Текст книги "Выше головы! (CИ)"

Автор книги: Расселл Д. Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 74 страниц)

Грудь

В свою первую ночную прогулку по станции – она же была первой ночью на «Тильде» – я был изрядно фрустрирован и вообще готовился к смерти. Разлука с привычным кругом, новые люди и обязанности, которые мне выдали «по умолчанию» – сейчас я понимал, что это всё можно было рассматривать как «испытание», и может быть, оно таковым и было.

Они провели эксперимент. Надо мной. С риском, что я сломаюсь. С риском для моей жизни (и без права выбора – те же строители сами решили, кем им быть). А потом обвинили меня в том, что я отношусь к себе как к бесправному механизму!

Слова Кетаки в который раз вызвали горькую усмешку – до чего же цинично упрекать меня в том, что я сам выбрал свою судьбу! Ну, да ладно. Андроид – значит андроид. Модель-натурщик, «аппарат для забрасывания мячиков в корзинку», объект для тренировки чувств… Зато я существенно поднялся вверх по эволюционной лестнице: в первую ночь на станции был приманкой для хищника – теперь же сам охотился на загадочного «ашку» женского пола.

Но Ядвига напутала, разумеется. Или соврала. Не было ашек-женщин. Не могло быть. Именно потому, что была ночь и всё остальное.

Один из ключевых принципов жизни на станциях состоял в том, чтобы поддерживать земной порядок, в мелочах и глобально. Тысячи деталей работали на это! Время, включая смену месяцев. Навык приготовления блюд, ровно как и привычка к «натуральной» пище. Медицина. Запрет на искусственные имплантаты. Даже счёт и чтение, не говоря уже про рисование! Люди не должны быть «прирастать» к технологиям, не должны были становиться абсолютными пользователями. Рано или поздно человечество займёт преображённые планеты, чтобы жить без коридоров и вечных потолков – и без опёки логосов.

Конечно, «Тильда-1» оставалась «временным жилищем» в масштабах человечества. Для многих поколений она была и будет постоянной средой обитания. Ещё не скоро на планете позволят родиться первому ребёнку, тем более речи не шло о переселении. Но мы продолжали играть по правилам Земли. Разве что продолжительность суток будет со временем корректироваться.

Именно поэтому эксперименты с искусственным вынашиванием были приостановлены ещё до «Сальвадора». Технологии облегчали нашу жизнь, однако была грань, за которой начиналась утрата человечности. А в финале ждал вопрос «Зачем вообще нужны люди, если всё, что они делают, может делать робот?» Не такая уж и отвлеченная проблема, если попробовать применить её к конкретным жизням – «бэшки» показали.

Поэтому мы продолжали заниматься тем, что вполне могли перепоручить машинам. И организовывали смену дня и ночи.

Но если не думать об этом, если не объяснять себе, можно забыть об условностях – поверить в абсолютную реальность ночной тьмы. В закоулках между Лифтовой зоной и приборным отделом Производства (где работала Ядвига Зив) я смог почувствовать то, что испытывали люди прошлого. Как бы они ни благоустраивали своё пространство, ночь оставалась опасной. Она была обителью смерти. Она была прежде света и дня – и будет после. Вечная ночь…

Отсутствие какого-либо движения нервировало, и я постоянно оглядывался. Еле слышный стрёкот датчиков КТРД был единственным звуком, который лишь подчёркивал тишину, и приглушенное освещение дополняло картину. Свет «болел» здесь той же чёрно-белой «икотой», что и в Восточном секторе, но в более слабой форме. Лишь пару раз я наблюдал приступ, навечно связанный для меня с кошмарной игрой Просперо Мида. Поэтому, даже полностью осознавая, что опасности нет, я всё равно вздрагивал и притормаживал перед поворотами и развилками. Как будто призрак убийцы поджидал меня там. Или призрак безногого робота.

Было два часа ночи – граница между вечерней и ночной сменами. Я уже выяснил, что операторы пользовались другими путями – только Ядвига ходила этой дорогой, потому что продолжала жить в Восточном блоке. Хотя могла временно переехать… Но не стала. Потому что теперь не получится начать с «чистого листа»? Или ей нравилось шокировать тех, кто был вынужден ехать вместе с ней?

Так или иначе, если она увидела кого-то или что-то – если вообще верить её словам – это должно было произойти именно здесь. Если она действительно видела…

– Логос, ты можешь проанализировать внешность людей, которые проходили в этом районе с часу до трёх ночи в конце июля – начале августа текущего года? – спросил я, остановившись возле справочного узла.

Вообще-то можно было общаться где угодно, но тут было надёжнее. Я так думал.

– Могу.

– Я имею право задать параметры поиска и получить результаты?

– Нет. Эти операции доступны только гражданам со вторым ФИЛДом категории «А». Ваш ФИЛД…

– Да-да, я знаю, ниже некуда, – перебил я его. – Извини за беспокойство!

В любом случае, попытаться стоило. Один шанс из миллиона! Зато теперь моя совесть будет спокойна.

– Этот знак есть не только у тебя!

Живой голос – в отличие от синтезированного, принадлежащего логосу. Молодой, звонкий, смешливый голосок. Камилл. Я не видел его, а значит, он представлял встроенную группу приборов – скорее всего, обслуживание вентиляции и стен.

– А у кого ещё? – поинтересовался я.

– Не только у тебя.

– Ты его видел? Того, у кого был такой знак? – я указал пальцем на свою грудь.

– Я видел знак.

Включилась ближайшая экранная панель – и показала статичный фрагмент записи: в самом деле, предупреждающий знак, размытый, но узнаваемый. Судя по всему, у камилла не было функций съёмки и записи, только датчики. Он был «невидимкой» – обслуживающим ИскИном, начинкой станции. Поэтому вместо видеозаписи – один кадр. Он мог вытащить его из камер логоса и сохранить в сети. Интересно, зачем?

– Да, как у меня, – согласился я. – Только комбо другой.

– Какой должен быть, – напомнил камилл. – Нам вводили постановление Совета Станции. Тебе разрешено носить обычную одежду.

– Я знаю, – кивнул я, продолжая внимательно рассматривать «улику».

Страшно знакомый предупреждающий знак, только расположен он был иначе – на другой поверхности. Более выпуклой. Как будто под комбо была женская грудь!

– Я заметил. Проверил. В это время ты был у себя. Спал, – продолжал камилл, чьё любопытство было, по меньшей мере, нестандартным.

Что он делал здесь с таким уровнем развития? Учился – или, напротив, тестировался после совершённых ошибок? Но я не стал спрашивать, чтобы не нарваться на очередное напоминание о моём статусе.

– Спасибо за информацию!

– Ты ищешь его? – не унимался мой неожиданный помощник.

– Ну, да, ищу.

– Расскажешь потом о результате?

Я рассмеялся. Он точно был выше по уровню, чем обычные «невидимки» – таким камиллам место на георазведчиках или тэферских вездеходах! Любопытный, сообразительный, общительный… Как и я, не на том месте, для которого был предназначен. Он был способен на нечто большее, чем опека дальнего коридора «Тильды». Но он не мог выбирать, где ему работать. Зато он умел находить себе развлечения.

– Обязательно! Обещаю. Приду и расскажу.

– Спасибо!

Я внимательно посмотрел на справочный узел, запоминая номер точки. З0-К-1414. Я мог связаться с ним из любого места. Однако я чувствовал, что прийти сюда будет правильнее. Более реально, чем общаться по общей сети.

Итак, Ядвига не наврала – насчёт этого можно было не беспокоиться. Но только насчёт этого.

Мой неведомый собрат – когда, как и зачем он прибыл на «Тильду»? Раньше меня? Нет, это вряд ли, иначе бы его давно сделали приманкой для убийцы. Значит, одновременно. То есть в один и тот же сеанс СубПортации. Может быть даже на одном корабле! Но он оставался в тени. Обо мне снимали передачи, брали интервью, за мной гонялись «поклонницы», так что у всех, включая меня самого, создалось ощущение, что я – единственный «ашка» на станции. Это, кстати, объясняло шумиху, организованную Ирвином.

Но был ещё один, другой. Кто он? Определённо, я знал, к чему он не относился – к 4-й группе 13-й модели. Тринадцатая модель оказалась самой удачной. Собственно, все другие остались на этапе моделирования, а воплотили только нас. И только четвёртая – из шести тестовых групп – оказалась наиболее… Как это называл Проф-Хофф? «Наиболее подходящей под заданные параметры нормы».

