Текст книги "Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди"

Автор книги: Федор Раззаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 115 (всего у книги 147 страниц)

В кадре должна была обвалиться крыша – почти прямо на наших героев. Девочке, державшей на руках мальчика, надо было отойти до отметки – так, чтобы балки рушились за ее спиной. Она до отметки не дошла – остановилась раньше. Ей кричат – она не слышит, да и трудно что-нибудь услышать. Ветродуи воют, брандспойты хлещут, она по пояс в воде – вода холодная, семь градусов. На девочках – до шеи, под одеждой – резиновые водолазные костюмы. На руках дети. И крыша валится прямо на мальчика – острым концом бревна. Если б упало чуть правее или левее, не знаю, чем бы все кончилось – наверное, самым худшим. И где бы я после этого оказался – тоже бог ведает. А так, ничего, отделались испугом: мальчику оцарапало щеку. Я ехал со съемки, крестился, благодарил бога и судьбу…"

В пятницу, 26 октября, из жизни ушел легендарный советский полководец Семен Михайлович Буденный. Шел ему 91-й год. Весть о его смерти застала певца Михаила Шуфутинского в Магадане, в тот момент когда он был в гостях у знаменитого певца Вадима Козина.

Козин попал в те края еще при Сталине: согласно легенде, он получил срок за мужеложство, а отсидев его, предпочел остаться в Магадане. Он вел почти отшельническую жизнь, мало с кем встречаясь. И лишь иногда принимал у себя гостей – своих коллег, которых гастрольная судьба забрасывала в эти суровые края. А Шуфутинский, который жил в одном городе со знаменитостью, давно мечтал попасть в число счастливчиков, коим удалось посетить Козина. Но без протекции попасть в дом певца было нереально. Помог случай. Друг Шуфутинского Георгий Караулов оказался вхож в козинский круг и в конце октября 73-го согласился познакомить приятеля с легендой отечественной эстрады. Через пару дней, купив цветы и полдюжины бутылок шампанского, Караулов, Шуфутинский и еще несколько человек из ресторанного оркестра заявились в скромную квартирку Козина на четвертом этаже пятиэтажного дома в Школьном переулке. Вспоминает М. Шуфутинский:

"Мы позвонили в дверь с медной табличкой "Вадим Алексеевич Козин".

– Щас, иду… – раздалось за дверью. – А, черт, наставлено тут.

Загремел то ли упавший таз, то ли ведро. Хозяин открыл дверь и сразу прищурился:

– Ну, кто тут? Караулов вышел вперед:

– Вадим Алексеевич, мы к вам.

– А, ну проходите. Раздевайтесь. Только осторожнее. Не наступите на моих кошек. Такая теснотища. Черт бы побрал этих архитекторов. Это же надо – строить людям такие конуры. Неужели и в Москве такие строят?

– Строят, Вадим Алексеевич.

В комнате действительно было тесно, но главным образом из-за множества книг, которые не только занимали полки по всем стенам, но и кипами лежали на полу, на фортепиано, телевизоре. Этакий художественный беспорядок. В комнате царил теплый полумрак. Лампа под желтым абажуром освещала лишь круглый стол, заваленный вырезками из газет, вскрытыми конвертами, открытками…

– Ну, рассказывайте, кто вы, откуда, – доброжелательно предложил хозяин, когда вся компания с трудом разместилась вокруг стола. Сам Козин сел на круглую вращающуюся табуретку и мог при желании, не поднимаясь из-за стола, повернуться к фортепиано.

– А что рассказывать, Вадим Алексеевич, – ответил за всех Караулов. – Ребята приехали из Москвы, хотят немножко заработать. Играют в кабаке, в "Северном".

– Ничего зазорного в этом не вижу. Я сам в молодости много пел в ресторанах. А до революции вообще вся эстрада начиналась в ресторанах. Оттуда она, собственно, и пошла: от "Яра" – в Москве, от Контана – в Петербурге.

Выпили шампанского, разговор оживился, но рассказывал в основном хозяин, а мы больше слушали.

– Сейчас чай поставим, мне тут из Москвы прислали. Каких-то "Три слона". Говорят, хороший. А что, – в Москве помнят Козина? Или думают: скорей бы сдох, старый хрыч?

– Помнят, Вадим Алексеевич, помнят. В ресторанах вашу "Осень" часто заказывают. И "Дружбу" тоже. Да и в кинотеатрах перед сеансами играют.

– Играют, только автора не объявляют. Ничего, я Фурцевой по телефону дал обещание дожить до двухтысячного года, а там поглядим, кто чего стоит. (Козин ошибется на пять лет – он умрет 19 декабря 1994 года, пережив Фурцеву на 20 лет. – Ф.Р.) Сволочи! До войны ни у кого столько пластинок сольных не было – ни у Козловского, ни у Лемешева. Эта "Мелодия", мать ее ети, делает вид, что Козина в природе не существует…"

В ходе дальнейшего разговора Козин здорово удивил своих собеседников, заявив, что он сейчас пишет… песню про Ленина. Видя недоверие в глазах гостей, Козин повернулся к пианино, ударил по клавишам и пропел: "Родной, любимый Магадан, тебя мой Ленин не забудет…" Слышать эти пропагандистские стихи в устах Козина было не то чтобы удивительно, это выглядело настоящим сюрреализмом. Ведь в 40-е годы он отказался написать песню о Сталине, хотя об этом его просил сам Берия. А тут сам, добровольно, пишет осанну вождю мирового пролетариата.

После исполнения песни Козин дал попробовать гостям адмиральский ликер, который, по его словам, он выдерживает почти десять лет. Однако большого впечатления на присутствующих этот напиток не произвел – обычный алкоголь. Затем Козин сразился в шахматы с Карауловым, поскольку из всех гостей только он умел играть в эту игру. Но хозяин быстро оставил его в дураках, загнав в матовую ситуацию. Потом под грузинский чай с вареньем стали смотреть программу "Время". Козин весьма живо комментировал новости. Вскоре в программе возникла пауза, появилось озабоченное лицо Игоря Кириллова, который скорбным голосом сообщил, что сегодня в Москве умер трижды Герой Советского Союза, маршал Семен Михайлович Буденный. Услышав эту новость, Козин вскочил со своего места, достал с полки толстую тетрадь и сделал в ней карандашом какую-то пометку. Затем пояснил:

– В этой тетради имена всех, кто умер за последние двенадцать лет.

Шуфутинский, которого переполняло любопытство, полистал тетрадь: она была сплошь заполнена вырезанными из газет некрологами и испещрена пометками. Цель своих записей хозяин квартиры не объяснил. Напоследок, когда гости уже собирались откланяться, Козин спел им один из своих шлягеров – "Надо мной в глубине синевы – кличи давние…".

28 октября в первенстве Советского Союза по футболу определился досрочный чемпион – им стала ереванская команда "Арарат" (она же стала и обладателем Кубок страны). В тот счастливый день "Арарат" принимал у себя на поле ленинградский "Зенит". Хозяевам нужна была только победа. И они ее добились, победив гостей со счетом 3:2. Но уже минут за двадцать до конца встречи главному тренеру ереванцев Никите Симоняну было ясно, что его команда досрочно завоевала золотые медали: пришло сообщение, что ближайшие конкуренты "Арарата", киевские динамовцы, сыграли вничью с "Кайратом". Далее послушаем рассказ самого тренера:

"Стадион буквально взорвался. Я, признаться, и не видел прежде такого проявления чувств. Высыпали на поле болельщики, народные ансамбли – все верили в победу, готовились к ней, загремела музыка, пошли танцы.

Улицы были запружены народом. Гуляли, пели, наверное, до четырех утра. Футболистов, не преувеличиваю, готовы были принять в каждом доме, все двери для них распахнулись.

На тротуарах появились мангалы, поплыл запах шашлыков. Люди выносили из домов кувшины с вином, не жалея ради такого случая запасов. Выражали свои восторги самыми разнообразными способами – ездили, сигналя, на машинах, пели песни…

Я все время попадал в чьи-то объятия. Болели плечи от похлопываний, кому-то достался рукав моего плаща…

Поздней ночью друзья привезли нас с Эдмондом Кеосаяном в гостиницу. Пробрались со служебного входа в номер. Лежим, не зажигая света. А площадь под балконом все еще гудит, народ все еще празднует. И вдруг слышим: "Си-мо-нян! Си-мо-нян!"

– Надо выйти, Никита, – серьезно говорит мне Эдмонд. – Тебя ждут.

Может, и надо, да неловко. Ну что я, полководец, чтобы приветствовать толпу? Стараюсь отнестись к ситуации с долей юмора, а выхожу на балкон – начинает першить в горле и от волнения пелена на глазах…"

30 ноября в Москве на Красной площади состоялись похороны Семена Буденного. Вспоминает "кремлевский землекоп" Г. Коваленко:

"У Кремлевской стены работали тогда в восемь рук: два землекопа с Ваганькова и два – с Новодевичьего. Управились быстро. Часа за полтора. После просеивания выкопанной земли принялись за драпировку могилы крепом. Как и полагается в таких случаях – красно-черным. На следующий день – чуть свет – снова были на "рабочем" месте. Проверили, все ли в порядке, и – в комнату ожидания, под гостевые трибуны. Пока гроб с телом маршала выносили из Колонного зала, пока говорили над ним у Мавзолея прощальные слова – попивали в тепле принесенный с собой кофе, играли в домино. Говорят, чего там только нет, под трибунами. Но мы только в одной комнате были. Столы, стулья… Ничего особенного. Нас туда провожал комендант, а потом, к концу траурного митинга, забирал.

Когда родственники простились с усопшим, мы с напарником взяли со стола гроб и опустили его в могилу. Могилу засыпали быстро – за 4,5 минуты, пока звучал Гимн Советского Союза. После этого установили венки, портрет. За выполнение "особо важного задания" получили премию – несколько десятков рублей…"

Помню, я увидел в "Правде" снимок этих похорон и обнаружил рядом с гробом артиста Михаила Державина: он шел в толпе вместе с маленькой девочкой, одетой в теплую куртку с капюшоном. Долго я терзался вопросом, что делает ведущий "Кабачка "13 стульев" на похоронах легендарного полководца. И только много позже я узнал, что Державин в то время был женат на дочке Буденного Нине, в этом браке родилась дочь Маша. Через несколько лет этот брак распадется.

В тот день, когда хоронили Буденного, Микаэл Таривердиев получил радостную весть – пришла телеграмма от Франсиса Лея, в которой тот категорически отрицал свою причастность к скандалу вокруг его музыки к фильму "Семнадцать мгновений весны": Лей сообщал, что никакой телеграммы с обвинениями своего советского коллеги в плагиате не посылал. Таким образом, КГБ сдержал свое слово: по своим каналам связался с Леем и попросил "разрулить" ситуацию.

Тем временем в столичных кинотеатрах состоялось несколько премьер: 22-го вышла революционная драма про борьбу латиноамериканских коммунистов "Это сладкое слово – свобода" Витаутаса Жалакявичюса с участием Регимантаса Адомайтиса, Ирины Мирошниченко, Родиона Нахапетова и др.; 29-го – шпионский боевик "Человек в штатском" Василия Журавлева с участием Юозаса Будрайтиса, Владимира Дружникова, Ирины Скобцевой и др.; революционно-биографический фильм "Надежда" Марка Донского, где молодого Ленина сыграл Родион Нахапетов, а Надежду Крупскую – Наталья Белохвостикова.

Кино на ТВ: "Песнь о Маншук" (17-го), "Щорс" (18-го), "Вратарь" (20-го), "Капитанская дочка" (21-го), "Чингачгук – Большой Змей" (ГДР, впервые по ТВ 22-го), "Завещание старого мастера" (25-28-го), "Укротительница тигров" (27-го), "Главный конструктор" (премьера т/ф 27-28-го), "Добровольцы" (29-го), "Алло, Варшава!" (30-го) и др.

Из театральных премьер назову следующие: 25-го в Театре на Таганке – "Бенефис" по произведениям А. Островского; 26-го в Театре имени Гоголя – "Огарева, 6" Юлиана Семенова; 31-го в Театре имени Пушкина – "Всего три дня".

Эстрадные представления: 19-го – в "Октябре" сборные концерты с участием Одьги Воронец, Владимира Макарова, Геннадия Хазанова, Жанны Бичевской и др.; 23-31-го – в ГТЭ выступал английский певец Роберт Янг в сопровождении ансамбля "Клив Аллен Саунд"; 26-27-го в "Октябре" – Эдуард Хиль; 28-го в "Варшаве" – ВИА "Поющие сердца"; 28-29-го в ГТЭ – Гелена Вондрачкова (ЧССР); 26-31-го в ГЦКЗ "Россия" – Эдита Пьеха.

С 23 по 31 октября в Театре эстрады давал концерты популярный английский певец Роберт Янг в сопровождении ансамбля "Клив Аллен Саунд". Это были первые гастроли Янга в Москве, которым он обязан продюсеру Стенли Лаудену. Имя последнего в свое время было хорошо известно в СССР – именно он написал слова супершлягера 40-х "Синий платочек". Позднее Лауден эмигрировал на Запад и поселился в Англии. Занявшись продюсированном, он долго вынашивал идею установить сотрудничество с Министерством культуры СССР, чтобы привозить на бывшую родину популярных исполнителей из Англии. Первым таким артистом и стал Роберт Янг. По словам Лаудена:

"Я знал, что со времени окончания войны ни один английский артист не выступал в СССР, хотя представители Бельгии, Франции, США гастролировали в Советском Союзе. Подобное турне само по себе могло дать неплохой рекламный материал для моего артиста. Его имя было Роберт Янг. Идея турне по России выглядела для него очень заманчивой. Он не был поп-певцом, как Том Джонс или другие рок-звезды того времени, но он обладал фантастическим голосом, мог брать высокие ноты на уровне оперных певцов. У него уже был опыт выступлений в клубах и концертах в Англии, и я считал, что он справится с гастролями по России. К тому же он был очень красив, многие женщины говорили мне об этом. Я ухмыльнулся, подумав о нижнем белье, летящем к его ногам в свете рампы…"

Новинки фирмы "Мелодия": миньоны – "Песни А. Пахмутовой", песни: "Мелодия" – Муслим Магомаев, "Не зря тебя назвали "Москвичом", "Ну, погоди!" – Эдуард Хиль; "Песни и музыка М. Таривердиева из телефильма "Семнадцать мгновений весны", песни: "Где-то далеко", "Мгновения" – Иосиф Кобзон, музыка: "Воспоминание" – оркестр; "Песни Булата Окуджавы", песни: "Песенка о Леньке Королеве", "По Смоленской дороге", "Маленький оркестрик", "Полночный троллейбус"; "Интермедии в исполнении Бориса Владимирова и Вадима Тонкова"; диски – "Песни Полада Бюль-Бюль оглы", песни: "Юность" (стихи Н. Добронравова), "Хлоп-хлоп" (стихи М. Пляцковского), "Город мой Баку" (стихи А. Горохова) и др.; "Поет София Ротару" (первый диск певицы), песни: "Червона рута" (В. Ивасюк), "Песня о моем городе" (Е. Дога – Г. Водэ, русский текст В. Лазарева), "Желтый лист" (В. Громцев – В. Ивасюк), "Сизокрылая птаха" (Д. Бокки, украинский текст Р. Кулика), "Под сенью старого дуба" (романс, слова М. Эминеску), "Каменное сердце" (Э. Дэда), "Водограй" (В. Ивасюк), "Не жди, я не вернусь" (Чиорелли) и др.; "Поет ВИА "Самоцветы", песни: "Горлица" (О. Иванов – С. Кирсанов), "За того парня" (М. Фрадкин – Р. Рождественский), "Чернобровая дивчина" (Р. Мануков – Т. Сашко), "Верба" (Э. Ханок – Ю. Рыбчинский), "Там, за облаками" (М. Фрадкин – Р. Рождественский), "Мой адрес – Советский Союз" (Д. Тухманов – В. Харитонов), "Чаривна бойкивчанка" (А. Сердюк – М. Веньо), "Налетели дожди" (Д. Тухманов – В. Харитонов), "Увезу тебя я в тундру" (М. Фрадкин – М. Пляцковский), "Не повторяется такое никогда" (С. Туликов – М. Пляцковский;; "Играет оркестр "Мелодия", композиции: "История любви", "Водолей", "Шербурские зонтики", "Черный Орфей" и др.; "Мир песий", выпуск № 1, песни: "Подмосковные вечера" (В. Соловьев-Седой) – оркестр Рэя Коннифа, "Пей из источника" (Дж. Холидей) – Дж. Холидей, "Джанк" (П. Маккартни) – Пол Маккартни, "Один маленький город" (Очерман) – оркест Джеймса Ласта и др.

В октябре, после двухлетнего перерыва, вышли сразу две пластинки популярного певца Валерия Ободзинского: миньон и диск. На миньоне были представлены три песни ("Ты меня забыла", "Прощание с любимой", "Мираж"), на диске – двенадцать ("Карнавал", "Восточная песня", "Эти глаза напротив", "Что-то случилось", "Неотправленное письмо" и др.).

Первая пластинка Ободзинского вышла в конце 60-х и мгновенно стала раритетом. Однако сам певец с этого почти ничего не поимел. Судите сами. Стоила она 2 рубля 60 копеек, и ее тираж был 13 миллионов. Государство на ней заработало порядка 30 миллионов, но певцу досталось… 150 рублей.

В то же время параллельно с небывалым успехом, который певец с каждым днем приобретал у слушателей, нарастала и его критика официальными властями. Главной претензией к Ободзинскому было то, что он не поет гражданских песен, целиком построив свой репертуар на любовной лирике (за это недоброжелатели называли его "будуарным" певцом), его поведение на сцене более раскованно, чем того требовал моральный кодекс строителя коммунизма. Когда в 1971 году концерт Ободзинского лично посетил министр культуры РСФСР Попов, его возмущению не было предела. "И это называется советский певец! – прилюдно возмущался министр. – Я такого "западничества" не потерплю!" И тут же было отдано распоряжение соответствующим инстанциям ни в коем случае не позволять Ободзинскому давать концерты в пределах РСФСР. Табу было наложено и на выпуск его пластинок. Длился этот запрет более года, пока в дело не вмешался заведующий Отделом культуры ЦК КПСС Шауро, который, в отличие от Попова, любил творчество певца. На концерте в Днепропетровске он поинтересовался, почему это певец не дает концертов в Москве. И тот ответил ему как на духу: министр запретил. Шауро пообещал лично разобраться с этим вопросом, и вскоре проблема была решена: Ободзинский вновь стал "въездным" в Россию. Забегая вперед, сообщу, что в декабре Валерий Ободзинский впервые после долгого перерыва даст концерты в Москве – будет участвовать в концертах оркестра Олега Лундстрема.

1973. Ноябрь

Спецназ МУРа против подростков-террористов. Владимир Конкин – новый Павка Корчагин. Допросы Елены Боннэр в Лефортово. МУР ищет того, кто пошутил над Таривердиевым. Самоубийство Всеволода Кочетова. Рой Медведев заступается за Брежнева. Цензура против Аркадия Райкина. Служебный роман Михаила Боярского. Развод Аллы Пугачевой. В роли насильника – Сергей Параджанов. Болезнь Сергея Колосова. Похороны Всеволода Кочетова. Страсти вокруг романа режиссера и актрисы. Рождение джаз-рок-бэнда «Арсенал». Маршал Жуков теряет жену. Высоцкий в Киеве. Как Кайдановский ревновал Малявину. Жуков прощается с женой. Куйбышевский киллер убивает свою жертву. Как Олег Ефремов оконфузился перед Тодором Живковым. Почему брызнули слезы у Шукшина. Фарс на стадионе в Сантьяго: наша сборная по футболу не попадает на чемпионат мира. Женился Александр Барыкин. Как едва не закатилась звезда Евгения Мартынова. Происшествие в Новосибирске: часовые под градом пуль. Воздушный таран в небе Армении. Суслов против Брежнева. Как Брежнев поучал индийского оппозиционера.

Четверо московских подростков продолжают готовиться к угону самолета. Мы расстались с ними, когда они ломали головы, где найти огнестрельное оружие. В последние дни октября им удалось решить эту проблему: Романов сумел уговорить одну из своих знакомых продать ему свое охотничье ружье, доставшееся женщине от бывшего мужа. Отпилив приклад, парни смастерили обрез, который можно было легко спрятать за пояс. Заговорщики надеялись еще на один шанс: некий сокурсник Жалнина пообещал ему достать к началу ноября два пистолета. Однако из этой затеи ничего не вышло: то ли парень в последний момент струсил, то ли на самом деле не смог достать оружие. Тогда на смелый поступок решился Бондарев: он сообщил друзьям, что в день угона прихватит из дома два охотничьих ружья своего отца 16-го калибра – двухствольное и одноствольное. А пока в подтверждение своих слов он передал Романову и Жалнину 11 отцовских патронов.

В четверг, 1 ноября, подростки приобрели в магазине № 1 "Рыболов-охотник-турист" еще 30 патронов, снаряженных дробью 16-го калибра, 29 из которых Жалнин затем перезарядил пулями "Спутник", купленными в том же магазине. Из магазина они направились в кассу "Аэрофлота", где приобрели четыре билета на завтрашний рейс Ф-19, следовавший по маршруту Москва – Брянск.

Последние несколько часов перед операцией каждый из заговорщиков проводил по-разному: кто-то встречался с девушкой, кто-то весь вечер просидел дома в кругу близких. По "ящику" ничего интересного для подростков в тот вечер не крутили (по 1-й показывали немой фильм "Барышня и хулиган", по 2-й – журнал "Подмосковье", по 4-й – телеспектакль "Даша"), поэтому Никифоров выкроил время для короткой записки родным (написана в 20.37), сопроводив ее, по обыкновению, рисунком индейского вождя в пышном головном уборе. В записке говорилось:

"Мама и Женя! Я уехал в Америку 2 ноября 1973 года. Буду писать. Если будет возможно, вышлю телеграмму еще в пути, на остановке в Варшаве, или Лиссабоне, или из другого города. Все потом напишу письмом, если доеду туда".

2 ноября в 9 часов утра вся четверка встретилась возле станции метро "Павелецкая". Жалнин и Бондарев купили несколько газет в ближайшем киоске, в которые упаковали два ружья в чехлах. Затем поймали такси и отправились в аэропорт Быково. До трагедии оставались считаные часы.

Между тем город жил своей привычной жизнью. В Моссовете открылось заседание городской комиссии по подготовке к празднованию 56-й годовщины Октября, а генсек Брежнев в компании с членами Политбюро встречал в Шереметьево прилетающего всего на один день руководителя Болгарской компартии Тодора Живкова. В тот момент, когда самолет с дорогим гостем приземлялся на летное поле, четверка будущих угонщиков была уже в Быково. В туалете аэропорта Романов переложил обрез из чемодана под пальто, остальные ружья продолжали находиться в чехлах, поскольку пронести их за поясом не было возможности – у них не были обрезаны приклады. В 10.20 в числе 26 пассажиров четверка будущих угонщиков прошла в салон самолета и заняла свои места: Романов сел в кресло 1а, Жалнин – 2а, Бондарев – 2б и Никифоров – 2в. Перед этим Бондарев зашел в багажное отделение, где оставил сверток с зачехленными ружьями. До трагедии оставались считаные минуты.

В 11.24 "Як-40" поднялся в воздух и взял курс на Брянск. Спустя полчаса Бондарев взял в багажном отделении сверток с ружьями, закрылся в туалете, распаковал их, собрал и зарядил. Однако войти с ними в салон у него духу не хватило, поэтому он временно положил их на прежнее место – в багажное отделение, прикрыв брезентом.

Захват начался, когда самолет подлетел к Брянску и начал снижаться. Жалнин сходил в багажное отделение и принес ружья. Одно он взял себе, другое отдал Бондареву, а у Романова имелся обрез. Именно Романов первым вышел в проход между креслами и, направив ствол на пассажиров, скомандовал: "Спокойно, с мест не вставать – буду стрелять!" Затем, оставив пассажиров на попечение своих подельников, он попытался ворваться в кабину пилотов, выстрелив в запертую дверь. Вскоре из кабины выскочил бортмеханик Никитин, который, воспользовавшись растерянностью Романова, перехватил его руку с обрезом и попытался отнять оружие. В пылу борьбы Романов во все горло закричал Жалнину: "Вова, стреляй!" И Вова выстрелил, попав бортмеханику в живот (Никитин получил ранение брюшной полости с поражением печени, переломом нескольких ребер справа).

Большинство пассажиров, слыша шум борьбы, выстрелы и крики раненого летчика, продолжали оставаться на своих местах. Но один смельчак среди них нашелся. Им оказался Гапоненко, который вместе с женой и ребенком летел в Брянск. Передав ребенка жене, он бросился к кабине пилотов. Его бросок заметил Романов, который выстрелил в смельчака из обреза. Гапоненко на ходу убрал корпус чуть в сторону, чем спас себе жизнь – пуля угодила ему в плечо и пробила панель потолка самолета. В тот же момент Бондарев подскочил к Гапоненко, приставил дуло ружья в бок пассажиру и нажал на спусковой крючок. Но выстрела не последовало – ружье оказалось незаряженным! Тогда Гапоненко сбили с ног ударами прикладов и стали избивать ногами. Жалнин дважды пытался выстрелить в пассажира из ружья, но того опять спас случай – при перезарядке спусковой механизм оказался на предохранителе.

Тем временем Романов выстрелом в дверь пилотской кабины сбил запор и ворвался внутрь, где находились командир корабля Кашин и 2-й пилот Толпекин. Направив обрез на пилотов, он потребовал связаться с Брянском. Те подчинились. Через пилотов Романов передал властям города свое требование – выдать им 1,5 миллиона долларов. За это они обещали никого не убивать и сообщить еще о двух преступных группах, которые в ближайшее время якобы попытаются осуществить угоны самолетов (на самом деле террористы блефовали). Однако брянские власти ответили отказом: дескать, откуда в нашем городе могут взяться такие деньги, летите обратно в Москву. Пришлось разворачивать самолет.

А в столице тем временем вовсю шла подготовка к приему "гостей". В те дни как раз закончился Всемирный конгресс миролюбивых сил, и в МУРе дежурила специальная группа захвата, состоящая из милиционеров-спортсменов из различных отделений милиции. Ее и направили во Внуково, куда собирались посадить угнанный самолет (там удобнее было провести операцию). На связь с террористами лично вышел министр внутренних дел Николай Щелоков. Ему они передали свои требования: 1,5 миллиона баксов, дозаправка самолета, перелет в Ленинград, новая дозаправка и беспрепятственный вылет в Скандинавию. Щелоков внес в эти требования свои коррективы: освобождаете половину пассажиров – получаете половину требуемой суммы с условием освобождения остальных заложников в Питере, где получите остальные деньги. Бандиты соглашаются.

В 13 часов плененный "Як-40" приземлился во Внуково. По требованию террористов он был поставлен на взлетной полосе, перед ним убрали все препятствия. В обмен на дозаправку парни согласились отдать двух раненых – Никитина и Гапоненко. Причем потребовали, чтобы в машине "Скорой помощи" находился всего лишь один врач и обязательно женщина. Их условие приняли, и обмен состоялся (правда, раненых преступники сбросили на взлетную полосу, как бревна). Затем бандиты стали требовать денег. Но им ответили: сумма очень большая, для ее сбора потребуется время, ждите. На самом деле деньги никто не собирал, с самого кремлевского верха последовал приказ: "Из Москвы преступников не выпускать, обезвредить здесь же!"

Операция началась в 16.35 и длилась чуть больше трех минут. Трое спецназовцев (Раков, Ляхманов, Мушкарин) под руководством старшего лейтенанта милиции Александра Попрядухина рассчитывали с помощью дымовой завесы ворваться в салон и обезвредить преступников. Но уже с первых секунд их план едва не провалился. Вот как об этом вспоминает участник штурма Юрий Федосеев (впоследствии он возглавит МУР):

"Проходит десять, двадцать минут, а сотрудника КГБ, который взял на себя миссию по доставке на борт самолета востребованной суммы валюты, все нет и нет. И тут кто-то из наших ребят, забывшись, поднимается и стальной каской ударяется о днище самолета (муровцы разместились аккурат на бетонных плитах под самолетом. – Ф.Р.). На звук удара один из злоумышленников приоткрывает люк. Этого было достаточно, чтобы Раков успел всунуть в образовавшийся просвет обыкновенный багор с щита противопожарной безопасности. Ляхманов, вооружившись двумя пистолетами, как на стрельбище, с двух рук посылал пулю за пулей, не давая террористам закрыть люк. Первая брошенная граната со слезоточивым газом была ими расстреляна в воздухе. Вторая, оказавшись в салоне самолета, начала свое действие. Те, кому удалось увидеть видеозапись этих событий, отмечали, что там доминировали выстрелы, крики, крепкие мужские выражения. В этой суматохе дробовой заряд в бок получил Попрядухин, однако, к счастью, он пришелся на бронежилет.

Вскрываются аварийные люки, в корме самолета опускается люк-трап, и по нему скатывается молодой парень и бежит, петляя как заяц. Выстрел, если не ошибаюсь, его сделал Беззубиков, пуля попала убегавшему в ногу, и на бетонку падает один из… пассажиров. Других, выпрыгивающих и выбегающих из самолета, укладывают на мокрый асфальт лицом вниз. Ребята зачищают салон самолета. Дверь в туалет закрыта. Два-три удара, и запор сломан. В туалете труп – один из террористов застрелился…"

Застрелившимся был Романов. Что касается его подельников, то их участь сложилась по-разному: Жалнин и Бондарев сочли за благо сдаться живыми, а вот Никифорову не повезло – шальная пуля нанесла ему смертельное ранение. А ведь он все время захвата занимал пассивную позицию и даже не вставал со своего кресла, когда его друзья терроризировали пассажиров. Также были ранены и двое пассажиров, сидевших ближе всего к месту перестрелки: один в бедро, другой в плечо.

Едва до высоких начальников, которые наблюдали за ходом операции из аэропортовского здания, донеслась весть, что операция закончилась, как они рванули к самолету. Возглавлял процессию сам министр внутренних дел Щелоков. Когда к нему вывели двух оставшихся в живых террористов и он увидел, что это всего лишь безусые юнцы, ему чуть плохо не стало. Обернувшись к кому-то из своей свиты, Щелоков приказал везти угонщиков на Петровку, 38. Однако стоявший рядом с министром начальник Управления КГБ по Москве и области Алидин, понимая, что Щелоков собирается все лавры по части поимки террористов приписать себе, попытался вмешаться в ситуацию, заявив, что прежде надо позвонить Андропову. "Звоните", – чуть ли не сквозь зубы ответил Щелоков.

Как ни странно, но Андропов не стал возражать против допроса угонщиков на территории конкурентов, но приказал Алидину присутствовать при этом. Как вспоминает бывший начальник столичных чекистов, Щелоков во время допроса выглядел не лучшим образом. Едва они остались с террористами наедине, он скалой навис над мальчишками и грозно произнес: "Вы знаете, кто я такой? Я министр внутренних дел Щелоков!" Но горе-угонщики пребывали в таком трансе, что даже золотые погоны министра и широкие лампасы на его брюках не могли привести их в чувство. Они что-то невнятно лепетали в ответ и практически не смотрели на Щелокова. Не добившись от них ни одного внятного ответа, Тот, чертыхаясь, ретировался.

Забегая вперед отмечу, что, несмотря на беспрецедентность происшедшего, ни одна из центральных газет даже короткой строкой не упомянула об этом событии. И только "Комсомольская правда" спустя несколько дней в крохотной заметке рассказала о задержании некоего опасного преступника в Парке имени Горького, за что старший лейтенант Александр Попрядухин был удостоен звания Героя Советского Союза. Люди тогда удивлялись: видать, слишком опасный был преступник. Кстати, за три послевоенных десятилетия в СССР это был первый случай получения столь высокой награды милиционером.

3 ноября в 19. 50 по первой программе ЦТ состоялась премьера шестисерийного телефильма "Как закалялась сталь", снятого на Киностудии имени Довженко режиссером Николаем Мащенко. Это была третья попытка советских кинематографистов экранизировать одноименный культовый роман Николая Островского: первым в 1942 году это сделал Марк Донской, в 1957 году по его стопам пошли Александр Алов и Владимир Наумов (их фильм назывался "Павел Корчагин"). Отмечу любопытный факт: в аловско-наумовском фильме состоялся кинематографический дебют актера Льва Перфилова (он сыграл Франца Клавичека), которому нашлось место и в новой экранизации – но на этот раз он выразительно сыграл роль кулака.