Текст книги "Выше головы! (CИ)"

Автор книги: Расселл Д. Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 74 страниц)

Живопись была хорошей тренировкой – для тех, кто рисовал, конечно.

Для меня самым трудным было держать что-нибудь на весу или просто стоять с протянутой рукой. Никакая тренировка не выматывала так, как позирование!

Но дискомфорт физической усталости отходил на второй план по сравнению с жалостью, которой меня окатывали после окончания сеанса.

– Рэй, бедненький!

– Устал, конечно!

– Хочешь, я тебе массаж сделаю?

– А ему не вредно вот так?

– Ох, я рисовать не могла – всё думала, как ему трудно!

И так далее. Жалость плюс желание выказать мне заботу плюс стремление продемонстрировать другим, что жалко. И многое другое. И чем больше я зарывался в Соцмониторинг, тем меньше верил их словам. При том, что они были абсолютно искренними.

Модель, которую они воплощали на бумаге, становилась материальной. А значит, открытой для разного рода чувств. Которые я должен был терпеливо принимать, держа в уме тот факт, что Утенбаева просматривает записи – и выносит вердикт.

Вот это и значило: заниматься сексом. Ничего сложного. Разве что мышцы уставали.

Подбородок

– Вообрази, он же на самом деле думал, что его будут использовать как проститутку! – воскликнула доктор Утенбаева и расхохоталась.

Вильма Туччи вытирала салфеткой слёзы, не прекращая хихикать. Она несколько раз пыталась поднести чашку ко рту, но не выдерживала, и ставила горячий напиток обратно на стол, чтобы не расплескать. Тюльпаны, растущие из резной хрустальной вазочки, кивали в такт её движениям. Ну, очень весело!

– А что такое «проститутка»? – шёпотом спросил меня Дэн, тоже пришедший в гости, но только ко мне – в отличие от своей начальницы, которая, как и все спамеры, всегда держала в уме ещё полдюжины задач.

Я удивился этому вопросу, и решил пока не выяснять, почему он пришёл только сейчас и почему остальных не видно. Странно, что он не слышал раньше об этой профессии прошлого – он же спамер! Потом я догадался, что вряд ли его программа обучения включала историю сексуальных отношений. Это доступ полного курса, а не базового, как у Дэна. И не факт, что ему позволят расширять свою область знаний в этом направлении.

Вот если бы его специальностью стало Сексуальное Воспитание и Обучение (в просторечии именуемое «скво»), тогда он бы знал, что такое «проститутка». Как знала Эрис Утенбаева и её сотрудники. И я тоже. Но мои знания были получены по несколько иной схеме, включавшей пространные лекции, от которых краснели уши. По крайне мере, первое время.

– Это профессия прошлого, – объяснил я, пытаясь подобрать правильные слова – и не находя удобных аналогий. – Из докосмической.

– Что-то я такого не помню, – пробурчал он. – Мы же там копались, нет? Когда это было? С кем?

– Ни с кем. То есть… Это совсем другая тема. Совсем другая.

– Ясно… И что там? – не отставал он, чувствуя пристальный взгляд двух пар глаз.

Серо-зелёные Туччи и тёмно-карие Утенбаевой – одинаково безжалостные и страшно внимательные, не упускающие ни детали. Чтобы потом обдумать и сделать вывод, на котором будет основано некое решение, последствия которого мы ощутим на своей шкуре…

– Это профессия, связанная с сексом, – пробормотал я.

– Как спецотдел? – удивился он.

– Нет-нет, совсем другое.

– Рэй, объясни ему, не стесняйся! – Утенбаеву наш «разговор» веселил не меньше, чем воспоминания о моих первых днях среди скво. – Пусть знает!

Она повелительно посмотрела на меня, прищурившись, но я отрицательно покачал головой и демонстративно отвернулся. Этому меня ещё не учили: как объяснять социальные болезни прошлого. Вот Утенбаева была в этом мастером! Магистром, можно сказать! Смуглолицым божеством шокирующей правды.

– Подождите, я уже ухожу, – торопливо засобиралась сотрудница, которая до этого меланхолично смаковала чай, угнездившись в одном из уютных кресел. – До свидания!

Дэн испуганно посмотрел ей вслед.

– Я, наверное, тоже пойду, – встала вторая. – Удачи… Дэн? Тебя же Дэном зовут?

– Э? Да… А что происходит?

– Они не хотят слышать про корни своей профессии, – с ехидной усмешкой объяснила Утебаева. – Знают, что там было, отлично знают, но ни слышать, ни задумываться про это не хотят!

– Я не хочу слышать, как ты это смакуешь, – спокойно пояснила вторая. – Всё, что надо, я уже продумала. Ещё на четвёртом курсе. И вспоминать не хочу, извини. Ничего весёлого и вообще интересного в этом нет. Да ты и сама понимаешь…

Когда мы остались вчетвером, камилл выключил свет в «гостиной», оставив только кружок света над занятым столиком. Стало уютно, но я не мог полностью расслабиться – знал, что будет дальше.

Туччи указала Дэну на кресло. Я послушно присел рядом с ними. Я не умел рассказывать об этом. Но я любил слушать. Это успокаивало: знать, что у нас такого нет. И что мы – это мы, потому что всё давно прекратилось, потому что мы переросли это.

– «Проституция», – начала Утенбаева, опершись подбородком о сцепленные пальцы и наклонившись вперёд, – это сексуальные отношения, которые покупают. И, соответственно, продают. Но не строят.

Её кожа касалась совсем тёмной, и глаза поблескивали из провалов между скулами и надбровными дугами.

Дэн вытер нос тыльной стороной ладони, и лицо у него вытянулось ещё больше, а я внезапно осознал, что дела его не так уж и плохи, если Туччи позволяет ему слушать такие истории.

– То есть как? Не представляю, – признался Дэн и вздохнул. – Я понимаю, если не договорились, не поняли друг друга… Когда трудно решить, кто прав… Но покупать? Продавать? Как это можно продавать? Это же не вещь! – и он нервно рассмеялся.

– Это услуга, – пояснила Туччи, откинувшись в кресле. – Как у… Как у парикмахеров. Что-то вреде этого.

– Но как это можно покупать?! – до Дэна дошло, что это не шутка, что это действительно когда-то было, и он начал волноваться, потому что открывшаяся картина мира не влезала в рамки его представлений о возможном, и эти рамки начали ощутимо трещать. – Как можно получать это прямо так? Зачем?! Они что, не умели мастурбировать?!

Наши менторши переглянулись, а я вдруг понял, что за время общения со скво получил больше информации, чем если бы лазил с первым ФИЛДом по базе данных.

– Конечно, они умели, – Утенбаева сменила позу и села прямо, чтобы отдать должное чаю. – Вопрос не в том, что они умели, а в том, что они хотели получить. А они хотели получить именно отношения. Случалось, что даже без секса!

Дэн окаменел – как «зависнувший» молодой камилл, столкнувшийся с ситуации настолько незнакомой, что он даже не знал, какими понятиями описать её, чтобы найти аналогию в своей сети.

– Хорошо, что ты сидишь, потому что от того, что я тебе сейчас скажу, многие валятся с ног… Так вот, получая отношения за плату и не вкладывая ни грамма усилий в их построение, не говоря уже про сохранение и развитие, они при этом очень старались, чтобы их отношения выглядели как добровольные и взаимно честные. И выглядели такими и для них самих, и для окружающих.

Туччи отвернулась, скрывая усмешку, потому что вид у Дэна был невероятно глупый.

– Зачем? – шёпотом спросил он.

– Как у вас дела с Кири? – вдруг спросила Туччи. – Всё так же шляетесь по коридорам и не пропускаете ни одного шоу?

– Мы теперь не шляемся, – поправил Дэн.

– Ещё бы! На четвёртом месяце особо не погуляешь, особенно с двойней.

– Кири? Они партнёры? – Утебаева сверкнула глазами. – Какого статуса?

– Первая степень, два года, – отозвалась Туччи. – Без эксцессов, как по учебнику…

– У нас всё хорошо, – скороговоркой пробормотал Дэн.

– Рада за вас! – с чувством произнесла Утенбаева. – А понимаешь ли ты, насколько у вас хорошо?

Дэн отрицательно покачал головой.

– Не понимаешь! А знаешь ли ты, кому надо сказать «спасибо» за это хорошо?

Дэн оглянулся на меня, прося поддержки.

– Смотрела я тут вашу передачу, – продолжала глава секс-отдела, – и не нашла там никого, кому действительно надо сказать спасибо! Моих предшественников. Настоящих предшественников!

Дэн вновь вздохнул.

– Суды, журналисты, пищевые революции… Всё это было раньше, и не единожды! Ничего принципиально нового эти ваши «люди с искрой» не сотворили, – усмехнулась она. – А вот те, кто действительно изменил жизнь… О них ни слова.

– Мы старались, – прошептал, съёжившись, Дэн. – Простите!

Воспользовавшись тем, что он смотрел в пол, Утенбаева приложила палец к своим губам, приказывая мне молчать. Я стиснул зубы.

Нет хуже спамера, чем скво! Со мной она проделала то же самое. Как же им это нравится! Я бы взбунтовался, если бы не понимал, что для Дэна это дополнительный шанс. Какой бы невыносимой спамершей ни была Туччи, она помогала ему.

– Я на тебя не обижаюсь, мой мальчик. Вы и не должны были их найти!

– Но они же были! – воскликнул Дэн. – Вы же сами только что сказали!

– И что? То, что они были, не означает, что о них можно так просто узнать. Вот Рэй мог, пока у него был администраторский допуск. Но он не искал. Он не задумывался о них. Он даже не понимал, что обязан им больше, чем всем остальным. Никто не понимает! И это – самое правильное.

Она сделала паузу – и продолжила именно в тот момент, когда Дэн открыл рот для очередного вопроса.

– Эти люди сделали так, что ты не понимаешь, что такое проституция. И твоя Кири не понимает. И даже мои дражайшие коллеги не хотят лишний раз думать об этом. Ты не найдёшь упоминания об этом ни в одной книжке, ни в одном фильме – нигде. Все упоминания об этой «профессии» помечены специальным допуском. На них не наткнёшься случайно, более того, если ты попытаешься найти эту информацию, я буду об этом знать. И директора других спецотделов. Мы узнаем и сразу возьмём в оборот, потому что интересоваться такой правдой считается ненормальным. Это тёмная сторона истории, о которой не рассказывают детям и которую не показывают взрослым. Только скво знают об этом и верхушка СПМ. А все остальные… все люди живут, даже не подозревая, что большую часть истории человечества обстоятельства, от которых тебя уже тошнит, были нормой. И мы сделаем всё, чтоб никто не узнал. Не нужно это знать. Знаешь, почему? Например, если намекнуть тебе, что ты партнёрствуешь со своей Кири только потому, что она скоро начнёт получать донорские бонусы…

Она не договорила – Дэн вскочил, постоял немного, сжимая кулаки и открывая рот, словно выброшенная на берег рыбка… Красный, вспотевший, с дрожащей челюстью – я видел, как он принимает решение: слушать и, главное, думать дальше и навсегда терять невинность или забыть этого разговор. Правда была такой ничтожной рядом с возможностью жить счастливо, не отвлекаясь на грязь! Приняв решение, он пулей вылетел из «гостиной» спецотдела.

– Какая красота! – Туччи подарила коллеге взгляд, полный любви. – Даже не досидел!

– Хорошо, что не досидел, – Утенбаева неспешно допила чай из своей чашки. – Если бы досидел, тебе нужно было бы беспокоиться.

– Ну, хоть с этим у него в порядке!

– Если у него с этим в порядке, у него и с остальным всё будет в порядке, – отмахнулась Утенбаева. – Не удивлюсь, если через пару-тройку лет он со своей Кири будет сдавать на родительство!

– И сдаст.

– Конечно, сдаст!

– Но не с первого раза, – уточнила Туччи.

– Что ж тут поделать! Не с первого. Может, и не со второго. Но всё равно справятся. Когда им надоест шляться.

– Простите, – перебил я, устав ждать, когда закончится их профессиональное воркование. – Я одного не понимаю – если эта информация настолько закрыта, если об этом знают только в спецотделе, почему я этого ожидал? Я же не знал, что это такое, до того, как начал учиться. Не знал, но я же как-то понимал, что это такое, если я думал, что это сделают со мной!

Они синхронно повернули ко мне головы.

– Я что, заново изобрёл проституцию? – потрясённо спросил я, впервые признаваясь в этом – впервые осознавая это. – Как?!

– Как-то, – Туччи покрутила чашку – и допила остатки. – Знаешь, я очень рада, что ты это заметил. Хоть что-то…

– А вы знаете, как я это смог?

– Знаю, конечно! И знаю, почему. Но ты сам должен в этом разобраться. И пока не разберёшься, мы тебя отсюда не выпустим!

Губы

Если Вильма Туччи рассчитывала, что я немедленно кинусь рыть землю в поисках ответа, она серьёзно просчиталась. Морковка «вернём, как было» не имела смысла: я знал, что как было, уже не будет никогда. То, что я узнал, почувствовал и испытал после перевода в спецотдел (особенно в первые дни), многое изменило в моём отношении к Администрации и в целом к понятию «долга». Меня больше не расстраивала потеря статуса и смена профессии. По размышлении, даже первый ФИЛД не был настолько важным атрибутом, чтобы снова играть в детектива. И быть помощником Главы Станции, которая распоряжалась мной как роботом и при этом упрекала за отношение к себе, как к роботу!

Спецотдел был гораздо интересней. Совсем другие проблемы, абсолютно другие люди. Например, Молли.

– Он такой милый, ты не представляешь! Такой… Такой… А какие у него губы – такая линия, ты бы видел! И в уголках такие ма-аленькие морщинки – всё, как я люблю! Смотрела бы часами… И говорить не нужно – просто смотреть!

Молли одарила меня сладкой улыбкой, и я улыбнулся в ответ, любуясь тем, как преображается её круглое курносое личико, когда она рассказывала о возлюбленном. Преисполненная искреннего счастья, она была как маленькое солнышко – сияла, бескорыстно делясь радостью.

– А как ему, что ты глаз с него не сводишь?

– Ну, ты же понимаешь… Я не могу прямо так взять и… Я же не щёлкаю и не знакомлюсь… А он всё понимает! И понимает, что я понимаю, кто он и что у него! Что я рада за него! И ничего не требую взамен… Ему не жалко, что я смотрю. Я же не могу ничего поделать!

Он был в партнёрстве – её новая пассия. С Молли пересёкся в лифте – остальное, как говорится, дело техники.

Совсем недавно он сдал на родителя, и теперь ходил на курсы ухода за младенцем со своей подругой, что однозначно ставило их выше в социальном плане. Это полностью устраивало Молли: смотреть снизу вверх, восхищаться и не иметь ни малейшего шанса. «Мой случай», как она это называла, и если печалилась, то не всерьёз. Печаль входила в ритуал. Её случай, её игра: любовь с первого взгляда, одержимость, длящаяся не дольше 15 дней, а потом рассыпающаяся в угли, из которых вырастала следующая страсть, такая же пылкая и скоротечная.

Отношения первой степени она предпочитала заводить с теми, кого знала хорошо – и кто был доступен ограниченное время.

– А его супруга ничего? Её это всё не огорчает?

– Надеюсь, не очень, – вздохнула Молли, накручивая на палец тёмно-русый локон. – Я ей черкнула на аль. Так, осторожно, как надо, чтобы не… Ну, ты понимаешь, чтобы не обидеть. После того, как она меня заметила. Написала, что у неё очень милый партнёр. Что я на него поглазею, пока это всё не пройдёт. Что это пройдёт, не нужно переживать!

– И?..

– Она ответила, что тоже на него глазеет!

Мы оба рассмеялись.

– Ну, тогда за тебя можно не волноваться!

