Текст книги "История всемирной литературы Т.5"

Автор книги: Георгий Бердников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 81 (всего у книги 105 страниц)

Трудны его безрадостные дни.

Он окружен заботой и печалью —

Где друга нет, там властвуют они.

Он предостерегает своих современников:

Будь преданным, но каждому не верь,

И душу всем не открывай, как дверь,

Товар души не выноси на рынок,

Где нет ему ценителей теперь.

(К. Симонова)

Одним из лучших образцов лирики Видади является гошма «Журавли». Это аллегорическое произведение, в котором явственно отразились приметы времени:

Я скажу, и в словах моих правда живет:

Вас крылатый злодей на дороге ждет,

Злобный сокол размечет ваш перелет,

Алой кровью окрасите грудь, журавли?

(Перевод В. Луговского)

«Не нужно россыпи богатств, ни роскоши эмира, ни суеты, ни хитрости – болячек древних мира. Друзья! Лишь только вспомню я о нищих и о сирых – глаза мои не солью слез, а кровью изойдут», – вот квинтэссенция гуманизма поэта, крик его души.

Миросозерцание Видади раскрывается в его поэтическом состязании с Вагифом. В этом диалоге Видади критикует друга, предсказывает ему, что тот скоро поймет мрачные стороны жизни и вместе с ним будет скорбеть.

Видади прозорливо указывает, что не надо обольщаться благодеяниями сильных мира сего и ждать от них благодарности:

...И в борьбе

На мир не надейся. Жесток он к тебе!

Когда он тебя не подпустит к себе,

Лягнет, как корова теленка, – заплачешь!

(Перевод К. Симонова)

Видади не питает никаких иллюзий. Слишком много он видел, перечувствовал, выстрадал – он не может веселиться и радоваться. Трагическое мироощущение Видади наиболее ярко выражено в программном мусаддасе (шестистишии) с рефреном: «Всему наступит конец». Это стихотворение – как бы итог раздумий поэта о мире, о человеческих страстях, его поэтический манифест. Герой его поэзии – личность страдающая. Не вечны зло и мрак, но бренно, увы, и добро. Всему наступит конец:

Умрет властелин вселенной, – что выживет он – не верь.

И царство его погибнет. Во власть и закон не верь.

Все в мире непостоянно. Что мудр Соломон – не верь.

Вращению мирозданья, если умен, не верь...

(Перевод К. Симонова)

Вместе с тем Видади свойствен стоицизм, он воспевает честность, смелость, мощь разума и мудрости, славит самоотверженных борцов за правду:

Смерть за достойного – славная смерть,

Великой жизни она равна,

Жизнь пожертвуй за душу ту,

Тысяча душ которой цена!

(Перевод К. Симонова)

Молла Панах Вагиф (1717—1797) – один из крупнейших лириков в азербайжданской поэзии. Оптимизм, многокрасочность, богатство образов, отточенное художественное мастерство, живой и выразительный язык – вот наиболее существенные особенности творчества Вагифа.

Стихотворения Вагифа еще при его жизни пользовались огромной популярностью в народе. Они заучивались наизусть, записывались в рукописные антологии и тетради.

Вагиф прожил полную драматизма жизнь. Простой учитель, он, благодаря незаурядным способностям, стал везиром Карабахского ханства и оставался на этом посту до конца жизни. Вагиф пользовался большим влиянием при дворе Ибрагим-хана и оказывал воздействие на внешнюю политику ханства.

Дальновидный государственный деятель и дипломат, Вагиф был сторонником сближения с Россией и Грузией, принимал активное участие в отражении иранского нашествия. Когда войско Ага-Мухаммед-шаха заняло главный город Карабахского ханства – Шушу, Вагиф был брошен в темницу, и его ожидала казнь. Убийство шаха спасло ему жизнь, но ненадолго: временно захвативший власть в ханстве Мамед-бек, племянник Ибрагим-хана, видевший в Вагифе стойкого сторонника своего дяди, казнил поэта.

Главная тема поэзии Вагифа – любовь и душевная красота человека. Эта традиционная для поэзии Ближнего Востока тема получила в творчестве Вагифа своеобразное решение. В Средние века романтическое отношение поэтов к любви, к любимой чаще всего было связано с суфийской традицией. Любовь для лирического героя была некоей высшей сферой, отдаленной от повседневной жизни.

Вагиф же воспевал любовь земную. Для него любовь – вовсе не искус, не служение мистическому идеалу. Его возлюбленная – не кумир, а реальное существо. Герой Вагифа – человек живых страстей, и реальная встреча с возлюбленной для него важнее рассуждений о возвышенном, об идеальном счастье, что было характерно для Насими (XIV в.) или Физули (XVI в.). Вагиф призывает свою подругу наслаждаться радостями жизни:

О было б место, где совсем одни

Могли мы говорить с тобой вдвоем

И, за руки друг друга взяв, шутить

И целый день пробыть с тобой вдвоем.

(Перевод В. Державина)

Столь земных, жизненных стихов до Вагифа в азербайжданской поэзии было очень немного. Поэт, воспевая реальную женщину, описывает ее красоту с характерной для него пластичностью и конкретностью:

Как идет блеску плеч темнота волос!

Возле гибкого стана – струение кос.

Ярче мрамора грудь, ярче белых роз,

Есть ли руки на свете нежней твоих!

(Перевод М. Петровых)

Вагиф замечательный мастер словесного портрета. Несколькими штрихами он умело создавал поэтический образ реальных женщин со всеми их национальными особенностями и приметами. Такое описание внешнего облика, одежды, обилие этнографически-бытовых деталей, местного колорита отличает лирику Вагифа от поэзии его предшественников:

Окутан весь стан ее красным платком,

Подол золотым изукрашен шитьем,

Мы, деву увидев в наряде таком,

Мгновенно сгореть в восхищенье должны.

Знай, карими очи обязаны быть

У девы, чьи брови – как черная нить,

И грозди монет ее кудри увить

Как царственное украшенье должны.

(Перевод Н. Чуковского)

В ряде стихотворений поэт выражает недовольство затворничеством женщин-мусульманок, вынужденных подчиняться религиозным предписаниям. Поэт, которого так волновало и вдохновляло любое проявление земной красоты, считает нелепым прятать под чадрой самое прекрасное творение природы – женскую красоту. «Зубы твои, губы безупречны, в волосах, в подбородке – ни капли недостатка, брови, очи, лицо, фигура – совершенны, зачем же скрываться, к чему этот покров, этот стыд?» – восклицает он. Поэт был сторонником взаимного понимания и уважения в любви: «...С возлюбленным дели суровый путь, в минуты горя друга не забудь!»

Лирика Вагифа была полностью обращена к земным делам, к земным радостям; ее отличает глубоко оптимистичный настрой. И эти качества завоевали ему особое место в азербайджанской поэзии Позднего Средневековья. Интересно проследить диалог двух поэтов – Вагифа и Видади. Они обмениваются мыслями и спорят о вечных вопросах бытия, жизни, смерти, любви, призвания человека. Диалог полон дружеских шуток, лукавства, поэтической игры, но за ними – вопрос вопросов: может ли человек, знающий о бренности всего сущего и взирающий на человеческие страдания, оптимистически смотреть на мир? Видади дает отрицательный ответ, Вагиф – положительный.

Как бы ни был ничтожен и суетен или трагичен и жесток сей бренный мир, он ближе и дороже нам, чем будущий Эдем, где мы будем уже не люди – да и будем ли мы вообще?..

Если сердца живого не кончился бой,

Все султаны и ханы ничто пред тобой,

Наслаждайся своей беспечальной судьбой!.

Почему ж огорчился ты, я не пойму, и заплакал?..

(Перевод Л. Длигача)

Вагиф утверждает, что истинное счастье возможно только на земле, среди людей, вопреки любым испытаниям: «Свадьбою, праздником считаю я страдания мира сего // умный выдержит все это».

Художник, вдохновенно воспевавший радости жизни, хорошо знал и страдания людей. Трагические события в конце жизненного пути (кратковременный приход к власти в Карабахском ханстве враждебных ему сил, предательство близких людей) чрезвычайно обострили социальное мироощущение поэта. Мухаммас «Я правду искал...» – гражданский манифест Вагифа.

Здесь поэт уже не певец радости бытия, а обвинитель своего века, своей среды:

Я правду искал, но правды снова и снова нет.

Все подло, лживо и криво – на свете прямого нет.

Ненасытна алчность – и владык, и тех, кто рвется владычить:

Всякий чего-то ищет, погонею поглощен,

Ищут себе престолов, венцов, диадем, корон,

Шах округляет земли – за ними в погоне он...

Но все это суета, и счастье на земле не нашел никто из них:

Все вместе и каждый порознь, нищий, царь и лакей —

Каждый из них несчастлив в земной юдоли своей.

Их всех сожрала повседневность, оторванность от людей...

Я мир такой отвергаю, он в горле стал поперек,

Он злу и добру достойного места не приберег,

В нем благородство тщетно: потворствует подлым рок,

Щедрости нет у богатых – у щедрых пуст кошелек.

И ничего в нем, кроме насилия злого, нет.

(Перевод К. Симонова)

Художественно-изобразительные средства лирики Вагифа многообразны. Поэт часто использует синтаксические параллелизмы, повторы одного и того же слова или словосочетания. Эти повторы либо усиливают его основную мысль, либо придают ей новые оттенки. Поэзия Вагифа богата образными сопоставлениями, сравнениями.

Глубоко проникнув в тайную тайных классической тюрко-и персоязычной поэзии, в специфику ее художественно-изобразительных средств и приемов, Вагиф соединил их с оригинальными открытиями и находками ашугского творчества. При этом он шел зачастую от фольклора, от народного языка и добивался совершенно нового звучания стиха. Благодаря Вагифу, народная стихотворная форма – гошма – стала широко применяться в письменной поэзии и сыграла большую роль в демократизации литературы, в ее приближении к реалистическому восприятию жизни.

Герой поэзии Вагифа – конкретный человек своего века, с индивидуальными чертами. Историко-бытовая, этнографическая достоверность – характерные особенности лирики Вагифа. В целом творчество Вагифа как бы отразило наиболее характерные переходные симптомы литературного процесса на рубеже двух исторических эпох: конца Позднего Средневековья и начала Нового времени и открыло широкие горизонты для грядущих поэтических исканий.

Примечательным событием в литературе XVIII в. следует считать и появление интересных образцов прозаической литературы. Наиболее значительный прозаический памятник XVIII в. – «Сказание о Шахрияре», написанное анонимным автором на основе народного дастана «Шахрияр и Санубар». В нем рассказывается о том, как бездетный богатый купец совершает доброе дело и у него рождается сын, которого нарекают Шахрияром. Проходят годы и юный Шахрияр влюбляется в дочь правителя Кирмана, Санубар, и после ряда приключений женится на ней.

В сказании довольно отчетливо проводится мысль о бесчеловечности социального неравноправия. Автор создал ряд выразительных образов честных, умных, мужественных людей, представителей демократической среды. Положительно обрисованы главные герои – Санубар и Шамамабегим. С большой симпатией показана и Перизад – простая девушка, находчивая, умная и смелая.

Новелла «Вор и казий» (судья), сюжет которой навеян восточными сказками и анекдотами Моллы Насреддина – другой интересный образец прозы XVIII в. Новелла построена на диалоге вора и казия. Вор изобличает неблаговидные поступки казия, который пытается защищаться с помощью религиозной софистики. Автор тонко иронизирует над догматами, которые можно истолковать и так, и этак. Все попытки казия опереться на них тут же опровергаются другими подобными же цитатами из Корана, удачно подобранными его хитроумным оппонентом. В новелле казий и вор ставятся по существу на одну доску: ведь оба они строят свое благополучие на обмане простых людей, хотя и пользуются для этого различными средствами.

Но основные достижения азербайджанской литературы XVIII в. связаны не с прозой, а с поэзией. Именно она подготовила почву для последующего развития азербайджанской литературы.

Реалистические тенденции этой эпохи стали как бы фундаментом для становления реализма XIX в., его главных и вершинных достижений в творчестве К. Закира, М. Ф. Ахундова.

*Глава третья*

ГРУЗИНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Для истории грузинского народа XVIII столетия характерны сложные, зачастую противоречивые идейно-эстетические и идеологические течения. На протяжении этого трудного, более того, трагического века Грузия не раз оказывалась на грани национальной катастрофы. Но народ и передовые общественные деятели всегда находили в себе достаточно сил, чтобы восстановить прерванные духовные традиции. Поистине самоотверженная борьба за культурное возрождение затронула почти все области духовной жизни грузинского народа и, конечно же, в первую очередь – грузинскую литературу.

В этом же столетии получил принципиальное решение вопрос будущей политической ориентации грузинского народа. В первой половине XVIII в. вступили в решающую фазу своего развития русско-грузинские отношения. В 1721 г. был заключен военно-политический союз между Петром I и царем Вахтангом VI (1675—1737) для совместного похода на Иран. Успешно начавшийся поход, однако, вскоре был приостановлен из-за осложнений на северной границе России. Петр I, продвинувшийся до прикаспийской крепости Дербент, повернул войска обратно. Шах лишил Вахтанга VI власти, он был вынужден покинуть страну. Летом 1724 г. в сопровождении огромной свиты (в составе свыше 1200 человек, считая женщин и детей) Вахтанг VI выехал в Россию. Грузию оккупировали сначала персы, а потом турки.

Неудачи не сломили воли грузинского народа. В 1783 г. (в царствование Ираклия II, 1762—1798) Восточная Грузия добровольно приняла покровительство России на правах протектората, а в 1801 г. была окончательно к ней присоединена. Конечно, царское самодержавие преследовало свои военно-стратегические и колонизаторские цели, но все же вхождение Грузии в Россию было историческим событием огромной важности и объективно имело прогрессивное значение в жизни грузинского народа. Хотя Грузия и потеряла государственную самостоятельность, но объединение в пределах Российской империи положило конец феодальной междоусобице, ослаблявшей ее. Страна постепенно залечивала тяжелые раны, нанесенные захватчиками, сохраняла и развивала свою самобытную национальную культуру.

Благодаря связям с Россией Грузия приобщалась к европейской культуре. Со второй половины XVIII в. в Грузии распространяются европейские просветительские идеи: вольтерьянское свободомыслие и рационализм французских энциклопедистов. Углубляя свои национальные традиции, грузинская литература развивает старые связи с литературами соседних народов (с персоязычной, армянской и азербайджанской литературами). Особенно усиливаются и расширяются контакты с русской (а через русскую и с западноевропейской) литературой. В установлении и развитии непосредственных культурных взаимосвязей исключительно большую роль сыграли грузинские колонии в Москве, Петербурге и на Украине.

Вахтанг VI – замечательный государственный деятель позднефеодальной Грузии, ученый, поэт, переводчик, просветитель в широком значении этого слова. Он много сделал для развития культурной жизни в первые три десятилетия XVIII в. Он организовал поиски и научную разработку грузинской историографической литературы; им были собраны и кодифицированы памятники права («Уложение Вахтанга»). В 1709 г.

по его инициативе в Грузии была открыта типография, где печатались книги не только церковного, но и светского содержания, а также научная и учебная литература. В этой типографии в 1712 г. впервые была напечатана поэма Руставели «Витязь в тигровой шкуре» под редакцией и с обстоятельными комментариями самого Вахтанга. Это издание, известное как вахтанговская редакция поэмы, до сих пор не утратило своего значения. В комментариях ученый-издатель пытается раскрыть идейное содержание поэмы, предлагая аллегорическое толкование ее сюжета в целом; попутно он дает развернутые пояснения как лексикологического, так и историко-литературного характера. Вахтанг VI положил начало руставелологии.

Вахтанг VI, сам даровитый поэт и незаурядный переводчик, много сделавший для развития науки и искусства, поддерживал морально и материально литературно одаренных людей. Двор Вахтанга в Тбилиси представлял собой своего рода академию, куда стекались просвещенные и талантливые представители грузинского общества того времени.

Однако правление Вахтанга VI было недолгим. Как уже говорилось, ему пришлось эмигрировать в Россию. В Москве при Вахтанге VI создается второй (после грузинской колонии в селе Всехсвятском) более сильный, Пресненский, очаг грузинской культуры. Многие сподвижники Вахтанга были просвещенными людьми, писателями, учеными. Московские грузинские колонии, объединив свои усилия, развернули широкую культурно-просветительную деятельность, они сыграли большую роль в деле взаимного ознакомления и сближения русского и грузинского народов. Колонисты печатали произведения грузинских авторов, переводили с русского, а частично и с других языков произведения церковно-схоластической, историографической, художественной, научной, военной, учебной литературы. Вскоре появились и первые переводы с грузинского, на русский («Похождения новомодной красавицы Гуланданы и храброго принца Барама», СПб., 1773; сочинения А. Амилахвари «История Георгианская о юноше князе Амилахорове, с кратким прибавлением истории тамошней земли от начала нынешнего века», СПб., 1779; «Действия в Астрахани» и др.). Из грузинской колонии в Москве вышли многие известные политические, общественные и военные деятели России, в том числе герой Отечественной войны 1812 г. генерал Петр Багратион. В творческой деятельности колонистов заметно благотворное влияние русской культуры, которое в дальнейшем все углублялось и распространилось на науку, просвещение, общественную мысль, литературу, искусство. Под русским влиянием возник в царствование Ираклия II (1762—1798) первый грузинский профессиональный театр и появилась грузинская драматургия.

После смерти Вахтанга VI (1737) значительная часть его сподвижников, приняв русское подданство и вступив в грузинский гусарский полк, получила земли на Украине, и там была создана грузинская колония.

В поэзии самого Вахтанга VI отражены и политические и личные перипетии. Глубокая тоска пронизывает его мелодичные и выразительные элегии, обращенные к родной стране:

Печаль познаю в далеком краю, —

О горе! о смерть! о горькая смерть!

Там был я судим, растоптан, гоним,

О горе, о смерть! о горькая смерть!

(Перевод А. Кочеткова)

Вахтанг одним из первых грузинских поэтов воспел столицу Грузии – Тбилиси. «Как хорош Тбилиси в мае, – в розах весь, как небо в звездах».

Заслуживает упоминания сын Вахтанга VI, Вахушти, крупный ученый, историк и геогграф. Его работа по истории Грузии основана на критическом разборе многообразной историографической и географической литературы (отечественной и зарубежной); он также автор первоклассного географического атласа Грузии.

Старшим современником Вахтанга VI, его воспитателем, а также вдохновителем почти всех его культурных начинаний был Сулхан-Саба Орбелиани (1658—1725). Писатель и ученый, Сулхан-Саба Орбелиани активно участвовал в борьбе против иранских поработителей. Но по политическим мотивам ему пришлось постричься в монахи. Тогда и получил он имя Саба. В 1703 г., когда правителем Картли стал Вахтанг VI, Сулхан-Саба вернулся к политической и общественно-культурной деятельности. С 1713 г. по 1716 г. он находился в Европе, где тщетно пытался заручиться помощью западноевропейских стран. Его принял французский король Людовик XIV и папа Римский, но все ограничилось словесным сочувствием короля и благословением главы католической церкви. Разочаровавшись в надежде на помощь Запада, Сулхан-Саба в 1724 г. последовал за Вахтангом в Россию. Он умер в Москве в 1725 г.

Сулхан-Саба Орбелиани – автор сочинений разного, в том числе и религиозного содержания. Составленный им словарь грузинского языка до сих пор сохраняет научное и практическое значение. Большой интерес представляет дневник писателя, где он рассказал о своем путешествии по Европе. Орбелиани литературно обработал известный сборник «Калила и Димна», переведенный на грузинский Вахтангом VI. Орбелиани смягчил мусульманскую религиозную тенденцию произведения, придав ему христианскую окраску и самобытный грузинский колорит. Особый интерес вызывает стихотворная часть «Калилы и Димны». Использовав частично традиционные метры грузинской просодии (шаири, чахрухаули, дзакнакорули), Орбелиани применил ряд совершенно новых стихотворных размеров, прочно утвердившихся затем в грузинской поэзии.

Наибольшую популярность принесла писателю его книга «Мудрость вымысла» (известен и другой перевод названия «Мудрость лжи»). Это большая «рамочная» повесть. Она объединяет новеллы, басни, притчи, параболы, сказки и т. д. Основная идея произведения раскрывается в обрамляющем рассказе, затем она развивается и варьируется в ходе всего повествования.

В «Мудрости вымысла» ярко отразилась вера Орбелиани во всепобеждающую силу разума и знаний. Повесть проникнута духом гуманизма и патриотизма. Автор ратует за всесторонне развитого и просвещенного человека, полагая, что невежество является первопричиной общественного зла. Сулхан-Саба считает, что успешному умственному и нравственному развитию подростка способствует физическое воспитание, поэтому он рекомендует воспитывать у детей любовь и уважение к труду и закалять их физически. Писатель требует от молодежи трудолюбия, усидчивости и прилежания.

Автор разоблачает нравственные пороки существующего общества, резко осуждает невежественных и жестоких царей-тиранов, бичует партикуляризм дворянско-княжеского сословия, внутреннюю разобщенность грузинского общества. Он не щадит коварных и льстивых царедворцев, высмеивает и клеймит взяточников и легкомысленных судей, вероломных и продажных лжесвидетелей, клеветников, ябедников, и т. д.; должное воздается и купцам, ростовщикам, мелким сельским управителям за их корыстолюбие и беззаконие. Сулхан-Саба высмеивает фарисейство, заносчивость и жадность духовенства, разоблачает ханжеский характер паломничества по святым местам, лицемерие и притворство при исполнении церковных обрядов. Писатель с большой любовью говорит о простом человеке, он верит в светлое будущее своего народа и всего человечества. «Мудрость вымысла» проникнута жизнеутверждающей оптимистической идеей победы справедливости над злом. В этом Сулхан-Саба близок просветительским идеям XVIII в. Язык повести народно-разговорный, меткий, образный, сверкающий юмором, иногда язвительно саркастический. Сулхан-Саба Орбелиани вместе с Д. Гурамишвили считаются основоположниками современного грузинского литературного языка.

Наиболее видными представителями грузинской литературы, вышедшими из грузинских колоний в России и на Украине, следует считать Мамуку Бараташвили и Давида Гурамишвили.

Мамука Бараташвили (годы жизни неизвестны) – активный участник Московского литературного кружка Вахтанга VI. Он известен как автор трактата «Чашники» («Проба», или другой перевод названия – «Учение о стихосложении», написано в Москве в 1731 г.). Это своеобразный учебник поэтики. В первой, теоретической части, автор говорит об основах грузинского стихосложения, во второй – приводит образцы грузинской поэзии.

Мамука Бараташвили отводил литературе большую воспитательную роль, считал ее важным средством воздействия на сознание людей и, исходя из этого, формулировал свои творческие принципы. Он выступал против подражания мотивам персидской сказочно-приключенческой литературы, критиковал литературные позиции Теймураза I и его последователей. Мамука Бараташвили призывал писателей разрабатывать героическую и дидактическую тематику, так как подобные произведения, по его мнению, поднимают героический дух народа, вдохновляют его на защиту царя и религии. Довольно сильны в «Чашники» церковно-религиозные мотивы: поэт пытается обосновать идею «божественной любви». В области версификации он выступал как новатор, широко используя в своем творчестве грузинские, а также русско-украинско-польские фольклорные песенные формы. Вводя в литературный обиход народные размеры и мотивы, он способствовал обновлению и обогащению грузинского поэтического языка. Мамука Бараташвили сочинял также хвалебные оды царю Вахтангу и его сыну Бакару, пытаясь возродить традиции древнегрузинской придворной поэзии. Ведущий мотив его творчества – скорбь по разоряемой врагами далекой родине. Поэт создавал и лирические стихи.

Настроения грузинских эмигрантов, их гнетущая тоска по родине ярко переданы в поэзии тонкого лирика Димитрия Саакадзе (вторая половина XVIII в.).

Выдающийся грузинский поэт Давид Гурамишвили (1705—1792) родился в селении Сагурамо, недалеко от древней столицы Грузии – Мцхеты. Систематического школьного образования он не получил. Опасаясь нашествия лезгин, семья Гурамишвили укрылась в горном селении Ламискана. Летом 1728 г. вооруженная группа лезгин захватила Давида Гурамишвили в плен и увела в горы, где он жил на положении невольника. Ему все же удалось бежать из плена; босой, голодный в лохмотьях, он много дней блуждал в горах, направляясь на север. На Северном Кавказе его радушно принял и оказал посильную помощь неизвестный русский поселенец. В 1729 г. Гурамишвили приезжает в Москву и находит приют в грузинской колонии Вахтанга VI. После смерти Вахтанга VI в 1738 г. в числе других эмигрантов Гурамишвили принимает русское подданство. Он был зачислен рядовым в грузинский гусарский полк, получил земли на жительство в Миргороде и в селе Зубовке (Украина). Как воин русской армии, Гурамишвили принимал участие во многих ее боевых действиях; в 1739 г. он был в Бессарабии, в 1742 г. в Финляндии, участвовал в Фредриксгамской битве со шведами. Почти в самом начале Семилетней войны, в 1758 г. Гурамишвили попал в плен под Кюстрином и некоторое время находился в Магдебургской крепости. В конце 1759 г., освободившись из плена, измученный и физически надломленный, он вернулся на Украину, принялся за восстановление своего пришедшего в упадок хозяйства, но именно эти годы отмечены интенсивным поэтическим творчеством.

С поэзией Гурамишвили связан процесс демократизации грузинской литературы, освобождения ее от восточной экзотики и книжной вычурности. Поэт опирался, с одной стороны, на лучшие традиции древнегрузинской поэзии, прежде всего Руставели, а с другой, – на фольклор, особенно на традиции русской и украинской народной песни.

Литературное наследие Гурамишвили известно под названием «Давитиани» («Книга Давида»). В этом сборнике центральное место занимает историческая поэма «Бедствия Грузии». Поэму предваряет поэтическая декларация, в которой автор говорит о долге художника, поэта-гражданина честно и правдиво изображать жизнь.

Коль солгу, какую пользу

Принесут мои сказанья?

.............

Как хорошее прославить,

Коль дурное не ругать?

Если зло во зло не ставить

Что добром именовать?

...............

Чем с неправдой жить на свете,

Лучше с правдой в небо взвиться.

(Перевод Н. Заболоцкого)

Поэма «Бедствия Грузии» насыщена политической остротой и драматическим пафосом. В повествование о трагической эпохе грузинского народа (времена Вахтанга VI) искусно вплетена история собственных злоключений поэта. Он гневен и беспощаден по отношению к внешним и внутренним врагам своего отечества:

Обличителю нередко

Не прощают обличенья,

Но стране забвенье правды

Не приносит облегченья.

(Перевод Н. Заболоцкого)

В этой поэме особенно сильно сказались национально-политические идеалы и гражданский пафос Гурамишвили. Поэт развивает своеобразную, явно идеалистическую историко-философскую концепцию, опирающуюся на христианскую заповедь. Религиозно-моральный упадок общества, по его мнению, обрекает народ на неминуемую гибель. Поэзию Гурамишвили пронизывает глубокое христианско-религиозное чувство. В своих на новый лад модернизированных гимнографических песнопениях он проникновенно и чрезвычайно волнующе осмысливает драматические библейские сюжетные мотивы (особенно из Нового Завета).

Иногда Гурамишвили в двухплановом – реальном и аллегорически-мистическом изложении весьма выразительно рассказывает о перипетиях своей жизни, например, в знаменитой песне «Зубовка» (Зубовка – название деревни около Миргорода, где жил поэт) или в таком известном стихотворении, как «Плач Давида о мгновенном мире»:

Худо ты устроен, жалости достоин,

О коварный мир! О мгновенный мир!

Горек ты и вреден, радостями беден,

О коварный мир! О мгновенный мир!

(Перевод Н. Заболоцкого)

На совершенно ином сюжетном материале построена его вторая большая поэма «Пастух Кацвия» (известна также в русском переводе как «Веселая весна»). «Пастух Кацвия» замечательный образец буколической поэзии. На фоне великолепно очерченного украинского пейзажа поэт изображает идиллическую жизнь крестьян, пастухов и пастушек. Поэма интересна и новизной тематики, и занимательностью изложения, и чувством юмора. Этой поэмой Гурамишвили вписал новую страницу в историю грузинской литературы.

Давид Гурамишвили – большой мастер художественного слова. Язык его стихов чарует своей простотой, легкостью, изяществом и музыкальностью. Поэт продолжил и развил лучшие традиции грузинской литературы, одновременно он сам стал образцом не только для современников, но и для поэтов Нового времени. Великий поэт XIX в. Важа Пшавела, например, считает Гурамишвили своим поэтическим предшественником.

Своей жизнью, общественно-политической деятельностью и поэтическим творчеством Гурамишвили символизирует братство и дружбу грузинского, украинского и русского народов. Великолепный талант, эмоциональность и народность – источник исключительной популярности поэта среди широких слоев грузинского народа.

В Московской грузинской колонии писательской деятельностью занимались также Вахтанг Орбелиани (он прекрасно описал Петергоф), Отия Павленишвили (его поэма «Вахтангиани» посвящена жизни Вахтанга VI), Габриэл Геловани (оставил интересные мемуары о Вахтанге VI), Фома Бараташвили, Мамука Гурамишвили, Димитрий Орбелиани и др.

После вынужденного отъезда в Россию Вахтанга VI, в Грузии попеременно бесчинствовали турецкие (до 1734 г.) и иранские (до 1747 г.) захватчики. В период царствования Ираклия II (1762—1798) страна вступает на путь экономического и культурного развития. Решительно придерживаясь русской ориентации, энергичный Ираклий II успешно отражал натиск внешних врагов, стремился преобразовать государство на русско-европейских началах, боролся за централизацию власти, ограничивал права родовой знати, поощрял развитие торговли и промышленности, много внимания уделял народному образованию и просвещению.

Литературной деятельностью занимался отец Ираклия II Теймураз II (1700—1762), царь Кахетии (1731—1743) и Картли (1744—1762). Его главное сочинение – поэма «Спор дня и ночи», в котором он настолько детально описывает охоту, пиры, ритуал венчания, что и сейчас можно по этому произведению изучать быт и нравы того времени. Находясь в 1760—1762 гг. в Петербурге для закрепления политических связей с Россией, Теймураз II посвятил цикл восторженных стихов известной русской красавице Варваре Александровне Бутурлиной. Из них особый интерес представляет «Спор с Руставели», где автор продолжает разговор, начатый Арчилом Багратиони, о роли факта и вымысла в художественном произведении. Восхищаясь поэтическим гением Руставели, Теймураз II вместе с тем сетует на то, что великий поэт воспевал вымышленных героев, а не реальных людей.