Текст книги "Говорящие с... (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 68 страниц)

   – Нет! – пискнула Эша, отчего аптекарша испуганно вздрогнула. – Никаких гостиниц!.. Я... у меня боязнь гостиниц! Может, у вас тут кто комнаты сдает?

   – Моя племянница иногда пускает к себе во времянку, – задумчиво пробормотала дама. – Конечно, извини, милочка, посылать к ней больного человека – у нее ведь дети... но я не думаю, что у тебя инфекция, да и Тане деньги очень нужны. Сейчас позвоню, узнаю.

   Она вышла, и Шталь, поспешно отодвинув баночку с медом, глотнула еще чая, раскашлялась и, повернувшись, взглянула в крохотное окошко подсобки, которое выходило на мокрый сосновый двор. Двор был пустынен, и только на одной скамейке, спиной к окну, сидел человек под черным зонтом. Мимо прокатила машина, обдав сидящего водой, но он не шевельнулся, и Шталь нахмурилась. Это было странно. Люди обычно хоть как-то реагируют, если их окатывают грязной водой. И не сидят в дождь на мокрых скамейках. Конечно, может у него несчастье или он просто пьян. Собственно, все что угодно может быть.

   – Третий день уж дождь идет, – произнес за спиной голос аптекарши, и Эша, вздрогнув, чуть не выплеснула чай себе на колени. – Только подсохнет – и все по новой. Говорят, это на всю неделю... В общем, Таня согласная, сейчас объясню, как до нее добраться, тут рядом. Только ты учти – характер у нее...

   – У меня тоже характер, – заверила Эша. – К тому же, бессмысленно ругаться с человеком, который постоянно чихает.

   – Ну и ладно, – сказала аптекарша.

  * * *

   Дверь приоткрылась, и в комнату просунулась взъерошенная голова Славы, который после недавних событий все еще хранил на лице беспредельно удивленное выражение. Михаилу, угрюмо подпиравшему стену, он тайком продемонстрировал кулак, сбитый о Михаиловскую же челюсть, а у Ейщарова спросил:

   – А павлинов-то куда? Павлинов там как...

   Олег Георгиевич, склонившийся над столом, заваленным вещами, коротко глянул на него, и Слава поспешно сказал:

   – Ну... потом зайду.

   – Это было бы чудесно, – буркнул водитель вслед закрывшейся двери. – Ладно, Георгич, признаю, я поступил глупо.

   – Какой именно из своих поступков ты имеешь в виду? – поинтересовался Ейщаров. – Когда сунулся в гостиницу, не предупредив остальных? Когда послал девчонку проведать вооруженного Домового? Или когда ее отпустил? Да что ты, Миш? Ты все сделал правильно.

   – Правда? – воодушевился Михаил.

   – Нет! О чем ты думал, черт возьми?!

   – Ну, начет вооруженного Домового, так Шталь сама – настоящий монстр! – вскипел водитель. – До сих пор мы не получали от нее ни одного Говорящего без телесных повреждений! А если б ты видел, что тут творилось!..

   – В таком случае, хорошо, что ты ее отпустил.

   – Правда?

   – Нет, – Ейщаров взял в руки палаш, пристально его разглядывая, и Михаил на всякий случай бочком передвинулся поближе к двери.

   – В таком случае, я тебя не понимаю! Ты не приказывал искать ее, ты позволял ей...

   – Я надеялся, что она вернется сама, – Ейщаров осторожно провел большим пальцем по лезвию. – Я хотел этого. Это очень важно, когда возвращаешься сам, когда никто не принуждает, не требует. Я думал, что она справится... После того, что тут случилось, она наверняка вымотана, а с ее желанием быть полезной...

   Дверь снова отворилась.

   – Вертолеты пришли, – сообщил Слава. – А павлинов-то куда?.. ладно.

   Он опять исчез. Михаил вытащил сигареты и осторожно сел на стул.

   – Я могу отправиться за ней, если скажешь. Я могу...

   – Нет, ты займешься транспортировкой.

   – Ты убираешь меня из команды? – глухо спросил водитель.

   – Ты видел, что с ней тут было. Я по телефону велел тебе ее задержать. А ты ее отпустил, снабдив лишь просьбой "едь пожалуйста домой". Ты ведь не хочешь, чтобы она вернулась в Шаю, не так ли?

   – Послушай, что я тебе скажу, Георгич, – сквозь зубы процедил Михаил. – Когда мы все это затеяли, то были при одном мнении. Потом твое мнение изменилось. Я тебе не верил. После всего, что здесь случилось, я думаю, что ты был прав... почти прав. Но это сейчас так. И никто не может знать, сколько это продлится. И ты не можешь этого знать. В любой момент все может стать, как прежде. Я не хочу, чтобы она возвращалась в город. Потому что ничего хорошего из этого не выйдет. Я не против, чтобы она жила. И руки я на нее не подниму, клянусь! И если ей помощь будет нужна – пожалуйста, я согласен. Но с нами ей делать нечего! Я не могу этого принять. И не понимаю, как ты можешь это принимать? Я никому ни слова – никогда... но неужели ты все забыл?

   – Все сказал? – ровно произнес Олег Георгиевич. – В таком случае иди и занимайся транспортировкой. С гостиницей возни еще на неделю. И учти, Миша, хоть одного из этих красавцев упустишь – будешь в этой гостинице вечным смотрителем.

   – Я тебя не боюсь! – надменно заявил Михаил и стремительно попытался было выйти в закрытую дверь. Чертыхнулся, потер лоб, и тут дверь опять распахнулась, явив раздраженного Славу.

   – Нет, ну елки-палки!..

   – Ты же должен светильниками заниматься, – ответил Ейщаров на этот возглас. – Чего ты носишься с этими павлинами?

   – А чего они так отвратительно орут? Я сосредоточиться не могу! Или их уберите отсюда или меня!

   – Славк, ну это же очень просто решается, – Михаил похлопал его за плечу. – Берешь, значит, павлина и...

   – Сам бери павлина! – огрызнулся человечек. – Знаешь, как они клюются?! Господи, Миша, и где таких идиотов, как ты, делают? Еще б парочку заказать для смеха... Ладно, я пошел!

   – Я тоже пошел, – проинформировал Михаил Олега Георгиевича. – Доставлю всех в лучшем виде, но потом я вернусь. Георгич, возможно я...

   – Знаешь, наверное ты был прав.

   – Правда? – вскинулся водитель, сразу же залучившись улыбкой.

   – Нет.

   – Черт! – буркнул Михаил и грохнул дверью.

  * * *

   Небольшой частный дом, к которому подъехала Шталь, не выглядел ухоженным даже сквозь дождевую завесу. Стены облупились, оплетенный ежевикой забор ощутимо покосился вперед, грозя вот-вот рухнуть. Перед забором, рядом с ржавым ведром, в котором глухо дребезжали дождевые капли, сидела насквозь мокрая и грязная курица и изумленно моргала, точно поражаясь развернувшейся перед ней картине. Курица выглядела очень старой. Также перед забором, обратившись в противоположную от подъехавшей "фабии" сторону, стояла высокая фигура, закутанная в целлофановый дождевик, из-под которого выглядывали разбитые резиновые сапоги. Сапоги нетерпеливо переступали, выплескивая фонтанчики жидкой грязи, но когда Эша остановила машину, фигура не обернулась в ее сторону. Шталь снова потянулась было за зонтиком, но тут же содрогнулась в столь грандиозном чихе, что ее мотнуло вперед, и она крепко приложилась лицом о руль, отчего "фабия" негодующе вскрикнула, а фигура, плюхнув сапогами, развернулась, и на Шталь глянуло относительно молодое, но невероятно кислое женское лицо.

   – А, это вы, – голос у лица тоже оказался очень кислым, и у Эши невольно свело скулы. Она выбралась из машины и под жалкой защитой зонтика, вернее, полузонтика, подошла к хозяйке, по дороге чихнув еще несколько раз. Из-за забора донеслось бряцанье цепи, потом забор дрогнул, и из-за сплетения ежевичных ветвей выглянула здоровенная голова кавказской овчарки. Голова угрюмо оглядела Шталь и снова скрылась.

   – Гаража у меня нет, учтите, – хозяйка внимательно ощупывала Эшу взглядом с ног до головы. – И если столоваться будете, то за отдельную... Эй, вы больны, что ли? Мне тут не...

   Шталь сунула ей несколько денежных бумажек, и те, словно по волшебству, мгновенно исчезли в шелестнувшем дождевике. В лимонном голосе появилось немного сахарку.

   – Все равно я не думаю...

   Дождевик поглотил еще несколько бумажек.

   – Вы ведь понимаете, что я...

   – Все, что мне нужно, – Шталь скормила дождевику еще порцию бумажек, – это постель, тепло, никакого дождя и полное отсутствие внимания дня на два-три. К тому же, – она достала еще одну бумажку, на сей раз последнюю, – никакой инфекции у меня нет. Вот справка.

   – Ладно, берите, что там у вас, и заходите.

   Эша вытащила из машины сумку и террариум. К счастью, Бонни почти не было видно, иначе в дом ее не пустили бы несмотря ни на какие бумажки. Хозяйка посмотрела на террариум удивленно, но ничего не сказала, открыла ворота и впустила Эшу в на редкость захламленный двор. От забора тотчас с грохотом метнулся уже виденный Эшей кавказец, и женщина рявкнула на него:

   – Туман, фу!

   Овчарка, рыкнув, развернулась и забралась в мокрую хлипкую будку. Женщина пнула резиновым сапогом подвернувшуюся под ноги кошку, махнула Шталь рукой, и Эша вслед за ней по разбитым плиткам подошла к небольшой пристройке с отдельным входом, выглядевшей гораздо новее, чем сам дом. Хозяйка отперла дверь, вручила Эше здоровенный ключ, сделала приглашающий жест внутрь и снова отпихнула ногой кошку – на этот раз уже какую-то другую.

   – Сейчас белье принесу. Учтите, готовить я здесь не разрешаю.

   Шталь, пробурчав в ответ что-то нечленораздельное, прошла в свое временное жилище, поставила сумку на пол и огляделась. Обстановка была более чем спартанской: узкая кровать, поцарапанный стол и стул с прорехами в обивке. На стене над кроватью висел потертый ковер с оленями, единственное окно было задернуто реденькой кружевной занавеской, настоятельно нуждавшейся в стирке, и паутиной, которую тоже не мешало бы постирать. Эша нашла выключатель, зажгла лампу в пластмассовом желтом абажуре, огляделась и пробормотала:

   – Господи, какие-то трущобы!

   – Что? – спросила хозяйка, появляясь в дверях с руками, полными белья.

   – Говорю, чаю бы горячего попить.

   – Я пришлю Ларку, она принесет. Застилайтесь, – женщина бросила белье на кровать. Ужин в полвосьмого, можете есть с нами, можете здесь.

   – А Интернета у вас нет?

   – Чего? – угрюмо спросила хозяйка.

   – Ясно. Наверное, лучше всего будет сразу лечь спать.

   Женщина пожала плечами, давая понять, что ей глубоко плевать на дальнейшие действия Шталь, если они не имеют отношения к запрету на готовку, и ушла. Эша водрузила террариум на стол, наскоро застелила постель и, пододвинув к ней стул, вывалила на сиденье аптечные покупки. Ее все еще морозило, хотя теперь, возможно, дело еще и было в том, что она намокла, а в пристройке было довольно холодно. Переодевшись, Шталь замоталась в одеяло и потянулась было к сотовому, но тут незапертая дверь с грохотом распахнулась, и в комнатку ввалилась девчушка лет восьми с чайником, размером чуть ли ни с нее саму, огромной чашкой и сахарницей. Деликатности девчушке явно не хватало, зато в избытке было веснушек, острых коленок и локтей. Она с размаху поставила свою ношу на столешницу, расплескав при этом чай, пискнула: "Щас еще принесу!" – и исчезла так стремительно, что Эша даже решила, что девчушка ей померещилась. Во всяком случае, это видение, по сравнению с недавним подзонтиковым кошмаром, было еще куда ни шло. Шталь встала и успела сделать несколько шагов к столу, но тут дверь снова распахнулась, и видение вернулось с плетеной вазочкой, полной карамелек и сушек. Поставило на стол, после чего ткнуло пальцем в террариум и восторженно спросило:

   – Ух, ты настоящий?!

   Эша с ужасом увидела, что обитательница террариума успела покинуть свое убежище и, приподнявшись на лапах, довольно мрачно смотрит сквозь стекло. Она поспешно передвинулась, загораживая Бонни.

   – Ну что ты, конечно нет!

   – Я никому не скажу! – очень серьезно пообещало веснушчатое создание.

   – Настоящий.

   – Круто! – девчушка мгновенно прилипла носом к стеклу. Бонни развернулась и презрительной походкой зашагала в противоположный угол террариума. – Какой волосатый! А он кусается?

   – Непременно! – сурово ответила Эша, наливая себе чай.

   – Круто! А у меня хомяк есть!

   – Хомяк – это не круто, – заметила Шталь, никогда не отличавшаяся особым тактом в общении с детьми. Ей грустно покивали.

   – Да. Мама мне не разрешит такого завести. И Милка тоже. Конечно, тут есть пауки, но не такие большие. Я одного поймала в банку, полосатого, так Милка его выкинула, еще потом и наорала! Такая дура!

   По знакомому тону Эша догадалась, что безвестная Милка не иначе старшая сестра. Сколько раз сама Шталь таким же тоном жаловалась кому-нибудь на Полину. Нет, конечно Поля была хорошей сестрой. Но периодически она была сестрой просто кошмарной, особенно когда принималась за нравоучения.

   Девчушка продолжала мельтешить вокруг террариума, и Шталь посмотрела на нее с тоской. Она никогда не проникалась щенячьим восторгом при виде детей и не особенно их любила. Сева был очень серьезным исключением, но Сева и не был таким уж ребенком.

   – Ладно, спасибо за чай, – Эша взяла карамельку и попыталась ее раскусить, вернее, постучала зубами по абсолютно гранитной поверхности. – В общем, ты, наверное, уже можешь идти, – подумав, она добавила. – Кстати, я болею, так что тебе нельзя тут...

   – А я знаю, – девчушка бесцеремонно плюхнулась на кровать. – Я Лариса, но меня никто так не зовет, только учительница. Меня все зовут Ларка. А тебя как зовут?

   – Эша.

   – А что это значит?

   – Это значит "девушка-которая-очень-злится-если-ее-не-оставляют-в-покое".

   – Круто! – Ларка сцапала сотовый со стула. – У Милки тоже есть такой, но она мне не разрешает его брать. Вечно вся такая из себя!.. Хочет поехать в Москву и стать моделью, а сама страшная и вся спина у нее в прыщиках!

   – Очень интересная история, – Шталь отняла у нее телефон. – Потом еще расскажешь, а сейчас я лягу спать.

   – Это твоя машина снаружи? Покатаешь?

   – Возможно, если ты уйдешь прямо сейчас.

   – Круто! – Ларка мгновенно слетела с кровати и захлопала мокрыми шлепанцами к двери. – А то тут скучно так! Милка и раньше со мной почти не разговаривала, а теперь вообще странная! Все время с зонтиком!

   – Ну так дождь на улице – чего тут удивительного?

   Шталь, зачем ты с ней разговариваешь? Будто не знаешь, стоит такому ребенку сказать хоть слово, и он тебя заболтает до смерти! Ложись спать! Повезет – завтра будешь здорова. Шая всего в шести часах езды отсюда...

   Шталь, а тебе не кажется, что что-то не так?

   Мысль появилась и тут же исчезла.

   – Дождь ладно, а зачем ей зонтик в комнате? – вопросила Ларка. – А можно я тебе завтра завтрак принесу?! Я и ему могу завтрак принести, – она ткнула пальцем в направлении террариума. – Он ест тараканов? А мокриц ест? А кузнечиков?

   – До свидания, – сказала Шталь, деликатно выдвинула назойливое чадо за дверь и поспешно заперла ее. Налила себе еще чаю, прихватила вазочку и забралась в постель, потом, подумав, выудила из сумки прихваченную из аптечки бутылку коньяка и щедро плеснула в чашку. Отхлебнула и улыбнулась расползающемуся внутри теплу. Все было не так уж и плохо. Даже отлично, несмотря на удручающий заоконный вид. Ужасный лохматый маньяк остался на дороге, до города она добралась, лекарства купила, постель нашла, пусть и не самую лучшую. И самочувствие уже гораздо лучше, хоть еще и очень далеко от совершенства.

   Эша отдернула занавеску и посмотрела на мокрый захламленный сумеречный двор. Улицы не было видно из-за забора, поэтому пейзаж ей быстро наскучил, и занавеску она задернула. Спать не хотелось. Шталь пододвинула к себе ноутбук и снова включила "Великолепную семерку". Потом ее взгляд упал на сотовый.

   Больные делятся на несколько категорий, и Эша принадлежала к той категории больных, которым невыносима мысль о том, что они заболели, а никто об этом не знает. Ей требовалось сочувствие – немедленно и в больших порциях, поэтому она схватила сотовый и в первую очередь позвонила тому, чей статус требовал проявления к заболевшей Шталь наибольшего сочувствия. И сочувствие от этого человека лучше было получать по телефону, ибо будь этот человек рядом, сочувствие и участие он мог выразить нравоучениями, а то и подзатыльником.

   – Ну и где тебя носит?! – раздраженно осведомился абонент, схватив трубку почти сразу же. – Ты должна была быть в Шае еще несколько дней назад! Ты мне что обещала?! Спасибо, что хоть позвонила! Ребенок, я гарантирую тебе хорошую порку!

   – А я заболела, – горделиво сообщила Шталь. – У меня такая простуда...

   – Ну конечно – и именно в мой отпуск! Не сомневаюсь, что ты сделала это специально! Съешь аспирин и ложись спать!.. Ты ведь знаешь, что такое аспирин? Ты вообще где?

   – В Сосенках...

   – Что это – какая-то деревня? Не могла заболеть в нормальном месте? Мне приехать за тобой?

   – Какой смысл, Поля? На ночь глядя? Я выпила всяких лекарств, посплю, и утром все будет в порядке. Просто я хотела...

   – Да, и правда, чего ехать? – тут же согласилась Полина. – Ложись спать и нигде не шляйся, а то я тебя знаю!.. Ну, пока.

   – Родственники!.. – проворчала Эша, опуская руку с телефоном. Потом вызвала другой номер и, на этот раз, не тратя времени на приветствия, сказала:

   – А я заболела!

   – А ты разве умеешь? – издалека удивился Сева. – Эша, что-то серьезное? А то мы тут ужинаем...

   – Неужели ужин важнее, чем разговор с заболевшим другом? Или я уже больше...

   – Эша, ты же знаешь, я все для тебя сделаю, – проникновенно заверил Сева. – Но, во-первых, не такой уж больной у тебя голос. А во-вторых, понимаешь, мы тут с Инной... Съешь аспирина и ложись спать. А утром...

   – Мне грустно и одиноко, – поведала Шталь трагическим голосом и чихнула.

   – Будь здорова! – небрежно пожелал Сева.

   – Да ну тебя! – Эша отшвырнула телефон и, отхлебнув чаеконьяка, проворчала:

   – Друзья!

   Потом снова взяла телефон.

   – Не очень удачный момент для разговора, – пробурчал в трубке голос Михаила, приглушенный каким-то механическим грохотом. – Мы тут разбираем гостиницу по кусочкам... А в чем дело? Мне казалось, что...

   – А я заболела, – важно сказала Шталь.

   – Я тут не при чем! – почему-то всполошился Михаил. – И я здоров. Почему сразу ко мне претензии? Мы даже не целовались!

   – Не знаю, к чему ты это, но, между прочим, я очень хорошо целуюсь.

   – А раньше ты не могла об этом сказать? – огорчился водитель. – Ладно, ты, знаешь что – выпей аспирина и ложись спать. Тебе ведь есть где спать? А температура у тебя какая? У тебя вообще есть какая-нибудь температура? Слушай, у меня сейчас столько дел...

   – Мне нужно сочувствие! – возмутилась Шталь. – Почему именно сейчас у всех какие-то дела?! Что по этому поводу сказал бы твой Конфуций?

   – Не знаю, но спрошу его при случае.

   – Он умер в пятом веке до нашей эры!

   – Ну, это он сделал очень некстати, – сказал Михаил и отключился. Телефон снова полетел на кровать.

   – Враги! – проворчала Эша и допила содержимое кружки. Глубоко выдохнула, чихнула и, взглянув на сотовый, покачала головой.

   – Ну, нет, – сказала она. – Вот это уж точно нет. Ни за что!

   Эша плеснула в кружку еще порцию коньяка, глотнула, сгрызла сушку, после чего мысль об еще одном звонке перестала ей казаться такой уж ужасной. Собственно, это была неплохая мысль. Она позвонит, да. Что может случиться? К тому же, он все равно не возьмет трубку.

   Ейщаров ответил после второго гудка, и Шталь так удивилась, что чуть не выронила телефон.

   – Здравствуйте, Эша Викторовна, – произнес он вежливо – вне всякого сомнения, из желания поиздеваться.

   – Вот что я вам скажу... – решительно начала Эша и громко чихнула.

   – Отлично сказано! Вы что – простудились?

   – Да, я заболела, – Эша попыталась произнести это надменно, но фраза получилась на редкость жалобной. – У меня температура. И вообще я ужасно себя чувствую. И вот когда я умру...

   – Не говорите ерунды, – спокойно велел Олег Георгиевич. – Где вы?

   – В Сосенках, – Эша снова чихнула, после чего кратко обрисовала бывшему начальнику ситуацию, перемежая рассказ с чиханием и продолжительным высмаркиванием.

   – Ужасно, – саркастически заметил Ейщаров по окончании повествования. – Вам бы хорошо сейчас коньячку выпить... хотя, по-моему, вы и так это уже делаете. В общем, так, Эша. Свободных людей у меня сейчас нет, сам я тоже занят, но могу приехать за вами завтра, ближе к вечеру. Если, конечно, вы этого хотите.

   Да триста лет ты мне тут нужен!

   – Да, хочу... Что, прямо сами приедете?

   – Почему бы и нет? Отлежитесь, постарайтесь побольше поспать. Судя по всему, простудились вы крепко и в ближайшие дни вряд ли сможете вести машину. Я вас заберу, вашу машину потом отгонят. Согласны?

   – Ладно, – отозвалась Эша одолжительным тоном. – Только я не понимаю...

   – А вам и не нужно. Скажите мне только, Эша... пока вы искали жилье, вы не заметили ничего... ну, вы понимаете.

   Вот как, даже сейчас тебя это беспокоит?!

   – Ничего такого я не видела. Думаете, это опять очередной поворот судьбы?

   – Не знаю – и знать не хочу! – резко отрезал Олег Георгиевич. – И вам советую то же самое! Даже если каким-то немыслимым образом вы углядите что-то странное – забудьте об этом! Ни во что не лезьте, ни с кем не разговаривайте! И не ходите никуда – ясно? Лежите себе в постели и болейте, как положено!

   – Но если...

   – Вы сильно выложились в этой гостинице, Эша Викторовна, – мягко сказал Ейщаров. – И, в придачу, вы заболели. Вы даже не осознаете, до какой степени вы сейчас беспомощны. Такие сильные разговоры не проходят бесследно. Я не говорил вам этого раньше, потому что не думал, что вы способны на нечто подобное. Так что лежите тихо, пейте лекарства и ждите меня. Вы мне обещаете?

   – Я... Ну... Вы ведь меня уволили, Олег Георгиевич! Вы...

   – Я отказался от вас, как от сотрудника, Эша Викторовна. Но я же не отказывался от вас, как от человека.

   – Но...

   – До свидания.

   Вот и пойми его после этого!

   Интересно, он хоть сам себя понимает?

   Решив, что заниматься психоанализом бывшего начальника на ночь глядя вредно для здоровья, Шталь замоталась в слабо пахнущее плесенью одеяло и через несколько секунд задремала.

   Проснулась она спустя час от оглушительного грохота в дверь. Испуганно вскинулась на постели, не сразу сообразив, где находится, замоталась в одеяло и, путаясь в нем, торопливо зашлепала к содрогающейся двери. Судя по интенсивности грохота, случилось нечто ужасное – пожар, наводнение, а то и, чего доброго, хозяйка передумала и решила ее выселить. Шталь распахнула дверь и мысленно чертыхнулась.

   – Что еще забыла сказать!.. – возвестила Ларка, облаченная в разрисованную колокольчиками ночнушку, и юрко проскочила у Эши под подмышкой в комнату. Эша захлопнула дверь, преграждая дорогу обрадовано устремившемуся следом за Ларкой мокрому ветру, добрела до кровати и, повалившись на нее и натянув на голову одеяло, простонала:

   – Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы она ушла!

   – Такое творится!.. Я сейчас расскажу, я могу долго тут сидеть! – Ларка, подбежав, с размаху плюхнулась на кровать, и Шталь кисло сказала из-под одеяла:

   – Какой жестокий бог! Ну почему это нужно рассказывать именно мне?

   – Потому что ты не знаешь, – логично ответили ей.

   – Я постараюсь это как-нибудь пережить, – заверила Шталь и для большей надежности засунула голову еще и под подушку, но ее безо всяких церемоний дернули за голую ногу. Да что ж такое, никакого уважения к взрослым, тем более незнакомым!

   С другой стороны, у нее, конечно, тоже нет никакого уважения к незнакомым детям. А знакомых детей у нее нет. И слава богу, наверное!

   – Ладно, – Шталь откинула одеяло, – в чем дело?!

   Ларка, надув губы, выдержала театральную паузу, после чего торжественно возвестила:

   – Маньяк!

   – Да ну тебя! – сказала Эша, снова ныряя под спасительное одеяло.

   – Серьезно, настоящий маньяк! – обиделась Ларка и вцепилась в одеяло. – Он в Сосенках был, а сегодня к нам приехал!

   – В Сосенках? А мы сейчас, по-твоему, где?

   – Так то Большие Сосенки, а мы в Малых! – теперь чадо уже оскорбилось. – Танька Рындина два дня назад из Больших приехала, так и рассказывала про маньяка. А сегодня он сюда приехал! Танька говорит, что это сексуальный маньяк! Только я думаю, что он вообще не сексуальный!

   – А ты, значит, специалист по сексуальным маньякам? – поинтересовалась Шталь, отнимая обратно одеяло и уже смирившись с тем, что поспать сегодня не удастся еще долго.

   – Конечно, – Ларка почесала нос. – Я в кино видела.

   – И сколько тебе лет, специалист?

   – Восемь с половиной.

   – Иди спать! – Эша отняла одеяло окончательно и встала с намерением уже без всякой деликатности выдворить малолетнего специалиста по сексуальным маньякам за дверь.

   – Он отнимает зонтики!

   Эша села обратно и воззрилась на Ларку не без удивления.

   – Что он делает?

   – Отнимает зонтики, – повторила та, растягивая слова. – Нападает по ночам и отнимает зонтики. Ломает их, а потом убегает. Иногда и днем нападает. Вот, ты как полчаса приехала, так мамка в магазин пошла. Он на нее и напал. Зонтик поломал – и убежал. Мамка в шоке!

   – И больше ничего не взял? – Эше отчего-то вспомнился огромный человек на пригородной дороге, постучавший в ее окно. Нет, такой вряд ли удовлетворился бы каким-то там зонтиком.

   – Нет. Говорю же – маньяк! Но не сексуальный. И еще уже на кого-то нападал. Я Милке уже сказала не ходить с зонтиком, а она сказала, что я дура.

   – А в милицию твоя мать обращалась?

   – Мамка, сказала, что она не дура идти с таким в милицию. Сказала, что ее там засмеют. Сказала, что он больной, – Ларка снова почесала нос и подытожила. – Я ж говорю – маньяк!

   – Гастролирующий, – Шталь хмыкнула. – Ну, если это и правда, просто какой-то псих, страдающий отвращением к зонтикам. Может, его в детстве зонтиками избивали. В любом случае, пусть твоя мать лучше заявит, такое чудо лучше держать взаперти. Начинают с зонтиков, а потом...

   – Что? – немедленно жадно спросил специалист.

   – Спать иди! – Эша повалилась на кровать.

   – Нет, ну круто же?! – почти жалобно произнесла Ларка.

   – Да, ты права, это действительно необычайно круто!

   – Тогда я пошла, – важно сообщил специалист и соскочил с кровати. – А завтрак я принесу.

   Эша хотела сказать, что это совершенно не обязательно, но дверь уже захлопнулась. Снова встав, она задвинула засов, потом, подергав дверь, убедилась, что та заперта достаточно надежно и открыть ее самостоятельно Ларке не удастся. Послушала шум ветра за дверью, вновь дотащилась до кровати и, ничком упав на нее, с головой накрылась одеялом. Но сна теперь, разумеется, как не бывало.

   Полежав с минуту, Эша отбросила одеяло и села. Громко высморкалась, чихнула и взглянула в окно, потом на часы. Начало десятого.

   Зонтичный маньяк? Убийца зонтиков?

   Господи, неужто и такие бывают?!

   Хотя за свою жизнь, особенно за последние несколько месяцев, Шталь успела убедиться, что в этом мире бывает все что угодно. Вероятней всего, Ларка все это выдумала. А если нет? Опять начинается? Позвонить Ейщарову, испросить совета?

   Олег Георгиевич, местный информатор доложил, что в городе... ну как, в городе – в городишке, в общем, в одних из Сосенок некто убивает зонтики. Не стоит ли проверить?

   В ответ на это сообщение она, несомненно, узнает много нового из русской неформальной лексики.

   Шталь опустила уже потянувшуюся было к телефону руку и посмотрела на собственный зонтик, небрежно брошенный в угол, – скомканный золотисто-зеленый упрек с торчащими, словно обнажившиеся сломанные кости, спицами. Стразики на гладкой зеленой ручке блестели, точно чьи-то безмерно грустные глаза. Очень печальный и ни на что не годный зонтик, который теперь только выкинуть. Разумеется, она не станет его чинить. Да и не умеет.

   К тому же, зонтик, несомненно, сломался ей назло, разве нет?

   Шталь прислушалась, но не услышала ничего, кроме далекого сонного бормотания хризолита, который словно находился где-то очень далеко отсюда. Ейщаров сказал, что она сильно выложилась в гостинице... Уж не значит ли это, что она долго теперь не будет ничего слышать? А вдруг это насовсем? Как у Юли Фиалко?!

   На некоторое время Эша задумалась. Сколько раз она желала никогда не иметь столь странной способности, но сейчас вдруг отчетливо и окончательно поняла, что на самом деле отчаянно не хочет ее терять. Жить в мире, в котором говорить могут только люди, теперь казалось невероятно скучным. Конечно, прежняя жизнь была куда как более безопасна... но лишиться всего этого теперь казалось нереальным. Это – и только это была ее настоящая жизнь.

   Странно только, что свою изначальную способность она так не смогла понять. Единственный собеседник, от которого Эша никогда не слышала ни слова, и которому никогда ничего не сказала. Постоянно нытье и мысленные образы не в счет. Что это за общение, когда даже до сих пор толком не знаешь и не веришь, существует ли на самом деле твой собеседник? Может, все это лишь постоянные совпадения. Может дело не в судьбе, а в удаче? Она из тех людей, которые никогда не опоздают на автобус, а если опоздают, то лишь потому, что автобус этот должен сломаться, и они проедут мимо него, беспомощного, на следующем автобусе. Ей просто везет.

   Она всегда встречает, кого хочет.

   Разве что это не всегда происходит вовремя.

   И она отнюдь не всегда знает тех, кого встречает.

   Потому как если б знала, то не захотела бы их встречать.

   Минут десять Эша лежала, раздраженно глядя в потолок. Сон не шел, и голова, невзирая на простуду и поглощенный коньяк, была удивительно ясной. Сев, она повозилась с ноутбуком, но это ей быстро наскучило. Звонить никому больше не хотелось. Ничего вообще не хотелось.

   Почти ничего.

   А вот то, чего захотелось, было, конечно же, полным безумием.

   Впрочем, какая разница. Завтра вечером ее отсюда заберут. Никто не узнает.

   Шталь быстро оделась, приоткрыла дверь и высунула нос на улицу. Все так же лил дождь, во дворе царила мокрая, пронизанная ветром тьма, и только чуть поодаль на земле лежали два прямоугольника света. От глыб мрака возле забора, в которые превратились кусты, донеслось легкое громыхание цепи – Туману явно тоже не спалось, что было не очень хорошо.

   Натянув на голову куртку, Эша, пригнувшись, подкралась к освещенным окнам. За одним окном обнаружилась хозяйка, сидевшая в кресле перед работающим телевизором и потягивавшая что-то из высокой кружки. За другим окном была небольшая комнатка со старенькой мебелью и почти сплошь заклеенными постерами стенами. На нерасстеленной кровати, поджав под себя ноги, сидела русоволосая девчонка лет пятнадцати и смотрела прямо в окно широко распахнутыми глазами, держа обеими руками ярко-красный раскрытый зонт, стержень ручки которого она умостила у себя на плече. Шталь поспешно дернулась вниз, не сомневаясь, что ее заметили. Не заметить было невозможно – взгляд обитательницы комнаты уперся точно Шталь в лицо.