– А что за меня волноваться? Я знаю, как надо. Я же не какая-то… Как эти! – с жаром воскликнула она. – Я не буду… я не собираюсь вредить! Я не хочу, чтобы ему или ей стало плохо из-за меня!

Печально знаменитая троица с Ядвигой во главе являлась регулярной темой для наших бесед. Молли негодовала – и особенно по поводу сталкерства с такой целью. То есть без любви. Без искренности.

Сама-то она сталкерила регулярно, и потому возможность сравнения с Ядвигой заранее её возмущала. Хотя, как мне было известно, никому и в голову не приходило приводить эту параллель! Тут Молли справлялась сама.

Впрочем, в первый раз она в меня влюбилась именно по фотографиям, сделанным в бассейне – по тем самым слащавым портретам, которые, к моему немалому облегчению, были убраны из общей сети после суда. Но они успели дойти до своей «целевой аудитории». То есть до Молли.

«Жутко втрескалась», как она это называла. Актёры и спортсмены были второй категорией претендентов на её большое горячее сердце, и влюбиться в фотографию было для неё совсем не сложно. Она даже начала подумывать о том, чтобы увидеть меня «вживую», но остыла… А потом столкнулась со мной в гостиной спецотдела – и вновь «сошла с ума». Но мы справились с этим – я в формате «испытательного срока», она в режиме «условно доступный партнёр», что было для неё непривычно: селебритис никогда ещё не входили в её жизнь, и сокращение расстояние нарушало правила. Впрочем, как бы близко я не находился, о серьёзных отношениях можно было не беспокоиться.

Я многое узнал о «сексе» после общения с Молли. О сексе, женщинах и том, что заключается в работе скво. Например, влюбчивая Молли нуждалась в регулярной поддержке, но отслеживать своё поведение уже научилась. Правило «не навреди» срабатывало для неё дважды: сначала на подъёме, когда волна несла её, и можно было только корректироваться своё поведение, и потом – на приступах самоедства, когда уверенность, что она никого не обидела, давало ей силы для нового примирения с собой.

В итоге мы стали хорошими друзьями. Ну, и «напарниками», конечно: так в секс-отделе называли связку из постоянного клиента и скво. Моей квалификации здесь вполне хватало.

На «Тильду» Молли прибыла в 185-м году – то есть входила в группу «проблемных» переселенцев. Я специально спросил у неё о времени, но довольно быстро эта информация перестала что-либо значить. Более того, я уже не хотел расследовать заговор. Пусть Бос старается – это её профессия, в конце концов!

А меня сделали спамером-скво. И моей профессией было оберегать тех, кто особенно раним. Что стало бы с Молли, если бы всё выплыло наружу, и таких, как она, начали обозначать как «бракованных чужаков»? Как бы она жила дальше, если бы оказалось, что её переезд на «Тильду» был запланирован – и что её подтолкнули к принятию решения, используя данные о её привычках и реакциях, полученные, в том числе, и от спамеров? Скорее всего, она бы перестала доверять спецотделу и вообще СПМ – и осталась бы без поддержки. И сразу свалилась бы в колею отвержения самой себя – туда, откуда её в своё время вытащила Утенбаева.

И кому бы от этого полегчало?

Я думал об этом, пока смотрел на неё, слушая рассказ о замечательных губах будущего отца, который нечаянно оказался вблизи – как раз тогда, когда она находилась на этапе поисков «об кого бы ещё разбить своё сердце». Любовь Молли была очищена от ненависти, зависти или отчаяния. Дополнительный источник энергии – вот чем в итоге стало это чувство.

«Интересно, а как было это раньше? Как жили люди с таким же характером и склонностями?»

– О, нет…

Жизнерадостное щебетание смолкло, и в следующей фразе звучал холод. И готовность к конфликту.

– Что она здесь делает? – зашептала она. – Она к тебе? Рэй, она к тебе!!

Я поставил чашку на столешницу, обернулся – и тут же угодил под взгляд гостьи спецотдела. Она и вправду явилась ко мне – улыбнулась, кивнула.

– Добрый день, Ядвига!

Молли даже не нашла в себе силы поздороваться – смотрела исподлобья, не скрывая враждебности.

– Добрый день! – поздоровалась женщина, которая совсем недавно хотела отключить меня – именно об этом я вспомнил в первую очередь, когда её увидел.

Я сидел, она стояла рядом, и ей достаточно было протянуть руку…

«Почему я думаю об этом? О кнопке?»

– Мне нужно поговорить с тобой, – Ядвига повернулась к Молли. – Вы позволите? Всего пара слов – и я тут же уйду.

– Хорошо, – моя «напарница» медленно поднялась. – Рэй, я тут рядом посижу. Рядом.

– Спасибо, – кивнул я ей. – Так мне будет спокойней.

Она смущённо улыбнулась – и с довольным видом заняла диванчик у стены.

– Значит, ты меня теперь боишься?

Относив «ржавь», Ядвига снова перекрасилась в бирюзовый, вернулась к дизайнерским комбо, и, судя по плашкам, всё также работала на внутреннем производстве. Но теперь была одна – значит, это всё, чего мы добились? Изолировать её от тех, на кого она могла повлиять?

Я бросил взгляд на потолок – Утенбаева должна наблюдать за мной. Ну, значит, волноваться не о чем: она наверху, Молли рядом.

– Конечно, боюсь, – согласился я. – Ты не забыла, как собиралась мне отомстить? Я помню.

– А, это… – Ядвига снисходительно рассмеялась.

Она была во сто крат красивее, грациознее, изящнее Молли, была лучше одета и вообще производила впечатление. И мне очень хотелось прекратить наш разговор и не видеть её больше никогда. Вообще забыть о её существовании.

– Откуда ты знаешь, что я собиралась это сделать? – спросила она.

Камилл предложил ей выбрать напиток, но она отказалась даже от воды.

– Я не могу знать, что ты собиралась или не собиралась делать, – ответил я, стараясь сохранять непроницаемое выражение лица. – Я знаю, что ты делала. Ты пыталась нажать на кнопку. Мне это не нравится.

– Ты очень впечатлительный, – фыркнула она. – Принимаешь всё всерьёз…

– Зачем ты здесь?

Она пожала плечами, рассеяно осматривая окружающую обстановку: столики, часть которых была скрыта звуконепроницаемыми полупрозрачными ширмами, потолок, украшенный «лепкой», за которой скрывались глаза и уши камилл, стену, показывающую изящный сад с цветущими кустарниками и подстриженными газонами.

– Зачем ты пришла?

– Я думала, скво рады всем, – Ядвига обиженно надула губки. – А ты мне совсем не рад!

– Ты должна пройти предварительное диагностирование, – ответил я. – И потом тебе назначат программу…

– Я не хочу программу, – перебила она. – Я хочу тебя.

– А я не хочу, – отозвался я. – Тебя. Во всех смыслах.

– Я уже относила «ржавь», – напомнила Ядвига. – Меня надо простить!

– Я простил. Тебя записать? На какое время?

Столешница, внимательно ловящая каждое моё слово, показала расписание.

– Не надо, – Ядвига поднялась, обернулась к напряжённой Молли. – Не трясись ты так! Он твой! Я ухожу.

– До свидания, – я подарил ей дежурную улыбку. – Спецотдел Соцмониторинга Западного Сектора «Тильды-1» всегда открыт для вас!

– Прекрасно!

Ядвига отошла на пару шагов, и вдруг вернулась и наклонилась надо мной, положив ладонь сзади на шею.

– Бип! Би-и-ип! Бип! Би-и-ип! Бип! Би-и-ип! Бип! – запищал проснувшийся предохранитель.

Предсказуемо, ожидаемо, банально – ещё пара таких «бипов», и я буду всерьёз желать, чтобы угрозу выполнили. Всё лучше, чем терпеть эту пытку!

Краем глаза я заметил, как Молли вскочила с диванчика. А ещё камилл опустил манипулятор с зажатым импульсным шприцом – прямо над головой Ядвиги. И прицелился ей в шею.

– Ты опять делаешь это понарошку? – поинтересовался я, глядя её в лицо.

– Конечно, – Ядвига растянула губы в издевательской гримасе. – Я не собираюсь тебя отключать. Хотя могу! Но что это даст? От меня уже отсаживаются. И показывают пальцем. Что изменится, если я прикончу тебя?

– Зачем ты пришла? – повторил я свой вопрос.

Молли оценила готовность камилла, и облегчённо опустилась на мягкие подушки. Впрочем, глаза у неё продолжали гореть недобрым. Теперь она не просто «смотрела новости». Как непосредственный участник, она получила право внести свой вклад в ситуацию. Например, закрыть для Ядвиги возможность перевестись в Проект Терраформирования. Для Молли – лаборанта-директора и по совместительству эксперта по биозащите – это не составило бы труда.

Но знала ли Ядвига об этом? Задумывались ли она о таких перспективах?

– Думаю, ты должен об этом знать. А так, – Ядвига указала взглядом на свою ладонь, – ты будешь слушать внимательно… Так вот, меня недавно перевели в ваш Западный. Временно. В ночную смену. На приборный. Там мало кто работает, и мало кто ходит по коридорам ночью, особенно у Лифтовой. Никого нет. Почти. И вот я увидела то, чего там не должно быть. Несколько раз, случайно. Первый раз решила, что мне показалось. Потом – опять. Пыталась догнать – не получилось. Но я точно видела! Она замолчала, как прокручивала в памяти тот особенный момент.

– Мне не верят, конечно! Я же носила «ржавь»! Я же посмела обидеть того самого из семьи Нортонсонов! Никто не верит тому, что я видела.

Ядвига сделал паузу, но я молчал.

– Хочешь узнать, что я такого видела?

– Нет, не хочу, – отозвался я. – Я же сказал. Я не хочу тебя видеть, не хочу разговаривать с тобой.

– Почему?

Я закатил глаза.

– Из-за этого, конечно, – она презрительно усмехнулась. – Ну, конечно! Боишься умереть!

– Конечно, боюсь.

– Зря!

– Ты можешь уйти? Пожалуйста! – попросил я.

– Ты не заявил на меня в прошлый раз, – задумчиво проговорила она, как будто не слышала. – Грозился, но не заявил. А теперь – заявишь?

– Что ты видела? – вымученно спросил я – если уж она хотела привлечь моё внимание, пусть получит!

– Костюм, какой должно быть у тебя. Как у «ашек». И знак на груди и на спине. Я видела андроида А-класса. И это была девушка!

– Зачем мне это знать?

– Затем, что меня переводят из Западного. Я больше не буду здесь работать.

– Понятно.

Она убрала руку, отступила.

– Рэй, я точно её видела!

– Будьте добры, пройдёмте с нами!

Доктор Утенбаева не стала миндальничать – обратилась в Отдел Безопасности. Знакомые серые комбо окружили Ядвигу. Их было трое – явно слишком много для одной «преступницы», и она иронично улыбнулась, оценив степень внимания к своей персоне.

Камилла со шприцом Ядвига не успела заметить – он исчез, как только прибыли сотрудники ОБ.

– Всё, всё, я ухожу, расслабьтесь!

– Пройдёмте с нами!

Они не прикасались к ней – просто окружили, загораживая от меня и от Молли. Я заметил отвращение на их лицах. Для Отдела Безопасности она навсегда останется «той самой»…

– Рэй, она там! – сказала на прощания Ядвига – и зашагала к выходу из гостиной.

Парочки за столиками – те, кто отключил свои ширмы, – настороженно следили за ней.

– Ты как? – Молли присела передо мной на корточки, заботливо погладила по руке.

За её негодованием я ощутил скромную радость: она не такая. Она никогда бы не смогла так!

– Бедный! Это было ужасно! Представляю, каково тебе!

Я кивнул, соглашаясь, но не стал уточнять, что самое ужасное было не в кнопке, а в настойчивом желании общаться наперекор желанию собеседника, навязывать свою волю, заставлять слушать… Прямое насилие, которым она открыто наслаждалась. Как будто Ядвига была пришельцем из прошлого, просочившимся в наш мир наперекор законам бытия.