Текст книги "История всемирной литературы Т.5"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 99 (всего у книги 105 страниц)

ПРОЗА НА КОРЕЙСКОМ ЯЗЫКЕ. РОМАН. ПОВЕСТЬ.

БИОГРАФИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Корейский роман появился в конце XVII в. Создателем этого жанра был Ким Манджуна, написавший два романа – «Скитания госпожи Са по югу» и «Облачный сон девяти».

Романы Ким Манджуна оказали огромное влияние на всю последующую корейскую прозу, которая постоянно обращалась к проблемам, поднятым Ким Манджуном: какой путь избрать человеку – посвятить ли себя организации общества на справедливых и гуманных началах или отказаться от социальной деятельности и искать слияния с абсолютом. В соответствии с этим романы можно разделить на два типа: социальный и асоциальный (романы-сны).

К XVIII в. относится появление ряда анонимных романов, значительная часть которых до сих пор не издана типографским способом и бытует в рукописях. Примером могут служить произведения, хранящиеся в рукописном собрании Ленинградского отделения Института востоковедения АН СССР: «Две семьи Ха и Чин», «Удивительная встреча двух браслетов», «Оставшиеся известия о Суйской истории». Эти романы написаны на корейском языке, и несмотря на большой объем (обычно до 20 и более тетрадей – квонов) они представляют собой «камерные» произведения, которые, скорее всего, распространялись в узком кругу читателей высшего сословия.

Большая часть романов посвящена социальным проблемам. Они, как правило, излагают семейные истории, часто нескольких поколений, с непременными «злодеями», которые строят козни, чтобы погубить добродетельных героев и разрушить семью. Справедливость в конце концов торжествует, всем воздается по заслугам, и семья восстанавливается. Особенности романа XVIII в. покажем на примере двух произведений: «О том, как прославили добродетель и воззвали к справедливости», посвященном проблемам социальной гармонии, и «Сон в Нефритовом павильоне», в котором отрицается ценность мирской жизни.

В романе «О том, как прославили добродетель и воззвали к справедливости» много действующих лиц и связанных с ними сюжетных линий, которые в конце концов присоединяются к истории центрального героя Хва Чина. Здесь речь идет о событиях в семье сановника Хва Ука, у которого было три жены. Одна из жен умерла рано, оставив дочь. Старшая жена Сим – злая, а младшая Чон – добродетельная. Их сыновья тоже отличаются друг от друга: старший, Чхун (сын госпожи Сим), – злой, младший, Чин (сын госпожи Чон), – добрый. Гармония в семье нарушается после смерти хозяина дома Хва Ука и его добродетельной супруги Чон. «Злодейка» Сим и ее сын Чхун преследуют добродетельных геров: они оклеветали перед государем Чина и добились его ссылки в дальние западные земли, выгнали из дома двух его жен. В семье бесчинствует и наложница Чхуна, которая добивается изгнания его жены. Семья распадается.

Однажды осенью после многих злоключений в ссылке Чин встречается с чудесным старцем, беседа с которым совершенно меняет его судьбу. Как только он расстается со старцем, наступает весна, а в государстве меняется правление: корыстного злодея-министра Ом Суна разоблачают, ко двору снова возвращаются преданные подданные, а Чина назначают военачальником и посылают карать мятежников. Чин с триумфом возвращается в столицу. Он вновь собирает семью и прощает госпожу Сим (старшую жену отца) и ее сына – своего старшего брата – Чхуна, которые к этому времени исправились и раскаялись в своем поведении. Лишь «злую обольстительницу», наложницу Чхуна, должны казнить, ибо «чужой вредитель» должен быть устранен, чтобы не нарушался установленный порядок. В семье вновь наступает гармония.

Корейская средневековая литература любила семейные темы и описывала события в романе как путь от хаоса к восстановлению порядка, поскольку для корейской культуры была характерна мысль о свойственной миру гармонии, которая обеспечивается правильным социальным поведением человека. Семейные и государственные дела тесно связаны между собой, поскольку государство представлялось большой семьей (подданные для правителя – все равно, что дети для отца), поэтому хаос в семье неминуемо должен повлечь беспорядки в государстве. В романе «О том, как прославили добродетель и воззвали к справедливости» разладу в семье Хва соответствуют беспорядки в государстве – к власти приходят бесчестные чиновники, которые преследуют преданных подданных. Отрицательные персонажи семьи в конце концов объединяются с этими чиновниками и совместно творят зло.

Таким образом, проблемы социальной гармонии решаются в корейской литературе в произведениях, посвященных семейным отношениям. Оформляется и особый тип героев. Это образцовая добродетельная женщина, красавица, которая утверждает свои положительные качества в приключениях-испытаниях (например, сестра Хва Чина и его две жены). Или мужчина, как правило, образованный и талантливый, который страдает от козней бесчестных людей, но сам не делает ничего, чтобы разоблачить их и доказать свою невиновность. Основная функция героя – сохранить свою чистоту и высокие нравственные качества во всех перипетиях и приключениях. Образцовый тип поведения задан герою заранее, поэтому все действие романа показывает не процесс становления образцового человека, а проявление в разных ситуациях его «природных» достоинств.

«Сон в нефритовом павильоне» написан по образцу «Облачного сна девяти» Ким Манджуна и рассматривает земную жизнь людей как мимолетный сон. Шесть героев романа (один мужчина и пять женщин) – небожители, которым за мирские помыслы назначено вновь родиться на земле в разных частях Поднебесной и соединить свои судьбы. Главный герой Ян Чхангок, подобно Ян Сою из «Облачного сна девяти», разъезжает по стране и «собирает» назначенных ему судьбой женщин в своем доме. После множества приключений-испытаний, окончив земную жизнь, герои должны вновь вернуться в царство небесного государя. Однако в отличие от «Облачного сна девяти» в романе нет описания пробуждения героев и осознания ими мимолетности мирской жизни. Бодхисаттва (в буддизме – существо, достигшее просветления, но оставшееся в мире людей для того, чтобы помочь другим встать на путь спасения) каждому герою романа, когда они достигли заметного благополучия, дает видение (сон) о шестерых небожителях и разъясняет, что эти небожители сами герои, и земная жизнь им просто снится.

Земная жизнь «Сна в нефритовом павильоне» развертывается по образцу семейных романов с непременным «женским конфликтом». При этом здесь также заметно влияние Ким Манджуна, из романов которого заимствованы амплуа персонажей, образец «семейной коллизии» и даже имя главного героя.

Основная линия сюжета романа – переход Ян Чхангока (главного героя) от бедности и безвестности и к славе, и к высоким постам, объединение в доме назначенных ему судьбой женщин – сопровождается множеством невероятных приключений. Только к концу романа все персонажи собираются в одну семью и «успокаиваются». Основное внимание автор романа уделяет авантюрности сюжета, герои изображаются как сосланные на землю небожители, которым надлежит пройти в мире людей серию испытаний, а затем в качестве воздаяния за образцовое поведение получить разрешение возвратиться в мир небожителей.

В романе «Сон в нефритовом павильоне» представлен иной тип героев, нежели в семейном, рассмотренном выше. В последнем центральные персонажи являются воплощением добродетели и благородства, носителями изначально приданных неизменных «природных достоинств». Герои же «Сна в нефритовом павильоне», напротив, изменяются от начала к концу романа. Вступив в сферу сна, вчерашние небожители отходят от истинного пути и предаются страстям. Они становятся одержимы жаждой карьеры, славы, стремятся к любовным утехам, добиваются высокого социального положения и материального благополучия. Герои, таким образом, имеют цель и к ней устремляются, при этом их поведение подчас не добродетельно. Тип персонажа, который умело приспосабливается к обстоятельствам и идет к намеченной цели, возможно, вырос из даосско-буддийских представлений о роли самого человека в поисках пути достижения истины.

Развитие повести на корейском языке – самого популярного жанра простонародной прозы – корейская литературная традиция относит к XVIII—XIX вв. Однако тексты произведений (рукописные и отпечатанные ксилографическим способом) датированы только XIX в., поэтому повесть и следует рассматривать как литературное явление этого столетия. Для XVIII же века характерны только те произведения, которые были созданы на ханмуне (позднее они были переведены на корейский язык). Это, например, повести, посвященные борьбе с маньчжурскими завоевателями: «Полководец Ним» и «Госпожа Пак» неизвестных авторов.

«Полководец Ним» – биографическая повесть. Ее герой, полководец Ним Кёноп, – историческое лицо, военачальник, который прославился во время маньчжурской войны 1636—1637 гг. В основе произведения лежат действительные события корейской истории и жизни полководца, с указанием на время и место. Подобно исторической биографии повесть рассказывает о жизни героя до самой его смерти. Полководец Ним представлен как человек, отличавшийся еще в детстве необыкновенными дарованиями. Незаурядность «задана» герою изначально, и его военные подвиги, которым уделено главное внимание, подтверждают это.

Повесть «Госпожа Пак» обладает чертами волшебной сказки: ее героиня, внешне уродливая, но талантливая и добродетельная, совершив ряд необыкновенных поступков внезапно превращается в красавицу. Красавица Пак, сражаясь с врагами, спасает царскую семью, и за это получает награды и почести.

Обе повести написаны в форме жизнеописания: сначала сообщается о происхождении героя, затем описывается ситуация, подготовившая подвиг, и далее – рассказывается о самом подвиге (или ряде славных деяний), что и является центральной, главной частью всего повествования. Описанием подвига и традиционной фразой – прожили герои долго и счастливо – повести, как правило, и заканчиваются. Подобное построение характерно для подавляющего большинства корейских простонародных повестей, недаром каждая из них имеет в заглавии слово «чжон» – жизнеописание.

В конце XVIII в. появляются произведения биографического характера, написанные на корейском языке. Они были посвящены трагической судьбе двух женщин – государыне Инхён, жене Сукчона (1675—1720) и госпоже Хон (1735—1815), жене наследного принца Садо, который был убит отцом, королем Ёнджо в 1762 г.

Первое называется «Истинная история добродетельной государыни Инхён» (автор неизвестен). Второе – «Записанное в страданиях» – автобиографическое сочинение госпожи Хон. Оба произведения принадлежат к дворцовой мемуарной литературе и замечательны тем, что посвящены реальным чувствам человека.

Появление «Истинной истории добродетельной государыни Инхён» связано с драматическими событиями при дворе корейского государя Сукчона (1652—1720). Корейские короли брали себе в жены дочерей своих придворных. Вместе с королевой приобретал влияние при дворе и ее клан, а вслед за кланом приходила к власти та придворная группировка, к которой он принадлежал. В конце XVII в. высшее сословие в Корее было расколото на две партии – соин и намин – «западников» и «южан». Эти партии постоянно враждовали из-за влияния при дворе. Потерпевших поражение, как правило, казнили и ссылали. Инхён была выдана замуж за Сукчона в четырнадцать лет, ее семья принадлежала к партии «западников». Но у Инхён не было детей. Воспользовавшись этим, «южане» низложили ее в 1689 г. и заменили наложницей – своей ставленницей. Таков исторический фон событий «Истинной истории».

Произведение имеет все признаки исторической биографии. Оно начинается с представления героини, затем описана ситуация, в которой происходит действие, и наконец само действие – низложение Инхён и ее жизнь в роли изгнанной жены. В «Истинной истории» три центральных персонажа: муж, жена и наложница, которые и составляют семью. Благополучие семьи зависит от поведения ее членов.

Наложница красива, коварна, ревнива. Она добивается изгнания Инхён и в конце концов наговорами и колдовством убивает ее. Инхён добродетельна, не ропщет на судьбу, не пытается бороться с соперницей, отомстить, уличить ее в коварстве. Она терпеливо сносит все несчастья, сохраняя свои добродетели неизменными во всех испытаниях. Инхён – «образцовая жена», поэтому биография в самом начале приводит рассказ о ее чудесном рождении, которое и есть знак необыкновенности, свойственной героине «от природы». Инхён всегда оказывается в ситуациях, лучше всего раскрывающих ее положительные качества: терпеливость, добросердечное отношение к людям, заботу о благополучии семьи и отсутствие ревности к наложницам мужа. Только такая, по конфуцианским представлениям, идеальная жена и способна поддерживать гармонию в семье, однако порядок в доме зависит от поведения мужа. Если он увлекся красавицей (наложницей), стал прислушиваться к ее коварным речам и отверг добродетельную супругу, гармония в доме нарушается. Король Сукчон забыл о своем долге главы семьи, позволил наложнице своевольничать – и в результате случилась беда: королева погибла, а наложницу заставили отравиться. От «серьезной» исторической литературы это произведение отличается вниманием к занимательности сюжета – к развитию «женского конфликта» в семье, а также описаниям чувств и переживаний героини.

«Записанное в страданиях» госпожи Хон представляет собой мемуары женщины, которая готовилась стать государыней, но из-за смерти мужа была отстранена от придворной жизни. В отличие от первого сочинения – биографии «образцовой женщины», «Записанное в страданиях» – автобиография.

Госпожа Хон из дворца Хегён (так официально звали автора сочинения) начала писать свои записки в 1795 г., когда ей было 60 лет, и закончила их через десять лет. Автобиография состоит из 19 глав, в них в хронологической последовательности излагается история жизни госпожи Хон при дворе, рассказывается о трагической смерти мужа – наследного принца Садо и о других событиях, свидетелем и участником которых она была. Повествование ведется от первого лица, отличается живой манерой изложения и эмоциональностью. Об этом говорят даже названия глав, в которых нет скрытых литературных намеков, они не украшены поэтическими фигурами, как это характерно для романов. Например, «Избрана на выборах невесты для государя», или «Жизнь в особом дворце и его нравы», «Горе в доме» и т. д.

Большое место в произведении занимает описание эмоциональных состояний женщины – волнение в связи с болезнью мужа, тревога за отца, попавшего в опалу, беспокойство о сыне. Как запись непосредственных впечатлений очевидца событий, сочинение Хон по форме близко дневниковой литературе.

XVIII столетие было временем бурного развития литературы. Все изменения, которые происходили в ней, отражают общекультурную эволюцию, высшим проявлением которой было формирование и расцвет «Сирхак». Познавательный интерес к миру и людям его населяющим раздвинул границы внешнего мира и помог осознать место собственной культуры в дальневосточном регионе. Познавая внешний мир, человек одновременно открывал и самого себя. Огромный внешний мир оказался непредсказуемым, пребывание в нем требовало огромного внутреннего напряжения. Этот заряд эмоций требовал выхода и находил его в точном изображении в слове пережитых тревог, волнений, страданий и радостей. Особое внимание литературы в эту пору привлекают чувства человека.

В это время обнаруживается стремление осознать свою культуру не только «пространственно>>, но и во времени: обратившись к собственной истории и опыту других стран, трезво оценить положение своего государства, его экономику, социальную структуру и т. д. с тем, чтобы определить пути развития на будущее, выбрав, по возможности, лучший путь. Разумеется, эти проблемы должны были решать достойные люди. Не случайно в центре внимания сирхакистской мысли и, соответственно, литературы XVIII в. находится проблема ценности личности. Обращение к личности вне сословной ее принадлежности ввело в литературу нового героя, он активно входил в литературу и общественную жизнь, выступая не только героем, но и автором поэтических произведений на родном языке, их исполнителем и собирателем.

Все эти тенденции привели к появлению новых видов и жанров корейской литературы на родном языке и к перестановке акцентов в пределах словесности на ханмуне. Гораздо большую роль, чем когда-либо ранее, в корейской литературе начинает играть лично увиденное и пережитое. В поэзии на первый план выходят такие жанры, в которых личное наблюдение становится непременным условием. Одной из особенностей эпохи становится усилившееся взаимовлияние жанров, опирающихся на более или менее общие эстетические установки, что влечет образование новых видов и форм литературы на корейском языке. Развивается проза на родном языке. В XVIII в. были заложены все возможности для стремительного развития литературы на родном языке, которые и реализовались в XIX столетии.

*Глава четвертая*

ВЬЕТНАМСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

ОБЩЕСТВЕННАЯ СИТУАЦИЯ И ОСОБЕННОСТИ ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОЦЕССА

В XVIII в. продолжался процесс формирования территории Вьетнама. Она расширялась за счет освоения земель на юге, в долине Меконга, где вьетнамские феодалы успешно соперничали с вассалами сиамского короля. Отсутствие тесных экономических связей между вновь осваиваемыми и исконными землями еще во второй половине XVI в. привело к постепенному формированию двух обособленных княжеств: северного («Внешний удел») и южного («Внутренний удел»). Хотя государь, «сын Неба», утратил реальную власть, правители княжеств не решались свергнуть старую династию Ле, которая оставалась символом утраченного единства страны.

В жизни страны происходили значительные перемены. Росли торгово-ремесленные центры – города, а также ремесленные поселения, специализировавшиеся на выделке тканей, гончарных изделий и даже на печатании книг, изготовлении лубочных картин. Князья Чини на севере и Нгуены на юге создавали монетные дворы, судоверфи, оружейные мастерские. Добывались полезные ископаемые, велась оживленная торговля. Однако феодалы, официально провозглашавшие политику «подавления торговцев», душили хозяйственную инициативу ремесленников и купцов, чиня произвол и взимая всяческие поборы.

Общий рост культуры, правда, повлек за собой некое «наведение лоска» на государственный фасад – отказ от некоторых наиболее одиозных форм узаконенного феодалами насилия: например, в 1721 г. было отменено как мера наказания членовредительство; теперь преступников заставляли чистить клетки, в которых содержались боевые слоны.

В тот период класс феодалов во Вьетнаме не был однородным. Конечно, в XVIII в. существовали и помещики, но чаще всего феодал во Вьетнаме, как и в Китае, был одновременно государственным чиновником, получавшим свою долю в зависимости от места, которое он занимал в огромном бюрократическом аппарате. Путь к государственной должности, а стало быть, и к официальному положению в обществе, лежал через отбор, осуществлявшийся посредством системы государственных экзаменов, заимствованной из Китая. При этом из-за коррупции, даже открытой торговли должностями немало ученых-конфуцианцев, кандидатов на должности, главным образом из числа бедных и разорившихся представителей ученого сословия, оказывались вне государственной службы. Они становились учителями, врачевателями – это был своеобразный слой феодальной интеллигенции.

К ней относился и весьма характерный для XVIII в. особый тип небогатого, не связанного со службой ученого-книжника. Некоторые из бедных ученых участвовали в крестьянских восстаниях, нередко возглавляли их. В этой среде находили естественную почву оппозиционные идеи. Росло недовольство существовавшими порядками и в среде крестьянства, поскольку все более усиливались позиции нового эксплуататора – помещика-землевладельца, который захватывал также и административную власть в деревне.

Крестьянство, доведенное до отчаяния, бралось за оружие – XVIII столетие было во Вьетнаме веком восстаний. «На востоке и на юге, – писал историограф, – народ поднимался где тысячами и сотнями, а где более чем десятками тысяч; люди шли с вилами и дубинами, нападали на деревни и селения, грабили поместья, крепости; двор же не мог им воспрепятствовать». В последней трети века невиданная дотоле по размаху крестьянская война тэйшонов (1771—1802) смела враждовавшие между собой княжеские дома, но крестьянские вожди сами основали новую династию. Тэйшоны дали отпор попытке маньчжурских феодалов превратить Вьетнам в китайскую провинцию, сокрушили многотысячную армию короля Таиланда. Вьетнам стал единым. Впервые в истории Вьетнама для борьбы с крестьянским движением феодалы обратились за помощью к европейской державе – Франции, а в ставке владетельного князя Нгуен Аня, будущего императора За Лонга, в роли его ближайшего советника появился миссионер – епископ адранский Ж. Пиньо де Беен, инициатор первого неравноправного договора Вьетнама с Францией. У Нгуен Аня на службе состояло немало европейцев.

XVIII век, который потряс своими грозными восстаниями прочность феодальных порядков во Вьетнаме, дал жизнь новым социальным течениям.

Передовые мыслители XVIII – начала XIX столетия, в подавляющем большинстве своем ученые-конфуцианцы, выступали с критикой существовавших порядков с позиций конфуцианского идеала. Одним из излюбленных объектов критики была феодальная бюрократия. «Есть такие, кто, став чиновником, хватает взятки, закрывая на все глаза, сея бесчестность», – писал ученый Фам Динь Хо (1768—1839).

Появлялись различные проекты реформ, в том числе «очищения» экзаменационной системы, посредством которой формировался чиновничий аппарат. Ученый Фан Хюи Тю (1782—1840) предлагал провести передел земли, чтобы «каждая пядь земли была распахана, чтобы каждый простолюдин имел поле, чтобы избавить бедноту от голода и нищеты». Ле Куй Дон (1726—1783) и Фам Динь Хо ратовали за развитие ремесел и торговли. Критиковались установления, нравы и обычаи общества, в частности осуждался брак, заключаемый из корыстных побуждений.

В связи с развитием и углублением научных знаний начинается наступление, пока осторожное, на бессмысленное эпигонство и схоластику. Вырабатывается рационалистический взгляд на книги конфуцианского канона как на произведения определенной эпохи, а не как на священные тексты, дающие ответ на вопросы любого времени. Это было характерно и для передовых мыслителей Китая XVII—XVIII вв. Важнейшая мысль, которую выдвигали вьетнамские философы конца XVIII – начала XIX в., – утверждение и обоснование необходимости научного познания и научных исканий. Прямых посягательств на классический канон еще не было, но конфуцианская догматика по существу отвергалась. Фан Хюи Тю писал в начале XIX в.: «Ученый, читая книги, помимо конфуцианских классических книг и династийных историй, должен опрашивать широко, разыскивать вокруг, искать вдали, черпать вблизи, изучать, чтобы прийти к истине, только тогда он будет достоин славы человека широких познаний».

Накопление положительных знаний и утверждение права на оригинальное мышление оказалось тесно связанным с отношением к европейской науке. Ученый и поэт Ле Куй Дон, который в своих трудах первым во Вьетнаме упоминает о России – «Московии», проявлял живой интерес к европейской образованности: «Книги людей Западного океана (т. е. европейцев. – Н. Н.) появились в самое позднее время, мысли их необычны... Они (европейцы. – Н. Н.) многоопытны, в измерениях умелы, потому китайцы всецело в том им доверяют и не смеют их порицать». Относительно доверия китайцев к европейским наукам Ле Куй Дон впадал в некоторое преувеличение, самого его привлекали у европейцев скорее всего точные науки: астрономия, математика, география. Современник ученого Чан Зань Лам писал о Ле Куй Доне, что «не было книги, которую бы он не прочитал, не было вещи, о которой он не прознал бы все».

Ле Куй Дон стремился, не порывая с конфуцианством, обосновать право на усвоение европейских знаний: «Вижу, что рассуждают они (европейцы. – Н. Н.) о географии, земном шаре, горах и холмах, морях и реках, приливах и отливах, о ветрах и дожде в большинстве случаев истинно».

Эта жажда знаний направлялась также на литературу и фольклор. Ле Куй Дон и Фан Хюи Тю создали большие библиографические труды, которые можно рассматривать как первые обзорные работы по истории вьетнамской литературы.

Литераторы XVIII – начала XIX столетия, острее чем когда-либо прежде чувствовавшие свою связь с народным творчеством, записывали произведения фольклора. На рубеже XVIII—XIX вв. во Вьетнаме были сделаны первые записи народных песен. Ле Куй Дон записывал короткие забавные рассказы, причем свои записи он предварял такими рассуждениями: «И книги из деревенской глуши, слова, услышанные на дорогах и в переулках, без робости взяв кисть, приобщаю к записям». Он считал, что «не следует пропускать ни единого слова».

В народном творчестве этого времени усиливались сатирические тенденции, что не всегда нравилось даже передовым мыслителям эпохи. Так, о народном театре тео, в котором широко использовались фольклорные сюжеты и часто исполнялись комические сценки, Ле Куй Дон с нескрываемым неодобрением писал: «Тот, кто шутовством посягает на доброе имя отцов и матерей, именуется комедиантом. Действо, порочащее государя и чиновных особ, – это и есть тео». Известна песня, высмеивающая могущественного в 80-е годы XVIII в. временщика Хоанг Динь Бао:

Вельможи сановные, видно,

Ослепли все, как один;

Не видят; средь царских жен нежится

Регент – наш господин.

Во второй половине XVIII в., как полагают, оформился цикл анекдотов о Высокоученом Куине. Этот персонаж выражал стремление личности к самоутверждению в условиях всеподавляющей деспотии. Его смех – это смех человека, который стоит, низко склонив голову перед всемогущими повелителями (иначе ему эту голову снесет меч палача), и, внешне оказывая знаки почтительности, одновременно умно и дерзко над ними издевается. Герой другого цикла анекдотов, формировавшегося в то время, – Высокоученый Мясник невежествен и глуп, его карьера предстает как результат комических случайностей. Этот, выражаясь словами А. М. Горького, «иронический удачник» давал саркастическую оценку правящих верхов с точки зрения низших социальных слоев.

По-видимому, в XVIII в. возникают также исторические песни, посвященные вождям крестьянских восстаний и имеющие особую обличительную направленность. Герой «Песни о юноше Лиа» произносит инвективу в адрес феодалов:

«Отчего жестоки они,

Бедняков не жалеют?

Поистине: стая собак они!»

Рассердился Лиа, разгневался...

Изображение героических персонажей, выступающих в защиту поруганной справедливости, равно как и обличительно-сатирические тенденции, свойственные фольклору, – все это нашло преломление и в литературе, развитие которой шло в сложных условиях. Как и в предыдущем веке, вьетнамская литература продолжала развиваться на двух языках: общерегиональном (китайском) литературном языке, который во Вьетнаме назывался ханваном, и на национальном языке с использованием особой иероглифической письменности тьыном. Начиная с конца XVII в. и в XVIII в. произведения, написанные на вьетнамском языке, запрещались. Монархи из меценатов превратились в злобствующих гонителей. Обусловлено это было тем, что в обстановке обострявшихся социальных противоречий литература (особенно произведения на вьетнамском языке) часто становилась рупором неофициальных и, с точки зрения властей, крамольных идей. Литература на родном языке, которая была доступна народу (певцы и сказители доносили эти произведения до неграмотной массы крестьянства), вызывала раздражение у властителей, стремившихся утвердить свою «избранность», свое монопольное положение в области духовной культуры и отгородиться от народа непонятным ему письменным языком ханваном – языком, вообще плохо воспринимаемым на слух. Правители Северного Вьетнама были озабочены тем, чтобы отучить своих подданных от чтения книг на вьетнамском языке, ради этого они не останавливались перед сожжением как ксилографических изданий, так и деревянных досок, с которых они печатались. В те времена бытовал печальной памяти афоризм: «Просторечье – отец неприличия».

Но знаменательно, что сановники княжеского двора, стремясь довести до сведения народа волю правителя, вознамерившегося искоренить поэзию на вьетнамском языке, воспользовались формами, ею же самой выработанными. Довольно гладкими вьетнамскими стихами, сложенными по повелению князя Чинь Така, в 1760 г. княжеские сановники выносили смертный приговор литературе на вьетнамском языке, не замечая, что тем самым они признают ее жизненность.

Показательно, что под репрессии не попали высокопоставленные авторы, развлекающиеся вместе с князьями Чинями сочинением стихов на вьетнамском языке. Очевидно, литературные произведения преследовались не столько из-за их языковой принадлежности, сколько из-за содержания, которое не устраивало феодальных правителей.

Литературный труд поэтов, писавших по-вьетнамски, не приносил им ни славы, ни богатства, а мог навлечь на них только немилость. Не спасали и самоуничижительные строки, которые ставили авторы в конце произведений, чтобы подчеркнуть, что они рассматривают плоды своего творчества как несерьезное, развлекательное чтиво. Поэтому многие писатели почитали за благо скрывать свое авторство; так во вьетнамской литературе появилось значительное количество анонимных произведений. Но была и другая причина анонимности, она заключалась в сближавших литературу с фольклором особенностях создания и бытования некоторых литературных жанров (например, «простонародных» повествовательных поэм), в эту эпоху поэмы бытовали и в устной и в письменной форме, нередко их сочинителями выступали народные сказители.

Система жанров, сформировавшаяся во вьетнамской литературе уже в XVII в., не претерпевает в XVIII столетии коренных изменений (в наибольшей степени новыми жанрами обогащается проза на ханване), но серьезные перемены происходят внутри уже сложившихся жанровых форм. В литературе преобладает сознательное стремление, ни в коей мере не отказываясь от традиций, творчески развивать их, откликаясь на требования изменяющейся жизни. И если в прошлом сила традиций выражалась подчас в крайних формах – призывах к простому подражанию («подлежит вам шаг за шагом следовать за древними, приняв их за образец», – наставлял учеников поэт Фунг Кхак Кхоан, 1528—1613), то в XVIII в. авторитет древних авторов привлекается уже для того, чтобы оправдать и защитить новое в литературе. Ле Куй Дон писал: «Люди минувших времен говорили: сочиняя стихи и прозу, делая записи о событиях, одного лишь опасайтесь – неизменности; хотели они сказать этим, что следует из слов и мыслей, принадлежащих древним, выковывать новое, а не брести старыми путями».