Текст книги "Говорящие с... (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 68 страниц)

   Тьфу!

   Да ну их с их секретными операциями!

   – Миииишкаааа!

   Таким уникальным по высоте и мощности воплем заинтересовался бы даже предполагаемый Вениамин Илларионович, но телохранитель все же и ухом не повел, зато окошко соседнего номера с грохотом отворилось, и на Эшу воззрилась взлохмаченная голова Леонида Игоревича.

   – Чего случилось?

   – Ничего! – злобно ответила Шталь. – Идите спать! Миииишкааа!

   Леонид Игоревич поморгал опухшими глазами и, очевидно сделав какие-то свои выводы, тоже заорал дурным голосом:

   – Миииишкааа!

   После чего вопросительно взглянул на Эшу, и та одобрительно сказала:

   – Продолжайте.

   Почти минуту они выкрикивали имя Михаила в различных тональностях, и на какое-то мгновение беззаботная походка телохранителя, как показалось Эше, слегка застопорилась, точно он запнулся. Михаил чуть повел головой по сторонам, после чего почему-то обернулся на забор. Затем тряхнул головой и продолжил движение как ни в чем не бывало. Эша и ее помощник покричали еще, после чего Шталь окончательно охрипла, а Леонид Игоревич неожиданно исчез из окна, сопроводив свое исчезновение громким стуком. Вероятней всего, он опять ушел спать.

   – Да что они там все – оглохли что ли?! – истерично взвизгнула Эша и вылетела из номера, хрястнув дверью. Проскочила одним прыжком короткий отрезок коридора, вылетела на лестничную площадку, которая, разумеется, все так же была на своем месте, и резво запрыгала по ступенькам, бормоча ругательства в адрес тугоухого Говорящего с холодным оружием. И только уже преодолев ступенек шесть, резко затормозила, недоуменно моргая и не понимая, почему сразу не сообразила, что поднимается, вместо того чтобы спускаться.

   Лестница вела наверх.

   Да и лестница-то была не та.

   Лестница, по которой Эша за сегодня уже успела пробежать трижды, была неширокой, деревянной, с толстыми, похожими на кегли балясинами и чуть поскрипывающими овальными ступеньками. Эта же лестница была монументальной, каменной, много шире ее комнаты, с металлическими перилами и растительным кованым кружевом, оплетающим витые столбики балясин, и каблуки звучали на ее снежных ступенях звонко и парадно. Такая лестница могла бы быть уместна, например, в театре. Но никак не здесь.

   К тому же, ее здесь не было, не так ли? Проглядеть столь значительный архитектурный элемент никак невозможно.

   Эша потрясенно задрала голову. Лестница величаво простиралась вверх метров на тридцать, немыслимым образом умещаясь внутри компактного двухэтажного здания, и оканчивалась у приглашающе распахнутых тяжелых двустворчатых дверей. Проем был заполнен мягким полумраком. С обеих сторон лестницу обнимали белоснежные стены, и далеко наверху воздушную башню венчал цветной витраж – огромный сказочный цветок, пропускающий сквозь себя лучи закатного солнца.

   Шталь бестолково затопталась на ступеньке, потом протянула руку и коснулась перил. Те оказались холодными, гладкими, насквозь реальными и на галлюцинацию никак не тянули. Она ущипнула себя за предплечье, и оно болезненно возмутилось. Лестница осталась на месте и по-прежнему вела наверх. А вниз не вела, вот так. И понимай, как хочешь!

   Шталь развернулась и кинулась обратно. Но, добежав до проема, ведущего в коридор, обнаружила что за это время он успел стать гораздо уже, кроме того, обзавелся красивой деревянной дверью с бронзовой ручкой, и дверь эта, разумеется, была закрыта. Не тратя время на обдумывание этого происшествия, Эша толкнула дверь, потом рванула ее на себя, снова толкнула, что-то кракнуло, и дверь распахнулась. Шталь с трудом удержала равновесие, вцепившись одной рукой в ручку, а другой – в косяк, и, провиснув в дверном проеме, изумленно раскрыла глаза. Никакого коридора за дверью не было. За дверью была лишь зеркальная, наполненная теплым паром ванная, подернутая туманной дымкой. В круглой ванне лениво колыхалась вода, а в этой воде блаженствовала абсолютно голая гражданка лет сорока, облепленная пенными хлопьями. На прибытие Эши гражданка отреагировала возмущенным визгом.

   – Вы с ума сошли?!

   Шталь едва успела захлопнуть дверь, и брошенная мочалка громко шлепнула о створку с другой стороны. Она привалилась к косяку спиной и, не удержавшись, жалобно заскулила. Все исчезло. Непонятно как, но все исчезло – исчезли и коридор, и ее комната вместе с вещами, Бонни и спасительным окном. Вместо этого теперь была лишь маленькая ванная и какая-то незнакомая тетка. Эша мотнула головой, глубоко вздохнула и, повернувшись, с мрачной решимостью снова открыла дверь.

   – Вы уж извини...

   Извинения не потребовались. Извинять было некому. Перед ней была крошечная каморка, посередине которой одиноко белел унитаз с откинутой крышкой, и уж в этом было уже определенно что-то издевательское. Голая гражданка вместе с ванной и мочалкой сгинула бесследно.

   – Спокойно, – сипло сказала Эша самой себе, мысленно уже бьющейся в истерике. – Подумаешь, унитаз! Что мы – унитазов не видали?!

   Она вяло постучала по ближайшей стене, огляделась и сдернула с держателя начатый рулон туалетной бумаги. Бумага была ядовито-желтой и пахла химическими персиками. Если это, все же, были галлюцинации, то они являлись весьма детальными. Не выпуская рулона, Эша сделала шаг назад, после чего резко обернулась. Каменная лестница все еще была на месте, хотя кто ее знает, чем она занималась, пока Шталь стояла к ней спиной? Эша сердито одернула себя – лестницы, комнаты и коридоры – не детишки, играющие в прятки или догонялки, они не могут сбегать или неожиданно выскакивать из-за угла... Хотя до сих пор они именно так себя и вели, разве нет?

   Эша осторожно ступила на первую ступеньку, после чего быстро повернулась – дверь в туалет все еще была на месте, и в проеме все так же белел унитаз. Она посмотрела на рулон бумаги и сжала его в пальцах. Рулон никуда не делся. Он был реальным. Глубоко вздохнув, Эша сделала еще один шаг и подняла голову, прислушиваясь. Раньше на лестнице стояла глубокая тишина, теперь же в этой тишине появился звук. Далекий, едва различимый, он постепенно нарастал, обретая очертания – знакомый, совершенно нестрашный звук. Кто-то играл на фортепиано брамсовский "Венгерский танец" – играл медленно, часто прерываясь и то и дело вновь начиная сначала. Шталь никогда еще не слышала столь минорного "Венгерского танца". Звук лился из полумрака, заполнявшего дверной проем наверху. Где-то там был живой человек, игравший на фортепиано, и Эша, обрадованная, сорвалась с места и запрыгала через ступеньки, размахивая рулоном, который слегка размотался, и желтая лента трепетала за ней, словно некое нелепое знамя.

   У проема она остановилась, вглядываясь в полумрак. Виднелись смутные очертания мебели, под потолком что-то поблескивало. Звук фортепиано отдалился и стал глуше, к нему добавились журчание льющейся воды, чьи-то голоса и тяжелые шаги. И шаги эти, между прочим, раздавались где-то над шталевской головой. Господи, неужели там еще один этаж? Да где ж это все помещается?!

   Эша шагнула вперед, пошарила ладонью по стене и, нащупав выключатель, нажала на него, одновременно отскочив назад – мало ли что может произойти – и, ойкнув, невольно прикрыла глаза ладонью. Ослепительный свет хлынул вниз, словно нашедший выход мощный поток воды, расплескался и затопил все вокруг, смыв полумрак с огромной прямоугольной комнаты, сияющей позолотой и огромными зеркалами, высотой в два человеческих роста. Виновницей этого светового водопада была гигантская хрустальная люстра, похожая на сказочный замок, парящий под потолком. По сравнению с номером Эши, мебели здесь было не так уж и много, высокие окна наглухо закрывали тяжелые вишневые портьеры, отчего огромная комната почему-то выглядела угрожающе, и когда Эша сделала шаг вперед, стук каблуков тоже получился угрожающим, прокатившись по комнате дробным, глуховатым эхом. Зев камина у дальней стены выглядел холодным и заброшенным, сама же комната сияла чистотой – настолько первозданной, будто ничто здесь никогда не ведало ни пылинки, ни паутинной нити. Все журнальные столики были густо заставлены бутылками и тарелками с едой, на полу вокруг них тоже стояли бутылки – пустые, а пепельницы были полны окурков. В противоположной стене надменно поблескивала золотом тяжелая дверь, которая была плотно закрыта, и, увидев ее, Эша решительно направилась к ней.

   – А туалета здесь нет.

   Вздрогнув, она дернулась в сторону, оказавшийся на пути один из стульев подсек ее под колени, и Эша с размаху плюхнулась на него, и в испуге, впрочем, не уронив рулона. Из-за спинки ближайшего дивана на нее сонно взирала взлохмаченная человеческая голова. По определенным признакам эта голова принадлежала мужчине. По другим определенным признакам эта голова принадлежала весьма пьяному мужчине. Похоже, трезвых постояльцев в "Березоньке" не существовало вовсе.

   – А не выпить ли нам? – радостно предложила голова. – За встречу!

   – Вы вообще кто?! – выдохнула Эша – машинально, ибо этот вопрос ее как раз совершенно не интересовал, и голова, словно прочтя ее мысли, отрицательно дернулась.

   – Неправильный вопрос, лапа. Штука не в том, кто я вообще? Штука в том, где я вообще? – голова оглушительно чихнула. – Так мы выпьем? Я уж дня два как никого тут не видал.

   – А выходить из комнаты вы не пробовали? – поинтересовалась Эша, сердито вставая. – За той дверью кто-то на пианино играет – разве не слышите?

   – За той дверью?! – голова хихикнула – иронично, напомнив ей Леонида Игоревича. – Как же! За той дверью может... Новенькая, что ли?! – человек резко сел на диване. – Слушай, какое число сегодня?!

   – Двадцать девятое июля, – ответила Эша, которой определение "новенькая" крайне не понравилось. – А вы...

   Человек прервал ее взрывом дикого хохота и исчез, вновь повалившись на диван.

   – Три недели! – донеслось из-за позолоченной спинки. – Твою мать, три недели! Да я... А год?! Год какой сейчас?!

   – Две тысячи восьмой.

   – Ну, это еще куда ни шло, – сказали из-за спинки с мрачным удовлетворением, после чего с дивана раздался громкий храп. Эша, непрерывно озираясь, обошла диван и затрясла лежащего, от которого исходила неповторимая смесь запахов многодневного перегара и немытого тела. Тот вяло отмахнулся.

   – Никуда я больше не пойду.

   – Что это за место?! – взвизгнула Шталь ему в ухо, и человек болезненно сморщился. – Что здесь происходит?!

   – Ничего здесь не происходит, – он приоткрыл один глаз, испещренный красными прожилками. – Ни-че-го, если сидеть на месте. Не кричи так, а?! Почему все здешние бабы так орут?!

   – Здешние?! Сколько тут людей?!

   – Много, – глаз закрылся. – Слышь, будешь уходить, свет выключи, ладно? Или оставайся – накатим. Можно и еще чем-нибудь заняться... – его рука взмыла было в игривом движении, но тут же шлепнулась о сиденье, и человек вновь огласил пространство громким храпом. Дальнейшие попытки разбудить его ни к чему не привели. Могло бы помочь ведро холодной воды, но ни ведра, ни воды в комнате не было, полив же спящего имевшимся в изобилии алкоголем, можно было только усугубить положение вещей.

   Три недели! Господи!

   Так и знала, что с этой гостиницей не все в порядке! Чего полезла?! Знак судьбы, стечение обстоятельств... машина, Толя, пансионат... Кто ее вынет теперь из этих судьбоносных обстоятельств?! И почему, черт возьми, Мишка ее не слышал?! Он ведь не слышал ее, верно? Не похоже, чтоб он притворялся. Она ведь кричала ему прямо из окна своей комнаты...

   А где в этот момент была ее комната?

   Нет, да ну, ерунда какая-то! У нее галлюцинации, вот и все! Возможно, это вообще сон, вот так! А пьяный мужик на диване... что ж, никому не возбраняется заходить в галлюцинации или сны. И там, и там редко бываешь одинок.

   А если дело не в этом, не обязательно, что тут замешаны Говорящие. К чему все взваливать на Говорящих. В прошлый раз это был вообще какой-то вампир. А это может быть избушка Бабы Яги. На современный лад. Эша хмыкнула, подходя к одному из зеркал и дотрагиваясь до тяжелой холодной рамы. Масштабно, однако, живут нынче Бабы Яги. И почему молчит ее хризолит? Почему все вещи тут так пугающе безмолвны? Эша взглянула на себя в зеркало, и из серебристой глади на нее посмотрела очень испуганная встрепанная особа. Да, ей определенно было страшно. Куда идти? В следующую дверь или вернуться на лестницу? Может, там снова появился коридор? Если он вообще пропадал.

   Позади раздался легкий скрип, Эша обернулась и увидела еще одну испуганную, заплаканную, встрепанную особу, но на этот раз не зеркальную. Особа была ее возраста, в зеленом халатике и босая, она держалась за ручку приоткрытой двери и в свободной руке у нее было яблоко.

   – Ой, – сказала особа, – извините!

   И захлопнула дверь, дура такая!

   – Подожди! – крикнула Эша, отчего человек на диване болезненно сморщился, закрыв голову руками, и кинулась к закрывшейся двери. Рванула ее и выскочила за порог, уже не думая о том, что могло там оказаться.

   За дверью, впрочем, не оказалась ничего особенного – в архитектурном плане. Не было там ни театральных лестниц, ни парадных зал. Там был лишь обычный гостиничный номер – почти такой же, как и виденные Эшей раньше – бледно-зеленый, увитый традесканцией номер. Но кровать этого номера была неожиданно настолько обитаема, что у Шталь невольно вырвалось:

   – Ничего себе!

   – Эй! – недовольно пискнула одна из обитательниц кровати. – Стучаться надо!

   – Да ладно, че ты?! – единственный обитатель кровати звонко шлепнул ее по голой ягодице и ухмыльнулся Шталь. – Давай к нам! Больше народу...

   Эша, не дослушав, выскочила из номера спиной вперед, захлопнув дверь, обернулась и схватилась за голову. Парадная золоченая комната исчезла. Она стояла в крохотной комнатушке, совершенно пустой, если не считать журнального столика, обильно заставленного полными бутылками и заваленного сигаретными пачками. В каждой стене комнаты было по двери, и все они выглядели абсолютно одинаковыми. Размахивая руками, Эша несколько раз оббежала столик и остановилась, бурно дыша. Схватила одну из бутылок, но тут же с грохотом поставила ее обратно на столешницу и взяла сигареты. Прикурить удалось далеко не сразу – испуганные пальцы прыгали, как крылья бабочки.

   – Ладно, – решительно сказала она. – Хорошо!

   Подошла к двери, через которую попала сюда, и осторожно приоткрыла ее.

   – Ну чего тебе еще?!

   – Спальня с групповухой на месте, – констатировала Эша и закрыла дверь. Подошла к следующей, из-за которой доносились отдаленные фортепианные звуки, и нажала на дверную ручку. Дверь не поддалась, и Эша, подумав, подняла руку и постучала. Звуки минорного венгерского танца мгновенно оборвались.

   – Кто там? – обыденно спросил из-за двери столь же минорный женский голос.

   – Герпетолог, – сказала Эша и запоздало зажала себе рот.

   – А вы не могли бы зайти попозже?

   – Мне сейчас надо, – жалобно поведала Шталь двери. – Скажите, давно вы здесь живете?

   – Три дня, – из-за двери протянулась нестройная волна арпеджио, разбилась минорным аккордом, похожим на жалобный вскрик, после чего скрипнул стул, и с другой стороны к двери кто-то подошел. Судя по походке, за этой дверью тоже не было никого трезвого. – Что вам нужно?

   – Я просто хотела спросить... – Эша сделала паузу, – спросить... Вы не видели здесь...

   Раздался щелчок, и дверь отворилась, явив рыжеволосую девушку лет двадцати пяти в джинсах и синей майке. Девушка чуть покачивалась, держась одной рукой за косяк, ее глаза с мутными пепельными зрачками неподвижно смотрели насквозь, а на щеке был свежий кровоподтек.

   – Я ничего не вижу, – сказала она. – И ты не герпетолог. Ты здесь живешь? – девушка чуть шевельнула ноздрями. – Ты ходишь со своей туалетной бумагой?

   – Я просто... – начала было Шталь, но тут девушка дернула головой, насторожившись, и внезапно ее лицо стало очень испуганным. Ее рука взметнулась и дважды впустую схватила воздух, а на третий раз сцапала Эшу за запястье и с неожиданной силой вдернула внутрь комнаты.

   – Какого?!.. – успела сказать Эша, роняя сигарету и перелетая через порог. Девушка тут же захлопнула дверь, повернула замок и прижалась к косяку щекой. Выражение ее глаз так и не изменилось – пустые окна, смотрящие в пустую комнату – но губы отчаянно прыгали и прыгали пальцы, царапая стену короткими ногтями.

   – Опять они, – шепнула она. – Сиди тихо!

   Шталь не успела ни возразить, ни возмутиться – в оставленной комнатушке-перекрестке громко хлопнула распахнувшаяся дверь и раздались топот бегущих ног и пьяная ругань. Кто-то болезненно взвизгнул женским голосом, что-то упало, после чего дверь в их комнату вздрогнула от сильного удара.

   – Открой! – рявкнул густой мужской бас. – Я знаю, что ты там! Открой дверь, или я ее вынесу, на хрен! Нам нужно твое окно! Открой!

   Дверь затряслась, и рыжая, зажав уши руками, плюхнулась прямо на пол и затрясла головой, тихо поскуливая. Шталь, оглядевшись, схватила керамическую вазу и, не долго думая, запустила ее в стену рядом с дверью, из-за которой злобно орали уже несколько голосов. Ваза разлетелась во все стороны, брызнув водой и лиловыми колокольчиками.

   – Кто посмел меня тревожить?! – заорала Эша, потрясая рулоном. – Окно вам нужно?! Вот сейчас я выйду и... – она кратко описала несколько занятных действий, коим возрадовался бы любой садист со стажем, и за дверью все стихло, после чего кислый мужской голос произнес:

   – Ё, не та дверь!

   Снова раздался топот, опять хлопнула дверь и наступила тишина, в которой громко раздавалось размеренное иканье хозяйки номера. Эша, все еще удивленно моргая, подошла к ней и хотела было помочь встать, но та неожиданно сердито отпихнула ее и встала сама. Пошатываясь, пересекла комнату, подошла к столику, нащупала винную бутылку и, запрокинув голову, сделала несколько быстрых глотков.

   – Почему-то, когда мне страшно, на меня икотка нападает, – рыжая качнула бутылкой. – Будешь?

   – Нет, но пожалуй, скоро начну, – Эша огляделась и с радостным возгласом подбежала к распахнутому окну. Высунулась в него, и возглас замер на ее губах, сменившись жалобным вздохом.

   – Пару часов назад я пыталась вылезти во двор, – сказала рыжая, устремляя свой неподвижный взгляд на одну из оконных створок, – но передумала. Пахло розами... испугалась угодить в колючки. Да и цветы бы испортила. К тому же, я хотела дождаться... – она опять икнула и поспешно поднесла к губам бутылку.

   – Хорошо, что ты не вылезла, – мрачно отозвалась Эша, обзирая цветущее безлюдное великолепие "Березоньки" с высоты четвертого этажа. Стена в пределах досягаемости была абсолютно гладкой и зацепиться было совершенно не за что. Можно было бы спуститься, сделав веревку из простыней и занавесок, но эта идея Эшу Шталь совершенно не воодушевила. Это был очень высокий четвертый этаж, и если она со своим везением с него брякнется, то свернет себе шею, а это, разумеется, было неприемлемо.

   – А что – здесь так высоко? – простодушно поинтересовалась рыжая.

   – Ну, как сказать? Метров пятнадцать, – Эша разочарованно отвернулась от окна, сейчас не задумываясь о том, откуда в двухэтажном здании взялся четвертый этаж, и рыжая неожиданно озлилась.

   – Я слепая, а не тупая! Какие еще пятнадцать метров?! Мы на первом этаже... эта комната та же самая... Я помню, сколько мы шли, и Сережа сказал, а он никогда мне не врет, никогда! Знаешь что – уходи! Ты просто дрянь!

   – А где Сережа сейчас? – спросила Эша, совершенно не обидевшись.

   – Не знаю! – резко ответила рыжая, сделала несколько шагов, повела в воздухе рукой и осторожно опустилась на кровать. – Он ушел еще утром, сказал, пойдет на озеро. Мы поссорились... но он... должен был вернуться. Я хочу уехать отсюда. Мне здесь не нравится, я говорила с самого начала... И еще эти люди!

   – Которые сейчас сюда ломились? Они и раньше так делали?

   – Да. Я не понимаю, что им нужно. Наверное, они ненормальные или у них белая горячка, – рыжая пожала плечами. – Первый раз я с ними столкнулась, когда выходила искать Сережу... уже когда возвращалась. Тот, который кричал через дверь... он ударил меня, – она подняла руку и осторожно потрогала кровоподтек на щеке. – Мне удалось убежать, я закрылась... Я не понимаю, за что – я ведь ничего им не сделала. Я никого здесь не знаю.

   – Но...

   – То, что я не вижу лиц, еще ничего не значит! – девушка фыркнула. – Если я встречу тебя еще раз, то узнаю. Я запоминаю не только голоса, но и запахи, походку, даже манеру дышать, – рыжая повела головой в сторону Шталь, на мгновение ее лицо приняло такое выражение, точно она отчаянно что-то пыталась вспомнить. – Ты напугана.

   – Нам, герпетологам, страх неведом! – заявила Эша, подошла к светлому польскому фортепиано, стоявшему у стены и рассеянно пробежала пальцами по клавишам, что вызвало у рыжей нервные мимические подергивания.

   – Не делай так больше, – попросила она.

   – Номер с пианино посреди леса? – Эша хмыкнула, отдергивая руку. – Как тебя зовут?

   – Яна. А тебя?

   – Эша.

   – Если хочешь, можешь остаться, – рыжая состроила жалобную гримаску, которая в сочетании с неподвижным, пустым взглядом пепельных глаз показалась Эше чем-то готическим, и ей немедленно стало стыдно. Совершенно очевидно, что дело тут не в желаниях Шталь, а в желаниях самой Яны. Ей было страшно.

   – Я бы с удовольствием, но мне срочно нужно кое-кого найти, – Эша подошла к двери, и Яна повела головой следом за ней. Шталь покрутила в пальцах персиковый рулон, потом наклонилась и, размотав желтую ленту, принялась обматывать ее конец вокруг ножки стула.

   – Если вдруг увидишь Сережу, скажи, что я его жду. Скажи, чтоб возвращался, – пепельный взгляд уперся Шталь в нос. – Он... такой высокий, очень красивый... Я никогда его не видела, но я знаю, что он – очень красивый. У него светлые волосы... ну, во всяком случае, он так сказал, – Яна кисло улыбнулась. – В общем, волосы у него точно есть... Что ты там делаешь со своей бумагой?

   – Да так, глупость... ничего другого нет, так я...

   – Нить Ариадны на современный лад?! – Яна засмеялась. – Ну ты даешь!

   – Ладно, ладно... – проворчала Эша, берясь за ручку. – Сделай мне одно одолжение – продолжай играть. Возможно, мне это поможет. Только сыграй что-нибудь повеселее.

   – Ладно, – Яна встала. Ее пальцы нервно подрагивали, точно она уже играла на неких невидимых клавишах. – Эша, я не понимаю – неужели это такой большой дом? Мне казалось, это маленькая гостиница...

   – Она действительно маленькая. Просто она очень...хм-м, извилистая, – Эша поспешно отвернулась, отперла дверь и осторожно приотворила ее. Комнатка-перекресток была пуста. На полу валялся раздавленный шталевский окурок, а бутылок на столе заметно поубавилось – вероятно, стараниями пробегавшей орды. Эша повела головой по сторонам, прислушиваясь, и, не уловив никаких подозрительных или угрожающих звуков, шагнула за порог, разматывая рулон и чувствуя себя довольно глупо.

   – Ты вернешься? – жалобно произнесли за спиной.

   – Ну конечно, – бодро отозвалась Шталь, стараясь не сфальшивить. – Мы, герпетологи, народ обязательный!

   – Да никакой ты не герпетолог! – буркнула Яна неожиданно раздраженно, почти зло, и хлопнула дверью, отчего Шталь невольно подпрыгнула. Превосходно! Ей нужно думать только о том, чтобы выбраться из этого нелепого места, а она взваливает на себя какую-то незнакомую девчонку! Ну, если и не девчонку, так поиски ее красивого Сережи. Да может здесь пропасть красивых Сереж, и все они блондины. Или лгуны – это как посмотреть.

   Оценив две оставшихся закрытых двери, Эша подошла к ближайшей, протягивая за собой желтую путеводную "нить", и осторожно толкнула дверь. Та охотно поддалась и выпустила Эшу в короткий пустой коридорчик, завершавшийся очередной дверью. Эта дверь тоже оказалась незапертой, и распахнув ее, Эша оказалась в квадратной пустой комнате с четырьмя дверьми – идентичной той, которую она только что покинула. Но эта комната выглядела гораздо хуже, ибо через нее наискосок тянулась желтая лента туалетной бумаги и исчезала за правой закрытой дверью. И пока Шталь осознавала этот факт, левая дверь распахнулась, и на пороге возникла Яна, глядя пепельно-загадочно.

   – Ты что-то забыла? – поинтересовалась она.

   – Невозможно... – пробормотала Эша и, обернувшись, уставилась в коридор, через который за ней тянулась такая же лента. – Я же... Как такое может быть?!

   – Что?! В чем дело?!

   – Ни в чем! Возвращайся в номер и закрой дверь! И я же попросила тебя играть!

   – Ладно, – озадаченно сказала Яна и захлопнула дверь. Вскоре из-за нее в коридор полились звуки "Маленькой ночной серенады" – спотыкающейся и, конечно же, невзирая на просьбу Шталь, насквозь минорной. Чертыхнувшись, Эша развернулась и кинулась обратно, на ходу кое-как сматывая бумагу. Но коридорчик на сей раз уже завершался массивной двустворчатой дверью, которая тоже была закрыта – очевидно, в этом доме считалось дурным тоном оставлять двери открытыми. Желтая лента уходила под нее и пропадала. Остановившись, Эша потянула за нее, и лента послушно поползла из-за двери – и ползла до тех пор, пока не закончилась аккуратно оторванным краем. Выругавшись, Шталь швырнула рулон в одну из створок, тот отскочил и весело покатился по полу. Начищенные дверные ручки невозмутимо поблескивали, и им явно было все равно – повернут их или нет. Все здесь было равнодушным. Равнодушным и безмолвным, и только минорная пьяная моцартовская серенада тихо лилась в коридор, и Эша на сей раз совершенно не удивилась тому, что звуки фортепиано доносятся откуда-то сверху.

   Ну, что будем делать, товарищ герпетолог? Откроем эту дверь? Или вернемся обратно и откроем какую-нибудь другую? Или попробуем вновь найти Яну – бояться вдвоем всяко веселее. Или просто найдем себе местечко поудобней и обоснуемся там на долгий отдых, прихватив бутылку? Наверное, рано или поздно, здесь все так делают.

   Шталь глубоко вздохнула, решительно схватилась за ручки и повернула их. Тяжелые створки медленно поплыли в стороны с готическим скрипом, являя большую безлюдную спальню, оформленную в пурпурных тонах. Кровать была аккуратно застелена, и поверх покрывала безмятежно спала толстая белая кошка. На столике стояли четыре бокала и несколько пустых бутылок, еще одна, разбитая, валялась возле ножки, и среди осколков на богатом пурпурном ковре расползлось темное пятно. Возможно, это было вино, а возможно и нет. Проверять Эша не стала, ибо увидела нечто гораздо более интересное – еще одни двустворчатые двери в противоположной стене спальни. Эти двери, в отличие от остальных, были приоткрыты, а за ними... боже, а за ними – стена коридора – стена, по которой вразнобой скакали песочные лошади, и распахнутая дверь в этой стене, и лилово-розовая комната за ней, и пышные азалии, и занавески, развевающиеся в открытом окне, и ее собственная сумка у кровати, и платье, переброшенное через спинку стула, и многоногая негодяйка, расхаживающая по ковру без всякого на то разрешения!

   Пискнув от восторга, Эша кинулась вперед, толкнув приоткрытые дверные створки, и с грохотом выпрыгнула в коридор. И снова остановилась.

   Она все еще видела свой номер – и распахнутую дверь, и вещи – но теперь эта комната была гораздо дальше, и от нее Шталь отделяла еще одна приоткрытая двустворчатая дверь, взявшаяся неизвестно откуда. И стояла Эша не в коридоре с лошадками, а в веселенькой светлой комнате с ромашковыми обоями и светло-желтой мебелью. На диване сидели два светловолосых молодых человека и занимались активным потреблением коньяка. В ответ на шумное появление Эши один из них вытаращил глаза и уронил рюмку, а другой радостно сказал:

   – Вот это да!

   – Кто из вас Сережа?! – выдохнула Шталь.

   – Никто, – удивился уронивший рюмку. – Слушай...

   Шталь не стала слушать – стремительно проскочила через ромашковую комнату и распахнула двери... и ее номер вновь был уже чуть-чуть дальше, виднеясь между еще двумя приоткрытыми дверными створками. Эша так и не успела уловить момента их появления – они словно были там всегда. Это было форменным издевательством!

   На этот раз она не стала останавливаться – зло распахнула тяжелые створки, попутно ушибив локоть, и выскочила в следующую комнату, уже не оглядываясь по сторонам, а ее номер вновь был почти рядом, и все же дальше, чем прежде, и теперь перед Эшей уже были две двустворчатые двери – одна перед другой, обе приоткрытые. Она распахнула первую, но дверей стало уже три, потом пять, и чем быстрее она бежала, тем больше становилось дверей – бесконечные анфилады приоткрытых двустворчатых дверей, появляющихся из ниоткуда, и все так же в проеме последней виднелся ее номер, удаляющийся от нее на приличной скорости, словно ему вдруг вздумалось поиграть в догонялки.

   Эша не смотрела по сторонам, но комнаты, через которые она пробегала, явно были обитаемы – там ругались, звенели посудой, смотрели телевизор, несколько раз ее окликали голосами разной степени испуга, удивления и раздражения, один раз даже кто-то попытался схватить ее за руку, в одной комнате мелькнуло на мгновение разъяренное пьяное женское лицо с распахнутым ртом и тут же исчезло, сменившись очередной двустворчатой дверью, а ее номер был все еще так далеко – уже непостижимо далеко, и, наконец, Шталь, не выдержав, повисла в проеме, держась за ручки дверных створок, и взвизгнула в анфиладу:

   – Хватит!

   Слева за стеной кто-то коротко рассмеялся – жестокий, бессердечный хохоток, сразу же оборвавшийся, и Эша дернула головой, а когда вновь посмотрела перед собой, анфилады больше не было. И двери в ее номер не было тоже. Но была другая дверь – простая белая дверь в комнате, уставленной плетеной мебелью. На диване-качалке сидела какая-то женщина средних лет, глядя перед собой пустым взглядом. На появление Эши она никак не отреагировала, возможно, даже не заметив ее, и Шталь, прикусив губу, тихонько прошла мимо и открыла белую дверь.

   За дверью не было ни комнат, ни лестниц, ни ванн с голыми тетеньками. Там было лишь большое безликое гулкое помещение, освещенное мощными лампами под потолком, вокруг которых вились мотыльки, и сильно пахнущее кошками. Восемь автомобилей стояли вдоль стены молчаливым строем, свет оглаживал их чистые полированные бока и небрежно поигрывал в стеклах выключенных фар. И крайней справа стояла ее синяя "фабия".

   Эша медленно подошла к машине и вяло тронула капот. Он был холодным. "Фабия" никак не отреагировала на прикосновение, хотя уже давно Эша привыкла к тому, что от машины исходит нечто дружественное, почти родное. Это была ее машина – и в то же время не ее – что-то отстраненное, чужое, равнодушное – незнакомец, натянувший на себя синюю металлическую плоть ее автомобильчика. Эша невольно отступила на шаг, ее ладони взлетели и накрепко прижались к щекам. "Фабии" не было в "Озерном". Михаил не мог ее там найти. Он не знал, что Шталь здесь. Вероятней всего, он оказался в "Березоньке" совершенно случайно. И вероятней всего, он вообще никогда не узнает, что она здесь.