Текст книги "Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди"

Автор книги: Федор Раззаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 113 (всего у книги 147 страниц)

1973. Октябрь

Очередное снижение цен. Развод Ирины Понаровской. Кризис в «Машине времени». До Москвы добрались «Битлз»: премьера в «Иллюзионе». Высоцкий в Алма-Ате. Как Николай Подгорный вернул к жизни сериал «Ну, погоди!». Виктория Федорова получает письмо от отца. Как Константин Райкин падал с обрыва. Конфликт на съемках: когда актеры не любят друг друга. Сенсация на Кубке СССР по футболу: приз уезжает в Ереван. Открылось новое здание МХАТа. Как арестовали Бубу Касторского. Знаменитые фигуристы устраиваются в Ленбалет. Угонщики самолета ищут оружие. Авиакатастрофа под Дмитровом: КГБ берет следствие под свой контроль. Как Павел Леонидов возвращал аванс. Родилась дочь у Валентина Гафта. Провокация против Галины Вишневской сорвалась. Театральная Москва ломится на «Балалайкина и К». Родился Сергей Безруков. Роман с итальянкой стоил Михаилу Звездинскому свободы. Самоубийство диссидента. Умер актер Андрей Абрикосов. Палестинские террористы угрожают Андрею Сахарову. Очередная жертва матерой воровки. КГБ обещает помочь Микаэлу Таривердиеву. Как Иннокентий Смоктуновский пытался сорвать свой дебют на столичной сцене. Кремль против Белого дома: до третьей мировой войны оставались считаные часы. На съемках фильма «Романс о влюбленных» едва не погиб ребенок. Смерть Маршала Советского Союза Семена Буденного. В гостях у магаданского затворника Вадима Козина. «Арарат» – чемпион. Похороны маршала. Телеграмма Таривердиеву от Лея. Роберт Янг: первые гастроли певца из Англии в Москве. Валерий Ободзинский: из тени в свет.

В понедельник, 1 октября, Совет Министров СССР сделал очередной подарок своим согражданам – снизил цены на ряд товаров широкого потребления. В частности, подешевели плащи и куртки из ткани «болонья» – на 30 процентов, сорочки мужские и блузки женские из трикотажного капронового полотна – на 15 процентов, отдельные виды перьевых и шариковых ручек – на 16 процентов и еще ряд других товаров. Да, дорогой читатель, было у нас такое время, когда цены не росли, а падали. Хотя недовольных жизнью и тогда в нашей стране хватало, и очередное снижение цен они встречали со скепсисом: дескать, на такой убогий ширпотреб и этого снижения мало. Эх, знали бы эти люди, какие цены будут фигурировать на ценниках четверть века спустя!

Серьезный кризис переживала в те дни певица Ирина Понаровская – она развелась со своим мужем Григорием Клеймицем. Как мы помним, судьба свела молодых в 1971 году под крышей одного ленинградского коллектива – ВИА "Поющие гитары". Весной следующего года они сыграли свадьбу. Но спустя полтора года Понаровская подала на развод. Для Клеймица это было ударом, но еще больше переживали распад семьи родители молодых: мать Ирины Нина Николаевна и мать Григория София Ильинична, которые все это время не могли нарадоваться, глядя на союз своих детей. Когда Клеймиц пришел к теще и сообщил ей, что Ирина подает на развод, они вместе рыдали как малые дети. Был момент, когда родители пытались придумать, как вернуть Ирину в лоно семьи, и был план силой увезти ее на Дальний Восток, избить (!) и оставить там на полгода взаперти, чтобы одумалась. Но от этого плана пришлось отказаться: зная решительный характер Ирины, можно было легко представить, какая реакция последовала бы с ее стороны на такое похищение. Позднее Нина

Николаевна так будет вспоминать о разводе дочери:

"Спустя какое-то время Гриша сам признался мне, что виноват – изменил ей с соседкой. Ира это знала и молчала. Я бы на ее месте сразу выпалила: да он же мне изменял! Я полтора года с ней не разговаривала! Поначалу кричала на нее, готова была убить, говорила: лучше б у меня дача сгорела, чем ваш развод пережить. А она гордая и скрытная, все в себе держала. Гриша потом мне говорил: у меня, наверное, будут жена, дети, но я все равно стану жить воспоминаниями об Ире. А Ира как-то обмолвилась: жалко терять такую свекровь… Она любила Софию Ильиничну. Хотела с ней позже объясниться. Но время шло, разговор откладывался, а потом жизнь и вовсе развела их по разным городам…"

Стоит отметить, что полтора года спустя распадется и союз родителей Понаровской: ее отец Виталий Борисович уйдет к другой женщине, потому что она будет ждать от него ребенка. Дочь сочтет это предательством и долго не будет общаться с отцом. Хотя в отличие от своего брата, который заявил, что у него теперь нет отца, Ирина сказала матери, что окончательно порвать с отцом не может. Мать это заявление обидит.

Очередной кризис переживает и рок-группа "Машина времени". Поводом к нему служат непростые отношения между двумя участниками – Александром Кутиковым и Сергеем Кавагос. Чего-то они никак не могут между собой поделить, а что именно – объяснить не могут. Макаревичу в этой ситуации приходится тяжело – он все время находится между враждующими в качестве демпфера, не испытывая неприязни ни к тому, ни к другому. Группа дает концерты в Москве и области, изредка выезжая и в другие города.

4 октября исполнилось 25 лет Госфильмофонду СССР. Основанный в 1948 году в Белых Столбах Московской области, он стал одним из самых крупных в мире коллекций художественных, научно-популярных фильмов и архивных киноматериалов. К своему "четвертаку" Госфильмофонд расщедрился настолько, что решил показать в своем "личном" кинотеатре "Иллюзион" (открыт в 1965 году) фильм Ричарда Лестера "Ночь после трудного дня" (1964) с участием группы "Битлз". Учитывая, что до этого живых "битлов" в Москве ни разу не показывали, сами понимаете, какой ажиотаж царил в те дни возле кинотеатра на Котельнической набережной – туда сбежалась чуть ли не вся продвинутая столичная и областная молодежь. Свидетелем этого эпохального события стал 16-летний Коля Расторгуев – ныне известный певец группы "Любэ", а тогда всего лишь скромный десятиклассник одной из школ подмосковного города Лыткарино, который попал на этот просмотр благодаря матери своего школьного приятеля – она работала директором "Иллюзиона" и постоянно снабжала сына и его друзей контрамарками. Н. Расторгуев вспоминает:

"В те времена только расплывчатые фотографии по рукам ходили, а мне удалось целый фильм посмотреть. Понятное дело, крыша у меня съехала, и мы с друзьями стали бренчать на гитарах, подражая, как нам казалось, "битлам". Я, конечно, и не подозревал, что у меня есть какие-то вокальные данные. Да и мама всегда считала, что у меня нет музыкального слуха…"

Продолжаются гастроли Театра на Таганке в Алма-Ате. Гости привезли для показа несколько своих спектаклей, кроме этого, часть коллектива выступает со сборными концертами в различных учреждениях города. Алмаатинцы в основном идут на Владимира Высоцкого, слава которого приближается к заоблачной. Артист дает концерты в Академии наук КазССР, Институте ядерной физики, Общевойсковом училище, НИИ стройорганизаций и других учреждениях. Именно в Казахстане Высоцкий впервые опробовал на широкой аудитории новые песни: "Козел отпущения" ("В заповеднике, вот в каком, забыл…"), "Там у соседа…" (посвящение В. Золотухину). 6 октября Высоцкий хотел уехать в Москву чуть раньше коллектива. Но Юрий Любимов его не отпустил: на последнем спектакле "10 дней, которые потрясли мир" обещался присутствовать сам 1-й секретарь ЦК КП Казахстана Динмухамед Кунаев. Хотя большая часть труппы была уверена в том, что Кунаев на спектакль опального театра не придет. Так оно и вышло.

5 октября вышел указ о присвоении звания народного артиста СССР Анатолию Папанову. Спустя несколько дней диплом артисту лично вручил председатель Президиума Верховного Совета СССР Николай Подгорный. И между ними произошел любопытный разговор. Оказалось, что Подгорный был большим любителем мультфильма "Ну, погоди!", где Папанов озвучивал Волка, и первым делом после вручения поинтересовался, когда же увидит свет очередная, 8-я серия. Ответ артиста его огорошил. "Никогда, – ответил Папанов, – никаких продолжений больше не будет. Мне режиссер Котеночкин так и сказал. Фильм закрывают, потому что один из авторов сценария Феликс Камов уехал в Израиль". Подгорного это сообщение повергло в недоумение. "Это невозможно, – заявил он. – Ни в коем случае нельзя вот так взять и оборвать фильм, полюбившийся народу. У меня не только внуки – вся семья его смотрит. И товарищи по работе тоже. Подумаешь, сценарист уехал! Другие же остались…"

Короче, после того, как судьбой фильма озаботился сам президент страны, дело сдвинулось с мертвой точки, и был дан "зеленый свет" продолжению сериала. Вскоре начались съемки 8-й серии, действие которой разворачивалось в горах.

Но вернемся к другим событиям октября 73-го.

На Киевской киностудии имени Довженко снимаются последние эпизоды фильма "В бой идут одни "старики". 6-10 октября в одном из павильонов снимали эпизоды в декорации "хата 2-й поющей эскадрильи": летчики репетируют; летчики поют для гостей свои лучшие песни и др.

В это время актриса Виктория Федорова находится в Молдавии, где снимается в фильме "Гнев", а в Москву приходит письмо от ее отца Джексона Тэйта, датированное 12 сентября (письмо пришло в Союз благодаря Ирине Керк, она же перевела его на русский язык). Мать Виктории актриса Зоя Федорова, зная о том, как долго ее дочь ждала вестей от своего отца, которого она ни разу не видела, спешит к дочери в Молдавию..

Мать застала дочь в номере гостиницы, однако для разговора они специально вышли в парк. Такая мера предосторожности не была лишней: Федоровы давно замечали за собой слежку, причем она не ограничивалась пределами Москвы. Например, находясь в Молдавии, Виктория дважды находила в своем номере следы посторонних людей, которые рылись в ее вещах. А в парке мать и дочь могли чувствовать себя в относительной безопасности.

Выбрав одинокую скамейку у фонарного столба, женщины присели на нее. Мать протянула дочери письмо, в которое было вложено две фотографии. На обеих был изображен один и тот же мужчина, но в разные годы: на одной он был еще молод, на нем была морская форма, он сидел за столом и курил сигарету, на второй – ему было уже за семьдесят, он стоял перед письменным столом в яркой рубашке, выпущенной поверх брюк.

– Вот таким был твой папа, когда мы встретились, – прокомментировала первый снимок мать. – На обратной стороне поставлена дата, сорок седьмой год. На втором он снят уже в наши дни.

После фотографий настало время ознакомления с письмом (его текст я уже приводил). Прочитав его, Виктория зарыдала и повалилась на колени матери. Но затем быстро взяла себя в руки, и они вернулись в гостиницу. Там Виктория села за ответное письмо, которое мать должна была завтрашним утром забрать с собой в Москву. В своем послании отцу дочь писала:

"Здравствуй, мой дорогой!

Я и вправду не знаю, как называть тебя, но я подумала, раз ты назвал меня в своем письме дочерью, значит, я могу называть тебя отцом. Сегодня в моей жизни произошло самое прекрасное и неожиданное событие. Наконец-то нам помогли найти друг друга.

Я мечтала об этом всю жизнь и подсознательно всегда верила, что придет день, когда мы встретимся…"

Однако до встречи отца и дочери еще далеко, поэтому вернемся к хронике событий октября 73-го.

В Чечне продолжает съемки фильма "Свой среди чужих, чужой среди своих" Никита Михалков. В те дни снимались эпизоды в горной реке Аргун с участием Юрия Богатырева и Константина Райкина: Каюм падает с обрыва в реку, Шилов кидается его спасать. Райкину пришлось падать со скалы в 12 метров высотой. Скорость течение была бешеная, температура воды – плюс 3 градуса. Райкин должен был со скалы упасть в поток, причем в такое место, где крутился бурный водоворот. Стоит отметить, что, когда спасатели предварительно проверяли это место – выясняли, какая там глубина, – одного из них водоворотом засосало под скалу. К счастью, его удалось спасти. Прежде чем упасть с обрыва, Райкин покрошил в реку бумагу, чтобы удостовериться, что водоворот в этом месте не слишком сильный. Падение прошло успешно. Но в другом месте реки актера едва не затянуло под воду. И теперь уже спасателям пришлось вызволять актера, который оказался на волосок от гибели.

В то же время в Вильнюсе режиссер Барас Халзанов снимает фильм по сценарию Эдуарда Тополя "Открытие" – про талантливого ученого-геолога Сергея Юрышева. Съемки идут трудно, поскольку у одного из исполнителей главной мужской роли Виталия Соломина не складываются отношения ни с режиссером, ни с актрисой Ириной Печерниковой, с которой они должны изображать на съемочной площадке любовь. Чтобы сгладить конфликт, из Москвы специально вызвали Эдуарда Тополя. Он провел примирительные беседы с обеими сторонами и, кажется, помирил их. Но идиллия длилась недолго – только до дня начала съемок.

В тот день снималась кульминационная сцена: расставание возлюбленных на летном поле аэродрома. Однако с первой попытки снять ее не удалось, поскольку Печерникова на реплику Соломина ответила гробовым молчанием. Режиссер беспомощно всплеснул руками и остановил съемку.

– Вот так в каждой сцене, – пожаловался он Тополю. – То он ее сажает, то она его. Что делать?

Сценарист вновь бросился примирять враждующие стороны. Он взял под локоть Печерникову, отвел ее в сторонку и стал уговаривать не срывать съемку. Дескать, сама же обещала отыграть главную сцену достойно. Печерникова в ответ произнесла неожиданный монолог:

– Я буду сниматься, если вы уберете из кадра Соломина. Я не могу его видеть перед собой. Поставьте вместо него кого угодно или станьте хоть сами. И я вам все сыграю.

Тополю эта идея совсем не понравилась, но Печерникова, видя его нерешительность, взяла инициативу в свои руки. Она тут же, не сходя с места, произнесла свой монолог, буквально вонзившись взглядом в глаза сценариста. Причем проделала это так вдохновенно, что у того аж дыхание свело.

– Господи, это же именно то, что нужно! – выдохнул он, и тут же подал сигнал режиссеру, чтобы тот немедленно готовился к съемке.

Эпизод сняли с четырех дублей. Но самое смешное было в том, что в последующем его все равно пришлось снимать заново из-за пленочного брака. И Печерниковой, из-за отсутствия на съемочной площадке Тополя, волей-неволей пришлось играть эту сцену с Соломиным.

В среду, 10 октября, на Большой спортивной арене Лужников, в присутствии 60 тысяч зрителей, состоялся финальный матч на Кубок СССР по футболу между ереванским "Араратом" и киевским "Динамо". Матч получился по-настоящему кубковым. Обе команды начали игру азартно и в хорошем темпе. Некоторое преимущество имели в первом тайме киевляне, но "распечатать" ворота Алеши Абрамяна им так и не удалось. Но гол назревал. На 62-й минуте ереванцы сбивают в своей штрафной Леонида Буряка, и судья указывает на одиннадцатиметровую отметку. Пенальти удачно пробивает Виктор Колотое. Ереванцы бросаются отыгрываться, но все их атаки разбиваются о плотную оборону киевлян. На той игре присутствовал известный ныне телевизионщик Николай Сванидзе (ему тогда было 18 лет). Он вспоминает:

"Это был первый матч, когда были серьезные разборки на трибунах. Нас было человек пятнадцать, и мы оказались между армянами и киевлянами. И понеслось… Нас спасло то, что с нами был призер чемпионата СССР по дзюдо в тяжелом весе. Мы нагнули головы, а он кого-то из дерущихся хватал и из одного сектора кидал в другой. Таким образом он расчистил нам поляну, и обошлось без травм. Думаю, что после этого болельщиков стали разделять по секторам…"

Между тем матч катился к своему финалу. Тренер киевлян Александр Севидов, видимо, уверенный в победе своих подопечных, за две минуты до финального свистка вместо Колотова и Олега Блохина вводит в игру двух молодых игроков, очевидно, для того, чтобы их фамилии появились в списке победителей (игрок, участвовавший в финальном розыгрыше Кубка, получал право на звание мастера спорта, даже если провел на поле две-три минуты). Но радость киевлян была преждевременной. На последней минуте Левон Иштоян добивает отскочивший от рук динамовского вратаря мяч в сетку ворот. Судья назначает дополнительную тридцатиминутку. Как вспоминает тренер "Арарата" Никита Симонян, в перерыве он случайно стал свидетелем острого разговора между Блохиным и начальником "Динамо" Михаилом Команом. Блохин выговаривал начальнику: "Зачем вы меня заменили? С кем сейчас будете играть? Кто остался в нападении?" Коман хоть и был растерян, но старался отвечать спокойно: "Ладно, ладно, без тебя разберемся…" Симонян вернулся в раздевалку своей команды и подбодрил своих подопечных словами: "Вы, по сути, уже выиграли игру! Вы ее выиграли!" Присутствовавший здесь же кинорежиссер Эдмонд Кеосаян схватился за голову: "О чем ты говоришь? Киевское "Динамо" – команда-машина, может бегать четыре часа, а наши уже вымотались". Но он ошибся.

В дополнительное время ереванцы бегали по полю так, будто до этого не было полутора часов изнурительной борьбы. Героем у них вновь стал Левон Иштоян, который на 103-й минуте игры нанес хлесткий удар по воротам. Задев кого-то из защитников киевлян, мяч влетел в угол ворот. Этот мяч стал "золотым" для ереванцев. Впервые за всю историю отечественного футбола Кубок СССР отправляется в Армению. В Ереване толпы людей выходят на улицы, чтобы бурно отпраздновать это событие. Кстати, сами игроки "Арарата" отметили свой успех куда как скромно – выпили на базе по бокалу шампанского, поскольку через четыре дня им предстоял сложный матч с донецким "Шахтером".

В тот же день, 10 октября, в Москве было открыто новое здание МХАТа. Его зал имел 1360 посадочных мест, все кресла были оснащены динамиками, размещенными в подлокотниках, чтобы зрители при желании могли слушать текст в переводе на четыре языка. Были и другие примочки, типа: подсветка кресел, подвижные боковые кулисы, два полноценных кармана у сцены (большая редкость для московских театров), вращающийся круг диаметром 17 метров с двумя подъемными площадками и т. д. В день открытия нового здания в нем был показан спектакль "Сталевары".

11 октября в одном из павильонов "Мосфильма" режиссер Вилен Азаров снимал последние эпизоды комедии "Эстафета" (в прокате – "Неисправимый лгун"). В тот день снимали эпизод с участием популярного актера Бориса Сичкина, который должен был изображать восточный танец и спеть шуточную песню для высокого гостя (в этой роли снимался Георгий Вицин). Актер все исполнил превосходно, уложившись в минимальное количество дублей. Хотя изображать из себя шута Сичкину в тот день было ох как не просто – в его кармане лежала повестка с вызовом в прокуратуру города Тамбова. Что за повестка? Дело в том, что некоторое время назад Сичкин имел несчастье работать с неким администратором, которого ОБХСС затем прищучило за "левые" концерты. И теперь Сичкину предстояло дать показания в качестве свидетеля. Отснявшись с утра в своем эпизоде, актер сел в машину и отправился на вокзал, чтобы оттуда ближайшим поездом выехать в Тамбов. В планах Сичкина было уже на следующий день вновь объявиться на съемочной площадке. Но, увы…

Порог тамбовской прокуратуры Сичкин переступил в 9 часов утра 12 октября. Он был спокоен, собран и верил, что это дело займет у него минимум времени – час, в крайнем случае полтора. Но все обернулось куда дольше. Допрашивал актера следователь по особо важным делам Терещенко. Что удивило Сичкина, все вопросы, которые ему задавались, не имели никакого отношения к делу, по которому он был вызван. Например, его спрашивали о пребывании на фронте в годы войны, есть ли у него правительственные награды и какая у него семья. Когда следователь таким образом удовлетворил свое любопытство, он внезапно поднялся из-за стола и надолго покинул кабинет. А с Сичкиным осталась старушка, которая оказалась ревизором Министерства культуры. Буравя актера своим проницательным взглядом, она с каким-то необъяснимым злорадством сообщила:

– Я ведь на спектакли и фильмы не смотрю как на художественную ценность. Я выискиваю в них финансовые злоупотребления, чтобы потом передать дело в суд. Я много художников посадила.

Сичкину после этих слов стало не по себе. Он вдруг ясно осознал, что вокруг него происходит что-то нехорошее, но что именно и каковы последствия всего происходящего, объяснить пока не мог. А его пребывание в прокуратуре между тем затягивалось. Терещенко не объявлялся, зато вместо него в кабинет один за другим стали заходить какие-то странные люди. Первым зашел невысокого роста мужчина, который представился прокурором Соколовым: он пожал Сичкину руку и удалился. Следом явился пожилой мужчина: тот вообще не представился, только окинул артиста любопытным взглядом, таинственно улыбнулся и ушел (как выяснилось позднее, это был журналист местной газеты, которого попросили написать фельетон про "левые" концерты, а когда он отказался это сделать, его сына хотели посадить в тюрьму, обвинив в изнасиловании).

Последними в кабинет зашли двое мужчин: первый представился заместителем областного прокурора Мусатовым, второй – следователем Шичаниным. Первый внезапно принялся признаваться Сичкину в любви: мол, я сам, а также вся моя семья являемся горячими поклонниками вашего таланта, а второй попросил актера написать свою автобиографию. На удивленный вопрос Сичкина "Зачем?", коротко ответил: "Так надо". Пришлось подчиниться. "Видимо, облпрокуратура собирается ходатайствовать перед Минкультом о присвоении мне почетного звания", – усмехнулся про себя Сичкин.

Когда с автобиографией было покончено, в кабинет вернулся Терещенко. Взглянув на часы, – а было уже двенадцать дня, – он сказал гостю, что тот может быть свободен до четырех часов. Потом он понадобится еще максимум на часок, после чего может смело возвращаться в Москву. Сичкин поверил.

В назначенное время он вернулся в прокуратуру, свято веря, что часа через полтора будет уже сидеть в поезде. Но Терещенко его обманул. Под видом очной ставки с администратором в КПЗ он привел актера в камеру, где объявил… что тот арестован. Майор, начальник КПЗ, громко приказал потрясенному произошедшим артисту раздеться. Тот повиновался. После тщательного шмона майор, не скрывая своего злорадства, сострил: "Как ты там в кино пел: "…я не плачу, я никогда не плачу"? Это ты, артист, там, в кино, не плакал, а тут, в тюрьме, заплачешь…" Далее послушаем рассказ самого Б. Сичкина:

"Меня втолкнули в так называемую камеру. Это была не камера, а ящик – метр в длину и полметра в ширину. Этот гроб не отапливался и не имел света. Лежать в этом гробу нельзя было по причине малых размеров. Но, как выяснилось, и сидеть в нем тоже нельзя было, так как "нары" были обиты железными полосками. Большее время дня и ночи приходилось стоять, упираясь ногами в парашу. Полное впечатление, что тебя замуровали. Если учесть, что я страдаю клаустрофобией – боязнью закрытого пространства, можно представить, что я чувствовал себя намного хуже, чем дома…"

В отличие от Бориса Сичкина, знаменитая пара фигуристов – Людмила Белоусова и Олег Протопопов в те октябрьские дни чувствовала себя более чем превосходно. Тогда наконец-то устроилась их спортивная судьба. В начале года их в добровольно-принудительном порядке заставили уйти из большого спорта: дескать, старые уже. Как вспоминает О. Протопопов: "До 73-го мы безуспешно пытались соревноваться, все еще веря в честность и справедливость, но мы глубоко ошибались. Мы проигрывали внутрисоюзные соревнования почти что детям, опускаясь до шестого места. Руководители же Федерации фигурного катания и Спорткомитета СССР подбадривали молодежь, рекламируя их как победителей знаменитых олимпийских чемпионов и чемпионов мира Людмилы Белоусовой и Олега Протопопова…"

В течение семи месяцев фигуристы-"пенсионеры" безуспешно пытались устроиться на работу в Ленинградский балет на льду. Самое интересное, что, когда они выступали на льду, их упрекали в чрезмерной артистичности, отсутствии атлетизма, а теперь уже говорили обратное – мол, вы спортсмены, а не артисты балета, поэтому балету не нужны. Тогда фигуристы обратились к министру культуры Фурцевой. Та единственная пошла им навстречу и приказала немедленно принять Белоусову и Протопопова в Ленбалет. Два месяца спустя они будут участвовать в Кубке мира среди профессионалов в Токио и выиграют первую премию в 15 000 долларов, доказав тем самым, какие они на самом деле "пенсионеры".

Тем временем группа столичных подростков готовится к захвату пассажирского самолета и отлету на нем в Америку. Как мы помним, эта идея созрела в голове 20-летнего безработного Романова и его близкого приятеля, учащегося 2-го курса Московского автомеханического техникума Жалнина. Еще в январе они затеяли это дело, но до осени никак не могли найти себе подельников. Наконец, в начале октября Жалнину удалось подбить на это дело двух своих однокурсников – Бондарева и Никифорова. Первый согласился на захват самолета, так сказать, за компанию, второй имел более конкретную цель – он мечтал помочь американским индейцам в их справедливой борьбе за свою независимость.

В конце февраля 73-го советские газеты сообщили о событиях в американском городке Вундед-Ни, где индейцы с оружием в руках выступили против дискриминационной политики правительственного бюро по делам индейцев, и многие советские мальчишки загорелись желанием помочь коренным жителям Америки. Но у подавляющего большинства пацанов это желание не шло вразрез с законом. Например, мой хороший знакомый Юра Котенко (ныне известный специалист по североамериканским индейцам) предполагал достичь берегов Америки, используя вполне невинные методы: летом 73-го с двумя друзьями с Таганки он построил плот, чтобы отправиться на нем в США по маршруту: Москва-река – Волга – Волго-Донской канал – Азовское – Черное – Средиземное моря – Атлантический океан. Эта акция сорвалась в самый последний момент – кто-то похитил "судно" путешественников. Никифоров же был единственным из одержимых этой идеей мальчишек, который не только вознамерился, но и осуществил свою идею криминальными методами. Хотя последующие события показали, что из всей четверки он был самым безобидным "террористом".

Поскольку будущим угонщикам было необходимо оружие, они стали искать способы, как его раздобыть. В наши дни эта затея была бы легко осуществима – незаконного оружия в России пруд пруди, только успевай деньги отстегивать. Но в 73-м с этим делом было строго. Хотя варианты тоже были. Например, напасть на постовых милиционеров, которые выходили на дежурство, вооруженные "Макаровыми".

В середине октября будущие угонщики дважды вели наблюдение за стражами порядка в районе метро "Каширская" и Цветного бульвара. Один раз им едва не удалось застать постового врасплох, но поблизости прошла компания молодых людей, которая спугнула налетчиков. В итоге от этой затеи пришлось отказаться и искать другой способ разжиться оружием.

Между тем именно в октябре в Советском Союзе произошла одна из самых крупных авиакатастроф. Под городом Дмитровой разбился "Ил-62", летевший по маршруту Париж – Ленинград – Москва и везший на борту около 90 пассажиров. Самолет готовился произвести посадку в аэропорту Шереметьево, когда внезапно рухнул на землю в лесной полосе. Вспоминает очевидец А. Клюев:

"Когда мы приехали к месту катастрофы, увидали жутковатую картину: поваленные, расщепленные, обугленные деревья, на сучьях вокруг развешаны фрагменты тел. Взрыв горючего разорвал девять десятков человек на три тысячи с лишним кусков… Почему так уверенно говорю о трех тысячах? Пришлось осмотреть каждый фрагмент. Но не в одиночку, конечно. Туда пол-Москвы согнали. Судмедэкспертов одних человек тридцать. И я в том числе. А на деревья лазали солдаты, собирали останки, вешали бирки, свозили в морг… Три дня и три ночи все работали почти без сна. А все почему? Рейс оказался особенным. Появился слух – не обошлось без теракта.

Одни утверждали, что на борту летела важная чилийская делегация, другие упоминали какое-то таинственное подразделение чилийских боевиков. Одним словом, все заметили сразу – КГБ всерьез занялся расследованием. Вот нас и обязали: проверить версию террористического взрыва в воздухе. Принялись за дело…

А комиссия, гляжу, собралась – сплошное Политбюро. И председателем назначили Устинова, секретаря ЦК. Розыск шел плотный. Весь материал с деревьев свозили в Дмитров, в местный морг. Заглянул туда в первый день, а там и повернуться негде – целая гора человеческого мяса. Ни до, ни после, пожалуй, такого не видел…

Останки отправляли скопом на общую кремацию, родственникам выдали горсть пепла, и дело с концом. Задача здесь была иная. Крутили-вертели, изучали останки. Искали следы взрыва гранат или бомб в салоне, огнестрельные раны. А вдруг на борту случилась перестрелка? В результате ничего криминального так и не обнаружили. Хотя, по моим сведениям, причины самой катастрофы остались несколько туманными. Скорее всего, считали, экипаж допустил ошибку. "Ил" снизился преждевременно и врезался в землю. Здесь топливо и взорвалось. Да и гроза шла сильная, запросто могла показания приборов перевернуть с ног на голову…"

15 октября из Советского Союза в Америку эмигрировал поэт-эстрадник Павел Леонидов. В тот день он зашел в свой бывший дом в Каретном ряду, где жила его бывшая жена и дочери, чтобы проститься с ними. Во дворе встретил своего хорошего приятеля и соседа по дому дирижера Кирилла Кондрашина. Они сели на скамью на взбеге асфальта над подземным гаражом и проговорили больше часа.

Незадолго до отъезда с Леонидовым произошла занятная история. Некоторое время назад в соавторстве с поэтами Леонидом Дербеневым и Игорем Шафераном он написал либретто к оперетте по мотивам сказок "Тысяча и одна ночь". Музыку согласился написать Арно Бабаджанян – один из самых популярных композиторов в Советском Союзе в те годы. Вскоре за свою работу они получили аванс: Арно выписали 5 тысяч рублей, поэтам – по 750 рублей каждому. Но затем Леонидов подал документы на выезд из страны, и в Минкульте потребовали, чтобы он вернул весь аванс. Леонидов вернул, попутно рассказав об этой катавасии своим соавторам. Те поступили по-разному: например, Шаферан последовал примеру Леонидова, а вот Дербенев это сделать отказался, мрачно заявив: "Придется им у меня аванс отнимать силком". Что касается Бабаджаняна, то он тоже предпочел оставить деньги у себя, заявив, что, если власти не будут платить армянам деньги за то, чтобы они остались, они тоже все уедут.

Незадолго до отъезда случай вновь свел Леонидова и Бабаджаняна вместе – в Управлении по охране авторских прав. Был день выплат, и Арно получил приличные деньги за свои произведения, которые звучали чуть ли не из каждого окна. Встреча двух несостоявшихся соавторов длилась несколько минут, а закончилась неожиданной эскападой Бабаджаняна. Достав из кармана пачку сотенных купюр, он потряс ими в воздухе и громко произнес: "За мои херовые песни эта прекрасная страна платит мне баснословные деньги. С такими деньгами за такие песни никто не уезжает: ни русские, ни армяне, ни евреи, а лишь дураки", – и он ткнул Леонидова в грудь длинным пальцем.