Текст книги "Родина"
Автор книги: Анна Караваева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 51 (всего у книги 65 страниц)
– Ян Невидла! – вызвала тетя Настя.
– Здесь! Невидла здесь!
– Молодец! – громко похвалила Маня.
В разных местах товарной станции еще продолжалась перекличка, а Сбоев уже повел свою бригаду на разгрузку к длинному вагону.
– Приступим, товарищи!
Ян Невидла уже не помнил, которую по счету тяжелую деталь свалил он на скрипучие, скользящие от снега мостки. Сердце в нем бурно стучало, кровь приливала к щекам. Метель била в лицо, залепляла глаза. Он торопливо вытирал лицо и не только руками, но и коленками, спиной, плечами принимал многопудовые штуки металла. Кто-то с ним рядом одновременно подставлял плечо, обхватывал руками холодное железо, передавая его дальше, в такие же верные и ловкие руки.
– Эх, по-нашему, по-уральски, богатимое это дело! – громко восторгался Артем. – Слышишь, Ян? Богатимое дело!
– О, да, да… бога-ти-мое! – повторял Ян Невидла.
Эх, дубинушка, у-ухнем!
запевал будто налившийся задором голос Артема Сбоева, а кругом подхватывали:
И-эх-х, дубинушка, сама пойдет!
И Ян Невидла, обливаясь по́том, повторял:
– Сама пойдет, сама пойдет!
Все вокруг Яна будто кипело в дружном и многоголосом напряжении. Ему казалось, что в нем самом тоже все чувства и силы кипят, играют в веселом и воинственном упорстве, которым заразили его русские люди. Да ведь кроме них – Мани, тети Насти, Артема и еще многих, кому он верил, как самому себе, теперь у него никого на свете и не было. Обращались с ним, как со своим, и ему казалось, что он, поднимая тонны металла, прежде всего именно потому и не поддается усталости, что твердо знает: многие десятки этих русских людей считают его своим товарищем и доверяют ему.
Женскую бригаду по разгрузке послали в дальний конец лесогорского состава. Два закрытых двойных вагона были битком набиты разобранными средними и мелкими станками, ящиками разных размеров, листовым железом, рулонами толя и множеством других материалов, которые в массе пока невозможно было разглядеть.
– Тут мало выгрузить, не растерять бы чего в этой дьявольской метели, – сразу определила главное тетя Настя.
Хозяйственным оком оглядев свое женское войско, она в несколько минут распределила все места и обязанности.
– Народу у нас должно хватить, – со вздохом закончила она, – но все-таки хорошо бы хоть двух мужчин к нам залучить.
– Один уже есть! – негромко сказала Соня. – Как только он отметился, я все время слежу за ним.
– Да кто это? – оглянувшись, спросила тетя Настя.
– Виталий Банников. Вон стоит, осматривается… – И Соня, взглядом спросив согласия тети Насти, радушно крикнула вожаку «неприкаянных». – Банников! Иди-ка к нам!..
Виталий полуобернулся к Соне, будто что-то проверяя, и вяло ответил:
– Да уж не знаю…
Но Соня еще радушнее настаивала:
– Иди, иди к нам… У нас в бригаде мужской силы не хватает, и ты нас очень выручишь.
– Да уж ладно, можно и к вам… – тем же тоном ответил Виталий и вразвалку направился к вагонам.
– Эх, так бы и толкнула его, противного, в спину! – нетерпеливо шепнула Маня.
Виталий подошел и неловко кивнул всем.
– Что раньше всего надо выгрузить? – спросил он деловито, помаргивая белесыми ресницами.
– Ну, тетя Настя, просим вас дать Банникову работку потруднее, мы на него сильно надеемся! – сказала Соня и посмотрела прямо в глаза Банникову.
Он тихонько хмыкнул и улыбнулся.
Когда начали выгрузку, Виталий довольно быстро показал себя: уверенно и сноровисто рылся он в глубине вагона, освещенного «летучей мышью», и выставлял груды металла на скользкие плахи спуска в таком порядке, чтобы их удобно было перетаскивать на машину.
– Наш грузчик, смотрите, уже комбинировать научился, – похвалила Виталия Ольга Петровна.
– Он сумеет, если захочет, – подтвердила не без гордости за своего брата Тамара.
В эту минуту Виталий выскочил из вагона.
– Ты что? – опросила Соня.
– Я тут уж много чего к вывозке подготовил… Вам всем будет легко на машину товар перетащить… Но дело вот в чем: тут шатается один из наших, я сейчас велю ему: пусть всех где хочет соберет и пусть все бегут сюда!
Его лицо приняло такое выражение, будто он хотел показать Соне: «Вот какая у меня власть!»
– Слушай, Виталий, а ведь это замечательно! – подхватила Соня и, сделав большие глаза, спросила: – Неужели ты можешь всех ребят собрать сюда?
– Могу! – дерзко крикнул Банников и убежал.
– Павла Константиновна идет! – вдруг зазвенел голосок Тамары Банниковой.
Павла Константиновна шла, останавливаясь у платформ и вагонов. Она не спеша о чем-то спрашивала, сама говорила коротко и тихо, а люди торопились ответить ей целым хором голосов, будто все дружно стремились обрадовать ее.
Павла Константиновна приближалась. Соня видела уже ее лицо, ее волосы, которые снежной полоской белели из-под темносерого шерстяного платка. Щеки у Сони больно горели от снежной пыли, иззябшие руки ломило, но она, забыв обо всем, желала одного: скорей, скорей взглянуть прямо в глаза Павле Константиновне! Соня радостно поздоровалась с ней. Кузовлева ответила ей усталой доброй улыбкой, а потом начала спрашивать, как идет работа.
– Работают все на совесть, – ответила тетя Настя, – а вот транспорт незавидный – «шкап», которому в обед будет сто лет, да и его нелегко было добыть.
– Да, машин в городе не хватает, – сказала Павла Константиновна, – постараюсь добыть для вас еще.
Собираясь уходить, Павла Константиновна сказала Соне:
– Представь себе, Сонечка, встречаю сейчас Виталия Банникова, а за ним цепочкой идут человек восемь «неприкаянных», переругиваются с ним, но идут. «Куда вы?» – опрашиваю я их, а Банников, в своей манере, отвечает: «Грузы на завод отправлять… Нечего этим голодранцам здесь зря болтаться!» Я спросила: «А с кем ты здесь работаешь?» Он усмехнулся этак, знаете, даже загадочно: «С Челищевой работаю… ну! Сейчас я на завод важный груз повезу!» Вот видишь, какие дела…
– Павла Константиновна! – прошептала Соня и, крепко обняв ее обеими руками, прижалась головой к ее заснеженному плечу.
– Ну, ну… – мягко сказала Павла Константиновна, нежно поправляя русую прядку Сониных волос, выбившуюся из-под теплой шапочки, и быстро скрылась в белой пелене метели…
Отправив вторую машину, бригада тети Насти пошла погреться около костра.
– Какая чудная вещь огонь! – воскликнула Соня, пританцовывая около костра и подставляя огню промерзшие подошвы своих валенок. – А вы что отстаете, ребята? – позвала она банниковских «неприкаянных», которые стояли в стороне, сбившись в кучку, как продрогшие овцы.
Тетя Настя дружелюбно прикрикнула:
– Вы чего, в самом деле, как воды в рот набрали? Подходите, не бойтесь, – с теми, кто честно работал, вместе и греться приятно.
Когда все согрелись и закусили, тетя Настя начала беспокоиться, что машина еще не вернулась.
– Поди-ка ты, Марья, – озабоченно сказала она дочери, – постой у пакгауза – может, оттуда на шоссе увидишь что-нибудь.
На мостки за пакгаузом бегали и грузчики из бригады Артема Сбоева. Первой машиной поехали Игорь Чувилев и Анатолий Сунцов. Банников отправился вместе с Ксенией Саввишной на второй… Машины выехали в город одновременно и, как было условлено, должны были вернуться вместе.
Каждый выбегавший на мостки напряженно вглядывался в голубоватую муть метели, ища черную движущуюся точку, но ничего не было видно.
– Вот прорва, метель проклятая! – тревожно сказала тетя Настя. – И где их носит?
– А вдруг они заблудились? – робко сказала Юля Шанина: она боялась за Сунцова.
– Ну вот! – рассердилась тетя Настя. – Каких-то несчастных четыре километра – и заблудиться!
– Да ведь пока-то доедут да выгрузят все как следует… Ведь это не дрова, а части машин… – успокаивала Ольга Петровна.
– Возможно, – хмуро согласилась тетя Настя. – Ну, не сидеть же нам сложа руки! Давайте дальше вагон разгружать, пока машина вернется…
– Да и замерзнем, забирать начинает к вечеру, – вздохнула Ольга Петровна.
Женщины работали уже час, а машины все не было. Более тяжелые грузы уже были вынесены из вагона ближе к тупику, куда удобно было подъехать на машине. А ее все не было.
– Сбились они с дороги, мама, – наконец заявила Маня. – Ведь в двух шагах ничего не видать, вот и сбились… Рано мы грузы из вагона вынесли.
– Внесем обратно! – решительно произнесла тетя Настя. – В самом деле: их так снегом занесет, что потом и не сыщешь… Вот что: покричите-ка во весь голос, авось услышат.
Кричали до хрипоты Маня, Соня, Ольга Петровна, Юля, Артем и другие, но с дороги никто не отозвался.
– Давайте все вносить обратно, – сурово скомандовала тетя Настя и первая взвалила себе на спину тяжелый рулон толя.
Женщины опять принялись за работу, и каждая сразу почувствовала, как трудно с ношей итти против ветра. Метель бешено неслась над землей, хлестала колючим снегом в лицо, в глаза, сшибала с ног. Юля, поскользнувшись, несколько раз упала. Поднявшись на ноги, она тихонько заплакала, но не от боли и усталости, а от тревоги за Сунцова.
– Ой, Сонечка, замерзнет он там…
– Здесь, Юленька, слабеть нельзя… Ослабнем – все завалим, а мы за это дело отвечаем, – говорила Соня, которая тоже задыхалась, идя по колено в снегу с ящиком гвоздей на плече.
Ящик был узкий, но у Сони ломило плечо от тяжести. Вдруг кто-то осторожно тронул Соню за рукав, и плечу ее стало легко.
– Что это? – тихо вскрикнула она.
– Не пугайтесь, Соня, – сказал знакомый голос, – я вам помогу.
Соня обернулась и увидела устремленные на нее, блестящие и словно греющие своим светом глаза парторга.
– Дмитрий Никитич, а я и не знала, что вы… – залепетала Соня, радостно пугаясь чего-то.
– Я ведь тоже не знал, где вы работаете, а потом услышал, как ваш голос зовет товарищей… и вот я пришел сюда…
– Но что же это будет? – растерянно спрашивала Соня, не в силах отвести взгляд от этих словно только сейчас узнанных ею прекрасных и добрых глаз. – Вы, Дмитрий Никитич, будете носить все эти ящики и тюки, а я что же…
– А вы немножко передохнете, – весело ответил Пластунов. – Не забывайте, что я старый моряк. Когда-то нас учили на корабле силе и ловкости. Куда, Настасья Васильевна, положить эти железные листы? Сюда? Прекрасно! Ох, и чего-чего только не послали нам уральцы!
Подшучивая и решительно отстраняя женщин, Пластунов носил грузы в вагон и делал это с такой сноровкой, что тетя Настя нахвалиться им не могла:
– Вот богатыря какого нам бог послал! Да только, Дмитрий Никитич, может быть, вы свою бригаду обездолили.
– Не тревожьтесь, товарищ завком, все в порядке. Бригадир наш, Петр Тимофеич Сотников, абсолютно был согласен со мной, что из нашей, сплошь мужской бригады один может пойти помочь женщинам.
– Едут, едут! – вдруг пронзительно крикнула Юля.
Все выбежали на пакгауз. Сквозь снежную пелену смутно чернели очертания двух ныряющих в сугробах машин. Первой выскочила из кабины Ксения Саввишна и тревожно закричала:
– Виталия, Виталия снимайте!
Виталия Банникова, скорчившегося на дне машины под рваным брезентом, на котором вырос целый сугроб, подхватили на руки, как ребенка, и сразу начали оттирать снегом. У него были отморожены руки. Он дрожал, белесые глаза его смотрели дико… Руки ему оттирали Ксения Саввишна и Соня.
– Руками-то я лицо закрывал… боялся нос отморозить… – бормотал Виталий, стуча зубами.
– Молчи ты, – жалостно ворчала Ксения Саввишна. – Все упрямство твое… Пока мы дорогу искали, я несколько раз вылезала из кабинки, звала: «Виталий, давай местами поменяемся!» Так нет, огрызался, кричал, что лучше на снег выскочит, чем в кабину к шоферу сядет. Характерец!
– Зачем же ты так упрямился, Виталий? – мягко упрекнула Соня.
– А я что, маленький?.. – бормотал Банников трясущимися губами. – Если бы, например, с матерью ехал, неужели бы я ее снаружи оставил, а сам бы в тепле устроился?
Подошли Чувилев и Сунцов, которых Ксения Саввишна стала громко прославлять как «спасителей».
– Не они бы, Игорь да Анатолий, так мы еще до сих пор бы плутали. Да расскажи, расскажи ты, Игорь.
– Ну-у, что тут рассказывать… – неохотно протянул Игорь Чувилев. – Ну, мы ехали позади… смотрим, Банникова машина не в ту сторону повернула. Сначала мы предположили, что они более коротким путем поехали, а потом догадались, что они заблудились, ну и поехали их разыскивать. Вот и все.
Пока пришел доктор и Виталия уложили на носилки, подошел Назарьев, запорошенный снегом, утомленный, бледный, подурневший, как после болезни.
– Вот и к «скорой помощи» пришлось прибегнуть, – не без иронии сказал он Пластунову. – Наши люди, я вижу, приложили героические усилия, чтобы разгрузить уральский эшелон… Вы теперь видите: когда нас просит город, мы приходим на помощь, а когда нам нужна помощь, тогда товарищ Соколов не показывается! Впрочем, была Павла Константиновна, «осияла» всех, и больше мы ее не видели…
– От первого до последнего слова все неверно, – быстро отпарировал Пластунов. – Павла Константиновна обещала мне, что оба они с Соколовым сделают все, чтобы добавить нам транспортных средств, чтобы все наши грузы сегодня же были перевезены на завод.
– Все очень красиво на словах, – вздрагивая от холода и морщась, проворчал Назарьев. – А на деле уже пятый час, люди измучились, намерзлись, а нужнейшие для нас грузы еще не полностью перевезены на заводскую территорию.
– Все будет в порядке, – усмехаясь, ответил Пластунов. – А вы, математик, не должны так поспешно делать выводы… Товарищи, на которых мы надеемся, люди серьезные, умеющие держать слово.
– Машины иду-ут! Машины иду-ут! – загомонили веселые голоса.
– Товарищ Соколов приехал! – хлопая в ладоши, на бегу крикнула Ольга Петровна. – Приехал нас выручать!
Соколов в дубленом, партизанских времен полушубке и бараньей шапке-ушанке крепко пожал руки парторгу и директору.
– Ну, товарищи, задали вы мне транспортную задачу! Но общими стараниями горкома и горисполкома мы достали вам восемь добрых шеститонок.
– Вот спасибо! Этого вполне достаточно, чтобы разгрузить эшелон. – Победно поблескивающие глаза Пластунова, обращенные в сторону Назарьева, казалось, говорили: «Вы теперь видите, кто оказался прав?»
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
СВЕЖИЙ ВЕТЕР
– Вот когда горячее-то времечко подошло! – говорила тетя Настя в один из морозных дней в начале декабря, просматривая у себя в завкоме рапортички выполнения плана в часы утренней смены.
– Теперь, когда столько техники привалило, работать приходится, как говорится, по винтику; одно слово: монтаж! Ты, может быть, думаешь, что только вы двое ко мне с просьбами пришли? Вы одни у меня людей к себе в бригаду просите? – и она сумрачно взглянула на сидящих за тем же столом Ивана Степановича Лосева и Василия Петровича Орлова. – Вот ты, Иван Степаныч, о внутренних резервах упомянул. А где они, наши резервы? – хмуро вздохнула тетя Настя. – Фашистские злодеи сколько тысяч народу зарезали да в каторгу угнали!
Она задумалась, прикрыв пальцами усталые глаза.
– А обидно все-таки!.. – яростно тряхнув кулаком, заговорил опять Иван Степанович. – Богатимая техника прибыла, так бы в один день одним махом и пустил бы все в ход…
– Что там обида? – вскинулся Василий Петрович. – Ты расскажи, Настасья Васильевна, какая вчера у директора беседа была с колхозниками!
– Да, вчера делегации от нескольких колхозов у нас были, – с оттенком торжественности в голосе заговорила тетя Настя. – Колхозникам удалось многие сельскохозяйственные машины от немцев спрятать… Ну, известно, в лесу да в ямах металл поржавел, машины ремонтировать надо. Вот и требуют: «Открывайте скорее ремонтный цех!»
– А для открытия ремонтного цеха требуется сначала оборудование смонтировать, – досадливо вздохнул Василий Петрович.
– Потом наши гости стали расспрашивать, когда можно будет запасные части заказать, – с серьезной улыбкой продолжала тетя Настя. – Ведь до войны у нас запасные части можно было заказывать в неограниченном количестве…
– Ребята правильно метят, – с досадой пошутил Василий Петрович, – Да ведь для того, чтобы запасные части были…
– …надо, чтобы кузница и штамповка заработала, – докончил Иван Степанович.
– Надо, все надо… – сурово передразнила тетя Настя. – Эх, товарищи, кажется, взяла бы те серые камни, что из окна сейчас вижу, да всю душу бы вложила в них, крови бы своей не пожалела, если бы могла из них людей сотворить. Вот до чего меня забота грызет! Пластунов вчера, после беседы с колхозниками, спросил меня: «А вы уверены, Настасья Васильевна, что во всех уголках города вы людей искали?» – «Да уж, говорю, как будто все старые фамилии и адреса вспомнили и таким способом еще порядочное число работников набрали. Но до того, сколько до войны людей было, еще далеко». А может быть всамделе мы еще плохо людей искали?
– Пластунов до сих пор этого мнения держится, – послышался насмешливый голос за стеной.
– Ой, Дмитрий Никитич! – громко удивилась тетя Настя. – Я думала, что у вас в кабинете никого нету.
– У нас пока что такие «кабинеты», что мы невольно подслушиваем друг друга, – входя в завком, засмеялся Пластунов. – А я к вам с новостью, Настасья Васильевна: похоже, я нашел недурного слесаря-монтажника.
– Ну? Батюшки, да ведь это для нас сейчас наинужнейшая специальность! Как его фамилия? – оживилась тетя Настя.
– Не его, а ее фамилия. Эта женщина ваша давняя знакомая, ее зовут Евдокия Сергеевна Денисова.
– Денисова! Дунечка Денисова!.. Мы с ней с малых лет подружки были, вместе на заводе работали в механическом цехе. Много ей пережить пришлось. Мужа и сына у нее на фронте убили, фашисты ее арестовали, а потом в каторгу погнали. Партизанский отряд, которым Юра Кузовлев командовал, освободил наших людей, а сам Юра был в том бою смертельно ранен. Потом я узнала, что Евдокию, больную, партизаны устроили где-то в деревне… и дальше я о ней ничего не знаю. Да как же вы с ней познакомились?
– Случайно, на улице. Бледная, болезненного вида женщина спросила у меня, где выдают дрова, ей нечем отапливать свою землянку. Так мы и разговорились. Из деревни Денисова вернулась два месяца назад, стосковалась о родном городе. Работает на уборке улиц, – рассказывал Пластунов.
– Да куда это годится? – взволновалась тетя Настя. – У Евдокии же хорошая квалификация!
– Я задал ей такой же вопрос, а она ответила мне, что на завод не пойдет, что ей «все равно, где время убивать», что она умрет от тоски и так далее. Не пытаясь в один прием переубедить ее, я все-таки сказал ей, что в завкоме работает Настасья Васильевна, приглашал ее на завод, – она только промолчала в ответ, хотя адрес свой дала… вот, я записал его. Но дело, Настасья Васильевна, не только в ней, Евдокии Денисовой. Учтите, что после этих страшных двух лет некоторые люди еще не совсем пришли в себя, придавлены своим горем и потерями. Сидят в своих землянках и клетушках, волю к жизни потеряли.
– А мы войдем в те землянки и клетушки, впустим туда свежий ветер! Обещаю вам это, Дмитрий Никитич! – и тетя Настя с силой, словно печать, положила на стол свою теплую, широкую ладонь. – Мы гонцов по городу разошлем, пусть они наши заводские призывы во все стороны разносят… Мы комсомол к этому делу привлечем…
– На особый учет следует взять всех комсомольцев-лыжников, – добавил Пластунов.
– Челищева Софья во всем этом во как поможет, Дмитрий Никитич!
– Не сомневаюсь, Настасья Васильевна.
Выслушав сообщение Чувилева о том, что бюро комсомола просит Виталия помочь важному для завода общественному делу, Банников только кивнул с хмуро-загадочным видом, и неизвестно было, что у него на уме. Но Чувилев сделал вид, будто ему-то как раз были известны и понятны решительно все намерения Виталия.
– Я и лыжи для тебя уже достал, – радушно сказал Чувилев. – Смотри, какие, настоящие фронтовые… видал?
– Лыжи ничего, – равнодушно похвалил Виталий.
Чувилеву и Банникову предстояло побывать на одной из близлежащих к заводу улиц, называемой Верхние Бугры.
– Ловко дело делаешь! – сумрачно усмехнулся Виталий, когда оба они с Чувилевым вышли на заводское шоссе, – Только-только я согласие дал, а ты уже меня сразу за шиворот: «Действуй!»
– Что же, по-твоему, надо целый месяц ждать, пока ты соберешься? – спросил Игорь.
– Да разве можно с вашим братом, заводскими, спорить! У вас на любую загвоздку всегда отвертка готова, вам – одно слово, а вы – десять.
– Спасибо за похвалу! – улыбнулся Чувилев. – А ты разве теперь не заводский?
– Не знаю, какой… просто свойский, сам по себе.
– Зря так говоришь, – возразил Игорь, – человек «сам по себе» не живет. Это все равно, что колос без земли или дом без фундамента…
Виталий еще больше нахмурился, а Игорь лихо крикнул:
– А ну, двинем быстрее!.. Можешь?
– Могу.
Оба сильно оттолкнулись палками от земли и понеслись вдоль синеющих, сумеречных снегов.
Обратно они возвращались уже поздно, посетив более десятка землянок.
– Н-да… Верхние Бугры! – печально вздохнул Игорь Чувилев, оглядываясь на развалины некогда веселой улицы с ее живописными зелеными горками, от которых и пошло ее название.
В школьные годы Игорь Чувилев хаживал на Верхние Бугры, чтобы поиграть в лапту и волейбол или сразиться с самой лучшей в Кленовске командой футболистов. Теперь все это вспоминалось, как сон, а перед глазами в бледном лунном свете лежала голая равнина, над которой поднимались жиденькие дымки, – в землянках топились печи.
Некоторое время юноши молча бежали рядом. Потом Виталий остановился и шумно вздохнул:
– Чудно́!
– Что чудно́?
– Вот мы с тобой, Чувилев, сегодня помогли Евдокии Сергеевне Денисовой… А что она мне? Она же мне помочь ничем не может? Выходит, я должен, как святой…
– Святых отставить… Но почему ты думаешь, что обязательно Евдокия или другие, у кого мы сегодня побывали, должны тебе помогать? Тебе кто-то другой, более сильный, чем она, может помочь: например, мы четверо, тетя Настя, директор завода, парторг, Павла Константиновна… Людей хватит…
– Но почему я должен от них зависеть? Я просил материала, чтобы хоть ящик сколотить, но только бы из землянки наверх вылезти, а вы мне гудите в уши: «Иди в строительную бригаду…» Куда бы проще было отпустить мне бревен, кирпича… Ох, я бы день и ночь работал, я бы из себя все жилы вытянул, а домик бы себе… Ты какого черта смеешься, Чувилев?
– Да конечно же, смешно все это! Жилы ты из себя действительно вытянул бы, а домика все-таки как следует не построил… Простая вещь – бревно поднять, поставить, а ведь никак без чьей-либо помощи не обойдешься. Нет, наша жизнь уж так устроена, я это своими глазами видел, своими руками делал… в эвакуации, на Урале, я, брат, так во всем этом убедился, что никому меня тут не переспорить: на общей помощи у нас все замешано и все вперед движется… И знаешь что? Только слабые боятся коллектива, только слабые всех подозревают, что их в чем-то обделят, а сильный ищет себе соратников… вот что я тебе скажу!
– Ты мне агитацию не разводи! – и Виталий яростно вонзил палку в снег. – Когда агитируют, все очень здорово получается… А мне вот сию ми-ну-ту ответь: как нам, Банниковым, выбиться из трудного положения?
– Ты сам прежде всего немедленно вступай в какую-нибудь бригаду или сам ее организуй, принимайся за восстановление любого дома, работай по-стахановски.
– Опять же не для себя…
– А другие для тебя, умная голова! Предлагаю тебе совершенно серьезно: иди на участок Дома стахановцев, там сильно не хватает людей… и скажи, что сам желаешь организовать бригаду из твоих же ребят. Тебя там с радостью примут.
– Расписывай больше!
– Нечего мне расписывать, я тебе все, как в жизни происходит, предлагаю.
Как на поединке, они стояли друг против друга – худой долговязый Виталий Банников и широкоплечий, плотно сбитый Игорь Чувилев. Их молодые голоса гулко разносились на пустынном шоссе, и казалось, зимнее небо с загадочно улыбающейся полной луной и вспыхивающие синими огоньками декабрьские снега чутко слушали этот юношеский спор о решающих основах человеческой жизни на земле.
– Ну ладно, я… подумаю, – медленно, словно нехотя, произнес Виталий.
– Очень хорошо, – заключил разговор Чувилев.
Оба пошли быстрее.
– А мама и Тамарка, наверно, последние дрова сожгли. Я ведь сегодня не успел к вечеру дров наколоть, – спохватился Виталий и, словно испытывая Чувилева, ядовито пошутил: – Вот все говорят: помощь, помощь! А кто мне поможет кучу дров наколоть, мою мать и сестру обогреть?
– Я помогу, – сказал Чувилев.
– Ну… ты работал весь день, да еще для чужой печки будешь дрова колоть, силу свою тратить!
– А я сильный, – просто сказал Чувилев.
* * *
Евдокия Денисова, как обещала, пришла в завком.
– Входи, входи, Дунечка, – приветливо встретила ее тетя Настя, крепко сжимая в своих теплых, широких ладонях холодные, костлявые руки Евдокии Денисовой, – Садись вот сюда, к печурке поближе.
– Спасибо… – беззвучно уронила Денисова.
Ее худое, землисто-бледное лицо с обтянутыми скулами, казалось, потеряло способность меняться: все черты его словно застыли в мертвенном равнодушии. Но тетя Настя, будто не замечая этого, говорила ласково и живо:
– Уж как я рада, Дунечка, что ребята наши тебя разыскали! «Пойдите, говорю, ребята, к Евдокии Сергеевне, моей старой заводской подружке, к знаменитому нашему слесарю-монтажнику, кланяйтесь ей от меня сердечно и зовите ее к нам, – ведь теперь у нас на заводе совсем как в котле кипит!» Ты слыхала об этом?
– Да, – беззвучно ответила Евдокия.
– Так вот, Дунечка, собираем мы народ со всей округи, и, значит, не можем мы без тебя обойтись, нужна ты нам.
Евдокия молчала, смотря перед собой все тем же мертвенно-равнодушным взглядом.
– Так как же, Дуня? – тихо и настойчиво спрашивала тетя Настя. – Пойдешь?
– Не знаю… Мне все равно…
– Быть не может! – горячо ответила тетя Настя. Она вышла из-за стола и, переставив табуретку, села рядом с Евдокией Денисовой. – Быть не может! Ведь живая ты, солнце на небе видишь, по земле ходишь.
Евдокия отрицательно мотнула седой головой, бледноголубые глаза ее вдруг загорелись мрачным огнем, бескровные, будто склеенные губы разжались, и глухой, словно уже давно пересохший голос произнес:
– Лучше бы мне в земле сырой лежать… Зачем я живу, одна-одинешенька?.. Муж и старший сын на фронте погибли, двух младших немцы расстреляли… Дом сожгли… А меня вот смерть не берет… Хочу и не могу помереть… Кому я нужна? Оставь ты меня, Настасья Васильевна, оставь меня в покое…
– Ох, не могу, – тихонько, но твердо сказала тетя Настя. – Никак не могу тебя оставить, Дунечка: очень в таких, как ты, людях мы нуждаемся.
Но Евдокия опять замкнулась в своем холодном равнодушии и сидела, опустив на грудь седую голову. Тетя Настя несколько секунд смотрела на Евдокию, на ее желтый, будто источенный худобой профиль. Потом тетя Настя решительно качнула пепельно-рыжей головой и властно положила руку на согбенное плечо Евдокии.
– Дуня, погляди на меня!.. Совесть у тебя спокойна?
Вопрос и голос тети Насти были столь настойчивы, что Евдокия должна была отозваться.
– Совесть?.. Разве я что худое сделала?
– Для тебя другие много сделали, – уже строго сказала тетя Настя. – Юра Кузовлев за тебя, за твою свободу жизнь свою молодую отдал, дорогой ценой твоя жизнь оплачена. А ты, видно, уж забыла об этом?
Евдокия вздрогнула, на бескровных ее щеках выступили пятна.
– Как же такое дело можно забыть? Тяжелая моя жизнь, да честная…
Тетя Настя задумчиво посмотрела на бледнорозовые пятнышки на лице Евдокии, будто ожидая, когда вместо этого тлеющего пепла появится настоящий, яркий румянец. Казалось, ей уже не хотелось ни убеждать Евдокию, ни вообще разговаривать. Она сняла телефонную трубку и сказала с раздумчиво-лукавой улыбкой:
– Артем Иваныч, мне надо срочно поговорить с вами по поводу последнего решения завкома. Да, обязательно сейчас. Нет, я вас не задержу… Так я сейчас иду к вам в цех.
Тетя Настя поднялась из-за стола и, собирая в свой портфель какие-то бумажки, сказала со вздохом:
– Ну что ж, Дуня, неволить тебя не стану, поступай, как тебе твоя совесть подскажет… Ты меня здесь еще подождешь несколько минут?
Евдокия Сергеевна машинально кивнула в ответ.
Тетя Настя скоро вернулась.
– Дунечка, пойдем-ка хоть пройдемся по заводу, по старой памяти, – предложила она, заметно оживившись. – Сейчас токарные станки монтируют. Вспомни-ка, родная, как мы с тобой семь лет назад тот же цех к пуску готовили, такие же станки монтировали! Как мы горды были с тобой тогда, помнишь?
То же самое тетя Настя повторила в цехе, представляя свою подругу главному инженеру Артему Сбоеву:
– Драгоценная, можно сказать, женщина Евдокия Сергеевна: и токарь, и слесарь, и монтажник!
– Чрезвычайно рад познакомиться с вами, Евдокия Сергеевна! – приветливо сказал Артем, крепко пожимая ей руку.
Растерянно, как оглушенная, Евдокия стояла среди шумного говора, стуков, скрипа и визга железа. Тетя Настя осторожно подтолкнула ее вперед:
– Смотри, вот на этом, примерно, месте стояли наши с тобой станки. Вспоминаешь?
– Да… пожалуй, здесь… – вздохнув, согласилась Евдокия.
Она не заметила, как среди разговора тетя Настя исчезла.
– Хорош будет станок, Евдокия Сергеевна, правда? – спросил главный инженер, кивая на кучку монтажников. – Но мне очень важно знать ваше мнение… Молодежь… как видите, стараются ребята, но ведь на ходу им учиться приходится. Ваше мнение, Евдокия Сергеевна, стоящие это ребятки… а?
Главный инженер смотрел на Евдокию такими ожидающими глазами, что было невозможно не ответить ему.
– Не совсем хорошо они монтируют… Я бы вон с той стороны по-другому бы повернула…
– Где, где? – забеспокоился Артем, и ей пришлось указать, какие именно части станка надо бы прежде всего соединить вместе.
– Вы абсолютно правы, Евдокия Сергеевна! – обрадовался Артем. – Конечно, так лучше, гораздо лучше! У нас сейчас такие горячие дни, а людей не хватает!
Рассказывая, Артем легонько подталкивал Евдокию то туда, то сюда, шутил, посмеивался, успевая спрашивать на ходу разных людей и отвечать им, и явно стремился к тому, чтобы вызвать у собеседницы интерес к тому, что происходило в цехе. Невольно улыбнувшись в ответ на его шутку, Евдокия подумала: «Ну, дотошный парень… просто вьюн какой-то».
Артем вдруг смешно шлепнул себя по лбу.
– Извините меня, Евдокия Сергеевна! Я должен быть сейчас у директора… И знаете что? У меня к вам огромная просьба: проконтролируйте, как эти ребята станок монтируют… Я должен скоро вернуться сюда, а вы пока просто последите вашим опытным хозяйским глазом. Идет, а? Мы вам в ноги поклонимся!
– Не надо мне кланяться, – опять невольно улыбнулась Евдокия. – Только… Сумею ли я… два года не прикасалась.
– Сумеете! Я ведь вижу, вижу, какая вы! – повелительно и весело воскликнул Артем, махая на нее короткими руками.
И он исчез. Молодые монтажники выжидательно смотрели на нее, и Евдокия, как по обещанию, подошла к ним. Больше себе, чем им, сказала:
