую…

Их нет.

Вся тринадцатая группа была уничтожена. Все оставшиеся андроиды А-класса. Все мои братья.

Проект был закрыт после того, как Чарли ДХ2-13-3-02 нарушил правило на ношение отличительного знака и был отключён. Сразу после этого профессор Нанда поднял вопрос о повторной комиссии, и даже день был назначен.

А через три часа после моего отлёта с «Дхавала» Дэвид ДХ2-13-1-03 воспользовался «традиционным способом», чтобы закончить свою жизнь. Повесился. На куске провода. Комнатный камилл не понял, что происходит, пока не стало поздно. Перелом шеи – быстро, очень быстро! Можно сказать, повезло.

Через три дня вся тринадцатая группа официально была признана нестабильной и потенциально опасной. Только один человек был против, но его голос уже ничего не мог изменить.

Забавно! Это было в тот же день, когда я отключил себя, чтобы не навлечь на «ашек» подозрение. Пока на «Тильде-1» я делал выбор между собственной жизнью и благополучием остальных, а на «Дхавале» решали, имеют ли эти остальные право на жизнь. И комиссия – та самая, что когда-то позволила нам остаться, но с кнопкой – решила не рисковать.

Тянуть не стали. Статус «ашек» и без того висел на волоске! И дело было не только в «Кальвисе». «Люди для людей». Нам не было места. Нас не должно было быть. Эксперимент по проверке матричного клонирования слишком затянулся. Поступок Чарли стал решающим – они просто получили законный повод сделать то, что давно хотели.

Через пять дней всё было кончено. Сначала кнопка, а потом милосердный укол. Двое попросили сразу укол, но им отказали. Не положено.

Утилизацию осуществлял – по личной просьбе – профессор Хофнер. Который ещё раньше, едва стало понятно, что приговор не отменить и не отсрочить, подал заявку на «выход», и это заявка была удовлетворена. Так что ненадолго пережил своих… сыновей.

Ему был 91 год. А я и не знал, что так много…

Что касается Рэя ДХ2-13-4-05, то при любом подозрительном поведении следовало немедленно прекратить эксперимент. То есть произвести отключение. Лучше не экспериментировать с адаптацией нестабильного андроида на автономной станции! Мало ли что может случиться!

Сообщение с информацией о произошедшем и рекомендациями относительно последнего андроида А-класса было отправлено уже после того, как не стало Проф-Хоффа.

Оно пришло в самом конце сеанса СубПортации – это означало, что обсуждать его можно будет только в следующий раз, через два года. А вот информация и, главное, требования, обозначенные в нём, требовали оперативного реагирования.

И Глава Станции отреагировала, предоставив всем, кому следовало, эти данные плюс своё предложение. Время было подходящее: Рэй ДХ2-13-4-05 только что помог разрешить проблему «А-М-112» и продолжал заниматься делом Мида. Относились к нему как герою, без кавычек. Но на всякий случай назначили месячный испытательный срок. За это время он сумел обнаружить уцелевшего «бэшку» и спас двух подростков – достаточно, чтобы поставить точку в этом деле.

Никто не был «против». Центр – это Центр, а на «Тильде-1» могли и предпочитали решать такие вопросы самостоятельно. Это и значило быть независимой станцией.

Вот только другое «дело» никуда не делось – и касалось оно Главы Станции, которая была готова на всё, чтобы не пустить Рэя ДХ2-13-4-05 к этому пресловутому сообщению. Она не хотела, чтобы андроид знал, что у него нет ответственности перед остальными, нет долга, нет обязательств. Не хотела, чтоб он знал: ему некуда возвращаться и некого ждать, не о ком скучать и не на кого рассчитывать. Он один – такой, какой есть. Но он не должен был знать об этом.

Я догадывался, на чём было основано это решение, что сделало её настолько заботливой, гиперопекающей, слишком доброй «мамочкой». Но какая разница, что заставило её скрывать от меня правду! Она это делала – только это имело значение! Могла – и делала. И пять с лишним месяцев ей удавалось держать меня в дураках. Если бы не Хёугэн с его собачьим нюхом и упорством!..

Роковое сообщение содержало не самые радостные сведения, так что желание скрыть его от «героя» было воспринято с пониманием. Никто особо не противился сохранению тайны, только Вильма Туччи оставила пометку «неблагоприятный прогноз», но, тем не менее, предоставила площадку СПМ для хранения опасной информации.

Она-то понимала, что попытки скрыть правду рано или поздно приводят к весьма неприятным последствиям… Но согласилась поддерживать. Тоже – эмоции? Подруга захотела именно так обойтись с информацией – надо смириться. И даже подыграть, когда надо. Или это профессиональная признательность? Благодарность за шанс провести уникальный эксперимент с участием андроида? Редкая возможность! За такое можно многое сделать! То есть не делать ничего и просто наблюдать за тем, как всё раскручивается. Как я мучаюсь, как переживаю, как беру на себя всё, что предлагают. Как играю в команде с мертвецами, сам того не понимая. Сломаюсь – или выдержу? Устану – или справлюсь? Очень интересно!

Для спамера любой результат имеет ценность. Я был уверен, что и моя реакция на правду, представляет для неё немалый научный интерес!

Мошенничество

Я больше не прятался. Но на пути к жилому блоку Главы Станции мне так никто и не попался. К лучшему? К худшему? Не важно.

Она встретила меня одетой и даже не спрашивала, зачем я явился. Знала, что я приду! Точнее, она узнала, что я залез туда, куда не должен был залезать. После чего, разумеется, явлюсь к ней за объяснением. Ну, не в первый раз!..

Усевшись в гостеприимно раскрытое кресло-тюльпан и оглянувшись на море с песочком, я подумал, что это уже было. Deja vu. Сейчас она расскажет мне, как всё устроено на самом деле, как всё просто и красиво. Объяснит, что я опять понапридумывал разной ерунды, и совершенно напрасно, ведь никто не желает мне зла! И я, успокоившись, уйду к себе, и буду жить дальше, как будто ничего не случилось…

В какую-то секунду я был бы рад такому исходу. Но это было мимолётное лживое чувство.

– Я хочу попросить у тебя прощения, – начала она, тиская свои пальцы, как будто хотела сжать кулаки, но забыла, как это делается. – Я понимаю, что это теперь не имеет смысла, но…

– Когда вы собирались мне рассказать? – перебил я, переводя взгляд с её рук на стену за её спиной.

– Потом. Через год. Когда ты был бы готов…

– А что – к такому можно подготовиться? – нервно усмехнулся я, стараясь не смотреть ей в лицо.

Она помолчала, по-видимому, подбирая слова для ответа. А может, пауза была нужна, чтобы я успокоился и перестал накручивать себя.

Вот только я не был взволнован. Я вообще ничего не чувствовал! Как будто всё, что было внутри, вытряхнули наружу. И осталась только пустая оболочка.

– Я не могла рассказать тебе сразу, – сказала она, словно это всё объясняло.

Извиняющиеся нотки в голосе – я отрешённо отметил эту непривычную интонацию.

На стене был какой-то орнамент. Белое на белом. Очень символично: как будто есть, а на самом деле нет. Иллюзия.

– Ты… Ты не был готов, ты был занят другим. Я не могла… так… сразу…

Это было так трогательно! «Не могла»! «Сразу»! Она извинялась за то, что не было обидой. На такое не обижаются. За такое…

– А как бы вы узнали, что я уже готов? – спросил я, ухмыляясь и с трудом удерживаясь от того, чтобы не захохотать, так смешно и наивно звучали её оправдания. – Как бы это проявилось? В чём?

Она не ответила.

– А ТФ? Ссылка? Преступление? Зачем это всё было? Какой в этом смысл?!

– Позволь я расскажу, – мягко попросила она.

Я кивнул, сделал приглашающий жест – мол, пожалуйста! Как будто это что-то изменит!

– Это случилось через несколько дней после того, как… как случился перелом. У тебя. После того разговора с тобой, когда ты поступил так, как мы очень надеялись, что ты поступишь. Вне правил. Вне строгой логики. Как человек… Генрих Нортонсон тогда убыл на планету. Было не очень просто принять это… Знаю, что я виновата. Я не должна была использовать его, но я тогда не думала об этом, а когда поняла, было уже поздно.

Она вздохнула.

