Текст книги "Говорящие с... (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 68 страниц)

   Но она сразу же отвернулась. Девчушка все так же стояла с ручным огнем на ладони. Не-родственник сидел среди своих мячиков. Слава, задрав голову, улыбался люстрам-цветам. Героический Лешик дружелюбно поглаживал лист огромного папоротника, а безмолвная дама из комнаты с плетеной мебелью стояла в обнимку с вазой, на взгляд Эши, совершенно чудовищного вида, и рыдала, сверкая сизыми глазами. Домовые со своих перепутавшихся лестниц смотрели с безмолвным изумлением. Яна опустила пистолет, водя головой из стороны в сторону, точно принюхиваясь. Все остальные сбились в кучу, глядя озадаченно, и Эша поняла, что они ничего не видят. На какой-то момент ей даже стало их жаль, но почти сразу же она ощутила бешеную зависть, и за эту зависть ей так же сразу же стало стыдно.

   А потом все полетело кувырком.

   Огромный дом вдруг схлопнулся, словно проволочный шар, который кто-то сжал в ладонях. Только что были обрывки комнат, и лестничная паутина, и огромный потолок – и вдруг ничего этого не стало, все пропало в треске, грохоте и пыли. Пол ушел из-под ног, и Эша, взмахнув руками и уронив канделябр, рухнула куда-то в пустоту и приземлилась на что-то мягкое. Мягкое охнуло и отчетливо ругнулось.

   Эша приподняла голову, моргая, и обнаружила, что лежит поперек Леонида Игоревича, который, казалось, проснулся только сейчас и тоже отчаянно моргал.

   – Где это я, а? – спросил он.

   Застонав, Шталь поднялась, ухватившись за протянутую руку. Рука принадлежала Славе, и выглядел он не менее изумленным. Эша огляделась.

   Место, где они находились, походило на огромный склад, попавший в сильнейший ураган. Все было завалено вещами, они громоздились до самого потолка бесформенной грудой – мебель, статуи, цветочные горшки, груды постельного белья и одежды, сорванные люстры, техника. Кое-где из этого хаоса выглядывали испуганные люди. В стене прямо напротив Эши зияла огромная дыра, и из нее торчал капот "форда". Левее виднелась администраторская стойка, но за ней вместо администратора косо стояла "ауди", опираясь на стойку передними колесами. В дверном проеме застряло пианино, улыбаясь обнаженными клавишами, и поверх него и мимо него выматывались ленты удирающих животных и улетающих насекомых и птиц. В воздухе висела завеса мельчайшей штукатурной пыли. Шталь задрала голову – в деревянном потолке тоже была дыра, и из нее выглядывал край дивана. Вокруг стонали, кряхтели, ругались и жаловались, некоторые завалы заметно шевелились – из-под них явно пытался кто-то выбраться.

   – Что это такое? – просипела Эша.

   – Это холл гостиницы, в которую мы изначально приехали, – грустно сказал Слава, сдвигая бейсболку на затылок. – Вернее, был холл. Дом Говорящих перестал существовать, и все вещи, которые они в него натаскали, похоже провалились сюда.

   – А где?..

   Слава молча мотнул головой в сторону лестницы, и Эша обнаружила там Михаила, по-прежнему вооруженного английским палашом. Водитель быстро адаптировался к ситуации и уже занимался привычным делом, заключавшемся в отлавливании всех, кто находился поблизости, приведении их в бессознательное состояние и складывании на пол. Говорящая с огнем и грязное дите вновь ревели, обнявшись и сидя на первой ступеньке, к ним присоединился мальчишка-Домовой, повсюду бродили люди с дикими глазами, натыкаясь на вещи и друг на друга. Из-за стойки выползла желтокостюмная администраторша настоящей гостиницы и жалобно вопросила:

   – Господи, что случилось?!

   – Землетрясение! – сообщил Михаил, сердито роняя на ступеньки экскаваторщика-Домового. – Всем сохранять спокойствие!

   – Но зачем вы бьете этих людей?

   – На всякий случай, – пояснил водитель. Девица округлила глаза и спряталась обратно за стойку. – Славка, займись делом! Тащи сюда наших, как хочешь! Нельзя, чтобы все эти разбежались! Раз дом заражал, ты представляешь, что может быть?

   Слава развернулся, кинулся к входной двери, перебрался через пианино и канул в ночь, после чего Михаил обратил свое внимание на Шталь.

   – А ты возьми что-нибудь тяжелое и осмотри второй этаж! Времени почти нет!

   – Ты мне не начальник! – возмутилась Эша.

   – Здесь нет Яны! – Михаил сунул ей палаш, оказавшийся не таким уж легким. – Просто погляди и тут же возвращайся, к ней не лезь. Возможно, она все еще с пушкой.

   – Так сам и сходи!

   – Я занят!

   Ругнувшись, Эша переступила через Леонида Игоревича, который на четвереньках полз вверх по лестнице, и мигом взлетела на второй этаж, где царил еще больший разгром. Из ближайшей комнаты выглянул какой-то человек, но, увидев Шталь, поспешно захлопнул дверь. Эша осторожно пробралась через кресельно-диванный завал, от которого исходило знакомо-успокаивающее раздраженное ощущение. Палаш мешал идти, цепляясь за все на свете, и она держала его обеими руками, точно букет цветов. Палашу было очень стыдно. Хризолит ободряюще ворчал, что идти туда, куда Эша собралась, вообще не стоит. Старые добрые вещи, обретшие голос. Как приятно было снова их слышать! Как прия...

   – Стой!

   Вот черт!

   Она даже не пряталась. Сидела прямо посередине коридора на перевернутом диване и, повернув голову, смотрела невидящими глазами в распахнутый номер – туда, где в окне колыхались занавески. А вот пистолет в ее руке смотрел точнехонько Эше в живот, отчего Эше немедленно захотелось уйти.

   – Сережа решил, что ты Охотник. Или ты, или кто-то из двоих друзей. Но я знаю, что это не так, – Яна криво улыбнулась, и ветер перечеркнул эту улыбку рыжей прядью. – Охотник убивает таких, как мы. Тот, кто послал вас, делает хуже. Он сажает нас в клетку...

   – Это неправда! – возмутилась Эша.

   – А я ведь знаю твой голос, – задумчиво сказала Яна. – Я точно его слышала... раньше. Как и голос твоего приятеля. Я слышала его в том поезде.

   – Каком еще поезде? – удивилась Шталь, и ей отчего-то вспомнился повторяющийся дурацкий сон с искроглазым призраком.

   – Мы все где-то были... – пробормотала Яна, и ее рука чуть дрогнула. – Вот почему мы такие. Но я не против. Думаю, никто из нас не против.

   – Какой поезд?!

   – Никто ничего не помнит. Я тоже не помню. Помню только, что был поезд, и там были люди – очень много людей! Помню, что там было страшно! А еще... – она вдруг сорвалась на крик, – я помню, что до этого поезда я прекрасно видела, как и все вы! А после поезда перестала, и никто не знает, почему!

   – Поэтому ты сделала тот темный дом-лабиринт?

   – Я злилась, – просто ответила Яна. – Я и сейчас злюсь. Все видят, я – нет, и даже не знаю, почему это произошло? Думаешь, легко жить в темноте? Но я точно знаю только одно – к темноте привыкнуть можно. А вот к клетке я даже и не стану пытаться привыкать!

   Пистолет развернулся и ткнулся дулом в рыжий висок.

   – Подожди! – поспешно сказала Эша. Господи, да что ж за день сегодня такой! – Нет никакой клетки, все это ерунда! До сих пор только ты создавала клетки! Вот что – знаешь, Яна, я не собираюсь трагически кидаться к тебе и отнимать твой глупый пистолет! Охота застрелиться – да на здоровье!

  Шталь, вообще-то так не разговаривают с самоубийцами. Их гладят по головке и говорят что жизнь прекрасна...

  Ты злишься из-за того, что живешь в темноте?! Я живу на свету, и что с того?! Я видела твоего Сережу, он и правда ничего, но не в этом дело! Я слышала, как он о тебе говорил, и видела, как он на тебя смотрел! Тебя и в твоей темноте любят! А я вот вся такая замечательная, а меня никому не надо – это, между прочим, тоже несправедливо! Может мне тоже стоит...

   К облегчению Эши пистолет вновь опустился, потом уставился на нее, и облегчение кончилось.

   – Чудесная речь! Может, на пару сядем, поплачем, пива выпьем?..

   – Не поняла.

   – Ты меня бесишь, – спокойно пояснила Яна, так и не повернув головы.

   – А, теперь понятно. Но...

   Эша не только успела увидеть, как Говорящая с домами нажимает на курок. Она даже успела подумать, что Яна делает это вполне профессионально. Еще Эша хотела зажмуриться, но сделать этого уже не успела.

   Ей уже доводилось слышать звук выстрела. Это было похоже на сухой хлопок, а в кино пистолеты обычно бабахали.

   Но звук, который издал Янин пистолет, не был похож ни на то, ни на другое. Больше всего он был похож на очень громкое "Апчхи!" очень простуженного человека. Дуло пистолета чуть дернулось, что-то выскользнуло из него и звякнуло о пол. Яна, изумленно раскрыв рот, наконец-то повернула голову, и тут что-то проскочило мимо Шталь, невежливо оттолкнув ее к стене, и смело Яну с дивана.

   – Я же сказал просто посмотреть где она! – свирепо сказал водитель, держа в одной руке пистолет, а другой перебрасывая через плечо Говорящую с домами, которая повисла на нем, как белье на заборе. – Отдай сюда, – он потянулся и забрал палаш.

   – А-а... – Эша непонимающе посмотрела на него, на пистолет, потом развернулась и увидела Леонида Игоревича. Тот стоял, привалившись к стене, и довольно глупо улыбался. – Это вы сделали?

   – Ничего я не делал, – сказал Леонид Игоревич, – а стрелять в общественных местах ваще нельзя!

   Он сполз на пол и умиротворенно захрапел. Михаил пожал одним плечом.

   – Я уже не в силах удивляться. Похоже, мы накрыли тут целую колонию! Редкая удача.

   – Или судьба, – пробормотала Эша. – А что...

   – Иди и собирай свои манатки, ежели, конечно, найдешь их в этом завале. Наши уже внизу и... – Михаил замялся, потом резко развернулся и пошел к лестнице.

  * * *

   К своему удивлению и радости Эша нашла не только свои вещи, но и Бонни, которая то ли со страху, то ли будучи благоразумной вернулась в террариум, который в результате домокатастрофы рухнул на чью-то кровать. Комната оказалась пустой, и Эша так и не узнала, был ли в ней кто-нибудь в этот момент.

   Сейчас она сидела на скамеечке в беседке, поставив на гравий сумку и террариум, и смотрела сквозь рассвет на изящное зеленокрышное здание со множеством террас. Его, скорее всего, снесут. Утратил ли дом Говорящих свои свойства временно или навсегда, да и утратил ли вообще, сказать точно было нельзя, и Эша знала, что Ейщаров рисковать не захочет. Все ли потерявшиеся сегодня вышли оттуда или кто-то еще бродит по несуществующим коридорам? Знает ли сам дом, сколько в нем комнат и знает ли обо всех, живущих в них?

   Во двор постоянно въезжали и уезжали машины, везде было полно незнакомого народа, но никто не обращал на Эшу никакого внимания. Однажды ей показалось, что она увидела Ольгу Аверченко – злую костромскую официантку – Говорящую с камнями. Но, наверное, ей это только показалось – разве позволит Ейщаров такому чуду расхаживать как вздумается? Зато один раз прибежал Слава, стрельнул сигарету, пожал руку, чмокнул ее же, сказал: "Нет, ну ты видала?!" – и снова убежал. Она заметила, что костяшки пальцев человечка содраны, а нижняя губа слегка припухла – вероятно, он-таки успел выяснить отношения с напарником.

   Эша сидела и ждала сама не зная чего. "Фабия" давно стояла за ажурным заборчиком, переправленная туда силами прибывших ейщаровских людей, и Эша знала, что машина снова на ходу, но не спешила идти к ней.

   Михаил появился бесшумно, и Эша заметила его только тогда, когда он плюхнулся на скамейку рядом, устало вытянув ноги и сказав:

   – Господи, ну и бардак!

   – Так это... – бормотнула Эша, – а мне-то чего делать?

   – Не знаю, что ты будешь делать, только меня это не касается, – сообщил Михаил. – Скоро Георгич приедет, и, я так думаю, у нас будет длительная взаимная ругань, – он кивнул головой на дом. – Работы выше крыши. Мы тут надолго застряли!

   – А он знает, что я тут?

   – Да, конечно, я ему все рассказал.

   – И что он сказал?

   – Ничего, – Михаил покосился на нее. – А ты чего ожидала?

   – Ну, я думала...

   – Вот что, Шталь, – водитель хрустнул суставами пальцев, – давай сразу кое-что проясним. Ты мне не нравишься. Ты мне не нравилась и никогда не понравишься. Но ты ничего.

   – Твои слова лишены всякой логики.

   – А и хрен с ней, с логикой! – Михаил небрежно махнул рукой. – В общем, я рад, что тут оказалась именно ты. И мы ведь начали с этого района именно потому, что у тебя неподалеку сломалась машина.

   – Со своей машиной я еще отдельно на эту тему поговорю!

   – Короче, я хотел сказать, что... ну... В общем, мы бы, конечно, справились, но это заняло бы больше времени. Да и у тебя это вышло более эффективно, да... Ты... – он мучительно сморщился, словно подыскивая нужное слово невзначай раскусил лимон. – Ты вовсе не бесполезна. Ты хорошо поработала.

   – Правда? – Эша восторженно захлопала ресницами – такого комплимента от Михаила она никак не ожидала. – Ну, знаешь, ты тоже!.. Как ты там всех здорово перевалял! И вообще все время был очень грозный, особенно с тем палашом!..

   Правда вел себя, как идиот, да и большинство тех, кого ты валял, были пьяны в стельку, но, во-первых, я еще не сошла с ума настолько, чтоб тебе это говорить, а во-вторых, ты и вправду был очень грозный, особенно, когда у тебя глаза светились!

   – Очень грозный, – подтвердила Эша, словно убеждая саму себя, и Михаил, начавший было подниматься, плюхнулся обратно на скамейку и, восторженно блестя глазами, вдруг заговорщически зашептал:

   – Только когда ты будешь об этом рассказывать, пусть я буду без рубашки, потому что без рубашки я лучше смотрюсь!

   Эша предложила в рассказе снять с Михаила не только рубашку, но и штаны. Это предложение Михаил отверг, сказав, что без штанов, конечно, он еще лучше будет смотреться, но если Эша будет рассказывать о случившемся мужикам, то это вообще ни к чему, а если будет рассказывать девушкам, то он сам в голом виде будет отвлекать на себя внимание от основного повествования.

   – Да с чего ты взял, что я вообще буду об этом рассказывать? – удивилась Эша.

   – Ну это я так, на всякий случай, – Михаил встал. – Ладно, пока, у меня работы полно.

   – А что мне делать-то?

   – Приказа задерживать тебя у меня не было, – он пожал плечами. – Георгич сказал, что то, что ты будешь делать, его не касается. Ну, после всего мне кажется, что маньячить-то ты точно не будешь, а?

   – Это верно.

   – Тогда просто возвращайся в Шаю. Это самое лучшее и правильное, что ты можешь сделать. Уверяю, ты и там будешь полезна. К тому же, – Михаил почесал затылок, – Георгич перестанет в меня бросать бутылки.

   – А с чего ты решил, что он из-за меня бросает в тебя бутылки?

   – Ну, из-за тебя любой бы стал бросаться бутылками!

   – На что ты намекаешь? – заинтересовалась Эша, и Михаил, пробурчав что-то неразборчивое, встал окончательно и неожиданно протянул руку, которую Шталь удивленно пожала.

   – Ты делаешь это с отвращением?

   – Исключительно, – с усмешкой ответил водитель и дернулся было к дому, но Эша задержала его руку.

   – Я хотела спросить...

   Я слышала твой голос, как и голос твоего приятеля. В том поезде.

   ...был поезд, и там были люди – очень много людей! Помню, что там было страшно!..

   Электричка... старая электричка...

   Я вижу поезд... зеркала... Я вижу смерть!..

   Тебе четыре года. Что бы это значило?

   – Что спросить?! – нетерпеливо произнес Михаил.

   – Ну... А ты не знаешь, почему я всем в этом доме представлялась герпетологом? Вот с чего бы? Я в жизни не видела ни одного герпетолога.

   – Почему? – пальцы Михаила снова подобрались к затылку, после чего он обрадовано заявил: – Да наверное просто так!

   – Точно! Конечно же! Ты молодец!

   – Спасибо, – скромно сказал водитель и направился к гостинице, по пути шуганув павлина, который выглянул было из цветочных зарослей. Вздохнув, Шталь встала, взяла вещи и побрела к выходу.

   "Фабия" действительно ее ждала – Эша поняла это, как только открыла дверцу. Ибо дверца тут же сама собой захлопнулась, пребольно прищемив ей руку, и Шталь взвыла. Затрясла рукой, потом мрачно сказала:

   – Ладно. Я извиняюсь, что назвала тебя "предательницей". И что ругала тебя. Я знаю, что ты не виновата.

   Машина безмолвствовала, но выглядела отнюдь не добродушно. Эша потянула дверцу, но та не поддалась.

   – Я не буду тебя обнимать, – мрачно заявила Шталь. – И целовать не буду! Между прочим из нас двоих сломалась ты! Это была судьба? Или проблемы технического характера? Да на здоровье, я могу и пешком пойти!

   Дверца, мягко щелкнув, приоткрылась, и Эша, осторожно потянув за нее, скользнула внутрь, пристроила террариум на сиденье, повернула ключ, и мотор бодро заурчал. Мир был восстановлен.

   "Фабия"-танк?! Ничего себе мечты у ее машинки!

   А какие мечты у тебя самой, Шталь?

   Ответить на этот вопрос с ходу было сложно, но наверное, это было как-то связано с тем, что выбравшись на трассу, Эша на первом же перекрестке свернула в том направлении, которое вело в Шаю.

   Хотя, может, мечты были и не при чем.

   Просто хотелось домой

X
БОИШЬСЯ – ЗНАЧИТ УВАЖАЕШЬ

   Дожевывая остатки провианта и просматривая по ноутбуку «Великолепную семерку», Шталь окончательно осознала, что заболела.

   К обеду того дня, как она покинула "Березоньку", Эша начала отчаянно чихать, к четырем часам у нее заслезились глаза и организм стал ощущаться так, словно последние несколько часов Шталь прожила внутри беспрерывно работающей мясорубки. Она мерзла, несмотря на жару за автомобильными стеклами, сосредотачиваться на дороге становилось все труднее, конечности мало того, что болели, так и еще и отказывались слушаться, и к шести вечера Эша уже чувствовала себя как набитый ватой медвежонок, причем этот медвежонок, судя по периодическим гневным вскрикам автомобильных клаксонов, совершенно не умел водить.

   До Шаи оставалось шесть часов езды.

   И теперь было совершенно очевидно, что сегодня она туда не попадет.

   Эша свернула на обочину, остановилась и, стуча зубами в ознобе, открыла аптечку, в коей присутствовали перевязочные материалы, перекись, валидол и плоская четвертьлитровая бутылка коньяка. Ничто из этого, кроме коньяка, для лечения простуды не годилось. Коньяк подходил чудесно, но абсолютно не сочетался с машиной. Эша в панике перетрясла весь свой багаж, но из лекарств обнаружила только цитрамон и мазь от комаров. Довольно крепкий шталевский организм редко заболевал, за все это время, начиная с апреля, Эша болела только похмельем, поэтому ей и в голову не пришло запасаться какими-то особыми лекарствами.

   – Ну и ладно, – бодро просипела Шталь самой себе, – подумаешь, простуда!

   После чего тут же расчихалась – и чихала минут десять, изведя целую пачку носовых платков и окончательно перестав что-либо соображать. Самочувствие стремительно ухудшалось, и Эше стало страшно. Может, это и была обычная "подумешь-простуда", но только не при данных обстоятельствах. Опять пустынная дорога, по обе стороны сумеречный лес, на сей раз сосновый, только теперь поломалась не "фабия", а сама Шталь, что было, конечно, гораздо хуже. Пожалуй, хуже уже и быть не могло.

   В этот момент в темнеющем небе оглушительно грохнуло, и на застывшую на обочине дороги "фабию" обрушился тугой позднелетний ливень, доказав Эше, насколько она ошибалась. Крупные капли весело и звонко забарабанили по крыше, запрыгали по дороге, вздымая фонтанчики пыли, по стеклам потекли потоки воды, и мир вокруг задернулся размытыми, дрожащими сумерками. На мгновение дрожащие сумерки пронзила сиреневая вспышка, потом снова раздался грохот, словно в небесах рушилось нечто грандиозное, и у Шталь заложило уши. Сипло ругаясь и чихая, она, пригнувшись, вытащила из бардачка карту, включила свет и болезненно прищурилась, пытаясь разобрать надписи и нарисованные дорожные изгибы. Ближайшим населенным пунктом было некое место под загадочным названием "...енки" – всю остальную часть наименования скрывала под собой жирная кофейная клякса, некогда самой же Шталь и поставленная.

   Ну, Енки – так Енки, выбирать особо не из чего, лишь бы живой до них доехать.

   Шталь чихнула в очередной раз, отчего чуть не приложилась лбом о приборную доску, и потянулась, чтобы включить "дворники", но обнаружила, что те уже вовсю елозят по лобовому стеклу, разгоняя воду. Либо Эша уже включила их совершенно бессознательно, либо "фабия" сделала это сама, решив не дожидаться, пока хозяйка сообразит, что к чему. Во второе практически не верилось, но очень хотелось. Было бы просто замечательно, если б "фабия" сама всем занялась и оставила Шталь спокойно болеть на заднем сиденье до самых загадочных Енок...

   Что-то громко стукнуло в боковое стекло, и Эша, испуганно подпрыгнув на сиденье, обернулась. Первой мыслью отчего-то было, что в придачу ко всем ее несчастьям пошел град, и это был удар первой градины размером с кулак, и сейчас они напрочь изрешетят и машину, и Шталь.

   Но это была отнюдь не градина размером с кулак.

   Собственно, это был сам кулак.

   Здоровенный мужской кулак, маячивший перед мокрым стеклом, и пока Шталь медленно моргала, реакцией значительно отставая от восприятия, кулак качнулся и снова постучал в окошко, а вслед за кулаком прямо перед носом Эши вдруг возникла необычайно зверская физиономия – точь в точь из детских фильмов про разбойников – густая каштаново-рыжая борода, встрепанные, лишь самую малость прибитые дождем волосы, широкий нос, рассеченный ниточкой шрама, и пронзительно-недобрый взгляд глубоко посаженных глаз. Все это вместе, даже размытое текущей по стеклу водой, выглядело очень страшно. Позади лица Эша рассмотрела согнувшуюся фигуру заглянувшего. Фигура была громадной.

   Кулак снова нетерпеливо бухнул в окно, и у Шталь вырвался жалобный писк.

   – Помощь, что ль, нужна? – громыхнул голос за окном, приглушенный шумом ливня.

   – Нет, спасибо! – ответила Шталь птичьим голосом и резко рванула "фабию" с места, протянув широкий водяной шлейф, окутавший незнакомца почти до головы. Эша не столько услышала, сколько кожей ощутила, как несостоявшийся самаритянин выругался в ее адрес, и, глянув в зеркало обзора, увидела, как стремительно уносится назад размытая дождем громадная фигура и стоящий позади нее у обочины оранжевый "москвич", на фоне этой фигуры кажущийся совсем крохотным.

   Эша отдышалась только через километр, после чего опять начала отчаянно чихать. Господи, это совершенно определенно был какой-то маньяк! По теории Ломброзо – точно маньяк. А в свете счастливой шталевской звезды – дважды маньяк. Вспомним, кем оказался последний человек, помогший бедной девушке на пустынной дороге? Правильно.

   Ну не то, чтобы маньяком, но Говорящим точно.

   Не-не, даже если сей громоздкий индивидуум ужасной наружности является Говорящим, она к нему и близко не подойдет, особенно после того, как его водой окатила. Пусть с ним кто-нибудь другой разбирается.

   К тому же, она на больничном.

   Хотя, откуда у безработной больничный?

   Она снова чихнула, отчего видимость ухудшилась вдвое, ругнулась и принялась вытирать салфеткой лобовое стекло изнутри. Впереди висела сплошная дрожащая занавесь дождя, и фары встречных машин появлялись и исчезали, словно бледные, светящиеся призраки. То и дело раздавался грохот, и серебрящаяся водяная занавесь вспыхивала лилово-синим. На Шталь снова накатила промозглая волна страха. Дождь и дождь – везде, словно ничего не осталось в этом мире, кроме дождя и маленькой синей машинки. Она тронула свой хризолит – тот ощущался издалека, словно сквозь толстенную ватную стену, и понять эти ощущения было невозможно. Валяющийся на соседнем сиденье теннисный мячик не ощущался вовсе, точно Эша вновь вернулась в гостиницу Домовых. Удерживая руль одной рукой, Шталь обернулась на террариум – Бонни забралась в укрытие, и наружу торчали только две пушистые лапы, выглядевшие крайне удрученно. Не удержавшись, Эша вновь чихнула, отчего ее подбросило на сиденье, машина вильнула, визгнув шинами по мокрому асфальту, а лапы подернулись вверх и спрятались окончательно, оставив Шталь саму разбираться со своими проблемами. Эша утерла слезящиеся глаза и вцепилась в руль обеими руками. А вдруг не доедет? Может, позвонить Ейщарову и попросить помощи? Ага, несложно представить себе этот разговор.

   "Олег Георгиевич, я простудилась и ужасно себя чувствую".

   "Так сходите к терапевту, Эша Викторовна. Хотя вам, пожалуй, лучше к педиатру".

   "Но я в машине, на пустынной дороге, среди ливня".

   "А мое какое дело, Эша Шталь?! Все у вас будет в порядке, Эша Шталь. И вообще – не пошли бы вы к черту, Эша Шталь!"

   В этот момент из серебристой дождевой занавеси выплыл дорожный знак, поведавший Эше тайну загадочных Енок.

   Малые Сосенки.

   Ну, слава богу, теперь осталось только найти аптеку и свободную кровать.

   Малые Сосенки оказались действительно очень малыми. Сосенок здесь было с избытком, а зданий немного, и даже по центральным улицам машины не ездили, а лишь проезжали иногда, и за все то время, что "фабия" колесила по городу, Эше из общественного транспорта попались лишь три замызганных зеленых автобуса. Людей на улицах почти не было, только кое-где мелькали мокрые купола зонтов, и укутанные дождем Сосенки выглядели заброшенными, нежилыми. Конечно, это была не деревня, но и городом назвать это было нельзя. Даже не городок. Так, городишко, притаившийся среди зелени сосновых игл.

   Так и не найдя аптеки, Эша притормозила у обочины, решив спросить дорогу. Людей поблизости не наблюдалось – лишь в отдалении, неподалеку от павильончика с опущенными жалюзи, маячила женская фигура. Шталь перегнулась назад и выудила из груды вещей зонтик. Сняла с зонтика чехол, приоткрыла дверцу и, выставив зонтик под ливень, нажала кнопку на ручке.

   Пожалуй, по коварству зонтики стоят сразу после дверных створок любых типов. Количества прищемленных ими пальцев не счесть, а ломаются зонтики, как правило, только тогда, когда в них есть необходимость. Зонтик не выйдет из строя в солнечную погоду или в вашей квартире, даже если открывать и закрывать его целый день, зонтик всегда ждет дождливого часа, когда его поломка производит наибольший эффект, словно для того, чтобы дать своему хозяину понять, насколько неосмотрительно было со стороны того столь мало ценить его значимость. О зонтах вспоминают только в дождь, и, возможно, для многих из них это очень обидно, поэтому они и предпринимают пакости подобного рода.

   Во всяком случае, так подумала Шталь, когда зонтик, вместо того чтобы раскрыться, щелкнул и пребольно прищемил ей большой палец. Взвыв, она швырнула зонт в лужу и сунула пострадавший палец в рот, потом взвизгнула:

   – Бестолковое, бесполезное барахло! Надо было купить другой! Идиотский зонт!

   Наклонившись, подобрала зонт и, подергав, все-таки раскрыла его, но часть спиц заклинило, и зонтик раскрылся только наполовину, приобретя весьма жалкий вид. Эша едва сдержалась, чтобы не зашвырнуть его на ближайшую сосну (все-таки, невозможно любить и понимать все свои вещи!), выбралась из машины, захлопнула дверцу и пошлепала по лужам к павильону.

   Возле павильона действительно обнаружилась женщина с большим синим зонтом, который она держала так низко, что он скрывал ее почти до середины груди. Насквозь мокрый подол зеленого платья облепил ее ноги, и сквозь завесу дождя женщина казалась похожей на огромный сине-зеленый гриб. Она стояла совершенно неподвижно, и отчего-то Шталь показалось, что женщина стоит здесь не потому, что ждет кого-то или чего-то, а стоит просто так – и причем довольно давно. Конечно, это было нелепо. Зачем кому-то стоять под дождем просто так?

   Чихнув, Шталь с прононсом вопросила в дождь:

   – Не подскажете, где здесь аптека?

   Мокрая фигура ответила безмолвием. Зонт не дрогнул, и женщина не шевельнулась. Судя по всему она не услышала ни слова. Эша повторила вопрос – уже громче, и вновь не получила ответа. Либо женщина ее игнорировала, либо...

   Шталь вдруг отчаянно захотелось заглянуть под синий купол зонта. Зачем она его держит так низко – никто не держит зонты так низко. Что она там прячет?

   – Аптека... – повторила Шталь так тихо, что и сама себя едва услышала.

   Зонт вдруг качнулся, запрокидываясь, и на Шталь взглянуло кошмарное деформированное лицо с выпученными бельмами глаз и гнилыми пеньками зубов, торчащих из-под растянутых в улыбке губ... Эша взвизгнула... но зонт уже вновь скрывал женскую фигуру до середины груди, и откуда-то издалека призрачный шталевский голос повторил:

   -... аптека...

   Зонт качнулся, запрокидываясь, и открыл волчью голову с жестко торчащими ушами и сизым огнем в глазах, и голова, оскалившись, раздраженно зашипела на Шталь, высунув змеиный язык.

   -...аптека...

   Зонт качнулся, запрокидываясь, и на Эшу презрительно уставился Ейщаров, чья голова, венчавшая женскую шею, выглядела наиболее нелепым из всех трех вариантов. Он выплюнул недокуренную сигарету и сказал далеким, плавающим голосом:

   – Похоже, Стальная Эша малость проржавела?..

   Дернувшись, Эша чуть не плюхнулась в лужу. Женщина стояла неподвижно, и синий зонт все так же прятал ее верхнюю часть тела, принимая на себя удары капель. Вероятней всего, он так и не шевельнулся ни разу. Эша застонала и прижала ладонь ко лбу. Лоб был таким раскаленным, что на нем можно было жарить яичницу.

   – Аптека... – вяло попробовала Эша еще раз, и тут правая рука женщины медленно поднялась и вытянулась в направлении правого поворота. Потом опустилась и вновь повисла вдоль бедра.

   – Спасибо, – просипела Шталь и вернулась в машину гораздо быстрее, чем следовало.

   Аптека и в самом деле была прямо за поворотом, и Эша, стрелой пролетев сквозь ливень, ввалилась в нее, оповестив о своем прибытии истошным звоном придверного колокольчика.

   Аптекарша оказалась добродушной пожилой дамой и, войдя в грустное шталевское положение, не только немедленно подобрала ей ворох необходимых лекарств, но и поставила чайник и, сунув Эшу на диванчик в подсобке, замотала в цветастый плед и снабдила градусником.

   – Не думаю, что это вирусная инфекция, просто запущенная простуда, милочка, – авторитетно пояснила она постукивавшей зубами Эше. – Вот, малины, к сожалению нет, но есть гречишный мед – тоже очень полезно.

   Эша мед ненавидела, но из уважения к заботливой даме проглотила целую ложку, постаравшись не сморщиться, и во рту у нее все немедленно слиплось. Морозило уже не так сильно, и в целом ситуация не выглядела такой уж ужасной.

   – Теперь тебе бы в постель, отлежаться несколько дней, – аптекарша забрала у Шталь градусник и, взглянув на него, поджала губы. – Да, в постель.

   – Я бы с радостью, только где ее взять? – Эша отхлебнула из чашки. – Я тут проездом.

   – Гостиница здесь только...