Текст книги "История всемирной литературы Т.5"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 105 страниц)

СКОВОРОДА

В становлении новой украинской литературы весьма важную роль сыграл выдающийся философ-гуманист и писатель Григорий Сковорода (1722—1794).

Родился Сковорода в местечке Черноухах на Полтавщине в семье малоземельного казака. Учился он в Киево-Могилянской академии; в 1742—1744 гг. был певцом придворной хоровой капеллы в Петербурге, а в 1745—1750 гг. в составе российской миссии находился в Венгрии, путешествовал по Австрии, Словакии, Польше. С 1751 г. Сковорода преподавал поэтику в Переяславском коллегиуме, но вскоре был уволен за «вольнодумство». В том же году он возобновляет учебу в Киево-Могилянской академии, но, не окончив двух последних богословских классов, становится в 1753 г. домашним учителем в семье помещика Степана Томары (с. Коврай на Переяславщине). Последним местом работы Сковороды был Харьковский коллегиум (1759—1769).

В историю украинской литературы Сковорода вошел прежде всего как подлинно народный философ-просветитель. Это был энциклопедически образованный человек, он знал древние и новые языки, античную философию, философию отцов церкви, был знаком с достижениями новейшей европейской философии. Взгляды Сковороды в значительной мере формировались под влиянием передовой отечественной общественно-политической мысли – материалистических концепций Ломоносова, Кантемира, Козельского. Вместе с тем в его произведениях встречаются многочисленные ссылки на представителей различных философских школ – пифагорейцев, киников, киренаиков, стоиков, скептиков. Излагая же свое морально-этическое кредо, Сковорода опирался на авторитеты Пифагора, Диогена, Сократа, Платона, Аристотеля, Эпикура, Плутарха, Сенеки; ему принадлежат переводы-изложения философских трактатов (например, «Книжечка о спокойствии души» Плутарха).

Сковороде было близко учение европейских гуманистов, ратовавших за возрождение античных идеалов. В частности, большое влияние на него оказал Эразм Роттердамский, которого он называл «божественным», «нашим Эразмом». Утверждение завоеваний античной культуры,

демократическое толкование Библии, критика религиозных суеверий, лицемерия, невежества, ориентация на утопические идеалы раннего христианства, отрицание церковной обрядности и церковной иерархии – все эти черты гуманистических учений его времени присущи и воззрениям Сковороды.

Сковороде принадлежит около двух десятков трактатов, излагающих многие философские, общественно-политические, этические и педагогические вопросы. И можно со всей уверенностью утверждать, что он создал оригинальную философскую систему, в которой преобладали материалистические тенденции.

Философ исходил из того, что материя вечна, и доказывал, что существуют «две натуры»: одна видимая, материальная, а другая – невидимая, духовная. Признавая бога, он тем не менее возражал против понимания его как некой сверхъестественной сущности – растворял его в природе, т. е. развивал пантеистические идеи, отстаивая единение человека с природой. Идеалистический характер носило в своей основе его учение о трех мирах. Первый мир – это Вселенная, «великий мир»; второй мир – человек и третий – мир символов, или Библия («Диалог. Имя ему – Потоп змиин», «Диалог, или Рассуждение о древнем мире», 1772; «Разговор пяти путников о истинном счастьи в жизни», 70-е годы; «Кольцо», 70-е годы; «Разговор, называемый Алфавит, или Букварь мира», 70-е годы; «Икона Алкивиадская»). Каждый из этих трех миров, по мнению философа, имеет опять-таки две натуры – материальную и духовную, видимую и невидимую. Признавая Библию особым миром символов, Сковорода, однако, подверг ее резкой критике («Книжечка о чтении Священного писания, нареченна Жена Лотова», 1780—1788).

Сковорода считал, что мир познаваем, что человек может познать обе «натуры»; суть дела лишь в том, что вначале он должен познать самого себя. В трактатах «Наркисс. Рассуждение о том: узнай себя» (1769—1771) и «Симфониа, нареченная книга Асхань, о познании самого себя» (80-е годы) он развил теорию самопознания и морального самоусовершенствования. Его постоянными призывами были: «Узнай себя», «Брось Коперниковы сферы, глянь в сердечные пещеры». Таким образом, человек у Сковороды выступает одновременно и объектом и субъектом познания. В центре его философского учения – вопрос о счастье человека. Это счастье он видит в труде, однако не во всяком, а лишь в «сродном». Счастье человека, подчеркивал философ, в нем самом, он не должен стремиться к материальному благополучию, почестям, довольствуясь малым, самым необходимым. Именно из такого понимания счастья исходил Сковорода, критикуя существующий общественный строй. Его идеалом была «Горняя Республика», где все счастливы, равны между собой, хотя при этом философ не видел (да и не мог видеть в силу исторических обстоятельств) реальных путей, ведущих к раскрепощению людей труда, к освобождению их от эксплуатации. Сковорода развивал мысль о праве человека на земное счастье и о борьбе в его душе двух начал – добра и зла, рассматривая отдельную личность как микрокосмос, отражающий в своей деятельности весь макрокосмос; это не пассивный созерцатель, а активный участник борьбы двух противостоящих сил, сам выбирающий для себя нужный, желанный путь. Сковорода выступил в защиту человека труда, раскрыл красоту его деяний, являющихся источником его земного счастья.

Выдающийся педагог своего времени, Сковорода ратовал за общее образование для всех сословий общества. Главной в его педагогических воззрениях, нашедших свое отражение в притчах «Благодарный Еродий» (1787) и «Убогий Жаворонок» (1787), была передовая для того времени идея естественного воспитания.

Философские трактаты и притчи Сковороды, как правило, написаны в форме диалогов живым, образным языком, пересыпанным народными образными изречениями, сравнениями, пословицами, поговорками. Для подтверждения своих мыслей автор вводит в философские диалоги народные рассказы, сказки, анекдоты, басни, песни.

Сковорода был также баснописцем и поэтом. В 1769—1774 г. он написал 30 басен (сборник «Басни харьковские»), в основу большинства которых положены оригинальные сюжеты. Басни эти отличает пафос гуманизма и демократизма. Более всего писатель ценит в человеке честность, доброту, трудолюбие, скромность, ум. И он осуждает стремление к чинам, высоким титулам («Пчела и Шершень», «Оленица и Кабан»). По его мнению, только «сродный» труд приносит счастье человеку и пользу обществу. Обличая паразитизм и тупость господствующих классов, их погоню за чинами, Сковорода поэтизирует честный труд, дружбу между людьми («Собака и Волк», «Сова», «Дрозд», «Кукушка и Косик»).

Отдельные басни поэта написаны на известные басенные сюжеты, в частности произведений Эзопа («Жаворонки», «Навоз и Алмаз», «Орел и Черепаха», «Жабы»), Их идейно-тематическая направленность созвучна с оригинальным басенным творчеством писателя.

Сковорода в своих баснях продолжает и обогащает сатирические мотивы древней украинской литературы.

Он фактически завершил украинскую басенную традицию XVII—XVIII вв. и вывел басню как литературный жанр на путь самостоятельного развития. В баснях Сковороды проявились его философские и эстетические взгляды. Они носят отчетливо выраженный демократический характер. Эти произведения поэта – одна из ярких страниц в украинской дооктябрьской литературе.

Талант Сковороды-поэта в полной мере раскрылся в его стихотворениях, отличающихся тематическим разнообразием, глубиной мысли, оригинальной поэтической образностью. Большинство своих стихотворений поэт объединил в сборник «Сад божественных песен» (50—80-е годы). И в поэзии он остается философом. Поэт размышляет о смысле человеческой жизни, истинном счастье, доброте, честности. Личные переживания автора чередуются с изображением живых картин природы. В стихотворении «De libertate» («О свободе») он прославляет «отца вольности», Богдана Хмельницкого, руководителя народно-освободительной борьбы украинского народа 1648—1654 гг. против польско-шляхетского угнетения:

Будь славен вовек, о муже избранне,

Вольности отче, герою Богдане!

В сборнике выражены бунтарские, антимонархические настроения автора (песни 9, 12, 20). Миру стяжательства и богатства здесь противопоставлено спокойствие души, честный труд, скромность и мудрость.

Большой разоблачительной силой исполнена «Песнь 10-я. Всякому городу нрав и права». Она считается классическим образцом сатиры в украинской литературе. В ней Сковорода резко сатирически высмеивает пороки современного ему общества, которому он противопоставляет свой идеал человека, чья «совесть, как чистый хрусталь»:

А мне одна только в свете дума,

Как бы умерти мне не без ума.

Песня «Всякому городу нрав и права» перекликается с сатирическими произведениями современников Сковороды – русских писателей Новикова и Фонвизина. Она выражала настроения широких слоев трудового народа и вошла в репертуар народных певцов – кобзарей и лирников.

В Киево-Могилянской академии Сковорода познакомился с латинской классической поэзией и новолатинской гуманистической литературой XVI—XVII вв. В его поэтическом наследии значительное место занимают переводы из Горация, Вергилия и Овидия. Из новолатинских поэтов он переводил француза Марка Антуана Муре и фламандца Сидрония Гозиуса. Тема античности пронизывает все литературное творчество Сковороды. В своих песнях и фабулах (стихах), написанных частично на латинском языке, он разрабатывал сюжеты и образы античной мифологии (о мудреце Фалеев, Зевсе и Тантале, пустыннике Филарете и др.). В произведениях мировой литературы Сковороду интересовали прежде всего близкие ему морально-этические темы и проблемы.

Своим поэтическим творчеством Сковорода завершил более чем двухсотлетний путь развития силлабического стихосложения в украинской литературе и положил начало стихосложению силлабо-тоническому, основанному на народной силлабо-тонике и опыте русской поэзии XVIII в.

Произведениям Сковороды присущи аллегоризм, символическая и эмблематическая образность, в них использованы разнообразные средства барочной риторики – аллегории, метафоры,

фигурные изречения, уподобления, богатая синонимика.

В конце XVIII в. развернулась литературная деятельность И. П. Котляревского (1769—1838) – зачинателя и первого классика новой украинской литературы. В 1798 г. в Петербурге вышла из печати его поэма «Энеида», которая своими ведущими мотивами органически связана с разоблачительной струей народного творчества, с развитием всей предыдущей украинской и особенно русской просветительской литературы второй половины XVIII в., в частности с сатирическими журналами Н. Новикова и И. Крылова. Перерабатывая поэму Вергилия, И. Котляревский использовал традиции бурлескно-травестийной и сатирической литературы XVIII в. В «Энеиде», написанной подлинно народным языком, силлабо-тоническим стихом, реалистически изображены жизнь и быт разных слоев украинского общества второй половины XVIII в. В образах Энея и троянцев, античных богов и царей воссозданы колоритные художественные типы запорожцев, украинских панов, помещиков и чиновников. Остросатирический характер носят (в третьей части поэмы) картины ада, в котором оказались и те, «что людям льготы не давали, на них смотрели, как на скот». Полностью поэма увидела свет в 1842 г. Историческая заслуга Котляревского как автора «Энеиды» состоит в том, что он первым среди украинских писателей смело и уверенно стал на путь народности и национальной самобытности.

Второй половиной XVIII в. заканчивается древний период истории украинской литературы.

В это время созрели все необходимые предпосылки для полного перехода от старых литературных форм и традиционного содержания к новым художественным завоеваниям, опирающимся на народную основу и строящимся на новаторских идейно-эстетических принципах. В XVIII в. литература освобождается от многовековой религиозной оболочки, сбрасывает с себя оковы старой книжной речи.

Новые литературные веяния прокладывали себе путь в острой идейно-эстетической борьбе с отжившими, консервативными взглядами на роль художественного слова. В этой борьбе украинская литература опиралась на опыт и достижения передовой русской литературы. Во второй половине XVIII в. заметно усиливаются демократические тенденции в литературном развитии, все больший удельный вес приобретают элементы реализма. Литература становится действенным фактором общественной жизни.

Лучшие произведения, созданные в XVIII в., продолжали жить полнокровной жизнью в XIX в., переписываясь и распространяясь в рукописных списках.

Традиции литературы XVIII в. широко использовали писатели первой половины XIX в. – И. Котляревский, П. Гулак-Артемовский, Г. Квитка-Основьяненко, Е. Гребенка, П. Белецкий-Носенко и др.

*Глава третья*

БЕЛОРУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Белорусская литература XVIII в. развивалась в крайне неблагоприятных условиях общего кризиса феодальной системы. Полонизация и католицизация белорусских земель в составе Речи Посполитой вели к денационализации крупной и средней шляхты, части горожан. Белорусский язык постепенно вытеснялся из официальной сферы. Его место в общественной жизни все больше занимал польский язык. За исключением Могилевской, были закрыты все братские типографии. Забывались и сознательно уничтожались достижения времен Ренессанса и Реформации. В первой половине XVIII в. продолжалось наступление сил Контрреформации, возглавляемых орденом иезуитов: насаждались средневековая схоластика, религиозный фанатизм, нетерпимость к иноверцам. Официальная, церковная и летописная проза перешла на польский, латинский и старославянский языки (исключением является только униатское «Краткое собрание случаев», изданное в Супрасле в 1722 г.).

Все это весьма отрицательно сказалось на развитии белорусской литературы, ставшей за редким исключением рукописной и анонимной. Многие ее произведения до нашего времени не дошли, а дошедшие, как правило, не поддаются точной локализации и датировке. В XVIII в. большинство местных авторов писали на польском, латинском, старославянском, а с 70-х годов – и на русском языках, что придавало литературе Белоруссии полилингвистический характер. Появились произведения двуязычные (белорусско-польские, белорусско-украинские), принадлежащие одновременно двум литературам. В Белоруссии перекрещивались и плодотворно синтезировались традиции польской, русской и отчасти украинской литератур.

В белорусской литературе XVIII в. продолжался начавшийся в середине XVII в. сложный переход от средневековых идей и художественных форм к идеям и формам Нового времени. Литература становилась все более светской и демократической. Отмирали одни жанры (полемическая и житийная проза, панегирическое стихотворство) и нарождались другие (песенная любовная лирика, юмористическая и пародийно-сатирическая поэзия, комедия). Книжный старобелорусский язык постепенно уступал место новому литературному языку, основанному преимущественно на живой, разговорной речи. Однако в связи с тем, что литература была рукописной и анонимной, выработка общих языковых норм протекала долго и мучительно. Каждый автор опирался на говор своей местности. В итоге переходный период затянулся более чем на полтора столетия.

В развитии белорусской литературы XVIII в. отчетливо выделяются два этапа. В первой половине столетия это развитие шло преимущественно в русле барокко. Второй этап начинается в 50—60-е годы, когда белорусская литература начинает приобщаться к просветительскому движению, прежде всего под влиянием польских просветителей. Из Польши же проникают новые для белорусской литературы классицистические и сентименталистские тенденции.

ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА ВЕКА. ТРАДИЦИЯ БАРОККО

Как и во второй половине XVII в., ведущим художественным направлением белорусской литературы первой половины XVIII в. остается барокко, пришедшее сюда из Польши и Украины. В свою очередь Белоруссия, как отмечает Д. С. Лихачев, выступила посредником в распространении барокко дальше на восток, в Россию. Отдельные черты этого направления заметны уже с середины XVII в. (прежде всего в поэзии Симеона Полоцкого). Однако наиболее отчетливо и полно барокко проявилось в поэзии, прозе и драматургии первой половины XVIII в. Подобно европейскому, белорусское барокко было тесно связано с идеями Контрреформации. Но как художественное мировосприятие оно значительно шире их, поскольку синтезирует средневековые и ренессансные традиции, книжные и народно-фольклорные элементы (интермедии к школьным драмам, любовная лирика).

Как и восточнославянскому барокко в целом, белорусской барочной литературе свойственны различные идейно-философские и формально-стилевые тенденции. Наряду с «высоким», чаще всего элитарным барокко (религиозная лирика, панегирики) существовало «среднее» и «низкое» барокко. Последнее было представлено пародийно-бурлескной поэзией и прозой, народно-демократическими по своему содержанию. Между этими течениями шла непрерывная борьба, которая, однако, не исключала и плодотворного взаимопроникновения.

В первой половине XVIII в. еще продолжала развиваться религиозно-дидактическая лирика. Метафизическая, в традиции Средневековья, она все больше отрывалась от реальности. Сюжеты и образы религиозных, преимущественно униатских, кантов и дидактических стихотворений («О Страшном Суде», «Размышление о смерти», «Карай меня, господи мой» и др.) брались из Библии и житий святых. В морально-дидактических поучениях проповедовались смирение, бренность жизни, страх перед потусторонним миром. Религиозно-назидательная поэзия изображала человека как беспомощное, пассивное существо. Художественные образы этой поэзии были связаны со старой традицией.

Достигнув апогея во второй половине XVII в. в творчестве Симеона Полоцкого и его учеников, высокий стиль белорусской поэзии начинает в первой половине XVIII в. разрушаться изнутри под воздействием проникновения в нее фольклорной стихии. Религиозное содержание постепенно вытесняется светским, земным. Красноречивым свидетельством обмирщения духовной поэзии являются белорусские стихотворения на приезд в Вильно епископа Шембека и на пребывание в Пинске епископа Стефана (20-е годы). Эти стихи принадлежат, очевидно, перу преподавателя иезуитских коллегий Доминика Рудницкого (1676—1739). В них характерная религиозная символика, барочная эмблематичность (обыгрывание геральдических образов лилии и розы) своеобразно сочетаются с народно-песенными элементами. В это время появляются первые белорусские колядки, генетически связанные с польской и украинской пасторалью. От религиозного, библейского содержания в них остается только внешний антураж.

Более успешно развивалась светская морально-дидактическая лирика, бытовавшая среди беднейшей шляхты и купечества. Авторы объясняли читателю, что такое добро и зло, поучали, что истинное счастье дают не богатство и знатность, а добродетели («К тому, кто с хорошей совестью»). Земное счастье объявлялось высшей целью человеческого бытия («О бедности человека», «Чего же ты, молодец, печалишься», «Пора приходит по счастью тосковать», «Бывало лиха много на свете»). Лирический герой жалуется на превратности судьбы,

преследования недругов, тоскует по лучшей жизни:

Я никак все не пойму, за что погибаю,

Что нигде от злых людей покоя не знаю?

Ни скрытися не могу, ни жить явно в свете:

Явно – гонят, а втайне расставляют сети.

А что кому за вина, какая причина,

За что меня гонят, бьют? Ведь я сиротина.

(Перевод здесь и далее В. Короткевича)

Художественно-стилевые средства этой лирики почерпнуты из поэзии барокко. Стремясь вызвать у читателя нужный эффект, неизвестные нам авторы прибегали к резким смысловым и формальным сопоставлениям (жизнь и смерть, добро и зло, счастье и недоля, свет и тьма). Возвышенное и фантастическое совмещалось с идиллическим, юмористическим и даже натуралистическим. По сравнению с поэзией предшествующего периода действительность стала изображаться в развитии («Ах ты, лестный свет»). Герой предстает перед читателями как существо сложное и противоречивое, наделенное и добродетелями и пороками.

К этому периоду относится расцвет и белорусской песенной лирики. По своему светскому содержанию и по языку она относится уже целиком к новой традиции. Сегодня известно около 150 любовных стихов – песен, найденных в последнее время в различных рукописных сборниках. Произведения интимной лирики создавались бродячими школярами и дьяками, актерами и музыкантами, исполнялись, сопровождая танец, в домах шляхты и горожан, откуда проникали в деревенскую корчму, часто становились фольклорными.

В песенной лирике синтезировались различные литературные и фольклорные традиции и влияния. От Ренессанса шло прославление радостей жизни, непреодолимой силы любви. Лирический герой достаточно активен, способен крепко и преданно любить. От барокко любовная лирика взяла цветистую декоративность, контрастность, парадоксальность, усложненность ритмики и строфики, изощренность риторических фигур («Как чудесно личико по той же причине»). Наряду с активным выступает герой пассивный. Любовь для него – чувство иррациональное, дисгармоничное, «хворость» или «неволя», но неволя сладкая и желанная:

Неволюшка моя с вами,

С пригожими очесами,

Что мне спать вы не даете,

Тоску сердцу задаете.

(«Неволюшка моя с вами»)

Одновременно в этой лирике отчетливо чувствуется фольклорная стихия. Здесь проявилось характерное для барокко творческое соединение литературных и народных традиций, «высокой» и «низкой» поэзии. Порой создавалась умелая стилизация под народную песню («На долине мак, мак», «Ой, я в лесу не была»). Но чаще всего влияние фольклора проявлялось в использовании народных образов, символов, эпитетов и параллелизмов, персонифицированных обращений к силам природы. Интимной лирике присущ народный, далекий от религиозного пуризма взгляд на любовь и женщину. Горячо полюбив, девушка легко расстается со своим «рутяным венком». Осуждается брак, основанный на расчете, социальном неравенстве.

Белорусская лирика была тесно связана с украинской и польской любовной поэзией, часто попадала в русские рукописные сборники. В стихах-песнях слышатся отзвуки различных политических событий, освободительных войн украинского народа («Не печалься, девонька, что я иду на Украину»). По своим художественным достоинствам и массовости любовная лирика – наиболее интересное явление белорусской поэзии того периода.

В первой половине XVIII в. успешно развивалась также юмористическая и сатирическая поэзия, принадлежащая к «низкому», полуфольклорному слою барочной литературы: «Собрание птиц», «Птичьи ссоры и суд над вороном», «Военный поход грибов», «Описание птичьей хвори» и др. В аллегорической форме в них повествуется о нелегкой жизни простого человека.

В сатирических произведениях осуждалась жадность и жестокость магнатов (стихотворение на смерть гетмана А. Сенявского), невежество и нечистоплотность духовенства («Разговор одного митрополита со слонимским протопопом»), пьянство («Про хмель»). Комические черты современников порой гиперболизировались до гротеска. Юмористическая и сатирическая поэзия пользовалась большой популярностью, бытовала в народе наряду с фольклорными произведениями.

Пародийно-сатирические произведения, оппозиционные к литературе господствующих классов, принадлежали уже к новой литературной традиции. Подделки, плоды мистификации сознательно выдавались за церковные проповеди, сеймовые речи или деловые послания. Пародируя Библию, эти произведения объективно были направлены против идеологии Контрреформации.

Значительными памятниками пародийно-сатирической прозы являются «Речь русина», «Вторая речь русина» и «Русская схизматическая проповедь», возникшие примерно в середине XVIII в. Парадоксальность, орнаментальная цветистость свидетельствуют о барочных истоках этих произведений. В «Речи русина» мир аллегорически сравнивается с жерновами, куда бог, будто зерно, засыпает людей. «Вторая речь русина» построена по канонам церковной проповеди. Но традиционный евангельский сюжет наполнен актуальным содержанием. Пастырям, утверждается здесь, надо бояться не столько волков, сколько солдат, грабящих всех на своем пути. Автор предлагает исходить не из суеверий, а из собственного опыта: «Не всегда нужно доверять ушам, которым сладко поют ангелы-подхалимы, надо и собственным оком посмотреть, если хочешь правду узнать». В «Русской схизматической проповеди», возникшей, вероятнее всего, на Витебщине, местные феодалы показаны ханжами, блудливыми людьми. Им противопоставляется Петр I, завоевавший бессмертную славу полезными деяниями.

Белорусская драматургия периода барокко была представлена интермедийными вставками к польским драмам, которые ставились на сценах иезуитских школьных театров (Гродно, Полоцк, Новогрудок, Витебск и др.). Эти драмы создавались преподавателями поэтики и риторики с утилитарно-дидактическими целями – содействовать воспитанию христианских добродетелей и распространению «хорошего вкуса». Реальное здесь сочеталось со сверхъестественным («Житие святых Бориса и Глеба»). В драмах-моралите чаще всего действовали абстрактные воплощения Добра и Зла. Иное дело – комические интермедийные вставки, писавшиеся по-белорусски местными школярами. В отличие от драм их сюжеты брались из повседневной жизни, бродячих анекдотов, произведений иноязычной литературы (интермедия «Игра фортуны», например, представляет собой переделку польской комедии П. Барыки «Мужик-король»). Этнографически достоверно переданы в интермедиях реалии крестьянской жизни. Так, в интермедии «Крестьянин, ученик» главный герой жалуется, что все деньги у него «забрали урядники», урядник же «рассудит все дело вожжами». При крепостном строе мужику холодно и голодно, приходится «в кулак трубить», когда «детки дома зубами звонят».

Возникнув в XVII в., белорусская интермедия в первой половине XVIII в. претерпевает значительную эволюцию: она приобретает самостоятельный характер, становится независимой от содержания самой драмы. Изменяется и главный герой. Если в иезуитских сценках XVII в. невежественный и неуклюжий белорусский мужик был преимущественно объектом насмешек и нравоучений, то в интермедиях «Литератор, крестьянин, Самохвальский», «Крестьянин, ученик», «Крестьянин и ученик-беглец», содержавшихся в Ковенском сборнике (ок. 1730 г.), он выступает как победитель в единоборстве с господами и школярами. Герой получает собственное имя и индивидуальный характер. Его речь образна, насыщена народными оборотами и поговорками.

Постепенно совершенствуется структура и сценическая форма интермедий, появляется тенденция к перерастанию интермедии в комедию («Вакханалия», 1725). Возникшие на перекрестке профессиональной литературы и фольклора школьные комические игралища имели большое значение в развитии белорусской литературы. Благодаря им в качестве не только главного, но и положительного героя впервые на сцене появился крестьянин. (От иезуитского школьного театра сохранилось около двадцати белорусских и польско-белорусских сценок.)

Несмотря на неблагоприятные условия, белорусская литература сделала в первой половине XVIII в. определенный шаг вперед. Из письменности выделялось собственно художественное творчество, повысился интерес к народной жизни.