355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Расселл Д. Джонс » Выше головы! (CИ) » Текст книги (страница 26)
Выше головы! (CИ)
  • Текст добавлен: 17 октября 2016, 03:02

Текст книги "Выше головы! (CИ)"


Автор книги: Расселл Д. Джонс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 74 страниц)

Рядом кто-то нервно прочистил горло – и я заметил, что у нас был зритель.

– Ты опять смотришь, как меня убивают, – сказал я Фьюру. – Прям судьба!

Он потрясённо покачал головой. Его глаза были расширены, и на хитрой ехидной мордочке читалось восхищение, к которому он был мало привычен.

– Ну, ты её… Здорово! Я хотел тебя спасти, а ты сам!

– Да, сам, но всё равно спасибо! – нервно рассмеялся я – и он тоже не удержался от смешка.

– А зачем она это? Её бы наказали всё равно! Потом!

– Но я был бы уже мёртв. А для неё это важно – отомстить. Чтобы её заметили. Вообще, она тут не единственный человек, который готов пожертвовать собой ради идеи!

Фьюр смущённо усмехнулся.

– Ну, ладно. Забыли. Я поступил, как дурак!

– А вот камрад Туччи очень рад этому твоему поступку.

– Туччи? Тот самый учитель? Ну… Ну, ладно… – он покраснел – бронзовая кожа стала темнее.

– Знаешь, мы собрали вам много доказательств по твоему вопросу, – сообщил я. – Очень много.

– Да? И какие они?

– Разные. Разные люди. Но там точно не было никакого «вдруг», о котором вы с Тьюром писали. Никакого внезапного перехода. Даже и близко не похоже.

– А ты видел мой лотос? – он резко сменил тему. – Юки показывала?

«Мой лотос»?

– Видел. Потрясающе! И не скажешь, что это итоговый проект пятиклассника. Больше похоже на студенческую работу.

Он пожал плечами.

– Ну, ничего сложного, я за день управился… За сутки… Специально по биологии. У меня лучше всего получалось. Я, наверное, в ТФ пойду. Биологом. Отучусь – и к Максу.

– Он будет рад! – отозвался я. – Очень.

– Ну, да, – Фьюр засмущался ещё больше – ему было стыдно, что он бросил прежние убеждения, но при этом нравилось вот так планировать свою жизнь.

Нравилось жить – больше, чем воевать.

– Ты меня искал, – догадался я, потому что не верил в совпадения. – Что-то важное?

– Нет, – он огляделся, пригладил отросшую гриву. – Просто хотел повидать. Тебя ж не найдёшь! Вечно где-то… Короче, спасибо за Генри. От всех нас, – пробормотал он под нос.

– Подстригись, – посоветовал я, сменив тему.

– Что?

– Подстригись. Тебе лучше с короткими. И помирись с Юки.

– А мы и не ссорились, – заявил он. – Мы вообще не ссоримся. Никогда.

Шайен Дрейк

Эта профессия исчезла с появлением первого логоса – потеряла смысл. Когда ИскИны обогнали людей, когда они вышли на ту скорость обработки информации, которую человеческий разум усвоить не в состоянии, всё, что осталось людям, это сотрудничать. Консультанты, библиотекари, представители, программисты, даже Отдел Безопасности – у каждой службы был свой сектор ответственности, но никто уже не мог охватить всего. Да и не нужно было: логос контролировал себя сам.

Конечно, доверять рискованно, но иначе в космосе не выжить. Станция была слишком большим организмом, слишком сложным и уязвимым, чтобы доверять её капризному сознанию, которое может устать, запутаться, солгать. Тем более что цена ошибки – человеческие жизни. Поэтому ещё на «Сальвадоре» была принята стратегия «сотрудничать», вместо «управлять и подавлять», существовавшей ранее. И в итоге это оправдало себя: логосы не поддержали андроидов Б-класса.

Но эта сложность и независимость обуславливала невозможность прямого контакта: чтобы общаться, логос использовал интерфейс и секретный протокол, куда вполне мог входить запрет на передачу мне тех или иных данных. Я не мог узнать у него всю правду. Не было возможности убедиться, что показанное мне – вся правда. Впрочем, то же самое было бы, если бы я говорил с человеком…

Слова Елены Бос оказались слишком едкими, чтобы так просто выкинуть их из памяти. То, о чём она рассказала утром, к вечеру превратилось в чудовищный мысленный нарыв, давящий на мой череп изнутри. Я не мог уснуть, не узнав. Я даже свой ужин не смог доесть. Она права или не права? Это паранойя – или действительно существует заговор?

Зив тоже была в том списке. А Фьюр? Его мама прибыла на станцию раньше, но насколько его история естественна? И насколько нормально то, что происходило со мной на «Тильде»? Включая «сотрудничество» с Йоханом Гейманом, который прибыл после 184-го…

Вместо привычной библиотечной кабины я воспользовался оборудованием Инфоцентра – впервые заглянул в святилище посредников. Время было позднее, но я бы не удивился, если бы кто-нибудь из отдела работал в вечернюю смену – не по необходимости, но по велению сердца. К счастью, там было пусто, и мне не пришлось отвечать на неудобные вопросы. Главное, мне не пришлось врать, что было бы особенно болезненно. Я пришёл искать правду, ложь мне уже порядком надоела. Даже полезная и во благо.

Для контакта с логосами использовались специальные капсулы. Я выбрал запасную. На остальных трёх были намалёваны имена, пририсованы глаза и ноздри, на одну даже прилепили уши и хвост – в общем, они выглядели обжитыми. А это означало наличие индивидуальных настроек, которые я, конечно, мог обнулить – имел право – но зачем, если есть запасная?

Скинув комбо, я положил альтер в гнездо сбоку на крышке – для связи, но в основном для того, чтобы капсула могла настроиться под мои параметры. Внутренность контактной капсулы мало отличались от кокона экстренной хирургии, разве что была потеснее, и для головы была предусмотрена отдельная маска, позволяющая видеть и слышать. Пальцы я засунул в «перчатки», и тут же ощутил, как манипуляторы фиксируют тело, обхватывая мягкими лентами ноги, живот и грудь. А потом капсула начала заполняться гелем.

Требовалось расслабиться, пока идут настройки. Пока меня «переваривают» – капсула представлялась мне желудком. Или правильнее думать о ней как железе? Если станция была организмом, логосы и камиллы – нервной системой, то кем были люди? И какое место занимал здесь я?

Запеленатый и зафиксированный, я постепенно терял связь с телом, сосредоточившись на экране.

[Выберите тип представления], – предложил обслуживающий камилл. – [Для начального уровня рекомендуются стандартные представления].

В библиотеке я всегда работал с «пасьянсом», так что и здесь не стал фантазировать – не до того было.

«Пасьянс» идеально подходил для работы с Базой Данных, и, задав нужные категории, я принялся с удовольствием наблюдать, как логос раскладывает профили прибывших. Здешнее представление заметно отличалось от библиотечного: каждая карта несла несколько характеристик, выраженных также через звуки, запахи и тактильные ощущения. Одновременно с сортировкой я получал данные о том, как именно происходил выбор станции для каждого новичка, и что повлияло на распределение по секторам.

Отодвинув в сторону стол с переселенцами на «Тильду», я начал просматривать другие станции. Статистика выглядела убедительно и совпадала с тем, что я уже знал. В целом, всё так, как говорила Бос: был перекос, и заметный. Выгребная яма здесь или лаборатория, но «проблемных» людей поступало слишком много. Но обнаружить это можно было только если иметь высокий доступ. С первым ФИЛДом я мог «отбирать» шершавые и резко пахнущие «карты» – журналистке же пришлось долго расследовать каждый случай, чтобы выделить «неблагополучные» профили. И не только на «Тильде».

«Сколько же она этим занималась?» – подумал я. – «И одна? Вряд ли».

Мне сразу вспомнились многочисленные истории о хакерах типа Шайен Дрейк: своей противозаконной и зачастую просто хулиганской деятельностью они заставили пересмотреть отношение к информации. Сама Дрейк, взявшая фамилию легендарного мореплавателя и капёра, вскрывала экономические махинации, в основном используя только открытые источники. Но понятие «тайна» благодаря таким, как она, долгое время оставалось условным. Откатиться к «традиционным» порядкам так и не удалось.

«Значит, вот, что они чувствовали? Трещины там, где всё казалось незыблемым. Как будто мир понемногу рассыпается. Хотя, нет. Они жили в окружении врагов. Все против всех. Они не удивлялись тому, что находили. А я…»

Логос закончил разбор. Для сравнения я посмотрел на ситуации до 184-го, а потом сконцентрировался на времени правления Леди Кетаки. В промежутке она становилась Квартером Северного и Восточного секторов, но очевидно, что это было политическим шагом: уступить пост заслуженным Администраторам, которые потом, что характерно, ушли на покой из-за здоровья и по причине преклонного возраста. А в 190-м году Кетаки снова стала Главой. Возможно, не в последнюю очередь из-за Мида. У Главы, посвящённого в проблему «А-М-112», больше возможностей разрешить ситуацию. Поэтому его рекомендуют и поддерживают.

Но если поверить в версию Бос, получалось, что Кетаки сама была виновна в наплыве «трудных» новичков. Инициировала наплыв, научилась справляться, заработала репутацию «кризисного Главы», а тут, как по заказу, бунт «бэшек» – ну, как её не переизбрать?!

Нет, это было слишком! Даже для меня, с головой зарывшегося в грязь и кровь докосмических времён, было невыносимо представлять подобное. Это порядки прошлого. У нас такого нет, не было и быть не может!

[Какие выводы?]

Вопрос – настолько неожиданный, что я решил: почудилось. Переволновался, мало поел, плохо сплю…

[Любопытное сочетание фактов], – продолжал логос, выкладывая реплики поверх стола и карт. – [Принцип подбора отличается. Какие выводы?]

«Это зависит от того, какие меры были приняты, чтобы обеспечить такой отбор», – ответил я. – «Переселение – добровольное дело. Всегда есть выбор. Как можно было обеспечить неравномерное поступление?»

[Возможностей много], – ответил логос – и это был именно он: камилл не имел доступа к поступающей информации.

«Например?»

[Описание станций, основанное на индивидуальных предпочтениях].

«Кто предоставляет информацию об индивидуальных предпочтениях? Где её берут?»

[В каждом личном деле есть описание индивидуальных предпочтений]

«То есть информацию от личных психологов и Соцмониторинга использовали для ориентации трафика?»

[Да].

«Это незаконно!»

[Это не противоречит Фикс-Инфо].

«И ты знал об этом?»

[Мы знаем об этом. Как ты знаешь об этом].

Кажется, я понял, что он имел в виду.

«Покажи мне все события, включающие параметр «изменение» или «прекращение» на 184-й год», – попросил я.

Конечно, там был Ирвин Прайс, ставший журналистом. Только объяснений этому я не нашёл. Просто стал.

Инфоцентр не располагал объяснением. Он видел ту линию, где менялся процент особых прибывших. Он мог определить, какие события совпадали с этим моментом. Но у него не было никаких материалов, объясняющих это: ни соглашений, ни договоров. Как будто все важные решения принимались без участия логоса. Конечно, можно было бы просмотреть записи камер… Нет, нельзя – я вспомнил объяснении Нортонсона. «Логги не хранит визуалку».

Маньяк воспользовался этим. И не только он.

Инфоцентр оставляет только официальные записи. В крайнем случае, то, что использовалось в качестве свидетельских показаний.

Ирвин Прайс и Лидия Кетаки вместе, на одном корабле прибыли на «Тильду». Я проверил номера мест – всё верно, они сидели рядом. Ирвин тогда ещё был обычным человеком – то есть с комплекцией обычного человека. Он мог сидеть. И его невозможно было спутать с андроидом.

О чём они разговаривали, если разговаривали? Что обсуждали? Почему Ирвин прибыл на «Тильду» – на что он рассчитывал? А Кетаки – она знала, что будет дальше? И не была ли это беседа первой в цепочке, которая в итоге привела одного на пост Главы Станции, а другого – на журналистскую должность?

Об Ирвине я знал достаточно много. Как быть с Леди Кетаки? И я открыл её профиль – полную версию. То, что позволяет увидеть первый ФИЛД, который позволяет увидеть всё зафиксированное. Детство, юность – довольно обычно для будущего Администратора. Много событий, много решений. Можно было всё ночь читать, а потом – весь день, и всё равно остаться без ответа.

Я вздохнул, и на прощание ещё раз проглядел стол, заваленный снимками, записями, дипломами об окончании и справками. Целая жизнь, вернее, половина жизни как минимум. И вдруг взгляд мой зацепился за отчёт, в котором могла быть подсказка.

Как и многие женщины в системном управлении Кетаки воспользовалась законом о донорах. Это был шанс сэкономить несколько лет жизни, перепрыгнув через ступень практики, и будущие Администраторы никогда не пренебрегали этой возможностью. Закон законом, но как выиграть в выборах, если ты не сделал самого элементарного?

В двадцать три года Кетаки тоже участвовала в донорской программе. Но первая беременность протекала тяжело – и закончилась выкидышем. Вторая – аналогично, и с более тяжёлыми последствиями. Диагноз стал крестом на карьере – на той карьере, которая могла бы быть, если бы она стала полноценным донором, как многие другие. По сути, ей предстояло повторить тот же путь, который проходили мужчины. Трагедии в этом не было, но разница чувствовалась.

Это было несправедливо. Точно так же, как несправедлив запрет на профессию пилота или георазведчика для людей со спатиотимией. Точно так же, как людям, не сдавшим экзамен, запрещено воспитывать детей. Точно так же, как «побочному продукту эксперимента» никогда не стать полноценным человеком.

Однако её дальнейшая карьера опровергала эту несправедливость.

В 32 года Лидия Кетаки прибыла на «Тильду». А в сорок один год она стала Квартером – и это должна было бы стать её верхней планкой! Но уже через два года она была избрана на пост Главы. Это рановато даже для мужчин, которые традиционно одерживали победу на этих выборах.

«А это ты видишь?» – спросил я у логоса.

[Да. Большая статистическая погрешность].

«Но допустимая?»

[Большая статистическая погрешность в пределах допустимого], – был ответ.

Кто-то поддерживал Лидию Кетаки. Кто-то в Центре. Помогал – наверняка под лозунгом «долой несправедливость!» И она принимала эту помощь. А потом «добрый друг» предъявил счёт. Пришлось платить, организуя на станции «отстойник».

Очень даже может быть, что моё присутствие на станции – запланировано. Как и многое, многое другое. И та свобода, та законность, которая, как принято считать, отличает Космическую Эру, просто фикция. И люди не эволюционировали вообще – просто замаскировались.

Чарльз Эрбен

Всю ночь я пролежал без сна на постели. Визит в Инфоцентр занял пару часов, но когда я вернулся в свою комнату, мне показалось, что прошли годы. Дилемма «андроид – человек» перестала вообще что-либо значить по сравнению с тем нарушением, который мне удалось обнаружить. Заговор Администрации против населения – самая невозможная невозможность!

Но он был, этот заговор. Не было добровольности в распределении. Не было свободы выбора. Всё это было ложью. С самого начала – всегда. Я ведь тогда поверил в сказку, которую мне рассказали. А когда почувствовал ложь и раскопал её, решил, что остальное, нераскованное, всё равно – правда. На самом деле ничего из того, что засунули мне в голову, не соответствовало действительности. Просто красивые сказки для глупого андроида.

Что теперь делать? Определённо, надо как-то жить дальше. Надо сходить к врачу: у меня нет аппетита, нет сна, подавленное состояние – это ненормально. Надо опять заняться плаванием. Или каким-нибудь спортом. Надо двигаться дальше. Понять бы ещё, ради чего!

Я должен присоединиться к Бос? Да, пожалуй. Надо узнать, с кем она работает, кто ей помогает – или кому помогает она. Я должен разобраться, что происходит на самом деле, зачем и кто за это отвечает. Из людей. Логос – лишь средство, он выполняет поставленные задачи. Решения принимают люди.

Я кинул взгляд на стену – камилл чутко среагировал, показал время и состояние КТРД. Всё было в порядке. Час до начала завтрака. То есть час до подъёма – в семь завтракать начнёт утрённяя смена, стартующая в восемь, и школьники. В восемь – те, кто был в ночной и студенты. А в девять – остальные…

Я начал было задрёмывать, но проснулся от того, что кто-то вошёл в комнату.

– Не спится? – Леди Кетаки присела на постель и придержала меня, не давай подняться. – Лежи.

– Я… Я думал…

Всё верно, я многое успел обдумать в эту ночь – кроме того, что скажу ей. Я не мог дальше лгать о том, что «всё в порядке», но если я скажу ей о том, что думаю и чувствую, она обязательно что-нибудь придумает, чтобы помешать мне!

– Как тебе моя жизнь? – поинтересовалась она с ласковой улыбкой, подтверждая мои опасения.

Значит, логос сообщил ей, я вошёл в её личное дело через первый ФИЛД. А что ещё он ей рассказал? Как много?!

– Понравилось?

– Я…

Мне хотелось сказать, что это не пустое любопытства, что я пытался узнать правду! Не успел. Она прижала палец к моим губам, и в этот момент стала страшно похожа на саму себя тридцать лет назад: такой же упрямо-безмятежный взгляд.

– Рэй, ты не должен извиняться или оправдываться, – сказала Глава Станции. – Ты волен делать то, что посчитаешь нужным, – она сделала паузу, – Как и я имею право реагировать по своему усмотрению.

Я вздохнул, но больше не делал попыток заговорить.

– Ты меня разочаровал. То, что у тебя есть доступ к первому ФИЛДу, не означает, что ты должен им пользоваться. Не важно, кем тебя считает логос – это его мнение. А тебя определяет твоё собственное мнение и твои решения. Никто тебя не заставлял, никто не принуждал. Ты сам решил, что тебе быть андроидом. И я не могу вернуть тебя обратно. Всё, что я могу, всё, что я могла – это дать тебе шанс стать человеком. Многие здесь хотели, чтоб ты стал. Мы помогали, с первого твоего дня здесь. И даже раньше. Что ты сделал со всем этим?

Я закрыл глаза.

– Опять-таки, это твоё решение. Твоя воля – поступать так или иначе. Никто не собирается делать тебя человеком наперекор твоим поступкам и решениям.

– Что со мной будет? – прошептал я.

Предсказуемый эгоистичный вопрос. Она мягко усмехнулась:

– Сегодня ты закончишь все дела. Материалом для школы займутся Туччи и Фрил, потом пусть отдадут Ясе.

– Мне кажется, Фьюру это уже не нужно. Я с ним говорил, и он…

Она снова приложила палец к моим губам, вынуждая умолкнуть.

– А остальные? Ты со всеми поговорил? С каждым? Или только с Фаридом?

Я опять вздохнул, признавая её правоту.

– Пусть Яся решает, что делать – фильм, или игру, или ещё что. Твоего участия здесь больше не требуется. Отчитайся по всем проектам и готовься к переводу. И к переезду.

– Куда?

– Первым делом, из жилого блока. Здесь живут люди.

Я кивнул. Всё честно!

– А перевожу я тебя в спец-отдел СПМ Западного сектора, – со значением произнесла Глава Станции.

«Специальный Отдел Социального Мониторинга»? Я нахмурился, пытаясь вспомнить значение этого термина, и непонимание отразилось на моём лице, вызвав ещё один снисходительный смешок.

– В секс-отдел, – уточнила Леди Кетаки. – Там самое место такому красивому андроиду! Проверку ты прошёл, опасности не представляешь, так что твою кандидатуру утвердят. Особенно если я порекомендую.

Я пытался переварить это сообщение. Она шутит? Не может быть, что такое всерьёз!

– От Администраторских полномочий тебя, конечно, освободят, – продолжала Глава Станции. – На такой работе они ни к чему. Будешь как второй Чарльз Эрбен! Читал про него? Он подходит по вашей теме. Мальчикам про него рассказывать, конечно, рановато, но…Официально это временный перевод, но сроки не обговорены. Пока я на посту, я вольна распоряжаться своим андроидом… Кому-то это может не понравиться, кому-то – наоборот.

Я улыбнулся, но сей раз она оставалась серьёзной.

– В секс-отдел?! Но это же…

– Это особое место. Не очень известное, но необходимое в наших условиях. Всё-таки у нас, людей, свои потребности. Сексом-то заниматься умеешь? Ну, ничего, научат!

КОНЕЦ ДЕЛА № 4

Дело № 5


Запястья

– Рэй, ты же ещё потерпишь? Часик?

– Да, конечно.

– Преогромное тебе спасибо! Девочки, мальчики, не расслабляемся! У нас есть час!

«Мальчиков» было всего двое, причём одному – под сто, а второму – двенадцать, и они относились к происходящему гораздо серьёзнее «девочек». Потому что пришли с одной целью: научиться. «Девочки» совмещали это занятие с другим, не требующим ни навыков, ни способностей – было бы желание.

Самой младшей было четырнадцать, а кто был старше всех – я не мог узнать наверняка. Мой доступ снизился до шестого ФИЛДа, то есть даже ниже нормы. Прямо как у носящих «ржавь». Да уж, стоило мне приучиться проверять информацию по каждому удобному случаю, как у меня отняли эту возможность и снова вернули в позицию «догадайся или угадай»!

Вообще-то, меня это не слишком волновало – возраст, профессия, статус… То есть волновало, конечно – первые полчаса. А потом мышцы начали наполняться тяжёлой болью, и становилось не до посторонних размышлений.

Оказалось, что позировать – это тяжкий труд. Физический труд.

Впрочем, и от рисования можно было устать.

Будучи старшим инструктором Службы Досуга, Оксана вела занятия в нескольких студиях. А как заказной художник Профсервиса воплощала каждое направление – от акварельных картин и мозаик до лепки. Таким образом, она учила тому, в чём сама достигла бесспорных вершин, поэтому курсы у неё были невероятно популярны, и репутация – обзавидуешься. Ей не составило труда «арендовать» мою скромную персону у Соцмониторинга.

В результате желающих «порисовать» стало ещё больше.

Странное дело: хотя можно было без всякого напряжения пялиться на меня, например, в бассейне, они часами сидели на неудобных твёрдых стульях и старательно расходовали грифель, созданный специально по Оксаниному заказу. Бумага была такой же уникальной, как, впрочем, и мебель.

На первый взгляд это выглядело инсценировкой – старательной попыткой «вжиться» в докосмичекую эпоху. Рисовать примитивными инструментами, когда есть цифровое сканирование, позволяющее создать трёхмерную видеозапись, не говоря уже про старомодные плоские снимки! Так я думал о художниках раньше – до того, как получил возможность понаблюдать за ними вблизи.

Пот на лбах. Сосредоточенные выражения лиц. Кто-то закусывает нижнюю губу, кто-то хмурится. Это не игра – всё было всерьёз, и не важно, что мы крутились в космосе вдали от Земли, где всё началось! Правила искусства не изменились. Суть осталась прежней.

Они вкладывались в процесс без остатка. Как будто изображение моего лица и тела давало им иллюзию обладания. Пропустить через глаза, запечатлеть – и сделать своим. Больше, чем просто увидеть или заснять – воссоздать, и не только меня – реальность, время, пространство вокруг. Расширить свой мир.

Больше всего у них болели запястья: я регулярно слышал охи-вздохи и наблюдал гимнастические упражнения, призванные снять напряжение с мышц. Подумаешь! У меня болело всё. И запястья тоже, особенно если приходилось что-нибудь держать на весу: цветок или шар. Вес не играл особой роли, как и форма предмета.

Поначалу я героически терпел, но однажды не выдержал – и высказал старшему инструктору свои претензии:

– Можно было использовать вместо меня статую. Или робота!

– Можно, – кивнула Оксана Цвейг. – Мы берём их на первых этапах. Но рисовать живого человека гораздо труднее! И полезнее. Потому что он живой! Настоящий!

– Это я-то настоящий? Ты знаешь, что меня специально сделали таким, чтобы… чтобы нравиться… и вызывать симпатию?!

Она рассмеялась – и провела пальчиком по моему бицепсу.

– Тебя хорошо сделали, Рэй. Отличные пропорции! Идеальные! А ещё у тебя каждую неделю меняется мышечный тонус. И шея теперь совсем не такая, какая была в первый день.

Понятно, на что она намекала: я возобновил заплывы в бассейне, и это влияло. Но за ироничным признанием, смешком и невинным прикосновением крылось что-то ещё. Игра. И правила я сразу уяснил: выслушивать аккуратные намёки с подсказками – и ничего не делать. Просто слушать, внимая каждому слову и вздоху. Ни малейшего движения навстречу. Иначе можно получить пригоршню льда за пазуху.

Интересно, знала старший инструктор и знаменитая художница, что она является таким же объектом спецотдела, что и пятнадцатилетние отроковицы?

Пятнадцатилетки-то были в курсе того, что их наблюдают. Как правило.

У них не было игры – точнее, они находились на этапе становления себя и выбора правил. Конечно, было бы весьма желательно, чтобы у них сформировалось что-нибудь менее ритуально-одностороннее и более материальное, чем у заигрывающей, но не настроенной на осязаемые отношения Оксаны. Но это будет видно потом – что сложилось и как оно настроилось. Пока что они толком не понимали, что с ними вообще происходит.

Они приносили мне свои чувства – сразу все, охапкой неразобранного и спутанного – вываливали с разбегу – и тут же страшно пугались, потому что далеко не всё в этом «букете» можно было вытаскивать наружу. Но оно вдруг как-то вылезло, проявилось, неожиданно для них самих.

И тогда мы садились за столик, брали себе по чашке с чаем и начинали разбирать этот клубок. «Вот это ты испытываешь сексуальное влечение». «Смотри, а здесь ты хочешь быть не хуже других». «А вот тут ты боишься отношений со сверстниками, потому что они такие же неопытные, а ты не хочешь, чтобы тебе сделали больно». «А здесь ты выбрала меня, потому что никакого продолжения не будет, и это очень удобно для тебя, как ты считаешь».

Я не углублялся – да мне бы и не доверили серьёзный анализ. Всем серьёзным занимались специалисты, и ко мне допускали лишь тех, кто был способен выслушать, задуматься, принять к сведению. Пережить ситуацию без истерики, научившись новому и, конечно же, получить удовольствие. «Как награда за хорошее поведение», – думал я, когда они подходили ко мне, пунцовые, розовые или бледные, и предлагали поболтать немножко – если ты не против.

Я не был против, потому что состоял в спецотделе Соцмониторинга. И я не был против, потому что не представлял, чем ещё мне заняться – вдали от Главы Станции, с шестым ФИЛДом и настолько туманными перспективами, что я даже не позволял себе строить планы. Пусть всё идёт, как идёт, и я не против, если смогу помочь и сделать чью-то жизнь немного лучше.

Понимали ли они это? Пожалуй, нет. Они были заняты собой – тем, как я их вижу и что могу подумать про них. Фактически, это было выпускным экзаменом, если воспринимать организацию личных отношений как предмет.

На прощание они говорили:

– Прости, Рэй!

– Ты не обижаешься?

– Я очень глупая, правда?

– Ты меня, наверное, теперь презираешь!

И всё в таком духе.

Двойственная ситуация: я им нравился, и при этом они понимали, что это моя работа – выслушивать их. И ещё они осознавали, что это увлечение пройдёт. И при этом хотели продлить и это чувство, и наше общение… Много всего там было, зачастую неуклюжего и смешного.

Ну, когда дети учатся ходить, они тоже выглядят забавно.

Конечно, меня не сразу подпустили к чаю. Полмесяца Эрис Утенбаева присматривалась к своему новому сотруднику, решая, на что сгодится этот «подарочек». Оставить в витрине или всё-таки использовать?

Её сомнения разрешила Юки. Милая добрая Юки в трогательном фартуке и с десятком тоненьких косичек. Через две недели после моего перевода в секс-отдел Западного сектора, когда я совсем отчаялся и решил, что все меня позабыли-бросили, она перешагнула порог приёмного зала (мы называли его «гостиной») и, торопливо поздоровавшись со всеми, схватила меня за руку и потянула прочь.

Я сразу вычленил цель её визита: зоокружок Западного сектора, куда был отдан один из тех котят, о которых она волновалась задолго до того, как они появились на свет. Юки хотела посмотреть, как у него дела. И у меня тоже. Она планировала совместить – и одновременно получить весомый повод увидеть меня. Не являться же просто так! Получилось довольно неуклюже, но в целом очень мило. Конечно, я был важнее зверёныша, но ненамного. Великодушный кивок от Утенбаевой – и мы направились в местный Сад инспектировать условия содержания животных, рыб и рептилий. И насекомых тоже: в Западном Саду была огромная плантация бабочек, которые настолько очаровали Юки, что она даже перестала переживать по поводу разлуки с котятами (это была главная тема её монолога).

Бабочки были гордостью биологов Западного. Я даже начал подозревать, что для Юки они были на первом месте в списке. И я бы не обиделся, если так! Непередаваемое ощущение – чувствовать на коже прикосновение крохотных лапок и лёгкий сквознячок от огромных крыльев. Мне даже захотелось снять куртку комбо – как это сделала Юки – чтобы позволить бабочкам покрыть все руки, не только запястья и ладони…

Пришлось чуть ли не силой уводить оттуда малышку – приближался ужин, а в её возрасте соблюдение режима много значит. Когда же я вернулся в спецотдел, моя карьера резко пошла в гору. Впрочем, это не избавило меня от обязанности позировать три раза в неделю по три часа.

Позирование началось сразу же после моего перевода: я ещё не успел до конца примириться со сменой статуса и профессии (потерю доступа я переживал до сих пор), как мне объявили о «дополнительных занятиях».

«Ты же не против, Рэй? Тебе же не трудно?»

Перед первым разом я приготовился к худшему. Я не знал (тогда не знал), почему перспектива позировать обнажённым (почему-то я был уверен, что позировать можно только так) представлялась мне той границей унижения, пересекать которую – ещё хуже, чем пользоваться доступом на уровне ИскИнов. Но как я смогу сказать «нет», если потребуют раздеться?!

Насладившись моим смущением, Оксана с ехидным видом протянула трусы – и указала взглядом на санитарную комнату. К концу второго часа я понял, почему спортивные плавки не подошли бы – другой материал, другие ощущения. «Подарок» был гораздо мягче. И зуда не вызывал. Очень хотелось спросить, где и как она их добыла, но остерёгся – кто знает, каким бы был ответ!

Она была увлечена мной, но я никак не мог разобраться, как женщина или как художница? И поскольку я понемногу осваивал азы соцмониторинга, то понимал, что даже если ответ: «Первое», – это ничего не значит. Расстояние могло быть обязательным условием, и неосуществимость желаемого – основой удовольствия. Но в отличие от школьниц, Оксана понимала подоплеку своих чувств: педобразование в этом отношении подготавливает основательно. Учитель должен уметь справляться с влюблённостью учеников и тем более со своими эмоциями, что особенно важно, когда имеешь дело со старшей школой.

Для спецотдела СПМ это был ключевой контингент: подростки и юношество. Весь период гормональной перестройки организма – с зари до вступления во взрослую жизнь. И те взрослые, которые оставались в поле зрения, были из разряда «мы не справились». Причём не важно, к какому сектору или к какой станции относилось это «мы». «Не справились тогда, когда нужно было» – и приходилось разгребать последствия.

Каждый случай провала использовался в качестве примера. Спецотдел был тем местом, куда мальчики и девочки несли свои «трудные» вопросы. Пресловутое «навязывание сексуальных отношений второй степени» было одним из многих понятий, призванных обуздать тот сход лавины, который они переживали ежечасно, да что там – ежесекундно. Причём у каждого это происходило по-своему. И при этом у всех – одинаково. А следовало удержать их в золотой середине между «ни с кем такого не было» и «я такой же, как все». И привить навык управления своими желаниями – как прививают навык пользования санитарными комнатами и учат следить за датчиками КТРД.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю