Текст книги "Говорящие с... (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 68 страниц)

   – Очень интересная теория, – Михаил развел руками и состроил снисходительнейшую гримасу. – Если он защищает своих, что ж он тебя не защищает, дорогуша? Мы сюда не за тобой явились. И раньше мы с ним вмешивались только, когда это было важно для дела. Ты уже сколько катаешься без спросу, а тебя никто не ловит. Ему все равно, где ты. Все равно, что ты делаешь. И все равно, что сделают с тобой.

   – Если он боится, что я могу на кого-то навести Лжеца, все это звучит особенно нелепо! – Эша вдруг широко раскрыла глаза. – Или он нашел себе другого сыщика, поталантливей, и теперь, когда я ему не нужна, просто не тратит на меня время и средства, рассчитывая, что со мной разберется Лжец и избавит его от лишних хлопот?!

   – Во наворотила! – констатировал Михаил с явным удовольствием. – Я б шесть лет сидел – такого не придумал. Хотя звучит правдоподобно... – он нахмурился, потом неохотно присел на корточки перед креслом и бормотнул: – Не реви.

   – А я и не реву! – Шталь отвернулась, стараясь не хлюпать носом.

   – Я тебе вот что скажу... Не реви!.. Все это чепуха! Олег никакой не Говорящий и он никого не увольняет методом закапывания в огороде. Просто ему сейчас не до тебя. К тому же, ты ослушалась, он разозлился. Он в последнее время знаешь какой злой! На днях запустил в меня бутылкой с коньяком, а ведь обычно он мне из нее наливал.

   – И он попал? – с надеждой спросила Эша, торопливо возя по лицу ладонями.

   – Вот что – пусть у нас с тобой антагонизм, но сейчас мы в одной жо...

   – Лично я в доме – это ты в жо...

   – Пошли, – Михаил протянул руку. – Если уж тебе приспичило пореветь, делай это на ходу. Нужно найти этого белобрысого щенка! Раз он – Домовой, то только он сможет вывести нас отсюда.

   Эша неохотно ухватилась за водительскую ладонь, и Михаил вынул ее из кресла. Огляделся, потом махнул на противоположную дверь – деревянную, с цветной ручкой.

   – Через нее я сюда вошел. Раньше за этой дверью был коридор. Посмотрим, что там сейчас.

   – Наверняка какая-нибудь гадость, – пробормотала Эша, послушно следуя за водителем. Союзничать с Михаилом было очень странно, но в этом союзе были очевидные положительные стороны. Во-первых, было уже не так страшно. Во-вторых, Михаил, хоть явно не являвшийся интеллектуалом, был достаточно громоздок, и теперь любой из агрессивных потерявшихся шесть раз подумает, прежде чем невежливо спрашивать, где выход.

   За дверью никакой гадости не было, не было там и коридора. Их глазам открылась большая золотисто-зеленая комната с тремя люстрами, пушистым ковром, изящной мебелью и большими арочными окнами. Людей в комнате не оказалось, зато здесь присутствовали две кошки, бок о бок прикорнувшие на софе. На шторе сидело несколько бабочек, а на одной из люстр заливисто чирикал воробей.

   – Похоже, дом не брезгует и животными, – заметила Эша, с удовольствием ступая босыми ногами на роскошный ковер. Михаил подошел к окну и сообщил:

   – Второй этаж. Можно попробовать спуститься.

   – Спасибо, давно я не гуляла по террасам. Что там видно?

   – Крыши террас, сад, мужик какой-то курит... – Михаил, высунувшись в окно, на всякий случай покричал, но ответа не получил. Тогда он позвал Славу, но напарник безмолвствовал – вероятно, его терраса была слишком далеко. – Уже почти одиннадцать, скоро все отправятся по койкам. Слышишь что-нибудь?

   – Нет. А ты не знаешь, как выходит, что человек... заразившись, например, способностью говорить с мебелью, не заражается потом еще чем-нибудь – общением с холодильниками? Ейщаров сказал, что кроме Лжеца и меня других многопрофильных Говорящих нет. Если человек получает эту способность от зараженной вещи, которую он полюбил, разве он не может полюбить и что-нибудь еще?

