Текст книги "Выше головы! (CИ)"

Автор книги: Расселл Д. Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 74 страниц)

Уши

Ужасно, но выбора у меня не оставалось, как ни посмотри. Ирвин был единственной кандидатурой: журналист нечеловеческих силовых возможностей и с глубоким погружением в тему. Если бы неизвестный… неизвестная «ашка» попыталась убежать (или напасть на меня – откуда мне знать, что у неё в голове!), он смог бы справиться. И он бы не заробел. Скорее, наоборот! Что касается знаний об андроидах А-класса, то тут и говорить нечего.

В общем, когда я понял, что не могу расследовать ради себя одного, что всё серьёзно и требуется содействие общественности, и решил взять с собой свидетеля, у Ирвина не нашлось конкурентов. И самое удивительное, он без вопросов согласился. Хотя я не стал объяснять, что это за дело, почему у лифтов и так поздно, ограничился туманным «тебе надо это видеть». Он кивнул и сказал: «Хорошо», – хотя мог и заартачиться. Но он доверял мне! Или почуял тему. То есть я так думал, пока не обнаружилось, что он опять обвёл меня вокруг пальца, как котёнка.

Ирвин Прайс, действительно, согласился отправиться за полночь, непонятно зачем, в дальний Западный сектор. Он оказал мне такую большую услугу – а взамен ожидал эквивалентную услугу от меня. Точнее, информацию. Но сообщил об этом уже в Лифтовой зоне: мол, либо ты сейчас, дорогой дружочек Рэй, ответишь на любые мои вопросы, либо я поеду обратно спать.

– Я ничего не знаю, – пробормотал я, на секунду выглядывая в коридор, где вчера проходил искусственная женщина, которой не могло быть.

Но она была.

– Что там? – он попытался выехать, но я преградил ему путь.

– Не надо! Останься на месте!

– Останусь. Если ответишь на мои вопросы! – и он придвинулся на сантиметр, ухмыляясь.

Ещё сантиметра три – и разница в наших весовых категориях станет очевидной. Вообще, Ирвину не нужна была кнопка, чтобы разобраться со мной: он мог задушить меня голыми руками. Впрочем, этой способностью его наделили именно потому, что ни секунды не сомневались в его самоконтроле…

Но все разумные доводы испарились, когда я увидел, как расправилась вторая пара его рук. Теперь он был похож на огромное хищное насекомое.

– Я же говорю, что ничего не знаю!

– Это позволь мне решать!

– Ладно, спрашивай! – согласился я, придвигаясь на полшажка.

Ирвина позабавило это героическое упорство: усмехнувшись, он сложил запасные руки и отъехал ближе к лифтам. И теперь из коридора нельзя бы увидеть, что мы здесь. А вот услышать – вполне. Ничего себе засада!

– Только давай шёпотом, – предложил я, понижая голос. – Не против?

Журналист кивнул, но в его понимании я удостоверился только после того, как он сам зашептал. И вот тогда уже мне пришлось взять себя в руки и постараться не повысить голос, потому что первый вопрос звучал так:

– Ты вступал в сексуальные отношения первой или второй степени с Лидией Кетаки?

Отдышавшись и мысленно наградив Ирвина Прайса первым местом в списке «Ужасно Невыносимых Людей» (даже выше Вильмы Туччи и Эрис Утенбаевой), я ответил:

– Это не твоё дело.

– Тогда я поехал, – Ирвин развернулся, как будто только ждал этого, и двери послушно распахнулись.

Когда гусеницы его «тела» пересекли линию безопасности на площадке, я сдался.

– Нет. Не вступал.

Он тут же развернулся и позволил лифту закрыться.

Я должен был догадаться, что к этому придёт – когда он послушно кивал на моё предложение, не делая никаких попыток выяснить, кого мы будем поджидать ночью у лифтов! Я сам вручил ему рычаги управления – сам организовал ситуацию, в которой у него будут преимущества. Почему же я не подумал, что он воспользуется? Решил, что ему ничего от меня не надо – теперь? Но он не Елена Бос! Он старше, мудрее и любопытнее. И бессовестнее: выбрал самую щекотливую тему, а я в таком положении, что надо отвечать, иначе всё будет зря!

– Нет? – переспросил он с таким видом, как будто я мог запамятовать, что что-то такое было.

– Нет.

– Почему?

– Потому что не было… – я запнулся.

– Чего?

Впившись в меня взглядом, он как клещами вытаскивал ответ – и тут же требовал следующего.

– Желания.

– У тебя или у неё?

Мне опять захотелось что-нибудь сделать с ним или с собой. Нортонсон был прав! Как же он был прав, выдавая характеристику на Ирвина Прайса! «Человек, который пользуется своим положением калеки, чтобы задавать вопросы, которые никогда не рискнёт задать здоровый человек», – так и есть!

– Я ничего не знаю про её чувства, – прошептал я. – Но у меня таких мыслей или желаний в отношении её не возникало.

– А чего ты так смущаешься-то? Ты же скво!

– А ты – нет, – напомнил я.

– Я журналист, – усмехнулся Ирвин. – Это хуже!

– Да уж… – пробормотал я. – Ещё вопросы?

– Всегда! – он засунул толстый правый мизинец в ухо – ненормально маленькое для его несуразной башки – покрутил там, как будто прочищал от застрявших ответов. – А скажи мне, дружочек Рэй, если бы она предложила – что бы ты делал?

– А можно выбрать другую тему? – нервно поинтересовался я, чтобы потянуть время.

– Нельзя. Отвечай!

– Я не знаю! – воскликнул я, с трудом удерживаясь от того, чтобы опять посмотреть за угол.

«Может, правда, пусть убирается? А то спугнём. Справлюсь как-нибудь сам! А то вообще ничего не получится!»

– Рэй, вы же в одном блоке спали, – его голос звучал ровно и даже как-то печально. – Вдвоём. Не у одного меня такие мыслишки заводились. И мне-то не щекотно – я её давно знаю, и знаю хорошо. Но выглядело это не так чтобы очень. Тебе не приходило в голову, что она имеет планы на тебя?

– Оно хотела меня защитить, – прошептал я.

– Что-что? – переспросил он, и его бугристое лицо внезапно стало очень злым.

– Она хотела меня защитить, – повторил я.

– От кого? – Ирвин сморщился, как от кислятины. – Мне-то про это не пой! «Защитить!» От кого? И как? Прикрыть своим телом?

– Не надо, – я отвернулся, чтобы скрыть смущение.

Я был абсолютно неподготовлен к такому разговору. Даже не думал никогда об этом. Всё было, как было, и она иногда заходила ко мне вечером или утром. А иногда – нет. Но мы просто беседовали, ничего больше! Я не замечал ничего такого! Или просто не хотел видеть?

– После «бэшек» на станции полно свободных консультантов, – продолжал журналист. – И занимались бы они твоей защитой двадцать четыре часа… Вволю. Не отвлекаясь на что-то ещё. Если бы дело было в защите.

– Зачем ты мне это говоришь? – спросил я, перестав злиться на Ирвина. – Зачем – теперь? А не тогда?..

– Потому что ты сейчас скво, – просто ответил он. – Можешь понять, о чём я. Можешь же, да? А, я вижу! Можешь! И понимаешь! Надеюсь, понимаешь также, что я не ради тебя тут пляшу!

– Понимаю, – кивнул я.

– Будь ты просто инженером, врачом, да хоть монтажником – да я только за! Помощник – хуже. Легко перепутать с работой. Но ты не просто помощник. Ты, – он запнулся, подбирая слова, – ты особенный, дружочек Рэй. С начала такой был, я постарался. Ну, уж точно не обычный тильдиец. Заметный, слишком заметный… С тобой просто не получится!

– То есть это может помешать её политической карьере? – уточнил я. – Стать препятствием?

– Легко! – отозвался он. – Удобный повод для тех, кто готов копать. И кто может. Так что держись осторожнее, повнимательнее, в общем… Так. Вообще.

– Что ещё посоветуешь?

