Текст книги "Сражения Космического Десанта"

Автор книги: Майкл Коннелли

Соавторы: Аарон Дембски-Боуден,Бен Каунтер,Гэв Торп,Крис Райт,Стив Лайонс,Ник Кайм,Роб Сандерс,Гай Хейли,Дэвид Эннендейл,Стив Паркер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 213 (всего у книги 303 страниц)

Призрачные машины реагировали не так, как живые существа. Снаряды не отбросили их, они не бились в конвульсиях, а просто замерли. Одна из них осталась стоять, превратившись в статую, за которую ее приняли космодесантники, с рукой, вытянутой, чтобы схватить Гальта. Вторая машина сложилась и опустилась на пол.

– Спасибо, братья, – сказал Гальт. Он отключил меч и направился за шлемом. По пути он связался с диспетчерской посадочной палубы «Новум ин Гонорум».

– Это капитан Гальт. Запрашиваю немедленную эвакуацию. Мы закончили. Император винцит омнис. Потери – брат Вердерион. Мы предаем его душу Императору. Оповестите лазарет и капеллана Одона.

– Брат-капитан, – позвал Астер. В руке он держал драгоценный камень, такой же, как тот, с которым играл капитан корабля. – Как мы поступим с камнями? Стоит ли их сохранить? Они могут оказаться полезным преимуществом при контакте с эльдарами.

Лицо Гальта посуровело. Астер прагматично подходил к делу. Они знали об эльдарах достаточно, чтобы понимать важность этих камней для их презренной чужеродной религии.

– Нет, – ответил Гальт, – я не имею дел с чужаками. Уничтожь камни.

Видение растаяло. Историю битвы против эльдаров прямо сейчас записывали на коже Гальта иглой и чернилами. Он вернулся в ничто между сном и пробуждением, ожидая, какое решение примут на его счет.

Рев воздуха, проходящего через его легкие, стал похож на шум огромного океана. Гальт ощутил легкое давление на свой разум. Дом звал его.

Духи погибших братьев признали его действия достойными. Он чувствовал легкие изменения в глубине мозга, пока полученные дары, Усыпляющий и Неусыпный работали сообща, чтобы ввести его в транс. Гальт начал различать запахи бо-вереска и холодных сырых камней.

Он открыл глаза и обнаружил, что находится уже не в татуировочном кресле Великой часовни поминовения. Битва с корсарами снова отступила в глубины памяти. Его голые ноги стояли на грубом полу, а перед ним раскинулся бескрайний простор. Гальт стоял на небольшом балконе, высеченном в скале. У ее подножия расстилались каменистые равнины, усеянные расщелинами. По обе стороны простирались бессчетные бастионы, турели, статуи и ярусы окон, вырезанные в стенах поколениями Новадесантников.

Гальт находился в крепости Новум, или, точнее, в Тени Новум, сне о реальной крепости. Однако слово «сон» не вполне точно описывало то, что испытывал капитан. Он видел, что стоит на крепостном валу, хотя его флот плыл в космосе, в тысячах световых лет от Гонорума. Гальт уже долгие годы не был дома, поэтому очень ценил редкие визиты туда, даже в эту копию.

Гальт поражался реалистичности видения. Он закрыл глаза, глубоко вдохнул разреженный воздух и улыбнулся, почувствовав холод в легких.

Крепость-монастырь Новадесанта была огромной, и ее строительство никогда не заканчивалось. Говорили, что оно завершится лишь тогда, когда последний Нова-десантник отдаст свою жизнь на службе человечеству. После каждой победы в скале высекался новый зал, в честь каждого погибшего брата освящалась новая часовня. Спустя восемь тысяч лет с начала строительства крепость-монастырь занимала три пятых части Возносящихся гор. Никто из живых или мертвых не знал ее точного размера, а в самых глубоких помещениях хранились тайны, не известные никому, кроме магистра ордена.

У орденов были свои секреты, как и у людей.

В этом теневом Новуме не было никаких звуков, кроме тех, что издавала природа. Не было ни братьев, ни их слуг. Живых, по крайней мере. Тень Новум был залом мертвых, домом погибших Новадесантников, местом, где можно получить совет от героев прошлого. Зачем живым могли бы понадобиться все новые и новые помещения, которые беспрестанно высекались в горе? Но мертвым, число которых росло с каждым годом, нужны были бараки и оружейные так же, как и живым.

Гальт оперся руками на балюстраду. По небу бежали черные облака, изнутри их подсвечивали молнии, создавая в небе фигуры странных очертаний. Там, где буря задевала пустотные щиты крепости, начинало играть зеленое сияние – предвестник узоров, которые появлялись с наступлением ночи и сменяли друг друга в звездном небе до утра. Монастырь выстраивал мир, в котором находился, со всеми осязаемыми и неосязаемыми его аспектами. А мир, в свою очередь, создавал братьев, которые жили в монастыре. Такая симметрия радовала Гальта.

Земля под темным небом была на удивление ярко освещена. Стоял поздний вечер, и лучи молодого солнца Гонорума тянулись к земле под прицелом нарастающей вокруг гор бури, окрашивая высеченные пики и грунтовые равнины золотом. Гонорум был суровым, но красивым миром, миром световых контрастов. Гальт, не отрываясь, смотрел на горизонт, позволяя солнцу и ветру освежить его душу.

Он так долго не был дома.

Гальт ждал. Он должен был набраться терпения. Буря затягивала небо тьмой. Окно, в которое проникали лучи солнца, становилось все уже. Раздались раскаты грома. На одеяние Гальта упало несколько крупных капель дождя, а вскоре за ними последовал сырой снег, рисующий в воздухе наклонные линии. Капитан смотрел, как кристаллы льда тают на его теплой коже.

Он почувствовал за спиной звук – и это было не дуновение ветра.

Прибыл его проводник, герой, призванный из залов мертвых в это промежуточное место, чтобы дать совет. Таким благом его одарил ритуал татуирования.

Гальт повернулся. В дверном проеме балкона стояла фигура, также облаченная в одеяние цвета кости, с темно-синим табардом, на котором был изображен символ ордена – череп, окруженный стилизованными лучами вспыхнувшей звезды. На груди новоприбывшего красовался серебряный кушак, расшитый знаками пройденных кампаний, почестями ветерана истребительной команды Караула Смерти. Гальт вздрогнул. Он знал обладателя этого кушака, слишком хорошо знал. Он молился, чтобы это оказалось совпадением. Новадесант был древним орденом. Возможно, два брата, разделенные тысячелетиями, могли получить одинаковые знаки отличия.

«Возможно… – подумал он. – Но маловероятно».

– Брат, как мертвые могут помочь живым? – произнесла фигура, и в сердца Гальта пробрался холодок. Этот голос был знаком ему так же хорошо, как и свой собственный. Фигура шагнула вперед, снимая капюшон.

Гальт нахмурился. Как он и боялся, у духа было иссеченное шрамами лицо сержанта-ветерана Волдона, человека, который тренировал Гальта во время послушничества и первых лет действительной службы. Волдон был для него как отец.

Все тело сержанта покрывали татуировки, изображающие важные моменты его жизни. Некоторые были грубыми и уже выцвели – их ему нанесла человеческая семья, до того, как боги избрали Волдона жить в залах мертвых и сражаться за Небесного Императора. Часть татуировок изображала символы ордена. Другие были настоящими, мастерски исполненными картинами в цвете. На коже Волдона уже практически не осталось места для новых татуировок. Каждый миллиметр его лысой головы покрывали почетные знаки. Они шли вниз по шее, выползали из-под рукавов одеяния и аккуратно оборачивались вокруг каждого пальца на руках. На его лбу был нанесен символ Новадесанта, как и у всех братьев ордена. Эту татуировку они получали во время обряда посвящения. Все промежутки между лучами звезды Волдона заполняли штифты – знаки выслуги лет. Они создавали вторую вспышку из нерушимого адамантия.

– Как такое может быть, брат? – спросил Гальт. В его голосе отражались разноречивые эмоции. – Ты еще жив, я видел тебя меньше часа назад.

Волдон положил руку на балюстраду и устремил взгляд на равнину.

– Мертвые неподвластны законам времени как живые, владыка капитан. Это место вечно, время здесь ничего не значит. Я погиб уже очень давно. Или вчера. Или завтра. Это не важно. Мы все здесь – братья уже ушедшие и братья, которым еще только суждено ими стать. Ты находишься здесь так же, как и я. Скажи мне, жив ты или мертв? Знаешь ли ты себя?

Гальт хотел заговорить, но передумал. Он старался сохранять самообладание. Расспрашивать мертвецов слишком подробно было неумно. То, чего мастера не изобразили на открытых взгляду участках плоти, другим знать не полагалось. Гальт повернулся к простирающимся внизу каменистым равнинам Гонорума, пустым и выглядевшим нереальными. Вдали одинокая фигурка бежала от бури, пробираясь по изломанным камням. Она поднималась и спускалась с каменных утесов, маленькая и ничтожная, как муравей.

Гальт понаблюдал за бегущим, прежде чем снова заговорить.

– Это беспокоит меня. Солнце ярко освещает равнины Гонорума, но небеса затягивает черная буря. Что это значит?

Волдон провел рукой по голове и криво улыбнулся.

– Ты знаешь, каков наш мир, парень. Бури, холода и золотой свет.

Никто другой не обратился бы так к капитану Гальту, ни у кого другого не было на это права.

– Не в сновидении. Не все сразу.

Волдон оперся локтями на балюстраду. Рукава одеяния упали с его рук, открыв еще больше татуировок. На одной умирал орк, на другой город праздновал свое спасение. Мгновения времени, запечатленные чернилами на плоти.

– Свет и тьма сражаются, первый капитан. Именно это говорит шторм.

– Кто побеждает?

Небо с треском прочертила молния. На пустотных щитах заиграли зеленые и фиолетовые вспышки, подобно маслу, которое льют в бурлящую воду.

– Наши родичи внизу сказали бы, что это сражение богов, – сказал Волдон, кивком указывая на человека вдалеке. Он добрался до края равнины, усеянной камнями безумных очертаний, и поднимался на отрог горы, которому скульптор придал вид пикирующего орла. Одна голова птицы хищно наблюдала за фигурой, а другая испуганно отвернулась. Гальт не помнил статую, но в этом не было ничего необычного. Тень Новум не полностью повторяла реальность.

– Еще они говорят, что крепость Новум – царство мертвых, – ответил капитан. – Они вообще не считают нас живыми.

– И они правы. Разве ты не пришел за советом мертвых? Настоящий Новум находится на Гоноруме, а ты стоишь здесь. И кто же призрак? Все принятые на службу в орден погибают на службе человечеству. Между жизнью и смертью стоит лишь время, а оно – ничто. Скоро ты и сам это поймешь.

– Ты говоришь, как реклюзиарх Мортиар.

Волдон хрипло рассмеялся:

– Я мертв, как мне и положено. Спроси его, он тоже обитает в этих залах. Здесь можно найти кого угодно.

– А меня?

Не отвечая на вопрос, Волдон перевел взгляд на горизонт.

– Послушай, что я скажу, владыка капитан.

Гальт старался держаться спокойно. Встреча с Волдо-ном в качестве почтенного мертвеца не могла предвещать ничего хорошего, но показать свое беспокойство тени сержанта было бы непростительно.

– Ты не ответил на мой вопрос, как того требует твой долг. Окажи услугу живому брату. Кто одержит верх в этом древнем противостоянии, свет или тьма?

Волдон едва заметно улыбнулся. Именно эту улыбку Гальт хорошо запомнил еще с момента его избрания после испытания огнем и со времен послушничества, когда он служил в отделении скаутов Волдона в Десятой роте. Именно эту улыбку он видел на лице сержанта Волдона этим утром.

– Кто сказал, что они сражаются друг против друга, первый капитан? Грядут тяжелые времена. Будь начеку.

– А член племени, бегущий от бури? Почему он поднимается наверх? Что это означает?

– С чего ты взял, что он из племени и что он бежит от бури?

Молния ударила прямо в пустотные щиты, разряд пробежался по их поверхности расходящейся во все стороны сеткой. Прогремел гром, и щиты загрохотали в ответ, как оружейный огонь.

Гальт содрогнулся и покинул тень Новум. Его видение завершилось резко и внезапно, как и всегда.

Капитана встретили тихие песни слуг реклюзиама, выстроившихся вокруг кушетки. Гальт открыл глаза. Воздух в часовне был сухим и недвижимым, его ложе слегка дрожало от работы реактора корабля.

– Ритуал завершен, господин. Работа выполнена. – Автомастер убрал иглы от плеча Гальта. Когда-то он был человеком, но то, что от него осталось, едва ли можно так назвать. Одну руку заменил сегментированный протез, на месте кисти расположился барабан, увенчанный десятками тонких иголок и банками с пигментами. Вторую руку покрывали искусные татуировки. У мастера не было ног, его туловище, одетое в робу без рукавов, крепилось к механическому манипулятору, позволяющему двигаться вокруг татуировочной кушетки в Святилище нанесения.

– Прекрасная картина, отмечающая великое деяние, – проскрипел автомастер. Его голос звучал слабо, он редко им пользовался.

Гальт размял руку и вытянул шею, чтобы посмотреть на выполненную работу. Из микроскопических отверстий, оставленных иглами, сочились капли крови. Раны быстро затягивались благодаря клеткам Ларрамана, еще одному дару Космодесанта. Кожа была покрасневшей и раздраженной, но Гальт уже видел, как будет выглядеть новая татуировка, когда заживет. Она изображала капитана с поднятым болтером. У его ног лежали тела налетчиков-эльдаров и их странные боевые машины

– Хорошая работа, – сказал Гальт, – благодарю.

– Я рад, что вы довольны. Нет нужды в благодарности, господин. Вы исполняете свой долг, а я – свой. – Автомастер склонил голову и положил руку на грудь. Манипулятор отодвинулся, притянув получеловека обратно в нишу, где он содержался, пока в его услугах не было нужды. Где-то на теле мастера находилась татуировка, рассказывающая, как он стал таким, – как молодой кандидат на место в рядах Новадесанта был превращен в безымянное ссохшееся существо, заточенное в металл.

Его окутали холодные газы, и дверь ниши захлопнулась.

И поле зрения Гальта вступил капеллан Одон, духовный лидер роты и повелитель Великой часовни поминовения. Он взялся за отмеченное плечо Гальта и одобрительно хмыкнул.

– Очень похоже на тебя, брат-капитан, это хороший знак. Уверен, что одно только это изображение наполнит сердце Императора гордостью, когда придет время оценки твоих деяний.

– По знакам узнаем мы все о тебе, – сказал Гальт.

– И так будем судить о стали в сердце брата, – ответил Одон.

Гальт сел и взглянул в лицо капеллана. Одон был одет и черную робу с капюшоном. Пламя свечей едва освещало нанесенную на его лицо татуировку, изображающую череп.

– Поведали ли тебе что-то сны, брат-капитан? Говорили ли почтенные мертвецы о победах?

Гальт молчал.

– Тебя что-то беспокоит, капитан. Избавься от этого бремени.

– Скажи мне, капеллан, что предвещает встреча живых в Тени Новум?

Лицо Одона приняло задумчивое выражение, заставив мы татуированный череп двигаться будто бы сам по себе.

– Этот человек, он среди нас?

– Да, это был…

Одон положил руку на плечо первого капитана.

– Нет, брат, не называй его имя ни мне, ни кому-либо другому, и особенно ему. Время не имеет значения в том месте, за гранью. Земли предков населены теми, кто уже погиб и теми, кто еще погибнет. Когда живой встречает кого-то, кто тоже пока еще дышит, – это необычно, но не страшно. Если тень еще живого сама ищет просящего – это великая честь. Тебе следует гордиться этим, брат-капитан.

Гальт неуверенно кивнул.

– Да, брат-капеллан. Это дурной знак для того, кто станет этой тенью, разве нет?

Одон согласно хмыкнул.

– За братом, чья тень показалась, скоро придет смерть. Лучше если живой не будет знать о близости своего призрака, несмотря на то, что его присутствие в Тени Новум говорит, что его душа в безопасности.

– Это еще не все, капеллан.

– Да, брат-капитан?

– В небесах бушевал великий шторм, но земля под ними была светлой. Сначала казалось, что свет и тьма сражаются друг с другом, но призрак сказал мне, что это не так. По Равнине суда перед западной стороной крепости Новум бежал человек. Он взошел на гору Бордон, которая в моем видении была сработана в форме аквилы. Что это предвещает?

– Ты видел еще кого-то?

– Вдали. Возможно, кого-то из кланов.

– Это тревожно, – сказал Одон. Капеллан нахмурился, но череп на его лице ухмылялся, как всегда. – Я подумаю над этим. Вокруг нас постоянно действуют силы, которые мы не понимаем. Да и не должны. Это понимание даровано одному лишь Императору, сидящему в дверях между миром живых и миром мертвых. Не нам, детям его детей, рассуждать об этом. И все же… – Одон замолчал. Его серые глаза сузились в вытатуированных глазницах второго черепа.

Их разговор прервал негромкий звук фанфар, за которым последовало общекорабельное объявление по воксу.

– Услышьте, братья и слуги Новадесанта! Приступите к исполнению своего долга, приготовьтесь к переходу в реальное пространство.

За этим последовал отсчет, завершающий три дня подготовки к выходу из варпа. Гальт и Одон ждали, пока он достигнет ноля.

Звук реактора боевой баржи превратился в пугающий мой. Варп-двигатели пульсировали от колдовских сил, проходящих сквозь корабль. Свет замигал от того, что вся мощность была переведена на сдерживающие поля, не дающие кораблю развалиться. Капитана охватило странное ощущение непостоянства, будто он, Мантиллион Гальт, не был реален, будто существовала лишь возможность его появления на свет. Гальт почувствовал себя призраком. После встречи с тенью еще живого Волдона это выбивало из колеи.

Затем это ощущение исчезло. Гальт стал самим собой, настоящим и цельным слугой человечества и Императора до самой смерти. Шум миллионов тонн пластали под ногами вернул его в реальность, хотя сам корабль еще находился в опасной близости от нереального пространства. Вера в древнее судно успокаивала Гальта.

Корабль еще раз затрясся и затих.

– Возрадуйтесь, собратья! Поля Геллера отключены, выполнен безопасный переход в реальное пространство, – объявил общекорабельный вокс.

– Значит, мы прибыли, и прибыли вовремя. Пройти ли мне с тобой на мостик? – спросил Одон.

– Да, брат-капеллан. – Гальт встал и облачился и одежды, скрывшие его испещренное татуировками тело. Как не останавливалось строительство дома-крепости Новадесанта, так же не прекращалось и нанесение картин на плоть, пока брат не погибнет в битве и не будет похоронен вместе со списком своих деяний. Гальт произнес сигнифекс-код, включив вокс в ухе ближайшей статуи ангела.

– Капитан Гальт приказывает капитанам Мастрику и Ареста, эпистолярию Раниалю и магистру кузницы Кластрину прибыть на мостик.

Одон улыбнулся, жуткая ухмылка его второго черепа растянулась еще шире.

– Ты мог и не звать магистра кузницы Кластрина, брат. Где еще он может находиться, когда среди звезд видны сокровища?

Гальт улыбнулся в ответ и согласно хмыкнул:

– Ты прав. Нам тоже пора идти. Не хочу, чтобы Мастрик потерял терпение и приказал кораблю двигаться вперед еще до того, как я доберусь до мостика.

Как только Гальт поднялся, слуги из хора реклюзиама, стоявшие вокруг кушетки, склонили головы. Они были одеты в сине-костяные робы и золотые маски. Круг расступился, пропуская капитана и капеллана. Как только десантники вышли из святилища в основную часть Великой часовни «Новум ин Гонорум», Артермин и Хольстак, слуги Гальта встали со скамей, на которых молились, и последовали за своим господином. На их корабельные униформы был нанесен символ ордена. Эти люди не были слабаками, напротив – закаленными космопроходцами, но Гальт и Одон все равно затмевали их. Из альковов в стенах вышли шесть облаченных в черное молельных сервиторов и встали в конце процессии.

– Мы прибыли, и я увижу нашего врага, – сказал людям Гальт.

По пути из часовни процессия повернулась, и все как один поклонились статуе Лукреция Корвона, основателя ордена, выполненной в пятикратном масштабе и возвышающейся над огромными дверями.

Одон возглавил прошение о том, чтобы Корвон направил их путь. Не так, как реклюзиарх, ходатайствующий перед Императором, а как офицер, с уважением обращающийся за советом к горячо любимому лидеру. В конце концов, все они были братьями, даже если их и разделяли долгие тысячелетия.

Новадесантники оставили часовню слугам, продолжившим исполнять песни, такие же легкие, как ветер, непрестанно дующий на каменистых равнинах Гонорума.

Глава 2
Братья по оружию

– Первый капитан на мостике!

Гальт шагнул на мостик боевой баржи. Слуги ордена и боевые братья встали по стойке «смирно». Сервиторы, невзирая на ранг Гальта, продолжили выполнять свои монотонные обязанности. В сети кибернетических систем управления и кабелей жизнеобеспечения виднелись части тела, оставшиеся от боевого брата. Тело и машина, в которой оно находилось, повернулись одновременно.

– Брат-капитан Гальт. Мы прибыли в систему.

– Брат-капитан Персиммон. Какие новости?

– Переход прошел гладко, «Новум ин Гонорум» служит нам так же верно, как и всегда.

Персиммон был калекой, тяжело раненным в битве с ксеносами устрашающего вида, каких Новадесант не встречал ни до, ни после. Нейротоксины уничтожили конечности и большую часть мышц Персиммона. Только волей случая его останки попали на «Новум ин Гонорум», не получив милости Императора в виде болта в голову. Апотекарии были готовы отправить его душу в Тень Новум, где он ожидал бы последнего призыва в бой от Императора. Однако десантник выжил, процарапав путь из мира мертвых своей единственной окровавленной рукой. Каким-то образом его тело исцелилось достаточно, чтобы оставаться жизнеспособным, и капитан избежал участи быть помещенным в саркофаг дредноута.

Из-за негодности к боевой службе Персиммона назначили магистром флота и соединили напрямую с мостиком «Новум ин Гонорум». Формально корабль находился под командованием Гальта, но настоящим капитаном, и телом, и душой, был Персиммон. Еще до ранения он умело руководил сражениями флота, а после слияния с кораблем его способности только выросли. Во многих смыслах Персиммон и «Новум ин Гонорум» составляли единое целое.

Ложе калеки-капитана занимало место, где когда-то располагался командный трон боевой баржи. Сбоку от кибернетического капитана было установлено место для командира корабля. Оно принадлежало Гальту, но сейчас он прошел мимо и встал на галерею над рабочими ямами, расположенными перед широкими окнами мостика и состоявшими из множества рядов трутней-сервиторов, подключенных к кораблю напрямую, как и Персиммон.

Прибыли и другие офицеры ордена. Кластрин, магистр кузницы, был погружен в работу. Его окружали слуги-люди и сервиторы. С ним также были два технодесантника. В отличие от остальных прибывших, Кластрин был облачен в силовую броню красного, похожего на ржавчину цвета. Синий и костяной цвета ордена располагались на его правом наплечнике. Из упряжи за его спиной торчали металлические щупальца, ухватившиеся за рычаги управления. Из аугмиттера раздавался быстрый треск бинарного кода, техноязыка марсианского жречества, понуждающий киборгов Кластрина и сервиторов мостика работать усерднее. Магистр кузницы снял шлем, и его лицо, отмеченное странными татуировками, посвященными скорее Омниссии, а не традициям Гонорума, застыло в напряженном ожидании.

Капитан Лютиль Мастрик и эпистолярий Раниаль стояли плечом к плечу на галерее перед окнами. Мастрик был, как всегда, оживлен, а Раниаль о чем-то задумался. Свита Гальта и Одона разошлась, и офицеры присоединились к библиарию и капитану Мастрику.

Гальт посмотрел в главное окно. Бронестекло было закрыто внешними и внутренними противовзрывными щитами.

– Ты ждал меня, брат? – спросил он.

– Мне очень не хотелось ждать, – ответил Мастрик.

– Где брат-капитан Арести?

– На пути с «Молота Корвона», брат-капитан, – сказал Мастрик. – Как всегда опаздывает.

– У нашего брата есть проблемы, требующие внимания, – сказал Кластрин. Его слова двоились, человеческий голос дополнялся мелодичным повторением из вокс-передатчика. Оба голоса звучали одинаково неодобрительно.

– Быть может, мне стоит активировать картографический стол, брат-капитан? – спросил Персиммон. – У нас уже есть хорошие пикт-снимки скитальца. – Персиммон указал на черный стеклянный ящик размером восемь на восемь метров, расположенный перед его троном.

– Магистр кузницы Кластрин сегодня превзошел себя, – продолжил он.

Гальт покачал головой:

– Откройте противовзрывные щиты, я хочу сначала увидеть скитальца своими собственными глазами. Давайте ощутим атмосферу грядущего поля боя перед тем, как окунемся во все его детали.

– Исполняю, – раздался синхронный скрежещущий ответ хора сервиторов.

– Ты перефразируешь Жиллимана, брат, – сказал Мастрик, – в твоих словах всегда звучит мудрость Кодекса.

– Также следовало бы говорить и тебе, брат, – мягко ответил Гальт.

Зажужжали моторы, поднимающие ставни по обе стороны окна. Мостик немедленно наполнился резким синим светом. Гальт прикрыл рукой глаза.

– Затените окна на девяносто восемь процентов, – прокричал Кластрин.

– Исполняю.

По беззвучным командам сервиторов духи машин мостика затемнили стекло. Гальт опустил руку.

Ставни со звоном погрузились в пазы, открыв окно, тянувшееся во всю длину мостика. Оно было десяти метров в высоту и во много раз больше в ширину – оконный проем занимал всю переднюю стену. Бронестекло разделяли тяжелые средники, каждый из которых представлял собой изображение одного из героев ордена. Края окон были украшены мозаикой. На каждом крошечном стеклышке, встроенном в металлический лабиринт, были начертаны имена славных мертвецов – запечатленное в длинной красочной ленте повествование об истории ордена, начавшейся почти восемь тысяч лет назад.

Большую часть вида за окном занимало яркое синее солнце. Корабль был настолько близко, что находящиеся на борту могли разглядеть вспышки на его бурлящей поверхности. Полюса звезды даже не помещались в окно. Свет был резким, опасным, даже несмотря на защищающее затемнение стекла. От его воздействия цвета мозаики постепенно теряли свою насыщенность. Звезда Джорсо была слишком жестокой, чтобы иметь детей. Ее жгучий свет рассеял пыльные части новорожденных планет по открытому космосу, не дав им шанса собраться воедино.

В солнечном свете остальные корабли флота Гальта выглядели маленькими неприметными силуэтами. Капитан различал их по форме. Каждый был знаком ему, как ребенок отцу. Два ударных крейсера и четыре корабля эскорта. Один вызывал у Гальта беспокойство. «Молот Корвона» искрился выпускаемой наружу плазмой. Это была цена за победу в прошлом сражении. Из солнца вырвался вьющийся плюмаж синего пламени. Он казался не просто газовым облаком, а огромным голодным зверем. Разве нечто, так извивающееся, могло быть неживым?

– Скиталец скоро пройдет между нашей орбитой и звездой, брат-капитан, – сказал Персиммон.

– Через пять, четыре, – начал отсчет один из слуг, – три, два, один…

– Я вижу его, – прошептал Гальт.

На фоне кипящей синей поверхности Джорсо появился гигантский черный силуэт.

– Выведите детальные снимки на основной картографический стол. Компенсируйте звездную величину, – приказал Персиммон.

– Да, владыка капитан, – отозвался слуга-офицер. Сервиторам были переданы команды, доведенные до духов машин, населявших системы корабля. Мостик наполнился машинным шумом, когда из безучастных глоток раздались подтверждения исполнения.

Картографический стол замерцал. Полосы света собрались в голографическое изображение космического скитальца перед троном-ложей Персиммона.

– Клятва Корвона, – пробормотал Гальт. Его рука потянулась к подвеске с символом ордена на шее.

– Первый капитан, – обратился к нему Персиммон, – представляю тебе нашу цель – космический скиталец «Гибель единства».

Даже на фоне колоссального ревущего солнца скиталец, названный «Гибелью единства», выглядел огромным. Он состоял из кораблей и космического мусора, спаянных вместе изменяющимися течениями эмпиреев. «Новум ин Гонорум» был боевой баржей, одним из лучших кораблей на вооружении Империума, но даже он казался игрушкой в сравнении со скитальцем. «Гибель единства» выглядела как изломанная мозаика размером с небольшую луну, ее поверхность представляла собой безумный орнамент из выпирающих в стороны частей. Кили кораблей, двигатели, кабины, мятые грузовые баржи, плавно очерченные корпуса судов ксеносов, усеянные кратерами горы астероидов и ледяные шпили комет в хаотичном порядке покрывали его поверхность. Многие из частей скитальца были изготовлены мыслящими существами, людьми или кем-то другим, но создал его варп, не испытывающий уважения к законам физики реального пространства.

Сервиторы зарычали и запищали на бинарном языке, из их ртов стекала слюна и вырывались не до конца произнесенные слова на обычном готике. Гальт не в первый раз задумался о том, сохранились ли в их зачищенных головах какие-то остатки разума.

– Масса – триста семь точка девять триллионов тонн, отражательная способность – точка восемьдесят семь, гравитационный сдвиг… – заговорил один из слуг– офицеров, отвечавший за комплексы авгуров.

Он продолжил описывать физические показатели скитальца. Части голографического изображения корабля подсвечивались зеленым, когда другой офицер выделял секции, из которых состоял огромный корпус. Вокруг скитальца появилась воронка с координатной сеткой, обозначающая его слабое гравитационное ноле. Один за другим вспыхивали различные символы и графические изображения массы и потенциальных активных источников энергии, постепенно заполняя воздух мостика информацией.

Половина лица слуги, отвечающего за комплекс авгуров, состояла из металла, один глаз был закрыт кругом со щелью посередине. Когда он заговорил, вместо голоса раздалось лишенное эмоций жужжание из вокс-решетки.

– По оценкам, скиталец состоит из трехсот семидесяти кораблей. Пятьдесят три процента – класс гамма или ниже, двадцать четыре процента – класс бета, восемпадцать процентов – класс альфа. Класс остальных неизвестен. Оценки даны с наибольшей вероятностью. Абсолютная точность – невозможна.

– Вот это, – показал Гальт на фрагмент голограммы, – имперский военный корабль, тяжелый крейсер типа «Мститель»?

– Так и есть, брат-капитан. Их там несколько, – ответил Кластрин своим раздваивающимся голосом. При виде скитальца его обычная молчаливость сменилась возбуждением. – Агломерация состоит из кораблей разных моделей всех эпох.

– В таком случае, когда мы победим, нас ждет множество сокровищ, – сказал Мастрик, расплывшись в улыбке. – Нам стоило бы отправить сообщение твоим друзьям на Марсе, магистр кузницы, чтобы они смогли обобрать этот труп.

– Археотех ценен для всех, кто живет под защитой Императора, брат. Призываю тебя умерить свою непочтительность. Уважение было бы более уместной реакцией на такой дар от Омниссии.

Гальт слегка повернулся, переместив взгляд с окна на голограмму над картографическим столом.

– Что лежит в его сердцевине?

– Неизвестно, – ответил слуга.

– Звезда такого класса, как Джорсо, создает множество помех, первый капитан, – сказал Кластрин, – наши авгуры не могут работать на полную мощность. Кроме того, мы обнаружили в корпусе скитальца несколько больших нестабильных источников радиоактивного излучения, которые также затуманивают взор «Новум ин Гонорум». Глубокое сканирование авгурами невозможно.