Текст книги "Говорящие с... (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 68 страниц)

   Машина резко остановилась, отчего голову Эши мотнуло, и она стукнулась о спинку. Хлопнула водительская дверца, потом она услышала, как отъехала в сторону пассажирская, и Ейщаров сказал:

   – Вы в состоянии идти?

   – Уходи, – пробормотала Эша и потянула одеяло еще дальше, – плохой дядя!.. Я пожалуюсь на тебя всем своим вещам. У меня знаешь как много знакомых вещей?!.. Только не зонтикам... Не люблю зонтики... Никогда их не любила...

   Олег Георгиевич, фыркнув, извлек ее из машины и понес куда-то. Летя на чужих руках, Шталь заснула окончательно и проснулась только тогда, когда Ейщаров невежливо свалил ее на кровать, точно груду белья. Проморгавшись, Эша села, огляделась, убедилась, что обстановка совершенно незнакома, сделала заключение, что ей это неинтересно, и вновь заснула прежде, чем Олег Георгиевич успел хоть что-то сказать.

   Ей приснился ужасный сон.

   Она стояла на главной шайской площади. Людей вокруг не было, и Шталь знала, что их нет не только здесь. Их нет нигде. Пустые улицы, пустые дома, и водительские сиденья неторопливо разъезжавших вокруг машин тоже были пусты, и шум трасс звучал иначе, чем обычно. Ни единый человеческий голос не пронзал пустоту покинутого города. В воздухе, словно диковинные бабочки, порхали шарфы, рубашки, плащи, брюки, привольно размахивая различными деталями. Вдоль бордюра бесконечным строем стояла, греясь на солнышке, обувь. Сквозь оконные стекла проезжающих автобусов и трамваев виднелись стиральные машинки, комоды, телевизоры, пылесосы, с удобством разместившиеся в пассажирских креслах – и кресла были не против. Деревья радостно тянулись к солнцу – чудо-деревья, увитые золотыми цепями, увешанные люстрами и бра, и кольца с чистейшей воды драгоценными камнями обнимали тонкие веточки. Многие двери облегченно покачивали незапертыми створками – они устали быть закрытыми. В бутылках билось плененное вино – ему хотелось на свободу, но бутылки лишь стяжательски поблескивали, не желая расставаться со своим сокровищем. Посуда наслаждалась своей первозданной чистотой, а ковры – своим безупречным ворсом и яркими узорами. Зажигалки зажигались, когда им вздумается, и несколько домов уже были охвачены пламенем и были не прочь сгореть, а огонь был не прочь пожрать их. И дул ветер во всех направлениях, неся на своих крыльях и дождь, и снег, и жару, и трепетали на нем занавеси и книжные страницы, и дремал асфальт, и хлестала берег пощечинами волн старая река, не ведавшая прежде ни единого шторма. Все шептало, бесновалось, наслаждалось, ворчало, грезило и предавалось воспоминаниями, но никто не скучал по людям, словно их и не было никогда. Эша медленно поворачивалась вокруг себя – и везде были лишь вещи и стихии, и в ушах у нее билось обезумевшее сердце города, из жил которого навсегда утекла человеческая жизнь.

   Только лишь Эша Шталь осталась.

   Зачем – непонятно.

   Мимо прокатился, подпрыгивая, футбольный мяч – и не остановился. Пролетавший невесомый платок точно невзначай обвился вокруг ее шеи и тотчас упорхнул, будто побрезговав. Ничто не замечало ее. Ничто не обращало на нее внимания, и вдруг ей стало ясно, почему. Она была лишь предметом. Теперь вещи были живыми, это был их мир, и с их стороны было бы нелепо предположить, что у человека под названием "эша шталь" есть мысли и чувства. От эши шталь и прока-то нет никакого. Так, сойдет, для декоративности.

   Не выдержав, Эша пустилась наутек – прочь из этого жуткого места, но, не пробежав и десятка метров, споткнулась и шлепнулась на асфальт, и тот вдруг подпрыгнул под ней, словно пружинный матрас.

   – Вставай! – сказал асфальт ейщаровским голосом, и ее снова подбросило. – Эша! Проснись!

   Эша распахнула глаза и испуганно уставилась на склонившегося над ней Олега Георгиевича. Его волосы были взлохмачены, перепачканная в крови рубашка висела клочьями, а яркие глаза казались непривычно бледными, выцветшими.

   – Да просыпайся же! – он опять встряхнул ее, и сон с Эши слетел окончательно. Она подскочила, хрипло взвизгнув:

   – Что?! Где?!

   – Тихо! – Ейщаров зажал ей рот ладонью. – Беда. Как самочувствие? За рулем усидишь?

   – А что?.. – Шталь решительно освободила губы от ейщаровской ладони.

   – У нас эпидемия, – он выдернул ее из постели. – Пошли, пошли!

   – А где?..

   – Кроме нас с тобой никого не осталось, – Ейщаров подтащил ее к двери и, придерживая за собой, осторожно выглянул наружу. – Посажу тебя в машину – и дуй прямиком в Шаю. Там сейчас только шесть Говорящих – из зараженных, новенькие, ситуацией не владеют. Пока меня не будет, проследи там за всем...

   – Но я...

   – Справишься. Я позвонил в офис, едь прямо туда. Все ясно?!

   – Мне ничего не ясно! – Эша вцепилась в остатки ейщаровской рубашки. – Что случилось?!

   – Мы забирали зонты... и что-то пошло не так, – Олег Георгиевич провел ладонью по всклокоченным волосам, потом сплюнул прямо на пол. Эша окончательно осознала чрезвычайность ситуации. Ейщаров – человек практически интеллигентный и не станет плеваться, не будь ситуация чрезвычайной. – Он что-то сделал – и я не могу понять, что. Понимаю только то, что мы его чертовски недооценили.

   – Вы сказали эпидемия. Какого рода? Все влюбились в зонтики?

   – Сейчас сама увидишь, – Ейщаров шагнул в серенькое дождливое утро и потянул Эшу за собой. На мгновение Шталь уперлась. Ей не больно-то хотелось знать, что там.

   Ливень стал еще интенсивней, хотя, казалось, это уже невозможно. Отдельные капли уже не различались – струи были похожи на серебристые прозрачные провода, плотно стянувшие город с низким небом, и люди, бродившие и стоявшие неподвижно неподалеку от дома, казалось, пронзены этими проводами насквозь, пришиты к Малым Сосенкам, и деваться им уже некуда. Эша не сразу разобрала произошедшей с ними перемены – откуда-то сбоку вывернулся вдруг человек, мокрый насквозь, схватил ее за руку, затряс.

   – Мне не с кем говорить, не с кем, они всех забрали!..

   Его глазницы были до краев наполнены диким сизым пламенем – сплошной, ослепительный огонь, который, казалось, вот-вот выплеснется из своего слишком тесного ложа и хлынет по человеческому лицу, пожирая все на своем пути. Эша, пискнув, хотела было вырваться, но Ейщаров уже пришел на помощь – ее рука вдруг оказалась на свободе словно сама по себе, а безумец отлетел в сторону – тоже словно сам по себе. Судя по тому, как невежливо обошелся с ним Олег Георгиевич, он явно не считал того собратом своих Говорящих.

   – Что это такое?! – взвизгнула Шталь, шарахаясь в сторону, но там наткнулась на женщину, глаза которой полыхали таким же яростным огнем. Обеими руками женщина держала зонт, подняв его высоко, словно это был олимпийский факел, ее губы быстро-быстро беззвучно шевелились, мокрая одежда облепила тело, а то, что раньше было прической, свисало на левое ухо нелепым, бесформенным комом. Эша потрясенно застыла, опознав в женщине одну из ейщаровских секретарш Нину Владимировну.

   – Назад! – рявкнул Ейщаров где-то сбоку сквозь отчетливый звук ударов, в ту же секунду Нина Владимировна чуть наклонила голову, и горящие беззрачковые глаза увидели Шталь. Ее руки дернулись, перемещая зонт в пространство над шталевской головой, но Олег Георгиевич одной рукой перехватил Эшу поперек туловища и в последний момент выхватил ее из-под надвигающегося зонта.

   – Не давай им так делать! – рявкнул он и толкнул ее к обочине – туда, где приветливо поблескивала мокрыми синими боками родная "фабия". – Ключи в замке!.. Пошла, пошла!..

   Шталь послушно кинулась к машине, спотыкаясь, озираясь и то и дело проворачиваясь вокруг себя, смятенно разглядывая заполонивших улицу людей. Большинство неподвижно стояло под зонтами, некоторые бестолково бродили взад-вперед, слепо натыкаясь друг на друга, несколько человек молча выдирали друг у друга зонты, издавая потусторонние подвывающие звуки, и у всех глазницы источали зловещее сизое сияние. Не было больше не первого поколения, ни второго, ни обычных людей – все стали едины. Она миновала Михаила, выглядевшего невероятно нелепо под дамским зонтиком в цветочек, увернулась от Славы, который бездумно шел куда-то, качая головой самому себе, обогнула Глеба и Григория, которые занимались пьяно-сонным перетягиванием зонта, а перед следующим человеком, застывшим возле бордюра, остановилась, задохнувшись от ужаса и злости. Даже жуткий огонь в глазах не мог нарушить особого беззащитного выражения знакомого лица. Сева – мокрый, чужой, окаменевший.

   – Как вы могли?! – в бешенстве крикнула Шталь, поворачиваясь туда, где остался Ейщаров. – Как вы посмели притащить его сюда?!

   – Не стоит обвинять Олега Георгиевича и его людей в том, что они попались как идиоты. Это ведь такая мелочь, – произнес ейщаровский голос откуда-то из гущи толпы. Голос был негромким, но Шталь услышала его и сквозь ливень, и сквозь звуки потасовок. И едва отзвучало последнее слово, как все вдруг стихло, и все бродящие застыли, и даже мощный шум дождя превратился в нечто слабошелестящее и незначительное. А потом толпа расступилась, и Ейщаров неторопливо вышел вперед. Его лицо странно оплыло и чуть сползло набок, в темных волосах тут и там проросли русые пряди, отчего голова бывшего начальника казалась побитой сединой. Одно плечо стало массивней другого, кроме того, Ейщаров значительно прибавил в росте и теперь представлялся некоей карикатурой на самого себя.

   – Лжец! – потрясенно выдохнула Эша, дернулась назад и вжалась спиной в холодный бок "фабии". Лже-Ейщаров ухмыльнулся.

   – В прошлый раз мы, кажется, не попрощались?

   Ей следовало догадаться. Ведь даже при наступлении конца света Олег Георгиевич не стал бы говорить ей "ты".

   – Так это ты все устроил?! Зачем?! Разве ты не хочешь уничтожить всех Говорящих?!

   – Лучший способ уничтожить Говорящих – это собрать их всех вместе, лишив при этом разума. Потешно – Говорящие, которые теперь умеют говорить лишь с зонтами, – сообщила карикатура, продолжая не спеша идти вперед и насмешливо глядя на Шталь ярко-синим и густо-серым глазами.

   – А как же люди, которых ты только что заразил?! – Эша судорожно пыталась нашарить за спиной ручку дверцы и слушала – слушала отчаянно, надеясь услышать хоть кого-нибудь, позвать на помощь, но не слышала. Сейчас все вещи мира молчали для нее. – В этом нет смысла!

   – Конечно, в этом нет смысла, – негромко произнес голос рядом с ее правым ухом. – В этом не было смысла с самого начала. Поэтому просто отдайте мне зонт, Эша Викторовна.

   Эша дернулась в сторону, изумленно вперив глаза в совершенно пустое пространство, откуда прозвучал этот голос – прозвучал так близко, словно человек склонился к ее уху. Она даже чувствовала его дыхание в тот момент.

   И голос этот принадлежал Олегу Георгиевичу. А его там, между прочим, не было.

   А лже-Ейщаров был все еще в нескольких метрах от нее, продолжая идти – с явно нехорошими намерениями.

   – Опять?! – взвизгнула Эша, в ярости разглядывая свои пустые ладони. – Не может быть! Опять?!

   – Отпустите зонт сию минуту! – велел голос бывшего начальника-невидимки.

   – Но у меня нет никакого зонта! – взвыла Шталь. – Я не вижу никакого зонта! Я не ощущаю никакого зонта! Не знаю, настоящий вы или нет... черт, да отнимите его у меня!

   – Я сломаю либо зонт, либо вашу руку, – дружелюбно сообщил голос. – Также, вполне вероятно, при этом я сломаю и ваши мозги!

   – Да ломайте же уже что-нибудь! – истерично заверещала Эша, обходя машину спиной вперед и не сводя глаз с надвигающихся лже-Ейщарова и его свиты с горящими глазами, похожей на толпу очень мокрых и очень расстроенных зомби. Голос несколько мгновений молчал, а потом размеренно произнес:

   – Скажите честно, Эша, вы серьезно относитесь к зонтам?

   – Серьезно отношусь?! – Эша суетливо сжимала и разжимала пальцы, пытаясь ощутить ручку зонта, которой не было, но на этот раз она все не появлялась и не появлялась. – Еще бы несерьезно! Да я их теперь боюсь до смерти!

   Она сказала это совершенно искренне.

   И, судя по всему, сказала то, что надо.

   На этот раз мир не становился плоским, не рассекался бесчисленными спицами и не схлопывался – мир просто кувырком полетел в никуда, как летит зонт, подхваченный порывом ветра. На крошечное мгновение Эшу посетило уже неоднократно знакомое ощущение сжатой в пальцах круглой ручки, но почти сразу оно пропало, и в глаза Шталь ударил ослепительный свет. Эша испуганно зажмурилась, решив, что это очередные происки очередного зонта, и она угодила в очередной зонтиковый мир, уютно расположившийся где-нибудь в жерле вулкана.

   – Можете открыть глаза, Эша. Все в порядке.

   Ейщаров со своей неистребимой и невыносимой вежливостью. Вновь почти как настоящий. Нет уж, будьте покойны – Эша Шталь больше на это не купится!

   Все же она приоткрыла один глаз и посмотрела.

   Так, из усталого шталевского любопытства.

   Мир-то все равно поддельный.

   Напугавший ее яркий свет принадлежал самому обыкновенному августовскому солнцу, выбиравшемуся из-за горизонта и щедро рассыпавшего лучи среди мокрых сосен и домов. Она сидела в водительском кресле своей "фабии", улыбавшейся в утро блестящими синими боками. В соседнем же кресле сидел Олег Георгиевич и аккуратно складывал ее золотисто-зеленый зонт, и сломанные спицы торчали из смятой материи, точно обнаженные кости. Но зонт отнюдь не выглядел страдальцем, и стразы на его ручке сияли ей-ей победно.

   – Ну, как вы? – мягко спросил Ейщаров, и Эша тотчас дернулась в сторону, заслоняясь руками.

   – Вы чего? – удивился Олег Георгиевич.

   – Вы не будете меня бить? – в свою очередь удивилась Шталь. – Вы ж меня во всех мирах колотите! Ладно, все равно вы – это опять не вы! Или это какой-то особенный мир! Или это...

   Ейщаров протянул руку и твердо взял Шталь за плечо. Встряхнул как следует, отчего Эша клацнула зубами, чуть не откусив себе язык. Больно было чуть-чуть, необидно совсем и в целом странно. Ейщаров, как и раньше, выглядел рассерженным и встревоженным, и, все же, этот Олег Георгиевич казался отстраненней и равнодушней предыдущих, что придавало ему, увы, больше правдоподобности.

   – Это реальный мир, Эша Викторовна, – он защелкнул кнопочку на зонтике. – Ваша матрешка из миров закончилась.

   – Не верю я вам! – дерзко заявила Эша, нежно растирая затекшую спину. – Вы не настоящий. Вы вот-вот станете плоским и...

   – У меня нет ни малейшего намерения становиться плоским, – со смешком перебил ее Ейщаров. – А если в тех мирах я и поднял на вас руку, то, вероятно, на то были очень серьезные причины.

   – Вы все так говорили! Однажды вы даже... – Эша пощупала свой лоб и прищурилась. – Ага, у меня даже простуды нет! Так что...

   – Пока я пытался вытащить вас из вашей же ловушки, мне пришлось закатать вам приличную дозу лекарств. Кстати, это вам больше не понадобится, – он взял ее за правую руку, и Шталь только сейчас заметила на своем среднем пальце незнакомое колечко с лазуритом. Ейщаров ловко сдернул кольцо и спрятал в карман. Эша недоуменно посмотрела на свою руку, на него, вокруг, снова на него.

   – Подождите... Что, правда совсем все?

   – Правда совсем все.

   – Так что же было?! – Эша схватилась за голову. – То есть, чего не было?!