– Останься здесь. Не возвращайся в Восточный! Тебе разве здесь плохо? Не лезь в её жизнь. Не начинай опять! И не позволяй ей лезть в твою. Будьте порознь!

– А ты, значит, хочешь, чтоб она осталась? – продолжал я, не в силах сдержаться, да и не видя смысла. – На этом посту? Без проблем?

Ирвин был моей единственной кандидатурой не только на ловлю загадочной «ашки» женского пола. В первую очередь я планировал использовать его для раскрытия того самого заговора, из-за которого меня перебросили из Администрации в СПМ. Только я хотел фактов подсобрать. И ещё обдумать всё как следует. Как-нибудь потом. Чтобы выложить перед ним все доказательства – и запустить его, как ракету, против людей, которые пренебрегли самыми важными принципами нашей жизни…

А он сам – один из них. «Понятно, почему он стал журналистом! Влияние!»

– Значит, ты очень рад, что именно она – Глава Станции, – усмехнулся я. – Ну, конечно же! Как же иначе!

Ирвин нахмурился:

– Ты о чём?

– Всё о том же! О том, как хорошо, что именно она всем тут заправляет!

– А с чего тебе не нравится?

– Мне? – я усмехнулся. – С чего? Я здесь только потому, что здесь был Просперо Мид. А он здесь был потому же, почему и остальные особо одарённые. Понятно, кому говорить «спасибо», кто всё устроил!

Он молчал и не двигался – только следил за мной взглядом.

– Можешь не волноваться – я не вернусь.

Опершись спиной о простенок между лифтами, я пригладил волосы, с силой нажимая на кожу черепа, и давящее чувство «я в ловушке, выхода нет» снова охватило меня. С кем я собрался сражаться? Со всем миром? Со всем человечеством?!

– Я не смогу вернуться, Ирвин. Даже если захочу! Она не позволит мне. Любовь это у неё, симпатия или ещё что, но как только я сказал, что знаю про заговор, она тут же вышвырнула меня.

– Что ты ей сказал? – свистящим шёпотом переспросил Ирвин. – Заговор?! Какой ещё заговор?

– Это правда, – я вздохнул. – Она позволила превратить «Тильду» в свалку для проблемных и недолеченных граждан. Они валом сюда пошли после того, как она стала Главой. Пока меня не лишили статуса, я успел кое-что проверить. Слишком большой процент. Слишком заметно, если вглядеться. Поэтому меня и перевели в секс-отдел…

– Лучше бы тебя перевели в мусорщики, – прошипел Ирвин. – Пинцетом гайки собирать! Без скафандра!

Лифт проглотил его, и через полминуты я остался в полном одиночестве.

Странная тема, которую внезапно поднял Ирвин. Странная реакция на мои слова. Странно это всё… Определённо, я потерял ещё одного сторонника! Впрочем, и обрёл я его, не прилагая особых усилий, так что стоит ли горевать? Ясно же, что Ирвин «дружил» со мной только ради информации! Или надо бояться негативных передач про мою персону? Но худшее, что можно было сделать, уже произошло: обо мне вообще перестали говорить!

С другой стороны, кто мой настоящий сторонник? Юки? Только она навестила меня «в изгнании», и ещё Дэн (Туччи не в счёт). Остальные как будто и забыли, что я вообще существую. Откуда мне знать – возможно, люди, расположение которых я завоевал в Западном секторе, точно также забудут обо мне, стоит мне исчезнуть из поля зрения! Сколько ни старайся, мне не стать даже «почти человеком». Никогда!

– Я чужой здесь, – прошептал я, всё также стоя возле лифтов и уставившись в светло-салатовые гладкие плиты пола, похожие на один огромный лист. – Чужой. Навечно чужой!

– Нет. Не чужой. Не для меня, – возразил мне негромкий, но твёрдый голос.

Подняв взгляд, я сначала увидел вырвиглазный комбо, потом – предупреждающий знак, а затем уже лицо. Обычное женское лицо. Хорошенькое. С тёмными японскими глазами и светлой, как будто светящейся кожей. В обрамлении чёрных вьющихся волос, завязанных в небрежный узел.

Передо мной стоял андроид А-класса, и пол у него был, определённо, женский.

Спина

Рассказывали, что на «Сальвадоре» каждому рабочему в личное пользование бесплатно предоставлялся свой секс-андроид. Пол, цвет кожи и волос – на выбор. Можно было даже гермафродита заказать! Неотличимые от людей, и при этом без изъянов типа бородавок или запаха изо рта. Понятливые, послушные, способные выполнить любое пожелание и научить чему-нибудь новенькому! Мечта, а не игрушки!

К тому моменту, когда недостроенный, но уже действующий «Сальвадор» запустили на орбиту, такие модели уже были в свободной продаже, но, разумеется, далеко не каждый мог позволить себе подобное «удовольствие». Дорого. Да и качество далеко не всегда соответствовало ожиданиям, поэтому, вопреки прогнозам, проституция никуда не делась – просто стала удовольствием для очень бедных и для очень богатых.

«Личные секс-андроиды» котировались даже выше, чем бесплатная медицинская помощь или гарантированная работа. Потому что это разом решало все проблемы и, главное, вполне соответствовало рассказам о «станции будущего», где все счастливы и имеют всё, что захочется.

«Красавцы и красавицы на любой вкус!»

«Днём потрудился – вечером расслабился!»

«Никакого силикона – только чистый биопластик!»

И так далее.

Многие верили.

Многим вообще это казалось логичным и единственно возможным: а как ещё награждать за тяжёлый и опасный труд?! Если прогресс позволяет, этим надо воспользоваться! А разговоры про «зловещую долину» или синдром объективизации – это всё глупости, выдуманные яйцеголовыми учёными, чтобы помешать нормальным честным людям получить свою законную порцию удовольствия!

Разговоры про это действительно шли – и что секс-андроиды под любой вкус, и что всё позволено, потому что ничего не запрещено. Слухи были запущены Службой Социального Мониторинга, которая уже тогда не сильно отличалась от своего теперешнего состояния, особенно в области «нехорошо пошутить». Особенно над теми, кого они считали – не без основания – своими врагами.

Впрочем, это не совсем точное слово. Не «враги» – скорее, «потенциальные вредители», опасные, если не отнестись к ним всерьёз. Рядовые земляне, которые намеревались пролезть в светлое будущее с парой грязных фантазий за пазухой и букетом мерзких привычек, спрятанных под лозунгами о равенстве и братстве.

«Мерзкими», разумеется, эти привычки выглядели из 191 года К.э. В прошлом это было «само собой», «всёнормально» и «все так делают – чем я хуже?» И подчас было невозможно объяснить, что насилие не становится менее отвратительным на том основании, что к нему прибегают все десять миллиардов.

Они бы страшно удивились, если бы узнали, как всё было на самом деле! Но они не могли узнать – СПМ проверял строже медиков и имел решающее слово. Спамерам ничего не стоило сказать окончательное «нет» образованному и здоровому мужчине или женщине, которая всего-то лишь считала естественным наличие такой услуги как сексуальные отношения первой степени. Или образованной и здоровой женщине или мужчине, который был готов предоставить своё тело тому, кто даст большую цену. Спецотдела как такового тогда ещё не было, но это не мешало выискивать гниль – и вычищать.

Всегда можно было подрезать на проверке так, чтобы кандидат сам понимал, что не справился – бывает! Это считалось целесообразным. Не перевоспитывать же!

Спамеры не считали, что кого-то можно перевоспитать: взрослый человек мог сам себя переделать, если бы захотел. Те, кто захотели, те, кто смогли – они и строили «Сальвадор». А их потомки его заселили – люди, родившиеся и выросшие в окружении тех, кто считал любое насилие, принуждение и унижение неприемлемыми.

Космическая эра началась до нулевого года – иначе и быть не могло. Просто в нулевом не было смысла ждать: будущее к тому моменту уже наступило.