«А что остальные?» – спросил тогда я.

Разговор этот происходил вскоре после того, как мы озвучили результаты нашего расследования.

«Остальных больше нет», – ответил он. – «Они не справились».

Позже я вызнал, что была группа, в которой пошли другим путём – и записали им в память всю необходимую информацию. Обошлись без долгого периода восстановления, без спектакля. Но они показали себя крайне нестабильными, и в итоге погибли. Трое покончили с собой, остальные просто умерли. Как и все прочие. Кроме нас.

То есть это я так думал. Потому что верил, несмотря ни на что, Проф-Хоффу. Потому что хотел верить. А ведь он мог и соврать насчёт «остальных»! Они могли быть нестабильными, ну, и что с того? Поэтому их и заставляли носить комбо и не допускали к той работе, к какой допустили меня. Одного такого вполне могли прихватить на тот случай, если я вдруг не справляюсь с проблемой. А когда я справился, запихнули его в ночную смену с глаз долой подальше от меня.

Смешно звучит? Не смешнее той идеи, которую однажды высказал Чарли: «А вдруг мы такие же!»

Кому больше доверять – профессору, который начал со лжи и всегда ограничивался полуправдой, – или слишком любопытному камиллу в компании с психически неуравновешенной лгуньей, которая, однако, принесла мне новость о том, что я не один?..

Дойдя до конца коридора – до входа на территорию промзоны – я повернул назад и выбрал боковой проход. Он располагался параллельно центральному, и через каждый двенадцать метров соединятся с ним перпендикулярными коридорами. Так я мог следить сразу за двумя дорогами – если не забывал поворачивать голову, конечно. Но я забывал, поэтому, уловив боковым зрением какое-то движение, решил поначалу, что почудилось.

«Надо прибавить шаг», – подумал я, когда на следующем коридоре опять что-то заметил, но ничего не разглядел.

Ускорение не решило проблему – и я решительно вышел на центральную «улицу». И увидел удаляющуюся спину. Знаменитое сочетание красно-оранжевых, фиолетовых и жёлтых полос – и круглый знак. Предупреждающий знак.

От неожиданности у меня в горле пересохло, я не смог ничего прокричать – поэтому побежал, мучительно осознавая, как уходят драгоценные секунды. Не успел: «ашка» повернул направо, в Лифтовую зону. К тому моменту, когда я домчался туда, его уже не было.

Её. Хватит обманывать себя! Я видел волосы, собранные в пучок и надёжно прикрывающие предохранитель на затылке. Я видел профиль и грудь. Это была женщина. Андроид А-класс женского пола – то, чего не может быть.

Глаза

– Они тебя ещё не утомили?

– Кто?

– Девочки.

– А они должны?

– Я бы не удивился! Знаешь, к тебе проблематично записаться! Там настоящая очередь!

– Но ты же записался?

– Да, конечно.

– Или ты ждал каких-то особых условий?

– Нет, какое там, нет! Просто не предполагал, что заставят столько ждать.

– Если бы ты был девочкой, этого бы не было!

– Ха-ха! Отлично! Хорошая шутка! Знаешь, давно хотел спросить – у тебя бывают мальчики?

– У меня не бывает мальчиков, потому что я не настолько квалифицирован.

– То есть ты никому не нравишься? Из мальчиков?

– Судя по тебе, это не так.

– Я не мальчик! Давно уже… Нет, серьёзно. Бывают?

– Если и бывают, то не со мной. Говорю же, я не настолько квалифицирован. Доктор Утенбаева так решила.

– То есть ты не принимаешь? Даже если ты, как это у вас называется, «объект чувств»?

– У нас это называют немного иначе… Нет, принимает специалист соответствующей квалификации. И подготовки.

– То есть прямо сейчас, за одним из этих столиков, могут обсуждать тебя?

– Могут. Или тебя.

– Спасибо! Это лестно! Но у меня есть серьёзные сомнения насчёт моей популярности. С твоей она не сравнится!

– Завидуешь? Зря!

– Мы всегда завидуем тому, чего у нас нет и быть не может… Знаешь, когда я увидел тебя в первый раз, я подумал, что ты… Что у нас с тобой есть шанс. Было что-то в твоих глазах… Во взгляде.

– Ты мне про это уже говорил.

– В самом деле?

– Ты мне это каждый раз говоришь!

– Разве? И что ты мне ответил… в первый раз?

– Что мне неприятно тебя расстраивать, но меня – в общем – тянет только на женщин. А сейчас вообще ни на кого. Особенно сейчас.

– Даже так?

– Да. И не важно, что там в глазах…

– Знаешь, я слышал, что у скво большие проблемы с либидо! Из-за того, что вы слишком глубоко погружаетесь в эту сторону жизни. Это так? Не знаешь?

– Разве что у тех, кому очень не повезло с супервайзером.

– То есть у тебя всё в порядке?

– Да.

– Ты уверен? Ты проверял?

– Я не проверял. Не до того… Сейчас.

– А как было раньше? До «Тильды»? На «Дхавале»? Ты же там жил?

– Там всё было замечательно! Пока мне не вкрутили кнопку и не лишили надежды на приемлемый статус. Это, понимаешь ли, отвлекает от всего такого.

– То есть, можно сказать, ты создан для этого места? Привлекательный, обучаемый и при этом без лишних мыслей обо всём таком?

– Если не считать того, что меня создавали для другого. И обучали. А так, да – из администратора получился отличный хостесс! В общем-то, очень близкие профессии, если вдуматься. Родственные.

– Кто-кто? «Хостис»?

– Hostess. Меня тут продолжают посвящать в историю спецотдела. Была такая работа… раньше. Чтобы гостю было хорошо в ресторане или ещё где. Развлекали, улыбались… Раскручивали на выпивку.

– Прости, чем раскручивали?

– Забудь!

– То есть ты меня как бы развлекаешь?

– Типа того.

– Знаешь, это звучит ужасно! Я тогда не напрашивался – просто предложил. Ты вполне мог отказаться. Я же не вхожу в круг твоих обязанностей! Я же не девочка!

– Обиделся? Я не планировал задевать твои чувства! Просто хочу сказать, что часть моей прошлой работы была в том, чтобы развлекать. Так что это не сильная перемена.

– И всё равно мне неприятно думать, что ты меня развлекаешь.

– Ты меня тоже развлекаешь!

– Правда?

– Правда! Если бы мне было скучно или неприятно, я бы отказался, потому что у меня и так хватает дел. Но ты, в самом деле, не девочка. Приятное разнообразие!

– Спасибо большое!

– Опять?..

– Нет, нет, это очень забавно! Я не удивился, когда ты согласился в первый раз. Думал, из вежливости… Но я не ожидал, что будет второй и третий! У нас разная ориентация, и для меня всё безнадёжно…

– Для девочек, между прочим, тоже.

– А-а, значит, всё-таки я от них не отличаюсь!

– Отличаешься. Ты не плачешь от того, что для тебя всё безнадёжно.

– Я могу! Хочешь?

– Не надо.

– Хорошо, не буду.

– Спасибо!

– Не за что! Что я могу сделать для тебя?

– Что?! Это ты к чему?

– Рэй, я ещё в прошлый раз хотел это сказать. Мне с тобой очень хорошо. Просто видеть тебя время от времени, болтать, шутить. Это даже больше, чем первая степень, на самом деле. Для меня. И я не могу принимать такое… удовольствие… и не давать ничего взамен. Поэтому ты подумай, что тебе нужно. И если я могу это сделать, я это сделаю. Я же имею на это право? Сделать приятное тому, кто мне нравится? И кто делает приятно мне…

– Ох… ну, ты вообще, так внезапно… Не надо так! Я получаю от нашего общения не меньше, чем ты, так что…

– Меньше. Много меньше, поверь!

– Ты уверен?

– Я знаю.

– Хорошо. Ладно. Если ты настаиваешь…

– Я настаиваю.

– Мне нужна информация.

– О ком?

– О парнях, которые зовут меня в свою команду. По баскетболу…

– Команда Зотова.

– Да, они. Что ты про них знаешь? Что я должен знать?

– А ты собираешься принять их предложение?

– Да, скорей всего, приму. Почему бы и нет… Если не узнаю ничего такого.

– Я не знаю, что там «такого»… Это не самая сильная команда, а без Зотова они продуют. Гарантированно.

– Значит, я точно пойду к ним.

– Ну, тебе видней…

– А какие они?

– Нормальные. Андрэ Жигин – это самый высокий – школьный товарищ Франца Когоута. Они не разлей вода, хотя сразу это непонятно. Но друг за друга они на многое пойдут.

– А кто сломал Францу нос? – спросил я, вспомнив мужчину, который старался быть незаметным.

– Небезызвестный тебе Макс Рейнер. Едва ли не первый его подвиг после того, как он перевёлся на «Тильду». Они все раньше работали вместе – в ТФ. Рейнер повздорил с Жигиным, уж не помню, из-за чего. Из-за места под солнцем, как обычно. Как это понимает Рейнер. Когоут влез – и получил своё… В общем, они с Андрэ ушли из Проекта. А Рейнера взяла на поруки Туччи.

– А почему он не исправил это? Ну, нос?

– Ты – спамер, ты должен догадаться!

– Да я уже понял. Памятный знак в честь за спасение друга…

– Вот-вот! Смешно, да? Рейнер, насколько мне известно, трижды чинил физиономию. Серьёзно. А по мелочи… В общем, они совсем молодые тогда были.

– А другие?

– Другие – тоже ничего такого. Леон не так давно очень сильно побился. Они монтировали что-то для шахтёров – в общем, чудом никто не погиб. Он уже восстановился, но для тех, кого собирают, невозможно собраться до конца – только строить заново. Полагаю, он именно этим сейчас и занят.

– Ты много про них знаешь!

– Я много про всех знаю!

– Эрик Уистлер?

– Инженер. Культурист. Фанат Зотова. При том, что постарше. Но только по цифрам… В вашем Восточном живёт его младший брат с родителями, вот он поумнее будет. Но это нюансы. Нормальные ребята на самом деле.

– Да я сразу понял, что нормальные…

– Тогда в чём дело? Откуда сомнения?

– Я андроид.

– Я заметил! Думаешь, они пропустили эту часть?

– Думаю, они недостаточно серьёзно думали об этом.

– Зато ты думал об этом слишком серьёзно!

– Такой уж я есть…

– Знаю, знаю… Ну, что ж, я пойду, не буду отвлекать тебя от рабочих обязанностей.

– В смысле?

– Рэй, как ты уже верно заметил, я не девочка! Я здесь только чтобы поболтать с тобой. Я не прохожу курс. Только ради тебя… Думаешь, твоя начальница в восторге?

– Восторге – не в восторге, но она смотрит на это несколько иначе, чем ты.

– Как?

– Как на повышение моей квалификации.

– Да она на всё смотрит, как на повышение твоей квалификации! Она же спамер! И на баскетбол твой – на всё! Так что соглашайся. Буду болеть за тебя!

– Вот теперь мне намного легче!

– Весь сектор будет болеть за тебя! Все девочки!

Ступни

Спортивная Зона и примыкающая в ней Медицинская составляли так называемую «Зону Здоровья» – название претенциозное, но вполне точное. В Восточном секторе я успел познакомиться и с тем, и другим, хотя в бассейне, безусловно, бывал чаще, чем в больничной палате. С другой стороны, медицинское обслуживание было постоянным, но, в отличие от спорта, невидимым.

Как и в других областях, логосы и камиллы оккупировали здесь значительный участок работы – тот, который могли выполнять только они.

Контроль состояния входил в ежедневную рутину, но упоминали о нём реже, чем о КТРД. Хотя трудно сказать, что было сложнее: следить за кислородом, температурой, радиацией и давлением – или за здоровьем каждого человека. Так или иначе, у «бактерий» и «вирусов» не было ни своего цвета, ни отдельных инструкций. Несмотря на то, что, по сути, это была та самая опасность второго уровня. Вот только меры противодействия существенно отличались от прежних времён.

Из-за доверия это было (как утверждала доктор Утенбаева) или из-за ИскИнов (как считала камрад Блумквист – главный специалист по «бэшкам», которая теперь переключилась на камиллов), но наша жизнь была несопоставима с прошлым. И чем дольше я думал об этом, тем больше сомневался, что эта система реализуема на планете. То есть, реализуема прямо так, с нуля. Нужно родиться и вырасти в особых условиях станции, чтобы научиться разделять свою свободу и общий долг – и не видеть ничего оскорбительного в постоянных проверках. Нужно привыкнуть к тому, что твоё здоровье и самочувствие не твоё личное дело во всех смыслах этого слова – и ты не можешь, например, употреблять вредные напитки и наркотические вещества, располагая при этом общими ресурсами, включая право на медобслуживание. Хотя, кому такое вообще в голову придёт?..

Может быть, Утенбаева и права: люди те же самые, но условия настолько отличаются, что старые обычаи просто не могут возродиться – негде! Например, в докосмическую эпоху забота о здоровье была услугой, которую нужно было покупать, и это не всем было доступно. Я не совсем представлял, как такое может быть, но на этой почве должно было сформироваться весьма специфическое отношение к своему телу и к праву разрушать его – любым удобным способом. Наверное, когда ограничены все прочие возможности, такая свобода – единственное, что остаётся.

Или, например, спорт: я читал, что он мог быть работой, причём опасной… для здоровья. Безумие, конечно, но стоило мне вспомнить что-нибудь из тогдашней жизни, как всё казалось безумием!

На станции ничего такого не могло быть – в первую очередь потому, что нехватка людей заставляла к каждому человеку относиться как к величайшей ценности. Конечно, если бы нас был миллиард или хотя бы миллион, всё было бы иначе! Но нас было гораздо меньше, и у нас были логосы с камиллами.

Концепция «замкнутой интеллектуальной среды обитания» подразумевала сосуществование, близкое к симбиозу. Но здесь работал главный принцип, который соблюдался в каждом действии: этот симбиоз мог быть прерван в любой момент.

Люди для людей, природное материнство – и укрепление иммунитета взамен стерильности. Поэтому атмосфера на станции не была абсолютно чистой, хотя и оставалась безопасной. Иначе все усилия по сохранению «естественного состояния» людей пойдут прахом при соприкосновении с болезнью прошлого, типа какой-нибудь инфлюэнцы! И человечество вымрет, не в силах справиться с пустячной простудой… Чтобы этого не случилось, чтобы не стать рабом заботливых камиллов, контроль за болезнями не обозначал их превентивного уничтожения. Мы должны были стать достаточно сильными, чтобы справляться с самыми разными опасностями. Насколько и у кого получается, кому требуется помощь, а кого никакая зараза не берёт – в этом и состоял контроль. И как водится, из-за своей «невидимости» он и не ощущался.

Да и кому интересно задумываться про анализы, которые автоматически выполняются при пользовании санитарной комнатой, или про сканеры, встроенные в каждый душ? Здоровье было нормой. Санитарные рекомендации, ровно как и советы, какой вид спорта лучше выбрать, мало кого беспокоили. Мы принимали это как должное. О системах такого рода беспокоятся только тогда, когда они дают сбой, а пока всё спокойно, доверяют медикам и камиллам. Если всё работает, значит не о чем волноваться.

Но на что они способны на самом деле? И чем забота Медицинской Службы отличается от действий Администрации, которая не так давно скрывала от общества факт существования безумного убийцы?..

Я поймал себя на этой мысли, проходя через сканер – стандартная процедура перед каждой тренировкой, только в этот раз я помедлил, вспомнив, что вместо плавания будет баскетбол. Впрочем, это ни на что не повлияло. Нужно быть совсем дряхлым стариком, чтобы получить запрет. Или воскресшим, как Ганеша Зотов, который прикатил на тренировку в капсуле медицинского камилла – хоть тренером побыть, если нельзя игроком.

– Анда, не сутулься! Разогнись, я сказал!

Голос, пропущенный через микрофон камилла, звучал неестественно громко. Внешне Зотов был совершенно здоров, разве что «шрамы» позаметнее, чем у Леона, но врачи категорически запрещали ему какие-либо нагрузки: всего неделю назад он был полутрупом. Поэтому – капсульный медкамилл, похожий на тяжёлый скафандр с коляской, и постоянное наблюдение. Ему восстановили шестьдесят семь процентов тела, включая часть позвоночника и ноги. Серьёзная операция – никто не хотел рисковать, тем более ради какого-то там турнира, благо он проводился четыре раза в год и был всего лишь частью развлекательной программы, привязанной к окончанию школьных каникул.

Постоянный тренер команды занимался лично мной: подтягивал к тому уровню, когда можно начать командные занятия, а заодно решал, буду я плеймейкером взамен Зотова или всё-таки займу место Франца. На деле это означало, что я бегал с мячиком вокруг корзины, а девяностосемилетний дедушка Ким смотрел на меня с трибун, жмурясь, как кот под лампой. Кажется, он совсем не переживал насчёт того, что моё знакомство с баскетболом ограничивалось правилом «нельзя нести мяч в руках», а сама игра ассоциировалась с ударом мяча о макушку. Я сразу вспомнил шутку, что Служба Досуга живёт по правилу «главное – не победа, главное – участие».

Я принял приглашение: пришёл в зал. Моё согласие даже не было озвучено – все и так поняли. Ещё одна характерная черта пограничников: меньше слов, когда и так всё ясно. Эта профессия предполагала не только наличие крепкого здоровья и высокую устойчивость к перепадам давления и скачкам силы тяжести. Работая между миром станции и космосом, они сформировали свои правила, в которых очень многое считалось лишним. Поэтому я просто поздоровался – и едва сумел поймать мяч, брошенный Андрэ, который в этот момент находился на противоположном краю поля. Сразу стало понятно, кто тогда пошутил надо мной в бассейне!

– Ты в порядке?

Прозвучало это как дежурная шутка, и дружный смех остальных подтвердил впечатление. Я сделал вид, что собираюсь бросить в ответ – и Андрэ карикатурно прикрылся, как будто ожидал удара. Я помахал ему – мол, прощаю – и пошёл к тренеру за инструктажем.

Оказалось, что дедушка Ким не слышал обо мне ничего. То есть совсем. Не слышал, не знал и ничуть не переживал по этому поводу: «Я много чего не знаю, а ты не знаешь больше меня!»

Пришлось показывать ему кнопку и объяснять, кто я есть. Но он, судя по его безмятежному поддакиванию, так до конца и не поверил, что я не человек. Решил, что «ребятки» хотят подшутить над ним. И его это не расстраивало: «Андроид – значит, андроид. Иди, поработай с мячиком!»

К концу первой тренировки (когда уже было решено, что я стану «вторым номером» вместо Франца Когоута, который займёт место Зотова – впрочем, мне всё равно придётся большую часть времени сидеть на скамейке запасных), я догадался, почему в команду пригласили именно меня. И почему в баскетбол играют только ремонтники с монтажниками, а на трибунах почти нет болельщиков: время. Выбор был и в самом деле небольшой: они могли пригласить лишь того, кто работает в вечернюю или ночную смену, а это меньшая часть населения. Поэтому и в команде у них было не двенадцать, как положено, а всего лишь десять человек…

– Ну, как тебе? – шлёпая босыми ступнями по бугристым керамическим плиткам душевой, ко мне подошёл Отто.

Странно: во время совместной игры он единственный не перекинулся со мной даже словом. Впрочем, он и с другими не особо разговаривал. Тень-тенью, при этом играл он очень хорошо – основной центровой, и я ощутил это, потому что на тренировке он был среди противников. Ни один мой мяч не попал, куда я планировал…

– Нормально! – улыбнулся я. – Только я не очень привык. К команде.

– Это чувствуется, – усмехнулся он. – Тогда тебе тем более надо с нами поработать!

Я не стал говорить ему, что боюсь привыкать к командам и вообще к отношениям. Потому что они – люди. У них есть гражданские права. А меня могут в любой момент отправить куда угодно. И все, с кем бы был «в команде», воспримут это как должное. И не придут проведать меня, даже не напишут…

Но я был чужим не только из-за своего происхождения. Всему виной те тайны и заговоры, как явные, так и гипотетические, в которые я успел окунуться на «Тильде». Там, где обычные люди чувствовали надёжную опору под ногами, я ощущал ложь и предательство. Таинственный «ашка», да ещё и женского пола, заговор по превращению станции в отстойник с «трудными» переселенцами – это было не менее дико, чем маньяк или увечный робот-убийца, прячущийся под Садом!

Фьюр и Тьюр были правы, когда устроили безумный бунт, наплевав на все соображения. Когда ты ощущаешь, что окружающий мир – фальшивка, компромиссы невозможны и любые меры – только на благо. Мне нечего было терять, кроме жизни. И однажды я уже сделал выбор.

Я знал, что могу сам нажать себе кнопку, если на кону будет Проф-Хофф и мои братья. А если всё человечество?