   – Сами подумайте, – предложил Ейщаров. – Все очень просто. На самом деле все всегда достаточно просто... в реальном мире. Я слушал ваше бормотание и примерно представляю, где вы побывали и что вы видели. Проблема в том, что все это вы себе устроили сами, а эта милая вещица, – Ейщаров чуть качнул зонтом, и Шталь тут же шарахнулась в сторону, будто Олег Георгиевич вознамерился ткнуть в нее разъяренной коброй, – просто лишь немного помогла вам.

   – Милая вещица?! – взвизгнула Эша и снова схватилась за голову. – Так получается, вообще ничего не было?! Не было убийцы-извращенца, Говорящего с зонтами и похищавшего девушек?! Не было Юрия Андреевича и Кости и они не умирали? Вы не запрыгивали в автобус, не спасали меня, никого не били и не убивали?! Не было другого Говорящего с зонтами, похожего на Юла Бриннера?! Он не захватывал своими зонтами весь город?! Вы не приезжали всей толпой и не спасали нас?! Вы не оказывались потом Лжецом, не устраивали массовую эпидемию и не превращали всех в каких-то кошмарных Говорящих?!

   – Не зря я говорил, что вам нужен длительный отдых. Видите, какой чепухой забита ваша голова, – не без ехидства упрекнул ее Олег Георгиевич. – Вон сколько наворотили! А все, как я уже сказал, невероятно просто. Не было ничего из этих ужасов. Не было даже Говорящего с зонтами. Были лишь один-единственный зонт и одна-единственная Эша Шталь, которая при всех своих способностях и опыте до сих пор не понимает, что с вещами нужно обращаться бережно и стараться не обижать их. Конечно, можно сделать скидку на вашу простуду, но даже это – не такое уж оправдание.

   – Обижать?! – возмутилась Эша. – Да кого я обидела?! Зонт?! Да что я сде...

   Она осеклась. Картина ее прибытия в Малые Сосенки вдруг встала перед ней во всех деталях. Вот Эша Шталь останавливает машину, чтобы пойти спросить, где находится аптека. Вот она берет зонт и выбирается в ливень. Вот она раскрывает зонт. И что делает зонт? Он прищемляет ей палец, и это чертовски больно! А что делает Эша Шталь? Она швыряет зонт на асфальт с размаху. И что она говорит?

   – Бестолковое, бесполезное барахло! Надо было купить другой! Идиотский зонт!

   – Да, – Олег Георгиевич кивнул, когда Эша выложила ему все это на одном дыхании. – Вот и вся история. Вы повели себя так, словно зонт сломался исключительно вам назло. Но чаще всего вещи ломаются просто сами по себе. И с ними тоже могут произойти несчастные случаи. А вы накинулись на беднягу ни за что, вместо того чтобы проявить сочувствие.

   – Я?! Сочувствие?! Он, – Эша начала путаться в словах. – Да он... Значит, это зонт Говорящего с зонтами! Я купила его в Шае, когда уе...

   – Это ваш зонт, Эша, – с нажимом произнес Ейщаров. – Только ваш – с того момента, как вы купили его. И мне кажется, вы нравились ему. Возможно, он даже успел к вам привязаться. А вы его так обидели. Вывалили на него столько отрицательных эмоций. Естественно ему захотелось наказать вас за это. Напугать как следует. А как только вы признали, что зонт – нечто очень грозное и очень значительное, все закончилось, потому что он получил то, что хотел. Помните старую поговорку: "Боится – значит, уважает"? Может, он таким образом пытался получить немного уважения от своей неблагодарной и бестолковой хозяйки?

   Шталь решила пока не обижаться на последний эпитет.

   – Но я не слышу его! Я не говорю с ним! Я не...

   – Ваши отрицательные эмоции более действенны, чем у других людей, Эша Викторовна, – Ейщаров улыбнулся, и улыбка получилась равнодушной. – Вы сами подставили себе подножку. Вы сами во всем виноваты.

   Эша устремила ошалелый взгляд на зонт в его руках, кажущийся сейчас таким безобидным. Потом повернулась и взглянула на вещи, сваленные на заднем сидении, на Бонни, озадаченно разглядывавшую ее сквозь стекло, на мокрую улицу за машинным окном, по которой спешили по своим делам самые обыкновенные незачарованные жители Малых Сосенок.

