Текст книги "История всемирной литературы Т.5"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 71 (всего у книги 105 страниц)

Однако его поэзии не свойственна субъективность восприятия и интроспекция, отличающие творчество романтиков, да и сам поэт остался равнодушен к художественным поискам, которые велись в этом направлении. Из всех знаменитых современников Френо – а он пережил и Китса, и Шелли, и Байрона – мы встречаем у него лишь отдельные переклички с Бернсом: несколько раз использовал он мотивы и метрику стихотворений шотландского поэта. Не делал Френо и никаких попыток переосмыслить в изменившихся условиях идеологию Просвещения, что неизбежно отдаляло его от новых поэтических веяний.

Вместе с тем в Америке его поэзия, отмеченная органическим единством предмета и средств выражения, безусловно, прозвучала новым словом. Тогда как соотечественники Френо стремились воплотить величие освободительной борьбы американцев в грандиозных эпических полотнах, его излюбленной формой неизменно оставалось небольшое лирическое стихотворение. В отличие от мертворожденных эпических левиафанов, написанных «Хартфордскими остроумцами», поэзия Френо, обращенная не к узкому кругу избранных, а к широкому, демократическому читателю, во многом вобравшая опыт низовой американской культуры, доносит до наших дней дух и облик своего времени.

Важным культурно-историческим феноменом стало в XVIII в. творчество поэтов-негров: Люси Терри (1730—1821), Джупитера Хамона (1720?—1800) и Филис Уитли (1753—1784), чьи произведения интересны прежде всего с социально-исторической точки зрения. Подражательность стихов свидетельствует прежде всего о зависимости народа, подавлявшей стремление к самовыражению, требовавшей неотступного следования канонам, господствовавшим в искусстве хозяев. Но та успешность, с какой первые негритянские поэты приобщались к секретам европейской художественной традиции, опровергала тезис о врожденной неполноценности африканцев. Все они, в особенности наиболее одаренная из них Ф. Уитли (она родилась в Африке и лишь в 8-летнем возрасте была привезена в Америку), хорошо владели поэтической техникой. Тематика, основные мотивы, настроения, а также интонационная окраска иметрика их стихов характерны для англоязычной поэзии того времени. Упреки в отсутствии подлинной оригинальности, которые порой раздаются по их адресу, едва ли оправданны – скорее поражает другое; как быстро усвоили рабы чужой язык и чуждую им культуру, заложив основы, на которых развивалась в дальнейшем самобытная негритянская литература США.

Конец XVIII столетия отмечен рождением американского романа. Среди писателей, выступавших в этом жанре, следует выделить в первую очередь Хью Брекенриджа и Чарльза Брокдена Брауна.

В историю американской литературы Хью Брекенридж (1748—1816), соавтор Френо в поэме «Восходящая слава Америки», вошел романом «Современное рыцарство». Роман печатался выпусками. Первый появился в 1792 г. и вместе с выпусками 1793, 1794 и 1797 гг. составил первый том. В 1804 и 1805 гг. увидели свет части второго тома. Брекенридж продолжал работу над книгой, и в 1815 и 1819 гг. вышли переработанные издания его крупнейшего творения. Следуя прежде всего традициям английского романа XVIII в., писатель строит произведение как сатирический роман-путешествие. Но образы главных персонажей, капитана Фарраго и его слуги Тига О’Ригана, очевидная параллель знаменитой паре Дон Кихот – Санчо Панса. Сходство оказывается, однако, чисто внешним: герои Брекенриджа так и остаются условными фигурами, лишенными объемности и подлинной жизни.

Роман рисует панораму американской жизни первых послереволюционных лет. Своеобразие предложенного в нем художественного решения в том, что автор подходит к проблеме американской демократии не с апологетических, а с критических позиций. Сделав ее объектом сатиры, Брекенридж, однако, подвергает осмеянию не саму идею демократии, а практику американского общества, самодовольно именующего себя оплотом демократии, а на деле поправшего ее заветы.

Остроумно отводя в предисловии возможные нападки придирчивых критиков, писатель утверждает, что его единственное желание – дать образец безупречного слога, содержание же романа, по его словам, вообще не заслуживает серьезного внимания (последний аргумент был повторен М. Твеном в «Приключениях Гекльберри Финна»). На самом деле все обстоит совершенно иначе: целью Брекенриджа было разоблачение пороков американского общества. Избранная им форма романа-путешествия давала возможность свободно вводить в ткань повествования явления, представлявшие различные стороны американской действительности. Перебираясь из одного города в другой, герои сталкиваются с бесконечными злоупотреблениями, подлогами, махинациями, в которые втянуты не только мелкие мошенники или крупные дельцы, но и почтенные граждане, служители закона, преподобные отцы церкви и проповедники, досточтимые наставники юношества и ученые мужи, государственные чиновники и члены Конгресса. Этой веренице нет конца.

Но такое нанизывание эпизодов, позволяющее автору фактически беспредельно расширять охват действительности, не приводит к повышению динамики действия. Связь между эпизодами очень слаба и носит по преимуществу механический характер. В отдельные главы выделены авторские размышления по поводу изображаемых событий, также тормозящие развитие действия. Очевидно, что Брекенридж не столько уповает на убедительность созданных им образов, сколько на откровенно дидактические приемы. Таким образом, «Современное рыцарство» занимает промежуточное положение между романом и эссе (позиции которого в американской литературе XVIII в. были очень сильны), хотя в структуре романа роль художественного элемента на протяжении первого тома возрастает. Опыт Брекенриджа не прошел бесследно. Его сатирическая линия была продолжена в американской юмористике, от которой писателя отделяло, однако, несколько десятилетий.

Писавшиеся одновременно с «Современным рыцарством» произведения Чарльза Брокдена Брауна (1771—1810) были уже романами в полном смысле слова. Духовное формирование писателя проходило под сильным влиянием идей Просвещения, ему были знакомы сочинения французских и американских просветителей, в том числе «Энциклопедия». Начинал Браун с публицистики. Увлекшись концепциями Годвина, он посвятил один из своих первых трактатов проблеме женского равноправия. В своем художественном творчестве писатель опирался еще на одну европейскую традицию – традицию готического романа. Во многом следуя ей, Браун пишет романы «Виланд» (1798), «Ормонд» (1799), «Эдгар Хантли» (1799), «Артур Мервин» (1800), «Клара Хауард» (1801) и «Джейн Толбот» (1801). Созданные в столь короткий срок романы отмечены сходством мотивов, ситуаций, некоторых сюжетных линий, а также несколько лихорадочной напряженностью повествования. В свое время они были популярны и на родине писателя, и в Европе, где ими зачитывались даже Китс и Шелли.

Обратившись к жанру готического романа, Браун заметно трансформировал его. Наиболее ценной стороной таких произведений писатель, несомненно, считал их повышенный драматизм, связанный с элементами таинственности. Однако, произведя соответствующую переакцентировку, он исключил из своих книг объяснения, так или иначе связанные с вмешательством потусторонних сил, предложив сугубо рационалистическое истолкование таинственных событий и роковых обстоятельств. В то же время можно говорить о воздействии на творчество Брауна отдельных произведений современных немецких писателей («Вертер» Гете), хотя в целом увлечение ими в Америке осталось скорее фактом литературной жизни, нежели литературы.

Романы Брауна сосредоточены на исследовании темных сторон человеческой психики, и хотя его описания внутреннего мира персонажей недостаточно тонки, он демонстрирует завидное разнообразие приемов, используя в этих целях воспоминания героев, догадки, ассоциации,

обрывки разговоров, сомнамбулические состояния и особенно удачно – сны. С наибольшей силой проявилась незаурядная литературная одаренность Брауна в передаче кризисных состояний, приводящих к распаду личности. Подобная ситуация положена в основу первого и, по мнению части исследователей, лучшего его романа – «Виланд». Охваченный неистовым желанием обрести милость божию, его герой, Виланд, пытается доказать беспредельность своей любви к господу и, приняв голос чревовещателя за повеление свыше, убивает жену и детей.

Не порывая с идеями Просвещения, Браун отдает дань настроениям предромантизма, заостряя внимание на соотношении рационального и иррационального в человеческой природе. Проявляется связь с Просвещением и в трактовке проблемы веры. Хотя автор не выдвигает перед собой специальной задачи разоблачения религиозного фанатизма, в романе, особенно в катастрофическом финале, звучит скепсис по отношению к пуританской доктрине, которой противостоит разум как единственная основа душевно и нравственно здоровой личности.

В предисловии к «Эдгару Хантли», достойному наравне с «Виландом» именоваться лучшим его романом, Браун излагает свое понимание искусства романа. Открыто отмежевываясь от готического направления, он утверждает, что причины кровавых развязок следует искать не в действии сверхъестественных сил или фантазии автора, а в окружающей действительности, прежде всего американской. В последней он выделяет два момента: девственную природу Америки, готовящую человеку тяжкие испытания, и соседство индейских племен. В соответствии с намеченной программой Браун вводит оба эти момента в действие романа. Захватывающе описаны скитания Эдгара Хантли в горах и лесных дебрях. Попав в незнакомые места в лунатическом состоянии, он каждый миг стоит лицом к лицу с неведомой опасностью, ожидание которой повышает накал драматизма. Он может погибнуть от голода, и сорваться в бездну с крутого обрыва, и встретиться с дикими зверями, но самое страшное – с индейцами, которые в жажде мщения не оставляют никого в живых, разоряют поселения белых, в неравной борьбе лишивших их исконных земель.

Но реальная сложность исторической обстановки, связанная с драматическим конфликтом колонистов и коренного населения, осталась недоступна Брауну. Как и в «Виланде», наиболее впечатляет в романе обрисовка индивидуальной психологии. С этой точки зрения очень интересен образ второго героя книги, Клитероу. Он бежит из Англии, так как считает, что стал причиной гибели своих благодетелей. Клитероу ищет спасения от преследователей в Америке, но муки совести доводят его до полного помешательства, и, когда выявляется его невиновность, ему уже никто не в силах помочь. Следует отметить, что фактура английской части романа, рассказывающая предысторию Клитероу, человека из низов, бессильного в мире жесткой сословной регламентации, неизмеримо плотнее американской. Очевидно, работая над ней, писатель использовал богатую традицию английского просветительского романа, в изображении же действительности американской опереться пока было не на что. Браун первым приблизился к ней, поражаясь обилию и разнообразию явлений. И хотя, подобно Брекенриджу, он не смог достичь целостной картины мира, основанной на синтезе индивидуального и общего, многомерного изображения личности и панорамного изображения общества, созданный им образ величественной американской природы стал важным шагом на пути освоения литературой своеобразия национального бытия.

Браун первым среди американцев пытался добиться положения профессионального литератора. Постигшая его неудача была обусловлена общественным укладом, а не отсутствием стараний с его стороны или недостатком таланта. За несколько лет напряженного труда писатель создал шесть романов, связь с которыми прослеживается в творчестве Ф. Купера, Э. По и других американских романтиков. По даже положил одну из глав «Эдгара Хантли» в основу своего рассказа «Колодец и маятник». Американская литература обязана Брауну и основанием первого в США литературного журнала. Сделав его своей трибуной, он призывал к созданию национальной литературы, одним из первых осознав важность этой задачи. Личная судьба Брауна явилась как бы прообразом судеб многих американских писателей, подобно ему кончивших жизнь в забвении и нищете.

*Глава вторая*

ЛИТЕРАТУРА КАНАДЫ

Существование в современной Канаде двух национальных литератур восходит своими истоками к XVIII в. Начавшееся столетием раньше формирование франкоканадской культурной традиции продолжалось и после 1763 г., когда Новая Франция стала английской колонией. Но параллельно этой традиции со второй половины XVIII в. появляются первые ростки англоканадской литературы, создаваемой значительно возросшим к концу столетия англоязычным населением колонии. Языковый барьер, ориентация на разные литературные метрополии, заметные различия в общественном сознании завоевателей и завоеванных определили разобщенность франко-канадской и англо-канадской словесности с первых же шагов развития.

ЛИТЕРАТУРА НА ФРАНЦУЗСКОМ ЯЗЫКЕ

XVIII век – сложный и трудный период в духовном развитии французской Канады, в становлении национального самосознания жителей колонии, в формировании самостоятельной культурной традиции, подготавливавшей почву для возникновения собственно национальной литературы.

Духовный облик первой половины века, вплоть до 1763 г., определяется по-прежнему существованием французско-канадской литературы, представленной главным образом хрониками, путешествиями, историческими сочинениями, печатавшимися во Франции. Тенденции, свойственные французской культуре того времени, переплетались в них с образами, материалом, темами, идущими от канадской действительности. Однако дневниковые записи, столь характерные для литературы этого типа в XVII в., постепенно уступают место более обширным историческим повествованиям, в которых намечается тяга к синтетическому осмыслению действительности и временами появляются антиклерикальные и антиколониальные настроения.

Симптоматичны в этом отношении весьма популярные в первой половине XVIII в. сочинения Луи-Армана де Ла Онтана (1666—1715?) «Новые путешествия в Северную Америку г-на барона де Ла Онтана», «Записки о Северной Америке, или Продолжение путешествий г-на барона де Ла Онтана», «Дополнение к путешествиям г-на барона де Ла Онтана, или Диалоги автора с разумным дикарем» (1703).

Успех этих произведений (первая книга выдержана в характерном для эпохи эпистолярном жанре) объясняется увлекательностью повествования, где сведения об экзотических нравах индейских племен Северной Америки переплетались с рассказом о жизни колониальной верхушки, о приключениях, пережитых автором и изложенных то патетично, то с юмором и с элементами романического вымысла. Популярность сочинений Ла Онтана связана и с тем, что в них он выразил идеи, которые прочно вошли в сознание эпохи. Последняя часть «Путешествий» Ла Онтана построена как диалог автора, защищающего европейские порядки, с гуроном Адарио, «разумным дикарем», осуждающим корыстолюбие европейских колонизаторов и их цивилизацию: законы, противоречащие изначально доброй человеческой природе, институт частной собственности, политические порядки, церковь, наконец, науку и искусство, развитие которых создало искусственные потребности и приучило к ненужной роскоши. При этом если барон не слишком убедительно аргументирует свои позиции, то Адарио, напротив, выступает во всеоружии логики и красноречия. Европейской цивилизации Адарио противопоставляет жизнь индейцев, не знающих, что значит «твое» и «мое», чуждых наукам и свободных от законов, но живущих в мире и согласии, жизнью, близкой к природе – единственному источнику подлинного счастья, личных и гражданских добродетелей.

Сочинения Ла Онтана, отразившие распространение вольномыслия и зарождение просветительских тенденций в Европе и Новой Франции, вызвали враждебное отношение со стороны католических авторов. Иезуит Франсуа-Ксавье де Шарльвуа (1682—1761), создатель самой обширной и наиболее документированной истории Новой Франции («История и общее описание Новой Франции», 1744), открывает свое повествование полемикой с Ла Онтаном. Требованию свободы мысли Шарльвуа противопоставляет сетования на «чудовищные домыслы, опасную приправу из сатиры, вольнодумства и неверия», которую «не следовало делать достоянием широкой публики». Он называет Ла Онтана «дурным наставником», обвиняет его в искажении фактов и ненависти к духовенству. Однако, несмотря на известную тенденциозность автора, стремящегося прославить великую, с его точки зрения, миссию иезуитского ордена в Америке, книга Шарльвуа была для своего времени наиболее полным источником сведений о жизни Новой Франции. Уделяя основное внимание деятельности монашеских орденов в Северной Америке, Шарльвуа тщательно описывает систему административного управления колонии, политику, которую проводили ее губернаторы, путешествия, предпринимавшиеся с целью дальнейшего освоения страны, и т. д. В книге есть географические сведения о Канаде, ее флоре и фауне, планы городов и фортификационных сооружений и даже статистические данные. Шарльвуа ведет повествование в форме непринужденной беседы с читателем, оживляя ее живописной деталью, размышлением, моральной сентенцией.

Помимо исторических сочинений, литература Новой Франции в XVIII в. включала образцы эпистолярной прозы (письма Элизабет Бегон, содержащие ценные сведения о состоянии канадского общества накануне английского завоевания), ораторского красноречия (проповеди Франсуа-Ксавье Дюплесси, уроженца Канады, выступавшего с успехом на церковных кафедрах Франции, Германии, Фландрии) и поэзии (ироикомическая поэма Этьена Маршана «Волнения в лоне канадской церкви в 1728 году», написанная по случаю смерти архиепископа де Сент-Валье).

Все эти произведения, не составляя еще национальной франко-канадской литературы, наряду с развитой народной поэзией, свидетельствовали о процессе постепенного формирования франкоязычной культурной традиции, которая оказалась достаточно сильной и жизнеспособной, чтобы после 1763 г. не только не погибнуть, но и стать основой возникновения подлинно национальной франко-канадской словесности. В обстановке настойчиво проводимой британским правительством политики «расфранцуживания» франко-канадцам, отрезанным от Франции и ее культуры, пришлось почти все начинать как бы заново. Но они смогли это сделать потому, что имели за своими плечами почти полтора века существования франкоязычной культурной традиции.

Медленный и трудный путь к созданию самостоятельной франко-канадской словесности начинался в атмосфере сопротивления и борьбы. Неудивительно поэтому, что первыми – и единственными до конца века – видами литературной продукции, предваряющей появление собственно литературы, была газетная проза, политический памфлет и парламентское красноречие.

Газеты появились в Канаде сразу же после завоевания. В 1764 г. англичане Уильям Браун и Томас Джилмор основали первую канадскую типографию, в которой в том же году была отпечатана первая канадская газета – «Ла Газет де Кебек». Вслед за «Ла Газет де Кебек», являвшейся официальным органом губернатора и выходившей на французском и английском языках, стали возникать и другие периодические издания. Поначалу они носили чисто информационный характер, перепечатывали новости из европейских и американских газет, публиковали отрывки из произведений французских авторов. Но постепенно франко-канадская периодика насыщалась местным материалом и становилась важным средством в борьбе, которая развертывалась между патриотами и представителями британских властей, между либерально настроенной интеллигенцией и преданным монархическим учреждениям духовенством.

Хотя наиболее славный период в развитии франко-канадской журналистики относится к началу XIX столетия и связан с деятельностью газеты «Ле Канадьен», несомненный интерес представляет такое издание, как «Газет литерер» (1778). Ее основателями были переселившиеся в Канаду французы Валантен Жотар и Флери Меспле. Отражая распространение вольномыслия среди канадской интеллигенции, газета выступила с пропагандой идей французских просветителей. Она публиковала отрывки из произведений Вольтера, Дидро и других энциклопедистов, широко их комментируя. Сотрудники газеты, печатавшие статьи под различными псевдонимами, требовали свободы мысли и печати, обличали религию, порождающую нетерпимость и фанатизм, критиковали схоластическую философию, противопоставляя ей философскую мысль просветителей, выступали против невежества и суеверий, требовали реформы школьного образования. Газета просуществовала около года, после чего по приказу губернатора была закрыта, а редакторы ее посажены в тюрьму.

Начало политической публицистике Канады положил памфлет-брошюра Дю Кальве «Апелляция к правосудию государства...» (1784). Заключенный в тюрьму за либеральные убеждения, Дю Кальве после освобождения и безуспешного обращения к правосудию английской короны издает этот памфлет, где, используя иронию и сарказм, прибегая к ораторским фигурам, воссоздает общую картину нравов эпохи – систему произвола, поборов, шпионажа. Выступая от имени населения колонии, Дю Кальве требует отставки губернатора и введения конституционных прав и демократических свобод.

Наконец, последнее десятилетие века отмечено расцветом политического красноречия. В ожесточенных парламентских дебатах формируется плеяда блестящих ораторов, – например Пьер Бедар (1762—1829) и др., – использовавших в борьбе за права своего народа идеи Великой французской революции и американской Войны за независимость.

В обстановке начинающейся борьбы за национальные права и сложного переплетения новых веяний и преданности старым традициям складывалась та специфическая духовная атмосфера, в которой предстояло возникнуть франко-канадской литературе.