Текст книги "Выше головы! (CИ)"

Автор книги: Расселл Д. Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 74 страниц)

Клевета

Пропускная способность Лифтовой зоны учитывала гипотетическую эвакуацию, поэтому проходов к лифтам было пара десятков, и вели они напрямую. Тот относительно узкий коридор, которым я пользовался, вёл в блоки бессемейных граждан и считался резервным. Откуда Ирвин узнал, что это мой любимый маршрут? Неужели следил?

Я мог развернуться – и пойти другой дорогой. И если в силе я уступал ему, то в скорости вполне мог справиться. Другое дело, что убегать и прятаться – это временно решение проблемы…

– Добрый вечер, спокойной ночи, – пробормотал я, проходя мимо.

Надежда, что всё обойдётся, была очень слабой, но вдруг!

Не получилось: Ирвин быстро отъехал назад и выставил руки, загородив проход.

Все руки. Вторая пара рук выглядела грозно – больше похоже на рабочие манипуляторы.

– Я отказываюсь от интервью, – быстро заявил я, отходя на безопасное расстояние: мало ли что придёт ему в голову!

– Никакого интервью, – процедил Ирвин сквозь зубы.

Наверное, раньше он так смотрел на какой-нибудь сложный астероид: с готовностью идти до конца, без жалости к себе и сострадания к противнику.

– Тогда пропусти, – я нервно усмехнулся, смущённый самой необходимостью просить это: в самом деле, одной Ядвиги достаточно!

И я так слишком часто размышлял о жизни в докосмическую эру, чтобы ещё и в реальности сталкиваться с привычками оттуда. Что он собирался делать со мной? Применять силу?

– Дай пройти!

– Дам, – кивнул он, насупившись. – Когда разберусь, что здесь происходит. Когда всё выясню… Ты ведь с ней сейчас был, а?

Наверное, даже камилл бы смог прочитать в моём взгляде, что я думал об этой идиотской ситуации и самом безумном из всех возможных вопросов… Но не Ирвин. Он не хотел ничего выяснять – он уже знал.

– С кем был? – переспросил я, чтобы потянуть время.

– С камрадом Кетаки, – он еле слышно произнёс её имя – как будто боялся потревожить.

– Мы уже не друзья. Ты не в курсе, что я на испытательном? – ехидно поинтересовался я. – А ещё журналист!

– Да, я журналист. Так просто меня не обдурить! Я вижу, как вы оба делаете вид, что чужие, и это ссора, – фыркнул он. – Ловко, ничего не скажешь! Нужно очень внимательно смотреть, чтобы увидеть, что творится на самом деле!

– Ты бредишь, – сказал я. – Ты ведь влюблён в неё?

Он покраснел, а потом румянец сменился багровыми пятнами. Прошло несколько минут, прежде чем Ирвин восставил дыхание.

– Я видел, как вы оба заходили в лифт. Камрад Туччи прикрывала…

«Значит, следил».

– У вас отношения, да? – спросил он – и сам себе ответил. – Да. Да! И вся эта муть с испытательным сроком и этим переводом – просто прикрытие! Чтоб никто ничего не подумал!

Я смутился, услышав его выводы, и чтобы замаскировать это, сам пошёл в атаку:

– О чём вообще речь? Отношения с Главой?! Как это вообще может быть? Или обвиняешь меня в нарушении обязательств?! У меня отношения первой степени с камрадом Жигиной. И только с ней. Я ни с кем не совмещаю! Я не предупреждал её о том, что собираюсь совмещать! Ты в этом меня обвиняешь? Что я нарушил обещание?

«Пусть догадается, что дело не только в нас троих! Что это не какой-то там любовный треугольник, и лучше закрыть эту тему сразу!»

Но журналиста не смутило вовлечение других людей. И тот факт, что я состоял в отношениях с другой женщиной, и это были отношения 1+1, его вообще не волновал. Он уже знал, что на самом деле. Не переспоришь.

– Ну, да, обвиняю, – Ирвин широко ухмыльнулся, показывая аккуратный ряд новых зубов. – Ты врал ей, ты врал всем, и тайно встречался со своим руководителем! И ради этого она устроила твой перевод. Ты даже переехал подальше от неё, чтоб не заподозрили! Как тебе такой сюжет? А это сюжет! Отличный сюжет для ньюса! Сенсация!

Мой альтер проснулся. Я опустил взгляд – так и есть! Легка на помине. «Как не вовремя!»

– Это она? – хищно сощурился Ирвин. – Так поздно? Что там – пожелание «спокойной ночи» милому дружочку Рэю?

– Ты рехнулся, – устало вздохнул я, отключая альтер: сначала журналист, потом начальница – проблемы надо решать по мере поступления.

Он рассмеялся – почувствовал близкую победу.

– У меня достаточно фактов, чтобы никто не мог обвинить меня в клевете! И это будет очень громкое дело! Дело против зарвавшегося новичка, который решил использовать удобный рычажок! Кстати, а зачем тебя отправили в скво? – вдруг спросил он. – Или ты сам? Чтобы подучиться?

– Ты рехнулся.

– Я это уже слушал! – он придвинулся чуть ближе. – А?! Я тебя предупреждал! Я просил оставить её в покое! – его глаза горели, а лицо настолько исказилось, что уже не было похоже на человеческое. – Сидел бы себе в Западном с камрадом Бос!

Ещё ближе – и мне пришлось отступить. Может, и в самом деле – удрать? Но он ведь выпустит этот проклятый ньюс! Всё испортит, разоблачитель! И вся операция полетит к чёрту! И никакое преступление тут уже не поможет! И у меня не будет настоящего рычага, чтобы потребовать перевода ребят…

– Знаю я про вашу сладкую парочку! – продолжал Ирвин. – Это ведь Бос подкинула ту дичь с заговором?! А ты купился! Да ещё и начал распространять! И ведь молчал, ни полслова, ни намёка, что это было её идея! Что, ты с ней тоже? А, герой?!

«Он совсем взбесился», – я был в отчаянии. Мы всё предусмотрели, кроме Ирвина. Надо было сразу сказать, что он «приглядывает» за Главой, чтобы заранее обезопаситься. А теперь он стал настоящим врагом. А с таким врагом вряд ли что получится – не о преступлении надо будет думать, а о том, чтобы спасти свою репутацию.

– Ты думал, ко всем подлизался?! Всё предусмотрел? Я выведу тебя на чистую воду! Ты у меня попляшешь!! – всё больше расходился Ирвин.

Я уже знал, что надо делать, поэтому внимательно посмотрел вверх, оценивая высоту потолка. Высоковато… Тогда я принялся наблюдать за нервными движениями спаренных рук. «Кто ему сделал такое?» Но не это было важно, а то, что Ирвин Прайс редко ими пользовался. Может быть, вообще первый или второй раз за всё время.

Если внимательно приглядеться, становилось понятно, что он не очень хорошо умел координировать движения своих конечностей. Для управления нижней парой рук нужны регулярные тренировки. А «нога» была одна, и она вполне годилась, чтобы перемещаться в пространстве. Но вот, например, в баскетболе ему было бы сложнее блокировать противников.

Я справлялся даже там, где были две ноги и цепкие натренированные руки, поэтому был уверен, что получится. Тем более что дистанция между нами сократилась: Ирвин, сам того не осознавая, сближался, а вот я не спешил отступать.

Посередине фразы (журналист увлечённо рассказывал, как мне будет плохо, когда все узнают, какой я на самом деле) я сделал резкий рывок и обманное движение, что прохожу справа. Он перегруппировался, приготовившись ловить меня, но я резко завернул влево – и он едва успел развернуться, оставив «окно» справа от себя. Будь у него две ноги, он бы перекрыл это пространство… Но я успел проскочить ему за спину.

Дальнейшее было делом удачи – и умения просчитывать чужой ход мыслей. Как я и рассчитывал, Ирвин развернулся на сто восемьдесят градусов, будучи уверенным, что я попытаюсь удрать. У него было несколько секунд, чтобы схватить меня, и он бы этим непременно воспользовался. Вот только я не собирался покидать «поле битвы». Вновь проскользнув ему за спину, я подсунул пальцы под платформу – плоскую, поскольку мы стояли на ровной поверхности – и, напрягшись, перевернул журналиста.

Конструкция его тела была достаточно устойчивой, поэтому мне пришлось постараться. В какой-то момент я решил, что ничего не выйдет! Но нет: покачнувшись, он всё-таки упал. На живот. Вернее на подставленные «вторые» руки, которые весьма ловко амортизировали падение. Сразу стало понятно, для чего они на самом деле нужны: удержать тело, если он вдруг свалится. И быстро поднять – не прошло и минуты, как журналист снова был в вертикальном положении, глядя на меня с удивлением и даже некоторым ужасом.

– Ты понимаешь, что ты сейчас сделал? – его голос дрожал – Ирвин явно не ожидал, что события пойдут таким образом.

– Оцените ситуацию! Оцените ситуацию! Подозрение на опасность второго уровня, – проснулся коридорный камилл.

Здесь я тоже не ошибся: всё произошло так быстро, что ИскИн не успел самостоятельно сделать нужный вывод. К тому же я сразу отошёл, не делая никаких движений в сторону противника.

«Интересно, а как бы И'сы отреагировал на такое?» – меланхолично подумал я.

– Отбой. Угрозы нет, – ответил Ирвин и повторил, словно убеждая самого себя:

– Угрозы нет.

Я стоял, опершись плечом о стену, и внимательно смотрел на него.

– Ты понимаешь, что ты сейчас сделал? Дурак, ты… Ты понимаешь, кто я? – он больше не угрожал – напротив, как будто умолял.

– Сотрудник службы Персонального Сервиса, подотдел общественного информирования, – ответил я. – Независимый журналист Ирвин Прайс.

Он покачал головой, отказываясь верить в происходящее.

– Ты понимаешь, что тебе сделают за нападение на меня?

Я кивнул:

– Как минимум ТФ, как максимум – навсегда.

Мы не упоминали кнопку. Если честно, в тот момент я вообще забыл про неё!

– И, по-твоему, я должен молчать об этом?

– Нет, ты должен пойти и заявить. Логос всё записал, – я кинул взгляд наверх. – По требованию всё достанут. Это нападение, даже не просто хулиганство. И повод есть. Мотив, – я с удовольствием произнёс это слово.

Потом добавил, стараясь, чтобы это звучало всерьёз.

– А если ты продолжишь угрожать мне, я нападу на тебя снова. Так что иди – заявляй! И меня уберут со станции. Подальше от… Ну, ты понимаешь!

Он сложил «вторые» руки, поправил комбо и отъехал, стараясь не упускать меня из виду.

– Это ты рехнулся!

Я ничего ему не ответил. Он постоял немного, а потом покатил к лифтам. А я пошёл к себе спать.

Нападение на журналиста – это не шутки! И как я сразу об этом не подумал? «Вот Нортонсон порадуется! Ирвин вечно доставал его!» – эта мысль придала мне уверенности, и помогла пригасить чувство тревоги, которой возникло сразу после нападения.

Нападение на человека – именно то, чего я хотел избежать… Нехорошо было применять силу, да ещё и против калеки! Но Ирвин не пострадал – разве что комбо помялось. И он мне тоже угрожал! Он тоже был готов применить силу! Вернее, он загородил проход. И я мог уйти. Но не ушёл.

Зато теперь я точно попаду под суд. Пусть моя смена давно закончилась, но нападение на журналиста, да ещё калеку, будет стоить очень дорого! Леди Кетаки будет довольна, что всё так удачно сложилось.

Вспомнив о начальнице, я проверил альтер. В списке висел непринятый звонок. И сообщение:

[Операция «Р-П-546» отменяется в связи с непредвиденными обстоятельствами. Вся активность должна быть заморожена. Рэй, позвони мне!]

Сообщение пришло до того, как я совершил своё преступление.

Последнее интервью – 3

– Ты ведь многим был ему обязан?

– Да. И не я один, если уж по-честному!

Саласар хмыкнул, но промолчал.

– Ну, правда, между вами ведь не всё было гладко, да? Он стал твоим конкурентом, отнял всё славу…

– Не всю.

Трудно было решить, что он чувствовал: очки закрывали половину лица, и вообще он был скуп на эмоции. Но судя по пальцам, постукивающим по лысому черепу, он вновь был в замешательстве. И мне стало интересно.

Я примерно догадывался, почему в своё время Ирвин Прайс стал журналистом, а не профэкспертом. Власть тут была не при чём. Всё дело было в женщине, с которой он прилетел на «Тильду-1» на одном корабле. Короткое путешествие – скорее всего, они перекинулись парой слов, но он мог наблюдать за ней.

Он – заслуженный шахтёр, герой труда. Живая легенда, у которой всё позади. Она – политик на подъёме, администратор с большими перспективами. Очень разные люди, ничего общего. И как часто бывает, там, где нет рациональных мотивов, возникают мотивы нерациональные. Они провели вместе несколько часов, но ему хватило этого времени, чтобы пересмотреть приоритеты.

Конечно, не сразу он понял, чего хочет. Двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят лет назад он мог был строить планы и всерьёз на что-то рассчитывать. Но когда тебе за сто, на некоторые варианты лучше не закладываться – так он думал. А потом произошёл тот несчастный случай. Не первый в его карьере, но, по всей видимости, значимый. И в итоге он выбрал профессию, которая позволила защищать, оказывать мелкие услуги, проводить именно ту информационную политику, которая меньше всего ударит по Главе.

Помощник, который всегда рядом… Он не рассчитывал на большее – разница в возрасте, да и физическое состояние не предполагало какой-либо романтики. Ему вполне хватало того, что он полезен для неё. Но всё это работало, пока она была одна. Стоило раскладу поменяться, и он ощутил беспокойство, усугублённое пониманием, что он сыграл не последнюю роль в моей социализации.

Но как на него смотрели другие? Как на самом деле относились тильдийцы к этому странному получеловеку? Даже до «Кальвиса»?

– Я всегда уважал его за опыт и те заслуги, которое… которыми… – несмотря на то, что я не стал расспрашивать дальше, Саласар посчитал себя обязанным высказаться насчёт Ирвина. – Он был великим человеком!

– Был… – эхом откликнулся я. – Но он ведь был не самым приятным человеком? И кажется, гордился этим! Я знал его гораздо меньше, чем ты, но я успел это понять.

– Потому что его не волновало мнение о его персоне! Он целиком всего себя посвящал работе, и не боялся последствий!

Заученные слова! Я их уже слышал: в передаче, которую Цзайчжи Саласар подготовил в память о своём коллеге.

– Вот уж точно, последствий он не боялся, – поддакнул я. – А ты?

Он вновь промолчал. Разговор явно был ему неприятен, но он не знал, как реагировать. Как правильно реагировать. В придачу ко всему, он был всерьёз огорчён. Впрочем, ничего странного. Весь Восточный сектор скорбел по Ирвину Прайсу. Прошло меньше недели с его смерти, и я был уверен, что его не скоро забудут.

– Ты, я так погляжу, не очень расстроен! – заметил Саласар, надеясь, если не вывести разговор на нужную дорожку, так хотя бы «наказать» меня за неудобные вопросы.

– Мне его жаль, – отозвался я. – Но благодарить его за то, что он говорил обо мне только хорошее… Это был его профессиональный выбор. Он выбрал такой настрой, подобрал именно такой материал, хотя не знал меня! Он просто делал свою работу. Мне кажется, это оскорбит его память, если я зациклюсь на благодарности!

Саласар не сразу переварил мои слова. Он не был согласен с такой позицией, но всё-таки решил, что это достойное завершение разговора об Ирвине Прайсе. Пора было переходить к самому главному – тому, ради чего затевалось это интервью.

Впервые в жизни он брал интервью у приговорённого к смерти. Впервые в этом столетии – если по-честному. Впервые за Космическую эру. И ему нужно было вытащить из меня всё, потому что второго шанса не предвиделось.

Хулиганство

На мой сбивчивый рассказ о насильственном действии в отношении представителя независимого подотдела общественного информирования Глава Станции отреагировала спокойно – как будто ожидала чего-то в этом роде. Коротко бросила:

– Сиди у себя, никуда не выходи, ни с кем не разговаривай, – и отключилась.

Мне было несложно выполнить её приказ: после того, как спала эйфория, я осознал, что натворил. И тогда меня поглотила такая жуткая депрессия, что хоть лекарства выписывай!

Безусловно, нападение на журналиста давало гарантированный результат. Если считать результатом безвозвратную ссылку в ТФ. Но у меня почему-то вылетело из головы, что, вне зависимости от результатов, по мне оценивают андроидов А-класса – и одной строчки про насилие, чем бы оно ни было оправдано, достаточно для крайне неприятных выводов.

«Чем я думал?! На что рассчитывал?!»

Даже если расценивать это как хулиганство, получается нехорошо, ведь для любого искусственного разума способность различать пользу и вред – ключевой показатель вменяемости. Возня с Нортонсоном в бассейне ещё могла быть оправдана заботой о Фьюре, но то, как я обошёлся с Ирвином Прайсом, было непростительно. Хуже того, я не мог даже прикрыться экспериментом, потому что, во-первых, не предупредил заранее координаторов, во-вторых – что главное – эксперимент «Р-П-546» был официально закрыт до того, как я начал действовать.

Кажется, впервые в жизни я ощутил мучительное чувство сожаления, когда сначала делаешь недопустимое, понимаешь, как это было неправильно, хочешь вернуть – но это невозможно. И всё равно хочешь переиграть всё заново. Фактически, я предал ребят – вот что было страшно! Если один андроид А-класса может такое, то и остальные способны, а значит, мы не отличаемся от «бэшек».

И значит, позволено всё, не только «кнопка»…

Я не мог ни с кем поделиться своей бедой. Я не имел права просто прогуляться, или поплавать, или сыграть с соседями – в общем, хоть чем-нибудь занять себя, чтобы не думать о содеянном.

Понятно, что Леди Кетаки замнёт эту проблему. Она умела влиять на людей, а уж к Ирвину Прайсу точно бы подобрала ключик! Но как быть с фактом того, что я сделал?! Как мне жить с ним дальше и разговаривать с другими людьми, зная, на что я способен?

Всё воскресенье я бродил из угла в угол, время от времени объясняя встревоженному комнатному камиллу, что со мной всё в порядке: «Ничего не надо, спасибо, отстань». Он во второй раз переезжал вслед за мной и, кажется, успел привыкнуть к привычкам беспокойного жильца. Поэтому отставал – чтобы через пару часов снова спросить о моём самочувствии. Камиллы – они такие. Они помнят, как важно заботиться и помогать. Поэтому они и не предали людей, в отличие от… Ну, теперь и в отличии от «ашек» тоже.

Вечером пришло долгожданное: [Ничего не было, расслабься, забудь].

Я не стал уточнять, чего касалось это «ничего не было» – так и не поданного заявления о нападении на журналиста или вообще моего поступка. Всё обошлось, и я был настолько рад, что решил не требовать объяснений для отменённого (или замороженного?) эксперимента. Что бы ни произошло, что бы ни повлияло на решение Леди Кетаки, но мне следует держаться за имидж примерного сотрудника и не делать ничего сверх разрешённого. К счастью, это глупая история наконец-то закончилось.

Утром я отправился на совещание – начиналась новая учебная четверть, а заодно и третий квартал. Итоги были подведены в прошедшую пятницу – надо работать дальше.

Для Администрации, чья ключевая задача «Сделать так чтоб всё работало, и при этом все были уверены, что работает само», начало каждого временного отрезка, будь то неделя, месяц, квартал и год, означало поиск слабостей – потенциальных проблем, к которым надо заранее готовиться. Глобальный план производства и распределения был утверждён ещё в начале календарного года. Но корректировки вносились регулярно – из расчёта текущей ситуации. К примеру, профессиональная и возрастная «сетка» новоприбывших тильдийцев потребовала ускорить строительство ещё одного купола на планете (на «Тильду» перевелось неожиданно много тэферов полевых специальностей). Кроме того, в Северном секторе сделали разбивку третьего класса младшей школы и пятого – в средней.

Каждая служба выполняла свою часть работ, но там, где они соприкасались и конфликтовали, требовалось участие Администрации. Формально хватило бы логоса, но подчиняться решению ИскИнов никто не хотел – даже до «Кальвиса» это казалось чрезмерной слабостью. Машины и так делали слишком много! Да и не машинам решать, например, как упорядочить работу Внешней Защиты и астрогеологов: то, что Дозорные воспринимали как угрозу, шахтёры нередко считали подходящей добычей. Также требовалось перераспределить операторов Внутреннего Производства в пользу лабораторий Проекта Терраформировния: недавно открытый купол нуждался в новых материалах, а теперь и следующий был на подходе…

Окунувшись с головой в текущие дела, я наконец-то избавился от тяжести, давящей на сердце. Никто не спешил меня арестовывать, да и слухов про «тайную связь» Главы Станции и опального андроида не было – значит, угроза выпустить скандальный ньюс про нас двоих осталась угрозой.

Я был прикреплён к подотделу, контролирующему Службу Досуга и Профессиональный Сервис, поэтому в основном просто слушал: все сколько-нибудь значимые события проходили по выходным и в конце кварталов, а так как по прошедшему фестивалю нареканий не было, можно было расслабиться. Единственное «слабое место», как мне сообщил перед заседанием директор подотдела Освальдо Цан, это претензии от тех, чьи выступления или соревнования совпали с самыми популярными мероприятиями. Например, с мудзюре-болом. Каждый раз кто-нибудь оставлял жалобу на несправедливое расписание… Но в этот раз обошлось.

Сначала мы обсуждали успехи распределения новичков: с марта прошло достаточно времени, чтобы подводить окончательные итоги. Место жилья, работы, хобби, состояние здоровья и личные пожелания – каждая СубПортация становилась проверкой для Администрации, потому что именно переселенцы нуждались в опеке. Не случайно выборы проходили в промежуток между «сеансами связи». Каждую жизнь надлежало включить в общий план и проследить за периодом адаптации. Пятьсот двадцать взрослых, не считая детей (и андроида А-класса), – одной ошибки или небрежности было достаточно, чтобы потом, на выборах, поставить под сомнение способности руководства.

В конце первой части совещания Глава Станции лично поблагодарила всех, кто помогал с ассимиляцией. В мою сторону она старательно не смотрела.

В обед прошло неформальное обсуждение перспектив следующего фестиваля. В нашем подотделе было всего три человека, а предусмотреть надо было все нюансы, ведь каждая группа в Профсервисе была уверена, что они – самые главные, и поэтому им нужно лучшее время и место. Всплыла проблема с соперничеством: киноклуб разделился на «старый» и «новый» – и, чтобы доказать свою состоятельность, каждый снимал свой фильм. Следовало решить, что делать по итогам – «победившей дружбой» тут не обойтись, ведь среди новоприбывших оказалась пара весьма популярных личностей, и на компромисс никто не согласится.

– Может, отправить победителей на планету? – предложил Освальдо – и тут же замахал ладонью. – Шучу, шучу! Они нас за такое без хлеба слопают…

– А хорошая идея, – улыбнулся я, подумав о подозрениях Главы: «Что, если я отправлюсь в составе клуба и потихоньку проведу нужное расследование?»

– Ты понимаешь, что говоришь? – нахмурился директор, но я продолжал гнуть свою линию – наполовину в шутку, наполовину всерьёз:

– Зато смогут доказать свой профессионализм! Настоящим артистам трудности только в радость!

Какое-то время мы лениво препирались, доедая десерт, как вдруг Зелёная столовая затихла – вся разом, как будто выключили звук. Одни замолчали, получив сообщение по альтеру, остальные – уловив перемену настроения у более осведомлённых собеседников и ожидая объяснения. Долго ждать не пришлось: вместо спокойного джаза включился канал новостей от Инфоцентра.

Искусственный голос – подчёркнуто нечеловеческий и беспристрастный – сообщил, что сегодня, в понедельник, 3 сентября 191 года, в 13:11 по общестанционному времени, в процессе сложной медицинской операции в возрасте 135 лет скончался сотрудник подотдела общественного информирования службы Персонального Сервиса независимый журналист и заслуженный геологоразведчик, герой труда Ирвин Прайс.

– Причина смерти – остановка сердца, вызванная искусственным сном во время предоперационной диагностики.

– Уфф… – выдохнул Освальдо. – Сколько? Сто тридцать пять ему было? И весь вдоль и поперёк переоперированный. «Шесть процентов правды»… Что ж он на стол-то полез? Доживал бы так!

Я поискал взглядом Главу Станции, но она была скрыта спинами администраторов, спешно подошедшими к ней для инструктажа – смерть независимого журналиста, даже естественная, не могла пройти незамеченной. Тем более такой известный человек!

Подробности сообщил доктор Арман Вулич – ведущий хирург сектора. Ни с того ни с сего Ирвин решил вернуть себе «обычный» человеческий облик. Прогнозы были неутешительными: выбор, сделанный 7 лет назад, был не просто выбором тела. Ирвин сознательно отказался от возможности провести стандартный комплекс операций и предпочёл старую технологию, которая использовалась до матричного клонирования. Причины не узнает теперь никто.

Так или иначе, он имел право передумать. Вряд ли это было замаскированный уход – камрад Вулич отдельно отметил, что Ирвин надеялся на благополучный исход.

Но почему он решил «переиграть»? Почему внезапно передумал и попытался начать всё заново? Лишь два человека на станции знали, что это было отнюдь не «внезапно».

Исправляя мою ошибку, Леди Кетаки подарила Ирвину надежду, что «что-то может быть». Вряд ли осознанно – скорее всего, просто показала, что он для неё не просто соратник. Выразила «особую признательность», поблагодарила за «понимание»… Может быть, поцеловала в щёку – как близкого друга, не более! Она понятия не имела, как он на это отреагирует и какое решение примет. «А если бы знала – поступила бы иначе?»

Первый порыв – переговорить с ней – быстро прошёл. Мне нечего было сказать, разве что объяснить, что она не виновата. Если, конечно, она чувствовала вину. Журналист имел полное право отказать ей! Более того, он должен был! Он мог поставить профессиональный долг выше личных чувств, и пойти на конфликт с Главой. Для независимого журналиста это было нормально. Но он выбрал надежду. Он ведь никогда не признавался ей. Он хотел сначала стать обычным человеком, а потом уже…

– Надо будет разобрать его материалы, – вздохнул Освальдо, отвлекая меня от печальных размышлений. – И займусь этим я. Паскаль, на тебе Цзайчжи Саласар. Постарайся донести до него, что конкуренция кончилась, пусть пересмотрит свою программу. Рэй, ты займёшься кружком журналистики. Ребята будут что-то готовить – помоги им связаться с шахтёрами, чтоб смогли нормально взять интервью. Посмотри, что там с таймингом – чтобы все, кто хорошо знал Прайса, могли в удобное время вернуться на станцию…

Я едва успел заметить, что Леди Кетаки покидает столовую. На меня она по-прежнему не смотрела.

«Значит, так это закончится?» – я вновь ощутил давящее чувство неправильности. «А может быть, она догадывалась о влюбленности Ирвина? Наверняка догадывалась! Не она, так Туччи. Она знала, как он на неё смотрит! Знала, поэтому использовала его чувства. И теперь считает себя виноватой. Потому что вина, как не крути, на ней: если бы не этот проклятый эксперимент, ничего бы и не было. Я бы никогда не решился напасть на журналиста. И ей не пришлось бы прибегать к нечестным аргументам, чтобы не допустить суда надо мной».

Она виновата. И я тоже. Потому что я тоже сделал выбор, к которому меня никто не принуждал.