Текст книги "Говорящие с... (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 68 страниц)

   – Мои познания в истории не столь глубоки, – Олег Георгиевич задумчиво побарабанил пальцами по столу. – Живое существо или, все-таки, вещь?

   – Это не наш случай, Олег, – мягко сказал Михаил, сминая в пальцах незажженную сигарету. – Конечно, можно проверить город. Правда, если там кто-то из... зараженных сам по себе, то толку не будет. Но скорее всего, там вообще никого нет. Это просто веселые собаки. Кстати, ты ведь знаешь, что собак очень привлекает, когда у женщины эти... ну, ты понял.

   – Если дело в собаках. Посмотри сюда, – Ейщаров показал на набережную, и Михаил, прищурившись, наклонился ниже.

   – Далеко и очень плохое качество. Дай-ка... – он защелкал клавишами, потом разочарованно пожал плечами. – Ну, это просто дворняга. Почему Шталь поставила такое разрешение...

   – Как выглядит эта дворняга?

   – Жутковато.

   – А кроме этого? – Олег Георгиевич немного подождал, но, не получив ответа, продолжил: – Она выглядит равнодушной. Смотри, здесь, совсем близко на тополе сидит еще одна женщина...

   – Ничего так себе...

   – А дворняга бежит мимо. Почему?

   – Возможно, потому, что то кобели, а она сука. Возможно, потому, что у нее насморк. Олег, откуда я знаю?! – Михаил сердито выпрямился. – Ты всегда цепляешься за такие мелочи!.. хотя вынужден признать, что это часто срабатывает.

   – Пусть проверят город по границе, – Олег Георгиевич откинулся на спинку кресла, барабаня пальцами по подлокотникам. – Внутрь не соваться.

   – Людей еще слишком мало. А держать реки вообще нереально. Конечно, мы сделаем все, что в наших силах, но проще всего было бы... хм-м... здоровым составом вести ее вплотную...

   – И все испортить. Слишком хрупки еще эти связи. Кто-то кого-то задержит, не перейдет дорогу в нужный момент, не толкнет случайно кого-то, кто после этого посмотрит не в ту сторону и не встретит того, кого должен был... я объяснял тебе это много раз. Разумеется, я предпочел бы твой вариант... так и будет в крайнем случае. В прошлый раз наша красавица могла бы свернуть себе шею, и мне прекрасно известно, что это не лечится.

   – Глупо было ехать самому.

   – Глупо было бы отпускать тебя одного, потому что ты слишком нервный. Другой такой у нас не будет. Скольких мы нашли с самого начала и во что нам это обошлось? И скольких она нашла за два месяца и совершенно безболезненно?

   – Но направлял-то ее ты!

   – Не думаю, что дело в собаках, – завершил дискуссию Ейщаров, вновь принявшись разглядывать фотографии.

   – Ты делаешь вывод из одной равнодушной, плохо сфотографированной дворняги? С такого расстояния...

   – Где другие дворняги? В любом городе их полно, но здесь их не видно, только породистые псы с ошейниками. Домашние собаки имеют контакт с вещами, которые дворнягам недоступны.

   – Многие держат и дворняг.

   – Займись городом, – Ейщаров взял телефон, – и помирись с мальчишкой. Наври ему, делай, что хочешь, но помирись. У меня нет желания носить тебе мандарины в больницу.

   – Я не люблю мандарины! – буркнул Михаил, сунул в рот сигарету и наклонился к серебряному дракончику-зажигалке. Из раскрытой пасти беззвучно и мощно плеснуло пламенем, и он с воплем отскочил, судорожно ощупывая лицо, потом вытащил изо рта наполовину сгоревшую сигарету, зло раздавил ее в пепельнице и заорал на весь кабинет:

   – Нина Владимировна!!! Вы совсем уже, что ли?!!

   – Что-то утро у тебя сегодня не заладилось, – с легкой смешинкой произнес Олег Георгиевич, пододвигая к себе дракончика. – Хорошо, что она общается с источниками огня, а не с самим огнем, потому что страховка...

   – Я тебе говорил про дисциплину! – Михаил попятился к двери, грозно тыча в сторону Ейщарова указательным пальцем. – Ты никогда меня не слушаешь! Ничего, сейчас я ей устрою!.. А ты, – он повернулся, приоткрыл дверь, но тут же обернулся и еще раз угрожающе ткнул пальцем, – ты окружил себя монстрами!

   – Поскольку ты неотъемлемая часть моего окружения, я делаю вывод, что ты начал восхвалять себя вслух.

   – У меня была хорошая работа на механическом, – Михаил еще раз ощупал свое лицо. – Правда, не платили ни фига, а так – хорошая. Во всяком случае, на меня не нападали кресла и зажигалки, и я ежедневно не общался с таким количеством сумасшедших.

   – Зато теперь у тебя много денег.

   – Нечестно использовать такие аргументы, – укоризненно сказал шофер и хлопнул за собой дверью. Из приемной тотчас раздался женский хохот, что-то упало, и громкий голос Михаила принялся что-то возмущенно говорить. Ейщаров фыркнул, наклонился с сигаретой к дракончику и погрузил ее кончик в мирно выросший из пасти тонкий, безобидный лепесток пламени.

  * * *

   Когда телефон зазвонил вновь, Шталь мрачно наблюдала, как пожилая женщина с усилием отволакивает от дерева отчаянно упирающегося апсо. Пес протестующе визжал, брыкался и вырывался и, в конце концов, был взят под мышку и унесен прочь. Только после этого Эша ответила на вызов, постаравшись сделать голос предельно злобным.

   – Ну, как там у вас дела? – осведомился наниматель.

   – Прелестно! Я обожаю встречать рассвет, сидя на дереве, вся в пуху и муравьях!

   – Значит, собак еще не увели?

   – От моего дерева только двоих – колли и еще что-то, мне неизвестное. От других деревьев тоже нескольких – в общем, хозяева постепенно подтягиваются.

   – Они удивлены?

   – Большинство скорее возмущены. Они говорят, что их собаки никогда так себя не вели, и считают, что это мы все устроили! Конечно, можно подумать, у меня сумка набита сырой говядиной, или я размахивала перед их псами парой кошек, или...

   – Дворняга с набережной к вам так и не подошла?

   – А-а, – оживилась Эша, – вы тоже заметили? Знаете, если это не бешенство, то в собачий корм при производстве могли добавить...

   – Эша, вы не против, если я задам вам интимный вопрос?

   – Наконец-то!

   – У вас сейчас месячные?

   Шталь так удивилась, что чуть не свалилась с дерева.

   – Вы обалдели?!.. то есть... Это не ваше дело!

   – Если ответ отрицательный, то это теперь ваше дело.

   – Да даже когда... вы что, думаете, я совсем не... и за мной собаки стадами... вы за кого меня вообще принимаете?!

   – Это значит да?

   – Это значит нет! – рявкнула Шталь в трубку. – Вы не имеете права задавать мне такие вопросы!..– она осеклась, потом произнесла очень мягким тоном, каким говорят с душевнобольными. – Олег Георгиевич, это собаки.

   – Я поражен вашей наблюдательностью.

   – Не табуретки. Не цветочные горшки. Не швейные машинки. Это собаки. У нас не было уговора насчет собак. У нас был уговор насчет вещей. И я...

   – Ошейники есть на всех?

   – На всех, которых мне видно. Ой, Олег Георгиевич, ну это уж слишком! Говорящий с ошейниками?! Кому это надо?!

   – Говорящие не выбирают свои способности, во всяком случае, сознательно. Какие это собаки?

   – Всякие. Откуда я знаю, я же не кинолог! Ну вот разве что пекинесы, водолаз, болонка, а вот то большое и волосатое...

   – Вот именно, – отозвалась трубка так похвально, будто Эша только что сказала нечто чрезвычайно умное.

   – На что вы намекаете?

   – Вы знаете, как выглядят доберманы, ротвейлеры, стаффордширы, бассеты... короче, всякие гладкошерстные собаки?

   – По-вашему, я совсем идиотка?! – вскипела Шталь, на мгновение даже забыв о собаках. – Разумеется, знаю! Здесь таких нет, и... – она огляделась, – вообще-то, здесь действительно нет ни одной гладкошерстной собаки. Интересно, почему?

   – Вот и выясните.

   – Олег Георгиевич, – осторожно начала Эша, – можно теперь я задам вам интимный вопрос?

   – Попробуйте.

   – Вы под кайфом?

   – Идите работайте! – весело велела трубка и затихла.

   – Георгич окончательно сошел с ума! – громко сказала Эша в телефон, убедившись, что он отключен. – Говорящий с ошейниками! А почему не с мешками для пылесосов?! Во всяком случае, было бы больше пользы... Женщина, женщина! – завопила она подбегающей пухлой особе в спортивном костюме, держась одной рукой за ствол и свешиваясь вниз. – Вы пришли за этим лохматым чудовищем?!

   Эша указала на бобтейла, и тот тотчас же радостно запрыгал вокруг тополя, наступая на болезненно взвизгивающую более мелкую собачью братию. Особа посмотрела на Шталь так, словно та нанесла ей смертельное оскорбление.

   – Еще не хватало! Бадик, Бадик! – она наклонилась и выхватила из-под лапы бобтейла крошечного, взъерошенного пекинеса. – Ты зачем убежал?! Ты что ж это?! А если б я тебя не нашла?! Плохой мальчик! Что это такое?! – хозяйка звонко чмокнула выдирающегося пекинеса в мокрый нос. – Ах, ты, лапуля моя! Ах, ты, моя козяка-бузяка!

   – Георгич, пожалуй, еще ничего, – задумчиво сказала Шталь.

  * * *

   К тому моменту, как подоспевшие перепугано-возмущенные хозяева разобрали своих питомцев и последним отволокли упиравшегося бобтейла, оставившего за собой на влажной земле глубокие рытвины, Эша успела сделать множество фотографий окрестного пейзажа, сосчитать всех круживших поблизости над Волгой мартынов и поругаться по телефону с сестрой. Соседние деревья уже опустели, зрители-мужички ушли по своим делам, и только один человек курил неподалеку, глядя на реку. Убедившись, что бобтейл уже находится достаточно далеко, Эша решила, что можно слезть. Но едва она ступила на ближайшую нижнюю ветку, как та зловеще треснула, и Шталь отдернула ногу, мгновенно вцепившись в бугристый ствол всеми конечностями.

   "Вот глупость!" – зло подумала Эша, глазами измеряя расстояние до земли. Прыгать было слишком высоко, прочие нижние ветки тоже выглядели достаточно хрупко, и теперь ей было непонятно, как она вообще ухитрилась сюда забраться.

   – Мужчина, мужчина! – умоляюще закричала Эша. – Подойдите сюда!

   Куривший человек зачем-то вскинул глаза к небу, точно ожидал увидеть кричавшего на облаках, огляделся, и на Шталь, сидевшую на тополе, посмотрел в самую последнюю очередь. Выбросил сигарету, еще раз огляделся и нерешительно подошел к дереву. Задрал голову, и к Эше обратилось одно из самых грустных лиц в мире.

   – Кто, я? – спросил он. Голос у него оказался тоже очень грустным, и Эше отчего-то стало неловко.

   – Вы не могли бы мне помочь спуститься?

   – А как вы туда залезли? – человек погрустнел еще больше и почему-то посмотрел на свои ладони.

   – У меня было помрачение сознания. Я боюсь собак в таком количестве.

   – А... хм-м, – он огляделся. – А может вы попробуете сами?

   Неловкость у Шталь мгновенно прошла, уступив место презрительному возмущению.

   – Замечательно! Правду говорят, что все мужики перевелись! Спасибо, что хоть подошли!

   – Вы не обижайтесь, – искательно сказали снизу. – Я бы конечно... просто... я только сделаю хуже. Я... понимаете... я бы обязательно... но я... все роняю... и вообще... Будет лучше, если вы слезете сами. Или подождите, я кого-нибудь найду...

   – Не надо, просто, хотя бы подстрахуйте меня. По крайней мере, упаду на вас, вы не выглядите слишком костлявым.

   – Хорошо, – он послушно кивнул и изготовился, смешно растопырив руки так, словно собирался принять в свои объятия по меньшей мере слона. Переступил немного в сторону, чтобы занять позицию поустойчивей, споткнулся и чуть не упал, взмахнул рукой, задев запястьем ствол тополя, охнул, что-то пробормотал и снова растопырил руки. Теперь Эше стало откровенно страшно. Повернувшись, она осторожно начала сползать вниз по стволу до тех пор, пока не нащупала ногой очередную, относительно надежную ветку, но надежная ветка тотчас предательски хрустнула, и нога провалилась в пустоту. В тот же момент руки соскользнули, и Шталь с визгом полетела вниз спиной вперед, с треском проламываясь сквозь ветки. На мгновение ее падение было остановлено невидимыми руками, но руки тотчас исчезли, кто-то чертыхнулся, и Эша упала окончательно – частично – на влажную землю и частично – на чью-то грудь и голову. Обломившийся сук с шумом накрыл всю сцену падения, и следом, красиво кружась, посыпались тополиные листья.

   – Извините, – задушено сказали где-то у Эши под поясницей. – Охх! Но разве я не предупреждал? Ничего не сломали?

   – Себе или вам? – Шталь, кряхтя, приподнялась и с негодованием отбросила прочь сук, удрученно обозрела огромную дыру на колготках, после чего вскочила и поспешно начала стряхивать с себя муравьев. Усыпанный листьями неудачливый спаситель сел, растирая грудь и воровато озираясь, словно выискивал лучшее направление для стремительного бегства. Вблизи он оказался совсем молодым человеком, не старше двадцати пяти, довольно мощного телосложения, но с такой щенячьей грустью и беззащитностью в глазах, что они практически сводили всю мощь телосложения на нет – печальный великан, на которого может безнаказанно наорать любой лилипут, и Эше вновь отчего-то стало неловко. Она проверила, не разбился ли при падении телефон, потом огляделась и начала стягивать испорченные колготки.

   – Что вы делаете?! – всполошился человек, попытался встать, но, поскользнувшись, тут же шлепнулся обратно и тоже огляделся. – Вы... Зачем?

   – Снимаю колготки – они порвались, – любезно пояснила Эша. – А вы что подумали?

   – Ничего, – быстро сказал тот, глядя как Эша запихивает колготки в сумочку. – Просто это... было слишком неожиданно.

   – Мужчины обычно иначе реагируют, когда я при них снимаю колготки.

   Сидящий сердито сказал, что у него не то воспитание. Шталь возразила, что воспитание здесь не при чем, после чего парень наконец-то поднялся на ноги, отряхивая одежду, и Эша изумленно воззрилась на него снизу вверх.

   – Поверить не могу, что вы меня уронили! Ладно, теперь можете угостить меня кофе и чем-нибудь съедобным.

   – А если я не хочу? – осторожно спросил он.

   – Вы меня уронили! – угрожающе напомнила Эша. – И теперь собираетесь сбежать?! А если б я сломала себе шею? Что – вы бы тогда забросали меня листьями и продолжили любоваться речными видами?! Девушка свалилась вам на голову, сняла при вас колготки, и вы считаете, что теперь можете просто развернуться и уйти?!

   – О Господи, да я просто гулял! – зачем-то сказал человек жалобно. – Я люблю гулять здесь по утрам, я хожу по набережной до самого моста, а потом через съезд на Малую Покровскую, а потом через площадь на...

   – Это не ответ. Как вас зовут?

   – А вам зачем знать? – теперь жалобность сменилась подозрением.

   – А вы что – в розыске?

   – Ну, Глеб, – парень глянул на прохожих, точно раздумывая – не позвать ли на помощь. – Знаете, девушка, мне правда сейчас не до вас...

   – А ее как зовут?

   Он быстро повернул голову и широко раскрыл глаза. На мгновение Эше показалось, что Глеб действительно сейчас пустится наутек.

   – Просто я много раз видела людей с таким выражением лица. По счастью, сама с ним никогда не ходила. Совершенно точно, что она есть, и совершенно точно, что ее нет у вас. На всякий случай, извините.

   Глеб с минуту молча смотрел на нее, и Эше казалось, что с каждой секундой он становится все выше. Потом хмуро сообщил:

   – Я всегда завтракаю в одной кафешке на Большой Покровской. Это... хм-м, далековато, но... Я к ней привык и... Ну, меня там все знают.

   – Несомненно, – скромно ответила Шталь, вытрясая муравьев из волос.

  * * *

   Глеб заговорился с каким-то знакомым возле стойки, и Эша сидела одна под похлопывающим на ветру синим барным зонтиком и поглядывала на спутника, следя, чтобы разговор не превратился в тактический маневр отступления. Левой рукой она болтала ложечкой в кофейной чашке, правой рисовала на салфетке закорючки и размышляла, с чего она вообще вцепилась в Глеба? Грустные влюбленные были не в ее вкусе, чувства вины не присутствовало никакого, значит, вывод только один – Глеб был подозреваемым – интуитивно потенциальным подозреваемым в потенциальном деле, потому что на набережной остался именно он и именно его она и подозвала, а не кого-нибудь еще. Если использовать ейщаровскую теорию, то Глеба уже можно было либо заковывать в наручники, либо объявлять Говорящим, либо не сомневаться, что он приведет ее к Говорящему. С точки зрения судьбы как-то слишком уж просто. С другой стороны, в последнее время так все и случалось. Глеб пока выглядел милым парнем, но последний милый парень, с которым Эша познакомилась тоже совершенно случайно, оказался похитителем инвалидов. Правда, она знакомилась с людьми и в других городах, везде было море случайностей, которые ни к чему не приводили, и все обретало определенность лишь тогда, когда Ейщаров по телефону говорил: "Ну-ка, ну-ка". Разве не он выбирал эти случайности? При чем же тогда тут судьба? Хотя и Ейщаров уже несколько раз ошибался. В любом случае, если дело так дальше пойдет, ей уже скоро страшно будет знакомиться с людьми. Ладно, остается надеяться, что никакого дела нет, и Глеб окажется просто Глебом, ибо и в роли Говорящего, и в роли преступного элемента он будет ужасен – благодаря не только своим размерам, но и своей редкостной неуклюжести.

   Из сумочки напомнил о себе телефон, Эша вытащила его и, взглянув на дисплей, вздернула брови, потом ответила, стараясь, чтобы голос звучал предельно равнодушно.

   – Ну как, он уже выдал тебе костюм и рассказал, как правильно готовить ему кофе, или ты с утра до ночи формируешь характер скамеечкам для ног?

   – Все еще злишься? – со смешком спросил Сева. – Эша, я думал, ты порадуешься, что у меня все хорошо. Скоро приедет Инна, и мы...

   – Можешь поцеловать ее от меня. Учти, я всегда целую женщин в щечку, так что не жульничай. Чего тебе надо? Тебя снова посадили на цепь? Знаешь, я уже несколько дней никого не слышала, кроме своего хризолита, но от него, как обычно, никакого толку. Как, впрочем, и от тебя.

   – Ты хорошо знаешь Михаила Леонидовича? – терпеливо осведомились в трубке.

   – Никогда о нем не слышала. Кто это такой?

   – Ну, шофер Олега Георгича.

   – Фу, ты смутил меня отчеством. Мишу, что ли? Нет, я его практически не знаю. Почему ты спрашиваешь?

   – Он никогда не казался тебе странным?

   – Да я с ним общалась всего ничего... А что? Ты подсмотрел, как он примеряет кружевное белье?

   – Тьфу, да нет... ну... В общем, я понял. Чем занимаешься?

   – Завтракаю с одним парнем.

   – Вижу, времени ты зря не теряешь! – Сева одобрительно хихикнул.

   – Это не то, что ты подумал, просто я упала на него с дерева.

   – У тебя странный способ ведения расследований, – заметил Сева. – Ты там сидела в засаде? Хотел бы я на это посмотреть...

   – Севочка, а разве у тебя сейчас нет никаких дел? Мне казалось, у тебя сейчас период адаптации. Кстати, не встретил там никого из своих коллег? – Эша начала рисовать закорючки с удвоенной силой.

   – Если не считать чокнутую Юлю, я видел семерых, хотя, думаю, их здесь гораздо больше. Я имею в виду настоящих, таких, как я, – чуть горделиво уточнил он, – а не тех, кто... как ты говоришь, второе поколение.

   Эша уронила ручку и полезла за ней под стол.

   – Семерых?! С тобой я нашла только двоих, кто еще пятеро?! С кем они говорят?

   – Ага, видишь, не зря я согласился уехать! – торжествующе заключил Сева. – Теперь у тебя есть личный шпион! Ну, я пока не выяснил насчет остальных, но один мужик, Марат, он по части зеркал, а Нина Владимировна, ейщаровская секретарша говорит с источниками огня.

   – Ничего себе! – вылезая, Эша чуть не опрокинула столик. – Хорошо, что я разговаривала с ней вежливо. Ну, а еще что? Что ты мне не договариваешь, Сева?! У тебя еще в Аркудинске была такая загадочная физиономия...

   – Лучше тебе пока об этом не знать, – заявил Сева. – Так спокойней.

   – На кой черт мне шпион, который заботится не о моей информированности, а о моем душевном благополучии?!

   – Какое у тебя сейчас дело?

   – Никакого! – буркнула Эша раздраженно. – Кстати, ты не знаешь, чем отличаются длинношерстные собаки от гладкошерстных?

   – Ну, количеством шерсти, я полагаю, – глубокомысленно сообщил Сева.

   – Ну конечно же! Хорошо, что ты позвонил!..

   – Они сильнее пачкаются, их надо чаще мыть, – продолжил он. – Им нужны специальные ошейники, я читал в Интернете... Ну и, само собой, их надо постоянно...

   – Специальные ошейники? Разве они не все одинаковые? – удивилась Эша.

   – Обычно ошейники плоские, но бывают и круглые – благодаря таким длинная шерсть на шее не вытирается, особенно у таких пород, как, например шпицы или чау...

   – То есть, гладкошерстным псам такие ошейники не покупают?

   – Ну, я не уверен, но, наверное, в этом нет смысла.

   – А вот теперь действительно спасибо. Все-таки, надеюсь, что Георгич ошибается. Никакой нет пользы от Говорящего с ошейниками.

   – Я мог бы говорить и с кукольной мебелью, от этого ведь тоже нет никакой пользы. Ошейники могут быть частью чего-то. Всех ремней, всех длинных и гибких предметов, всей привязи...

   – Еще раз спасибо, теперь ты меня совершенно запутал. Как можно, поговорив с собачьей привязью, заставить собаку меня полюбить?

   Сева ехидно сказал, что для такой процедуры понадобился бы целый полк Говорящих с ошейниками, Эша обиделась и отключила его, потом улыбнулась опустившемуся на стул Глебу. Тот тоже улыбнулся – осторожно, улыбкой примерного заключенного, положил один локоть на столешницу, а другой – в тарелку с салатом, ахнул, стряхнул тарелку с локтя и схватился за салфетку, зацепив запястьем пепельницу, которая поехала в сторону и встретилась с кофейной чашкой Шталь.

   – Не понимаю, как ты до сих пор жив? – искренне изумилась Эша, ловя чашку свободной рукой. – С такой грациозностью тебе лучше завтракать дома, хотя, с другой стороны, если ты живешь один, некому будет тебя спасти.

   – Ага, поэтому я никогда не беру здесь горячий кофе, – Глеб кисло улыбнулся, счищая с рукава майонез и креветок, потом кивнул на телефон. – Кто-то звонил?

   – Нет, я просто люблю иногда держать телефон около уха. Это меня успокаивает.

   – Я понял, ты напросилась на завтрак, чтобы надо мной поиздеваться, – он кивнул и поджал губы. – Это месть...

   – Это любопытство. Мне стало интересно, у тебя всегда была эта... – Глеб снова кивнул – на этот раз разрешающе, – неуклюжесть, или просто однажды тебе стало очень грустно, или машина...

   – Это не психическое, – сердито сказал он. – И не из-за травмы. Это с рождения и... С какой стати мне объясняться перед посторонним человеком?!

   – Черт, а я-то надеялась, что ты не задашь этот вопрос, – Эша глазами быстро оценила все предметы, стоявшие на столике в непосредственной близости от Глеба, который осторожно прихлебывал кофе из чашки, полностью скрывшейся в его огромных ладонях. – Скажи, а у вас в Новгороде собаки часто так себя ведут?

   – Какие собаки? – рассеянно удивился он, и Эша заметила, что его взгляд успел стать отвлеченным, будто ее, Эши Шталь, вовсе не было за его столиком. Очевидно личные проблемы Глеба были более глубоки, чем ей показалось вначале.

   – Ты разве не видел собак? Ты решил, что я забралась на тополь ради панорамы?

   Глеб, слегка оживившись, сказал, что женщины иногда совершают странные вещи, после чего сообщил, что, кажется, видел возле дерева какую-то собаку, возможно, их было и больше, но он не обратил внимания, потому что думал совсем о другом. Завершив фразу, он вытащил сигареты, задел локтем свою чашку и опрокинул ее, выругался, тут же извинился, слегка покраснев, и принялся салфетками вытирать кофе со стола, который, благодаря его усердию, немедленно чуть не опрокинулся, и Эша едва успела судорожно вцепиться в края столешницы. Тут подоспела официантка, отняла у Глеба салфетки, скомкала, швырнула в пепельницу и принялась сердито возить по столу тряпкой, приказав, чтобы Глеб сидел смирно и даже не пытался шевелить руками, после чего с откровенно фальшивой горечью сообщила, что не понимает, как только они его до сих пор здесь терпят – ведь совершенно очевидно, что вскорости после очередного Глебовского посещения от кафе останутся одни руины.

   – Сейчас принесу тебе другой кофе, – сказала она под конец, поправила свой жидкий рыжий хвостик и взглянула на Шталь с откровенной брезгливостью и легким удивлением, словно никак не могла понять, что это такое. Наклонилась, уперев руку в бедро, и громким трагическим шепотом спросила: – А это что еще за баба, Глеб? А если Вика узнает? Ей это не понравится.

   На мгновение на грустном лице Глеба появилось некое подобие возмущения, но сразу же пропало, и он приобрел крайне растерянный вид.

   – Так ведь... ну, хм-м... зашли просто кофе выпить... я вообще-то... на набережной... не поверишь, такая забавная случилась история...

   – Да-да, всегда все начинается с забавных историй, – зловеще изрекла официантка и развернулась было, но тут Шталь одернула ее требованием еще одной чашки кофе и круассана, и лицо официантки стало потрясенным, словно Эша прилюдно обвинила ее в кровосмешении.

   – Заказы возле стойки! – оскорбленно ответила она и удалилась презрительной походкой. Глеб, глубоко вздохнув, откинулся на спинку стула и тотчас ухватился за края сиденья, когда стул податливо качнулся назад.

   – Хм-м, ну вот... я... м-да.

   – Может, лучше нам найти другое кафе? – поинтересовалась Эша, сминая свою салфетку с закорючками. – Извини, а кто такая Вика, что ты так испугался? Она атлет и за каждый твой проступок избивает тебя осью от штанги? Ну, я слышала и о более странных отношениях...

   – Она вовсе не... да Вика... – он запоздало спохватился: – Это не твое дело! – Глеб осторожно поднял указательный палец, предварительно удостоверившись, что от этого действия ничего не опрокинется, и погрозил Шталь – жест, показавшийся той невероятно смешным. – Только не надо меня опять запугивать колготками и всем остальным...

   – А ты не дурак, – заметила Эша.

   Глеб без всякой уверенности сказал, что ему это известно, и принялся так тщательно разглядывать свои ладони, точно увидел их впервые в жизни. Потом его взгляд снова стал отрешенным, и вернувшуюся с кофе официантку он даже не заметил. Эша тоже исчезла из его реальности, и когда ей не удалось напомнить о себе вопросом, она, потянувшись, приподняла его чашку и брякнула ею о блюдце. Глеб встряхнулся и выставил перед собой ладони, готовый поймать летящую посуду. Потом ладони опустил и посмотрел на Эшу укоризненно.

   – Мне показалось, ты заснул.

   – Нет, – ответил Глеб очень серьезно и сунул сигареты в карман, потом добавил – без всякой видимой связи: – Я люблю гулять там по утрам, просто ходить, смотреть на реку, на людей... Сегодня я смог гулять дольше, потому что вчера меня уволили. Я... ладно, кофе мы попили, так что я... хм-м... В общем, из меня сегодня плохой собеседник. Честно говоря, из меня всегда плохой собеседник. Не обижайся, ладно? Ты очень... симпатичная и веселая... хм-м, пожалуй, даже слишком веселая... то есть... – он удрученно махнул рукой, и одновременно с этим Эша дернула к себе его чашку. – Ну вот, всегда получается какая-нибудь глупость! И на словах, и на деле... Извини, что я тебя уронил.

   – Мне было очень приятно на тебя упасть.

   – Мне тоже было очень приятно, – Глеб резко встал и опрокинул стул. Наклонился за ним с тяжелым вздохом. – Ну, в том смысле, что... В хорошем смысле.

   – Я сначала подумала, что ты там с собакой гуляешь, – поспешно сказала Шталь, и Глеб, поставив стул, посмотрел с рассеянным удивлением.

   – С собакой? Нет, у меня никогда не было собаки. У меня аллергия на шерсть, кроме того... я и животные... ну куда?.. – он развел руками, зацепил проходившего мимо мужчину и поспешно спрятал провинившиеся руки в карманы. – Было очень приятно познакомиться.

   Эша не успела ничего ответить – Глеб отступил с неожиданным проворством, которое лишь на выходе было смазано столкновением с пожилой парой. Он перешел на другую сторону улицы – так торопливо, словно опасался, что Шталь погонится за ним, скрылся за прохожими, на мгновение его темноволосая голова мелькнула на углу, возле полосатой сувенирной палатки, и исчезла. Эша ошеломленно посмотрела ему вслед, потом пожала плечами. Очередной поворот судьбы, столь угодный Ейщарову, или просто бедняга с кучей комплексов?

   Вот и думай теперь, что хочешь!

  * * *

   Зайдя в кабинет, Ейщаров положил бумаги на стол и потянулся, потом снял пиджак и бросил его на стул. Переговоры прошли успешно, состоявшиеся удовлетворенные партнеры отбыли развлекаться, и он собирался присоединиться к ним только через час. Откровенно говоря, Ейщаров предпочел бы этого не делать, сегодня у него было не то настроение, кроме того его мысли были сосредоточены совершенно на другом. Он склонился над столешницей, серебристый дракончик услужливо дыхнул огоньком, и Ейщаров, выпрямившись с дымящейся сигаретой в зубах, подошел к окну. Деловито посмотрел на свое отражение в стекле – при всей его размытости в нем, все же, отчетливо виделся серьезный бизнесмен на перекуре – и никто больше. Серьезный бизнесмен кивнул отражению, потом аккуратно составил с подоконника горшки с развесистыми марантами, взращенными стараниями Нины Владимировны, распахнул окно, после чего повел себя совершенно неподобающе для серьезного бизнесмена – забрался на подоконник с ногами, развернувшись, уселся поудобней и расстегнул пару пуговиц на рубашке. Недавно прошел дождь, и в лицо ему дул мокрый рябиновый ветер, необычайно теплый для раннелетних шайских дней. На рябиновых ветках раскачивались взъерошенные воробьи, на площадке перед лестницей обсыхал на солнце ленивый офисный кот, а неподалеку Михаил, презиравший автомойки, яростно драил "рэйнджровер", то и дело отвлекаясь на проходивших мимо молоденьких шаянок, игриво поглядывавших на его голый мускулистый торс. Лужи сияли золотом, и в машинных стеклах прыгали солнечные зайчики, а на клумбочке медленно выпрямлялись поникшие от дождя виолы. Картина была почти идиллической, и Ейщаров совершенно не удивился, когда при этой мысли пронзительно зазвонил его сотовый. Совершенно идиллических картин не бывает. Спрыгнув с подоконника, он взял телефон, глянул на дисплей и забрался обратно.

   – Совсем забыл про наш ежедневный двухчасовой сеанс нытья. Можете начинать, я готов.

   – Сознание того, что мне попался столь остроумный начальник, наполняет меня неизбывной радостью, – мрачно сказал голос Эши. – Когда я, наконец, смогу уехать отсюда? Вот уже неделю я шатаюсь по этому городу взад-вперед, и ничего не происходит. Здесь никого нет. Знаете, по-моему, все это глупость.

   – У нас здесь очень хорошая погода, – сообщил Олег Георгиевич. – От хорошей погоды у меня всегда улучшается настроение. Но еще больше оно улучшается, когда мне выпадает возможность урезать кому-нибудь зарплату.