Текст книги "Говорящие с... (СИ)"

Автор книги: Мария Барышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 68 страниц)

   – Паша, это что такое? – проговорила жена очень тихо, делая шаг вперед и готовясь взять Павла Антоновича на абордаж, но едва ее нога, завершая шаг, коснулась пола, как холодильник за спиной мужа замигал лампочками индикаторов и истошно запищал. Облепленная магнитиками-зверушками дверца медленно открылась и поплыла в сторону Лили, и та, взвизгнув, отскочила в сторону. Тотчас рядом загудела микроволновая печь, со щелчком включился электрочайник и из него почти мгновенно повалил пар. Стиральная машинка за ее спиной тяжело вздохнула, словно работяга после трудового дня, и сердитым пиликаньем потребовала воды.

   – Лиля, – сказал Павел Антонович с набитым ртом, – иди-ка погуляй с собакой, потому что я, – его кулак шмякнул по столешнице, – уже слышать не могу этот лай!

   Лиля, глядя на покачивающуюся дверцу холодильника, потрясенно открыла рот, но тут во входную дверь громко, требовательно позвонили, и техника мгновенно перестала своевольничать и притихла. Павел Антонович, не отрываясь от сыра, сделал небрежный жест ножом.

   – Звонят, чего стоишь?

   Она, пятясь, отступила в коридор и бегом кинулась в прихожую. Припала к дверному глазку – на площадке стояло несколько мужчин с ответственными лицами, одетых строго и представительно, а рядом с ними – сонный участковый в джинсах и футболке навыворот. Лиля обернулась в сторону кухни и снова прижалась к глазку, бесшумно дыша ртом. Рядом, хрипя от ярости, подскакивал Тоша.

   – Лилия Сергеевна, открывайте, – раздраженно сказал участковый. – Милиция.

   Сглотнув, она отперла дверь, подхватив на руки пинчера, и прежде, чем успела что-то сказать, мужчины вошли в прихожую, вежливо отодвинув Лилю к стене. Один из них кивнул участковому, и тот, закурив, с озадаченным видом прислонился к перилам. Вошедший последним аккуратно закрыл дверь и спокойно сказал:

   – Не нужно нервничать. Мы по поводу инцидента с магазином "Аллегро" и ваших жалоб. Им дан ход.

   Лиля открыла рот, но мужчина, улыбнувшись, покачал головой.

   – Говорить тоже не нужно. Что, малыш, напугали тебя? – он протянул руку и прежде, чем Лиля успела сказать, чтобы он этого не делал, дотронулся указательным пальцем до кончика носа пинчера, который сучил лапами и заливался истеричным лаем. К ее изумлению Тоша, который должен был в этот палец немедленно вцепиться, тут же притих и, обмякнув в ее руках, дружелюбно облизал и палец, и подставленную ладонь. Лиля мгновенно расслабилась. Если Тоша доверял гостю, то опасаться было нечего.

   – Идите в комнату, – велел мужчина, почесав пинчера между ушами. – А мы осмотрим кухню. Это ненадолго.

   – Но у нас из "Аллегро" только печка...

   – Это неважно, идите.

   Не дожидаясь ее реакции, он развернулся и прошел на кухню, где уже стояли остальные, хмуро оглядываясь, и Павел Антонович удивленно смотрел на них, дожевывая сыр. Мужчина сел на табурет рядом с ним и несколько секунд молча смотрел ему в глаза, после чего мягко произнес:

   – Павел Антонович, вам придется поехать с нами.

   – Зачем? – осведомился Павел Антонович, уже понимая, что поехать действительно придется. В сущности, он был не против.

   – Вам нужно пройти лечение.

   – От чего?

   – Думаю, вы и сами уже это поняли.

   Павел Антонович огляделся и тоскливо сказал:

   – А если я не хочу? Не хочу лечиться?

   – Ваше право, – человек пожал плечами, – но поехать вы все равно должны. Соберите все, что считаете нужным – мы вас не торопим. Если хотите взять какие-то крупные вещи – сообщите, мои люди все погрузят. А если хотите взять с собой своих домашних – я не возражаю.

   – Вот еще, – Павел Антонович встал. – Конечно, я поеду один!

   Он вышел, и следом за ним кухню покинули все, кроме сидевшего на табурете мужчины и еще одного, смешливого и светловолосого, который, едва хозяин удалился, стянул со стола оставшийся кусок сыра и под неодобрительным взглядом сидящего сунул его в рот.

   – Ну что, – устало спросил Ейщаров, поднимаясь, – вот тебе и два на девяносто восемь! Уже третьего забираем! А до сих пор было всего лишь четыре случая заражения.

   – Раньше такого не было, – согласился светловолосый, жуя. – Но то, что не все подряд, уже хорошо. С этими просто – не чувствуют, не боятся, не бегают. Да ты не расстраивайся – вовсе необязательно, что каждый на это способен. Но поиски нужно ускорять. Только... – его голос зазвучал иначе, и смешинки из него исчезли, – мне не нравится, когда ты говоришь об этом, как об инфекции.

   – Ну, это же правда. Начинается все именно так.

   Михаил удрученно вздохнул, взглянув на непроницаемое лицо Ейщарова, после чего искательно спросил:

   – Слушай... когда все закончится... Ты позволишь нам убить ее?

   Олег Георгиевич, рассеянно глядя мимо него на кружевные оконные занавески, ответил – очень тихо и очень холодно:

   – Нет, Миша, не позволю. Я хочу сделать это сам

III.
  УГОВОР ЕСТЬ УГОВОР

   Листая от нечего делать принесенный сменщицей парфюмерно-косметический каталог, Рая то и дело с отвращением поглядывала на улицу сквозь мокрое стекло. В холодном позднем утре шел дождь – даже не дождь, противная ледяная морось, почти невидимая глазу – казалось, все просто само по себе становится мокрым и раскисшим. Прохожие за окном сквозь ползущие капли казались расплывчатыми серыми призраками, и, вздрогнув, она порадовалась тому, что они не могут видеть ее сквозь это окно. Чуть передвинувшись на легком стульчике, Рая опустила голову, так что теперь увидеть ее было еще сложнее, и почувствовала облегчение. Гастрономчик был почти пуст, и в другое время ее это могло бы и огорчить, но сегодня это было очень хорошо. Мало ли кто может сюда зайти? Мало ли, с какой целью? В последнее время столько стало вокруг сумасшедших... да если б и не сумасшедшие – полным-полно людей, которые притягивают неприятности. Или просто неуклюжих, в конце концов! Что-нибудь уронят, разобьют, и она может пострадать.

   Рая подняла голову и обернулась на полки, внимательно глядя на одну из водочных бутылок, чуть выдававшуюся из общего стройного ряда. Как-то ненадежно она стоит, неустойчиво. А что если вдруг упадет ей на голову?.. Да нет, ну это глупость просто! Сердито дернув уголками рта, Рая вернулась к созерцанию каталога, изредка поглядывая на немолодого мужчину, который с выражением мучительной задумчивости на лице изучал представленный коньячный ассортимент. Но через несколько секунд, не выдержав, встала и поправила бутылку. Потенциальный покупатель почесал затылок, взглянул на часы и, вздохнув, пошел к выходу. Рая хмуро посмотрела ему вслед, потом повернулась, еще раз проверила бутылку и вздрогнула, когда в соседнем отделе Катя, отрезавшая покупательнице кусок сыра, слишком громко стукнула ножом – вздрогнула так сильно, что бутылка, которой она касалась, звякнула и чуть не полетела на пол.

   – Рая, – сказала напарница на весь магазин, нисколько не стесняясь стоявшей перед прилавком крошечной очереди, – ты чего такая дерганая стала?! Совсем нервы не бережешь!

   – Ничего я не дерганая! – огрызнулась Рая, и в ее глазах тут же блеснуло подозрение. – А почему ты спрашиваешь?!

   Катерина покачала головой, вручая покупательнице сыр, и на ее лице появилось недоумение. Раю она знала не первый год, они работали вместе довольно давно, обе были родом из Кузьминки и похожи друг на друга почти как близняшки – полненькие симпатичные хохотушки средних лет, не унывавшие даже после рабочего дня, оставаясь в одиночестве – ни у той, ни у другой семейная жизнь не сложилась. Но в последнее время Раю было не узнать. Она осунулась, стала нервной, замкнутой и невероятно пугливой – подпрыгивала от малейшего шелеста. Катерина могла бы решить, что за Раей кто-то охотится – как в кино, но подружка боялась абсолютно всего, и Катерина сочувственно думала, что это как-то связано с возрастом – все-таки, Рая была на пять лет старше.

   Покупательница, взяв сыр, рассеянно поблагодарила, и Катерина посмотрела на нее хмуро. Та явно была приезжей – Катерина жила здесь слишком давно, чтобы самой считаться приезжей, и чужих чувствовала за версту. Она не жаловала приезжих женского пола младше себя. А эта, соорудившая из волос два дурацких хвостика, казалась совсем соплячкой.

   Девушка с сыром направилась в отдел Раи, почти сразу же дверь распахнулась, вместе с холодом впустив в магазин потасканного мужичка в такой же потасканной дубленке и старичка, из-за пазухи которого выглядывала жалкая взъерошенная кошачья голова. Мужичок устремился к алкогольным полкам, старичок, сложив зонтик, подошел к витрине, приглядываясь к дешевой печеночной колбасе, потом повернулся к продавщице и открыл было рот, но вместо его голоса из соседнего отдела долетел возмущенный возглас Раи:

   – Сюда с животными нельзя! Вы что это?! А ну на улицу с кошками!

   – Да я только за молочком и колбаской, – проскрипел старичок, пугливо косясь в сторону разъяренной продавщицы. Рая чуть пригнулась, теперь сама похожая на кошку, которая то ли собирается нападать, то ли готовится в любой момент пуститься наутек.

   – Никаких кошек в магазине! Здесь же продукты, соображаете?! Блохастая, заразная... может, лишай у нее! Катя, не отпускай!

   – Кася чистенькая, и нет у нее никакого лишая! – возмутился старичок и двинулся в ее сторону, чуть разведя полы. – Смотрите, она мокрая просто...

   – Не подходи! – Рая поспешно скакнула назад, чуть не обрушив полки с товаром. Мужичок и девушка посмотрели на нее с любопытством, после чего мужичок вяло произнес:

   – Да ладно вам...

   Девушка ничего не сказала, но выглядела, как человек, жаждущий досмотреть сцену до конца. Брови Катерины удивленно вознеслись почти до линии волос. Сколько она знала Раю, та всегда обожала кошек, и то и дело останавливалась погладить какую-нибудь симпатичную хвостатую растрепу, не размышляя о ее медицинских показателях. Снова покачав головой, она торопливо окликнула старичка, и Рая облегченно вздохнула, но на нее тут же накатила новая волна паники. Девушка с хвостиками рылась в сумочке, косясь с любопытством – интересно, почему? Что ей так любопытно? И что она там, в своей сумочке ищет? И мужичок в дубленке выглядел очень подозрительно. Даже плешь, мокро блестевшая в его пепельных волосах, выглядела подозрительно. Ой, неспроста он зашел именно в их гастрономчик!.. На этой стадии ее размышлений, мужичок указующе протянул руку, открывая рот, и Рая снова дернулась назад, по пути смахнув на пол каталог, и от звука упавшего на пол журнала опять вздрогнула.

   – А ну руку опусти! – взвизгнула она, готовая в любой момент юркнуть под защиту прилавка. – Чего тебе от меня надо?!

   – "Российской" – озадаченно сообщил мужичок, опуская указующую руку, после чего вкрадчиво спросил: – Вы что – больная?

   Рая замерла, и на мгновение в ней всплеснулось недоумение собственной паникой, но тут девушка что-то начала доставать из своей сумочки, и недоумение вновь утонуло в панике – теперь это уже была не волна, а настоящее половодье.

   – Что вы там достаете?!

   – А? – удивилась девушка, и ее рука вознеслась в воздух. В ней был кошелек. – Сигарет хочу купить. А что – запрещено? Я совершеннолетняя.

   – Ближе не подходите! – предупредила Рая, грозя пальцем, на котором поблескивало простенькое золотое кольцо с аквамарином. В этот момент мужичок предпринял новую попытку и опять протянул руку.

   – Ну дайте вон ту...

   – Катя! – истерично завопила продавщица, забившись в угол. – Вызови милицию! Они хотят меня убить!

   Две пожилые женщины, только-только переступившие порог магазина, услышав это заявление пулей вылетели обратно в холодный дождь, немногочисленные покупатели испуганно обернулись, а Катерина, закрыв кассу, выскочила из-за прилавка с тревожным возгласом:

   – Раюсик, да что с тобой?! Раюсик!

   – Никто не хочет вас убивать, – сердито заявила девушка, помахивая полтинником. – Лично я хочу сигарет! Вы мне их продадите или как?!

   – Уйдите! – рявкнула Катерина. – Не видите – у нее припадок!

   – Ой-ой! – вырвалось у мужичка, и он резво кинулся к выходу. Рая сдернула с полки первую подвернувшуюся бутылку и, взяв ее наперевес за горлышко, свирепо-испуганно уставилась на подругу.

   – А-а, ты с ними заодно!

   – Рая!.. – изумилась Катерина. В эту секунду дверь отворилась, впуская целую ватагу гогочущих долговязых подростков, немедленно направившихся к прилавку Раи. Та вперила в них округлившиеся глаза и жалобно застонала. Подростков было слишком много, и каждый нес в себе потенциальную угрозу. Причем все они наверняка были на наркотиках. Они могли прийти с целью ограбить магазин, а ее, конечно же убить. Нет, они почти наверняка пришли именно для этого! Катерина с ними в сговоре – вон как смотрит! И девка эта тоже... и дед с кошкой... господи, грязная больная кошка!.. Все уставились на нее, все только и ждут, чтобы наброситься...

   Не выдержав эмоционального напряжения, Рая выронила бутылку и в глубоком обмороке распростерлась на полу среди осколков и растекающегося красного десертного.

  * * *

   Руслан чувствовал себя плохо.

   В сущности, вот уже несколько дней он чувствовал себя плохо, но сегодня ему было особенно плохо. И дело было вовсе не в том, что вчера он с друзьями пересидел в пивбаре. Конечно, голова чуток побаливала, но это "чуток" закончилось еще два часа назад. А вот глаза... С глазами было что-то не то. То они начинали беспричинно слезиться, то на них словно кто-то давил пальцами – иногда изнутри, иногда снаружи, порой в глазницах начинала пульсировать тупая боль, протягивающая бесчисленные щупальца к челюстям и ушам, и в такие моменты дневной свет становился нестерпимо ярким, а если дело было вечером, то горящие фонари превращались во что-то радужное, расплывшееся и дрожащее. Вчера он даже чуть не врезался во встречную. Пассажиры в салоне, конечно, раскричались, большинство из них были женщины, и Руслан тогда чуть ли не взбесился. Он терпеть не мог женских криков. В сущности, он вообще терпеть не мог женщин – он воспринимал их благосклонно лишь в том случае, если они были очень красивы и лежали в его постели или, по крайне мере, находились на пути туда. При отсутствии этих двух составляющих женщины воспринимались лишь представительницами класса пассажиров, от которых требовалось войти, заплатить, доехать и выйти, изъясняясь тихо и исключительно названиями остановок.

   Он утер правый глаз, и крепче вцепился в руль, напряженно глядя сквозь мелькание дворников. Нет, завтра нужно будет обязательно пойти к врачу. А если на мосту мог бы управление потерять? Ладно, если б ограда остановила – а ну как снес бы ее и улетел в Волгу к чертовой матери?! Руслан скривился и покосился на весело раскачивавшуюся собачку-брелок из серебра и гладких цветных камешков, подмигивавших даже при скудном пасмурном свете. Собачку сделала одна из его бывших подружек-ювелирш в подарок на день рождения. Ювелирша давным-давно ушла в прошлое, но собачка осталась, и Руслан отчего-то был к ней привязан, хоть и считал, что брелок выглядит крайне глупо, – качаясь из стороны в сторону и едва слышно позвякивая и поблескивая полированными красно-коричневыми пластинками, он всегда приводил его в хорошее настроение. Но сегодня даже он не помогал, и Руслан полностью переключил внимание на дорогу. Левый глаз закололо, и он потер его.

   Возле банка в маршрутку подсели еще две пассажирки, вторая, забираясь, слишком сильно хлопнула дверью, и Руслан не преминул раздраженным голосом сделать ей замечание. Пассажирка, совсем молодая девица, в ответ на замечание закатила глаза и плюхнулась в одно из свободных кресел, тут же немедленно принявшись названивать по сотовому. Он равнодушно взглянул на нее в зеркало обзора и тут же отвел глаза – симпатичная, но не красавица, да и ростом он предпочитал повыше. Знакомые из Москвы, приезжавшие летом отдохнуть и беспредельно восхищенные местными барышнями, как-то заявили Руслану, что он зажрался. Руслан так не считал. Чтобы заинтересовать его, женщина должна быть очень красивой, и, судя по тому, что знакомые были готовы хватать всех костромычек подряд, в столице с красавицами было плохо.

   Маршрутка покатила по мосту, и колотье в глазу исчезло, но настроение по-прежнему было скверным, и все вокруг вызывало отвращение – и чья-то болтовня в салоне, и дождь, и рябь реки далеко внизу, которая казалась грязно-серой, и свечка пожарной каланчи на другой стороне, и голые ветви лип, и расплывавшиеся в мороси кирпичные дома. Один из пассажиров пожелал выйти возле универмага, и Руслан остановил маршрутку с большой неохотой – ему хотелось добраться до конечной как можно быстрее, поэтому едва дверца закрылась, рванул с места так, что из-под колес полетела мокрая грязь, маршрутку тряхнуло, и в зеркало он заметил, что девица с сотовым удивленно на него посмотрела. Перевел взгляд на мокрую дорогу и выругался, вытирая вновь заслезившиеся глаза. Впереди замаячил светофор, и Руслан прибавил газа, рассчитывая успеть проскочить, но когда маршрутка уже пересекала пешеходный переход, в зрачках вдруг что-то кольнуло, будто в каждый всадили по раскаленной игле, и окружающий мир вдруг исчез к чертовой матери, оставив ему только звуки, среди которых преобладали крики в пассажирском салоне. Он затормозил так резко, что маршрутка чуть не полетела кувырком и не врезалась в старое здание, отчего творению эпохи русского классицизма мог бы быть нанесен серьезный ущерб. Но достаточно было и того, что серьезный ущерб получил сам Руслан – именно это в самых ругательных и громких выражениях он и объяснял всей улице, пока его не забрала "скорая".

  * * *

   Никто из бродивших по улице в это пасмурное костромское утро не видел более осторожного человека, чем Лида. Также никто из них не стал бы отрицать, что не видел более печально выглядевшего человека, чем Лида. Даже сами тротуары, умей они разговаривать, со всей уверенностью могли бы заявить, что уже давненько по ним не ступали так боязливо, а витрины, отражавшие ее одинокую фигуру, расплакались бы, если б могли, но они и без того были мокрыми и им это не требовалось.

   Лида – красивая, слегка располневшая женщина тридцати лет принадлежала к тому классу домохозяек, у которых есть практически все, включая олуха-мужа, на которого они утомленно жалуются подругам с утра до вечера и устраивают в доме все так, чтобы, вернувшись с работы, олух чувствовал себя как можно комфортней. Ее личный олух любил вкусно и разнообразно поесть, и Лида шла в магазин – холодильник был почти пуст, а вечером муж должен быть доволен. Она шла пешком, хотя у нее была машина. Не воспользовалась она и общественным транспортом – у прохожего больше шансов спастись, в случае чего. Главное – смотреть по сторонам и вовремя отпрыгнуть. В маршрутке особо не попрыгаешь – знай, лети себе вместе со всеми и жди, чем все закончится, и у Лиды не было никаких сомнений, что для нее все закончилось бы очень плачевно. Она мужественно шла в магазин, хотя ей было очень страшно, и ведь никто-никто не оценит мужество бедняжки Лиды. Можно было взять с собой подруг, но и те могли представлять потенциальную опасность. К тому же, она не хотела, чтобы подруги лицезрели ее в таком виде.

   Обутая в мягкие сапоги на плоской подошве, Лида сильно хромала на обе ноги. Ее правая рука была забинтована, загипсованный указательный палец левой походил на пухлую белую сардельку, а на ладони темнел глубокий порез. На подбородке и щеке – белые росчерки пластыря, а вязаная шапочка тщательно скрывала ежик волос, в который превратились сгоревшие роскошные локоны. Старательно наложенный тональный крем, а сверху – еще и слой пудры – все же не в силах были спрятать два красочных кровоподтека под глазом и на скуле. На шее – пятно свежего ожога. И еще пропасть ожогов и синяков по всему телу, укрытых одеждой. Все это не оставляло у прохожих сомнений в том, что несчастная либо попала в аварию, либо стала жертвой ограбления или домашних истязательств. На худой конец, какой-то ужасный несчастный случай. Но если истязательства можно было отбросить, то в остальном они были практически правы. Лида попала в аварию, точнее в три аварии. Лида стала жертвой ограбления – это было уже дважды. Несчастных же случаев было не сосчитать. Потому и озиралась так Лида этим дождливым утром, потому и шла так осторожно, в любую секунду ожидая зазевавшегося водителя, незаметной трещины или выбоины в асфальте, рассеянного роллера, взбесившейся собаки, отломившейся ветки или сорвавшегося неизвестно откуда кирпича, а то и метеорита, и для пути своего скромно выбирала тихие улочки, продвигаясь короткими перебежками. Два двора Лида миновала вполне благополучно и даже слегка расслабилась, но дальше вновь требовалось выйти на оживленную улицу. Она ступила на тротуар осторожно, словно это было минное поле, потом медленно пошла вперед, изредка поглядывая на витрины, и совершенно не удивилась, когда возле одежного магазина безвестный прохожий зацепился своим зонтом за ее, и зонтик Лиды с жалобным хлопком сложился сам по себе, попутно прищепив ей палец. Это было еще ничего, и она отошла в сторону, чтобы застегнуть зонтик и спрятать его в пакет, благо открывать его вновь было явно опасно. В этот момент дверь магазина отворилась, и на улицу вышла темноволосая девушка с пакетом, а следом за ней вышмыгнула по своим делам персональная магазинная кошка. Остановилась, недовольно щурясь на дождь, потом скользнула в сторону, в этот момент у Лиды в кармане запиликал сотовый, и она, позабыв, что ей никак нельзя делать два дела одновременно, шагнула вперед, вытаскивая телефон, и на кошку, конечно же, наступила. Та, взвыв дурным голосом, брызнула прочь, с удивительной силой вывернувшись из-под придавившей ее ноги, Лида, отчаянно взмахнувшая руками, немедленно потеряла равновесие и упустила зонтик, который полетел в одну сторону, а Лида – в другую, с размаху шлепнувшись на мокрый асфальт под ноги женщине, которая несла к машине тяжелый пакет с покупками. Женщина с визгом повалилась сверху, и содержимое пакета весело покатилось во все стороны по тротуару.

   Встать самостоятельно Лида уже не смогла.

   Прибывшая бригада "Скорой" констатировала перелом малой берцовой кости и многочисленные ушибы, и принялась загружать стонущую Лиду в машину. Придавленная кошка злорадно наблюдала за этим с другой стороны улицы. Девушка с пакетом тоже наблюдала, но озадаченно, качая головой и что-то бормоча себе под нос, а когда "Скорая" отъехала, торопливо пошла по улице, сверкая глазами с той злостью, которая охватывает чрезвычайно вспыльчивых людей, когда они чего-то не понимают.

   Девушка, несомненно, разозлилась бы еще больше, если б узнала, что по дороге в больницу у "Скорой" прокололо колесо, ее занесло, и бедняжка Лида в довершение к уже полученным травмам чувствительно стукнулась головой.

  * * *

   – Знаете, Олег Георгиевич, вы могли бы дать мне нечто более конкретное, чем "в Костроме что-то есть", – заявила Шталь, сердито ковыряя ложечкой йогуртовый тортик. – То же самое вы говорили про Галич, но там не оказалось ничего кроме Галича и стандартного бытового криминала. А единственное, что я пока наблюдаю здесь, так это отвратительнейшую погоду. Здесь дождь и холодно, и мне даже пришлось купить себе пальто. Нельзя ли мне приехать сюда попозже, например, в июне? Говорят, летом в Костроме очень красиво, и русский провинциальный классицизм и каменные ансамбли монастырей прелестны в ожерельях зеленых лип...

   – Я послал вас туда не для того, чтобы вы любовались видами, – Ейщаров помолчал, потом спросил: – Почему вы говорите шепотом? И что это за крики на заднем плане?

   – А, не обращайте внимания, – Эша небрежно махнула рукой, чуть не опрокинув на скатерть стакан со свежевыжатым апельсиновым соком. – Просто я забежала в кафешку перекусить, а тут персонал переругался. Вообще-то я просто звоню вам сообщить, что я прибыла – вы ведь сами просили меня об этом.

   – Где остановились? – поинтересовался он. – Небось, в "Интурист-Кострома"?

   – Ну... – Эша подумала – не соврать ли? – и не соврала, – вообще-то, я остановилась у бывшей сокурсницы. Она сама из Шаи, но на втором курсе вышла замуж и переехала в Кострому. Мы немного дружили и... – она почувствовала, что в молчании слушавшего ее появился иной оттенок, и сердито сказала: – Можете не спрашивать, я с ней не созванивалась! Кроме нее я тут никого не знаю и, разумеется, едя сюда, думала о том, что было бы неплохо с ней встретиться. Конечно же, я увидела Соньку, остановившись на первом же светофоре! Вы довольны?!

   – Довольны должны быть как раз вы, – заметил Олег Георгиевич. – Что ж, рад, что вы благополучно добрались. Что планируете делать?

   – Ну, пока я завтракаю на самом краю Сковородки...

   – Где-где?

   – Местные жители так называют центр города, – пояснила Шталь, с опаской косясь в сторону стойки, дебаты возле которой становились все оживленней. – А планирую... э-э, ну, наверное, по стандарту – посетить Ипатьевский монастырь, Торговые Ряды, тщательно осмотреть со всех сторон пожарную каланчу...

   – Культурную программу выполните позже.

   – Олег Георгиевич! – возмутилась Эша. – Я Ипатьевский до сих пор только на фотографиях видела! Это жестоко – лишать человека возможности духовного обогащения!

   – Это расстроит вас больше, чем если я лишу этого человека обогащения материального? – осведомился Ейщаров ехидно.

   – Я просто рассуждала, – поспешно сказала Эша, глотнув сока. – Эта погода действует на меня удручающе. Да и все, что я уже успела увидеть. Знаете, я всего лишь пару часов в городе...

   – Что вы видели? – быстро спросил Олег Георгиевич, и она презрительно фыркнула.

   – Возможно, не стоит придавать этому такое уж большое значение, но... Я зашла в магазин, а с одной из продавщиц случился приступ паники – она с чего-то решила, что все вокруг хотят ее убить. Я проехалась в маршрутке, а водитель внезапно ослеп... хм-м, очень внезапно, иначе кто б его пустил за руль? А когда я выходила из одежного, какая-то женщина сломала ногу самым нелепым образом – наступила на кошку и упала – представляете?! Честно говоря, она и без того выглядела так, будто с ней ежечасно происходит нечто подобное. Как вы думаете, может, у меня появилась еще одна способность – притягивать к людям неприятности?

   – У меня все в порядке, – произнес Ейщаров так задумчиво, что улыбка мгновенно слетела с губ Эши.

   – Подождите, вы что?.. – затараторила она. – Я же шучу! Это просто совпадение! У продавщицы мания преследования, у водителя проблемы со здоровьем, а та женщина – просто невезучая. Прочие люди, которых я видела, в полном порядке.

   – Зато, Эша, очень мало шансов за пару часов встретить троих человек, у которых все в беспорядке. И раз такое произошло, то это неспроста. Вы думали о работе, когда взъезжали в город? Или о том, чтоб представилась возможность позлорадствовать над чьими-то горестями?

   – За кого вы меня принимаете?! – возмутилась Шталь. – Ни о чем таком я не думала! Кстати, рядом с ними не было никакой бытовой техники.

   – Что вы зациклились на этой бытовой технике?! – сердито вопросили из трубки. – Разве я посылал вас разыскивать исключительно бытовую технику?! Кстати, вы не интересовались, что стало с владельцами оставшихся приборов? Может, предупредили их?

   – Это не входило в мое задание! – огрызнулась она. – И я не общество спасения владельцев от их стиральных машинок.

   – Я так и думал, – сказал Ейщаров насмешливо. – Значит, вы не придали значения тому, что видели сегодня?

   – Именно!

   – И не взяли данные пострадавших?

   – Конечно, взяла! – буркнула Эша. – А теперь можно мне доесть мой завтрак?

   – Приятного аппетита, – тут же пожелал Олег Георгиевич таким тоном, что всякий аппетит у нее немедленно пропал. – Позвоните, когда у вас будет что-то определенное.

   – Всенепременно, – кисло отозвалась Эша в пустоту – Ейщаров, как обычно, отключил трубку, не дослушав ответа на последнюю фразу. В этой привычке она видела полное пренебрежение к своей особе, и, не сдержавшись, Шталь хлопнула телефон на столик с такой силой, что один из посетителей обернулся. Эша злобно посмотрела на него, потом осторожно погладила телефончик указательным пальцем.

   – Ну прости, прости... Фу, глупость какая!

   Искоса она оглядела небольшой чистенький зал, в котором кроме нее сейчас было лишь три человека. Двое не привлекли ее внимания – женщина, попивающая кофе и болтающая по сотовому, и мужчина, расправляющийся со стейками и совмещающий это занятие с чтением газеты и небрежным разглядыванием ног официанток. Третий человек, сидящий за ближайшим к стойке столиком, выглядел более колоритно – красивая стройная женщина лет тридцати пяти, вальяжно развалившаяся на стуле и простецки попивающая коньяк прямо из бутылки, изредка закусывая соленой рыбкой. На женщине был темный костюм с короткой юбкой – один из тех, которые принято называть строгим, но сейчас в нем не было ничего строгого – юбка задралась до неприличия, пиджак был распахнут, а блузка расстегнута до самой перемычки лифчика. Женщина с ухмылкой смотрела перед собой и то и дело разбитым веселым голосом громко произносила на весь зал:

   – Дуры!

   Перед стойкой вовсю ругались две хорошенькие официантки, в своих синих костюмчиках похожие на стюардесс, а из-за стойки на них уныло смотрел молодой бармен, казавшийся самым невыспавшимся барменом в мире. Он отчаянно зевал, то и дело пытаясь вместе с зевком вставить слово, но одна из оппоненток тут же визгливо обрывала эту попытку:

   – А ты не суйся!

   Третья официантка, стоявшая неподалеку, смотрела на них с отвращением, а из приоткрытой двери в кухню доносился грохот посуды и чья-то внятная нецензурная ругань. Эша приподняла брови, подумав, что выбрала кафе не очень удачно. Но снаружи оно казалось таким милым, да и название "У Ерофеича" выглядело уютно. Сокурсница отзывалась о кафе хорошо, и Шталь подумала, что Ерофеич, верно, в отпуске. Она принялась большими глотками допивать сок, а в зальчике на фоне негромкой музыки продолжало плестись незатейливое словесное кружево:

   – ... я сказала все, что знала!.. и нечего орать теперь!..

   – Дуры!

   – Девчонки, может...

   – А ты не суйся!

   "Бам-барам!" – вступала с кухни падающая посуда.

   – Вот же ж... твою... чтоб тебя... в...!

   Не выдержав, Эша зажала одно ухо, доглатывая сок, в этот момент женщина спрятала телефон и, встав, торопливо пошла к выходу. Одна из официанток тотчас потеряла интерес к ссоре и, простучав каблучками в середину зала, крикнула вслед закрывающейся двери: