Текст книги "Сражения Космического Десанта"

Автор книги: Майкл Коннелли

Соавторы: Аарон Дембски-Боуден,Бен Каунтер,Гэв Торп,Крис Райт,Стив Лайонс,Ник Кайм,Роб Сандерс,Гай Хейли,Дэвид Эннендейл,Стив Паркер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 180 (всего у книги 303 страниц)

Морвокс ощутил укол самопорицания. Кхатир говорил, как обычно, практически без интонаций, но укора в его словах трудно было не заметить.

– Так точно, Железный Отец, – выговорил Морвокс, отвечая на пристальный взор Кхатира. – Будьте уверены, впредь ни о чем подобном я не спрошу.

Глава четвёртая

Люди называли это «небесной болезнью». Чертова хворь донимала Хади, и девушка ненавидела ее. Она крепко стиснула зубы, пытаясь сдержать рвотные позывы и устоять на ногах. Она почувствовала, как на висках проступили капли пота, и понадеялась, что они не очень заметны.

Пройдет, как всегда проходило. Хуже всего обычно в первые несколько минут, когда после целой жизни, проведенной в замкнутых, нагоняющих клаустрофобию помещениях улья, у тебя над головой внезапно открывается кошмарная, неестественная картина неба.

Хади заставляла себя не смотреть ни вниз, где раскинулся уходящий вглубь на сотни уровней рукотворный каньон со сводами из уступчатых контрфорсов, от одного только вида которого начинала кружиться голова, ни вверх, на бурлящую пелену пепельных облаков. Она уставилась прямо перед собой и не отводила взгляда на протяжении всего пути над зияющей пропастью, отделявшей Меламар Секундус от той оборонительной башни, которую подпольщики выбрали своей целью.

Мариво, кажется, ничего не заметил. Он оперся на железное ограждение и, приложив к глазам магнокль, медленно водил линзами снизу вверх, слева направо.

Здесь, на заброшенной служебной площадке у середины отвесной южной стены шпиля, они были вдвоем. Ветер пробирал до костей, завывая в мрачных вершинах. Крошечные огни кластера, тусклые и расплывчатые, проглядывали сквозь дымку отовсюду: сверху, снизу, издалека.

– Теперь понимаю, что он имел в виду, – произнес Мариво. – Это вполне возможно.

Лейтенант передал девушке магнокль.

– Я отметил местоположение, – сказал он. – Посмотри и скажи, что ты об этом думаешь.

Хади одной рукой отпустила поручень и схватила магнокль. Резким движением прильнув к прибору, она нашла взглядом маркер, оставленный на дисплее Мариво.

Ее глазам предстала оборонительная башня. Она возвышалась над внешней стеной улей-кластера почти в пяти сотнях метров от них. Обзор с такой высоты позволил девушке разглядеть соединительные трубы, змеящиеся по окутанным ядовитыми испарениями просторам индустриальной пустоши между шпилями.

– Что мне искать? – спросила она.

– Путь на ту сторону, – ответил Мариво. – Валиен показал мне схемы. Добраться до башни по трубам не получится – они слишком сильно охраняются. Мы пойдем через пустошь, по земле.

Хади почувствовала, как комок подступает к горлу. Она чуть опустила взгляд. Сквозь линзы башня казалась обманчиво маленькой, хотя девушка прекрасно знала, что это не так. В ней располагались массивные батареи оборонительных орудий: лазерных и плазменных пушек, тяжелых болтеров, ракетных установок. А в центре всего находилось шесть пушек «Вулкан» – непомерно огромных лазерных орудий, сконструированных для уничтожения сверхтяжелых целей.

Шарден Прим защищало множество таких башен, возведенных вдоль сотен километров стен периметра, полностью укомплектованных персоналом и ощетинившихся стволами орудий. Насколько девушка помнила, пушки на этих башнях никогда не использовались в реальном бою, но оглушительные учебные стрельбы, по приказу командиров местной Гвардии длившиеся почти месяц, ясно дали понять, что оборонительные сооружения в отличном состоянии.

– Пустошь, – сухо проговорила она. – Мы там и пары минут не продержимся.

– Валиен выдал нам дыхательные аппараты, – сказал Мариво. – А еще защитные костюмы, оружие, ауспики – много чего. Да и идти там не очень далеко.

Хади опустила магнокль и отвела глаза от нагнетающего дурноту пейзажа. Но, отворачивая голову, она мельком скользнула взглядом по окутанным смогом вершинам улья Аксис Примус. От этого стало только хуже.

– Ты вообще когда-нибудь бывал там, внизу? – спросила она, с вызовом глядя на Мариво. – Респираторы? Да они засорятся еще до того, как мы пройдем половину пути. Вот почему были построены эти переходные трубы. И именно поэтому ульи строго изолированы – если эта дрянь просочится внутрь…

Мариво принял обратно магнокль.

– Святой Трон, ты вообще когда-нибудь бываешь в духе? – спросил солдат, одевая крышки на линзы и убирая прибор в сумку.

– Не тогда, когда ты рядом.

– Насчет этого у тебя нет выбора.

– Не напоминай.

Хади оттолкнулась от перил и уперлась спиной в ближайшую стену. Мариво же остался в прежнем положении, вытянув голову над пропастью, шатаясь под порывами ветра.

– Вот что он имел в виду, – проговорил он самому себе, словно прорабатывая план. – Мы пойдем через пустошь, потому что они не ожидают этого. Войдем, установим заряды, уйдем.

Хади слушала его речь. Слова Мариво сквозили чуть ли не мальчишеским энтузиазмом. Да и со своей по-военному короткой прической и чисто выбритым подбородком выглядел он как-то чересчур опрятно.

– Согласна, – саркастически буркнула она. – Очень просто.

Мариво бросил на нее сердитый взгляд.

– Да, так и есть, – резко бросил он. – И я знаю, как нам это провернуть.

Девушка проковыляла к ведущим с площадки дверям, пытаясь скрыть дрожь в руках.

– Там, внизу, мы все умрем, – добавила она, не желая встречаться с мужчиной глазами. – Все они – натренированные убийцы, а некоторые… и того хуже.

Мариво рванулся ей навстречу и схватился за ручку двери, не давая Хади ее открыть.

– Среди нас тоже есть натренированные убийцы, – тихо сказал он. – Мне казалось, с этим ты спорить не будешь.

– Просто открой дверь, – сказала Хади.

Мариво держал свою руку еще несколько секунд, а затем опустил ее, разочарованно покачав головой.

Хади тогда чуть не проговорилась ему. Она едва не стала извиняться, объяснять, как ей делается плохо под открытым небом, едва не поведала, сколько противоречий привнесла в ее жизнь эта война, едва не призналась, что ей до чертиков страшно, несмотря на внешнее показушное бахвальство.

Но Мариво не слушал. Он вернулся обратно к перилам и принялся делать подсчеты для будущего рейда.

Хади оставила его там и скрылась в открытом проеме, ведущем обратно в тесные, смрадные и душные туннели улья.

Телак склонился над операционным столом в апотекарионе, аккуратно снимая серебряным скальпелем лоскуты плоти мутанта. Дисплей шлема, заполненный медицинскими рунами, фокусировал изображение на различных участках, автоматически фиксируя важные детали.

На мгновение библиарий замер, рассматривая раздувшиеся клетки тела чудовища, сросшиеся в один бесформенный нервный узел. Даже спустя много часов после гибели существа эта каша из мембран и почти засохшей полостной жидкости все еще сохраняла признаки низкоуровневого метаболизма.

Телак ощутил, что его концентрация слабеет. Он отложил в сторону скальпель и выпрямился. Покрутил плечами, почувствовав при этом сопротивление доспеха. Иногда броня казалась ему второй кожей, но временами она превращалась в тяжелую ношу.

Он подумал о том, чтобы снять ее. Это позволило бы его рукам действовать без посреднического взаимодействия с нервно-мускульным интерфейсом доспеха, но сама процедура заняла бы время и отвлекла его от работы.

Телак помнил тот день, когда он впервые облачился в силовой доспех. Тогда, более двух столетий назад, он был всего лишь неопытным неофитом, за плечами которого лежал только стандартный срок службы в отделении скаутов Раукаана. В тот день гордость переполняла его.

Шли долгие годы, и со временем все большая часть его плоти удалялась и заменялась аугументикой. «Зуд» – так он это назвал – стойкое, непроходящее желание избавиться от немощной органики и заменить ее механическими компонентами.

Подобные аугментации делали его лучше. Благодаря им он становился быстрее, сильнее и намного выносливее. Он не знал усталости и стойко переносил боль.

Но они же стирали границы между его собственным телом и доспехом, в который оно было заковано. Некоторые элементы брони уже было трудно снять без помощи Железного Отца, потому делал это он очень редко.

Библиарий представлял себе то время, когда он и его доспех станут едины. Время, когда сама мысль о снятии брони станет такой же нелепой, как сдирание кожи, в которой он родился. Практически все естественные функции его тела уже атрофировались, вытесненные сложными механизмами из керамики, металлов и пластика.

Телак подозревал, что Раут навеки заперт внутри своего терминаторского доспеха, слитый с ним так же безупречно, как сердце с кровеносной системой. То же определенно касалось и Железных Отцов клана, и многих сержантов.

Крылось ли в этом что-то дурное? Разве не было это логическим следствием из верования его ордена?

Возможно, когда-нибудь настанет день, когда он примет это. Но сейчас, стоя в одиночестве посреди апотекариона командного комплекса на Шардене и взирая на отрубленную и вскрытую голову мертвого мутанта перед собой, Телак не мог до конца в это поверить.

«Вы облачаете себя прокаженной плотью, – задумался он, глядя на безглазый кусок холодного мяса на столе. – Мы же отвергаем ее. И кто же из нас больше страдает от этого?»

– Телак?

Библиарий вернулся обратно в реальность, моментально осознав всю неуместность и недостойность подобных мыслей. Похоже, выглядел он куда более уставшим, нежели убеждал себя.

Прежде чем повернуться к Рауту, библиарий замер на несколько мгновений, чтобы успокоить свой дух. Рядом с командиром стоял и Железный Отец Кхатир, который принес эту отделенную от тела голову для изучения.

– Ты в порядке? – спросил Раут.

– В полном, мой лорд, – ответил Телак, ощутив пощипывание в мышцах. – Я обдумывал происхождение мутанта.

Кхатир опустил взгляд на освежеванное лицо монстра. С его шлема несколькими неровными полосами слезла краска, словно кто-то обрызгал его кислотой.

– Мутации всегда имеют одно происхождение, – изрек он.

Телак почувствовал растущее внутри раздражение. Железные Отцы могли позволить себе роскошь видеть галактику инвариантной, разделенной лишь на черное и белое. Библиарии же, чьи души странствуют по варпу, познавая всю полноту его изменчивости, не имели права предаваться подобным иллюзиям.

– Изменения не простые, – сказал Телак, обращаясь к Рауту. – Материя практически полностью поражена порчей. Четко выражены следы превращения. Особь заражена уже много месяцев.

– Поточнее нельзя? – спросил Раут.

Телак ожидал этого вопроса. Всегда, всегда все упиралось в точность – такова была патология Раута, сродни зуду.

– Полной уверенности нет, – продолжил Телак. – Скажу так: если эта особь – типичный представитель вида, значит, мутагенная эпидемия поразила шпили.

– На других защитниках бункера следов порчи не было, – заметил Кхатир.

– Вполне ожидаемо, – ответил Телак. – Чума всегда расходится от головы. Чем ближе мы подберемся к Капитолию, тем больше мутантов встретим. Те солдаты, которых послали оборонять Гелат и Горгас Малеон, подверглись тлетворному воздействию в куда меньшей степени, и изменники с радостью готовы от них избавиться.

– Тогда что эта тварь делала за пределами стен? – спросил Раут.

– Я не знаю, – признался Телак. – Возможно, занесло во время орбитальной бомбардировки.

– Нет, – подал голос Кхатир.

Раут и Телак одновременно уставились на Железного Отца.

– Это предупреждение, – разъяснил тот. – Враг желает вселить страх в души смертных, показав им, что их ждет, если они попадутся ему в лапы живыми.

Раут подумал над сказанным, а затем кивнул.

– Принимается, – объявил он. – Мы не должны позволить Гвардии штурмовать оставшиеся бункеры в Горгасе. Подготовьте истребительные команды Раукаана для уничтожения тех, что еще сопротивляются.

– Но с какой целью? – спросил Телак. – Мы не сможем защитить их от этого. Как только смертные окажутся внутри Капитолия, все ужасы варпа обрушатся на них.

– К тому времени уже будет слишком поздно отступать, – ответил Раут. – Я не хочу, чтобы они пали духом до того, как стены будут наши.

– Нефата не глупец, – парировал Телак. – У него есть псайкеры в штабе и агенты в улье. Он знает не меньше нашего.

– Меня не волнует, что знает и о чем думает Нефата, – отрезал Раут, бесстрастно, как всегда. – Атака на стены неизбежна, а до тех пор я не хочу допускать смертных до истребительных заданий. Для уверенности я сам скажу лорду-генералу об этом.

Раут еще раз посмотрел на останки лица мутанта. Бесформенный ком плоти на столе поразительно сильно контрастировал со шлемом командира – тяжелым, темным, искусственным.

– Эти твари внушат людям страх, – подытожил он. – Но пока это возможно, я не желаю, чтобы они страшились кого-то еще кроме нас.

Держась в тени, Валиен задержал дыхание. Он чувствовал биение своего сердца и позволил разуму на мгновение расслабиться и сосредоточиться на этой приятной пульсации. В моменты спокойствия он представлял его себе, мерно пульсирующее в груди, и наслаждался этими ощущениями.

«Ларец, полный крови, – мыслил он. – Священный, неотъемлемый. Сотворенный по подобию бессмертного сердца Императора, дарующего жизнь всему человечеству».

Агент прополз немного вперед по заброшенному коридору, до ближайшей переборки. В тусклом свете ламп металл покрывали тени. Где-то вверху медленно вращался вентилятор, всасывая зловонный воздух змеящихся коридоров и перегоняя его в здоровенные очистители.

«Очистители. Здесь это слово не значит ничего. Все было опорочено еще до того, как вскрылось предательство».

Валиен извернулся и протиснулся под свод переборки. Даже его улучшенным мускулам нужен отдых, а ведь он уже несколько дней провел на ногах.

На нем была униформа шарденского арбитратора, одного из многих тысяч тех, чьим долгом было поддержание порядка в непомерной и запутанной громаде улья. При иных обстоятельствах ему, возможно, пришлось бы слегка поработать над собственным обликом, но сейчас, в условиях лихорадочной мобилизации перед лицом неотвратимой атаки на шпили, агент мог не бояться раскрытия.

Он расстегнул верхнюю пуговицу жилета из синтетической кожи, и дышать стало чуть свободнее. Воздух на верхних уровнях Меламара Секундус был лишь немногим лучше тошнотворной вони низин, и горло от него болело не меньше. Шарден постоянно испытывает проблемы с подачей и очисткой воздуха, и Валиен не раз докладывал об этом своим начальникам с тех пор, как пересек внешнюю черту улья. Некоторые из башен фильтрации были уязвимы, и он передал Гериату координаты тех, о которых знал. Если их уничтожить, поток токсичных газов из пустошей убьет куда больше защитников, нежели лазганы.

Гериат не ответил. Возможно, перспектива воевать за отравленную адскую дыру его не прельщала, и он желал захватить улей-кластер в целости.

Валиен вынул из костюма небольшую трубку с питательной жидкостью и сделал осторожный глоток. Тут же он ощутил знакомый коктейль из релаксантов, очищающих и восстанавливающих препаратов, смешивающийся с кровью. Сняв шлем, он прислонился головой к теплому металлу переборки. Несколько мгновений он оставался недвижим, упершись в стену, словно еще один осколок детрита, поддерживающий громадную, скрипучую конструкцию улья.

Слова из учения Талики всплыли у него в подсознании:

 
«Из крови мы вышли;
На крови мы живем;
В кровь мы вернемся».
 

Валиен обнаружил, что ему все труднее и труднее вспомнить, какой была его жизнь до того, как Талика его забрала. Он всегда обладал специфическим даром искусно убивать, с самого юношества его привлекало строение человеческого тела, долгое время пробывшего в объятиях смерти.

Поговаривали, что любовь к издевательствам над животными есть один из признаков истинного психопата. Валиен находил это высказывание весьма занятным, особенно когда сам переключился на людей. Животные были опасливы и не знали понятия «отчаяние», люди же всегда отличались чрезмерной доверчивостью и патологической склонностью к страданиям. Обмануть их было проще простого – например, обещанием еды или секса или даже простым словом, прошептанным из тени. А попавшись в западню, они становились куда более жалкими и слабыми, нежели любое животное, потому что могли себе представить больше. Валиен всегда использовал это против них самих, взывая к их кошмарам, пока у них не отнимались пальцы и не слепли от ужаса глаза, рассказывая во всех подробностях, что с ними дальше будет, и лишь потом расчехляя свои инструменты.

Но теперь, когда ему открылась истина, он видел, насколько пустой была такая жизнь. Согласно древнему учению, зло – это печать лишений, но никак не повод для гордости. Ему был нужен новый путь, где бы он мог применять свою неутолимую жажду потаенных мук и страданий.

Талика указала ему этот путь. Талика научила его священным таинствам. Талика обличила перед ним всю тщетность бесцельной жестокости.

С тех пор он, познавший заповеди культа и обученный его мастерству, убивал ради высшей цели. Он оставил свой кровавый след на дюжине миров, хитростью и коварством неся возмездие Императора тысячам еретиков.

Время от времени, чувствуя кровь на своем подбородке, он вспоминал былые времена. Когда такое случалось, он тянулся вспотевшими ладонями к головам своих жертв, поднимал их, чтобы они могли смотреть ему в глаза и слышать те слова, что он шипел им в уши. Запах их тел, смешанный с резким зловонием страха и смахивающим на машинное масло привкусом пролитой крови, возвращал его к самому началу. И в таком состоянии он мог творить ужасные вещи.

Никто из смертных не идеален. Да, временами он отступал с пути праведного, но непременно по возвращении в храм искупал грех молитвенными раскаяниями. Некогда даже сам Император ходил в человеческой плоти, и Валиен был уверен, что Он сознавал те соблазны, что ждут человека на его жизненном пути.

Он облизал губы, чувствуя одновременно возбуждение и стыд. Перед его глазами все еще стояло лицо той девушки, которую он встретил около часа назад на одном из литейных уровней, – недоверчивое, умоляющее, перекошенное гримасой ужаса.

Никто из смертных не идеален.

Внезапная боль уколола шею, когда имплантированный туда защищенный передатчик завибрировал. Убийца бросил быстрый взгляд в обе стороны коридора и, убедившись, что там никого нет, вынул из-за воротника крохотный коммуникатор.

– Валиен, – сказал он.

– Гериат, – пришло в ответ. – Где ты находишься?

– Меламар Секундус, уровень четыреста пятьдесят первый, северо-восточный сектор.

– Новости?

– Не много, – доложил Валиен. – Семь ячеек готовы выступать. Еще одну башню я могу нейтрализовать самостоятельно, так что проблем у вас быть не должно.

– Отрицательно, – ответил Гериат. – Оставь эти ячейки самим себе и переходи ко вторичному заданию.

Валиен на секунду замолчал, размышляя, что ему придется для этого изменить и перепланировать. Он все еще находился в недрах шпилей Меламара и не просчитал в точности пути отхода.

– Понял, – наконец сказал он. – Время?

– Сразу, как только ячейки будут готовы.

– С чего такая спешка?

– Нефата заканчивает приготовления к наступлению, – объяснил Гериат. – Он хочет, чтобы агенты убрались с линии фронта до того, как он начнет.

– Неплохо, как по мне.

– Как обстановка?

В словах Гериата слышалось неподдельное любопытство, и Валиен улыбнулся.

– Вам бы понравилось, – сказал агент. – Люди напуганы. Пути между центральными и окраинными шпилями перегружены.

– Следы порчи?

– Их становится больше. Меламар затронут лишь частично, но чем ближе к центру, тем хуже ситуация. Мутанты толпами лезут через туннели сообщения. Гарнизонные подразделения в целом сохранили сплоченность, так что битвы не избежать.

– О, мы в курсе, – устало произнес Гериат. – Как ты сам?

– Я? Я в порядке.

– Как физическое состояние? Есть что сказать?

Валиен помолчал.

«На что он намекает?»

– Нет, абсолютно нечего.

Установилось молчание, словно Гериат заглушил сигнал. Но уже через несколько секунд оно прервалось.

– Тогда вот новый приказ, – объявил комиссар. – Данные загружены в твою систему. Изучи их и дай знать, если что-то будет неясно.

– Я посмотрю, – ответил Валиен, заинтригованный сказанным. – Что-то занятное?

– Сомневаюсь, – буркнул Гериат. – Удачи.

– Не думал, что вы верите в… – заговорил Валиен, но понял, что связь уже оборвалась.

Он перевернул коммуникатор и щелкнул переключателем. Текст приказа возник перед ним на голографическом поле, коротко и по-военному излагая то, что Нефата ожидал от убийцы.

Валиен быстро пробежал взглядом данные.

– О, – произнес он. – Все ясно.

Раут стоял в шестиугольном зале для аудиенций внутри командного комплекса Железных Рук. Помещение было пустым, как во время инструктажа Телака. Пол слегка вибрировал от низкого рокота работающих машин, что располагались на нижних уровнях, среди кузниц и арсеналов. Свет в зале, как обычно, был приглушен, создавая подобие мрачной атмосферы Медузы.

Медуза и Шарден были во многом схожи. Оба мира покрывали толстые облачные завесы, в которых терялись тепло и свет их солнц. В обоих раскинулись суровые, не прощающие ошибок земли. Для Железных Рук оказаться в месте, подобном этому, было словно вернуться домой.

От подобных ощущений Раут не отгораживался. За много веков практически безостановочных войн он почти искоренил в себе любые проявления сентиментальности, но, несмотря на это, еще чувствовал определенное удовольствие от созерцания затянутого темным смогом неба Шардена и вдыхания его едкого воздуха. Долгая служба бросала его по мирам всех возможных видов.

Где-то он видел кристально чистые небеса, иные встречали его игривыми пенящимися океанами, третьи поросли буйной растительностью, но именно к темным мирам более других лежала его душа.

Где-то в сумрачных глубинах памяти Раут сохранил воспоминания о том, как, будучи еще смертным ребенком, слышал легенды о Бессмертном Императоре и Его безграничном царстве. Сидя в недрах кочевого транспорта своего клана, Раут представлял себе другие миры Императора такими же, как его родная Медуза, – суровыми, мрачными и холодными как лед.

Тогда ему казалось, что это нормально и что все человечество живет вот так, всюду преследуемое тенями и терзаемое пробирающими до костей ветрами. Лишь много позже Раут открыл для себя, что во всем Империуме его родной мир считается обителью кошмара и тьмы. И когда он обрел сверхчеловеческие возможности, это знание неизменно больно задевало его гордость. Но теперь, когда эмоции были вытеснены неспешной работой аугментики, его слабо заботило, что там думают невежественные люди о его наследии.

Ничто не могло изменить истину: человечество, ведомое Императором и примером Мануса, крепло перед лицом опасностей, которые закаляли его, и становилось слабым, безвольным в атмосфере комфорта и удобств. Медуза взрастила людей, способных достичь совершенства, преодолеть слабости своих тел, и Империум был бы лучшим местом, будь все его миры подобны Медузе.

Огонек вспыхнул на вершине столба перед командиром. Раут жестом погасил его, и двери в помещение разъехались в стороны.

Нефата прошествовал внутрь, и створки закрылись. Он подошел к столбу и встал напротив Раута. Генерал был в полном парадном облачении, как и каждый раз, когда являлся по вызову.

«Возможно, он думает, что это впечатлит меня, – подумал Раут. – Или, быть может, это придает ему отваги».

Раут обратил внимание на ряды медалей на груди мужчины, на железные черепа, отмечавшие проявленную в бою храбрость, на дорого отделанные меч и пистолет.

«Он понятия не имеет, как мало меня это заботит. Он мог бы явиться хоть голым, и мы бы все равно обсуждали в точности то же самое».

– Клан-командир, – начал Нефата, поклонившись.

Раут чувствовал волнение человека. Плечи генерала

были напряжены, челюсти плотно сжаты, костяшки пальцев чуть темнее всей остальной кожи.

– Лорд-генерал, – ответил Раут. – Спасибо, что пришли.

– До генерального наступления осталось совсем немного времени.

– Да, совсем немного.

Как обычно, разговор между ними шел трудно. Раут не старался намеренно усложнять их встречи, но он уже позабыл, насколько люди привыкли сопровождать свою речь всякими учтивостями, любезностями и прочими бесполезными вставками.

– Я хотел вас видеть, чтобы сообщить: в план будут внесены коррективы, – сказал Раут. – Мои братья отправятся в Горгас, тогда как ваши люди должны атаковать шпили.

Нефата моргнул от удивления и отстранился.

– Без поддержки? – спросил он.

– Без поддержки, – повторил Раут.

Клан-командир пристально следил за реакцией Нефаты. Так обычно магосы наблюдают за течением электронов по плате проводника. Человек изо всех сил старался сохранить спокойствие.

– Планы наступления составлялись с расчетом на ваше в нем участие, – медленно сказал Нефата, тщательно следя за словами и интонацией. – Уже слишком поздно что-либо менять.

– Я знаю, – ответил Раут. – Поэтому и попросил вас прийти сразу же, как изменилась ситуация.

– А что изменилось?

– Уровень угрозы, исходящей от оставшихся в Гор-гасе бункеров, оказался выше предполагаемого. Прежде чем мы выступим, их необходимо зачистить.

Нефата не смог скрыть неверия на своем лице.

– Бункеры? Насколько много… Лорд, я не…

– Как только с ними будет покончено, Железные Руки присоединятся к вам в улье.

– Тогда наступление следует отсрочить, – сказал Нефата. – Пока ваши отделения не смогут быть развернуты в полную силу, его необходимо отсрочить.

– Этого не будет, – отрезал Раут.

Несколько долгих мгновений две фигуры лишь безмолвно смотрели друг другу в глаза. Раут оставался недвижим и непоколебим. Нефата же, наоборот, выглядел тщедушным и хрупким, но держался он мужественно.

– Тогда титаны, – возразил генерал. – Нам нужна тяжелая поддержка.

– Титаны не готовы, – холодно парировал Раут. – В вашем распоряжении два воздушно-десантных батальона хараконцев и достаточное артиллерийское прикрытие.

– Достаточное? – Нефата тряхнул головой, с фырканьем повторив это слово. – Мой лорд, я не…

– Можете рассуждать сколько угодно, лорд-генерал, но решения это не изменит. Пока мы разговариваем, мои братья уже движутся по Горгасу, подавляя остаточные очаги сопротивления и спасая ваших людей от этой опасной работы. Справившись со своей задачей, они вернутся к основному наступлению.

Нефата глубоко вдохнул, словно обдумывая дальнейшие возражения, как то было при выборе посадочных площадок, расчете графика продвижения, отдаче предпочтения тактике лобового удара вместо осады. Его квадратные плечи слегка опали.

– Я вижу, что вы задумали, – заговорил он. Раут отметил, что кулаки Нефаты все еще крепко сжаты, а вены на шее вздулись и напряглись так сильно, что стали походить на машинные кабели. – Прошу прощения, лорд, но я вынужден немедленно уйти. Мне нужно многое сделать, чтобы это наступление не превратилось в кровавую бойню. Нелепую, жуткую кровавую бойню.

– Все, что угодно, – спокойно сказал Раут. – Но не откладывайте наступление. Сроки должны быть в точности соблюдены.

– Вы просите слишком многого, – горько произнес Нефата. – Я занесу официальный протест в протоколы кампании.

– И против чего будет этот протест? Что началась война? Что погибли люди?

Лицо Нефаты исказилось мрачной ухмылкой.

– Люди погибли понапрасну, – выдавил генерал. – Они могли пойти в бой при поддержке всей мощи ваших воинов, но вместо этого их в одиночку бросили на врага.

– Я ничего не делаю понапрасну, – ответил Раут, – а вы начинаете проявлять несдержанность. У вас есть приказы. Теперь идите и обеспечьте успех наступления.

Нефата сверкнул глазами, не сдвинувшись с места.

– Так и будет, – сказал он, прожигая собеседника мрачным взглядом. – Вы узрите храбрость моих людей и, возможно, осознав, на что они способны, прекратите своевольничать со своими требованиями и вспомните, что они люди. Такие же, какими и вы когда-то были.

Раут почувствовал, как его бровь – та, что еще оставалась органической – поползла вверх. Он не был готов к такому повороту.

А Нефата не стал дожидаться ответа, развернулся на каблуках и вышел из зала. Двери раскрылись, пропуская его, и снова захлопнулись.

Раут молча стоял в одиночестве, размышляя над словами смертного. Но затем он одернул себя и активировал закрытый канал связи с Кхатиром.

– Железный Отец, – обратился он. – Транспорты готовы?

– Так точно, мой лорд, – пришел ответ.

Клан-командир вытянул левую руку, чувствуя, как его искусственные мышцы и жилы гладко трутся друг о друга. Даже механические конечности нужно время от времени разминать.

– Хорошо, – сказал он. – Тогда пойдешь со мной. Будем охотиться вместе.