Тогда задача стояла гораздо шире экологических или экономических преобразований: создать общество, которое будет свободно от старых болезней. В то время как одни специалисты решали, как лучше защититься от космического излучения и преодолеть последствия нарушенной силы тяжести, а другие – разрабатывали систему учёта и правила голосования, спамеры пытались нейтрализовать силу, которая могла буквально разорвать станцию изнутри. И носителем этого разрушительного начала был каждый человек. Стоило идее насилия дать ростки – не важно, в чём и где – и самые совершенные технологии не смогли бы помочь.

Станция должна была стать домом, а не тюрьмой. Хватало того, что у этого дома нет альтернативы! Плюс тысячи опасностей открытого космоса – постоянный риск, вынуждающий носить безопасные комбо и регулярно тренироваться, готовясь к аварии или эвакуации. Если же допустить конфликты внутри…

Конечно, невозможно было объяснить это людям, которые не видели дальше кончика своего носа – и хорошо, если носа! Земляне прошлой эпохи считали свои желания определяющими и отмахивались от предупреждений. И они во многом были правы: для жизни в условиях перенаселения, в нескончаемой войне всех со всеми, секс-андроиды были таким же спасением, как, например, наркотические вещества, позволяющие получить нужный результат с отсроченными последствиями. Пусть в итоге удовольствие будет стоить во много раз дороже своей реальной цены, но зато оно будет получено сразу. А что до синдромов, то кому до этого было дело? Если даже приём опиатов был узаконен! Уже доподлинно было известно, что привычка общаться с послушными ИскИнами рано или поздно перекидывалась на общение с людьми, но ведь многие люди и без ИскИнов видели в окружающих только инструменты…

Всё это было нормой в то время. Это было нормой даже тогда, когда строился «Сальвадор». Мерзость, которая считалась приемлемой, воспроизводилась и в тот год, когда первая станция перешла на полностью автономное существование. Люди отмахивались от сообщений о станции, называли её «утопией». Бок о бок, параллельно, существовало два человечества. А потом осталось только одно, и жалкие кучки упрямцев, цепляющихся за традиции, годились разве что в качестве примера, да и то подготовленным спамерам, способным их изучать…

Никто не знает, как относились к людям те предтечи имитов, которые использовались для секса. Это использование подарило богатейший материал разработчикам и, разумеется, терапевтам. Но для людей «Сальвадора» эта старая земная привычка была настолько же отвратительна, как и для первых логосов, так что и оснований для конфликта не нашлось. И может быть, много лет спустя, «бэшки» не получили поддержку от ИскИнов именно потому, что логосы и камиллы хранили память об основах нового общества. Они отлично знали, что всё зародилось из желания закончить древнюю игру в хозяина и раба – во всех её воплощениях.

Космическая эпоха сформировала свой алгоритм реализации желаний. Слепое удовлетворение стало анахронизмом, и не важно, в чём оно выражалось – в пользовании другими людьми, или ресурсами, или обществом. Это был глобальный, ключевой принцип отношений между собой и окружающим миром. Формула, из которой убрали насилие как норму – и начали формировать новые правила сосуществования, где для всего было своё имя и своя цена.

Этому учили с самого детства. Это выражалось во всём – и в любви, и в работе, и в политической жизни, и в отдыхе. Я получил эти нормы дважды: с фальшивой протопамятью и потом, во время обучения. Мне неоткуда было узнать о другом образе жизни, разве что из историй о прошлом, но они было отцензурированы до блеска, так что большая часть «привычного зла» осталась за кадром. И я просто не представлял, как всё было на самом деле.

Почему же я решил, что ко мне будут относиться иначе? Почему готовился к использованию моего тела и моего сознания даже тогда, когда никто не делал ни малейшей попытки заставить меня?! Я ведь всерьёз был уверен, что так и будет! Я полностью поверил Леди Кетаки, хотя она шутила – и была уверена, что я пойму, как это смешно! Но я поверил. Из-за кнопки? Я нервничал и психовал из-за этого, но, в самом деле, не настолько же!

Тут было что-то другое, что изменило меня в эту сторону и заставило принять такое положение вещей. Может быть, это участие в деле о маньяке – когда я воочию убедился, что Администрация может и позволяет себе лгать. Или заговор, по итогам которого на станцию переселился Просперо Мид и прочие трудные граждане на «Тильде». Или мысли о том, что меня обманывали с самого начала, с самого первого глотка воздуха и даже раньше.

