Текст книги "Сражения Космического Десанта"

Автор книги: Майкл Коннелли

Соавторы: Аарон Дембски-Боуден,Бен Каунтер,Гэв Торп,Крис Райт,Стив Лайонс,Ник Кайм,Роб Сандерс,Гай Хейли,Дэвид Эннендейл,Стив Паркер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 303 страниц)

Глава 8

– За Русса!

Россек забрызгал визор шлема слюной и ударил цепным кулаком, прочертив лезвиями оружия по нагруднику десантника-предателя, когда тот повернулся. Краем глаза он увидел, как его братья бросились в бой, их болтеры замолчали, когда они ввели в дело оружие ближнего боя. Остатки армии смертных теперь были неуместны. Все, что имело значение – предатели. Восемнадцать десантников-рубрикаторов против стаи из одиннадцати Космических Волков с пылающим огнем в сжатых кулаках.

Равные шансы.

Рубрикатор, противостоящий Россеку, двигался так же быстро, как и он. Хотя сапфировые монстры шли в битву неторопливыми, невозмутимыми рядами, с началом боя они ускорились. Их реакция соответствовала астартес, быстрая и уверенная, сбалансированная генетическим мастерством и этой грозной, энергичной физической формой.

Керамит ударялся о керамит, темно-серый цвет против сапфирового и бронзового. Вопящая, ревущая стая Волков вступила в бой. Их костяные тотемы дико раскачивались, а завернутые в шкуры руки наносили могучие удары с перемалывающей, точно направленной силой.

Предатели отвечали безмолвно, мрачно противопоставляя каждому выпаду контрвыпад. Они также быстро разворачивались, с равным искусством обменивались апперкотами, парировали атакующие клинки и отвечали ударами силовых мечей с кристаллическими клинками.

Россек возвышался над всеми остальными, великолепный в своем обожженном лазерным огнем терминаторском доспехе. Он прорубился сквозь охрану предателя, разбросав ее одной лишь инерцией движения, выписывая своим жужжащим цепным кулаком огромные разрушительные дуги.

Десантник-рубрикатор покачнулся, стоически сражаясь с надвигающейся бурей, отбрасываемый назад шаг за шагом. В то время как острые клинки отрубали куски от его украшенной брони, он не издавал даже шепота.

– Смерть Предателю! – заревел Россек, чувствуя новые впрыскивания адреналина, накачивающего его тело. У волка внутри от боевого безумия шла пена изо рта, он выл и пускал слюни. Абсолютное молчание врага разжигала ярость Россека, поднимая атаку на новые высоты свирепости.

Затем рубрикатор споткнулся о неровность местности. Россек воспользовался небольшим пространством между ними, чтобы выпустить град болтерных снарядов. Когда он приблизился для завершающего удара, снаряды попали в цель, раскалывая прекрасный доспех и отрывая декоративные гребни на шлеме и наплечниках предателя.

– Гнев Фенриса! – закричал Россек, присоединившись к многочисленному вою и боевым кличам своих братьев.

Это была жизнь. Это было совершенство – принести битву врагу, сражаться на открытом льду, для чего и создал его Всеотец. Среди гнева, слепой ярости, было также знакомое удовольствие от желания убивать.

Удовольствие.

Россек засмеялся под тяжелым терминаторским шлемом, едва замечая руны-символы на линзах дисплея, показывающие позиции стаи, отметки убийств и жизненные сигналы. Окруженные десантники-рубрикаторы зашатались под напором Волчьей Гвардии, не в состоянии ответить на неукротимую ярость атаки. Их убогая жизнь подходила к концу.

Затем все остановилось.

Россек увидел как Меченный прыгает по скалам справа от него, бросившись на двоих рубрикаторов, за его спиной развевались черные шкуры. Серый Охотник замедлился и остановился, замерев в невозможном, наполовину законченном прыжке.

Остальная стая поддалась: она сначала замедлилась, словно шла через сырую нефть, а потом остановилась.

Ошеломленный Россек развернулся, прежде чем почувствовал, как тяжесть давит на его конечности.

– Сражайтесь с этим, братья! – закричал он, почувствовав запах малефикарума, нечестивое зловоние колдовства, когда оно погрузилось в него. Руны на его доспехе вспыхнули красным светом, сопротивляясь наступающим волнам порчи. Его зрение дрогнуло, затуманившись по краям, словно по дну долины с неестественной неожиданностью прокатилась мгла. – Сражайтесь!

Десантники-рубрикаторы не испытывали пагубного воздействия. Они продолжали наступать с безжалостной эффективностью, бесстрастно вонзая клинки в неподвижных Волков, рассекая горжеты и обнажая под ними бледную плоть, равнодушные к приглушенным крикам боли умирающих Охотников.

Россек все еще мог двигаться, хотя медленно. Каждое движение было вязким, раздавленным смертельным весом тяжести.

Слишком медленно, чтобы спасти их.

– Хнн-ургх! – прорычал он, заставляя свое тело продолжать сражаться одной силой воли. Пот бежал по его татуированным бровям, вниз к сжатым скулам. Просто удерживать кулаки поднятыми требовало гигантских усилий; использование их еще больших.

Трое десантников-рубрикаторов приблизились к нему. Среди них был тот, с которым он сражался, не выглядевший ни мстительным, ни потрясенным, несмотря на свой изуродованный доспех. Подняв меч в атакующую позицию, он спокойно подошел, чтобы убить.

Россек мучительно смотрел, как затухают руны стаи на дисплее шлема, одна за другой. Воинов, которых он вел в битву, безжалостно убивали, не в разгаре честного боя, но как скот.

Он, рассвирепев, сжал цепной кулак и стиснул зубы. У него было такое чувство, словно его сердца лопнут, а мышцы оторвутся от костей, но каким-то образом он заставил свое оружие подняться.

Потом он впервые увидел колдуна. В нескольких метрах от него из укрытия появился маг Тысячи Сынов, его очертания размылись и мерцали. Россек чувствовал его запах, острую сладость порчи в носу. Под этой мантией был воин из плоти и крови, чье сердце билось, а разум испытывал злобу.

Колдун держал золотой посох, и на его увенчанном знаком навершии ожила перламутровая молния.

+Когда будешь умирать, воин-пес, знай вот что+ раздался в его разуме тонкий, искаженный ненавистью голос. Колдун навел наконечник посоха на него. +Мы сделаем это с каждым из вас+

Затем мир Россека наполнился болью и светом. Огромная сила сбила его с ног, оторвала от скал и швырнула далеко в воздух. Он почувствовал, как его тело отлетело от взрыва, испытав шок даже под защитой доспеха. Удар о землю был тяжелым, тупым и травмирующим. Он почувствовал резкий вкус собственной крови во рту и острый запах взрыва крак-гранаты.

Он мучительно поднял голову, стараясь остаться в сознании. Его зрение расплылось и дрожало.

Взрыв крак-гранаты?

– Ярл, не двигайся.

Это был голос Ройка по связи. Зрение Россека начало проясняться, как раз вовремя, чтобы увидеть новый залп тяжелого оружия по отделению Тысячи Сынов. Неподвижные десантники-предатели были разбросаны по сторонам, как и остальные солдаты. Огромные, клубящиеся шары пламени вспыхнули из расколотых валунов, когда крак-ракеты и тяжелые болтерные снаряды посыпались на рубрикаторов. Он увидел разорванных в этом аду предателей, их броня разлеталась на куски, когда огненный град рвался на керамите. Выжившие отступали с дисциплинированным молчанием, чтобы избежать потока приближающегося огня.

Несколько мгновений спустя несколько рук опустились на доспех Россека, вытягивая его с места боя.

– Моя… стая… – прохрипел Россек, его зрение расплывалось.

Движение прекратилось. Перед ним замаячил знакомый шлем. Цвета кости и в форме страшного медвежьего черепа, он больше походил на шлем волчьего жреца, чем Длинного Клыка.

– Всего один жизненный сигнал, – сообщил Торгрим Ройк. В голосе старого воина было обвинение. – Мы подобрали вас обоих, и мы уходим.

Где-то рядом Россек различил глухой рокот двигателя «Лендрейдера». Болтерный огонь стал интенсивнее, и поток залпов Длинных Клыков прочертил воздух.

Россек стряхнул с себя руки и, пошатываясь, встал. Его тошнило. Он чувствовал себя испорченным.

– Геносемя, – невнятно произнес он, думая о своих падших братьях. Мир вокруг него по-прежнему раскачивался в потоке следов от снарядов и эха взрывов.

Ройк приказал своим людям отойти к открытому люку ожидающего «Лендрейдера». Ветераны отступали без паники, стреляя на ходу. Они несли с собой тело Аунира Фрара, неподвижное и истекающее темной кровью.

– Останемся здесь – погибнем, – хладнокровно сказал Ройк. – Посмотри.

Россек повернулся и чуть не упал. В нескольких сотнях метрах, за пределами зоны поражения, где среди камней лежала его вырезанная стая, он увидел выживших рубрикаторов, которые начали перегруппировываться. За ними, дальше по узкой долине, спешили присоединиться еще больше солдат, смертных и предателей. Далее на большой дистанции находились танковые группы, машины которых были намного крупнее тех, что он уничтожил. Под их массивными гусеницами раскалывались валуны.

Авангард поддерживали главные силы; теперь наступление Тысячи Сынов шло полным ходом. Он слишком долго тянул. Помимо всего этого в его ноздрях все еще стояла вонь малефикарума, острая и пресыщенная. Они не смогут сражаться против этого колдовства.

Оцепенев, он позволил наполовину вести, наполовину тянуть себя в ожидавший транспорт. Густой дым вырвался из выхлопных отверстий, когда запустили двигатель. Болтеры «Лендрейдера» уже безостановочно стреляли, прикрывая отступление.

Россек едва ощутил, как рухнул с лязгом на пол пассажирского отсека, как почувствовал скрипучий толчок от запуска двигателей, когда машина покатилась назад по усыпанному валунами дну долины. Мучительная пелена порчи пронеслась по его разуму, растворяя мысли и смешивая инстинкты.

«Лендрейдер» увеличил скорость и благополучно вырвался из урагана огня. Россек поднялся на колени, его изломанное тело с трудом боролось с поврежденными сервомеханизмами доспеха. Только тогда начала возвращаться ясность, некое понимание того, что сейчас произошло.

Я убил их.

И тогда волк с янтарными глазами внутри него завыл, не от жажды битвы или славы, но от ужасного горя.

Матросу Рери Урфангборну нравился космос. Даже когда корабль находился в странном варп-путешествии со всей его тошнотой. Стать членом экипажа корабля Адептус Астартес было шагом вперед из обычной жизни смертного человека Империума. Он знал это, потому что видел другие миры и воочию наблюдал ужасы и чудеса галактики. Он видел города-улья из металла и пласкрита, которые поднимали свои вершины сквозь кислотные атмосферы, гигантские агрокомбинаты, заваленные пылью и бесконечной работой, миры-кузницы, покрытые мануфакторумами размером с континент, насыщенные маслянистым дымом и пронизанные загрязнением и болезнями.

Так что, при всех его испытаниях, пожизненно находиться в машинариуме «Науро» было не так плохо. Здесь было темно и холодно, но на Фенрисе тоже. Большую часть времени плохо пахло, но через несколько лет ты перестаешь замечать это. Кэрлы были грубиянами и не думали дважды, чтобы ударить прикладом ружья за небрежную работу, но за исключением этого были достаточно гуманными – после прорыва орбитальной блокады действующий штурман корабля даже приказал выдать полумёд – тяжелый алкогольный суррогат священного боевого стимулятора Небесных Воинов. Это было хорошо. Это подняло всем настроение, несмотря на последовавшие за этим несчастные случаи.

С тех пор объем работы стал изматывающим. Трудно было сказать, сколько времени прошло – внутренние хроносы были ненадежны в варпе, и только навигатор обладал хоть каким-то представлением о прошедшем времени с момента выхода к точке прыжка и запуска варп-двигателей. Наверняка дни, по крайней мере, тело Рери говорило об этом. Работа занимала почти все время – он спал не более пары часов в каждом цикле, прежде чем его поднимали на новое задание. Что-то заставляло капитана гнать корабль, выжимая больше скорости, несмотря на полученные над Фенрисом повреждения.

Как матрос нижних палуб Рери не имел истинного представления обо всем процессе ремонта, но кое-что знал о двигателях, а они по-прежнему были в плохом состоянии. Повсюду были утечки, и три из четырех главных топливных магистралей, ведущие из цистерн к двигателям были разорваны без возможности восстановления. Семь палуб было полностью задраено, создавая трудности при перемещении между разными уровнями и отнимая много времени. Однако выражения лиц командиров вернулись из состояния крайней тревоги до просто мрачного. Моркаи по-прежнему шел по пятам, но, возможно, не так близко, как раньше.

Это были хорошие новости для Рери Урфангборна. Он любил жизнь, особенно с тех пор, как Анийя из команды интенданта, наконец, отбросила свою робость и, кажется, искренне желала провести немного времени за переборками вместе с ним. Он не обманывал себя тем, что ею движут чувства. Его сутулая фигура и серая кожа – результат работы, которой он занимался всю жизнь, совершенно не выделяли его, как образец мужественности, но близкая смерть удивительным образом ослабила сопротивление женщины.

Он мастерски крался по служебным тоннелям, наученный годами беготни по недрам «Науро». Освещение было ниже нормы. Целые секции погрузились в темноту, когда работающие машины неожиданно увеличили потребление электроэнергии, поэтому он пристегнул два фонаря по обе стороны ржавого шлема. Рери слышал на ходу свое тяжелое, предвкушающее дыхание. Он шел долго и его ладони стали засаленными от желания и машинного масла.

Он повернул за угол, вдвое согнувшись в тесном пространстве, заботливо избегая выступающие пучки оголенных проводов. Металл вокруг него постоянно вибрировал под воздействием пульсации титанических двигателей над головой.

Как только он добрался до места назначения – склада, скрытого глубоко в лабиринте служебных туннелей, тусклые лампы потухли.

Рери ухмыльнулся, включив фонари. Бледные и дрожащие лучи неплохо освещали путь. Он спрыгнул из служебного тоннеля в выбранную комнату, отшвырнув в сторону при приземлении ящик изношенных подшипников. Матрос оглянулся, лучи его фонарей пробежались по разбросанной куче ящиков на металлическом полу.

Анийя уже была здесь, сгорбившись перед кучей деталей старой машины. Она ждала его в темноте, опустив голову. Рери увидел, как вспыхнули ее рыжие волосы в свете фонарей, и почувствовал пробежавшее по телу возбуждение.

– Значит, ты пришла, – сказал он жадно, подбежав к ней.

Женщина не ответила, и Рери на мгновенье замешкался. Может она больна? Или задумалась? Он присел перед ней, осторожно протянув свою тощую руку к челке. Он колебался, его пальцы дрожали. Она сидела неуклюже.

– Анийя?

Он убрал ее волосы, обнажив бледное лицо. На месте ее глаз были черные дыры, от которых тянулись кровавые линии, похожие на следы от слез.

Рери закричал, отпрыгнув и сильно ударившись спиной о стену.

Только это была не стена. Это был металлический гигант, монстр в позолоченном силовом доспехе и высоком шлеме с гребнем. Чудовище наклонилось и схватило его за плечо, сжимая плоть, пока не хлынула кровь.

Рери продолжал кричать, пока не появился еще один. На втором монстре была длинная ниспадающая мантия на таком же украшенном доспехе, но он хромал и сутулился, словно был тяжело ранен. Его шлем походил на голову кобры, увенчанную золотым капюшоном. Воин в мантии сделал мимоходом жест и Рери осознал, что не может больше кричать. Его открытый рот совсем не издавал звука, даже если крик продолжался в его голове. Он боролся, скорее инстинктивно, чем как-то еще. Он начал узнавать людей – какие-то искаженные космодесантники. Это сказало ему все, что нужно о его шансах выжить.

Над ним возвышался десантник в мантии. Лучи фонаря Рери пронеслись по золотому капюшону кобры, засверкав от усыпавших металл драгоценных камней. Словно в каком-то полузабытом кошмаре его рот не издавал ни звука. Лицевые мышцы постепенно расслабились, пока не лицо не приняло выражение спокойной скуки.

Воин в мантии сказал что-то молчаливому, но Рери не смог понять языка. Потом золотой шлем повернулся к Рери.

– Я рад, что ты пришел, – сказала маска кобры, на этот раз говоря на фенрисийском со странным произношением. Голос оказался на удивление мягким. Даже любезным. – Твоя подруга не пережила этот процесс. Думаю, ты сделан из более твердого теста.

Его перчатки поднялись. В одной был изогнутый скальпель. В другой два шара, сияющих нечестивым, бледно-зеленым светом. Помимо колдовского блеска они выглядели целиком как глаза.

Рери продолжал кричать. Он продолжал кричать, когда фонари погасли, продолжал кричать, когда мастер Фуэрца приступил к работе, и продолжал кричать, пока лорд-маг Тысячи Сынов не закончил. И хотя его лицо оставалось вялым и бесстрастным, заключенное под поверхностью невозмутимости магией более могущественной, чем он смог бы когда-либо осознать, часть Рери Урфангборна никогда не переставала кричать.

Кулак Хель прыгнул высоко в воздух. Угасающий свет отразился от его доспеха, крупные пласты снега осыпались с тела.

– Волки среди вас! – заревел он, нарушив долгую, настойчивую тишину.

В пяти метрах ниже него колонна марширующих смертных повернулась, уставившись с комичными выражением ужаса. С их стороны было глупо идти так близко к краю, так заманчиво углубиться в глубокие сугробы и удобно расположиться для ожидавшей их засады.

В двух метрах слева от Кулака Хель из снега выскочил с криком дикого восторга Красная Шкура. Вместе с ним появилась остальная стая, ведомая вопящей фигурой Сигрда Бракка, возвышающимся кошмаром в броне и клинком посреди сгущающихся сумерек. Волки прыгнули разом, как оползень, врезавшись в застигнутый врасплох отряд.

По ним ударил лазерный огонь, когда смертные бросились бежать из тени уступа по пересеченной, предательской земле. Многие спотыкались, ломали лодыжки и кисти, падая среди острых, как нож камней. Их было больше сотни, все хорошо вооруженные, хорошо защищенные. Для смертных.

Кулак Хель тяжело приземлился, ломая хребет убегающему солдату силовым кулаком, который теперь потрескивал пузырящимся разрушительным полем. Он развернулся, аккуратно сбил с ног следующую пару, сорвал с них маски и оставил задыхаться разреженным воздухом. Другой рукой он выпустил из пистолета поток убийственного болтерного огня, прочертив кровавый коридор в тесно сбившихся толпе солдат, а затем прыгнул к ним.

– Ярость Русса! – закричал Кулак Хель, наслаждаясь убийством и выбирая цели среди толпы поворачивающих, бегущих фигур.

К этому времени Красная Шкура и остальная стая также оказались среди солдат. Они рубили и кромсали, выпускали короткие, точные очереди из болтеров. Мрак сумерек освещали дульные вспышки и энергетические поля, затмевая лазерные лучи, когда враг изо всех сил старался сделать больше, чем просто умереть под атакой.

– Идите к моим клинкам, предательское отребье! – проревел Красная Шкура, перепрыгивая через камни с уверенностью истинного волка. – Почувствуйте мой…

Шальной лазерный луч ударил его прямо в грудь, сбив его с ног и опрокинув на спину.

Кровавые Когти с хохотом пронеслись мимо него, безжалостно убивая смертных с небрежной и страшной энергией.

– Почувствовать что, брат? – передразнил Кулак Хель, выпотрошив солдата из болт-пистолета, после чего схватил силовым кулаком другого и раздавил его.

Сломанный Зуб смеялся даже когда рубил мечом целую группу запуганных, ползающих солдат, мономолекулярные лезвия разрезали броню, словно ткань.

Красная Шкура тяжело поднялся, излучая смущение и ярость. С черного ожога на его нагруднике поднимался дым.

– Кто, фекке, это был? – проревел он, снова шагнув на дистанцию ведения огня, его рокочущий голос поднялся над криками и задыхающимися всхлипами убегающих солдат. Он косил болтерным огнем, срезая солдат дюжинами. – Попробуй еще раз. Попробуй еще раз.

Кулак Хель оскалился, ударив кулаков в лицо солдата, и развернулся, чтобы подстрелить еще нескольких из пистолета.

– Хотелось, чтобы кто-то попробовал, – сказал он по оперативному каналу. – Убивать больше некого.

Это было правдой. Бракк прорубил дорогу сквозь врагов, убивая с точностью и мастерством, которые превосходили даже искусство Кровавых Когтей. Как обычно, Волчий Гвардеец оставался зловеще молчаливым во время бойни, позволив молодым выпустить из себя свирепость, в то время как сам занимался беглецами. К тому времени как он подошел к Кулаку Хель, местность была усеяна быстро остывающими телами.

– Хватит, – рявкнул Бракк, как только волна убийств пошла на убыль. Он вставил новый магазин в болтер. – Это конец. Мы возвращаемся в Этт.

Красная Шкура был все еще зол.

– Почему? – выпалил он, позволив цепному мечу продолжать жужжать. – Мы могли бы сражаться всю ночь.

Бракк фыркнул. В отличие от других вожаков стай он предпочитал оставаться в стандартном силовом доспехе, нежели более громоздком терминаторском, но каким-то образом по-прежнему возвышался над воинами вокруг него.

– Мы не останемся здесь для того, чтобы ты снова упал на свою задницу, – прорычал он. – Я получил приказ из Этта – мы возвращаемся.

Кулак Хель встал рядом с Красной Шкурой. Его тело было все еще наполнено эндорфинами. Счет убийств был высоким, несмотря на их низкое качество. Работы все еще хватало, и быть отозванным обратно в логово было оскорбительно.

– Мы должны остаться, – сказал он почти неосознанно.

Стая молчала. Бракк медленно повернулся к ней лицом.

– Действительно? И какая часть тактического гения заставила тебя сказать это?

Кулака Хель больно задел сарказм. Он почувствовал, как в голове пронесся резкий ответ, как рвутся наружу зревшие месяцами чувства.

Наш Волчий Лорд слишком осторожен. У него холодная кровь. Он не дает нам прославиться и превращает нас в щенков Ордена. Им должен был быть Россек. Он бросил бы нас на врага, дал бы необходимое нам убийство.

Но слова не были произнесены. Бракк был старым Волчьим Гвардейцем, твердым как адамантий и закаленным на наковальне бесчисленных кампаний. Он был высшим хищником, неоспоримым главой стаи. Кровавые Когти были вольны высмеивать эту силу, когда ими двигали юный пыл, но они никогда не бросят ей вызов.

Поэтому Кулак Хель смиренно поклонился, чувствуя, как от этого пылают его щеки.

– Теперь среди предателей есть колдуны, – пояснил Бракк, обращаясь ко всей стае. – Так далеко от оберегов Штурмъярта, мы уязвимы. Так что мы отступаем туда, где сможем лучше сражаться с ними. Ярл знает, что делает.

Стая убрала оружие, готовясь к возвращению в Этт. Один за другим, держась рядом, они отправились в путь в сгущавшихся сумерках.

Когда Кулак Хель собрался последовать за ними, к нему подошел Бракк. Он взял Кровавого Когтя за руку. Не мягко.

– Я знаю, что ты чувствуешь, – сказал он по закрытому каналу. – Твой пыл делает тебе честь, Кир Эсвай. Будет еще много убийств, и слава, которую ты жаждешь.

Хватка усилилась.

– Но еще раз подвергни сомнению приказ, – прорычал он, – и я разорву твою наглую глотку.

Амуз Темех осмотрел комнату. Он находился в центре «Херумона», защищенный от космоса километрами конструкции корабля. Комната имела форму идеального круга диаметром девять метров, ее стены были отполированы до зеркального блеска. Даже глаза Темеха, приученные к несовершенству во всех его формах, не могли разглядеть изъяны на поверхности – результат десятилетий работы его неофитов, прежде чем им сказали об операции на Фенрисе. Пол был таким же гладким и отражающим. Потолок, высотой около двадцати метров, богато украсили. Отделанные золотом и аметистом зодиакальные фигуры и пять Платоновых Тел[11]11
  Платоновы тела – совокупность всех правильных многогранников трехмерного мира, впервые описанных Платоном. Существуют всего пять объемных платоновых тел: тетраэдр, гексаэдр, октаэдр, икосаэдр, додекаэдр.


[Закрыть] были расположены вокруг центральной эмблемы Ока.

Око. Когда оно стало нашей эмблемой? Кто-нибудь из нас думал о том, что оно говорит, что значит?

Темех посмотрел вверх психическим зрением, пристально разглядывая узор. Образы, хотя и были прекрасно исполнены, были не просто украшением – их расположили строго в определенных точках в центре комнаты, точках, обусловленных гармонией, которую они пробудили внутри эфира и резонансах, которые создали.

Иногда практики и другие неофиты предполагали, что имматериум и материум не имели точной взаимосвязи, и то, что происходило в одном, было только неполным отражением в другом. Это было не так, несмотря на то, насколько неясными эти взаимосвязи могли показаться непосвященным. Причинные связи были более постоянными и более определенными, чем любые безоговорочно существующие в физической реальности, хотя для того, чтобы понять, как бесконечные элементы разделенных вселенных сочетаются друг с другом, потребовалась бы целая жизнь исследований. Даже мастера-колдуны нуждались в знаках, чтобы понять смысл этих глубоких значений. Образы были частью этого, как и имена. Вот почему стены комнаты были исписаны словами силы, которые вычертили идеальными линиями машины, давно забытые и запрещенные в смертном Империуме.

Сами по себе имена имели мало значения. Но если их разместить в надлежащем порядке и относиться с должным почтением, значение могло быть ужасающим. Тут речь шла о взаимоотношениях, связях, причинах и следствиях.

В центре комнаты находился алтарь, отлитый из бронзы и украшенный дополнительными эзотерическими устройствами. Темех стоял рядом с ним последние двенадцать часов, неподвижно, со сжатыми руками, опущенной головой, в позе молчаливой медитации. Он был в высоких Исчислениях, настолько близко к отделению души от тела, насколько отважился, помня об опасностях, даже когда наслаждался возможностями.

Над алтарем нечто обретало форму. Хотя его фиолетовые глаза были закрыты, Темех видел, как форма растет. В настоящий момент фактически ничего нельзя было заметить. Мерцание тут, вспышка там. Время от времени будет дрожать воздух, колеблясь, словно в горячем мареве.

Задача была трудной, несмотря на долгую подготовку, усердные исследования, сделанные жертвоприношения. Как только достигались определенные состояния, как только определенная степень физического состояния отступала, вернуть ее было сложно. За долгие эры вселенная научилась сопротивляться проявлению в своих владениях чистой психической сущности. У материума была своя собственная душа – об этом тоже мало, кто знал – обобщенная способность замедлять вторжение с другой стороны пелены. Если бы ее не было, демонические силы давно бы свирепствовали в смертной галактике.

Для того чтобы выполнить волю его господина, эта сила должна быть нейтрализована, осторожно взломана. Ариман когда-то назвал это спеть колыбельную вселенной. Подходящее описание.

Вспомнив старого друга, Темех почувствовал, как его сердце замедлилось, пульс упал до одного слабого удара в час. Воспоминание помогло ему. Методика действовала.

Над алтарем на короткий момент вспыхнул окаймленный красным цветом зрачок, такой же темный, как глубины космоса. Затем он исчез, просто эхо среди полураспознанных форм, плавающих над бронзой и золотом.

Они ищут вас на Гангаве, мой лорд, подумал Темех, позволив части своего разума позабавиться иронией этого. Как-будто вы все еще ограничены физической геометрией. Они не знают каким могущественным и каким слабым вы сделали себя.

Тогда в теплом воздухе пробежала рябь, отголосок подобия раздражения, незначительная модуляция некоего огромного, властного существа, все еще способного быть оскорбленным и задетым за раненную гордыню.

Темех обуздал свои мысли. Необходима была концентрация. Она будет необходима много дней. Каждый материальный атом в комнате будем сопротивляться ему, каждый нарушаемый закон физики будет изгибаться и бороться. Материя чувствовала чудовищный произвол, который он хотел совершить, и из-за этого неистовствовала все еще могучей яростью.

Успокойся, – приказал Темех, безмолвно приводя в действие свою неуловимую силу в комнате. – Мой голос – закон в этом месте. Моя воля – главная. Я здесь по велению моего господина. Я здесь, чтобы уложить тебя спать.