Текст книги "История всемирной литературы Т.5"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 105 страниц)

*Глава шестая*

СЕРБСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

В XVIII в. сербский народ продолжает жить в условиях территориального и политического разъединения. Большая часть сербов остается под властью османских завоевателей. Сербы, бежавшие от врагов и переселившиеся в конце XVII в. на земли севернее Дуная, находились под юрисдикцией Габсбургской монархии. Эта область, получившая позже название Воеводина, и становится в XVIII в. центром развития сербской культуры и литературы.

Основная направленность развития сербской литературы XVIII в. связана с преодолением ею синкретического состояния и включением ее в общеевропейский литературный процесс. Сосуществование нового со старым представляет специфику развития сербской литературы в XVIII в. Главными очагами сербской словесности в первой половине столетия оставались монастыри. Продолжается рукописная традиция многовековой средневековой литературы, в развитии которой проявляется новый аспект, связанный с отпором народа ассимиляторским тенденциям поработителей и пробуждением национального самосознания.

Среди последних значительных представителей рукописной традиции были монастырские переписчики и писатели Киприан и Еротей Рачане. «Путешествие к граду Иерусалиму» (1727) Еротея продолжало жанр хождений, известный в литературе православных славян с XII в. и способствовавший становлению важных для сербской прозы XVIII в. жанров путешествий и мемуаров.

К 30—40-м годам относится творчество Гаврилы Стефановича Венцловича (ок. 1680—1749?). Здесь с достаточной наглядностью проявляются особенности литературного развития XVIII в.: наряду с перепиской часослова, житий, псалмов, поучений писатель занимается вольными переводами и компиляциями (в том числе проповедей украинского писателя Л. Барановича), в которых заметны барочные элементы. Венцлович первым обратился к народному языку и в зависимости от жанра произведения использовал книжный, основу которого составлял церковнославянский.

Развитию новых тенденций в литературе способствовало проникновение в сербскую среду просветительских и рационалистических идей. Особенность их восприятия здесь носила утилитарно-практический характер, т. е. приобщение соотечественников к знаниям, расширение их культурного и общественного кругозора, как необходимых условий активизации освободительных сил народа и возрождения национальной культуры. Важную роль сыграло в этом школьное образование, становление которого связано с деятельностью в первой трети XVIII в. русских и украинских учителей, присланных по просьбе церковных властей Воеводины из России. Так, в 1726 г. М. Суворов основал в Сремских Карловцах первую у сербов светскую школу, которую возглавил затем приехавший с Украины Э. Козачинский. Ученики этой школы занимались по русским учебникам (в том числе по «Грамматике» Смотрицкого и букварю Феофана Прокоповича).

Э. Козачинский (1699—1755) стоит у истоков сербского театра. Ему принадлежит «Трагедокомедия» о последнем сербском правителе Уроше V, которую ученики Козачинского поставили в 1736 г. Написанное по образцу драмы Феофана Прокоповича «Владимир», произведение Козачинского представляло собой один из наиболее выразительных примеров проявления барочных тенденций в сербской литературе. Выступая в дальнейшем на разных стадиях литературного развития XVIII столетия, эти тенденции способствовали становлению новой жанрово-стилистической системы.

Расширению связей с русской и украинской культурой и литературой XVIII в. способствовала и учеба сербов в России, в частности в Киево-Могилянской академии, а также переселение сербов в XVIII в. на южные земли России и Украины. Из среды переселенцев вышли известные писатели – автор исторических сочинений П. Юлинац и С. Пишчевич, создавший в России свои мемуары. Это сочинение, остававшееся долгое время в рукописи, получило свое второе рождение в наше время, после его издания на современном сербохорватском языке (1963). В югославском литературоведении оно признано выдающимся памятником сербской литературы XVIII в.

Дальнейшему развитию новых явлений в сербской литературе способствовал известный прогресс в школьном образовании на землях, входивших в состав Австрийской империи в конце XVIII в. Расширяются контакты между деятелями сербской и европейской культуры. Открываются типографии, увеличивается число печатных книг, выходят газеты и журналы. Знаменательным событием в культурной жизни сербов стало первое периодическое издание – «Славено-сербский магазин» (Венеция, 1768), основанное выдающимся сербским писателем и деятелем культуры Захарием Орфелином (1726—1785). В предисловии к изданию, руководствуясь просветительскими идеями, Орфелин призывал к развитию образования и изучению истории. Важное место в приобщении сербской среды к более развитой европейской общественной мысли и литературе занимали переводы (в частности, романа «Велизарий» Мармонтеля, 1776), а также разного рода компиляции.

Одна из ранних сфер наиболее заметного проявления новых тенденций в сербской литературе связана с историческими сочинениями второй половины XVIII в. Одно за другим появляются «Краткое введение в историю происхождения славяно-сербского народа» П. Юлинаца (1765), двухтомная «История о житии и славных делах великого государя императора Петра Первого самодержца Всероссийского» З. Орфелина (1772), «История разных славянских народов, наипаче болгар, хорватов и сербов из тьмы забвения изъятая и во свет исторический произведенная» ученика Киево-Могилянской академии Й. Раича (в 4-х т., 1794—1795). Идея славянской общности была одной из центральных в исторических сочинениях того времени. В оценке исторических событий авторы придавали решающее значение в развитии своего народа и человечества в целом здравому разуму, просвещению. Обращаясь к истории, писатели стремились, с одной стороны, поднять патриотический дух народа, выявить и укрепить связь между современностью и героическим прошлым, с другой, – привлечь внимание народов других стран к трагической судьбе сербов. К «Истории» Раича восходят сюжеты многих произведений (особенно драматических) сербской литературы первой половины XIX в. «История о житии» Орфелина была одной из первых обстоятельных биографий Петра I. В этом сочинении, написанном горячим поборником русско-сербских связей, передавалась масштабность личности выдающегося государственного деятеля, высоко оценивалась его роль в преобразовании и просвещении России (в 1774 г. оно было переиздано в Петербурге. Сочинением Орфелина пользовался Пушкин в работе над «Историей Петра»). В художественном отношении авторы исторических сочинений, наследуя опыт старой, в том числе житийной, литературы, соединяли его с более поздней барочной традицией.

Одной из наиболее трудных проблем в развитии сербской литературы XVIII в. (особенно его второй половины) была проблема языка. Литература этого времени создавалась на нескольких языках. Одним из них был так называемый «русско-славянский», т. е. русская редакция церковнославянского языка, – высокого и среднего «штиля» (в зависимости от жанра произведения). Связанное с усилением сербо-русских контактов и возраставшим интересом к русской книге – источнику новых идей и литературно-эстетических концепций, – обращение к русско-славянскому определялось рядом внутринациональных обстоятельств жизни порабощенного народа, решающим среди которых было его сопротивление ассимиляторской политике Габсбургов. В этих условиях обращение к русско-славянскому поддеживало в сербах сознание причастности к славянскому миру.

На русско-славянском языке было написано немало значительных произведений, прежде всего исторических сочинений Орфелина, И. Раича, С. Пишчевича и др. Со временем этот язык, по признанию исследователей, менялся, и к концу XVIII в. утвердился так называемый «славяно-сербский» язык – своеобразное смешение русских и сербских элементов. Одновременно на протяжении всего XVIII в. предпринимаются попытки ввести в литературу народный язык, к которому авторы нередко прибегали в своем творчестве параллельно с русско-славянским и славяно-сербским – в зависимости от жанров произведений.

С развитием образования и печати вопрос о языке, доступном широкому кругу читателей, обострился. И хотя битва за становление литературного сербского языка на народно-разговорной основе произойдет в первой половине XIX столетия, начало этого процесса относится к концу XVIII в.

В высоком гражданско-патриотическом ключе написаны наиболее значительные образцы поэзии второй половины XVIII в. К ним относится «Горестный плач некогда славной Сербии» (на русско-славянском) и вариант этого лиро-эпического произведения на языке, близком к народному, – «Плач Сербии» (1761) Орфелина, его же «Песнь историческая» (1765). Орфелин обращается здесь к одной из центральных тем сербской литературы и фольклора – к теме Косовской битвы. В эпической поэме Й. Раича «Бой змея с орлами» (1791) воспевается в аллегорической форме борьба Австрии, России и порабощенных османскими завоевателями народов с Турцией в 1788—1789 гг. Заметную роль в развитии поэзии играл инонациональный опыт – как славянский (в том числе русской, украинской, польской поэзии барокко и классицизма), так и западный (одним из проводников которого была в ту пору хорватская поэзия). Это особенно сказалось на системе стихосложения (силлабической и затем сменившей ее во второй половине XVIII в. силлабо-тонической) и на развитии жанров, в частности, лирической поэзии. В XVIII в. интенсивно развивается народная эпическая поэзия.

С ростом городского сословия развивается так называемая городская поэзия (первые сербские песенники относятся к 70-м – началу 80-х годов XVIII в.). Эта поэзия – преимущественно анонимная, отмеченная многообразными влияниями, литературными и фольклорными, – была обращена к повседневной жизни горожан, отражала чувства и переживания простого человека. Ее основные жанры составляли любовные, юмористические, шуточные стихи. Городская поэзия XVIII в. оказалась непосредственной предтечей и одним из истоков сербской сентименталистской и романтической лирики, а также юмористической и сатирической поэзии XIX в. (Б. Радичевич, Й. Змай).

Поиски сербской литературой новых путей развития с наибольшей полнотой выразились в творчестве Досифея Обрадовича (1739—1811)– центральной фигуры сербской культуры XVIII в., выдающегося деятеля национального просвещения. Его жизнь – яркое отражение своего времени. Он начинал обучаться грамоте по русским учебникам и церковным книгам. Вдохновленный примером героев житийной литературы, он постригся в монахи. Однако реальный монастырский быт, неодолимая жажда жизни и знаний изменили его судьбу. Он покинул монастырь и стал учителем. Долгие годы странствований по городам Европы и Средиземноморья, хорошее знание языков, позволившее ему слушать лекции в европейских учебных заведениях, знакомство с деятелями культуры и науки, с прогрессивной мыслью европейских просветителей – все это сделало его одним из самых образованных людей XVIII в. у южных славян. Выходец из народа, Обрадович всей своей деятельностью стремился к его просвещению, усматривая в этом важное средство пробуждения национального самосознания и развития сербской культуры.

Борьба с невежеством и критика монастырей конца XVIII в. как главных его очагов, требование создавать школы, в том числе и для женщин («Книги, книги, а не колокола и колокольчики!»), переводить произведения, способные приобщить сербов к более развитой культуре других народов, писать на языке, в основу которого была бы положена народно-разговорная речь и который бы, таким образом, стал доступным не только узкой прослойке образованных людей, но и всему народу, наконец, забота о высокой нравственности своих соотечественников – вот круг идей творчества Обрадовича, начиная с его первого, программного сочинения «Письмо Харалампию» (1783). Весь этот комплекс вопросов сопрягался у него с остроразвитым чувством национального самосознания и патриотизма. На склоне лет Обрадович принял активное участие в освободительном движении сербов против османских завоевателей, начавшемся восстанием 1804—1813 гг. В образовавшемся сербском правительстве он был первым министром просвещения. С именем Обрадовича связано открытие в Белграде учебного заведения «Велика школа» (1808), на основе которого был создан впоследствии университет.

Творчество Обрадовича разнообразно. Он писал прозу и стихи, был переводчиком, публицистом,

баснописцем, автором ученых трактатов. Его главное произведение – автобиографическое сочинение «Жизнь и приключения Дмитрия Обрадовича, нареченного в монашестве Досифеем» (1—2 ч., Лейпциг, 1783, 1788). В занимательном изложении многообразных жизненных перипетий возникает яркий образ человека Нового времени. Герой произведения – деятельный, уверенный в своих силах человек. В преддверии освободительного восстания с особой очевидностью выступает национальное начало концепции личности у Обрадовича. В этой связи особую роль приобретает гражданственность позиции героя «Жизни и приключений», его патриотизм и озабоченность делами на пользу народа. Произведение было создано на пересечении жанровых традиций старой сербской литературы – житийной, проповеднической – и новой, в частности путешествий, автобиографических сочинений, воспитательного романа (героя Обрадовича воспитывает сама жизнь). Писателю близка и традиция реализма XVIII в. – она заметно проявляется в связи характера его героя с жизненными обстоятельствами, в критическом начале описаний монастырской среды. В сплаве этих разностадиальных литературных традиций возникает одно из самых значительных произведений сербской литературы. Кстати, эта особенность проявляется и в поэзии Обрадовича.

В своих поэтических опытах он воспринял и традицию высокой поэзии – от духовных стихов и классицистической оды гражданско-патриотического содержания («Песня, посвященная восстанию сербов», 1804) – и в то же время создавал стихи в сентименталистской манере (которые, кстати, включались в рукописные сборники городской поэзии).

Одну из наиболее интересных страниц в творчестве Обрадовича представляют его «Басни», (1788), посвященные сербской молодежи. Этот жанр писатель считал «самым нужным и самым, полезным на свете». В основе своей басни Обрадовича неоригинальны – это переводы и адаптации произведений известных европейских баснописцев старого и нового времени (Эзопа, Лафонтена, Лессинга и др.). В абстрактно-аллегорической манере с помощью традиционно-басенных персонажей обличаются общечеловеческие недостатки. Но каждую басню автор завершает развернутым – иногда до двух страниц – нравоучением. Написанное на языке, приближенном к народному, с живой разговорной интонацией, с использованием пословиц и поговорок, а иногда и знакомых писателю по рассказам «случаев из жизни» и анекдотов, нравоучение раскрывает конкретно-национальный смысл лучших басен писателя. Горя желанием помочь своему народу в общественном и нравственном прогрессе, Обрадович-баснописец разоблачал вред монастырей, невежество, суеверие. Выступал он и против порабощения народов.

С творчеством Обрадовича в истории сербской письменности осуществляется тот решительный перелом в сторону развития литературы на просветительской основе, к которому предшественники писателя только подходили. Развивая традиции Обрадовича, вобравшие в себя лучшие достижения национальной культуры XVIII столетия, последователи писателя откроют новую эпоху в сербской литературе XIX в.

*Глава седьмая*

ХОРВАТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Политическая зависимость и раздробленность хорватских земель, входивших, за исключением торгово-аристократической республики Дубровник, в состав различных государств, слабость и разобщенность культурных центров обусловили региональный характер хорватской литературы XVIII в. Ее развитие сдерживалось также отсутствием единого литературного языка. Официальным языком Триединого королевства Хорватии, Славонии и Далмации, находившегося (под венгерской короной) в империи Габсбургов, был латинский; на Военной Границе, подчиненной непосредственно Вене, – немецкий; на территории Далмации во владениях Венецианской республики – итальянский. Эти языки широко употреблялись и в обиходной речи. Народный язык в письменности был представлен тремя наречиями (диалектами): штокавским (Дубровник, значительная часть Далмации и Славония), чакавским (северо-западная часть Далмации с островами) и кайкавским (центральная часть Хорватии с г. Загребом). Кризис феодализма и внедрение капиталистических отношений во второй половине XVIII в., рост национального самосознания и распространение просветительских идей приводят постепенно к ломке традиционных перегородок в культурной жизни хорватских областей, вызывают перестройку сложившейся системы письменных языков и областных литератур, определяя главное направление литературного процесса – создание национальной литературы на основе общего для хорватов литературного языка.

В первой половине XVIII в. Дубровник, несмотря на социально-экономический спад, вызванный ослаблением средиземноморской торговли и землетрясением 1667 г., сохраняет свое ведущее положение в хорватской литературе. Традиции поэтов «золотого века» – И. Гундулича, Ю. Пальмотича, И. Бунича-Вучича – продолжает последний представитель дубровницкого барокко, Игнят Джурджевич (1675—1737). Выходец из состоятельной семьи горожан, принятой затем во дворянство, И. Джурджевич закончил в Дубровнике иезуитскую гимназию, занимал ряд административных должностей в республике; вступив в 1698 г. в орден иезуитов, учился в римской коллегии, преподавал риторику в учебных заведениях ордена в Италии. В 1706 г. вернулся на родину, поселился в бенедиктинском монастыре и целиком занялся литературной работой; входил в созданный по образцу римской Аркадии литературный кружок, одной из задач которого было изучение родного языка и собирание народных песен.

Поэт высокой литературной культуры, И. Джурджевич создал произведения самых разных жанров, выработанных в дубровницкой литературе за предшествующие столетия. В юности начал переводить «Энеиду» (1-я песнь), пытался сочинить трагедию на библейский сюжет («Юдифь»), но главный итог первого периода творчества – лирика. Для «Любовных стихов» И. Джурджевича характерен устойчивый круг мотивов и художественных средств, свойственный галантной лирике XVII в., в частности поэзии И. Бунича-Вучича. В центре их – обобщенный образ единственной и несравненной возлюбленной. Условно описание ее внешнего облика с преобладанием постоянных эпитетов («прекрасная») и гиперболических сравнений из поэтического арсенала маньеризма: уста – рубины, щеки – кораллы, зубы – жемчуг, чело – заря, глаза – небо, взгляд – луч солнца, порой само солнце – лишь подобие возлюбленной. Риторическая основа поэтического творчества Джурджевича наглядно проявляется в мастерском варьировании любовной темы. Герой испытывает любовное томление, впадает в отчаяние от неприступности или отсутствия «госпожи», радуется знакам ее благосклонности; любовь – это пчела, что дает мед и жалит; это верное служение «даме», труд, искусство. На первый план выступают не искренность и неповторимость чувства, а виртуозное владение стихотворной техникой. Поэт демонстрирует лексическое богатство своего языка синонимическими рядами («гибну, сохну, гасну и бледнею», «беды, горести, печали»), играет словами («люблю тебя я вопреки рассудку, какая только сила влечет меня любить тебя, любить не смея»), антитезами («живу без жизни я и без души, душа моя»), метафорами («в твоих руках портрет мой оживет, и стану я его лишь отраженьем»), достигает особого эффекта реализованной метафорой (сначала поэт посылает любимой свою душу на крыльях любви, затем пишет ей письмо, макая в чернила перо, выдернутое из крыльев любви).

Тему любви Джурджевич продолжает в «Эклогах, или Пастушеских беседах» (I—VIII, IX не закончена). Помимо античных образцов (упоминается Вергилий), поэт опирался на богатую пасторальную поэзию Дубровника XVI—XVII вв. (более всего – на И. Гундулича). Любовь молодых пастухов, пастушек и лесных вил (дриад) на фоне идиллической природы описана прежним изысканным слогом, а любовные притязания сатиров, их диалоги даны в нарочито заниженных тонах. К последнему виду эклог примыкает шуточная поэма «Слезы Марунко» о любовных страданиях неуклюжего деревенского парня. Девять небольших поэм «Приключения несчастной любви» являются переработкой («локализацией») некоторых античных и ренессансных сюжетов. Внимание к фольклору, зародившееся в литературной среде Дубровника первой трети XVIII в., нашло отражение в использовании им помимо 8-сложника дубровницких классиков образного строя и метрики народной поэзии (эпический 10-сложник и размеры лирических песен) в «Гусельных песнях», «Песне на смерть королевича Марко», «Жалобной песне». Джурджевичу принадлежат также стихотворения «на случай» («Пиршественные песни, или Зачины»), духовные и нравоучительные стихи, полный поэтический перевод псалмов – «Псалтирь словинская» (1729).

Наибольшую известность И. Джурджевичу принесла поэма «Вздохи кающейся Магдалины» (1728). Взявшись за обработку новозаветного сюжета об обращении прекрасной блудницы, поэт соединил в художественное целое «науку страсти нежной» и псалмодический пафос покаяния. В повествовании о прежней жизни героини он невольно отразил быт и нравы своего времени, создав портрет типичной «дамы рококо». Этапы грехопадения героини следуют сюжету любовного романа: поначалу она робка и стыдлива, но опытная наперсница учит кокетству, знакомит с галантным кавалером, который лестью и подарками склоняет ее к взаимности, и героиня предается тайно, а затем явно любовным утехам. Внезапно ее постигает раскаяние, земная любовь сменяется божественной. Удалившись в «пустыню», «невеста Христова» в экстазе обращает к небу свои вздохи, наполняя их идущими от автора богословскими рассуждениями и нравоучительными сентенциями.

Наследник поэтического искусства XVII в. и в этом жанре, Джурджевич стремится превзойти своих предшественников изысканностью формы и глубиной элегической мысли. Он поражает читателя контрастами: жизнь в распутстве безмерно роскошна, в пустыне – предельно сурова; несметное богатство в прошлом – неисчислимые трудности и лишения в отшельничестве; контраст – излюбленный способ передачи чувств (ад и рай, жизнь и смерть, огонь и лед), – автор выстраивает длинные синонимические ряды, в целой строфе обыгрывает одно слово. Украшательство и виртуозность становятся самоцелью. Горячий патриот, И. Джурджевич гордился родным словинским языком и пытался раскрыть его богатство и благозвучие. Вместе с тем в его творчестве старый поэтический язык дубровчан исчерпывает свои выразительные возможности.

Жанр стихотворной легендарно-исторической драмы XVII в. с характерной для нее крайне запутанной интригой и невероятными приключениями продолжал в начале нового века А. Гледжевич («Зорислава» и др.). В конце XVII – начале XVIII в. в Дубровнике были популярны народные комедии и фарсы на местном диалекте, а в первой половине XVIII в. – комедии Мольера в адаптации разных авторов. Сохраняя гуманистическую и сатирическую направленность оригинала, переводчики перенесли действие пьес в Дубровник, дали персонажам местные имена, дополнили сюжет деталями местного быта и обычаев.

Во второй половине XVIII в. латинский, оставаясь языком науки, вернул себе на некоторое время позиции в дубровницкой поэзии. В это время появляется целая плеяда неолатинских поэтов. Дубровницкие поэты на латинском языке разрабатывали античные жанры – дидактические поэмы, эпиграммы, послания, элегии, оды, сатиры; частым явлением были многоязычные варианты (латинский, итальянский, хорватский) одного и того же произведения. В последнем десятилетии в творчестве отдельных писателей Дубровника заметны новые веяния – просветительства и романтизма, не имеющие, однако, далеких последствий для развития местной литературы. Дж. Ферич (1739—1820), помимо латинских сочинений, составил сборник басен на основе народных пословиц (1794, тоже на лат. яз.) и перевел на родной язык басни Федра, а на латинский – народные песни.

Проза, и ранее не занимавшая заметного места в дубровницкой литературе, в XVIII в. ограничена предисловиями поэтов к изданиям своих произведений, религиозной и морально-поучительной литературой для народа. В течение всего столетия в Дубровнике продолжалась деятельность по собиранию литературной старины, которая завершилась изданием (на ит. яз.) первой истории дубровницкой литературы (1802) и первой грамматики дубровницкого литературного языка (1808) Ф. Аппендини. С приходом наполеоновских войск в 1806 г. Дубровницкая республика прекратила свое существование (1809).

Уже в середине XVIII в. в хорватской литературе наметились важные сдвиги. Фактически исчез из общественной жизни и литературы чакавский диалект, некогда первым проявивший себя в хорватской письменности. Кайкавский и штокавский (вне Дубровника) диалекты выступили на путь кодификации. Однако штокавский диалект, охватывая сербов и занимая большую территорию у хорватов, постепенно теснил кайкавский на периферию. Этому способствовало включение в культурную жизнь новых областей со штокавским населением, освобожденных от турок в конце XVII – начале XVIII в., значительной части Далмации (отошедшей к Венеции) и Славонии (присоединенной к Хорватии). До половины столетия эти земли находились в запустении после двухсотлетнего османского владычества. Единственными очагами образованности были францисканские монастыри, где действовали духовные школы, составлялись хронографы, сочинялись религиозно-дидактические произведения для народа. Однако постепенно возрождалась культурная жизнь, и к концу столетия все более заметную роль в литературе начинают играть северные хорватские области – Хорватия и Славония.

Начало нового этапа в развитии хорватской литературы обозначили два произведения на штокавском диалекте, появившиеся в Далмации: «Цвет беседы народа и языка иллирийского, или же хорватского» (1747) Ф. Грабоваца (1695—1750) и «Приятная беседа народа славянского» (1756) А. Качича-Миошича (1699—1760). Оба писателя – францисканцы и следуют религиозно-просветительским традициям ордена, однако их книги выходят за рамки конфессиональной письменности прежде всего благодаря проявлению национального самосознания.

Сочинение Ф. Грабоваца, как более раннее, теснее связано с религиозно-дидактическими и хронографическими памятниками предыдущей эпохи. Первая часть книги – собрание разного рода поучительных рассказов и наставлений на духовные темы с популярным изложением символов веры, фрагментов церковной истории и библейских преданий; вторая – история всех веков и народов от «сотворения мира» до ближайших писателю событий. И лишь заключительный раздел книги – сказания в стихах и прозе о древней истории Далмации, о битвах с османскими завоевателями в XVI – первой половине XVIII в. придают ей черты Нового времени. Патриотическими чувствами пронизаны его стихотворения «Слава Далмации» и «О характере и нравах хорватов». В первом писатель обращается к родине с напоминанием о времени расцвета (до османского нашествия), скорбит о нынешней ее печальной участи, призывает воспрянуть от векового сна и вернуть себе былое величие. Во втором он корит своих современников за пороки, которые привели, по его мнению, отечество в упадок: хорваты, храбрецы на поле боя, легко поддаются раздорам и междоусобицам. В предисловии писатель ссылается на пробудившийся у соплеменников интерес к родной старине и сожалеет об отсутствии соответствующих книг на народном языке. Обращение к историческому прошлому и доступная форма изложения («беседа» на родном языке) – первые признаки складывающейся национальной литературы.

А. Качич-Миошич приводит в своем предисловии те же мотивы, которые побудили его взяться за перо, но замечает при этом другую, позитивную сторону народной жизни: память народа запечатлела в устном предании и песне великие деяния предков. В преддверии новой эпохи писатель впервые указал на народную песню как фактор сохранения национального самосознания в условиях порабощения, а отделив во втором издании книги (1759) довольно обширный хронографический материал в прозе от песен, сделал важный шаг в обретении художественности хорватской литературой (за пределами Дубровника). Книга стала поэтическим сборником, который именно благодаря героическим песням об эпохе османского нашествия – частью народным, а в большинстве случаев сочиненным по их образцу самим писателем – завоевал огромную популярность и у хорватов, и у сербов.

В Славонии светская литература начала складываться в 60-е годы XVIII в. и в отличие от «национально-будительского» пафоса далматинских писателей, величавших историческое прошлое народа и его поэзию, приобрела рационалистический характер. После терезианских реформ социально-экономическое развитие области пошло более быстрыми темпами, вызывая перестройку традиционного уклада жизни коренного населения – крестьян и пахотных солдат. Это определило содержание главного произведения славонской литературы XVIII в. – дидактической поэмы М. Рельковича «Сатир, или Дикий человек» (1762).

М. Релькович (1732—1798) – хорватский офицер австрийской армии с Военной Границы (пограничные с Портой районы) призывает земляков не похваляться более ратными делами, а обратить взор к земле, к пашне; сам дает практические советы по ведению хозяйства. С глубоким уважением говорит писатель о нелегком труде земледельца и твердо убежден в необходимости народного образования. Он с болью отмечает отсутствие школ и учебников, возмущается обычным в крестьянской среде пренебрежением к ученью. Писатель, усвоив рационалистические идеи раннего немецкого Просвещения, осуждает и такие традиционные формы народной жизни, как хороводы и посиделки с песнями, которые, на его взгляд, мешают истинному просвещению. Вместе с тем он гордится поэтической одаренностью своего народа, ссылаясь на широкую распространенность героических эпических песен.

Установка на массового, крестьянского читателя и одновременно равнение на передовые народы определили совмещение в произведении Рельковича народной и художественной традиции. Чтобы народ лучше принял его «науку», он сложил свою поэму 10-сложником, применив, таким образом, стих героических песен для выражения современного реально-бытового содержания. Релькович, первый светский писатель в хорватских землях вне Дубровника, вводит в произведение мифологический образ Сатира, разъясняя в предисловии его значение и происхождение.