На самом деле ничему нельзя было доверять. Ничему и никому. Даже себе.

Ключицы

Стук подошв, дыхание товарищей по команде, мяч, за которым надо неотрывно следить, и двигаться, двигаться, двигаться, и не думать ни о чём-то другом, кроме игры, – я часто читал, что «спорт лечит», но в этот раз он оказался панацеей. Не знаю, чтобы со мной было без утренней тренировки!

После ночных приключений я не мог спать. Я не мог есть. Я просто не знал, куда себя девать и что с собой делать! Уж точно не идти в спецотдел. Определённо, я был не способен заниматься чьими-либо чувствами – со своими бы разобраться!

Утенбаева отпустила без расспросов. Молчаливые ремонтники оказали как нельзя кстати.

Никогда ещё мне не было так. Я даже не смог бы подобрать слова, чтобы объяснить своё состояние… Разочарование? Облегчение? Досада?

В первые дни работы в спецотделе – именно работы, а не просто присутствия – я обнаружил, что ничего не знаю о чувствах окружающих людей. И дело не в том, чтобы предугадывать их. Я осознал, что это – одна из стихий, с которой ничего нельзя поделать. Есть силы, которые даже выше тех, кто их породил.

«Надо смириться. Нечего и думать о том, чтобы управлять этим цунами!»

Поначалу, когда я смотрел на «романтичные снимки», сделанные «поклонницами», я считал, что меня там нет. Есть оболочка, есть внешность, есть определённые места (например, ключицы), куда им нравилось смотреть. Но меня там не было. Как будто я исчезал из реальности – оставалась только оболочка.

«Интересно, камрад Кетаки тоже видела меня таким?»

В действительности это был именно я. Это всё, что у меня было, и это всё, чем я был. Поступки и внешность. Нельзя было разделить, невозможно было заставить окружающих оценивать меня через глубину моих душевных страданий. В ключицах было больше меня, чем в воспоминаниях, потому что воспоминаний никто не видел. Мой богатый внутренний мир оставался не более чем активностью нейронов. А вот то, что созерцали другие люди… А главное, как они поступали.

«Какие выводы они сделали из увиденного и прочувствованного… Вот она, стихия!»

Глава Станции, например, сначала поселила меня в своём блоке, чтобы всегда иметь под рукой и перед глазами. Может быть, когда она лежала в постели, ей было приятно думать, что я совсем рядом, за стенкой. Может быть, ей это помогало получить удовлетворение.

Бидди Жигина, чтобы обрести иллюзию нашего «единения», как она это называла, надевала комбинезон андроидов А-класса и так ходила на работу. Воображала, что она – андроид, что у неё есть кнопка, и нет прав. Что касается окружающих, то они делали вид, что всё в порядке.

…Представив это, я с такой силой бросил мяч, что он отрикошетив от обода корзины, улетел на самый верх трибун, а дедушка Ким присвистнул – то ли от восторга, то ли от досады.

Опершись о колени, я склонился, чтобы отдышаться – и скрыть покрасневшее лицо. И десяти часов не прошло с той встречи у лифтов, а меня продолжало потряхивать.

«А ещё я в нём иногда сплю», – добавила Бидди, зардевшись. В тот момент я с благодарностью вспомнил уроки доктора Утенбаевой и практику в спецотделе: если бы не навыки скво, я бы сказал что-нибудь неправильное. И наверняка бы травмировал её психику какой-нибудь резкостью. Но после многочисленных признаний и девичьих слёз подобные глупости заставили меня разве что скрипнуть зубами.

Впрочем, первые десять минут я был твёрдо уверен, что она – «ашка». Я до того свыкся с предстоящим разоблачением, до того уверился, что мне наврали, и на самом деле всё не так, что банальная правда казалась абсолютно недостоверной.

Просто девушка? Просто влюблённая? Просто нацепившая комбо?! Да хватит уже, сколько можно!

Я даже проверил её затылок. Кнопки не было, но это ничего не означало. Я был готов поверить во что угодно. Я не верил ничему. Её могли обойти с этой «операцией». Если они пренебрегли запретом на искусственных женщин, что им мешало наплевать на требования безопасности?!

Тогда-то, пока я аккуратно ощупывал её волосы сзади, она и поняла, что происходит, как это всё выглядит со стороны – для меня. Что я вижу, кем её считаю, что думаю по этому поводу… Она страшно смутилась! Лобик скукожился, уголки рта опустились книзу, и дрожащим голоском она попросила логоса показать фотографии, где она с братом.

Логос послушался, использовав в качестве экрана дверь лифта-вагона, который ночью был выключен.

Тут меня ждал второй сюрприз: представилась-то она сразу, но я, хоть и услышал фамилию, решил, что это «легенда». И никак не соотнёс милую, слегка пухлую девочку с фарфоровым личиком – и верзилу-центрфорварда из пригласившей меня команды!

Можно было бы заупрямиться, ведь снимки легко подделать! Всё можно подделать! Но я уже понял, что она просто человек. И не по фотографиям, где она «висела» на плечах своего добродушно ухмыляющегося толстогубого братца – по тому, как она смотрела на мой знак, прикрепленный к простому комбо. Ещё секунда и погладит…

Погладила – кончиками пальцев. Будто не веря, что я тут стою.

И всё стало на свои места. В реакциях влюблённых женщин я теперь разбирался! Лишь для проформы спросил, почему она не обратилась к Утенбаевой – и вообще не поступила так, как поступали другие. Ведь можно было и на приём записаться, и в студию походить…

Именно поэтому: не хотела быть как другие. Не хотела беспокоить меня. Не хотела злоупотреблять моей вежливостью и терпением.

– Они тебя все используют, – сказала она. – Я так не хочу!

Не хотела. Хотя могла увидеть, вместе попить чайку и поболтать. Пусть она вышла из подросткового возраста, Утенбаева наверняка бы отнеслась к её чувствам с пониманием… Но Бидди это не устраивало. Взамен она скопила бонусы, обратилась к знакомому модельеру – и получила желанный комбо. И обрела возможность «стать немножко андроидом».

– Теперь я как ты. Как будто мы стали родственниками…

…Я едва не пропустил передачу и даже споткнулся, вспоминая её признания – прозрачные, хрустальные, абсолютно невинные! Для неё антимаскировочный комбинезон значил совсем не то, что для меня, и предупреждающий знак был «просто знаком».

Она не знала про Чарли – мало кто на станции был в курсе этого. Она была уверена, что мне никто не причинит вреда, а значит, и смысла особого в таком одеянии нет. Просто такая своеобразная расцветка. Просто такой символ. А если так, то через этот символ можно установить связь.

Никак не получалось её винить! Я мог злиться только на себя – запутался в заговорах, заигрался. Жизнь оказалась проще и сложнее. Каждый справляется со своими жизненными «невозможностями» так, как может. Бидди носила спецкостюм адроидов А-класса. Не самый худший вариант, если вдуматься!

Если бы не Ядвига, я бы так ничего и не узнал, потому что Бидди была здесь своя в доску. Один её брат был строителем и баскетболистом, другой – ремонтником и футболистом, третий трудился инженером, одна сестра, заработав себе статус, улетела на планету, другая занялась воспитанием детишек. А родители были профэкспертами. Почти династия! Поэтому чудачества малышки Бидди окружающие принимали с пониманием. Хочет таскаться в комбо жутких цветов и «играть» в андороида? Пожалуйста! Как говорится, на здоровье. А когда чужачка с очень грязным прошлым начала поднимать бучу, все сделали вид, что ничего такого нет.

Бидди ходила так три месяца кряду. Начала лишь за пару дней до моего перевода в Западный сектор. Впрочем, то, что я стал ближе, не означало, что я приблизился. Напротив, стало ещё больнее. Пришлось выбирать маршруты, чтобы случайно не столкнуться.

– Хорошо, что у меня нет подруг, и никто про тебя не рассказывал! – подобное признание многое о ней раскрывало.

