Текст книги "История всемирной литературы Т.5"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 85 (всего у книги 105 страниц)

ДРАВИДИЙСКИЕ ЛИТЕРАТУРЫ. ПОЭЗИЯ ТЕЛУГУ. ВЕМАНА

Южноиндийские литературы, развивающиеся на дравидийских языках (тамили, малаялам, телугу, каннада), наиболее древние и развитые из новоиндийских литератур, продолжают в XVIII в. традиции предшествующих веков.

Штат Керала считается той областью, где возникла танцевальная драма катхакали (театрализованный рассказ), получившая мировую известность. Период расцвета катхакали – с середины XVIII в. до середины XIX в. Катхакали – особая форма искусства, называемая нритья, где актеры языком жеста (мудра) рассказывают зрителям истории индийского эпоса. Пантомиму сопровождает певческий аккомпанемент, текст которого – аттакатха – составляет так называемый литературный сценарий. Наиболее выдающимся произведением этого жанра считается тамильская аттакатха «Жизнь Наля», цикл из четырех драм, принадлежащих Унайиварайяру (жил во второй половине XVIII в.).

В XVIII в. в Тамилнаде развивается новый драматический жанр нонтинатакам (букв. – монолог хромого). Это своеобразный сатирический жанр, в котором причудливо переплетены мифологические мотивы со сценками из реальной жизни: описанием городского быта, публичных домов, занимательными историями и пр. В конце такой драмы обязательно следует исцеление хромого (обычно это главный персонаж) или благодаря вмешательству бога, или в результате путешествия по святым местам.

В литературе малаялам XVIII в. также возникает новый театральный жанр – туллаль, рождение которого традиция связывает с именем Кунчана Намбияра (р. в 1715). Туллаль – синкретический жанр, сочетающий в себе танец и пение. Обычно туллаль исполнялся одним актером. Темы для текстов, как правило, брались из пуран, и в разработке этих тем допускалось множество отступлений, которые и составляли наиболее интересную часть туллаля. Кунчан Намбияр считается наиболее известным и талантливым автором произведений этого жанра. Местный колорит, яркие сцены, изображающие окружающую его действительность, которые он вводил в свои туллали, восхищали простого керальца. Сочинения Намбияра прочно вошли в национальный фонд малаяльской словесности. Однако до сих пор не существует полного издания текстов этих уникальных в своем роде произведений.

Представить себе картину развития дравидийских литератур XVIII в. более или менее полно трудно, поскольку многое из творчества больших поэтов того времени, какими были, например, Кшетрая и Тьягараджа (литература телугу), не дошло до нас. Из различных источников известно, что Кшетрая создал четыре тысячи пад (двустишия), сохранилось же лишь четыреста, да и те почти не изучены. Не менее трагична судьба творческого наследия Тьягараджи – поэта и композитора, который жил в Танджоре во время владычества маратхов. Изучение творчества этих поэтов затруднено еще и тем, что их имена не упоминаются ни в знаменитых «Жизнеописаниях поэтов страны телугу» Вирасалингама, ни в каком-либо другом авторитетном источнике. Объясняется это, вероятно, тем, что оба поэта часто обращались к народным литературным формам, нарушая традиционные правила поэтики, и тем самым выбивались из принятого в те времена стиля высокой литературы.

Яркой фигурой в поэзии телугу XVIII в. был Вемана – поэт-отшельник, последний из великих бхактов Юга. Данных о его жизни нет. Часть индийской критики относит творчество Веманы к XVI в. Однако, по мнению советского индолога З. Н. Петруничевой, язык Веманы, его мировосприятие и поэтика прочно связывают творчество этого поэта с традициями XVIII в. Стихи Веманы распевала вся Андхра, его афоризмы, пословицы и поговорки вошли в разговорный язык. Ясный и простой стих в условиях Андхры, где даже в начале XX в. между литературным и разговорным языками лежала пропасть, играл большую роль в укоренении демократических тенденций в литературе на языке телугу.

