Текст книги "Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди"

Автор книги: Федор Раззаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 147 страниц)

Есть что посмотреть и по "ящику". Причем фильмы на все вкусы и возрасты, начиная от сугубо детских (до 11 января идут школьные каникулы) и заканчивая "взрослыми", которые, впрочем, с удовольствием смотрят и дети. ТВ-меню выглядит следующим образом: 13-серий-ный венгерский боевик "Капитан Тенкеш" (с 4 января), французская экранизация "Граф Монте-Кристо" (9-10-го), отечественные фильмы "Приключения Кроша", "Золотые часы"

(оба – 8-го), "Гусарская баллада", "Кавказская пленница" (оба – 9-го), "Карнавальная ночь" (11-го), "Два капитана" (12-го), "Смелые люди", "Диверсанты" (оба – 14-го), "Подвиг разведчика" (15-го).

И еще о кино. В январе на студиях в самом разгаре съемки новых фильмов. Так, например, на "Мосфильме" Юрий Озеров, только что вернувшийся из экспедиции в ГДР, снимает в павильонах очередной фильм эпопеи "Освобождение", а В. Усков и В. Краснопольский продолжают работу над многосерийным телефильмом "Тени исчезают в полдень". К январю уже снята половина картины. В 10-м павильоне "Мосфильма" Сергей Соловьев работает над экранизацией горьковского "Егора Булычова и других", а Савва Кулиш снимает в павильонах политическую драму "Комитет девятнадцати". На студии имени Горького режиссер Владимир Роговой работает над картиной "Офицеры", которой через год суждено будет стать хитом сезона. На "Мосфильме" Эдмонд Кеосаян фактически закончил третью часть приключений неуловимых – "Корону Российской империи", – но по решению худсовета вынужден был провести несколько досъемок. В частности, 9 января он снял несколько эпизодов в декорации "Эйфелева башня".

В "Короне…" действовало большинство персонажей из тех, кто уже появлялся в первых двух фильмах трилогии. Не было только Бубы Касторского в исполнении Бориса Сичкина, который потерял эту роль из-за ссоры с Кеосаяном. Хотя, может быть, и к лучшему, поскольку в дни, когда снималась "Корона…", у Сичкина возникли большие проблемы личного порядка – его 16-летний сын Емельян, что называется, от рук отбился, связавшись со шпаной. Бывали периоды, когда он целыми неделями не появлялся дома, чем доводил своих родителей до состояния безумия. В такие дни Сичкину-старшему приходилось ездить в поисках сына чуть ли не по всей Москве.

В конце концов нервы отца не выдержали. После очередного мордобоя, который Емельян устроил в музыкальном училище, Сичкин решил посадить сына на 10 суток, надеясь, что такая мера приведет его в чувство. Причем, прежде чем это сделать, он договорился с начальником ближайшего отделения милиции, с судьей и с начальником отделения ВДНХ, где сидят несовершеннолетние "суточники". Он им все рассказал про Емельяна и попросил, чтобы ему не делали поблажек, а, наоборот, дали самую тяжелую работу.

Все те 10 суток;, которые сын отбывал в заключении, Сичкин, что называется, не ел, не спал – страдал. Когда этот срок миновал, Сичкин прихватил с собой своего доброго приятеля артиста Аркадия Толбузина, который играл в "Неуловимых" начальника белогвардейской контрразведки Леопольда Кудасова, и отправился на ВДНХ. Однако уже подъезжая к отделению, они услышали странный шум и громкие голоса. У Сичкина защемило сердце, поскольку он сначала решил, что его сына зарезали уголовники. Но там разыгралась другая, не менее шокирующая сцена.

В одной из комнат они нашли нескольких пьяных милиционеров во главе с начальником, которые громко аплодировали… Емельяну. С бритой головой он стоял на столе с гитарой в руках и орал цыганские песни. Сам стол был уставлен бутылками с водкой и коньяком, а также самой разномастной закуской. Увидев гостей, начальник отделения расплылся в широкой улыбке и бросился к Сичкину:

– Буба! Садись с нами за стол!

Сичкин стал отказываться, говоря, что приехал совсем по другой причине – сына домой забирать. Эта новость не вызвала у присутствующих особого энтузиазма. Общее мнение сформулировал все тот же начальник:

– Слушай, Буба, оставь парня еще дней на пять, а? Он у тебя такой заводной, такие песни поет. Ты вообще зря на него сердишься, он нам всем очень понравился. Мы никогда так весело не жили, как эти несколько дней. Оставь хотя бы на три дня, а?

Тут со стола слез Емельян, пьяно облобызал отца и тоже стал уговаривать оставить его в милиции. Дескать, не волнуйтесь там с матерью, я через три денька вернусь, меня до дома на машине довезут. Но Сичкин все же нашел в себе мужество не поддаться на уговоры и забрал сына домой.

Как рассказал чуть позже сам Емельян, десять дней отсидки явились для него не наказанием, а сплошным праздником. Хотя поначалу его и пытались заставить заниматься подневольным трудом. Например, в первый же день дали в руки лом и заставили колоть лед на улице. Но парень оказался хитрее. Минут через десять он пришел в каптерку к старшине и заявил: "Я – пианист, и у меня на носу концерты с отцом – Бубой Касторским. Руки должны быть в тепле и не держать тяжелых предметов. Сообщи начальнику, он знает".

После этого парня пристроили работать в пищеблок на одном из комбинатов. Вместе с такими же, как и он, "десятисуточниками", Емельян грузил продукты, а параллельно они умудрялись воровать страшный дефицит того времени – растворимый кофе, меняя его потом на портвейн и продукты. Причем Емельян в этом деле был заводилой: если до него малолетки крали по мелочи, то с ним утащили сразу ящик кофе. А спустя несколько дней Емельяна вызвал к себе начальник отделения и попросил спеть "что-нибудь цыганское". С тех пор вплоть до конца отсидки парень развлекал стражей порядка песнями и плясками. Вот так хлебнул горя и понял, почем фунт лиха, не Емельян, а его отец Борис Сичкин.

Тем временем с середины января женская половина населения СССР с интересом следит за репортажами с 35-го чемпионата страны по фигурному катанию, проходящему в Риге. Трансляции начались 13 января в самое удобное время – в 20.30 в будни, в 19.30 в выходные. В парном катании настоящую сенсацию произвели Ирина Роднина и Алексей Уланов, взявшие "золото" турнира. Их программа была настолько новаторской и оригинальной, что судьи безоговорочно присудили им высшие оценки. Как скажет в одном из интервью их тренер Станислав Жук: "Мы задумали ввести в произвольную "пятиминутку" две новые поддержки, одну из которых – "обратную скрестную" – готовили с 1968 года. Однако сегодня Ирина и Алексей превзошли даже мои ожидания. Кстати, прыжок в два с половиной оборота, так называемый "аксель", они тоже исполнили нынче на соревновании впервые после того, как мы с женой Ниной ввели его в свою программу ровно десять лет назад…"

"Серебро" в парном катании досталось паре Людмила Смирнова-Андрей Сурайкин. А вот знаменитая пара Белоусова-Протопопов на этот раз вынуждена была довольствоваться всего лишь скромным 6-м местом. В танцах на льду победили Людмила Пахомова и Александр Горшков. "Серебро" досталось Татьяне Войтюк и Вячеславу Жигалкину. В одиночном катании у мужчин победу одержал Сергей Четверухин.

Соревнования по фигурному катанию закончились в воскресенье, 17 января. Утром следующего дня взрослое население огромной страны отправилось на работу, дети сели за школьные парты. Николай Рубцов и Людмила Дербина в то утро посетили жилищную контору, чтобы утрясти проблему с пропиской Дербиной. Но там их поджидала новая неприятность – Людмилу не прописывали, поскольку не хватало площади на ее ребенка от первого брака. Рубцов попытался было качать права, мол, я буду жаловаться чуть ли не в обком партии. Но его быстро осадили: жалуйтесь на здоровье.

Несолоно хлебавши Рубцов и Дербина отправились к машинистке, работавшей в газете "Вологодский комсомолец", которая перепечатывала рукопись стихов Рубцова (он собирался везти сборник в одно из столичных издательств). Всю дорогу поэт никак не мог успокоиться, метал громы и молнии по адресу бюрократов из жилконторы. Однако по пути в редакцию, возле ресторана "Север" на Советской улице, судьбе угодно было послать им встречу со знакомыми поэта – журналистами, которые шумною толпой двигались на посиделки в шахматный клуб. Они пригласили с собой за компанию и Рубцова с Дербиной, но Людмила отказалась. А вот Рубцов нет. Видимо, после унижения, которое он испытал в жилконторе, ему требовалось залить свое горе водкой. В итоге он отправил любимую в редакцию, а сам с друзьями свернул в шахматный клуб. Через некоторое время Людмила тоже пришла в клуб, где веселье было уже в самом разгаре. Ей налили вина, но Людмила практически не пила, предпочитая тихо сидеть на своем месте. И здесь в какой-то момент Рубцов вдруг стал ее ревновать к журналисту Задумкину. Однако досадный эпизод удалось обернуть в шутку, и вскоре вся компания отправилась догуливать на квартиру Рубцова на улице Александра Яшина. Но там поэта вновь стала одолевать ревность, он принялся буянить, и, когда успокоить его не удалось, собутыльники решили уйти от греха подальше. В комнате остались лишь Рубцов и его невеста. Далее послушаем ее собственный рассказ:

"Я замкнулась в себе, гордыня обуяла меня. Я отчужденно, с нарастающим раздражением смотрела на мечущегося Рубцова, слушала его крик, грохот, исходящий от него, и впервые ощущала в себе пустоту. Это была пустота рухнувших надежд.

Какой брак?! С этим пьянчужкой?! Его не может быть!

– Гадина! Что тебе Задумкин?! – кричал Рубцов. – Он всего лишь журналистик, а я поэт! Я поэт! Он уже давно пришел домой, спит со своей женой и о тебе не вспоминает!..

Рубцов допил из стакана остатки вина и швырнул стакан в стену над моей головой. Посыпались осколки на постель и вокруг. Я молча собрала их на совок, встряхнула постель, перевернула подушки…

Рубцова раздражало, что я никак не реагирую на его буйство. Он влепил мне несколько оплеух. Нет, я их ему не простила! Но по-прежнему презрительно молчала. Он все более накалялся. Не зная, как и чем вывести меня из себя, он взял спички и, зажигая их, стал бросать в меня. Я стояла и с ненавистью смотрела на него. Все во мне закипало, в теле поднимался гул, еще немного, и я кинулась бы на него! Но я с трудом выдержала это глумление и опять молча ушла на кухню…

Где-то в четвертом часу я попыталась его уложить спать. Ничего не получилось. Он вырывался, брыкался, пнул меня в грудь… Затем он подбежал ко мне, схватил за руки и потянул к себе в постель. Я вырвалась. Он снова, заламывая мне руки, толкал меня в постель. Я снова вырвалась и стала поспешно надевать чулки, собираясь убегать.

– Я уйду.

– Нет, ты не уйдешь! Ты хочешь меня оставить в унижении, чтобы надо мной все смеялись?! Прежде я раскрою тебе череп!

Он был страшен. Стремительно пробежал к окну, оттуда рванулся в ванную. Я слышала, как он шарит под ванной, ища молоток… Надо бежать! Но я не одета! Однако животный страх кинул меня к двери. Он увидел, мгновенно выпрямился. В одной руке он держал ком белья (взял его из-под ванны). Простыня вдруг развилась и покрыла Рубцова от подбородка до ступней. "Господи, мертвец!" – мелькнуло у меня в сознании. Одно мгновение – и Рубцов кинулся на меня, с силой толкнул обратно в комнату, роняя на пол белье. Теряя равновесие, я схватилась за него, и мы упали. Та страшная сила, которая долго копилась во мне, вдруг вырвалась, словно лава, ринулась, как обвал… Рубцов тянулся ко мне рукой, я перехватила ее своей и сильно укусила. Другой своей рукой, вернее, двумя пальцами правой руки, большим и указательным, стала теребить его за горло. Он крикнул мне: "Люда, прости! Люда, я люблю тебя!" Вероятно, он испугался меня, вернее, той страшной силы, которую сам у меня вызвал, и этот крик был попыткой остановить меня. Вдруг неизвестно отчего рухнул стол, на котором стояли иконы, прислоненные к стене. На них мы ни разу не перекрестились, о чем я сейчас горько сожалею. Все иконы рассыпались по полу вокруг нас. Сильным толчком Рубцов откинул меня от себя и перевернулся на живот. Отброшенная, я увидела его посиневшее лицо. Испугавшись, вскочила на ноги и остолбенела на месте. Он упал ничком, уткнувшись лицом в то самое белье, которое рассыпалось на полу при нашем падении. Я стояла над ним, приросшая к полу, пораженная шоком. Все это произошло в считаные секунды. Но я не могла еще подумать, что это конец. Теперь я знаю: мои пальцы парализовали сонные артерии, его толчок был агонией. Уткнувшись лицом в белье и не получая доступа воздуха, он задохнулся…

Тихо прикрыв дверь, я спустилась по лестнице и поплелась в милицию. Отделение было совсем рядом, на Советской улице…"

Было около пяти часов утра 19 января. Когда в отделении милиции Дербина сообщила о том, что случайно убила своего мужа, дежурный ей не поверил. Он увидел, что женщина была явно не в себе, к тому же от нее пахло спиртным. "Идите-ка спать, гражданка, – сказал дежурный. – Вы сильно выпивши". Однако Дербина продолжала настаивать на своем: "Я убила мужа. Поэта Николая Рубцова!" И тут другой милиционер, сидевший в той же дежурке, вмешался в разговор: "Когда убили?" – "Только что". – "Где же это произошло?" – "Здесь недалеко – в доме на Яшина". Только после этого милиционеры поняли, что женщина, судя по всему не врет.

Когда они прибыли на место происшествия, Рубцов еще не успел остыть. В протоколе о его гибели эксперт зафиксировал иконы, пластинку песен Александра Вертинского и 18 бутылок из-под вина. Судмедэксперт зафиксировал смерть Рубцова от механической асфиксии. Позднее – спустя 30 лет – другие судмедэксперты установят, что симптомы смерти поэта никак не были похожи на симптомы смерти от механической асфиксии: не было ни судорог, ни одышки, ни выделения мочи и кала. Для финального этапа механической асфиксии типичны утрата сознания и полное расслабление. Рубцов же кричал перед смертью осмысленные фразы, это подтвердили соседи, а затем перевернулся на живот. При удушении на коже остаются кровоподтеки и ссадины, соответствующие пальцам убийцы, а на теле Рубцова были лишь царапины. Вывод: Рубцов умер сам, от сердечного приступа, который спровоцировал хронический алкоголизм с поражением сердца.

В тот же вторник, 19 января, в морг, где покоилось тело Рубцова, пришли его коллеги. Один из них – Виктор Астафьев – так опишет свои впечатления от этого посещения:

"Морг-подвал был вкопан в берег реки Вологды, под яр навалена, насыпана куча всякого мусора и спецпринадлежностей, проросших чернобыльником, сыплющим семя по грязному снегу. Ломаные носилки, гипсы, тряпье, черные бинты и даже криво сношенный протез рифленой подошвой торчал из гнилого сугроба. А в приделе морга, на деревянной скамейке, лежал черный труп, вознесший беспалые руки в небеса, и от него, несмотря на зиму, источался тяжелый запах. Ребята оробели: говорят – ты, мол, Виктор Петрович, старше нас, на фронте был, всего навидался…

Я прошел в морг. Внутри он был не так ужасен, как снаружи. Мрамором отделанный зальчик был негусто заполнен носилками или топчанами с наброшенными на них простынями, под которыми угадывались тела упокоенных. Меня встретила пожилая пьяненькая тетка с бельмом на глазу – такие, на мой взгляд, особы и должны здесь хозяйничать. Тетка открыла было рот, но я сунул ей пятерку, и она запричитала:

– Вы к Коленьке, к Рубцову? Вот он, вот он, ангелочек наш, соловеюшко вологодский. – Приоткрыла простынь на крайнем топчане.

Я попросил прибавить свету. Самое удивительное было в том, что Коля лежал успокоенный, без гримасы на лице и без языка, который непременно вываливается у удавленников. Едва я не вскрикнул, заметив вместо гримасы привычную, хитроватую иль даже довольнехонькую улыбку в левом углу рта, словно бы– Коля говорил мне: "Ну оставайтесь, живите. А я отмаялся".

Горло Коли было исхватано – выступили уже синие следы от ногтей, тонкая шея поэта истерзана, даже под подбородком ссадины, одно ухо надорвано. Любительница волков, озверевши, крепко потешилась над мужиком…"

Между тем в день, когда не стало Рубцова, боксерская сборная Советского Союза вот уже более суток находилась в США, где должна была провести второй в истории бокса поединок с американцами (первый раз это произошло два года назад). Наши ребята весь январь готовились к поединкам на базе "Трудовых резервов" в Тушине, но долго не могли вылететь в Америку – в США в те дни проходили антисоветские выступления (8 января в Вашингтоне даже взорвали бомбу у здания информационного и торговых отделов советского посольства – к счастью, никто не пострадал), и советское правительство запросило у американцев гарантий безопасности для спортсменов. Когда эти гарантии были наконец получены, сборная отправилась за океан.

В Нью-Йорк они прилетели 17-го вечером. Жить наших боксеров определили в гостинице "Йоркер". Утром следующего дня они сели в самолет "Боинг-707" и через шесть часов прибыли в Лас-Вегас, где должны были состояться поединки. Им устроили пышную встречу в аэропорту, на которой присутствовали мэр города, шериф и генеральный директор отеля "Цезарь Палас", самого дорогого и престижного отеля мира, где советским боксерам предстояло жить и в кабаре этого отеля под названием "Циркус Максимус" проводить матч. Из аэропорта на шикарных лимузинах типа "Форд", "Кадиллак" и "Плимут" наших боксеров доставили к отелю "Цезарь Палас". На его фасаде висел огромный плакат с надписью: "Привет боксерской дружине из СССР". У дверей гостей встречал лучший боксер всех времен Джо Луис. В отеле спортсмены позавтракали, после чего отправились на экскурсию по городу. Впечатления от нее, сами понимаете, были самые восторженные. После серой и унылой Москвы сверкающий неоновой рекламой город-казино казался чуть ли не седьмым чудом света.

Первые бои начались 20 января в 12 часов дня по местному времени (разница с Москвой – 12 часов). Зал вмещал в себя 21 000 мест, однако билеты на эти суперпоединки не продавались, поскольку распространялись во всем мире по знакомству среди очень состоятельных людей. Они приехали посмотреть матч двух сильнейших боксерских сборных, а заодно послушать звезд мировой эстрады и поиграть в рулетку. Говоря современным языком, "классно оттянуться".

Начало матча складывалось для нашей сборной весьма успешно. В первой паре боксировал двукратный чемпион СССР Анатолий Семенов, который свой бой выиграл. Затем то же самое сделал и Виктор Запорожец. Следующую победу нашей сборной принес Александр Мельников. Однако затем мы проиграли три матча подряд и счет сравнялся – 3:3. В труднейшем бою Анатолий Левищев заработал еще одно очко нашей команде, однако выступивший следом за ним Сурен Казарян свой поединок проиграл – счет опять сравнялся. Следующее очко сборной СССР принесла победа Езаса Юоцявичуса.

Однако во всех поединках советские боксеры ни разу не отправили в нокаут своих противников. А вот американцы двух наших, все-таки нокаутировали. Неужели никому из команды СССР так и не удастся свалить с ног хотя бы одного из своих соперников? – задавали себе вопрос советские тренеры. И тогда на ринг вышел "король нокаутов" Олег Коротаев. Ему противостоял опытный боксер Джонсон. С первых же секунд поединка он бросился в атаку и заставил нашего боксера уйти в глухую защиту. Зал ревел в предвкушении скорой победы своего кумира. Однако гонг возвестил о завершении первого раунда.

Второй раунд тоже начался с мощнейших атак Джонсона, который вновь загнал нашего боксера в угол ринга. Удары американца следовали один за другим, но Коротаев ловко от них уворачивался. В конце концов ему. это надоело, он поймал момент и быстро и четко провел свою коронную серию – левой снизу по печени и правой коротко в голову. Джонсон упал и долго не мог подняться. В зале наступила гробовая тишина, и лишь спустя некоторое время раздались аплодисменты. Рефери, как и зрители, также не сразу понял, что произошло, и поэтому запоздал со счетом. И действительно, было от чего замешкаться: полтора раунда американец долбил русского, что называется, "и в хвост, и в гриву", а потом русский нанес всего пару-тройку ударов, и Джонсон рухнул как подкошенный. В итоге Коротаева объявили победителем нокаутом, и счет в матче стал 6:4 в нашу пользу. И хотя наш следующий боксер – Камо Сароян – свой поединок проиграл, мы все равно остались победителями – 6:5. С таким же счетом наша сборная выиграла здесь же у американцев и два года назад. Но суперсерия на этом не закончилась, поскольку впереди наших боксеров ждали еще два матча в других городах Америки: Денвере и Луисвилле. Однако пока перенесемся на время из Америки обратно в СССР.

В четверг, 21 января, в Вологде состоялись похороны Николая Рубцова. Проходили они на пустыре, отведенном под городское кладбище. Там было пусто и голо, только на вставленных в мерзлую землю шестах над могилами сидели вороны. Людей собралось не очень много, поскольку хоронили поэта в будний день. В своем прощальном слове Виктор Астафьев сказал: "Человеческая жизнь у всех начинается одинаково, а кончается по-разному. И есть странная, горькая традиция в кончине многих больших русских поэтов. Все великие певцы уходили из жизни рано и, как правило, не по своей воле…"

В этот же день на "Мосфильме", в творческом объединении "Время", состоялся худсовет, посвященный актерским пробам для фильма "Джентльмены удачи". На роль вора Доцента и заведующего детским садом Трошкина безоговорочно прошел Евгений Леонов, Георгию Вицину (Хмырь) посоветовали получше поработать над гримом, Савелию Крамарову (Косой) – следить, чтобы не "выплеснулся" в одном эпизоде, вместо Олега Видова (лейтенант милиции Славин) рекомендовали пригласить Михаила Кононова (как мы теперь знаем, не пригласили). Актеры, показанные худсовету на роль Василия Алибабаевича, были все забракованы. С этой ролью вообще случилось много мороки. Первоначально сам режиссер и авторы сценария Георгий Данелия и Виктория Токарева хотели пригласить Фрунзе Мкртчяна. Причем сам он поначалу тоже был согласен сниматься. Однако затем ситуация изменилась. В ноябре 70-го в Армении проходили торжества, посвященные 50-летию образования республики. И Мкртчян, занятый в премьерном спектакле Театра имени Сундукяна, так и не смог вырваться в Москву на пробы. А затем он и вовсе отказался от роли, видимо, не пожелав променять роль в серьезном спектакле (за нее ему обещали присвоить внеочередное звание) на участие в пустой, как он считал, комедии. В итоге Серый перепробовал на эту роль множество актеров с нерусской внешностью, однако худсовет их всех забраковал. Теперь предстояло продолжить поиски. А время поджимало – зимняя натура вот-вот могла сойти на нет.

В эти же дни съемочная группа другого фильма – "Офицеры" (студия имени Горького, режиссер – Владимир Роговой) – после недельного перерыва, связанного с болезнью актрисы Алины Покровской, приступила к работе над натурным эпизодом "в санитарном поезде". Снимался он на заброшенной узкоколейке за нынешней гостиницей "Космос". В роли годовалого малыша Вани Трофимова оказался воспитанник Бабушкинского детдома Володя Селиванов. Почему детдомовец? Объяснение простое: ни одна нормальная мать не хотела, чтобы ее ребенок часами мучился под софитами и замерзал в неотапливаемом вагоне. На съемки Володю сопровождала нянечка из детдома, и под ее строгим присмотром мальчик играл превосходно: он уплетал кашу и куски сахара за милую душу, ни разу не закапризничав. Спустя год, когда фильм уже вовсю будут крутить в кинотеатрах, судьба Володи круто изменится. Однако об этом я расскажу в свое время, а пока вернемся к другим событиям января 71-го.

22 января в Денвере наша сборная по боксу разделилась: пятеро боксеров остались проводить матчи там, а шестеро уехали боксировать на родину легендарного боксера Мохаммеда Али в столицу штата Кентукки город Луисвилл. Коротаев попал в денверскую группу, однако уже через день его тоже перебросили в Луисвилл, поскольку в Денвере ему не нашлось достойного соперника (любого из тамошних боксеров он бы уделал в первом раунде). А в Луисвилле жил спарринг-партнер самого Мохаммеда Али Эмиль Ратлиф, которого американцы и наметили в противники королю нокаутов Коротаеву. При этом американцы для приличия поинтересовались у нашего боксера, как он относится к тому, чтобы выйти на ринг с профессионалом, которого прочат в будущие чемпионы мира среди профессионалов и видят в нем замену легендарному Али. Коротаев ответил коротко: "Мне все равно, с кем боксировать".

Бой Коротаева с Ратлифом состоялся 24 января в спортивном дворце в Луисвилле, который вмещал 25 тысяч зрителей. Кстати, на нем присутствовала и денверская группа наших боксеров, которая только-только прилетела оттуда в Луисвилл. Наши ребята выиграли свою часть турнира со счетом 3:2. Таким образом, общий счет в матче СССР-США стал 2:0 в нашу пользу. Однако в луисвиллской группе наши спортсмены к моменту матча Коротаев-Ратлиф проигрывали 2:3. Поэтому от предстоящего поединка многое зависело. Далее послушаем рассказ самого участника боя – Коротаева:

"Здоров он был необычайно, чувствовалась хорошая физическая подготовка. Если и с техникой у него все в порядке – бой предстоит серьезный. Раздался гонг. Я занял центр ринга, а Ратлиф, работая в манере Мохаммеда Али, стал кружить вокруг меня и быстро бить джены левой. Я легко уклонялся от этих ударов и отрезал ему свободное пространство ринга, тесня к канатам. Когда у него вовсе не оставалось места для передвижения, он резко шел на меня и у нас завязывался жесткий бой на средней и ближней дистанции. В одной из атак я сильно пробил левой сбоку, и Ратлиф упал. Отсчитав положенные секунды, рефери дал команду продолжать бой. Ратлиф, видимо, не ожидал, что окажется в нокдауне, и, чтобы отыграться, пошел в атаку. У нас вновь завязался бой на средней и ближней дистанции. Американцы очень сильны в таком бою, это их главный козырь, особенно у профессионалов. Но для меня такой бой – родная стихия. В конце раунда я провел несколько ударов в область печени, и Ратлиф опустился на помост ринга. Рефери открыл счет и за секунду до гонга дал команду: "Бокс". После перерыва Ратлиф снова пошел вперед. Что творилось во дворце – передать словами невозможно. Сплошной рев – так хотелось болельщикам, чтобы Ратлиф у меня выиграл. Я, конечно, с удовольствием принял этот бой и в одно из мгновений провел свою любимую серию левой снизу и правой прямой коротко. Ратлиф снова упал. Рефери, а в ринге был Владимир Енгибарян, хотел было прекратить встречу, но секунданты Ратлифа и руководители американской делегации обратились к главному судье, полковнику Халу, с требованиями продолжить бой. После нескольких совещательных минут рефери пригласил нас на центр и дал команду: "Бокс". Я загнал Ратлифа в угол и, когда он там упал, отошел в нейтральный угол ринга. Все было кончено. Досчитав до 9, рефери объявил: "Аут". И поднял вверх мою руку. В зале стояла гробовая тишина. Ратлиф поднялся с ринга, подошел ко мне и вместо рефери подержал вверху мою руку, В зале тут же раздались аплодисменты и приветственные возгласы. Сразу же после боя, я даже не успел снять перчатки, на ринг вышел первый тренер Мохаммеда Али и вручил мне кубок – "Приз лучшего боксера встречи".

Когда мы приехали в отель, хозяева матча устроили товарищеский ужин с американской командой, всем раздали памятные подарки…"

В тот же день, когда Коротаев вышел на ринг против сильнейшего боксера-профессионала, в Москве справляли семидесятилетие кинорежиссера Михаила Ромма. Торжество проходило в Доме кино, зал которого был буквально переполнен. На освещенной и скромно оформленной (золотой цифрой "70" и цветами) сцене, в присутствии сверхпредставительного президиума взволнованный юбиляр выслушивал речи, принимал адреса и подарки и складывал их в живописную кучу подле сидящей рядом своей супруги, актрисы Елены Александровны Кузьминой. Самый оригинальный подарок преподнесли Ромму его недавние ученики, а ныне молодые режиссеры: Сергей Соловьев, Игорь Таланкин, Евгений Карелов, Вилен Азаров и другие. Они подарили юбиляру… два колеса для автомобиля "Волга". Когда Ромм увидел этот подарок, он то ли от удивления, то ли от счастья схватился за голову.

День 25 января выпал на понедельник. А он, как известно, день тяжелый. Тогда на 75-м году жизни скончался известный композитор Венедикт Пушков. Всесоюзную славу он приобрел благодаря кинематографу еще в середине. 30-х годов. В те годы буквально вся страна распевала его песню "Лейся песня на просторе", написанную для фильма "Семеро смелых" (1935). А всего Пушков написал музыку более чем к 40 фильмам.

В этот же день в Союзе писателей проходил вечер, посвященный 80-летию со дня рождения писателя Ильи Эренбурга. Среди приглашенных на это торжество было много известных людей, большую часть которых можно смело назвать "пришлыми" – они никакого отношения к покойному юбиляру не имели. Более того, сам Эренбург при жизни их не привечал и Вряд ли бы теперь пригласил. Однако устроители вечера этим пренебрегли. И наоборот, кинорежиссера Григория Козинцева, родная сестра которого была замужем за Эренбургом, на торжество позвали, но уже задним числом – телеграмму с приглашением ему вручили на следующий день после юбилея. Он очень расстроился. В своем письме Вениамину Каверину он жаловался:

"Устроителям почему-то пришло в голову пригласить выступать С. А. Герасимова, но о моем существовании никто не вспомнил. Дело, разумеется, не в моей обиде (на кого?) и даже не в желательности именно моего выступления: вряд ли оно было бы таким уж существенным для памяти Ильи Григорьевича. Все это не так уж важно. Горько и тяжело мне было по иной причине: Любе (покойная сестра режиссера. – Ф. Р.), вероятно, хотелось бы, чтобы я был на этом вечере; да она и не смогла бы себе представить, чтобы я на него не приехал…"

И еще одно знаменательное событие произошло в этот день – Владимир Высоцкий вступил в возраст Христа и справил свой 33-й день рождения. Правда, справлял он его не в самом лучшем расположении духа. Как мы помним, одиннадцать дней назад он опять сорвался и угодил в больницу (причем три дня его держали в "психушке" в буйном отделении). В Театре на Таганке, где он репетировал роль Гамлета, рассчитывали, что за неделю он поправится и вновь приступит к работе. Ошиблись. Высоцкий не объявился ни 21-го, ни 22-го, ни 23-го – в день, когда весь актерский состав "Гамлета" предстал пред грозные очи Любимова. В итоге роль Гамлета режиссер попросил прочитать Леонида Филатова. А еще через сутки предложили Золотухину взять эту роль себе. Тот согласился, хотя прекрасно понимал, как воспримет этот его поступок Высоцкий.

Ведь до недавнего времени они считались "друзья – не разлей вода". Что-то будет теперь?