Добрая замкнутая девочка, которой было «очень жаль, что так получилось», и, разумеется, она «ничего не хотела». А вот её брат…

Не составило труда сложить два и два: другого объяснения тому, почему в команду пригласили малоопытного игрока, не находилось. Он хотел дать шанс сестре. И вряд ли она просила его об этом! Я был уверен, что не просила. Она даже не знала, что мы с Андрэ знакомы. Возможно, узнает сегодня: «Приходи к нам в зал – будет сюрприз!» И он обязательно добавит: «Только оденься по нормальному».

И что дальше? Заставить ведущего центрфорварда признаться в «умысле»? А потом уйти? И пусть выкручиваются, как умеют… Со мной или без меня они всё равно пролетят! Леон только выздоровел, Ганеша выбыл – им не на что рассчитывать!

Вот только если я уйду, это будет выглядеть так, как будто я не хочу быть среди проигравших. Если я уйду, это будет трусливым бегством. И во имя чего? Собственного ощущения правоты?

Я бросил мяч Андрэ – вместе с красноречивым взглядом.

– Что-то случилось? – переспросил он, но я лишь отрицательно покачал головой.

Лучше было отложить это до раздевалки, когда мы все, вымотанные после тренировочной игры и расслабленные после душа, неторопливо застёгивали комбо. Ребятам предстоял инструктаж и сон, мне – спецотдел. И девочки.

– Мы уже познакомились.

Я застал Андрэ врасплох, так что он по-детски растерялся, и – явно по привычке – обернулся к Францу Когоуту. Помощи просил…

– Мы познакомились, поэтому идея пригласить меня в команду и так свести, уже не сработает.

Он молчал – и лишь нервно крутил ручку своего шкафчика.

– Ты видишь, как я играю, – продолжал я. – Я тоже это вижу. Могу сравнить.

– Нечего тут сравнивать, – Леон подошёл к нам и убрал спортивные туфли в свою ячейку. – Опыта мало, зато силы…

– Дело не в силе, – перебил я.

– А в чём? – Ганеша Зотов задержался в спортивной секции, хотя должен был после тренировки отправиться в палату. – Что тут у нас? – и он подъехал в своём кресле ближе.

– У нас… – начал я, но Франц перебил меня.

– Рэй узнал, что Анда пригласил его из-за Бидди.

– Это была моя идея, – пробормотал смущённый великан.

– Мы все голосовали, – сказала Зотов. – Я не знал, кто и что на тебя имел.

– А что имел ты?

Медшлем искажал его лицо. И оно совсем не менялось – видимо, из-за последствий операции. Поэтому на мгновение мне показалось, что я разговариваю с «бэшкой».

Но это был человек.

– Ханна сказала, что ты крут, – признался он. – Она редко о ком так говорит!

«Опять сестра!» – вздохнув, подумал я.

– У меня тоже! – признался Отто.

– Сестра? – уточнил я.

– Брат. Я же тебе говорил! Ну, Ирма тоже… рекомендовала.

– Мы долго выбирали, – объяснил Зотов. – Целый час сидели!

– Хочешь уйти? – как бы случайно спросил Эрик, поигрывая мускулами – конечно же, не всерьёз.

– Хочу понять, зачем мне оставаться, – просто объяснил я. – Из-за сестёр или…

– А это что-то меняет? – Франц наклонился ко мне. – Нам нужен хотя бы ещё один человек. Вообще нам нужно два. А лучше три. Но и один – лучше, чем ничего!

– Даже с такими навыками…

– Да нормальные у тебя навыки, кончай стрематься! – фыркнул он. – Мы в таком положении, что я бы и за Рейнера голосовал, если бы он играл!

Я посмотрел на некрасивый нос плеймейкера, на его расплющенную переносицу – и как воочию увидел злобно-весёлую ухмылку знаменитого тэфера.

– Мы сначала Киу хотели пригласить, – сказал Леон. – Киа Медина – не слышал? Но она перевелась. А так бы взяли её…

– Она всё время ходит грустная, ну я же вижу, – невпопад пробормотал Андрэ. – И комбо этот! Что я могу сделать?..