   Не существовало даже того крошечного временного отрезка, который Эша до последнего считала реальностью. Почти воочию она увидела, как поднимает брошенный ею же зонт – ведь спасаться от ливня под чем-то же надо! Увидела, как возносит перекошенный зонт над головой. И превращается в лунатика. Эша Шталь ни у кого не спрашивала дорогу. Она не ходила в аптеку. Аптекарша не отправляла ее на постой к своей племяннице. Не было старого дома, заплетенного ежевикой. Не было кислой Тани, не было забавной, усыпанной веснушками Ларки, не было надменной белобрысой Милы с зонтом-демоном, не было Тумана, не было ночных прогулок, не было людей под зонтами – не было ничего. И она ни разу никому не звонила. С другой стороны, получается, что она никому и не врала, но от этого не легче. Маленький зеленый зонтик из шайского магазинчика. Подумать только! Оне обиделись!

   Между прочим, она была вымотана после дела Домовых, все еще под впечатлением и простужена! Об этом зонт подумал, прежде чем оскорбляться?!

   – Шталь, прекратите сейчас же! – сказал Ейщаров, и Эша смущенно-сердито заморгала.

   – Опять мысли читаете?

   – Нет необходимости – я уже достаточно хорошо вас знаю.

   – А как вы меня нашли?

   – Чудеса техники, – Ейщаров взглянул на часы. – К тому же, с вашего телефона пришло сообщение о вашем местонахождении и о том, что вы в беде. Я приехал сюда около пяти утра, нашел вас в машине с зонтом, бормочущую преинтереснейшие вещи, – Олег Георгиевич вдруг подмигнул ей, и Эша принялась лихорадочно соображать, во время какого из миров Ейщаров прибыл на сцену. – До этого я никак не мог до вас дозвониться.

   – Но ведь я была в трансе? Неужели я из транса послала вам сообщение?

   – Разве я сказал, что вы его послали?

   – Вещи! – Эша всплеснула руками. – Вещи, вещи! Целую ночь... – она осеклась и, скривившись, смущенно-умоляюще посмотрела на Ейщарова.

   – В аптеке есть туалет, – невозмутимо сообщил он.

   – Ага, – Шталь пулей вылетела из машины и на разъезжающихся, затекших ногах захромала к перекрестку. Олег Георгиевич, высунувшись в окошко, крикнул вслед:

   – Не туда! Налево!

   Ну конечно, в реальности аптека была в другом месте. И аптекарша в ней была другая – веселая пухлая девица, охотно пустившая Шталь в удобства. На всякий случай Эша спросила, не происходило ли в Сосенках чего странного. Аптекарша, фыркнув, ответила, что в Сосенках не только не происходило ничего странного – в них ничего не происходило вообще.

   Возвращаясь к машине, Шталь пыталась понять, что, кто и почему появились в зонтиковых мирах. Говорящий, похожий на Бриннера, определенно появился из недавнего просмотра "Великолепной семерки". Юрием Андреевичем стал мужчина, предложивший ей помощь на дороге. Возможно, он и вправду хотел помочь и в реальности тоже был неплохим человеком. А остальные? Денис, Костя, Ларка, Мила, Таня, старушка аптекарша? Люди, которых она когда-то видела мельком? Люди, которые когда-то встречались зонту? Поди узнай теперь. Как и то, отчего все миры, кроме веселого мирка с покорным Ейщаровым, представляли собой смесь дешевого триллера с еще более дешевыми ужасами и примитивным, нелогичным развитием событий? Неужели ее голова настолько замусорена? Неужели она теперь подсознательно ждет лишь чего-то плохого и ужасного? И отчего ее вдруг так потянуло сотворить из Ейщарова нечто героическое? Олег Георгиевич покровительствует Говорящим – и все же он лишь обычный бизнесмен. Он не гоняется на машинах за нехорошими людьми, не вламывается в автобусы, не метает ножи и не размахивает по-каратистски ногами с риском растянуть себе промежность. Для погонь и растягивания промежности у него есть специальные люди.

   А потом Эша подумала, что если бы их взаимоотношения с зонтом

  тьфу ты, господи!