   – Понятия не имею. Каждый говорит с чем-то одним – это все, что я знаю.

   – И не знаешь, откуда ты такой взялся?

   – Нет, – ответил Михаил, отходя от окна и окидывая комнату внимательным взглядом, – ответил, как показалось Эше, слишком быстро, и она вздернула брови.

   – А до того, как ты познакомился с Ейщаровым, ты тоже был буйным?

   – Не твое дело! – буркнул водитель и почесал затылок. – Еще каким буйным!

   – Чего ж перестал?

   – Голову на место поставили, вот и перестал, – разговор был Михаилу явно неприятен. – Скажем так, у меня появилась цель, а до этого я просто баловался в свое удовольствие. А теперь отстань!

   Он прошел в дальний конец комнаты и остановился перед висящим на стене здоровенным двуручным мечом с гардой в виде простой перекладины, дужки которой были загнуты вверх. Меч был тусклым, выглядел мрачно и совершенно неинтересно, и Эша, не задерживая на нем внимания, подошла к следующей двери и уже взялась за ручку, но Михаил все стоял и смотрел на меч, и выражение его лица становилось все более и более странным.

   – Ты идешь?

   – Нет, – отозвался водитель не своим, дребезжащим голосом, даже не повернув головы. Протянул руку и осторожно коснулся меча, потом снял его со стены и развернулся, удерживая меч перед собой острием вверх и водя им туда-сюда. Оглядел комнату каким-то потерянным взглядом и снова уставился на меч.

   – Я понимаю твою нежную привязанность к оружию, – произнесла Эша, подойдя и держась на безопасном расстоянии, – но ты не сможешь таскать его с собой. Ты с ним не развернешься ни в одном коридоре... В чем дело? Ты его слышишь?

   – Нет, – Михаил дернул головой, и меч в его руках тоже дернулся, заставив Шталь невольно отпрыгнуть назад. – Не слышу. Но я его знаю.

   – Ты видел его раньше?

   – Больше чем видел, – Михаил опустил меч и упер его острием в пол.

   – Ты его изменил?

   – Нет... ну, скажем так, может я его немного усилил. Но сейчас он молчит. Чертовски злая штука, крови отведала – не счесть, – Михаил поманил ее, удерживая меч стоймя одной рукой, и Эша несмело подошла. – Вот это, Шталь, действительно оружие, которое всегда хотело быть только оружием – и ничем больше. Не знаю, как сейчас, но когда я видел его в последний раз... ты представления не имеешь, как он скучал по битвам, по крови. Веками скучал, – в голосе водителя появилась призрачная тоска. Говорящий есть Говорящий – сочувствует даже самым скверным из своих собеседников. – Нельзя спать в комнате, где он находится – будут сниться кошмары. Будет сниться все то, чего ему так не хватает, все то, что он видел и сделал.

   – Меч направляет рука, – заметила Эша, разглядывая скучающий клинок.

   – И этот меч был не против, – Михаил покосился на стену, потом положил меч прямо на пол, и меч наполовину утонул в ковре, поблескивая недовольно. – Я встретил его несколько лет назад, у одного мужика, позже хотел купить, но он его уже продал, и я так его и не нашел. Меч не заражен, но в своем роде очень опасен.

   – Ты его разговорил, и он перестал быть просто мечом, скучающим втихомолку. Почем тебе знать, что он натворил за это время? Господи, интересно, сколько ваших вещей все еще бродит по свету?! Вы, Говорящие, весьма общительны... Почему у тебя все еще такое лицо?

   – По-моему, эту комнату я тоже знаю, – Михаил сунул руки в карманы брюк. – Не то, чтобы прямо та самая... но очень похожа на ту, в которой тот мужик его держал. У него он тоже висел на стене. Вот на этой и висел.

   – Вещи не могут создавать комнаты, даже если это ваши вещи, – Эша присела на корточки и осторожно коснулась клинка указательным пальцем. Тут же отдернула, словно меч мог извернуться и этот палец отхватить. – Но... они могут помнить? Это ведь особенные вещи. Что если комнаты создает кто-то другой? Если кто-то может использовать их воспоминания... Кто-то такой же особенный, как и они? Вещь Говорящего в доме Говорящего... совпадение? А может, здесь есть и другие вещи? Та лампа – может, она вещь твоего напарника? Может, этот дом, на самом деле, битком набит вещами Говорящих?!

   – Не может быть, – усомнился Михаил. – Откуда бы он столько набрал?! Его профиль – дома. Но вещей тут и вправду очень много – больше, чем требуется. Я ходил тут недолго, но успел прийти к выводу, что обстановка здесь довольно бестолкова, и комнаты кажутся захламленными.

   – Может, вещей просто должно быть много? Несколько ваших... наших и просто множество обычных. Ты ведь не слышал здесь даже вилок. Я не ощущаю вообще ничего, но я уже привыкла, что так не бывает. И Говорящие не ощущают друг друга... Сергей назвал это безопасным местом. Лжец бы тоже никого здесь не учуял. Здесь постоянно множество людей. Он стал бы убивать всех подряд?

   Михаил пожал плечами.

   – Думаешь, этот парень с помощью дома оставляет здесь людей, чтобы спрятаться среди них? Затейливо! Нет, в том доме все было по-другому. Тот Домовой не прятался. По-моему, он просто развлекался тем, как мы бегали там в темноте.

   – Прошло время и...

   Меч изменился.

   Она смотрела на него неотрывно и только поэтому заметила, а может, и потому, что ждала чего-то подобного. Клинок вдруг вытянулся, стал шире, дужки гарды распрямились, и она сделалась массивней, блеск металла обрел нестерпимую яркость и почти сразу же на лезвии проступили влажные красные капли, пятна, потеки, поползли во все стороны, съедая эту яркость, и от меча густо и страшно пахнуло кровью и дымом.

   ... вы за мной?.. вы пришли за мной?.. наконец-то пришли за мной?.. за всеми нами?.. здесь так...

   Все исчезло – и голос, и ощущения, и запах. Остался только чистый старый меч на золотисто-зеленом ковре, казавшийся еще более безмолвным, чем раньше. Эша дернулась назад и плюхнулась на пятую точку.

   – Ты видел?!

   – Нет, – сипло сказал Михаил, опускаясь рядом. – Но я слышал. Всего на мгновение... Опиши, что ты видела? Как с той лампой?

   Шталь быстро заговорила, и Михаил сердито хлопнул себя по колену.

   – У меня такое получается, но очень редко. Ты ведь так раньше не умела, да?

   – А что я видела?

   – Мечты, Шталь. Вещи не всегда только говорят о своих мечтах. Иногда они их и показывают. Вещам часто хочется быть чем-то совсем другим. Верно, та лампа показала тебе, какой бы лампой она хотела быть на самом деле. Это все, что она смогла и успела сделать.

   – Почему меч не показал это тебе?

   – А вот это я не знаю! – Михаил раздраженно сгреб ее с пола и поставил на ноги.

   – Уж не использует ли дом мечты всех этих вещей для того, чтобы осуществлять свои собственные? Может это его мечта – быть таким разнообразным и играть с нами в прятки? Использует их мечты, их воспоминания, делает их частью себя и вытворяет, что ему вздумается. И вещи здесь – как пленники, лишенные и голоса, и сознания.

   – Это просто свинство! – с праведным негодованием заявил Михаил.

   – Конечно, не могу сказать, что этот твой меч...

   – Знаешь, Шталь, львы не виноваты, что родились львами и едят антилоп!

   – А что по этому поводу сказал бы Конфуций?

   Михаил посмотрел сердито и подошел к двери, таща Эшу за руку. Приоткрыл дверную створку и отдернулся, когда в комнату влетела стайка бабочек.

   – Этот мне зоопарк! – буркнул он. – Смотри, опять лестница! Не знаю насчет мечтаний этого дома, но, по-моему, в них нет ничего особенного. Обычный дом, набитый пойлом! Ладно, пока все это лишь теории, делать-то чего будем?

   – То есть, – Эша посмотрела на лестницу, которая на этот раз была узкой, вполне обычной для гостиницы и вела и вниз и вверх – какая неожиданность! – если я выскажу предложение, ты меня послушаешь?

   – Я его рассмотрю и сообщу свое мнение, – Михаил оглядел обе стороны пустого короткого коридора, лишенного каких-либо дверей. – Только обещай больше не распускать нюни. А то тебе скажешь что-нибудь, так ты сразу вянешь, как настурция на морозе.

   – Откуда на морозе взяться настурции? – удивилась Шталь.

   – Да не буквально! Это была... хм-м...

   – Понимаю. Это была метафора. Или аллегория. Я бы даже сказала, аллюзия. Во всяком случае, это точно не метонимия.

   – Не знал, что я такой умный, – скромно подвел итог водитель. – Так что?

   – Все люди, которых я тут видела, либо бегают злыми толпами, либо спят, либо совместно надираются. В любом случае, большинство из них уже давно не делает ничего другого. Думаю, нужно пройтись везде и собрать их вместе – всех, кого сможем найти. Если уж выбираться из дома, так всем. Я буду их убеждать, а ты будешь бить тех, кто станет вести себя плохо.

   – Это я умею, – согласился Михаил.

  * * *

   Они поднялись по лестнице на этаж выше и оказались в очередном разветвленном коридоре с высоченными потолками и люстрами в форме летящих птиц. Михаил открыл ближайшую дверь, и из комнаты в ту же секунду выбросили какого-то человека. Он пролетел перед водительским носом, стукнулся о стену и сполз на пол, издавая болезненные звуки.

   – Похоже одного нашли, – констатировал Михаил, развернулся и коротким ударом в челюсть встретил другого человека, выскочившего на него из дверного проема. Человек, болтнув в воздухе ногами, свалился на паркет и уехал обратно в комнату. – А вот и второй!

   – Я же не сказала бить всех подряд! – пожурила Эша. Михаил небрежно отмахнулся, глянул в комнату, потом сгреб за шиворот лежавшего в коридоре и рывком поставил на ноги. Человек несколько раз качнулся и, привалившись к стене, сказал:

   – Здрассьте.

   – Идти можешь?

   – Не знаю, – сказал человек, – я еще не пробовал.

   Михаил, оставив рядом с ним опасливо смотрящую Шталь, заскочил в комнату, выволок оттуда другого человека, как следует встряхнул и приставил к стене рядом с первым.

   – Мы идем искать выход, – просто пояснила Эша, – и вы идете с нами.

   – Да ну, на фиг! – сказал первый, терпко дыша перегаром.

   – Нет тут никакого выхода, – сказал второй. – Сами неделю искали.

   После этого они предприняли попытку снова сцепиться, но Михаил тут же развел их, схватив за рубашки и слегка стукнув затылками о стену.

   – Мы не сказали, есть он или нет. Мы сказали, что вы идете с нами! – он сунул под нос каждому сжатый кулак, заручившись одобрительным шталевским кивком. – Возражения принимаются прямо сейчас. Возражайте.

   – Не, спасибо, – сказал первый, оглядев кулак очень внимательно.

   – Конечно пошли, какие проблемы, – сказал второй. Михаил на мгновение снова исчез в комнате и вернулся с трехгнездным канделябром на витой бронзовой ножке.

   – Да здесь и так светло, – недоуменно сказала Эша.

   – Ножа я тебе не дам, – пояснил водитель, – но эта штука увесистая, и если что, ты можешь ею наносить удары.

   – Не хочу я наносить удары! – возмутилась Шталь, глянула на два покачивающихся пьяных лица и протянула руку. – А впрочем, давай.

   Следующая комната была пуста, из нее вело две двери, и маленькая процессия под предводительством Михаила вошла в правую и оказалась в уже знакомом Эше и водителю зале с зеркалами. На диване все так же безмятежно спали, и Михаил, подойдя к нему, на этот раз не стал трясти спящего, а резким толчком сбросил его на пол, отчего человек слегка проснулся. Потом поднял его, отвесил пару крепких пощечин, человек проснулся еще больше, приоткрыл опухшие глаза и спросил:

   – Какого?!..

   Эша объяснила, стараясь говорить как можно громче и внятней. Мужчина выслушал и попытался было снова заснуть, обвиснув на руке Михаила, но тот встряхнул его так, что человек клацнул зубами, прикусил себе язык и взвизгнул от боли.

   – Идти? – прошепелявил он потом. – Да ни за что! Я уже находился! Эти комнаты... месяц, вы представляете?!.. – он получил еще одну пощечину. – Ладно, только мне нужно собрать вещи.

   Человек потянулся было к бутылкам на столе, но был дернут обратно и, окончательно образумленный, потащился вместе с остальными к очередной двери.

   За полчаса они обошли десять комнат, присоединив к процессии еще троих – пожилого мужчину, потерявшегося два дня назад, и женщину с дочерью-подростком, живших в гостинице уже неделю, но заблудившихся только вчера вечером. Уговаривать их не пришлось – они присоединились к идущим весьма радостно, и теперь шествие обрело звук – старик беспрерывно ругался и то и дело принимался колошматить по стенам, давая выход эмоциям. Эша потребовала от идущих держать друг друга за руки, получила несколько возражений, пригрозила водителем, после чего требование было выполнено, но без особой охоты.

   – Опасным делом занимаемся, – шепнул Михаил Эше на ухо. – Соберем толпу, а выход так и не найдем. Они на нас как накинутся...

   – Не думаю, что до этого дойдет, – Эша покрепче перехватила канделябр. – Дом или его Домовой наверняка отреагируют гораздо раньше. Меня вот беспокоит та орда, которая за мной гонялась.

   Появление орды не заставило себя ждать. Покинув десятую комнату, шествие свернуло в извилистый широкий коридор с золотисто-пурпурными стенами, и почти сразу же из-за ближайшего поворота долетели громкий нестройный топот и заплетающаяся ругань. Шталь вжалась в стену, замахнувшись канделябром, и ее пальцы так сжались на руке шедшей рядом женщины, что та взвыла.

   – Всем к стене! Рук не отпускать! – рявкнул Михаил и ободряюще подмигнул Эше. – Спокойно, я в нашей команде лучший нападающий!

   – Нападающий на кого?! – пискнула Шталь, но водитель, не ответив, совершил мощный рывок к коридорному повороту и снял сразу двоих выскочивших из-за него мужчин, которые улетели прочь, словно футбольные мячи, по пути сшибив еще кого-то из своих. Михаил скрылся за поворотом, и оттуда тотчас же раздался дикий грохот, словно в коридоре неожиданным образом появилось несколько разъяренных носорогов, носящихся взад-вперед и крушащих все на своем пути. Оставшиеся потерявшиеся заинтересованно вытянули шеи, а пожилой мужчина и двое недавних противников даже подались к повороту, разжимая пальцы и выражением лиц напоминая малышей, завидевших песочницу.

   – Всем стоять на месте! – одернула их Эша и на всякий случай показала канделябр. – Держитесь за руки!

   Ослушники зароптали, но подчинились. Вскоре за поворотом стихло, и оттуда вышел Михаил, держа за шиворот малолетнее дите неопределенного пола, грязное до невозможности. Дите ревело и размахивало руками.

   – Она меня укусила, – пояснил Михаил негодующему взгляду Шталь, встряхнул дите, и то, наконец, замолчало, мелко суча ногами. Водитель сунул его к остальным, после чего потерявшиеся, спотыкаясь и старательно держась за руки, преодолели поворот и снова остановились, глядя на десяток бесчувственных и стонущих тел, разбросанных по полу в художественном беспорядке. Поверх ног одного из мужских тел лежала резная деревянная дверь, выдранная из косяка вместе с петлями. Ноги слабо дрыгались, отчего дверь качалась из стороны в сторону. Эша обозрела картину побоища со злорадным восторгом и поинтересовалась:

   – Дверь-то зачем сломал?

   – А нечаянно, – объяснил Михаил и подмигнул сначала Шталь, потом потолку. – Но я извинился. Ты канделябр-то вниз свечами опусти, что ты с ним ходишь торжественно, как Бэрримор?

   – Они же все без сознания, – Эша, проигнорировав насмешку, осторожно толкнула босой ногой ближайшее тело. – И что нам их теперь – волоком тащить?

   Водитель, сделав небрежно-успокаивающий жест, снова перехватил командование, и под его руководством маленький отряд, соблюдая все предосторожности, надергал штор из ближайших комнат, прихватив, также, пару простыней. Михаил невежливыми хлопками, щипками и встряхиванием привел каждого из поверженных в относительное чувство и связал их друг с другом, после чего процессия приобрела вид невольничьего каравана, сопровождаемого Дионисовой свитой. Несвязанные держались за руки, поглядывая друг на друга с подозрением и, почему-то, смущенно, похмельного человека из парадного зала отчаянно мотало от стороны к стене, и замыкавшая шествие Шталь с канделябром в руке криво улыбалась, думая, что со стороны это зрелище выглядит довольно дико. Впрочем, пока было не до смеха. Ни выхода, ни Домовых – только комнаты, коридоры и лестницы, бесконечно, плавно и незаметно перетекающие одна в другую.

   В очередном коридоре они наткнулись на уже неоднократно знакомого Шталь Леонида Игоревича. На сей раз он был в штанах и незастегнутой рубашке, надетой наизнанку. Леонид Игоревич стоял возле стены в странной наклонной позе, прижимаясь к стене только щекой, и мерно качался взад-вперед. За ухом у Леонида Игоревича была салфетка, а из кармана брюк торчала объеденная виноградная кисточка.

   – У-у-у, – сказал он, широко раскрывая глаза навстречу шествию, и взялся за стену еще и руками, не доверяя, видно, щеке. – Это... Ого!

   – Пойдешь с нами, – повелел Михаил и, проходя мимо, схватил Леонида Игоревича за плечо и отделил от стены, отчего тот, споткнувшись, совершил очень изящный проворот и, пав водителю на грудь, спросил:

   – А куда?

   – Какая тебе разница? – справедливо заметил Михаил, легким тычком переправляя нового участника похода к остальным. Леонид Игоревич повис на одном из связанных и дальше шел, вернее, практически волочился за ним, изредка засыпая. По счастью, связанный был достаточно крупногабаритен, чтобы не рухнуть под его тяжестью, и уже достаточно образумлен, чтобы не начать возмущаться – он шел вперед, дергал плечами, стараясь стряхнуть спутника, и беспрерывно ругался. Дите снова принялось реветь и звать маму, но та не реагировала, будучи все еще невменяемой – не столько по вине Михаила, сколько по вине поглощенного ею за все это время алкоголя. Никто из представителей орды так и не сообщил, сколько уже они находятся в гостинице: их сносило то на бессвязный мат, то на заунывное пение, то на причитания. Про выход никто из них больше не спрашивал.

   На следующем этаже они нашли девчушку в зеленом халатике, которая сидела перед большим блюдом с яблоками, сочно грызла их и заливалась слезами, и двух парней, дремавших в креслах под шум какого-то боевика, идущего по телевизору. Парни находились в том состоянии, в котором ничто не воспринимается всерьез, и к процессии присоединились с радостью, решив, что это какое-то новое развлечение. Девчушка шла неохотно и не переставала рыдать. В одну руку ей вложили ручонку грязного и громкого дитяти, и их рыдания вскоре зазвучали слаженно, создавая неповторимое дополнение к общей звуковой гамме из ругани, бормотания и разнобойного "топ-топ" тех, кто шел в обуви. Еще через комнату они нашли пожилую женщину, молча сидевшую в плетеном кресле. Женщина никак не отреагировала на их появление, казалось, она вовсе их не заметила. Когда ее потянули за руку, она покорно поднялась и так же покорно пошла вместе с остальными, глядя перед собой немигающими глазами, как сомнамбула.

   – Многих еще не хватает? – осведомился Михаил, и Шталь удрученно кивнула. – М-да, дела... Я вот все жду, когда появится одно веселое местечко... – он приоткрыл очередную дверь и обрадованно воскликнул: – А-а, вот они, голубки!

   Остальные столпились позади него, нетерпеливо выглядывая поверх водительских плеч, и из комнаты, с очень обитаемой кровати раздраженно сказали:

   – Ну вот еще, сколько народу пришло!

   – Так, живо всем встать и надеть штаны! – скомандовал Михаил – не без сожаления. – Давайте, девчонки... и кто там у вас – Лешик?.. Мы все идем на выход.

   – Вы кто такие? Закройте дверь! Никуда мы с вами не пойдем!

   – Бить буду! – пообещал Михаил и чуть отодвинул старичка, который подпрыгивал за его спиной, силясь разглядеть все в подробностях и сетуя, что не разу не натыкался на эту комнату. "Девчонки", коих оказалась пятеро, ворча, принялись сползать с кровати, и наконец-то открыли взору водителя героического Лешика. Тому было под сорок, был он плешив, коренаст и очень утомлен.

   – Вообще-то вовремя, – признался он Михаилу, по частям поднимаясь с кровати, потянулся за своими брюками и с грохотом рухнул на журнальный столик. Кто-то злорадно захихикал, а мамаша поспешно закрыла своей дочке-подростку глаза ладонью, сама глядя очень внимательно.

   Убив на сборы минут пятнадцать, компания из веселой комнаты поплелась вместе с остальными, обмениваясь с теми, кто был в состоянии говорить, исключительно вопросительными местоимениями. Через некоторое время одна из женщин подала голос:

   – Я, конечно, ничего такого не имею в виду, но через эту комнату мы идем уже в третий раз!

   – А никто не говорил, что будет легко! – огрызнулся Михаил и просигнализировал Эше тревожным взглядом. Та пожала плечами, продолжая напряженно прислушиваться к своим ощущениям. Ничего. Ничегошеньки. Дом молчал, молчали и вещи. За время их путешествие она успела увидеть множество ламп, но все они выглядели обычно. В некоторых комнатах на стенах висело еще оружие – менее внушительное, чем двуручный меч – какие-то ножи и сабли, а на одной стене красовался даже мушкет. Они тоже выглядели обычно. Эша шла и вела счет вещам. Множество вещей: лампы, зеркала, мебель, посуда, вьющиеся на ночном ветру шторы, канделябры, вазы, ковры, статуэтки, картины, техника – их было не счесть.

   Они поднялись по лестнице и вновь оказались в коридоре. Это был знакомый коридор со скачущими лошадками, который Шталь уже успела возненавидеть, но дверей в нем теперь не было – только одна, в самом конце, перед которой разросшийся отряд и остановился удрученно.

   – Тупик, – констатировал Михаил с таким видом, будто находка этого тупика и была основной задумкой плана. Протянул руку к двери, и тут дверь распахнулась без его участия, и из комнаты выскочил очень маленький человек с очень громким воплем:

   – Я тебя убью!

   Михаил ойкнул и увернулся. Слава по инерции пробежал еще несколько метров, споткнулся и с размаху въехал головой в живот Леониду Игоревичу, отчего тот проснулся и плачуще произнес:

   – Больно!

   – Извините, – машинально сказал Слава, – я... – тут он снова вспомнил о Михаиле и развернулся. – Ты хоть соображаешь... – его взгляд на мгновение соскользнул с напарника, прогулялся по связанным и держащимся за руки полупьяным людям, и Михаил мгновенно потерял первостепенную значимость. – А это еще что за аттракцион?! Я, значит, по террасам бегаю, а вы тут хороводы водите?!..

   – Ты можешь меня послушать минуту! – прошептал водитель, хватая напарника за рубашку и оттаскивая подальше от остальных.

   – Послушать могу, тебя – нет! Как последний идиот...

   Шталь, решив, что пора вмешаться, тоже отделилась от отряда, напомнив:

   – Всем держаться за руки!

   – Это просто глупость! – заявила одна из обитательниц веселой комнаты. – У меня уже пальцы вспотели. Да и вообще...

   Не дослушав, Эша подошла к Михаилу и Славе, которые шипели друг на друга, делая разные неприличные жесты, и, дернув водителя за руку и тем самым не дав родиться еще одному жесту, сказала, что у них нет времени на разборки.

   – Не мешайтесь, девушка, в мужские разговоры! – буркнул Слава, глядя на нее снизу-вверх. – Вы кто?

   – Эша Шталь – Слава. Слава – Эша Шталь, – Михаил сделал представляющие движения ладонями. – Давайте уже делом займемся!

   – А-а, то-то я смотрю, лицо знакомое! – человечек просиял, сдвинул бейсболку на затылок и одернул рубашку. – Наслышан, как же!

   – А я считала, что глубоко засекречена, – Эша пожала протянутую ладонь, после чего они с Михаилом, ежесекундно поглядывая на тихо ропщущий отряд, вывалили на Славу все, что успели узнать. Реакция человечка оказалась идентична недавней реакции Михаила

   – Ё!

   – Вот и я сказал то же самое, – поддержал Михаил, – а она давай мне сразу про Конфуция...

   – Да ты сам начал про Конфуция! – возмутилась Эша.

   – Подождите, какой еще Конфуций?! – замахал руками Слава. – Я так понимаю, вы хотите собрать вместе всех, кто здесь заблудился? А помимо естественной гуманной цели какой от этого прок? Думаете, Домовые выйдут в полном составе и толкнут возмущенную речь – мол, что ж это, вы, ребята, делаете? Нехорошо так делать! Или выход появится волшебным образом? Скорее всего, вообще ничего не произойдет. Так и будем ходить тут до скончания веков, держась за руки, а они – хихикать в своих комнатах...

   – Ты встречал тут какие-нибудь свои вещи? – перебила его Шталь.

   – Лампы, о которой ты говорила, я не видел. Но видел торшер в одной из комнат. Забавный такой торшер – любил мигать под музыку, особенно если ее насвистывать... – взгляд Славы подернулся ностальгической дымкой. – Помню, в Брянске...

   – Но ты его не слышал, – утвердительно сказал Михаил, и во взгляде напарника вновь появилась ясность, отчего-то чуть виноватая.

   – Нет. И он больше не... Обычный торшер. И он, да и все светильники вокруг – такое странное ощущение, как будто они... умерли?

   – Скорее, в анабиозе, – заметила Эша. – Кстати, а как ты выбрался с террас?

   – Сам не понял, – человечек пожал плечами. – Ходил, ходил – и вдруг дверь. Может, террасам просто надоело, что я по ним ходил?

   – Может, они карликов не любят? – предположил водитель.

   – Я не карлик, я низкий! – вскипел Слава. – Сейчас как дам в ухо!

   – Мне присесть?

   – Сколько можно трепаться?! – вполне справедливо возмутились из отряда. – Делайте что-нибудь!..

   Ответить им никто не успел – из полуоткрытой двери выглянула вдруг взлохмаченная голова и вопросила:

   – Вам кого?

   – Там только что никого не было! – изумился Слава и вытянул шею. – Да и комната-то не та!

   – А я тебе о чем толкую уже три часа! – рявкнул Михаил и, вдвинув выглянувшего обратно в комнату, шагнул следом, перехватив Эшу за руку. Слава недовольно взялся за другую его руку, а свободной ухватил какую-то даму, и шествие, раскачиваясь и спотыкаясь, начало медленно втягиваться в комнату, словно пьяная гусеница.

   С тех пор, как Эша была в этой комнате, здесь практически ничего не изменилось, только один из дерущихся теперь спал, наполовину заползши под диван. Прочие же участники драки продолжали с утомленным азартом кататься по полу, а другие обитатели комнаты, в драке не занятые, дремали в креслах. Бородатый Петя смотрел в окно, осеняя крестным знамением то себя, то комнату, то одну из штор. Шифоновая женщина и ее спутница грустно пили вино на диване, на другом диване парочка все так же целовалась, а не-родственник сонно и тоскливо разглядывал экран выключенного телевизора, подбрасывая на ладони теннисный мячик.

   – Ого! – радостно сказал он, повернув голову. – Вот это я понимаю! А откуда это вы в таком количестве? Вернее, куда?

   – Ищем выход! – сообщил Михаил, зорко следя, чтобы ни один из отряда не остался за дверью. – Так что собирайте манатки! Все идут с нами.

   – Правда?! – шифоновая женщина взвилась с дивана, расплескав вино, и с лету кинулась Михаилу на шею. – Господи, правда?! Слава богу, мужик нашелся!

   – Да, я такой, – скромно сказал водитель и деликатно высвободился, после чего пригляделся к драке, фыркнул, ворвался в ее эпицентр, и через несколько секунд драка превратилась в пять слабо подергивающихся тел, грудой сваленных на ковре. – Эй, мужик у окна, сдерни-ка пару штор! Этих тоже лучше связать.