– Я была у себя – это было уже вечером, после ужина. Ко мне пришла камрад Бос, та журналистка. Мы знали, что это она передала тебе идею с заговором. Почти с самого начала знали, но это очень хорошо, что ты не выдал её! Такие вещи не вытаскивают на поверхность. Она всё поняла, поняла, что ничего у неё не выйдет. Видимо, рассчитывала на тебя, но не вышло. И она испугалась, что эта идея повредит ей. Поэтому она пришла ко мне и дала понять, что это не всё. Она говорила, что ей есть, что расследовать, и она знает, что я что-то скрываю. И она много говорила о тебе, о том, что значит твоё присутствие, какую роль ты играешь. Звучало это так, как будто она каким-то образом выяснила о… о той поправке. И даже знает о содержании того сообщения – о приказе из Центра. И само главное, ей известно, что я скрываю это от тебя.

Кетаки сделала паузу, а я вдруг понял, на что она намекает. Я был её слабым местом! Кто мне об этом говорил? Прайс? Я стал её слабым местом, и она потеряла свою неуязвимость. Очень плохо для человека на таком посту! Очень неудобно!

– Беда в том, что она могла это знать, – продолжила Глава Станции. – От камрада Аямэ, как минимум. И она выглядела очень уверенно!.. В общем, она меня обыграла, сама того не понимая. Я поддалась, я поверила. Я решила, что ей известно и о поправке, и о твоих… о том, что случилось. Если бы она была просто активисткой, я бы придумала, как не допустить вашей встречи или настроила бы тебя против неё. Но она журналистка. Она могла превратить этот материал в передачу. Она могла сделать из этого своё шоу. И я запаниковала. Глупо, да? Вильма предупреждала меня, что ничем хорошим это не кончится! Но я решила закрывать от тебя эту информацию столько, сколько возможно. И ТФ был лучшим решением. Там свои правила. Совсем другой доступ. Там Рейнер. О, Рейнер! Чего бы ты не совершил, Рейнер не даст тебя в обиду!

«Не было никаких подозрений», – понял я, когда услышал, с какой теплотой она отзывается о координирующём директоре Проекта Терраформирования, который в пятый раз избирался на свою должность, невзирая на все сложности своего знаменитого взрывного характера.

Не было никаких «странностей» в отчётах Пятого Отдела. Это всё выдумки, чтобы отвлечь меня. Ещё одна ложь, чтобы спрятать от меня правду.

– Я не могла просто отправить тебя на планету. Может быть, в начале это бы сработало, но не теперь. Ты… Ты очень быстро растёшь. Теперь тебя нельзя просто заставить! Или выслать без объяснений. Если не дать тебе достоверного повода, ты начнёшь задумываться. Страшный недостаток, верно? Вдобавок, чтобы поддерживать тебя, нужно было сделать тебя чужим, чтобы никто ничего не заподозрил такую поддержку. И знаешь, я совсем не боялась оставлять тебя одного, потому что у тебя очень много сторонников. Знал бы ты, как они реагировали на твой перевод в Западный сектор! А преступление было неплохой идеей. Поправка позволила бы убрать тебя со станции, а у меня появилось бы время разобраться со всеми, кто мог тебе навредить…

В этом страстном слепом желании «защитить и оградить» она чудовищным образом напоминала покойного Ирвина Прайса. Он тоже поставил себе задачу, и выполнял её, невзирая на обстоятельства. И не важно было, просили его о защите или нет – он делал это в первую очередь для себя, чем для того, кого защищал.

– А потом я узнала, что ошиблась. В субботу, когда ты… На сколько мы разминулись? На полчаса? Мы с Вильмой были в Западном, и я выяснила, что камрад Аямэ не разглашала ту информацию. Она сама призналась. Не мне, но не в том суть. Бос блефовала. А я купилась! И Вильма потребовала от меня, чтобы я всё это прекратила. Эксперимент с преступлением и всё остальное. Я собиралась рассказать тебе. Не сразу, но в самое ближайшее время. Раньше, чем планировала в самом начале. Но ещё нужно было решить ваш конфликт с Ирвином, и это отвлекло. А потом он… Как глупо! Зачем он… Я не могла признаться сразу, в середине всех этих событий. Решила подождать, когда всё утихнет. Видишь – не успела.

Она замолчала, и стало так тихо, что я услышал, как в вентиляции перегоняется воздух, и где-то на грани слышимости попискивает КТРД.

– Всё?

– Всё, – кивнула она и оставила голову опущенной, как будто ожидала приговора.

– Интересно, по какой бы статье это прошло? – прищурился я. – Подделка информации? Или мошенничество? Вот это всё, что вы замутили с камрадом Туччи…

– Вильма была против, – перебила Кетаки. – Она всегда была за то, чтобы всё тебе рассказать. Всё, что было. Сразу.

– Но вы решили по-своему…

Теперь, когда я всё знал, ситуация и впрямь выглядела очень глупо. Как попытки залатать ветхую перегородку, сквозь которую всё равно просачивается воздух. Кетаки приняла неверное решение, и потом все остальные шаги были нужны, чтобы сделать эту ошибку «правильной». Что в принципе невозможно. Ложь есть ложь.

Но невозможно преодолеть себя. Привыкнув защищать и скрывать, можно очень далеко зайти. Она применила то же правило, что и с Просперо Мидом. Тогда она не стала открывать остальным тильдийцам правду о маньяке. Решила, что правда навредит людям на станции. И это сработало. Поэтому она решила, что та же тактика будет действовать в моём случае. Вот только получилось строго наоборот.

– Я не хотела, чтоб тебе было больно, – прошептала она. – Тебе и так… достаточно…

Не выдержав, я рассмеялся – и встал с кресла. Подошёл ближе, навис над ней.

– Да, мне достаточно. Хватит! Больше не надо, – нагнувшись ниже, я сжал её горло.

Порча общественного имущества

Она не сразу поняла, что я делаю. Как жертвы Проспера Мида, не способные поверить в происходящее. Как люди на «Кальвисе», не готовые признать очевидный факт даже тогда, когда «бэшки» начали убивать их. Разум не может быть угрозой – мы всё выросли с этим, мы стали собой, будучи уверенными, что там, где есть сознание, не может быть враждебности! Любое насилие – это искажение, болезнь, нарушение правильного хода вещей. Надо доверять и не ждать удара в спину…

Точно также я доверял людям вокруг. Точно также я верил Леди Кетаки – верил, что она не способна навредить мне. Я полагался на неё. Я и представить не мог, что она причинит мне такое… Так чего теперь рассуждать о разумности?

И на что теперь опираться?

Под ступнями у меня был мягкий пол, под ладонями – горло человека. Всё было очень просто. И точно знал, что именно делаю и к чему это приведёт.

До последней секунды она надеялась, что я «имею в виду» другое. Что это действие – не действие, а символ, а на самом деле я не предполагаю угрожать её жизни. Она смотрела на меня, широко распахнув глаза, и не делала ни малейшей попытки освободиться. Потому что начать сопротивление – это значило принять ситуацию, как она есть, согласиться с правилами игры, в которых я был убийцей.

Я держал пальцы на её горле, и медленно сжимал, перекрывая ход кислороду. Можно было сделать это быстрее. Или вообще переломить её шею одним движением («Как это было у Дэвида», – всплыло вдруг в памяти. – «Он умер сразу, и камилл не успел его спасти»). Но я не хотел быстро. Говоря по правде, несмотря на злость, и отчаяние, и гулкую пустоту внутри, я не желал её смерти. Я не хотел убивать. Я хотел наоборот – но она ещё этого не поняла.

Продолжая цепляться за надежду, что я одумаюсь, или очнусь, или успокоюсь, она смотрела мне прямо в глаза – умоляюще, с любовью. Разум отказывался признавать происходящее, а вот тело хотело жить. В тот момент, когда боль слилась с мучительным удушьем, включились инстинкты, и она схватила меня за предплечья, пытаясь освободиться.

Бесполезно! Я был сильнее её – и не только из-за тренировок. Просто я не был человеком. Она не могла ослабить мою хватку или оттолкнуть. Оставалась последняя возможность: поднять руки повыше, опустить их на мой затылок, нащупать кнопку – и прекратить это всё. Я нагнулся над ней, так что всё тоже было очень просто. Очевидное решение…

Её взгляд изменился. Наконец-то до неё дошло, чего именно я добивался! И почему. Проф-Хофф не зря вызвался проводить «утилизацию». Это была его работа, его ответственность, раз уж создал нас вопреки правилам. И это был результат, который он решил принять до конца. Леди Кетаки представляла, каково ему было – а теперь я готовил ей такие же последствия. Страшнее, чем быть убитой!

– Оцените ситуацию! Подозрение на опасность второго уровня! Оцените ситуацию! – забеспокоился комнатный камилл.

«Интересно, у него есть, чем меня нейтрализовать?» – подумал я с лёгким удивлением и вспомнил манипулятор в гостиной спецотдела. Когда Ядвига Зив хотел отключить меня, камилл был готов спасти. Теперь наоборот.

Пришлось разжать пальцы – чуть-чуть, чтоб Кетаки могла дышать.

– Отбой! – прохрипела она.

Ожидаемый героизм! Ничего иного Глава Станции и сказать не могла! Будет сражаться до последнего, пока не станет слишком поздно.

Странное злое веселье охватило меня. «Интересно, на сколько её хватит?» Поправка «Т-191-006» сводила на нет все стандартные правила: меня нельзя было отключить на основании подозрений. А как насчёт прямой угрозы и попытки удушить свою начальницу? Это считается?

Едва лишь она успокоила камилла, я снова стиснул пальцы. Теперь в её глазах была мольба. Она не хотела отключать меня. И она знала, что я хотел именно этого. И логика тут была ни при чём. Чисто человеческий поступок! Машина отключила бы себя, и оставила бы всех в покое. Но мне – мне хотелось оставить след, вернуть ей всё то, что она в меня вложила.

Под пальцами у меня была тонкая кожа, я чувствовал биение крови и горловые судороги. Мысленно представил строение трахеи, гортань, мышцы, шейные позвонки. Лёгким не хватало кислорода, и сердце сжималось от ужаса и страха. Так мало отделяет человека от смерти! Организм пытался захватить хоть глоток воздуха, а я мешал. Он сопротивлялся. Но я был сильнее. Тело хотело жить. Разум отказывался – такой ценой.

Непривычно было держать чужую жизнь в руках. «Так вот что означает власть? Понимать, что ты волен прервать чужое существование, но можешь и не трогать? Интересно, другие люди испытывали это же ощущение, когда смотрели на мою кнопку?»

И тут я понял, что кнопка не значит ровным счётом ничего. По силе – по реальной силе – я мог сломать шею любому человеку. Кроме, разве что, Ирвина, но его больше нет, так что любому, всё верно. Но это была всего лишь физическая возможность. А кроме физики и мышц было кое-что ещё, что никогда бы не позволило мне напасть на человека… Ну, до сегодняшнего вечера. Точно также любой другой человек не мог нажать на кнопку.

Услышав страшные сипящие звуки, я вновь расслабил пальцы, давая ей возможность дышать – и возможность отключить меня. Ну, а если она не сможет, это сделают другие: вряд ли камилл удовлетворился её жалким «отбоем». Он был не настолько наивен, чтобы не суметь оценить ситуацию.

По её щекам струились слёзы – страх смерти, или ей было жалко меня? Или себя? Чувство вины – не самый приятный попутчик. Проф-Хофф предпочёл сдаться сразу, не стал проверять.

Я вспомнил, как отключил себя, беспокоясь о «репутации андроидов А-класса». Как же это было глупо! Глупо и бессмысленно. Я уже ни на что не мог повлиять.

Программа была запущена в тот момент, когда Чарли решил отключить себя, а потом очнулся и решил, что нам опять соврали.

Нам много лгали – только в этом можно было быть уверенным. Но одного мы не знали: в этой игре мы всегда будем среди проигравших, так или иначе, рано или поздно. Вечные жертвы, не стоило и надеяться на спасение!

Сработала дверь – я увидел, как испуганно расширись глаза Леди Кетаки. Да, сейчас! Меня отключат – и всё кончится. «А куда они денутся? Попробуют оттащить? Пусть попробуют!»

Я хмыкнул, предвкушая конец, но вместо этого перед глазами наступила тьма, и я потерял сознание.