Текст книги "Сражения Космического Десанта"

Автор книги: Майкл Коннелли

Соавторы: Аарон Дембски-Боуден,Бен Каунтер,Гэв Торп,Крис Райт,Стив Лайонс,Ник Кайм,Роб Сандерс,Гай Хейли,Дэвид Эннендейл,Стив Паркер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 160 (всего у книги 303 страниц)

Глава 17

Шагая по «Домитусу», инквизитор Мортмейн снимает с пояса нож. На черном металле мигает красным отражение от сигнальных ламп. Он размахивает клинком, пробуя его вес в своей руке. По центру лезвия бегут грубые руны: слова настолько ужасны, что даже инквизитор не стал бы их изучать. Дойдя до сломанных дверей, Мортмейн останавливается, прислушиваясь к тому, что, как он надеется, было звуком запуска огромных термоядерных орудий. Но корабль трясется так сильно, что он не уверен, слышит ли результат отданных им приказов или же приближение демона.

– Цербал, – шепчет он, раздумывая, есть ли у него силы встретить надвигающийся бой. Он – старый человек, и вся вера в Галактике не сможет сравниться с яростью молодости. Офицеры на мостике получили приказы и будут работать быстро, но ему по-прежнему нужно выиграть им время. Инквизитор мысленно возвращается на десятилетия назад, в день, когда он подчинил Цербала своей воле. На выжженной земле Азораса он и его братья повергли демона, вооруженные могущественными древними оберегами и фанатичным хором литаний. Но спасшего Азорас кабала больше нет. Инквизиторы Медеон, Ориум и Шаарайм давно мертвы. В этот раз он должен встретить тварь один. Даже его старый друг сержант Хальсер скоро погибнет, разорванный на части огненной бурей, созданной Мортмейном.

Мортмейн смотрит на заглавную литеру «I», украшающую его нагрудник. Молодость ушла. Дружба ушла. Веры будет достаточно. Он бьет ногой сломанную дверь, так, что почерневший металл вылетает в коридор, и входит в следующий зал. Инквизитор ступает по колоннаде монастыря, такой протяженной и высокой, что кажется, будто он вышел в грозовой, летний вечер. Со стен обваливается древняя прекрасная мозаика, взрываясь на плитах как хрупкий дождь из эмали.

В дальнем конце центральной колоннады виднеется фигура. Не более чем тень среди теней, но Мортмейн знает свою добычу. Зло сочится из нее как дым. Инквизитор вглядывается в темноту, стараясь разглядеть детали, но тень сдвигается и струится по полу, текучая и гибкая.

«Надежда все еще есть», – думает Мортмейн. Мысль удивляет его, но выпущенная из подсознания, она вырастает в уверенность.

– Надежда есть, – шепчет он, поняв, что демон бесплотен, у него нет носителя. Его мерзкая сущность была высвобождена юстикаром Ликтом и его Серыми Рыцарями, а без физической оболочки тварь скоро будет утянута в имматериум, вернувшись в постоянно меняющийся ад, который породил ее.

Тень вытягивается и движется вдоль колоннады, обретая постоянную форму только оказавшись в нескольких метрах от инквизитора. Она принимает человеческий облик или, по крайней мере, нечто напоминающее человека. Над Мортмейном возвышается существо высотой три метра, с вороньей головой. Приблизившись, демон раскидывает пару чернильно-черных крыльев и две костлявые руки, наслаждаясь учиненным им разрушением.

– Как считаешь, господин, – спрашивает он дружелюбным тоном, – после всех этих лет службы могу я попросить что-нибудь в оплату?

Мортмейн не отвечает, шагнув в сторону между колоннами и перекидывая нож из руки в руку. Он знает, что его пистолет только насытит силу твари, но клинок таит секреты, которые неведомы даже Цербалу.

– Идем же, – смеется демон. – Ведь о многом надо спросить?

Его облик распадается и возникает снова позади Мортмейна, заставив того резко повернуться и принять боевую стойку.

– Вспомни об отвратительных поступках, которые я совершил по твоей просьбе. Вспомни о крови на моих руках, которая должна быть на твоих. Я ведь заслужил немного благодарности? Небольшой компенсации?