Что же хотел поведать миру целомудренный саньясин – «искатель истины»? Для чего он презрел семейный очаг и ушел странствовать? Почему отказался от изящной словесности и предпочел скромный жанр шатакаму (стостишие) прославленной пышной прабандхе (традиционная эпическая поэма)? Вемана многолик: он моралист, проповедующий часто исполненные глубокой жизненной правды истины, он страстный проповедник бхакти, безжалостный сатирик, высмеивающий идолопоклонство и обрядовую форму всех религий, истинно сострадающий бедному люду:

Тот, кто, встречая бедняка,

Смотрит на него как на ничтожество, —

Тот хуже падали.

Внимай всемогущему Раме, о Вемана!

(Перевод З. Петруничевой)

Вемана отвергает касты и высказывает мысли, предельно радикальные для Индии своего времени, где и два века спустя сидеть за одним столом с шудрой считалось позором:

Поставь одно бронзовое блюдо перед всеми людьми.

Пусть все едят вместе, уничтожь все касты,

О, Всевышний!

(Перевод З. Петруничевой)

С саркастическим недоверием пишет Вемана о некоторых религиозных обрядах и обычаях:

Мусульманин не станет вишнуитом в результате. паломничества.

Куртизанка не станет добродетельной женщиной, посетив священный Бенарес.

Собака не превратится во льва, искупавшись в священных водах Годавари.

Внимай всемогущему Раме, о Вемана!

(Перевод З. Петруничевой)

Мировоззрение Веманы отвечает своему времени: его вольные мотивы соседствуют с проповедью религиозного аскетизма самоусовершенствования. Но это не мешает просветителям телугу XIX в. видеть в нем своего непосредственного предшественника, во многом предвосхитившего их собственные взгляды.

Картина развития индийских литератур в XVIII в. чрезвычайно пестра. Относительное единство литературного процесса XIV—XVI вв. нарушается уже в XVII в., в XVIII же неравномерность развития литератур на разных языках становится еще более очевидной. Своеобразная разноголосица общего литературного процесса страны – характерная особенность данного столетия. В одних литературах приметы будущего более заметны (литература телугу), в других – они почти не ощутимы (литература Синда).

История Индии XVIII в. – это история непрерывных войн, внутренних и внешних, с их неизбежными последствиями, история индийской культуры XVIII в. – это история позднесредневековой богатой культуры в последней фазе ее существования.

*Глава вторая*

НЕПАЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

В XVIII в. существенно меняется политическая карта Непала, по-иному идет историко-культурное развитие страны. Начавшиеся еще в XVII в. междоусобицы между раджами неварской династии Маллов, стоявшими во главе могущественных центральных княжеств Катманду, Патана и Бхатгаона, привели в XVIII в. неварскую династию к гибели. Ослабленное междоусобицами государство не смогло противостоять натиску своего бывшего вассала – княжества Горкха, и в 1749 г. династия Маллов пала. Горкха, расположенная на западе Непала, была той областью, где с XII в. осели бежавшие от мусульманских вторжений члены высокой воинской касты Северной Индии – раджпуты. Их потомки, смешавшись с основным населением, образовали народность кхас, впоследствии, как и жителей княжества Горкха,

их стали называть гуркхами, а их язык – кхас кура, горкхали или непали.

Падение центральных княжеств знаменовало конец «золотого века» – периода расцвета средневековой неварской культуры Непала. Вместе с Маллами в прошлое ушло время, когда правители старались превзойти друг друга в возведении дворцов, храмов, в сооружении многочисленных священных водоемов, в сочинительстве и изящных искусствах. На первый план выдвигаются задачи укрепления военного могущества страны, создания централизованной власти.

При новой знати существенно изменилась в Непале языковая ориентация – с середины XVIII в. на смену неварскому языку приходит язык непали. На нем диктует свои деловые послания Притхвинарайян Шах, раджа княжества Горкха, а также и его преемники. Вскоре непали становится единственным языком канцелярии, а затем объявляется государственным языком. Однако большая часть литературы XVIII в. создавалась не на непали, а на близких к нему развитых литературных диалектах Индии – брадже и авадхи, отчасти на бходжпури. Лишь постепенно начинают появляться переводы на непали. В частности, в середине XVIII в. на непали была переведена санскритская анонимная поэма «Светильник искупления».

В литературе первой половины столетия значительную роль продолжали играть средневековые каноны. Но процесс некоторого обновления уже ощущался. Особенно наглядно он прослеживается в драматургии – наиболее развитой части непальской литературы. Если в XVII в. раджбарана (посвящения королю), произносимые в прологе пьес, были традиционными панегириками правителям, то в пьесах XVIII в., даже в драмах, авторство которых приписывается радже Бхупатиндре Малле (1697—1722), – «Рыдание Видьи», «Махабхарата», – к давно примелькавшимся обращениям «потомок рода Рамы», «рода Рагху», «превосходящий всех предшественников своими добродетелями» автор считал себя обязанным добавить «раджа мудрый и добрый, потому и здравствуют при нем люди». Если раньше авторы, воспевая красоту родного края, нагромождали гору эпитетов и завершали восхваление традиционным «красив, как рай», то теперь пояснялось: такое-то место подобно раю, потому что в нем хорошо живется народу. Скажем, в драме Дханпати (годы жизни неизвестны) «Любовные игры Мадхава» хвала родной стране завершается словами: «Нет в мире места красивей Бхактапура с его храмами, где обитает богиня Таледжу, с его дворцами, где живет король Ранджит Малла. Бхактапур подобен раю, дом каждого царского подданного там ломится от добра».

В первой половине XVIII в. приобретает известность драма «Гопичандра», приписываемая радже Джитамитре Малле (1682—1696). Эта первая в Непале пьеса на исторический сюжет интересна так называемой народной сценой: толпа крестьян приходит к махарадже с жалобой на жестокость его стражников. Драма «Гопичандра» – первая пьеса о реальной исторической личности (ее герой – бенаресский раджа Гопичандра, живший в XVII в.) – оставила значительный след в непальской литературе, положив начало жанру исторической драмы.

Во второй половине XVIII в. процесс обновления затрагивает и поэзию. Наряду с традиционными гимнами (стути) и эротическими стихами появляются произведения, обращенные к «земному», – иными словами, в поэзии начинается поворот от традиционно высокого к обыденному. Не только драматургия, но и непальская поэзия XVIII в. обращается к историческим личностям, в частности к правителям Притхвинараяну Шаху и его наследникам, которые воплощали в ту эпоху идеал «доброго и справедливого правителя». Это характерно и для впервые появившейся лирической поэзии, и для особых «гимнов воинству» (канро).

Гимны канро возникли на основе бытовавших в непальском фольклоре песен-заклинаний, от которых и получили свое название. В то время они были своеобразным продолжением жанра стути, восходящего к буддийским гимнам гейя. От народных песен-заклинаний, функциональное назначение которых состояло в придании силы оружию, гимны воинству восприняли их призывный характер. Канро, как правило, зовут к борьбе за объединение непальских княжеств под знаменем правителей, в данном случае Шахов. Так, призывая людей к выполнению воинского долга в своем известном канро в честь Притхвинараяна, Сувандадас, наиболее одаренный автор, представляющий эту традицию, советует «приготовить вкусное блюдо, принеся из Пальмы – пряности, из Танахуна – рис, из Биркота – бобы...». При этом перечисляются все княжества, которые еще предстояло объединить в состав Непальского государства.

От стути канро восприняли и функциональную роль жанра (панегирик), и многоступенчатую форму – каждому суперлативному эпитету отводилось определенное место. В пышности сопоставлений канро значительно уступают стути, но превосходят их в четкости ритма, который поддерживается обращениями в рефренах, близких по смыслу к русскому: «Давайте-ка!»

Канро обязаны стути и своей композицией, в частности от стути идет заключительный стих – слово об авторе, который взял на себя смелость сочинить данный гимн. В традиционных стути автор гиперболически заявлял о мнимой ничтожности своей персоны, для того чтобы подчеркнуть величие своего божественного повелителя. В канро же автор повествует о реальных бедствиях – голоде, бедности, но отнюдь не с целью подчеркнуть свое ничтожество, а для того, чтобы сказать: при славном радже, в честь которого я сложил гимн, все изменится к лучшему. Так, в упоминавшемся выше канро Сувандадас пишет:

Телом я был одинок,

страданьем богат,

но богатством худ.

Голод был вечно при мне,

а работа всегда сторонилась меня.

Слухи о славном радже дошли до меня и спасенье мое в почитаньи его.

Лирическая поэзия, ярким представителем которой был Гумани Пант (годы жизни неизвестны), родившийся в Альмоде (ныне территория Республики Индии), отразила те же закономерности литературного развития. У Гумани бытовые реалии заменили традиционное нанизывание изысканных сравнений, призванных передать красоту возлюбленной или величие монарха, переводя поэзию в совершенно иной семантический ряд:

Лепешка из грубой, непросеянной муки,

Жидкая чечевичная похлебка без соли,

Гнилые овощи, не сдобренные маслом, —

Вот о чем мечтает в будни

Бедный брахман по имени Гангабал.

Гумани не писал канро, однако свои лирические стихи обычно заканчивал своеобразным восхвалением:

О Шива, день за днем тащим мы на себе тяжесть казны.

Даже волос на головах людей, и то не осталось.

И все же никто не покидает страны —

Так славен раджа гуркхов – вот слово Гумани.

Помимо светской поэзии, в XVIII в. в Непале продолжает развиваться религиозная поэзия сантов, объединенных в секту джосмани. Среди поэтов джосмани особенно известен Шашидхар (род. в 1747 г.) и его последователи – Мокшамандал и Премдил, оба видные чиновники при дворе Притхвинараяна. Они все писали на так называемом садхукари (языке святых), грамматика которого ближе всего к грамматическому строю кхари-боли, а лексика представляет собой своеобразную смесь слов из авадхи, браджа и непали. Санты создали традиционные стути, в которых воплощены проповедуемые последователями секты идеи религиозного реформаторства, захватывавшие и общественную сферу. В частности, Шашидхар, которого часто называют непальским Кабиром, от имени всех последователей секты выступал не только против многобожия, идолопоклонства, но и против кастовой системы, ограничения прав женщин (последние требования облекались в форму проповеди равенства всех верующих перед богом). Шашидхар написал в стихах трактат о религиозно-философской основе учения джосмани «Волна радости истинного познания» и наставление по аскетизму «Одеяние аскета».

Среди поэтов-сайтов весьма интересна фигура Ранбахадура Шаха (1767—1865), внука Притхвинараяна Шаха. Будучи учеником основателя секты джосмани Шашидхара, Ранбахадур стал видным проповедником этого религиозного учения и принял священное имя Свами Нирванананда, а подданные, у которых он пользовался большой популярностью, называли его обычно Свами Махараджа (Святой Махараджа).

До нас дошли только два стути этого поэта, посвященные святому Горакхнатху и богине Калике. Написанные в традиционной манере, эти гимны интересны тем, что их создатель просит благословения не себе лично, а своей стране – Непалу. Поскольку в этих двух произведениях встречается имя Ранбахадура, а не Свами Нирванананда, можно предполагать, что они созданы до того, как их автор стал последователем секты джосмани. Учение джосмани, ставшее государственной религией в правление Ранбахадура, при его преемниках сохранило равные права с ортодоксальными ветвями буддизма и индуизма. В общественной сфере это сказывалось в том, что в Непале кастовые ограничения не были столь категоричны, как, например, в соседней Индии. В литературной же сфере благодаря статусу джосмани продолжала процветать поэзия сантов, особенно интенсивно развивавшаяся в XIX в. Отголоски ее встречаются и в наши дни.

*Глава третья*

СИНГАЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА (ЛАНКА)

В XVIII в. значительная часть Ланки по-прежнему была колонией Нидерландов. Независимость сохранило единственное сингальское государство – Кандийское, наиболее удаленное от побережья и расположенное в труднодоступных горных районах. Здесь, в Канди, родилось движение за возрождение буддийской учености, определившее духовную жизнь сингальского общества XVIII в. Оно возникло как противодействие христианству и как форма выражения самосознания. Это движение связано с именем крупного ученого – буддиста Вяливиты Сарананкары (1698—1778).

Сарананкара и его последователи начали свою деятельность с переводов на сингальский язык канонических книг буддизма, за которыми были посланы специальные миссии в Сиам и Бирму, поскольку доверие к местным спискам было подорвано из-за прерыва традиций и упадка буддийской учености. На сингальский язык переводятся разного рода сутры, жизнеописания Будды, книги молитв и наставлений, джатаки, исторические хроники и другие произведения; усиленно изучаются пали, санскрит, медицина, астрология, создаются и новые религиозные произведения, авторы которых в целях энциклопедической полноты используют различные источники. Знаменитое сочинение Сарананкары «Свод толкований сущности» изобилует цитатами из палийских, санскритских и сингальских источников – сутр, комментариев к ним, словарей, комментариев к комментариям и пр. Автор стремился создать сочинение энциклопедического характера, могущее заменить едва ли не целую библиотеку для того, кто делает первые шаги на пути познания философии и этики буддизма. Эта книга во множестве списков стала чрезвычайно популярна среди ланкийских последователей буддизма, несмотря на то что написана трудным языком: длинными и сложными предложениями, с чрезвычайно санскритизованной лексикой.

Для литературного творчества в начальный период буддийского возрождения характерны различные компиляции, к которым относится, например, популярный труд анонимного автора школы Сарананкары «Сарваджнягуналанкарая» («Украшения – достоинства Всеведущего») – история жизни и перерождений Будды Гаутамы. Однако вскоре конкретные задачи, связанные с возрождением буддийской учености, вызвали к жизни оригинальные произведения. Ученик и талантливый последователь Сарананкары – монах Сиддхаттха Буддхараккхита из Тиббатуввы написал «Свод наставлений в истинной вере» («Шри Саддхармававадасанграхава») почти без цитат и ссылок на классические труды (за исключением немногих общеизвестных палийских стихов). Вводные разделы его книги посвящены описанию достоинств Будды, за которыми следует как бы импровизированная буддийская проповедь о грехах и добродетелях с их неизменным кармическим воздаянием, приводятся примеры благочестивой жизни монахов и мирян, даются наставления правителям и подданным в их повседневной жизни. Язык Буддхараккхиты представляет собой характерный образец кандийской прозы: изобилует санскритско-палийскими гибридными словами.

Новым в буддийской литературе этого периода является отображение в религиозных произведениях конкретных исторических фактов и событий. Примером могут служить описания посольств в Сиам – история сингальских религиозных миссий XVIII в. Повышение интереса к исторической теме в различных ее вариантах закономерно для просветительских задач буддийского сингальского возрождения. В это время создаются книги по истории царств и правлений острова от легендарного Виджаи до прихода в страну европейских колонизаторов. Возникают новые варианты истории важных сингальских реликвий, связанных с буддизмом, – так называемого «Зуба Будды», древа Бодхи (древа просветления) и его отростков. Интересным источником сведений по истории и литературе сингалов являются биографии Сарананкары, созданные в стихах и прозе (последняя содержит, в частности, перечень литературных трудов не только самого ученого-буддиста, но и его учеников).

Разнообразие прозаических произведений на сингальском языке – примечательная особенность этого периода, но тем не менее в целом XVIII век, как и предыдущие три века, остается веком поэзии. Не только при кандийском дворе, но и на юге острова существуют в это время поэтические школы. Среди поэтов известны не только ученые монахи, но и светские люди, в том числе цари, как, например, Раджадхираджасинха (время правления – 1780—1798 гг.). Изощренностью поэтического мастерства прославились поэтессы Балаваттала Махатмайо и Гаджаман Нона.

Старинные жанры претерпевают известную трансформацию. Так, героическую тему панегирика периода воин с колонизаторами в условиях стабилизации колониальной власти сменяет любовная тема. Панегирик XVIII в. воспевает не доблесть правителя, а его красоту и любовные победы. В собрании песен, сложенных в честь кандийского царя Нарендрасинхи (1707—1739), последний сравнивается с богом любви.

В популярности любовной и эротической темы в сингальской поэзии не последнюю роль сыграло влияние средневековой санскритской любовной лирики, распространенной в придворных поэтических кругах Индии в это время.

Героическая тематика, однако, не исчезает, а сохраняется в другом жанре – героико-исторической поэме (хатана), появившейся на рубеже XVI—XVII вв. и достаточно распространенной в XVIII в. Остается популярным и жанр сандеша (поэма-послание). Делаются переводы старинных сандеш, сочиняются новые. В рамках традиционного жанра допускаются некоторые вариации, проявляющиеся или в своеобразии маршрута, который должен проделать посланник лирического героя, чтобы передать его просьбу богу-покровителю, или в особом характере самих просьб. В описаниях пути посланника содержится немало бытовых зарисовок и любопытных топографических деталей (путь от Адамова Пика до Катарагамы, например, в поэме «Послание Рогоклюва», 1788). Специфична и просьба, изложенная в этом послании к богу Катарагамы Махасене (Сканда), – защитить Ланку от врагов. Более часты просьбы оказать божественное покровительство царю, его правлению, буддийской вере. В редких случаях поэт испрашивает милости для самого себя: известный астроном Барана (Баранаганитая), например, в своей сандеше просит излечения от своего недуга, перечисляя при этом без излишней скромности свои религиозные и научные заслуги.

Поэзия XVIII в. осваивает многие жанры, которые прежде были типичны для прозы, в частности жанр хроники. В целях популяризации буддийского учения в стихах излагались истории из жизни Будды и его учеников (джатаки), мифологические сюжеты. Авторы этих произведений оставались обычно анонимными, стиль их значительно приближен к традициям устного народного творчества, повествование насыщено юмористическими подробностями. В стихотворной форме создавались книги проповедей (кави-бана-пот), дидактические сборники, содержавшие афоризмы, пословицы, загадки и т. п. Подобный сборник Аттарагамы Бандары долгое время служил хрестоматией для сингальских учеников – как мирян, так и буддийских послушников.

Вместе с тем поиски новых поэтических приемов в XVIII в. отмечены значительной формализацией поэзии, усложнением, изощренностью поэтических средств. Многие поэты увлекаются элу-сило – способом стихосложения, имитирующим санскритскую метрику и основанным на чередовании групп долгих и кратких слогов.

Виртуозно используются, например, приемы аллитерации, двойного смысла. Стихи зашифровываются в слоговые таблицы, что имеет в виду не только эстетический, но и магический смысл. Зашифровываются обычно тексты религиозного содержания. Примером может служить поэма «Таблица из двенадцати строф» (Баранамагабасака», 1786) поэта Каратоты Дхаммарамы, содержащая славословье Будде.

Таким образом, в XVIII в. было положено начало восстановлению ценностей сингальской культуры, утраченных в религиозной войне прошлых столетий и попранных колониальным режимом. И тем не менее движение за возрождение буддийской учености во многом носило поверхностно реставрационный характер. Оно не могло принести глубокого духовного обновления, хотя и стимулировало литературную жизнь страны.

В этот период была проделана огромная лексикографическая работа, результаты которой имели серьезное значение в дальнейшем развитии литературного языка. Осуществлено было множество переводов с классических языков, составлялись пословные словари и комментарии к различным каноническим произведениям.

Углубленное изучение древних языков, экспериментирование в области стиля способствовали обогащению сингальского языка; заимствования из санскрита, пали, тамильского языков проходили отбор и «проверку» в творчестве многих авторов.

В конце 30-х годов XVIII в. появляются первые печатные книги на сингальском языке. Изданные европейцами, они интересны не с точки зрения содержания (христианско-религиозного), а тем, что в них отражен опыт первого сопоставления лексики сингальского и европейских языков. К XVIII в. относятся первые попытки составления сингальско-голландского и голландско-сингальского словарей и грамматик.

XVIII век подвел итог в развитии средневековой сингальской литературы, исчерпав главные ее ресурсы. Дальнейшее ее развитие было невозможно без серьезного обновления всей системы эстетических представлений в свете новых социальных задач складывающегося капиталистического общества.