Текст книги "Сражения Космического Десанта"

Автор книги: Майкл Коннелли

Соавторы: Аарон Дембски-Боуден,Бен Каунтер,Гэв Торп,Крис Райт,Стив Лайонс,Ник Кайм,Роб Сандерс,Гай Хейли,Дэвид Эннендейл,Стив Паркер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 303 страниц)

Майк Ли
Ущелье предателя (не переведено)

Не переведено.

Стив Паркер
Выбраковка Орды (не переведено)

Не переведено.

Стив Паркер
Педро Кантор: Мстящий кулак

Теплый ветер трепал тунику Магистра Ордена Кантора. Тот стоял на балконе своих личных покоев, возвышавшихся на южной стороне крепости, известной как Кассар. На востоке вставало солнце, и он обратил лицо к приветственному зареву.

Шпили и купола Зоны Регис – по-прежнему неповрежденные, как будто войны никогда не было – ярко блестели, освещенные утренним светом. Однако за ними открывался вид, рассказывающий совсем иную, более правдивую историю. Даже сейчас, спустя стандартный имперский год после того как в город был возвращен мир, о тех роковых месяцах напоминало множество шрамов. Громадные жилые башни стояли с оголенными внутренностями, стены и крыши были разрушены осколочно-фугасными снарядами тяжелой орочьей артиллерии.

Дом должен означать безопасность, место для совместной еды, для сна и воспитания детей. Но миллионы живших в этих башнях людей умерли в них, их жизни были отняты чужаками, сутью которых было упоение резней во имя резни.

Его руки сжали древнюю каменную кладку балкона.

Наш долг был в том, чтобы защищать их, в том, чтобы предотвратить все это.

Впрочем, он был несправедлив к себе и своим братьям. Орден был разрушен в той же степени, что и город. То, что Багровые Кулаки выстояли до победного конца, было вызовом судьбе и невероятным стечением обстоятельств. Снагрод бежал. Подкрепление прибыло, не имея времени для промедления. Так или иначе, он вместе с немногими космодесантниками своей роты прошел через все это. Катастрофическая трагедия в Арк Тираннис и возвращение планеты уже приобрели статус легенды. Дворяне заказывали вдохновляющие полотна, изображающие переломный момент битвы. Были воздвигнуты величественные статуи. Дух народа, утверждали члены совета, должен быть восстановлен в первую очередь, если они хотят восстановить все то, что было потеряно.

В этом и заключалась суть.

Кантор посмотрел вниз, на улицы города, и нахмурился. Так мало движения. В это время улицы должны быть заполнены тележками, а рыночные площади – кричащими торговцами, стремящимися совершить первые продажи за день.

На мгновение он вспомнил облик громыхающих орочьих гаргантов и оставленные ими смерть и разрушение. Столь уродливые и неуклюжие машины, но от того не менее эффективные. Он вспомнил небо, наполненное истребителями и бомбардировщиками орков, море огня на аллеях и площадях, когда те уничтожали его людей.

Справа от него послышался тихий шорох, вернувший Кантора к реальности. Он обернулся, чтобы увидеть своего нового мажордома, ординатора Веласко, который наклонился поднять выпавшее лаз-перо.

– Простите, милорд, – сказал человек с поклоном, возвращаясь к записям в своем инфопланшете.

Кантор стоял, несколько мгновений разглядывая бритую голову Веласко, думая о старом Рамире Савалисе. Предшественник Веласко, Савалис погиб в пламени взрыва, уничтожившего большую часть Ордена, его реликвий и ресурсов. Кантор ощутил привычный укол грусти. Поисковые бригады по-прежнему расчищали горы Адского Клинка в поисках чего-либо, уцелевшего после взрыва, однако спустя год было мало надежды на восстановление многого. Потерю Скипетра Священной Крови было особенно тяжело вынести. Кровь, содержавшаяся в его хрустальной сфере – кровь самого примарха Рогала Дорна – была святейшей из всех икон и не могла быть заменена ничем иным.

Какое преступление мы совершили, что судьба нанесла нам такой удар?

В поисках ответа разум Кантора вновь обратился к воспоминаниям о Бдительных Десантниках и ужасном истреблении, которое обрушили на них Багровые Кулаки. Этот вызывающий опасение Орден, внезапно и необъяснимо отказавшийся сражаться даже с силами ксеносов, не поднял рук для собственной защиты, когда по приказу Адептус Терра Багровые Кулаки в печали и горести излили на них ливень смерти и разрушения. Это было самым неприятным актом в истории Ордена. Однако, несмотря на свои вопросы, Кантор не верил во вселенную, управляемую согласно системе моральных ценностей и противовесов. Судьбе не нужны отговорки. Хорошие люди умерли, а плохие процветают. Для человечества было привычным искать причины, ожидать естественного, универсального равновесия, но подобное было ложью, мифом, что возникали с самого начала – и более ничем.

– Отделение Даекора вернулось перед рассветом, – зачитал Веласко из своего планшета. – Отделение Гримма все еще находится в поле. Отделение Виктурикса должно отправится в течение часа.

– На перевал Харга, – сказал Кантор, его голос был гораздо глубже.

– Именно так, милорд. Уточненные доклады сообщают о вражеских силах, около четырехсот пеших орков. Без брони или артиллерии, насколько нам известно. Они продолжают идти на юг, в сторону границы между Орпео и Хелестро.

– И Виктурикс развернется в полную силу. Десять боевых братьев в терминаторской броне.

– Да, мой лорд, если, конечно, вы не захотите изменить приказы в последний момент.

То, что подразумевал Веласко, было понятно. Тактические дредноутские доспехи Роты Крестоносцев были одной из последних драгоценных реликвий Ордена, и составляли большую часть оставшейся у Кулаков мощи. Сохранение этого ресурса было решающим для восстановления Ордена. Стоило ли рисковать им сейчас, когда эта работа только началась?

И вновь разум Кантора вернулся к темным дням битв и кровопролития, опустошившим все что он любил. Он вновь увидел гротескные лица врагов, крошечные красные глаза, выступающие зубы, то, как они упивались истреблением людей Ринна. Его губы скривились от рычания, когда он вспомнил свою праведную ярость и радующее ощущение горячей крови, брызжущей на лицо, в то время как очередной враг падал, сраженный силовым кулаком и штурм-болтером.

– Это было слишком долго, – пробормотал Кантор.

– Мой лорд? – спросил Веласко.

Кантор вышел с балкона и направился в свои покои. Слуга последовал за ним.

– Сегодня у меня назначено несколько встреч, – сказал Кантор.

– Да, милорд. Встреча по вопросам реконструкции, один час, с дворянами и старшими представителями со стороны Администратума и Адептус Механикус. Генерал Мир придет на запланированную аудиенцию, чтобы обсудить развертывание ополчения в Деозе и Ижье. И капеллан…

– Ни одна из них не является неотложной, – сказал Кантор. – Отмени их все. Я отправлюсь вместе с отделением Виктурикса.

Изумление Веласко продлилось несколько мгновений, впрочем, если бы у него и были возражения, они исчезли под взглядом Магистра Ордена.

– Хорошо, милорд, – кивнул слуга.

– Сразу же предупреди Арсенал, и прикажи им подготовить мою терминаторскую броню. И свяжись с Рого Виктуриксом. Он со своим отделением должен ждать меня у ”Громового ястреба”.

Кантор шагнул к главным дверям, затем распахнул их и исчез, спустившись по освещенному факелами коридору прежде, чем Веласко смог сказать хоть слово.

Ординатор подошел к коммуникационной панели в стене, присоединился к нужному каналу и передал приказы Магистра Ордена.

Четыре часа спустя бой был окончен. Перевал Харга был затоплен кровью и покрыт ковром мертвых тел. Это была жестокая, но славная битва. Одиннадцать фигур в древней броне вышли против четырехсот семнадцати, и научили их значению слова ”месть”.

Ни один из Кулаков не погиб, хотя девять из одиннадцати получили травмы, которые оставят свежие шрамы.

Кантор, деактивировав наконец свое оружие, изучал последствия. Воздух был пропитан вонью, едкой смесью грибов, вываленных наружу внутренностей, пороха и сожженного прометия. Мертвые должны быть сожжены. Их споры не должны укоренится, иначе зачистка никогда не достигнет конца.

Он посмотрел на свои доспехи, величественно украшенная синяя броня теперь была густо раскрашена запекшейся кровью чужаков.

Я нуждался в этом, сказал он себе. Действительно нуждался.

Он подумал о своем друге и брате, Алессио Кортесе, капитане Четвертой, Магистре Нападения, который покинул Мир Ринна с одним отделением боевых братьев – куда больше, чем мог позволить Орден – чтобы выследить военачальника зеленокожих и заставить его ответить за все произошедшее.

Кортес понял бы его слишком хорошо.

Реконструкция однажды залечит раны, нанесенные планете и ее жителям. Будут воздвигнуты новые башни, засеяны новые поля, появятся новые дети. Мир Ринна будет жить вновь, как и в прошлые века, согласно циклу времен года, посевов и урожаев. Он станет мудрее, осторожнее, но по-прежнему будет процветать.

И все же лишь месть – самое жестокое и кровавое возмездие – сможет залечить раны Педро Кантора и неумолимых космодесантников из числа Багровых Кулаков.

И они получат ее.

Майк Ли
Некоторые (не переведено)

Не переведено.

Армагеддон

Аарон Дембски-Боуден
Хельсрич

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ИЗГНАННЫЙ РЫЦАРЬПРОЛОГ
Рыцарь Внутреннего круга

Я умру на этой планете.

Не могу сказать, откуда взялась такая уверенность. Для меня это загадка. Но даже сама мысль об этом прилипчива, словно вирус, мелькает перед глазами и пускает глубокие корни в моем разуме. Она даже кажется достаточно реальной, чтобы поразить все тело, словно настоящая болезнь.

Случится это скоро, в ближайшую из кровавых ночей. Я испущу дух, и когда братья вернутся к звездам, мой прах будет развеян над бесплодными землями этого проклятого мира.

Армагеддон.

Само это имя превращает кровь в моих жилах в кипящее масло. Теперь я испытываю гнев, жаркий и тяжкий. Он отравляет мое сердце и разливается по всему телу, словно яд.

Когда это чувство – а это именно физическое ощущение – достигает кончиков пальцев, руки сжимаются в кулаки. Я не хочу этого делать, так происходит само собой. Гнев для меня столь же естественен, как и дыхание. Я не боюсь и не возмущаюсь его влиянию на мои действия.

Я – сила, рожденная только для того, чтобы убивать во имя Императора и Империума. Я – сама чистота. А мое облачение чернее черного. Я обучен быть и духовником, и командиром, ведущим за собой воинов. Я – воплощение гнева и живу лишь для того, чтобы убивать, пока не погибну сам.

Я всего лишь оружие в Вечном Крестовом Походе, чья цель – достичь власти человечества над звездами.

Но моих сил, чистоты и гнева недостаточно. Я умру на этой планете. Я умру на Армагеддоне.

Совсем скоро братья позовут меня присоединиться к битве, в которой я и погибну.

Мысль эта отравляет меня не потому, что я боюсь смерти, а потому, что напрасная смерть – проклятие.

Но сейчас не подходящая для подобных размышлений ночь. Мои повелители, мастера и братья собрались, чтобы почтить меня.

Я не уверен, что заслуживаю поклонения, но эту мысль, как и тошнотворные дурные предчувствия, держу при себе. Я облачен в черное и взираю на мир через бесстрастную череполикую маску бессмертного Императора. Я не сомневаюсь лишь в одном: нельзя выказывать слабость, проявлять даже малейшие намеки на богохульство.

Я опускаюсь на колени и склоняю голову, потому что это предопределено. Спустя полтора столетия время все же пришло, хотя я совсем того не желал.

Мой наставник – воин, бывший мне братом, отцом, учителем и господином, – мертв. Спустя сто шестьдесят шесть лет его наставничества я готовлюсь унаследовать его мантию.

Вот о чем я думаю, преклонив колени перед своими командирами: о безрадостной паутине из смерти повелителя и моей собственной грядущей гибели. Вот та чернота, что неотвратимо приближается ко мне.

Наконец не ведающий о моих тайных терзаниях верховный маршал произносит мое имя.

– Гримальд, – возгласил верховный маршал Хельбрехт. Его голос гортанно гремел, закаленный боевыми кличами в сотнях войн сотен миров.

Гримальд не поднял головы. Рыцарь закрыл глаза, выдававшие внутренние муки, словно этот жест мог запечатать все его сомнения.

– Да, мой сеньор.

– Мы призвали тебя сюда, чтобы почтить, как ты сам чтил нас долгие годы.

Гримальд ничего не ответил, чувствуя, что еще не пришло время говорить. Конечно же, он знал, почему оказали честь ему именно сейчас, и знание это отдавало горечью. Мордред – наставник Гримальда и реклюзиарх Вечного Крестового Похода – погиб.

После ритуала Гримальд займет его место.

Этой награды он ждал сто шестьдесят шесть лет.

Полтора столетия веры, храбрости и боли минуло после битвы Огня и Крови, когда он привлек к себе внимание достопочтимого Мордреда. Уже тогда старый несгибаемый воин разглядел в юном Гримальде яркий потенциал.

Полтора столетия минуло с тех пор, как он был принят на низшую ступень в братстве капелланов, и с тех пор он прошел все звенья в тени своего повелителя, зная, что его готовят к войне и к тому, чтобы сменить стареющего реклюзиарха.

И все это время Гримальд был свято убежден, что не заслуживает титула, который наконец возложили на его плечи.

Время пришло, но его мнение не изменилось.

– Мы призвали тебя, – сказал Хельбрехт, – чтобы судить.

– Я ответил на призыв, – промолвил Гримальд в тишине Реклюзиума. – И отдаю себя на ваш суд, мой сеньор.

Даже без брони Хельбрехт поражал своей величиной. Облаченный в многослойную мантию цвета слоновой кости, украшенную личными черными геральдическими символами, верховный маршал высился посреди храма Дорна, с почтением держа в руках изукрашенный шлем.

– Мордред мертв. – Голос Хельбрехта напоминал грозное мурчание громадной кошки. – Убит Вечным Врагом. Ты, Гримальд, потерял учителя. Мы лишились брата.

Храм Дорна, музей, Реклюзиум, святилище стягов и знамен, собранных за десять тысяч лет Крестового Похода, ожил, когда рыцари, стоявшие в тенях, негромко выразили согласие со словами своего сеньора.

Вновь воцарилась тишина. Гримальд все это время не поднимал глаз от пола.

– Мы скорбим о потере, – продолжил верховный маршал. – Но чтим его мудрость и последнюю волю.

Началось. Гримальд напряженно застыл в ожидании. Не показывай слабости. Не выказывай сомнений.

– Гримальд – воин-жрец Вечного Крестового Похода. Реклюзиарх Мордред верил, что после его смерти именно ты будешь достоин занять его место. Его последний приказ, отданный перед возвращением генного семени ордену гласит, что из всех братьев именно ты должен возвыситься до ранга реклюзиарха.

Гримальд открыл глаза и облизал внезапно пересохшие губы. Медленно подняв голову, он оказался лицом к лицу с верховным маршалом и увидел в иссеченных шрамами руках командующего шлем Мордреда – ухмылявшийся стальной череп.

– Гримальд, – вновь бесстрастно заговорил Хельбрехт. – Ты ветеран, однако при этом самый молодой брат меча в истории Черных Храмовников. Как капеллан, ты не ведал, что такое трусость и позор. Твои свирепость и вера не знают себе равных. Это и мое мнение, а не только мнение твоего павшего наставника. Я тоже хочу, чтобы именно ты принял эту честь.

Гримальд кивнул, но не проронил ни слова. Его глаза, столь обманчиво мягкие, ни на мгновение не отрывались от шлема. Линзы черепа поражали глубоким ярко-красным цветом – цветом артериальной крови. Эта посмертная маска была знакома ему до боли – именно она скрывала лицо его повелителя, когда рыцари отправлялись на войну. По сути, она была на Мордреде большую часть жизни.

И теперь череп ухмылялся.

– Встань же, если отказываешься от этой чести, – закончил Хельбрехт. – Встань и выйди из этого священного зала, если не желаешь состоять в иерархии нашего ордена.

Он велел мне подняться, если хочу повернуться спиной к самой великой чести, что была мне предложена. Уйти, если не желаю места среди командиров Вечного Крестового Похода!

Я не сдвинулся с места. Несмотря на мучительные сомнения, все мускулы словно одеревенели. Стальная маска знакомо ухмыляется, коварный темный взор смягчает выражение жестокости. Даже из могилы Мордред улыбается мне.

Мой наставник верил, что я этого достоин. И это все, что имеет значение. Он никогда не ошибался.

Я чувствую, как улыбка ползет по моим губам. Стоя на коленях в этом священном зале, я улыбаюсь. Улыбаюсь, несмотря на дюжины взирающих на меня братьев-воинов у покрытых знаменами стен.

Возможно, они примут мою улыбку за уверенность?

Я никогда их не спрошу, потому что мне все равно.

Хельбрехт наконец приблизился и с мягким скрежетом обнажил самый священный клинок в Империуме.

Меч такой древний, какими только может быть реликвия. Форму и назначение ему придали в кузнях Терры после Великой Ереси. В те ночи саг и легенд его принес на битву Сигизмунд, первый чемпион Императора, любимый сын примарха Рогала Дорна.

Сам по себе клинок в рост человека выкован из обломков меча самого Дорна. В этом храме, где в почтительно поддерживаемых стазисных полях хранятся величайшие артефакты ордена, дабы защитить их от разъедающего прикосновения времени, верховный маршал держит в руках самое драгоценное сокровище арсенала Черных Храмовников.

– Ты еще пройдешь ритуалы в братстве капелланов, – сказал Хельбрехт, и в его голосе зазвучало почтение. – Но уже сейчас я признаю тебя наследником мантии твоего повелителя.

Серебряный кончик клинка опустился, указывая прямо на горло Гримальда.

– Двести лет ты сражался на моей стороне, Гримальд. Встанешь ли ты бок о бок со мной как реклюзиарх Вечного Крестового Похода?

– Да, мой сеньор.

Хельбрехт кивнул, вкладывая клинок в ножны. Гримальд вновь напрягся, повернув голову и подставив щеку.

С силой удара молота кулак Хельбрехта врезался в челюсть капеллана. Гримальд заворчал, ощутив вкус крови.

Хельбрехт заговорил вновь:

– Я возвожу тебя в сан реклюзиарха Вечного Крестового Похода. Теперь ты предводитель нашего благословенного ордена. – Верховный маршал воздел руку, демонстрируя на костяшках пальцев кровь Гримальда. – Как рыцарь внутреннего круга, сделай так, чтобы это был последний удар, который ты оставишь без ответа.

Гримальд кивнул, разжимая челюсти, успокаивая сердце и борясь с внезапно нахлынувшей жаждой убийства. Даже ожидая ритуального удара, все его инстинкты вопили о воздаянии.

– Да… будет так, мой сеньор.

– Поскольку так и должно быть, – ответил Хельбрехт. – Встань, Гримальд, реклюзиарх Вечного Крестового Похода.

ГЛАВА I
Прибытие

Спустя несколько часов после посвящения Гримальд в одиночестве стоял в храме Дорна.

Без единого дуновения ветерка, способного привнести сюда жизнь, величественные знамена неподвижно висели на стенах. Одни за многие годы совсем выцвели, другие сохранили яркость, на некоторых остались даже потеки крови. Гримальд окинул взглядом геральдические символы походов своих братьев.

Ластрати, груды черепов и горящие жаровни, обозначавшие войну на опустошение проклятого мира еретиков…

Отступничество, аквила, прикованная цепью к земному шару, когда впервые за тысячи лет Храмовников призвали на Святую Терру, дабы пролить кровь неверного верховного лорда Вандира…

А дальше – войны, в которых участвовал и сам Гримальд, Винкул, меч, пронзивший демона, когда рыцари сошлись с порочными последователями Вечного Врага в великой битве Огня и Крови, когда Гримальда призвали из братства меча и он начал долгий изнурительный путь в братстве капелланов.

Дюжины знамен висели в неподвижном воздухе, спускаясь с украшенного витиеватой резьбой потолка и повествуя о славных выигранных битвах и жизнях, потерянных на каждом участке Вечного Крестового Похода.

Единственным звуком, кроме дыхания самого Гримальда, было потрескивание силовых полей, окружавших реликвии Храмовников. Гримальд прошел мимо одного из них, расплывчатого поля дымчато-голубого цвета, где покоился молочно-белый болтер, две тысячи лет назад принадлежавший кастеляну Дюрону. Выгравированные на его поверхности надписи сообщали о числе убитых врагов и были выполнены на готике. Они покрывали оружие подобно орнаменту.

Гримальд помедлил у постамента, какое-то время созерцая болтер. Пальцы так и тянулись ввести код на панели, встроенной в колонну щита. Такие секреты были обычны у братства капелланов, охранявшего это священное место. Гримальд регулярно посвящал духам реликвий ритуальные благословения.

Эти ритуалы даровали значительную силу оружию знаменитых воинов, даже если это были простые молитвы искупления и очищения после варп-прыжка.

Только один из постаментов – а в храме Дорна их было больше сотни – хранил то, зачем пришел сюда Гримальд. Он остановился перед невысокой колонной, уставившись на надпись на серебряном диске, прикрепленном под пульсирующим силовым полем.

Мордред

реклюзиарх

Мы судим об успехе нашей жизни по количеству уничтоженного нами зла.

Ниже располагалась клавиатура, каждый готический символ на ней был покрыт золотом. Гримальд ввел код из девятнадцати знаков, и силовое поле исчезло, как только заработал древний механизм, спрятанный внутри каменной колонны.

На плоской поверхности покоилось дезактивированное и безмолвное оружие, освобожденное от голубого покрова, защищавшего его прежде.

Ничуть не церемонясь, Гримальд взял булаву и поднял ее. Ударная часть была из священного золота и благословленного адамантия, выкованная в форме орлиных крыльев, украшенных стилизованным крестом Храмовников. Внушительная рукоять, превосходившая по длине руку рыцаря, была выполнена из темного металла.

Изукрашенное навершие оружия, отражая тусклое сияние, исходившее от световых сфер, вспыхнуло серебром, когда рыцарь повернул булаву в руках.

Какое-то время воин-священник неподвижно стоял на месте.

– Брат, – неожиданно раздался позади знакомый голос.

Гримальд обернулся, инстинктивно занеся оружие для удара. Несмотря на то что раньше он никогда не держал в руках эту реликвию, покрытые шрамами пальцы нашли руну активации на рукояти прежде, чем сердце успело сделать единственный удар. Навершие оружия с орлиными крыльями угрожающе вспыхнуло, электрические разряды зазмеились по золоту и серебру.

Пришедший улыбнулся, обнаружив себя в столь ярком освещении. В светлых глазах более молодого рыцаря с лицом, усеянным шрамами и отметинами десятилетий битв, Гримальд увидел неприкрытое изумление.

– Реклюзиарх. – Воин склонил голову в знак приветствия.

– Артарион.

– Мы близки к нашей цели. Эксперты вернут перевод в реальное пространство в течение часа. Я взял на себя смелость подготовить группу для высадки на планету.

Улыбка Артариона ничуть не украсила его лицо. Когда же Гримальд улыбнулся в ответ, неожиданная мягкость смягчила суровые черты реклюзиарха.

– Этот мир запылает, – промолвил воин-жрец, и в его голосе не было даже тени сомнения.

– Он окажется не первым. – Губы Артариона растянулись, обнажая стальные зубы, вставленные после снайперского выстрела пятнадцать лет назад. Пуля попала в лицо, раздробив челюсть. Паутина шрамов покрыла кожу с левой стороны рта, уродуя худощавое ухмылявшееся лицо, которое увидел реклюзиарх, когда Артарион снял шлем. – Не первым, – повторил он. – И не последним.

– Ты уже видел проекции? Авгуры флота уже получили данные о количестве кораблей, прибывших в систему?

– Мне стало неинтересно, когда их стало настолько много, что я не мог сосчитать их на пальцах, – хмыкнул Артарион над собственной неуклюжей шуткой. – Мы будем сражаться и победим или будем сражаться и умрем. Всегда меняются только цвет неба, под которым мы сражаемся, и цвет крови на наших клинках.

Гримальд опустил наконец крозиус-булаву, словно только сейчас понял, что держит оружие на изготовку. Густая тьма окутала обоих рыцарей, когда потрескивающий свет реликвии потускнел. Пробуждение оружия наполнило воздух озоном – той самой свежестью, что появляется после грозы. Силовые элементы внутри рукояти булавы взвыли, неохотно охлаждаясь. Дух оружия жаждал битвы.

– У тебя сердце воина, но нельзя же быть таким легкомысленным. Эта кампания… Она будет тяжелой. Самая большая ошибка – считать ее просто еще одним конфликтом, который внесут в наши свитки чести.

Теперь мягкость исчезла из голоса Гримальда. Когда он заговорил, зазвенели горький гнев, так хорошо знакомый Артариону, ярость и роковые предчувствия – то был рык запертого в клетке хищного зверя.

– Вся поверхность этого мира будет пылать, а величайшие достижения человечества превратятся в пепел и воспоминания.

– Брат, я никогда раньше не слышал, чтобы ты говорил о возможности поражения.

Гримальд покачал головой:

– Планета будет пылать вне зависимости от того, победим мы или проиграем.

– Ты уверен в этом?

– Я чувствую это в своей крови, – ответил капеллан. – Когда придет последний день Армагеддона, те из нас, кто останется в живых, поймут, что еще ни одна война не обходилась так дорого.

– Делился ли ты своим беспокойством с верховным маршалом? – спросил Артарион, потирая пальцами зудящее место на спине.

Гримальд усмехнулся, на мгновение поразившись наивности брата.

– Ты думаешь ему требуются мои советы?

Немногие корабли в Империуме могли сравниться с «Вечным крестоносцем» в смертоносном великолепии.

Одни суда плыли в небесах, словно морские корабли древней Терры, с величием и тяжеловесной грацией странствуя меж звезд. «Вечный крестоносец» был другим. Словно копье, что метнула в пустоту рука самого Рогала Дорна, флагман Храмовников пронзал космическое пространство уже десять тысяч лет войны. Оставляя за собой плазменный конденсационный след, двигатели с ревом перебрасывали судно из одного мира в другой в Великом Крестовом Походе Императора.

И «Вечный крестоносец» был не один.

За ним следовали линейные корабли «Всенощное бдение» и «Величественный», стремясь не отстать от флагмана и сохранять построение в виде копья. Вслед за тяжелыми крейсерами – соответственно, боевым барком и чуть уступавшим ему в размерах ударным крейсером – следовали фрегаты сопровождения, дополняя строй. Всего их было семь, и каждый двигался на полной скорости, сохраняя боевой порядок.

Корабль ворвался обратно в реальность, волоча за собой бесцветный варп-туман, отражаемый защитным полем Геллера. Свечение плазменных двигателей источает светящийся след, что дымкой окутывает пустотные щиты корабля и обрывается, как только судно возвращается в реальное пространство.

Перед ними появилась сфера пепельного цвета, затемненная грязным облачным покровом и странным образом спокойная.

Если бы наблюдатель решил вглядеться в пустоту вокруг несчастного, проклятого мира Армагеддон, то увидел бы подсектор имперского космоса, где даже на самых благополучных планетах-ульях еще оставались глубокие и медленно заживающие раны.

Это был регион космоса, где страх перед очередным масштабным конфликтом, способным затронуть весь сектор, дамокловым мечом висел над триллионами верноподданных имперских душ, словно угроза шторма, всегда грозившего вот-вот разразиться.

Кто-то всегда говорил, что Империум Человека умирает. Эти еретические голоса вещали о бесконечных войнах человечества против многочисленных врагов и предрекали, что они должны закончиться поражением людей в огнях миллионов полей битв на бесчисленных звездах под властью Бога-Императора.

Нигде эти горькие семена и пророчества не были столь очевидны, как в опустошенном субсекторе Армагеддон, который называли величайшим из миров.

Сам Армагеддон был бастионом имперской мощи, штампуя множество танков на мануфакториумах, которые не прекращали работу ни днем ни ночью. Миллионы мужчин и женщин носили бледно-желтые доспехи Стальных легионов Армагеддона, и их лица скрывались за традиционными масками-респираторами этих почитаемых и прославленных дивизий Имперской Гвардии.

Ульи этого непокорного мира извергали плотные ядовитые облака, покров которых погружал мир в постоянные сумерки. Живой природы на Армагеддоне не осталось. Звери не подкрадывались к добыче за стенами постоянно растущих городов-ульев. Песнь ветра была наполнена грохотом и бряцанием десятков тысяч оружейных мануфакториумов, которые никогда не останавливали производство. Мягкую поступь животных сменил скрежет гусениц танков по рокритовой поверхности мира, ожидавших отправки в небеса для участия в далеких конфликтах.

Это был мир, целиком посвященный войне, ожесточившийся, со шрамами от прошлого, в ранах от рук врагов человечества. Армагеддон отстраивался после каждого опустошительного набега и никогда ничего не забывал.

Первым и самым главным напоминанием о последней войне, ужасной Второй Войне, унесшей миллиарды жизней, была военная база в глубоком космосе, названная в честь одного из Ангелов Смерти Императора.

Они назвали ее «Данте».

Именно там смертные Армагеддона вглядывались в черноту космического пространства, молясь, чтобы не увидеть ответных взглядов.

В течение пятидесяти семи лет их молитвы были слышимы.

Но не дольше. Имперские стратеги уже обладали достоверными данными от более ранних столкновений, согласно которым флот зеленокожих направлялся к Армагеддону и был самой большой военной силой ксеносов в истории. Как только флоты чужих приблизились к системе, имперские силы спешили высадить свои войска на Армагеддон прежде, чем флот захватчиков появится в небе.

«Крестоносец», боевой барк нестандартной конструкции, был величественной крепостью-монастырем угольно-черного цвета, с готическими кафедральными шпилями, которые возвышались, подобно позвонкам на хребте животного. Орудия, способные обратить в пыль целые города, – когти ночного хищника – были направлены в пустоту. Расположенные по всей длине судна и на носу, сотни батарей и лэнс-излучателей, хищно ощетинившись, уставились в безмолвную черноту космоса.

На борту корабля тысяча воинов была занята тренировками, подготовкой и медитацией. Наконец после недель пути по Морю Душ в зоне видимости появился Армагеддон, измученное сердце субсектора.

Моих братьев звали Артарион, Приам, Кадор, Неровар и Бастилан.

Эти рыцари десятки лет сражались со мной бок о бок.

Я смотрел на них, на каждого из них, когда мы уже были готовы к десантированию. Наша оружейная представляет собой отсек, лишенный всяких украшений, свободный от какой-либо сентиментальности, в настоящий момент оживленный только методичными перемещениями сервиторов с мертвым разумом, облачающих нас в броню. В помещении витал запах свежего пергамента от свитков на доспехах, медный привкус масел от очищенного ритуалами оружия и вездесущая едкая и соленая вонь потеющих сервиторов.

Я согнул руку, чувствуя, как при этом мягко загудели движущиеся кабели и псевдомускулы доспеха. Папирусные свитки обернуты вокруг сочленений брони, на них изящным руническим шрифтом перечислены подробности битв, которые я и без того никогда не забуду. Этот материал изготавливается прямо на борту «Крестоносца» слугами, передающими технологию его изготовления из поколения в поколение. Каждая роль на корабле жизненно важна. Каждая обязанность по-своему почетна.

Мой табард белее выбеленной солнцем кости и составляет резкий контраст с угольно-черным доспехом. На груди я с гордостью ношу геральдический крест, там, где Астартес из меньших орденов носят аквилу Императора. Мы не носим Его символа. Мы сами – Его символ.