  сложились иначе, она могла бы попасть в совсем другие миры. Прекрасные миры. Не обязательно волшебные. Просто такие миры, в которых реальность чуть-чуть подправлена. Миры, в которых у нее все хорошо. И вовсе не в плане карьеры, царствовании на московском журналистском поприще – с некоторых пор это желание значительно поблекло. Так или иначе, это могли бы быть чудесные миры. Ведь не обязательно сидеть в них постоянно.

   Просто иногда заходить отдохнуть.

   Ейщаров курил, прислонившись к крылу стоявшего возле "фабии" джипа, и когда Шталь, погруженная в размышления, подошла к нему, вкрадчиво сказал:

   – Что – поняли, что упустили?

   – Прекратите так делать! – буркнула Эша, огляделась и недоуменно вздернула брови. – А где же все ваши сподвижники, телохранители, горничные? Вы всегда приезжаете со свитой.

   – Я приехал один, – невозмутимо сообщил Олег Георгиевич и щелчком пальца отправил окурок в полет, завершившийся в горловине урны. – У свиты слишком много дел, не стал ее дергать. Садитесь на заднее сиденье, поспите, пока будем ехать – вид у вас ужасный. Надеюсь, не возражаете, если я поведу? – он кивнул на "фабию".

   – А ваша машина как же?

   – Позже ее заберут.

   – Прежде, чем я куда-либо с вами поеду, желаю прояснить один вопрос! – решительно заявила Эша, попытавшись принять предельно надменный вид. Огляделась и придвинулась к Ейщарову вплотную. – Вы ведь тоже Говорящий – не так ли?! Уж не считая моих предыдущих наблюдений, простой человек не понял бы, в чем проблема с этим зонтом. А вы поняли. Вы даже смогли влезть в его мир. Ну признайтесь же, Олег Георгиевич, – не выдержав, Эша обеими руками вцепилась бывшему начальнику в предплечье. – С чем вы говорите?! С зонтами?! С мячиками?! С вениками?! С дамскими сумочками?!

   – С башенными кранами, – Ейщаров улыбнулся, чуть прикрыв веки, и в яркой синеве его глаз затанцевали-закувыркались знакомые мальчишеские смешинки.

   – Ух ты, правда?!

   – Неправда, – Ейщаров осторожно освободил себя вначале от одной шталевской руки, затем от второй. – Вы просто неугомонны, мадемуазель Шталь. Пусть дела и заботы Говорящих пока вас не волнуют.

   – Вы опять про это дурацкое увольнение?!

   – Не кривя душой, Эша, должен сказать, что вы отлично поработали, – тон Олега Георгиевича внезапно стал насквозь деловым. – Но каждый раз оформление вашей работы было слишком уж фееричным. Извините, но это мне не подходит.

   – Но я...

   – Дело уже даже не в Лжеце, которого вы можете навести на других Говорящих, Эша. Дело в вас. Вы стали опасны – и не только для окружающих, но и для самой себя. Не расстраивайтесь, – он отечески похлопал ее по плечу, но Шталь возмущенно вывернулась из-под его ладони. – Отдохнете, придете в себя. Поиски Говорящих слишком поглотили вас. Разговоры с судьбой – это замечательно, но если перестараетесь, ваша судьба будет состоять исключительно из Говорящих, а для простой человеческой жизни не останется ни времени, ни возможности.

   – Вы до сих пор точно не можете знать, с судьбой я... хм-м, говорю, или со случайностью...

   – А никто точно не знает разницы между этими понятиями...

   – И я никогда не слышала ничего ни от одного из этих понятий! Ни одно из этих понятий даже ни разу со мной не поздоровалось, – Эша улыбнулась, но на лице Ейщарова ответной улыбки не появилось.

   – Не важно, слышите ли вы судьбу. Важно, что она вас слышит. Так что будьте поосторожней с высказываниями и шуточками. В чем я точно уверен, так это в том, что у судьбы нет чувства юмора. Садитесь в машину.

   – И что меня ждет? – хмуро спросила Эша. – Карантин? Реабилитационный центр для Говорящих? Я не хочу выходить из дела!

   – Ну, тут от ваших желаний ничего не зависит, – Ейщаров отвернулся и пошел к "фабии".

   – Я убегу, – пригрозила Эша.

   Олег Георгиевич остановился и со скучающим любопытством взглянул на нее.

   – Ладно, не убегу, но... Послушайте, я могу быть менее фееричной в работе. Я могу быть вообще не фееричной. Тихой и скромной. Вы меня даже не заметите. Опасаетесь отпускать меня на поиски – бога ради! Дайте мне любую должность в своем окружении! Оклад меня не волнует! Можете меня вообще не окладывать! Только не сажайте в карантин!

   – Никто не сажает вас в карантин, – на лице Олега Георгиевича появилось легкое раздражение. – Конечно, некоторое время придется побыть в Шае, но, думаю, недолго. Можете вернуться на прежнюю работу в "Вестник" или, если хотите, на "Шаю-ТВ". Можете получить любую должность – хоть в администрации – в пределах разумного, конечно. А что касается Севы, так встречайтесь, когда пожелаете...

   – Да не хочу я должность в администрации! – возопила Эша так пронзительно, что проходивший мимо человек шарахнулся в сторону. Лицо Ейщарова тут же стало пасмурным, и Эша перешла на трагический шепот: – Олег Георгиевич, ну я же Говорящая! Я должна быть среди таких, как я! Я хочу должность в вашем офисе. Куда мне теперь на прежнюю работу?! Вы же сами сказали, что я стала более человечной! Ваши слова?! – Ейщаров чуть наклонил голову. – Ну Олееег Геоооргич!

   – Нет, – спокойно ответил Ейщаров, наверняка наслаждавшийся ситуацией. – Полезайте в машину, Эша. Я гуманист, но в меру. Не прекратите нытье – поедете до Шаи в багажнике.

   – Любую должность! – канючила Шталь, предусмотрительно держась от Ейщарова на безопасном расстоянии. – Я трудолюбивая и хорошая! Можете спросить у хризолита! У "фабии"! У Бонни! У моего нового холодильника! У... нет, у него не спрашивайте!..

   – Хватит! – в голосе Ейщарова отчетливо зазвучала надвигающаяся буря. – Конец дискуссии!

   Другой бы, пожалуй, уже смирился и юркнул в машину. Но только не эши шталь. Они не отступают так просто. Они прекрасно понимают, что в подобной ситуации действовать надо немедленно. Иначе будет поздно. Иначе будет череда неприемных дней, отсутствие, пресечение входа и отключенный телефон. О, эш шталь не провести в таких вопросах!

   Остаться в кругу приближенных к Ейщарову ей было необходимо. Во-первых, следить за развитием событий и быть в курсе ассортимента Говорящих. А во-вторых, вы уж извините, Олег Георгиевич, но Эша Шталь не так уж глупа. Эша Шталь много наблюдала и сделала достаточно выводов. Эша Шталь знает больше, чем вы думаете. И Эша Шталь узнает все без остатка! Может, и хорошо, что ее сняли с разъездов. Узнавать лучше не снаружи. Узнавать лучше изнутри.

   Ох, не представляете вы, Олег Георгиевич, на что способна Эша Шталь, если ей чего-то надо!

   – Телохранителем! – заскулила Эша. – Дознавателем вещей! Секретаршей! Секретаршей секретарши! Горничной! Отведывателем блюд! Швейцаром! Уборщицей! Ну хоть уборщицей! Я умею убирать! Однажды я пылесосила квартиру...

   – Я потрясен до глубины души! – Ейщаров распахнул дверцу. – Прекратите свои ужимки, Эша! На вас люди смотрят!

   Эти слова только воодушевили Шталь, и она утроила свои усилия. Она устроила вокруг Олега Георгиевича дикую шаманскую пляску. Она вскидывала руки, кланялась, реверансировала и принимала трагические позы. Она упрашивала и умоляла. Она рыдала и юродствовала. Она издавала замогильные вздохи, строила глазки, многообещающе улыбалась, производила соблазнительные телодвижения и вещала утомленно-надменным голосом отправленной в изгнание императрицы. Она верещала, словно детсадница, выпрашивающая мороженое. Она унижалась, бушевала и даже предприняла очень осторожную попытку выдернуть у себя прядь волос. Она бы даже могла встать на колени, но вокруг было слишком мокро и грязно. И в процессе всего этого она не уставала перечислять все должности, которые только приходили на ум. Ее выступление собрало в почтительном отдалении десяток заинтересованных прохожих, шесть пыльных дворняг и двух воробьев, а самого Ейщарова перевело от раздраженности к оглушительному хохоту. Утирая слезящиеся глаза, он, наконец, сказал: