Текст книги "Сражения Космического Десанта"

Автор книги: Майкл Коннелли

Соавторы: Аарон Дембски-Боуден,Бен Каунтер,Гэв Торп,Крис Райт,Стив Лайонс,Ник Кайм,Роб Сандерс,Гай Хейли,Дэвид Эннендейл,Стив Паркер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 303 страниц)

Глава 3

Кир Эсвай, прозванный Кулаком Хель, громко рассмеялся, разбрызгивая капельки слюны из полураскрытого рта.

– Русс, какой же ты медленный, – высмеял он товарища и снова бросился в атаку. Он раскрутил свой топор и обрушил его на плечо противника.

Огрим Рэгр Врафссон по кличке Красная Шкура, отскочил от приближающегося оружия.

– Достаточно быстрый для тебя, – он тяжело дышал, и, отступая, пустил в ход свой топор. Он отвел его в сторону, оставляя пространство для размаха и выжидая бросок оппонента.

Треск и звуки ударов раздавались по длинному ряду железных тренировочных клеток. Эта пара Кровавых Когтей не была единственной из тех, кто спарринговался на площадках – целому пехотному контингенту Двенадцатой было предписаны интенсивные тренировки после ухода флота Железного Шлема. Грейлок был хладнокровным, но не глупым: он знал какой разочарованной будет его рота из-за неучастия в операции на Гангаве, и постарался занять ее делом.

Кулак Хель продолжил атаку, осторожно подступая. Его линия скул была по-прежнему человеческой, но лицевые мышцы выдавали гигантизм, общих для всех космодесантников. Русые волосы были коротко подстрижены, а татуированные щеки отмечала щетина. Он сохранил звериную энергию выходца из племени хманни, и держал себя с напыщенной, самоуверенной угрозой.

– Нет, – он оскалился, кружа. – Ты чертовски медленный.

Красная Шкура мог быть его близнецом, если бы не грязная копна темно-рыжих волос и взъерошенные бачки. Его клыки были заметно короче, они еще не вытянулись под длительным воздействием Хеликс. В его нижней губе торчало железное кольцо, блестевшее от светосфер над ними. Когда он дико улыбался, что случалось часто, кольцо задевало зубы, скрипя как щебень о лед.

– Хватит трепаться, – сказал он, подманивая Кулака Хель. – И начинай драться.

Кулак Хель метнулся влево, затем остановился и поднял лезвие топора, целясь в корпус Красной Шкуры. Два оружия ударились в брызгах искр, сцепившись древками. Кулак Хель давил двумя руками, направив всю свою могучую силу в выпад.

Красная Шкура держался одно мгновенье, потом отшатнулся и потерял равновесие.

– Да! – завопил Кулак Хель и атаковал.

Топоры столкнулись, затем снова, каждый удар обрушивал волны ужасающей силы на защитные парирования. Кулак Хель действительно был быстрее, и его незащищенные руки двигались размытым пятном.

– А теперь держись… – прохрипел Кулак Хель сквозь стиснутые зубы со сконцентрированным выражением лица. На висках выступили капли пота, несмотря на то, что в боевых клетках было по-зимнему холодно, а на металле блестел лед.

Красная Шкура не ответил, занятый отражением яростной атаки своего товарища по стае. Оба Кровавых Когтя были без доспехов, облаченные в кожаные туники и наголенники, перевязанные тонкими шнурами. Лезвия топоров были затуплены для тренировок, но все еще могли ломать кости и рвать плоть. Это сделали инструкторы, чтобы внушить должное уважение к клинку и отучить возлагать надежду на боевой доспех.

Красная Шкура врезался в стенку клетки, почувствовав давление железа на спину. Он перекатился, и топор Кулака Хель прочертил дугу там, где только что была его грудь.

Снаружи клетки донесся взрыв хриплого смеха.

– Скитья, – выругался Красная Шкура, заметив темные фигуры других Кровавых Когтей, стоящих за пределами освещения светосфер. Он заработал зрителей. Раздались непристойные насмешки, когда Красная Шкура увернулся от очередного удара и с трудом выбрался из зоны досягаемости.

– Медленный, медленный, медленный, – насмехался Кулак Хель. Он шел с важным видом за Красной Шкурой и тяжело дышал, по лицу струился пот. Красная Шкура испытал небольшое удовлетворение от того, что Кулаку Хель пришлось непросто.

– Ты сражался бы лучше, если не говорил так много, – пробормотал Красная Шкура, пытаясь восстановить равновесие и вернуть инициативу.

– Можешь так думать, если от этого тебе лучше, – издевался Кулак Хель, шагая за ним и легко сжимая рукоятку топора. Когда он приблизился на дистанцию удара, на его лице была победоносная улыбка.

– Да, – зарычал Красная Шкура, сжавший для прыжка. – Лучше.

Он неожиданно бросился вперед на приближающегося Кулака Хель и отпихнул его назад. Кулак Хель подошел слишком близко, слишком самонадеянно, и не смог опустить вовремя топор. Красная Шкура обхватил его медвежьей хваткой и еще больше подтолкнул, загнав в дальний конец клетки. Они ударились о стенку с громким стуком.

Топор Кулака Хель выпал из его хватки, и он сжал кулак, собираясь нанести сокрушающий удар, давший ему кличку. Красная Шкура был быстрее, и ударил его головой прямо в лицо. Раздался треск кости о кость, и в воздухе повис металлический запах свежей крови.

Голова Кулака Хель качнулась назад, и его блестящие глаза остекленели. Красная Шкура бросил свое оружие и обрушил на шатающегося Кровавого Когтя шквал ударов, отчего тот упал на колени.

Рев одобрения разнесся по железной клетке, вперемешку с гиканьем и воем. Кровавые Когти проводили оружием по прутьям, звук отразился вверх и разнесся по всему залу.

Какофония была такой громкой, что почти заглушила гонг, сигнализирующий о конце боя. Сделав вид, что не расслышал, Красная Шкура нанес еще один зубодробительный апперкот, прежде чем двери клетки открылись и вломился Бракк, чтобы прекратить бой.

– Хватит, – прорычал он, оттащив Красную Шкуру от шатающегося Кулака Хель и отшвырнув его через всю клетку. Даже без силового доспеха Волчий Гвардеец был намного сильнее, чем любой из них. – Это тренировка на клинках, а не драка.

Раздался хор разочарованного неодобрения, когда Красная Шкура встал, а Бракк поднял Кулака Хель и прислонил к стенке клетки.

Все тело Красной Шкуры болело. Из рассеченного лба вниз по лицу бежала горячая струйка крови.

Он чувствовал себя истощенным, помятым, побитым и превосходно.

Кулак Хель начал приходить в себя, его голова опустилась, а глаза все еще были расфокусированными.

– Это было глупо, – прорычал Бракк. – Я что, должен выбить глупость из тебя, Кровавый Коготь?

– Ты можешь попытаться, – протянул Кулак Хель, ошеломленно прислонившись к прутьям.

Красная Шкура оскалился, захромав к своему оппоненту. Бракк сплюнул на пол.

– Приведите себя в порядок, – сказал он. – Ярл требует доклады о вашей боевой готовности, и вы должны работать намного усерднее.

Бракк вышел из клетки, протолкнувшись через толпу зрителей, собравшихся снаружи. Красная Шкура поймал Кулака Хель, прежде чем тот снова упал на пол и грубо поставил его на ноги.

– Как я и говорил. Слишком быстрый для тебя, – сказал он.

Зрение Кулака Хель прояснилось. Кровь в его ранах потемнела от свертывания. Свалить его с ног отняло у Огрима много сил, но еще больше понадобилось, чтобы не дать ему подняться.

– В этот раз, брат, – ответил он и ухмыльнулся окровавленными зубами. – Только в этот раз.

Красная Шкура засмеялся гортанным ревом дикого удовольствия. Два бойца ударили правыми кулаками, и ободранные пальцы быстро сжались.

Вирмблейд откинулся назад на своем троне, чувствуя изматывающую усталость. Работа была изнурительной, даже для его генетически усиленной физиологии. Многие дни тестирования, очистки, снова тестирования, сплайсинга, поиска скрытых изъянов, уничтожения ложных позитивов и раскрытия секретов, витающих внутри пробирок и сосудов. Вокруг него стоял низкий шум лабораториума: трэллы усердно изучали образцы на лотках, когитаторы стрекотали, пробирки с жидкостью тихо пузырились в точно контролируемых температурах.

Девять дней. Девять дней как улетел Железный Шлем, забрав из Этта Великие Роты и оставив пустоту в коридорах и приют для слухов. За это время почти ничего не было достигнуто, и многое было отменено. Каждый шаг вперед сопровождался многими шагами назад, в сторону и вниз. Было легко отчаяться, легко потерять надежду.

За исключением того, что отчаяние было также чуждо сыну Русса, как мир и тишина.

Секрет ускользает от меня только потому, что я подошел ближе. Как добыча на льду, он чувствует охотника.

Аналогия помогла ему. Были времена, когда трудные проблемы решались благодаря представлению охоты. Желание убивать могло быть подавлено, превращено в источник чистой ментальной решимости. Это также давало ему надежду. Он столь многого не понимал, но столь многое начинало представляться очевидным. Это желание убивать имело те же истоки, что и позитивный знак.

Осмеливаюсь ли я на слишком многое? Запретно ли это? Возможно. Но, с другой стороны, мы никогда не следовали правилам. Оставь их сынам Жиллимана.

Он снова проверил данные. Образец, который он исследовал последние несколько недель был отвергнут. Не безвозвратно, но с некоторыми последствиями, а он так в него верил. Потребуется еще одна неделя работы по корректировке, чтобы распутать клубок. Не в первый раз он осознавал благоговение перед изначальными творцами, теми, кто сложил элементы вместе, кто направил человеческий поток новым и прочным курсом.

Запретно ли это? – спросил он снова себя, уже зная ответ.

Конечно да.

На горжете его доспеха мигнула руна, предупреждая его о присутствии поблизости Штурмъярта. Рунический жрец, при всей его мощи на поле битвы, был неумелым шпионом. Вирмблейд вздохнул, положив инфопланшет в тайник подлокотника трона. Он сделал жест ближайшему трэллу, и смертный в кожаной маске понимающе кивнул. Противовзрывные двери глубоко в комплексе лабораториума закрылись, спрятав содержимое находящихся за ними комнат. Пикт-экраны с засекреченными данными очистились, их заменили обычно выглядевшие ряды рун.

Вирмблейд встал с трона, устало готовясь встретить пренебрежение и подозрение своего брата.

Он много боится, и о многом догадывается, подумал Вирмблейд, проходя через соединенные, покрытые кафелем комнаты в своей неуклюжей, старческой манере. Чтоб его. Если он догадается о большем, то будет больше бояться. Только Грейлок видит потенциал, но у него странная душа.

Вирмблейд подошел к приемной лабораториума и увидел массивную фигуру рунического жреца, ждущего его. Его богатый, инкрустированный печатями доспех был странной противоположностью стерильному миру телотворцев.

Мне просто нужно больше времени.

Вирмблейд выдавил знакомую кривую улыбку на морщинистом лице и пошел приветствовать своего брата с ожидаемым несдерживаемым подшучиванием.

Немного больше времени.

Флагман флотилии Тысячи Сынов «Херумон» начал замедляться, готовясь к прорыву барьера между варпом и материумом. Остальной флот – пятьдесят четыре сине-золотых боевых корабля и транспортных судна также снизили скорость до переходной.

На мостике «Херумона» бок о бок стояли Темех и Афаэль, Корвид и Пиррид. Вокруг них расположились другие члены старшей командной свиты – Ормана, Хетт и Чамин. Все были облачены в полные боевые доспехи поверх мантий и шлемы. Большинство из них провели долгие, наполненные скукой часы на Планете Колдунов, полируя и переделывая свои доспехи. Теперь шлемы носили плюмажи и выемки из золота и бронзы, а их поножи были гравированы напыщенными манускриптами, ссылающимися на давно забытые эпиграммы.

Темех относился к ним терпимо. Кажется, из его товарищей только он видел как сильно они пали.

Мы утратили свой стиль. Мы становимся пародиями на самих себя.

Его собственный доспех был сравнительно немодифицированный Mk III, перекрашенный в сапфировый по приказу Магнуса, но в остальном такой же как до Предательства. Его борода, отпущенная на Просперо, как и светлые волосы были по-прежнему аккуратно подстрижены. Он удивлялся тому, что Амон, Собек и Хатор Маат поступили также. Те, кто присоединились к отколовшемуся кабалу Аримана, всегда были наиболее своевольными и сильными. Оставшиеся верными примарху были посредственностями, которые не осмелились присоединиться к разработке Рубрики.

Не то, чтобы это имело значение. Контрмагия в любом случае повлияла на них всех, защитив менее сотни колдунов Легиона и обратив остальных, рубрикаторов, в прах. Теперь остатки некогда наиболее искусно созданного оружия Императора были разбросаны по незначительным бандам мародеров, мстителей и расхитителей знаний. Этот великий флот, это скопление несравнимых сил, был финальным аккордом, последним эхом несчастья, которое произошло более тысячи лет назад.

– Лорд, мы готовы совершить переход.

Говоривший был бритоголовым членом экипажа с сильно подведенными глазами. На нем был китель старшего вахтенного офицера, и он должно быть много лет служил на флоте. Большая часть смертного экипажа была набрана недавно, продукты длительной программы насаждения культа на сотнях имперских миров.

Афаэль повернулся к Темеху.

– И что ты видишь, предсказатель? – спросил он, его голос искажался искусно сделанной вокс-решеткой.

Темех сдержал раздражение, когда его снова спросили, и бросил свой мысленный взор в Великий Океан. Мистические связи между варпом и реальным пространством раскрылись перед ним как ветки уравнений, которые едва заметно двигались одна против другой, находя и теряя равновесие.

Он установил местонахождение флота и проследил его до места назначения. Разница была незначительной. Если они сохранят свой прежний курс, то выйдут очень близко к Фенрису.

– Ты ведешь нас точно, – сказал Темех, вернувшись в настоящее. – Слишком точно.

Афаэль засмеялся.

– Ты хочешь дать им время подготовиться? – Пиррид покачал головой. – Вспомни как были сбиты наши орбитальные станции? За секунды. Так сжигаются миры. Для нас успокоили океан, чтобы позволить свалиться им прямо на головы.

Темех почувствовал, как Афаэль улыбается под своим шлемом, ощутил его жажду предстоящей битвы.

– В варпе нет ничего такого, чтобы потревожило нас, брат, – продолжил Афаэль. – Если бы ты сам посмотрел, то увидел что флот Псов уже во многих днях пути и не может быть отозван. Мы сделаем это быстро.

– Отлично. Просто не забрось нас в ядро планеты.

В этот раз Афаэль не засмеялся.

– Время до перехода? – спросил он, повернувшись к офицеру.

– Приближается, лорд.

– Тогда активируй экран.

Перед командной группой из бронзового пола изящно поднялось изогнутое зеркало. Глазурованная поверхность была залита краской, которая перемещалась и расползалась как масло на воде. Темех смотрел на него с неприязнью. Это был грубый образ эфира, результат наблюдения за ним через глаза духа машины.

– Начинайте, – приказал Афаэль.

По всему флоту отключили варп-двигатели. Пятьдесят четыре корабля действовали согласованно, их плазменные двигатели реального пространства зарычали, включаясь, а пустотные щиты заструились на своих местах.

Меняющееся изображение в зеркале раскололось, ее сменил космос. Перед ними ужасающе близко находился жемчужно-белый шар. Он устремился к приближающимся кораблям, с каждой секундой становясь больше. Флот Тысячи Сынов, ведомый их несравненными провидцами, вышел из варпа ближе и быстрее, чем смог бы любой корабль, ведомый смертным.

Темех ощутил, как по желудку крадется неприятное предчувствие. Итак, это был Фенрис – цель долгого и мучительного планирования Магнуса. Планета выглядела меньше, чем он ожидал, грязный шар воющих штормов и потрескавшегося льда.

Афаэль излучал дикую энергию. Впереди «Херумона» другие корабли флотилии становились видимыми через перископы реального пространства. Полосы перегретой плазмы прочертили пространство, когда ударные корабли помчались вперед, чтобы окружить цель. За ними огромные транспортники неуклюже занимали позиции. Не было ни ошибок, ни небрежных рематериализаций.

– Фенрис, – прошептал Афаэль, восхищенный открывшимся перед ним зрелищем. Ужасные силы рассыпались по космосу в тесном строю, подобные силы не видели вместе со времен Предательства.

Темех, видя то же, чувствовал только утомительный страх. Он рыдал над разрушением Тизки, но это не разожгло его чувство мести. Пыл Афаэля, напротив, был грубым и пустым.

Мы утратили свой стиль.

Пиррид был невнимателен. Он подошел к зеркалу, наблюдая, как изолированный шар заполнил экран.

– Это причинит вам боль, – пробормотал он. – О, это причинит вам так много боли.

Последний день жизни Адамана Эарфейла начался плохо. Из астропатов коммуникационного шпиля в Вальгарде немногие были родом с Фенриса, что делало его одним из всего лишь дюжины или около того иномирцев на все планету. Его подчиненные-аборигены были грубыми, вонючими и отпускали сквернословные шутки в адрес его магии. Им не нравилось применение псайкерских сил, хотя их собственные гремящие костями пропускали немало эфирной энергии на уровень мануфакторума. Даже после сорокалетней службы он по-прежнему не избавился от привычек своего родного мира, планеты-улья Анрады. Он ненавидел Фенрис. Он ненавидел вонь, он ненавидел скуку, и он ненавидел холод.

После чуть более двух часов сна сигнализация, вызывающая его на астротелепатическую платформу, доводила до бешенства. Весь хор был полностью занят последние несколько дней, передавая данные для сбора флота. Он измождено вышел из своей кельи, стирая сон со своих незрячих глаз. В коридоре он почувствовал давку тел, носящихся вперед-назад. В вокс-бусинах стоял низкий, встревоженный стрекот. Что-то взбудоражило шпиль.

Эарфейл уверенно шагал по Санктум Телепатика через толпу кэрлов и трэллов, обнаруживая их только по запаху и звукам. Коридоры из его кельи к тронам-передатчикам были известны ему также хорошо, как очертания собственного тела. Тем не менее, каждый раз при пробуждении он чувствовал тупое давление позади глаз, которое проникало в его мысли и осложняло работу.

Он занял свое место, чувствуя себя ужасно. Плохо соображающий, вялый и раздражительный.

Сервитор заскрипел, чтобы помочь ему сесть в трон-передатчик, и он вздрогнул, почувствовав холодную сталь имплантата интерфейса во входных узлах кисти. Не было ни одной чертовой причины чувствовать такую боль – если бы дикари на этом забытом мире заботились о чем-то вроде комфорта, они бы установили новое оборудование много лет назад.

– Воды, – прохрипел он, зная, что сервитору понадобиться век, чтобы отыскать и принести чашку воды, холодной и с привкусом песка.

Его головная боль усилилась, и он начал кое-как расшифровывать программу предстоящей работы. Вокруг него усилился шум, когда другие астропаты начали читать свои литании.

– Благословенный Император, Защитник Человечества, Владыка Небес, направь мои мысли в Твоей службе и очисть мой разум…

Эарфейл начал цитировать вслух, одновременно настраивая ряд циферблатов и рычагов на панели управления перед собой. Оборудование было более теплым, чем обычно, иначе его высохшая старая кожа прилипла бы к холодному металлу.

Пока он говорил в его разуме начал появляться маршрут. Он не видел полностью текст, но отсылка была такой же четкой, как и ментальный образ.

– Да выдержит мое тело и останется чистой моя душа, мой Внутренний Глаз останется ясным, а Внеший Глаз – темным, как вечный знак Твоей благосклонности….

Он продолжал произносить знакомые слова, когда железный капюшон, ощетинившийся тонкими иглами зондов, опустился над ним. Он продолжал говорить, когда зонды проникли через стальные отверстия в его бритом черепе и остановились в предназначенных местах. Он продолжал говорить, когда голоса остального хора вышли из фокуса.

Моя голова убивает меня.

Признаков воды не было. Эарфейл остановил первую передачу. Стандартное межпланетное коммюнике, что-то об эскорте конвоев в одной из защищаемых Волками систем.

– Сохрани оберег Твоей защиты… проклятье, Фрор, почему этот список такой длинный?

По каналу директора, двухсотлетнего фенрисийца, раздался треск помех.

– Фрор?

Эарфейл сдался. Старый дряхлый козел. Боль за глазами стала сильнее. Было такое ощущение, словно выжженные нервы каким-то образом восстановились.

Что, во имя Хеля, это значит?

Он отключил контакт и подумал, не позвать ли апотекария, но затем отказался от этой идеи. В любом случае они все считали его слабым, мягкотелым иномирцем с поверхностными знаниями порочной магии.

Он открыл свой разум.

Эфир ворвался в него. Из пустоты на него уставился единственный глаз, опоясанный алым кругом.

– Святой Импе… – начал он, а потом началась настоящая боль.

Что-то огромное вошло в его сознание, что-то безбрежное и древнее, что-то такой величины, что Эарфейл сразу же понял, что он покойник.

– Фрор! – закричал он, может быть вслух, может быть мысленно. Смутно он услышал другие звуки, исходящие из темноты вокруг него. Послышались тяжелые шаги, словно кто-то бежал по комнате. Затем раздались крики. Потом все исчезло посреди боли – сокрушительной, вызывающей галлюцинации боли.

На краткий миг он подумал бороться с ней. На мгновенье, ужасающее мгновенье, его вернули к процедуре связывания души на Терре. Там он подвергся воздействию столь грандиозной сущности, что это сожгло его глаза и опалило душу.

Это та же самая сила.

Нет, не та же. Не вполне та же, хотя и родственная ей. Даже когда он извивался в своих путах, пришпиленный к своему месту бегущими через него электродами, он смог различить знакомые формы в варп-сигнатуре.

Закройте соединение!

Было слишком поздно. Эарфейл почувствовал, как органы внутри него лопаются горячими, мучительными взрывами. Кровь бежала по его лицу, стекая в открытый рот, застывший в беззвучном крике. Око свирепо смотрело на него, пульсируя небрежной угрозой. Это существо даже не особенно старалось.

+Что ты такое?+ – передал он, и его сообщение было подобно выстрелу микролюменом в звезду.

Око не колыхнулось, но добавило больше агонии. В этот момент Эарфейл понял, что оно делает то же самое со всеми астропатами. Это должно было быть невозможным – по всему шпилю находились обереги против проникновения, а все псайкеры были связаны душами. Это существо разрывало их на части, словно защиты не существовало.

Он дрожал на своем троне, чувствуя, как сознание покидает его. Его нервы сгорели, дав некоторое избавление от боли.

Эта воля изолирует нас, – подумал он, погружаясь в смерть. – Она хочет нас заглушить.

Это была предпоследняя мысль Адамана Эарфейла. Последняя пришла сразу за ней.

И что бы это ни было, понял он, мучительно содрогаясь обожженным телом, оно походило на Императора.