Текст книги "История всемирной литературы Т.5"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 105 страниц)

Поэма вызвала резкие нападки реакционного духовенства, однако те, кого волновало культурное развитие народа, выступили в поддержку Рельковича. Релькович переводил басни Эзопа и Федра, сборники дидактической афористики и нравоучительных сочинений с французского и немецкого языков.

В последние десятилетия XVIII в. в творчестве некоторых католических писателей Славонии появляются элементы национального просветительства. Поэма «Святая Розалия» (1780) А. Канижлича (1699—1777) по сюжету и стилю, перенасыщенному аллегорическими фигурами и риторическими оборотами, изысканной инверсией, богатой атрибуцией из растительного и животного мира, примыкает к традиции дубровницкого барокко.

М. Катанчич (1750—1825) в «Кратком замечании об иллирийском стихосложении» (на лат. яз.), предпосланном сборнику латинских и хорватских стихов «Fructus auctumnales» («Осенние плоды», 1791), пытался обосновать принципы силлабического стихосложения в хорватском языке и дал в качестве примера несколько эклог («пастушеских бесед»).

Литература на кайкавском диалекте до середины столетия сводится к религиозным и морально-поучительным изданиям паулинов и иезуитов, оставивших также трактаты и заметки о языке и церковной истории края на латинском языке. Ярким явлением культурной жизни хорватов-кайкавцев во второй половине XVIII в. стал школьный театр. В загребской иезуитской коллегии представления на народном языке (наряду с латинскими и немецкими) устраивались с 60-х годов XVIII в. Ранние образцы школьной драмы на кайкавском – переведенная Й. Зибенеггом с латинского трагедия французского аббата Ш. де ля Рю о македонском царе Агатокле («Лизимакуш», 1768) и агиографическая драма Т. Брезовачкого «Святой Алексей» (1786). Для последнего десятилетия XVIII в. характерно полное господство на школьной сцене светского репертуара – мещанской драмы и комедии (в основном свободные переделки пьес австрийских и немецких авторов А. Коцебу, А. В. Иффланда, К. фон Эккартсхаузена и др.), которые ставились в Загребе профессиональными бродячими труппами на немецком языке (с 1797 г. – в постоянном здании).

Наивысшего подъема драматургия на кайкавском наречии достигла в творчестве Т. Брезовачкого (1757—1805). В последние годы жизни он создал две комедии: «Матьяш – чародей-ученик» (в 1804 г. изд. и поставлена) и «Диогенеш, или Слуга двух потерянных братьев» (изд. Т. Миклоушичем в 1823 г., поставлена лишь в 1925 г.). Комедии Брезовачкого имеют дидактическую направленность. С помощью проделок Матьяша (созданного в традиции немецкого Гансвурста) писатель осуждает суеверие как духовное наследие феодальной эпохи и сословные пороки (жульничество ремесленников, праздность дворян); он готов простить крестьянам невежество, но не может мириться с дворянскими привилегиями. Объектом критики становятся новомодные увлечения дворян (балы, вечеринки, карточная игра); польза отечеству – вот что требуется от дворянского сословия.

Другая пьеса представляет собой контаминацию сентиментального сюжета о двух братьях, обретающих друг друга, и фарсовой линии Диогенеша. Ловкий и сметливый слуга, Диогенеш выступает в роли резонера и вместе с тем является носителем интриги. В комедии показана галерея отрицательных типов: вельможа-бездельник, плут-управляющий, торговец-спекулянт, врач-шарлатан, невежа-цирюльник. Пьесы Брезовачкого насыщены живыми жанровыми сценками. Одним из главных источников комического эффекта в пьесах Брезовачкого является язык; персонажи типизирован посредством разнообразных пластов и оттенков разговорной речи («ученая» – с латинскими словами, городской загребский жаргон – с испорченными германизмами, речь крестьян – местные варианты кайкавского наречия, а торговцев, т. е. пришлых людей, – штокавские формы). В кайкавской культурной сфере драматургия Брезовачкого знаменует собой переход к литературе Нового времени, совершавшийся в Далмации и Славонии на базе других родов и жанров.

Хорватская литература прошла в XVIII в. важный этап своего развития. Если барокко в Дубровнике явилось завершением большой культурной эпохи, начатой европейским Ренессансом, то литература других хорватских областей – так называемой венецианской Далмации, Славонии и центральной Хорватии – сделала первые решающие успехи в утверждении светского начала и приобщении к современным ей идейно-художественным течениям. Обращаясь к историческому прошлому и устному творчеству народа, писатели второй половины столетия пробуждали национальное самосознание; осуждая недостатки окружающей действительности, указывали пути избавления от пережитков феодализма. Осваивая в доступной им форме идеи Просвещения, они сыграли активную роль в духовной подготовке хорватского национального возрождения.

*Глава восьмая*

СЛОВЕНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

К началу XVIII в. словенские земли уже несколько веков входили в состав габсбургских коронных земель Крайна, Штирия, Каринтия. В Крайне жили только словенцы, а в Штирии и Каринтии лишь треть населения была словенской. Словенцы проживали также в Венгерском королевстве и в Северной Италии (Венецианская Словения).

Развитие капитализма в словенских землях, начавшееся с середины XVIII в., привело к формированию словенской буржуазии, к созданию своей интеллигенции, которая почти исключительно состояла из представителей духовенства, что наложило свой отпечаток на развитие литературы, особенно в ее первый период. Центром деятельности словенских просветителей стала Крайна.

1768 год, время выхода в свет «Краинской грамматики» августинского монаха Марко Похлина (1735—1801), условно считается временем начала словенского возрождения. В своем предисловии автор призывал соотечественников «не стыдиться» своего родного языка. Наряду с грамматическими правилами Похлин поместил здесь и правила словенского стихосложения (поэтику). Он советовал литераторам переводить на словенский язык античных поэтов, т. е. переходить от религиозной тематики к светской, а для облегчения перевода античных авторов Похлин придумал словенские имена античным богам. Похлин написал первый словенский биографический словарь «Библиотека Карниолие», который был издан в 1803 г. на латинском языке. В 1781 г. вышел его «Краткий трехъязычный словарь» (словенско-немецко-латинский), в котором наряду со словенской была представлена чешская и хорватская лексика.

В первой половине 70-х годов Похлин создает небольшой кружок молодых священников, которых он учит словенскому языку, искусству поэзии. Один из его учеников, Йожеф Закотник, стал первым собирателем словенских народных песен духовного содержания. Учился у Похлина словенскому языку и Валентин Водник.

Один из соратников Похлина, Феликс Дев (1732—1786), также августинский монах, был инициатором создания первых сборников словенской светской поэзии – «Альманахов прекрасных искусств», выходивших в 1779—1781 гг. Основным их автором был сам Дев. Он писал оды, элегии, басни, даже либретто оперы в стихах на античную тему. Кроме Дева, в сборниках участвовали Похлин, Водник. Их творчество еще развивалось в рамках барокко. Однако на любовную лирику Дева оказала влияние поэзия Бюргера, в ней уже проявились некоторые элементы предромантизма (тема одиночества, любовь к природе и т. д.).

В Каринтии в 70—80-е годы иезуит Ожбальт Гутсман создает лучшую словенскую грамматику XVIII в. и немецко-словенский словарь. Гутсман отмечал близость словенских диалектов, указывал, что хотел бы писать так, чтобы его понимали не только в Каринтии, но и в Штирии и Крайне. Право словенцев иметь свой собственный литературный язык Гутсман доказывал тем, что славяне, к которым принадлежат словенцы, занимают обширную территорию от Северного моря до Адриатики. Гутсман перевел на словенский язык некоторые религиозные сочинения.

Важную роль в развитии словенской литературы сыграла «Академия оперозорум», основанная в 1779 г. в главном городе Крайны, Любляне, и просуществовавшая до 1783 г. В нее входило более двадцати человек, в том числе Похлин, Дев, Линхарт и др. Возглавлял Академию Блаж Кумердей, инспектор народных школ в Крайне, филолог. Целью Академии объявлялось изучение словенского языка и близких ему наречий, развитие словенской литературы, исследование словенской истории. Крупным успехом явилось издание Библии, переведенной на словенский язык Ю. Япелем при участии Кумердея. Япель использовал перевод Библии Далматина, одного из видных словенских протестантских писателей XVI в. Этим как бы подчеркивалась литературная преемственность с деятелями словенской Реформации.

Много сделал для развития просвещения в словенских землях Кумердей. В 1773 г. он представил австрийскому правительству «Патриотический план, как успешнее всего обучать краинское население чтению и письму», в котором указывал на необходимость вести обучение детей на родном языке. Кумердей был автором первых словенских учебников. Много лет он работал над созданием словенской грамматики. Хотя ему не удалось ее опубликовать, но рукописью грамматики пользовались Водник и Копитар. Кумердей одним из первых словенских национальных деятелей стал проповедником идей славянской взаимности.

В «Академию оперозорум» наряду со священниками входили и представители светской интеллигенции, стоявшие на просветительских позициях. После прекращения деятельности Академии они образовали свой кружок, группировавшийся вокруг барона Сигизмунда Цойса, одного из богатейших людей Крайны. Кружок существовал в 80—90-е годы XVIII в. Он объединял в основном светскую интеллигенцию, воспринявшую идеи европейского Просвещения, прежде всего французского и немецкого. Из членов кружка Цойса наибольший вклад в словенскую литературу внесли драматург Антон Линхарт (1756—1795) и поэт Валентин Водник (1758—1819).

Линхарт был сторонником реформ Иосифа II, но вместе с тем он выступал против политики германизации, которую начали интенсивно проводить власти в это время. Он опубликовал на немецком языке труд по истории словенцев «Опыт истории Крайны и других южнославянских областей Австрии», в котором впервые выдвинул идею австрославизма (т. е. превращения Австрийской империи в славянское государство). В своей истории он показал, что славяне, живущие в Крайне, Штирии и Каринтии, являются единым народом. Эти идеи словенского просветителя сыграли большую роль в формировании национального и политического сознания словенской интеллигенции. Сочувственно отнесся Линхарт и к Французской революции.

Линхарт написал две пьесы на словенском языке, представлявшие собою переделки двух комедий – «Сельской мельницы» немецкого писателя Й. Рихтера и «Женитьбы Фигаро» французского драматурга Бомарше. В словенском варианте пьесы назывались «Старостина Мицка» и «Матичек женится». Действие комедий перенесено в словенские земли, а немецкие и французские крестьяне получили словенские имена. Автор не только сохранил, но и усилил антифеодальное звучание пьес, ввел в них мотивы протеста против национального гнета.

В 1786 г. в Любляне при активном участии Линхарта было создано Общество друзей театра, ставившее немецкие пьесы. В декабре 1789 г. его членами была сыграна на сцене «Старостина Мицка». Это было первое представление словенской пьесы в театре. Линхарт стал родоначальником демократических традиций в словенской литературе.

Валентин Водник по праву считается первы́м словенским поэтом. Первые свои стихи он поместил в «Альманахе прекрасных искусств». По форме и содержанию они были близки сочинениям Дева. Большое влияние на творчество Водника оказала его встреча и дружба с Цойсом. Прекрасный знаток античной и современной литературы, Цойс в письмах к поэту призывал его повышать культуру языка и совершенствовать форму стиха, следить за его музыкальностью. Он советовал Воднику писать в национальном духе, учитывая одновременно и европейских поэтов, из которых особое внимание обращал на Оссиана. В своих стихах Водник широко использовал ритмы «поскочниц», словенских плясовых песен, делал попытки ввести в словенскую поэзию итальянский классический стих. Он писал оды, басни, эпиграммы, загадки, легкие шутливые стихи в духе Анакреонта. Водник прославлял в своих произведениях труд крестьянина, природу родной земли, в них были сильны патриотические и сатирические мотивы. В частности, в известном стихотворении «Немецкий конь и краинская кляча» поэт выражал протест против иноземного засилья. В 1806 г. вышел сборник Водника «Поэтический опыт», ставший одной из вершин словенской литературы того времени. В оде «Иллирия возрожденная» (1811) словенский поэт приветствовал политику Наполеона в Иллирийских провинциях. Сотрудничество Водника с французскими властями не было ему прощено в период меттерниховского режима, и его новый сборник стихотворений так и не увидел света при жизни поэта.

Много сделал Водник для просвещения словенцев. В 1797—1800 гг. он редактировал первую словенскую газету, «Люблянске новице», был автором большинства ее статей и заметок. В газете освещалась внутренняя жизнь Крайны и всей Австрийской монархии, развитие экономики, политические события за рубежом; публиковались разнообразные стихи, юмористические рассказы, афоризмы. Водник написал и две статьи, посвященные русскому языку и русским. В них он ознакомил читателей с народом, войска которого под руководством Суворова проходили в это время через словенские земли. Водник не только указывал на этническую и языковую близость словенцев к русским, но и призывал своих соотечественников учиться у них беречь свой язык и защищать родину. В 1795—1806 гг. Водник издавал «Сельский календарь» (сначала «Большой», затем «Малый», в котором давались необходимые сведения по сельскому хозяйству, метеорологии, содержался перечень ярмарок и т. д. Водник был не только первым словенским национальным поэтом, но и первым журналистом.

Большую роль сыграл Водник и в развитии словенской школы, особенно после образования Иллирийских провинций, когда словенский язык стал языком обучения в начальных школах. В это время он был директором люблянской гимназии и написал несколько словенских учебников, в том числе грамматику, первую, изданную на словенском языке. До этого и в течение нескольких десятилетий после выхода в свет труда Водника словенские грамматики издавались на немецком языке.

Как можно видеть, словенская литература в XVIII в. развивалась неравномерно. Были созданы первые драматические произведения, но совершенно отсутствовала художественная проза. Наиболее полное развитие из всех литературных жанров получила словенская поэзия, что дало возможность уже в последующий период появиться словенскому гению, замечательному поэту Франце Ксаверию Прешерну.

Так же как хорватская и сербская, словенская литература в XVIII в. находилась в процессе становления. Складывавшиеся в различных условиях, фактически разрозненные литературы этих трех славянских народов несли в себе, однако, родственные черты, связанные с общими задачами исторического развития, освобождения от иноземного владычества, турецкого и австрийского. Каждая из них должна была прежде всего создать на основе народного свой литературный язык, чтобы помочь выработать национальное самосознание и создать национальную литературу.

Как показали события начала XIX в. – народно-освободительное движение и культурно-национальное Возрождение в Сербии, Хорватии и Словении, литература трех стран сумела в XVIII столетии поднять на необходимую для этого новую ступень гражданственно-национальное и художественное сознание своих народов.

*Глава девятая*

ГРЕЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

XVIII век в Греции падает на середину того черного 150-летия (1669—1821), когда большая часть страны входила в состав Оттоманской империи. Феодальное чужеземное иго – инокультурное, иноверное – тормозило развитие национальной экономики и всей национальной культуры.

В литературе с византийского периода сохранялись две линии развития, долгое время не пересекавшиеся, не взаимодействовавшие. Первая – это фольклор, преимущественно крестьянский (в XVIII в. 97% населения Греции было сельским). Вторая – ученая, богословская и назидательная, агиографическая и гимнографическая – продолжала такие же традиции византийской литературы. В фольклоре бытовали прежде всего византийские народные песни (акритские, т. е. богатырские), которые определяли характер и вновь создаваемых.

Существенным для всей жизни Греции того времени было клефтское движение. Крестьяне, недовольные притеснениями турецких властей и выслуживавшихся перед ними греческих богачей, бросали хозяйство и с оружием в руках уходили в горы. Этих бунтарей называли клефтами (букв. – ворами). Уместно вспомнить, что Разин и Пугачев тоже были «ворами» по официальной терминологии. Число клефтов в течение XVIII в. неуклонно возрастало. Они основывали целые села. К концу века многие районы полностью контролировались клефтами (Мани на Пелопоннесе, Сули в Эпире). Высокая Порта организовывала против них кровавые экспедиции, но не могла справиться с этим народным движением. Район Мани даже добился официальной автономии.

Жизнь клефтов, их подвиги и героическая гибель составляют содержание клефтских песен, основного жанра греческого фольклора XVIII в. Их настроение, форма, художественные особенности, продолжающие традиции акритских песен, заметно повлияли на последующее развитие новогреческой литературы. В рассматриваемый период народные песни существовали только в устной форме. Сначала их собирали иностранные ученые. Первый такой сборник в двух томах, составленный Клодом Фориэлем, вышел в Париже в 1824—1825 гг.

К народному творчеству близки имевшие широкое хождение в тогдашней Греции пророчества. В них выражалась народная вера в освобождение от турецкого ига при поддержке «белокурого племени» – русских. Надежды подкреплялись определенными акциями русского правительства. Еще в начале века Петр I уверял порабощенных христиан, что они избавятся от турецкого владычества при помощи русского оружия. По свидетельству современников, портреты Петра I, которого называли «монархом россиян и греков», можно было видеть среди икон почти в любом греческом доме. В 1750 г. монах Феоклит Полиид выпустил книгу известных ранее и новых, его собственных, пророчеств – «Агафангел», где говорилось об освободительной миссии России. Эти пророчества перекликались и с народной песней: «Этой весной, райя, райя, // придет московит, райя, райя, // пойдет на турок войной...».

Православная церковь Греции не ограничивалась пророчествами. В начале века она еще сохраняла значение очага сопротивления иноверной, иноязычной силе. В монастырях устраивались школы. Учителями были монахи. Они распространяли также мятежные воззвания. Как национальный мученик до сих пор почитается в Греции Козма Этолийский (1714—1779). Этот странствующий монах и учитель основал множество школ, проповедовал борьбу за освобождение от оттоманского ига и был казнен турецкими властями.

Из Афона вышел и самый значительный поэт середины века – Кесарий Дапонте (1714—1784), автор многочисленных гимнов, назидательных книг, путевых заметок в стихах, шутовских исповедей, напоминающих Птохо-продрома византийских времен. Любознательный и трезвый наблюдатель, он оставил множество стихотворений на злободневные темы в стиле народных анекдотов. В большей части его произведений продолжается низовое направление книжной литературы поздневизантийской эпохи, питаемое фольклором. Но по большей части церковь продолжала византийские традиции другой линии развития в греческой литературе – учено-филологической. Монахи – выходцы из обеспеченных семейств – часто получали европейское образование. Они в числе первых в Греции подхватили идеи французского Просвещения и распространяли его на родине. Монах-вольтерьянец – весьма характерное явление в Греции XVIII в. Один из монахов, по словам французского путешественника Гуфье, назвал Вольтера величайшим благодетелем человечества. Но патриархия в Константинополе научилась приспосабливаться к Порте, получила право собирать дань с христиан и скоро стала рьяной противницей прогресса. И блестящий представитель Просвещения в Греции Евгений Вулгарис (1716—1806), преподававший в Высших школах на Афоне и в Константинополе логику и математику (когда непременными считались лишь грамматика, риторика и богословие), был вынужден эмигрировать. Его ученику, Никифору Теотокису (1731—1800), пришлось последовать за ним. Пристанище и признание оба нашли в России.

Патриархия преследовала идеи Коперника даже в конце XVIII в. Поэтому естественно появление прозаического памфлета против грубого, невежественного, продажного духовенства «Аноним 1789». В нем заметны некоторые точки соприкосновения с Вольтером и Лесажем. В ответ по личному распоряжению патриарха Григория V (1749—1821) была написана «Христианская апология» (1798), а в 1802 г. в Венеции издана книга «Против Вольтера». На трактат учителя Акарнана «О философии, физике, метафизике, разуме и божестве» (1786) синод ответил преданием его анафеме. Акарнан немедленно подчеркнул в «Ответе безымянного», что его книга направлена против «монахов, священников, архиереев и аскетов». Отлучен от церкви был и певец греческой свободы Ригас. В «Отеческом увещании» (1798) патриархия объявила, что просвещение и призывы к национальному освобождению идут против воли бога. В то же время распространялись песнопения в честь султана, призывавшие верующих к смирению и повиновению турецким властям.

Кроме полемики с Константинопольской патриархией, в XVIII в. известны и литературные сочинения светского характера. Примечательно, что почти все они издавались (и создавались) за рубежом. Первое из них – это вышедший в Венеции сборник стихотворных упражнений учащихся Флангинианского коллегиума «Цветы благочестия» (1708). Его можно рассматривать как последний отблеск литературной жизни незадолго перед тем (в 1669 г.) захваченного Турцией Крита. В сборнике ощутимо влияние итальянской литературы и знакомство с «Палатинской антологией». Во многих сонетах звучит живая скорбь об униженной родине и преклонение перед ее древним величием. Но в целом, по словам позднейшего греческого автора, это «оранжерейные цветы». Их авторы более не выступали в литературе, а литература следовала вкусам купеческой публики, которая предпочитала путевые заметки в стихах, пространное описание чужих земель и народов с их обычаями, климатом и т. п.

В 1746 г. в той же Венеции опубликована поэма «Стихиомахия» И. Р. Мане, трактующая библейский миф о потопе. Художественные достоинства ее невысоки, но и она была явлением на скудном литературном фоне того времени. Ее автору посвящена вышедшая в Лейпциге еще более многословная поэма «Боспоромахия» (1752), написанная французом из Константинополя Момарсом. В поэме «спорили» Восток и Запад, Азия и Европа, Прошлое и Будущее. Автор доказывал настоятельную необходимость для современников осмыслить противоречия между феодальной Турцией и Европой Нового времени, найти пути их разрешения.

Прибежищем ученой литературы в порабощенной Греции был почти исключительно Константинополь, точнее, один его квартал – Фанари, населенный греческими купцами. По имени квартала греческие историки называют XVIII век веком фанариотов, имея в виду прежде всего особенности греческого просветительства. Фанари поставлял купцов в греческие торговые колонии России и Западной Европы. Эти купцы были достаточно богаты, чтобы дать своим детям европейское образование. Из их среды выходили переводчики, члены дипломатического корпуса, даже министры иностранных дел Высокой Порты. Фанари поставлял также господарей, т. е. наместников Молдо-Валахии, которые содержали настоящий царский двор в Бухаресте, заботясь о его культурном процветании. Они и сами на досуге охотно занимались сочинительством. Например, основатель династии Маврокордато Александр оставил сыну «Наставления» по образцу Макиавелли, где запечатлел заповедь фанариотов: «Делай не то, что хочешь, и не то, что можешь, а что выгодно».

Литературные вкусы фанариотов обусловлены веяниями из Франции. По замечанию одного путешественника, французский язык знали в Фанари во второй половине XVIII в. не хуже греческого. Основное место в фанариотской поэзии занимали анакреонтические мотивы. Самый яркий их выразитель, Атанасиос Христопулос (1772—1847), прозванный «Новым Анакреонтом», писал, например: «Не дожить бы, боже милый, мне до трезвости постылой...». Но идейная позиция фанариотов определялась их служебным статусом. Они приспособились к Порте. С ее соизволения они неограниченно обирали подопечных, создавая себе огромные состояния. Поэтому к революционному и национально-освободительному движению в Греции они относились с откровенной враждебностью.

Эта идейно-литературная двойственность – заигрывание с вольномыслием, вольтерьянством при сотрудничестве с Портой – выражалась во временном перевесе то одной, то другой линии. Но к концу XVIII – началу XIX в., когда общенародная борьба за освобождение стала реально грозить их благосостоянию, фанариоты заняли откровенно реакционную позицию. Прежде они снисходительней относились к просветительским кружкам в своей среде (например, Димитриос Катардзис), хотя такой кружок при участии в нем легендарного Ригаса легко мог перерасти в тайное национально-освободительное общество.

Сам Ригас из Фер (1757—1798) поначалу пользовался поддержкой фанариотов. Биография Ригаса известна недостаточно. Нет даже уверенности, что мы точно знаем его имя. По преданию, он убил издевавшегося над ним турка и бежал в отряд клефтов, который переправил его в Константинополь. Там Ригас служил секретарем у Александра Ипсиланти (1726—1806) и вместе с ним приехал в Бухарест, где познакомился с произведениями французских просветителей и вошел в кружок Д. Катардзиса. В 1790 г. Ригас переехал в Вену, где с этого года стала выходить первая греческая газета – «Эфимерис», и занялся литературой. Для начала он считал необходимой умеренно просветительную деятельность. В 1790 г. вышла его «Школа чувствительных влюбленных», в которой греческие историки литературы не без труда угадали шесть рассказов Ретифа де ла Бретона. Греческого революционера и просветителя, очевидно, привлекло в рассказах утверждение свободы личности, неотъемлемого права распоряжаться собственной судьбой. Ригас развил отдельные моменты повествования, вставил в текст стихотворения сентиментального характера, считая, что такой тип изложения «более соответствует духу греческого языка».

Книга имела успех. Под ее влиянием в Вене через два года вышел анонимный сборник из трех рассказов – «Завершение любви». В 1790 г. Ригас издал также «Антологию естественных наук» под девизом: «Правильно мыслит тот, кто мыслит свободно». Эта книга возникла в результате изучения современных ему работ по естествознанию. Рассчитанная на неискушенного читателя, она обнаруживает не только знакомство с идеями Руссо, но и преданность им, а также идеям энциклопедистов и направлена на «сокрушение предрассудков». «Школа» пропагандировала свободу чувства и идею естественного равенства людей, «Антология» – свободу мысли.

К тому же начальному периоду деятельности Ригаса относится трехчастный «Моральный треножник» (ему принадлежат две части). Первая часть – «Олимпия» (перевод пьесы Метастазио) – ставит целью пробуждение гордости греков, напоминая об олимпийских играх Древности. Вторая – «Альпийская пастушка» (стихотворный перевод повести Мармонтеля) – в общем следует духу «Школы». В 1791—1796 гг. Ригас, готовясь к восстанию, занимался географией Греции. В этой связи он участвовал в переводе книги «Новый Анахарсис» Бартелеми (главы 35—39, о Фессалии), изданном в Вене в 1797 г. Как приложение к этой главе Ригас издал карту Греции на 12 листах с планами Константинополя и размещения турецких военных объектов. В том же 1797 г. вышло основное произведение Ригаса «Революционный манифест, или Новое политическое устройство» в 4-х частях: «Воззвание», «Права человека», «Конституция» и «Военный гимн» («Фурио»). Эпиграфом к нему взяты лозунги французской революции: «Свобода! Братство! Равенство!» – а основные положения прямо или косвенно выводятся из документов якобинской диктатуры.

Ригас Ферейский – мыслитель и политический деятель, который первым на Балканах выдвинул идею республиканской федерации балканских народов, видя в их сплочении, в их союзе путь к освобождению от оттоманского и феодального ига вообще. Главной задачей считал он социальную, а не национальную революцию и, чуждый шовинизма, обращался к турецкому народу с такой же братской теплотой, как и своим соплеменникам. Поэзия для Ригаса – оружие в этой жизненно важной борьбе: 126 строк его «Военного гимна» и 252 строки «Патриотического гимна» – это вдохновенный призыв к восстанию с указанием конкретных задач, стоящих перед каждой областью Оттоманской империи. Эти гимны распространились по Балканам с молниеносной быстротой. Известная лубочная картинка представляет Ригаса, исполняющего свои гимны в кругу соотечественников.

Дохнуть и час свободой

Отрадней, чем в тюрьме

Прожить хоть полстолетья

В невольничьем ярме.

Что проку в долгой жизни,

Коль цепь на нас гремит,

Коль произвол нам смертью

И день и ночь грозит?

(«Военный гимн».

Перевод М. Л. Михайлова)

Любопытна судьба этого гимна: его пели в Греции во времена всех народно-освободительных движений – от XVIII в. до гражданской войны 1946—1949 гг.

В 1797 г. Ригас направился в Грецию. Но в Триесте его арестовала австрийская полиция, выдав турецким властям, которые в июне 1798 г. казнили поэта в белградской тюрьме. Легенда украсила его последний час крылатой фразой: «Я посеял свободу, пусть другие придут и пожнут!» Ригас стал героем народных песен и литературных произведений. Ему приписывалась и так называемая «Греческая марсельеза». Для Байрона, Пушкина и других филэллинов Ригас был символом борьбы за свободу. В годы диктатуры «черных полковников» (1967—1974) имя его носила студенческая организация сопротивления.

На примере творчества Ригаса видно, что литературный процесс в Греции к концу века резко ускоряется. Важнейшей предпосылкой этого были экономические сдвиги в результате Кучук-Кайнарджийского мира (1774), когда Россия получила официальное право опеки христиан в Оттоманской империи, были уменьшены налоги, улучшены условия торговли и мореплавания, что потребовало и улучшения образования. Именно в это время разгорается спор вокруг проблемы языка. Подготовка к восстанию была неотделима от просвещения народа, и возникал естественный вопрос, на какие идейно-философские, литературные и языковые традиции надо опираться. С одной стороны, древнегреческий язык, язык богатой культуры, литературы и церкви (не следует забывать, что элементарное образование начиналось с «Псалтири»). С другой – живой разговорный язык, раздробленный на диалекты, далекий от нормы, еще не имеющий достаточно авторитетных литературных памятников.