Мортмейн осторожно пятится. «Надежда есть», – снова думает он, заметив резкость в голосе демона. Несмотря на старания твари говорить спокойно, инквизитор чувствует скрытые эмоции. Десятилетия допросов оттачивали его чувства, пока он не научился распознавать тончайшие намеки на страх или гнев. Кружа вокруг демона, Мортмейн осознает, что у него есть последнее оружие: демон ненавидит его, ненавидит со страстью, которая может сделать его слепым ко всему остальному.

– Думаешь, я позволю твоей мерзкой сущности осквернить тело имперского инквизитора?

Голос Мортмейна так же спокоен и невозмутим, как и у демона. Внезапно он испытывает чувство, что всю свою жизнь шел к этому моменту, к этому единственному испытанию его воли. Сможет ли он отвлекать демона достаточно долго, чтобы экипаж начал обстрел Илисса? Сможет ли он последний раз провести слугу величайшего Обманщика?

– Испытай меня, Цербал! – ревет он, наслаждаясь потрясением в птичьих глазах демона. – Я сокрушу тебя, демон! Отправлю обратно в ту яму, из которой ты выполз!

Огромные, с рваными краями крылья Цербала опускаются, и он наклоняет голову, удивляясь столь дерзкому поведению старика.

Прежде чем демон смог ответить, Мортмейн выплевывает настолько грубое и гортанное слово, что морщится от отвращения. Как только он произносит его, первый из глифов, вырезанных на кривом ноже, вспыхивает, и инквизитор атакует с удивительной скоростью, разрезав ногу демона прежде, чем тот смог отпрянуть.

Цербал визжит. Пронзительный и ужасный звук заглушает какофонию, отразившись от величественных колонн.

– Как?! – воет он и пятится в темноту, раскалывая плиты когтистыми ногами.

– Как?! – кричит Мортмейн. – Как я смог так ранить тебя?!

Инквизитор размахивает ножом из стороны в сторону, стряхивая чернильную кровь в полумрак, наступая на огромную съежившуюся фигуру. Первый символ на клинке все еще пылает силой клятвы, и он произносит следующее извращенное слово. Стоит звуку покинуть его губы, начинает пульсировать второй глиф, и Мортмейн, прыгнув вперед, отрезает еще один кусок от ноги демона.

Цербал вопит от боли и шока, и, взмахнув огромными крыльями, поднимает себя к далеким ребристым сводам потолка.

– Твое имя, демон! – победно ревет Мортмейн. – Я не всем делился с тобой! Думаешь, я бездельничал все эти долгие десятилетия? Думаешь, я не предвидел этого момента?

Инквизитор карабкается по расколотому стволу мраморной колонны и наводит нож на зависшую над головой фигуру.

– Сразись со мной, мерзость! Или ты боишься?

Цербал устремляется вниз и обволакивает своим меняющимся телом одну из колонн, в нескольких метрах выше Мортмейна. При слове «боишься» он резко поворачивает свою птичью голову и злобно смотрит на инквизитора.

– Боюсь?! – визжит он. Его гнев так велик, что тело меняет дюжины форм, дрожа и мерцая, то появляясь, то исчезая из виду. – Ты ничто! Ты – ручная собачка трупа! Ты – насекомое!

Освещение в помещении тускнет, а сквозь стены доносится скрежещущий громкий гул.

Демон резко поворачивает голову в другом направлении, уставившись на сломанную дверь.

– Ты уже начал, – шепчет он. – Экстерминатус.

Пол кренится, и Мортмейн хватается за колонну, чтобы удержаться на ногах.

– Тогда иди, демон! – кричит он. – Ты не найдешь там ничего, кроме боли.

Цербал оглядывается на инквизитора, его глаза наполнены темным пламенем.

– Что ты знаешь о боли?

Демон спрыгивает с колонны, струится сквозь темноту и материализуется рядом с Мортмейном.

Прежде чем инквизитор успевает поднять нож, мерзкий зазубренный коготь рассекает кожаный плащ и отбрасывает Мортмейна в брызгах крови. Инквизитор врезается в колонну с воплем боли и отползает в темноту, едва слышно проклиная врага.

Цербал разворачивается, раскрывает крылья и изгибает длинную шею, заливаясь довольным хохотом, забыв обо всем, кроме наслаждения местью.

Мортмейн идет, пошатываясь, от одной колонны к другой, и вертит головой. Достигнув дальнего конца помещения, он оттягивает лоскуты своего плаща, обнажив разорванную руку. Левый бицепс полностью разодран, он свисает с истерзанной плоти как кусок сырого мяса. Пока демон продолжает кружить в тенях, посмеиваясь про себя, Мортмейн отрывает кусок кожи от плаща и быстро накладывает жгут. В правой руке инквизитор по-прежнему держит раскаленный нож. Он стучит им по нагруднику и с облегчением чувствует, что тот цел. Без молитв и символов на богато украшенном металле одно присутствие демона разорвало бы его разум так же основательно, как изуродованную руку.

Вдруг возле него раздается смех, но в этот раз Мортмейн готов. Он уклоняется от когтей демона и произносит третье могущественное слово, воспламенив очередной знак на своем оружии.

Цербал съеживается от звука, но, прежде чем он убирает свою лапу, Мортмейн отсекает ножом еще один кусок плоти демона, заставляя того взвизгнуть от боли и бессилия.

Но в этот раз он не сбегает. Мортмейн не успевает сделать вдох для того, чтобы произнести очередное слово, как демон наклоняется над ним, и коготь вспарывает бедро. Старик падает на пол. Никогда в жизни инквизитор не испытывал подобной боли, но упав, он смог произнести следующее слово и ударить ножом.

Цербал издает хриплые и булькающие звуки, когда клинок разрезает его глотку.

Теперь черное оружие инквизитора пылает огненными символами.

– У меня есть твое имя! – вопит Мортмейн, пытаясь скрыть ложь, выкрикивая ее изо всех сил. – Я изгоню тебя, Цербал! Тебе здесь не место!

Сгорбившийся демон отступает перед ним, зажимая рану в горле и не в состоянии понять, как оружие инквизитора может разрезать плоть, которая даже не существует.

– Мое имя? Как ты мог?

Свет снова тускнеет, и очередной оглушительный рокот наполняет помещение.

«Почти готово, – думает Мортмейн. – Еще несколько минут».

Демон оглядывается на дверь, его голова нерешительно дергается. Он смотрит в сторону мостика «Домитуса», затем снова на истекающего кровью человека, корчащегося у его ног. Цербал подозрительно всматривается в короткий кривой клинок, пульсирующий в руке Мортмейна, пытаясь разобрать все еще пылающие знаки.

– У тебя нет сил пользоваться подобной вещью. Если мое имя действительно хранилось бы в этом куске металла, оно разорвало бы твой разум.

Понимая, что ему нужно поддерживать ложь всего несколько минут, Мортмейн выкрикивает очередное слово и пытается снова ударить Цербала.

Демон взмахивает крыльями и исчезает.

Изломанное тело Мортмейна переполняет адреналин от мысли, что демон забыл о нем и отправился на мостик. Затем он видит, как тот снова появляется, пригнувшись подобно горгулье на сломанной колонне, там, где стоял несколькими минутами ранее.

– Мое тело не для такого как ты! – кричит инквизитор, разбрызгивая кровь по нагруднику. Он пытается встать, но его нога подгибается под ним и он растягивается на плитах, будто пьяный.

– Испытай меня, Цербал. Еще несколько слов, и ты снова будешь в моей власти.

Цербал испускает вопль, заглушающий даже ревуны. Он прыгает с колонны и очертя голову врезается в инквизитора. Они оба кувыркаются по окровавленным плитам.

Пока они катаются по полу, Мортмейн продолжает выкрикивать омерзительные слова и колоть меняющуюся плоть демона, даже когда когти взбешенного Цербала разрывают его на куски.

Наконец они останавливаются у подножия статуи, и Мортмейн начинает смеяться.

– Ты мой! – вопит демон, подняв инквизитора за горло в воздух, и трясет его, как сломанную игрушку.

Мортмейн продолжает смеяться, даже когда его внутренности вываливаются на пол. Зал трясется сильнее, чем прежде, – это пусковые шахты «Домитус» в конце концов выпускают свои ракеты по Илиссу.

– Возможно, ты все же получишь меня, Цербал, – смеется инквизитор, смутно осознавая, что из полумрака приближаются фигуры в серебряных доспехах, их оружие нацелено на демона. – Но ты никогда не получишь Илисс.

Далеко внизу поверхность планеты вспыхивает красным, затем пурпурным, потом прекрасным опаловым цветом – она начинает умирать.

Глава 18

Храм Астрея представляет собой величайшую нелепость. Когда Хальсер бежит через большой зал, его стены опадают и раздуваются вокруг сержанта, как паруса корабля. Каждый сантиметр здания – пол, потолок и стены – утыкан тысячами глаз, все они следят за Реликтором, направляющимся к арке в дальнем конце. Окна сооружены таким образом, что звезды кажутся зависшими в воздухе, а похожие на дервишей вихри пыли и облаков внутри здания даже неистовее, чем снаружи. Они вальсируют и покачиваются как танцоры, плавно сливаясь с волнообразными стенами. Хальсеру кажется, что он очутился в небесах, и он пьяно пошатывается из стороны в сторону, дезориентированный необычным представлением.

– Ересь! – Пилкрафт хнычет и ковыляет за ним, стреляя по стенам из лазерного пистолета, уничтожая столько мигающих глаз, сколько может. – Ересь, ересь, ересь, ересь, ересь!

В другой руке он держит трость и пытается колотить кружащиеся клубы, нанося рубящие и колющие удары, как безумный мечник.

Хальсер не обращает на него внимания и продолжает бежать к арке.

– Он собирается освободить нас. – Хальсер чувствует боль Комуса даже через вокс. – Что бы он ни делал, это дестабилизирует время.

– Я не понимаю! – кричит Хальсер, достигнув арки и опершись на камень, чтобы отдышаться.

– Илисс направляется к какой-то временной петле. Может, даже весь сектор. Кем бы этот пророк ни был, ты должен остановить его. – В голосе библиария слышны нетипичные нотки страха. – Ты должен убить его, сержант. Черный Легион хочет до него добраться. Они сейчас атакуют, чтобы не позволить нам помешать ему. Они могут ударить в любой момент. Он опасен, Хальсер. Больше, чем я предполагал. Может быть, он даже не осознает этого.

Хальсер качает головой и входит в следующую комнату.

– Временная петля? Я не понимаю.

Комната представляет собой огромный атриум со стеклянной крышей, окружающий шестиугольную башню в центре храма. Большинство пилигримов бросилось на стены, чтобы организовать хоть какую-нибудь оборону, но при приближении Хальсера несколько из них выходят из башни. Они падают на колени и начинают кричать, шокированные его присутствием в их внутреннем святилище. Сержант задыхается и пошатывается. Их вопящие молитвы наполняют его голову болью. От боли перехватывает дыхание, и он спотыкается, задыхаясь внутри шлема. Он падает на колени, чувствуя, что теряет сознание. Прежде чем отключиться, Реликтор стреляет из болт-пистолета. Выстрелы неприцельные, но один из пилигримов валится на пол, и боль уменьшается. Почувствовав себя сильнее, Хальсер встает и делает еще несколько выстрелов. Пилигримы не пытаются сбежать, и через несколько секунд все они мертвы. Тогда он продолжает идти, чувствуя, как рот наполняется кровью.

Пилкрафт бредет за ним, размахивая тростью в попытке поразить молитвы, наполнившие воздух.

Хальсер, не задерживаясь, проходит мимо тел пилигримов и вступает в башню. Он видит широкую винтовую лестницу и начинает подъем. Его разум оцепенел от боли. Он едва помнит свою цель, не чувствуя ничего, кроме яростного желания добраться до творца этого кошмарного храма. Пока он поднимается по ступеням, другие пилигримы атакуют его разум, но он немедленно убивает их, подгоняемый зловещими словами Комуса о «временной петле».

– Отступаем в город! – кричит Комус, идя нетвердой походкой сквозь шрапнель и дым и указывая силовым мечом на стены Мадрепора. – Мы должны выиграть немного времени для Хальсера. Мы сможем удержать их у ворот!

Амбар превратился в дымящийся кратер. Братья Штрассер, Вортимер и Брунман погибли. Обломки их силовых доспехов разбросаны по развалинам, разорванные вражеской тяжелой артиллерией. Осталось пятеро Реликторов. Братья Сабин и Талер помогут Комусу, а тем временем Борелл и Вольтер прикроют огнем.

Через несколько минут Вольтер опускает лазпушку и бросается по дороге за ними, но Борелл остается во рву, продолжая стрелять из болтера.

– Борелл! – кричит Комус, добравшись до относительной безопасности города. – Беги!

Брат Борелл качает головой, не прекращая выпускать снаряд за снарядом.

Вольтер достигает ворот и вбегает в город в сопровождении урагана болтерного огня.

Рядом с Комусом в стене образуется дыра, и он бросается в сторону. Затем библиарий быстро заглядывает в отверстие и видит, что Борелл остается во рву, невозмутимо стреляя, несмотря на то, что враги почти добрались до него.

– Борелл, – повторяет он, но теперь в его голосе нет властности, только уважение.

Борелл спокойно кивает в ответ, затем исчезает из виду, когда фигуры в черном перебираются через ров.

Комус слышит короткий хрип по воксу – это десантники-предатели разрывают Борелла на куски – и опускает голову в молитве. Затем он оглядывает город. Сотни, если не тысячи пилигримов собрались на стенах города. Он чувствует тяжесть их молитв, которыми они пытаются отбросить атакующую армию. И также он чувствует их панику, когда они понимают, что их слова не действуют.

– Они могли убить вас в любой момент, – бормочет он голосом полным отвращения. – Но они так же, как и вы, хотели, чтобы ваш пророк закончил свою работу.

Затем библиарий замечает низкое здание с плоской крышей слева от ворот, с толстыми стенами и маленькими окнами. Он указывает силовым мечом в сторону здания и идет к нему, не обращая внимания звук вражескую стрельбу, уничтожающую городские стены.

Оставшиеся трое Реликторов бегут за ним.

К тому времени, как Хальсер достигает вершины лестницы, он становится похож на зверя, догоняющего свою жертву и не обращающего внимания ни на что, кроме погони. Город Звезд разрушается, но он может думать только о пророке. Он знает, что должен остановить Астрея даже ценой своей жизни, но едва помнит – почему.

Перед ними высокие белые двери, усеянные теми же вращающимися глазами, что и стены. Он останавливается на секунду и смотрит на них. Синие, серые и карие глаза смотрят в ответ, наполненные ужасом и ненавистью. Ненависть. Вдруг Хальсер вспоминает кое-что другое. Он вспоминает каждое сомнение, слух и ложь, направленные против его любимого ордена. Невольный рык раздается глубоко внутри его груди, и он, толкнув двери, входит в центральный зал.

Открывшаяся его взору картина настолько непонятна, что он останавливается. Пилигримы стоят на коленях в пяти углах комнаты, построенной в форме звезды, а объект их коленопреклонения даже более необычен, чем они. Человек, которого Хальсер принимает за пророка, ростом с космодесантника, но если Хальсер – это заключенная в броню груда мышц, то пророк представляет собой серое чахлое подобие человека, укутанное в широкую черную мантию, которая скрывает большую часть его тощего тела. Плоть человека цвета дождевых туч, а руки и ноги странно вытянуты. Пальцы, сжимающие подлокотники украшенного трона, похожи на лапы бледного паука: такие же членистые, как у ящерицы, и заканчиваются длинными багровыми когтями. Самое странное – голова. Она в три раза больше нормального черепа и заключена в сферический, наполненный жидкостью шар. Глаза пророка едва видны за толстыми затемненными очками, которые к тому же закрывают большую часть лба. Его мертвенно-бледный череп утыкан лесом толстых проводов, выходящих из стеклянного шлема и соединяющихся с невообразимой коллекцией измерительных приборов. Медные секстанты, компасы и вращающиеся тикающие глубиномеры сложены на стеклянном шаре в подобие ржавой короны.

Несмотря на все, что он видел на Илиссе, облик пророка заставляет Хальсера онеметь. Все необычное в планете отчетливо исходит из этой одной неестественной фигуры. Клубы облаков, распространяющихся из храма в небеса, тянутся из раздутого улыбающегося лица.

Вошедший в комнату через несколько секунд Пилкрафт озвучивает бесспорную истину.

– Ты, ты – навигатор, – заикаясь, произносит он, когда группа кабелей выползает из-под капюшона, чтобы сфокусироваться на пророке.

Астрей улыбается, вызвав хор вздохов у своих вассалов, и произносит:

– Когда-то был.

Его голос звучит странно и отдаленно, приглушенный жидкостью в шлеме, и когда он говорит, воздух в комнате колышется, как марево.

– Когда-то я был Ярбонелем ван Толом, первым сыном барона Корнелия ван Тола. Но это было давным-давно, и подозреваю, меня лишили наследства. Однако у Императора сейчас есть лучшее имя для меня, как и более великое предназначение.

Он пристально смотрит на Хальсера. Свет в помещении усиливается, и за линзами его очков становятся видны глаза.

Хальсер на мгновение забывает о цели, загипнотизированный взглядом пророка, затем встряхивает головой и вспоминает слова Комуса.

– Что ты здесь делаешь?! – рявкает он, указав оружием на клубящиеся облака и ряды глаз. – Что это за колдовство?

Улыбка сходит с лица пророка. Он хмурится, явно удивленный обвинением в колдовстве.

– Я наблюдал за тобой издалека, космодесантник, – говорит Астрей. – Думал, что хоть ты поймешь.

Хальсер снова трясет головой, слишком смущенный, чтобы ответить.

– Когда Император забросил меня на Илисс Один, я подумал, что Он покинул меня. – Пророк указывает на потолок. – Мой любимый корабль был полностью разрушен.

Хальсер поднимает голову и видит имперские эмблемы, вплавленные в странную постройку, словно все это место выросло из каркаса линкора.

– Мои ранения были ужасными, – Астрей слегка поворачивает голову, демонстрируя следы грубой хирургии на затылке, – но мои дети спасли меня. – Он улыбается преклонившим колени пилигримам. – Со временем я понял, что повреждения мозга не затронули мой истинный потенциал. Все, что ты видишь здесь, сержант, – это истинный потенциал верного человека. – Пророк сжимает пальцы в кулак, и воздух заметно колышется подобно воде. – Скоро у меня будет сила сокрушить тех, кто выступит против нас. – Голос становится громче: – Я буду непобедим.

Вспомнив стоящую перед ним цель, Хальсер крепче сжимает болт-пистолет. Он должен остановить этого безумного монстра, прежде чем тот разорвет всю Галактику своим колдовством. Сержант поднимает оружие и бормочет молитву, но не успевает выстрелить. Храм начинает крениться.

Молитвы пилигримов превращаются в вопли ужаса, когда стены начинают шататься и оседать.

– Началось. – Пророк улыбается и склоняет голову так, что стеклянный шар со звоном касается оружия Хальсера. – Твои друзья отправили тебя на смерть. Они хотят, чтобы мы умерли вместе.

Хальсер тяжело дышит.

– Ты – лжец! – кричит он, но в этот момент узнает силу взрывов. Реликтор хватает с пояса хронограф. – У меня все еще есть время! – Он недоверчиво смотрит на обваливающиеся стены. – Мортмейн не поступил бы так со мной!

Пророк кивает.

– Они больше всего боятся отваги. Мой собственный отец послал их убить меня. А ты… – Он делает паузу. – Они послали тебя сюда на смерть, друг мой. Твоя смерть подле меня станет их решающим доказательством. Теперь они будут открыто произносить слово, которое долго шептали в твой адрес: «Еретик».

«Меня предали, – думает сержант Хальсер. – Предали».

– Комус упал! – ревет по воксу брат Вольтер. – Возможно, мертв… Я не уверен. Они захватили лазарет. Я отступаю. Какие приказы? Сержант? – Сообщение прерывается, слова наполовину глушит звук канонады. – Ты там? Сержант Хальсер?

Хальсер прижимает оружие к голове пророка и не отвечает. Из теней на него кричат пилигримы, но взгляд космодесантника прикован к паре абсурдных, бездонных глаз.

Пророк смотрит на него.

Хальсер кладет палец на спусковой крючок.

– Я могу спасти нас обоих, – говорит он. Его голова наклоняется внутри шарообразного шлема, надетого на бледную, тонкую шею и заполненного густой жидкостью. Раствор искажает голос, но пророк пытается преобразовать свои гласные звуки во что-то человеческое, тщательно выговаривая каждое слово, словно обращаясь к ребенку. Он тычет длинным, перепончатым пальцем в человека в дверном проеме.

– Они лгали тебе. И убили нас обоих. Ведь они точно знали, что случится. Всегда знали.

Хальсер следует за его взглядом и, к своему ужасу, обнаруживает, что Гидеон Пилкрафт смеется. Под черным капюшоном не виден рот, только вибрирующая масса кабелей, но веселье очевидно. Решимость Хальсера испаряется. Движение руки приостанавливается. Если Пилкрафт знал о происходящем, значит, вся операция была ложью. Хальсер пытается собраться с мыслями. Он пытается молиться, но стоны брата Вольтера впились в него, слившись с воплями пилигримов. Канонада становится все громче, и вот уже кажется, будто вся долина гудит. Звук невыносим и слишком громок для обычных тяжелых орудий. Вокруг гремят взрывы, и Хальсеру приходится смириться с правдой.

Орбитальная бомбардировка уже началась.

Без защиты Комуса его разум быстро сдается. Искажение времени достигло своего пика, и голоса пилигримов скребут по сознанию, как клинки по металлу. Сержант не может уверенно отличить «сейчас» от «тогда». Он ведет отделение через катакомбы, вырезает пилигримов у городских ворот и подходит к внутреннему храму, но в то же время знает, что это уже случилось. Хальсер пристальнее вглядывается в уродливые глаза пророка, пытаясь взять себя в руки.

– Комус упал! – ревет по воксу брат Вольтер. – Возможно, мертв… Я не уверен. Они захватили лазарет. Я отступаю. Какие приказы? Сержант?

Хальсер ругается и оглядывается на дверь. Время разрушается. Он слышал эти слова и раньше, но сколько раз?

– Я не позволю тебе жить, – произносит он, повернувшись к пророку. Металлический отзвук усиленного голоса гремит в зале. – Ты – мерзость.

Пророк склоняет набок раздутую голову и ухмыляется.

– У тебя есть корабль, а у меня – предвидение. Облака – не преграда для меня. – Он указывает на Пилкрафта. – Он причинил зло нам обоим. Почему мы должны смириться со своей судьбой? Мы – немногие избранные. Впереди нас ждут великие свершения.

Хальсер качает головой, но в его глазах пылает сомнение. Пристрелить пророка означает умереть. Хуже того, это означает провал. Но какова альтернатива? Как можно сохранить жизнь такому человеку после всего, что он видел?

Пророк касается удлиненными пальцами силового доспеха Хальсера. Он обводит ими контур филигранного черепа и прищуривается.

– Зачем ты прибыл в Мадрепор, Реликтор?

Комната наклоняется и пол смещается. Вражеский огонь все ближе. Со сводчатого потолка падают куски векового мрамора. Десятиметровые орлы трескаются и раскалываются, покрывая пол огромными сломанными крыльями.

– Узрите непреложную волю Императора! – вопит Пилкрафт со стороны дверей, перекрикивая какофонию. – Ты надменный глупец, сержант Хальсер. Это все твоя вина. Это – цена, которую ты платишь за свое низкое, раболепствующее заблуждение и неоднократное использование ксено…

Хальсер затыкает его выстрелом в голову. Звук разносится по комнате, и Пилкрафт падает в фонтане крови. Кабели в его капюшоне еще несколько секунд дергаются, после чего он затихает.

Хальсер поворачивается и снова прижимает болт-пистолет к шлему пророка.

– Ты – мутант.

– А кто ты, Реликтор? – Стеклянный шлем пророка забрызган кровью Пилкрафта, но тон остается дерзким.

Он указывает в сторону сети коридоров, которые ведут из его тронного зала.

– Здесь есть оружие. Оружие, которым мы можем воспользоваться. – Его тон становится мягче. – Они лгали тебе, Реликтор. Всем вам. Твоя верность неуместна, разве ты не видишь?

Хальсер морщится, когда агонизирующий хор становится громче: отчаянные запросы брата Вольтера о приказах, напевы пилигримов, гул земли, грохот орудий. Но хуже шума сомнение. Как мог Мортмейн обмануть его? Пока Хальсер изводит себя этим вопросом, сомнение превращается в ярость. Даже его самый старый друг не верит в него, не верит в его орден. Он и его люди были отправлены на смерть. Возможно, стоит рискнуть и прислушаться к пророку?

– Я докажу, что ты ошибаешься, Мортмейн, – не скрывает злости Реликтор. – Я заставлю тебя заплатить.

В то время как его разбирает гнев, дежавю становится невыносимым. Слова пророка кружат по комнате, становясь громче с каждым повтором. Неуверенность Хальсера растет, и в его голове вспыхивает свет, сливаясь с кристаллами в стенах и глифами, вращающимися перед его визором. В тот момент, когда сержант покидает орбиту и летит вниз, в бурю, он видит корону солнечного света вокруг Илисса, мерцающую подобно золотой нити.