Текст книги "Над пропастью юности (СИ)"

Автор книги: Paper Doll

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 60 страниц)

Ему показалось, будто она уснула. Может быть, потеряла себя в прострации, откуда не могла найти выхода, утонула в потоке нескончаемых мыслей, пропала в собственной голове, где теперь было слишком шумно. Выражение её лица было необычно спокойным. Не было похоже, будто Фрея плакала – ни единого следа от слез в виде напухших глаз или покрасневших щек. Она просто сидела и размеренно дышала, как будто была где-то далеко от действительности.

Джеймс потормошил её за плечо, вырывая из лап дремоты. Фрея раздраженно вздохнула, прежде чем распахнула серые глаза и посмотрела на него с немым упреком.

– Я не спала, – она поерзала на месте, прежде чем отодвинуться. Ладонь Джеймса крепко сжала её, поэтому попытка оттолкнуть его не удалась. Борьба не была долгой, и Фрея быстро сдалась, переплев их пальцы. Когда он подвинулся к ней, она не стала отступать, хоть ей и не было куда. – Рейчел права. На её месте должна была быть я, – произнесла на выдохе, опустив томный взгляд вниз на их сжатые в крепкий замок ладони. – И даже не пытайся убедить меня, что это неправда, потому что…

– Потому что так и есть. То, что ты не оказалась на её месте, не делает тебя виноватой, – он взял её аккуратно за подбородок, чтобы заставить посмотреть себе в глаза. Фрея несколько раз упрямо дернула головой, сопротивляясь этому, пока он не прекратил свои попытки, после чего она вовсе отвернулась к окну.

– Её не было бы в городе вовсе, если бы не мы, – произнесла почти шепотом, но он успел расслышать, как следует. – Если бы не я.

– Даже если бы мы не были вместе, я всё равно не смог бы быть с ней, – в голосе парня было мало утешения, скорее разрадраженная усталость. Даже мертвой Марта продолжала намеренно мешать им. Может быть, дело было вовсе и не в ней, а в них, как впрочем было всегда. – Ты не можешь винить себя в том, что кто-то принял её за тебя. Думаю, твоя смерть её бы так сильно не расстроила, – безразлично хмыкнул Джеймс, заставив девушку направить на себя сердитий взгляд, метающий молнии.

– Потому что, очевидно, в этом не было бы её вины, – Фрея разжала пальцы, но Джеймс не отпускал её ладони, продолжая крепко сжимать в своей.

– Находишь лучшим оказаться на её месте? – произнес сквозь крепко стиснутые зубы, испытывая раздражение.

– По крайней мере, это было бы справедливо.

– Быть убитой антисемитстким сумасшедшим за собственное происхождение не напоминает справедливость, – он повысил тон, что не возмутило Фрею. Она будто даже не заметила этой перемены, когда испытывала то же нетерпение и злость, что и он.

– Я знала, что ты меня не поймешь, – Фрея наконец-то выдернула ладонь из его и ударила ею ненароком о край стола. Она зашипела, испытывая боль, но когда Джеймс попытался снова взять её за руку, вовсе подскочила на ноги. – У тебя всегда всё было просто.

– Похоже, всё кроме тебя, – парень спохватился с места следом за ней. – Не нужно так смотреть на меня, потому что ты и сама знаешь, что всё усложняешь. Как и сейчас, – он развел в воздухе руками. – Тебя огорчает, как нелепо всё произошло, неправильно и даже жестоко, но, чёрт побери, в этом нет твоей вины. И осмелюсь признаться, как рад, что на месте Марты оказалась не ты. Потому что мне сложно даже вообразить, что было бы со мной, если бы это была ты…

– Прости, – Фрея не дала ему закончить. Провела теплыми ладонями по лицу, прежде чем обхватила ими тонкую шею и впилась в кожу ногтями. Закрыла глаза и сделала глубокий вздох, прежде чем остановить стеклянный взгляд на Джеймсе. – Просто это всё слишком, – голос сломался. Руки безвольно упали вниз, плечи опустились. – Всё это слишком, Джеймс, – Фрея громко вздохнула, когда он перехватил её руки, прежде чем притянуть к себе. – Я на грани.

– Скоро всё будет в порядке, – широкая ладонь парня оказалась на её затылке, когда она прижалась щекой к его груди, прислушиваясь к глухому биению сердца. – В конце концов, я с тобой. Ты не должна справляться с этим в одиночку, – произнес, прежде чем Фрея подняла серые стеклянные глаза, полные тихой благодарности.

Джеймс обхватил лицо девушки ладонями и поцеловал. Нежно и почти невесомо. Чувственно и мягко без привычного нажима. Она замкнула вокруг него круг объятий, прижавшись ещё ближе. Тянулась вперед, не позволяя разорвать поцелуя, в котором нуждалась не меньше, чем в воздухе, даже если легкие должны были от этого разорваться.

– Мне кажется, мы прокляты, – произнесла шепотом. Продолжала смотреть ему в глаза без намека на шутку. Джеймс и не позволил себе улыбнуться, хоть это во многом напоминало абсурд. – Иначе, почему всё так? – Фрея приняла серьезно сосредоточенный вид, когда он начал пальцами разглаживать складки на её лбу. – Я просто не могу понять. Это всё так чертовски несправедливо.

– Просто ты слишком много принимаешь на свой счет, – ответил Джеймс, когда она наклонила голову и посмотрела на него с упреком. – Может быть, порой это делаю и я. Тем не менее, смерть Марты последнее, в чем ты должна винить себя. Не слушай Рейчел, доверяй только мне, ладно? – она продолжала молча смотреть на него, глупо моргая уставшими глазами. – Фрея, – Джеймс опустил руки на её плечи и легонько встряхнул.

– Ладно, – ответила наконец-то, будто кто разбудил её после долгого сна, что больше напоминал кошмар. – Давай, уйдем отсюда, – произнесла рассеяно, сбросив его ладони со своих плеч. – Мне нужно уйти отсюда.

Фрея бегло ринулась к двери, будто что-то насильно вытесняло её из комнаты, где она провела несколько часов кряду. Он последовал за ней в прихожую. Включил свет и механическими движениями, избавленными осознанности, надел пальто и обулся, что спешила сделать и Фрея, действия которой были торопливыми, как будто она вдруг вспомнила, что куда-то опаздывала.

– Вместо того, чтобы объясниться, просто убегаешь, – Рейчел первой вышла из гостиной. Сложив руки на груди, смотрела на подругу глазами, из которых продолжали ручьем литься слезы, что нельзя было остановить усилием воли. – Что было между тобой и тем парнем? Почему он вообще хотел убить тебя?

Взгляд Фреи на девушке надолго не задержался. В следующую секунду она посмотрела на Джеймса, который кивнул головой в знак того, что был готов. Немая условность стала красноречивым сигналом – Фрея открыла дверь и выбежала на улицу, оставив Рейчел без ответов, в которых та отчаянно нуждалась.

Невзирая на все необоснованные обвинения девушки, Джеймс понимал её рвение узнать правду, которая, как ему казалось, была известна всем. Он не был уверен, что знал всё о том, что продолжительное время происходило у него под самим носом, потому что продолжительное время Фрея упрямо скрывала всё, связанное с Реймондом. Наверное, если бы Джейн ему не позвонила тем вечером, Фрея ни за что не рассказала бы о случившемся. Даже после того, как он увидел бы шрам и спросил о парне напрямую, она бы не созналась, и Джеймс не мог дать тому объяснения. Было что-то странное в том, как Фрея терпела выходки Реймонда, но вряд ли она сама могла обьяснить, почему всё было так.

Наверное, она не ожидала, что всё могло прийти к тому, чтобы парень, действительно, совершил попытку убить её. Даже мысль об этом выдавалась решительно неправдоподобной даже после сломаного носа и оставленого на бедре шрама. Фрея не верила в смелость Реймонда совершить подобное, невзирая на то, что невольно подслушала разговор, в котором он признался в убийстве человека, за честь которого она неожиданно заступилась, чем обрекла себя на испытания. Просто она была убеждена, что его слова были пустым хвастовством, и вот каковой оказалась цена её неуверенности.

Фрея продолжала молча идти впереди, когда Джеймсу приходилось поспевать за её быстрой ходьбой. Спрятала руки в карманы пальто, из-за чего он никак не мог ухватиться за неё, чтобы немного притормозить. Тем не менее, нарушать её молчаливой угрюмости не стал, следуя немым призраком следом.

– Ты уверена, что нам следует сюда идти? – выдохнул вместе с теплым паром, когда Фрея свернула в сторону кладбища. Было странно, что ворота в столь поздний час оставались открытыми, но это было меньшее, о чем стоило беспокоиться. Она не ответила и слова. Просто пошла дальше, ступая вперед уверенно и целенаправленно, играя с его терпением. – Мне кажется, это уже крайность, – произнес, когда они оказались в конце кладбища.

Джеймс сел на холодную влажную скамью, достав сигареты и не сводя с Фреи пристального взгляда. Она же не стала садиться. Стала рядом, закрыла глаза, и едва он успел сделать первую затяжку, как пронзительно громко закричала, выпуская наружу крик, что доселе звучал лишь в её голове.

Глава 40

Он встретил мистера Каннингема на вокзале, о чем тот заранее попросил, прислав короткую телеграму, в которой извещал о приезде. Джеймс провел его в морг для опознания тела девушки, а затем в полицейский участок, следуя за ним повсюду, как тень. В его компании ему было неловко, ведь, в конце концов, ещё несколько месяцев назад он разорвал с его дочерью обусловленную помолвку, признавшись, что любил другую девушку, которую намерен был взять в жены вместо неё. Джеймс старался по большей мере молчать, опасаясь каждого выпущенного ненароком слова, что должно было внезапно вывести мистера Каннингема из равновесия, что он поддерживал усилием воли.

Джеймс окончательно осознал, что Марта действительно умерла, когда мистер Каннингем расплакался у него на глазах. Они сидели в пабе и пили, согреваясь от промозглости улицы, испещренной мелкой моросью. Язык мужчины быстро развязался, и дело было вовсе не в слабом алкоголе, что они употребляли размеренно и медленно. Дело было в том, что его единственную дочь убили, и он не был способен справиться с потерей.

Мистер Каннингем много болтал о Марте, как будто Джеймс никогда её не знал. Представить девушку той, каковой она оставалась в памяти отца, было сложно, поэтому имя старой подруги он сопостовлял безликому силуету, в котором не мог расспознать знакомых черт лица. Его Марта не замыкалась с парнем наедине в комнате, чтобы заниматься с ним неприличными вещами и хотеть большего без возможности сделать это. Она не была настойчиво жалкой в попытке заполучить человека, который откровенно не желал быть с ней. Не язвила и не дерзила, не отрезала другой девушке волосы, тая в глубине души желание убить её. В его бедном воображении она была непризнанной святой, заслуживающей намного лучшей участи, чем той, что её, в конце концов, постигла.

Доселе он будто не понимал этого, продолжая испытывать внутреннее ликование от того, что глупая оплошность дала шанс Фрее, которую он опасался отпускать от себя теперь и на шаг. Джеймс испытывал острую потребность наблюдать за ней, когда она продолжала настаивать, что это было лишнее. Девушка продолжала быть упрямо беспечной в вопросе собственной защиты, о чем Джеймс пекся за двоих.

Рассказывать мистеру Каннингему об истинных мотивах убийства его дочери было лишним. Ему не стоило знать, что её приняли на самом деле за другую, которая к тому же продолжала оставаться под прицелом. Джеймс не хотел в присутствии мужчины даже вскользь упоминать имя Фреи, как будто тот должен был лично прикончить её, стоило ему узнать правду.

– Скоро женишься? – на выдохе спросил мистер Каннингем, когда его монолог иссяк. Джеймс вел его к приличной гостиннице, где тот должен был заночевать, чтобы наутро вернуться вместе с телом дочери обратно. Ещё через день должны были состояться похороны. Было странно думать, как несколько дней назад, Марта должна была вернуться в Лондон.

– На самом деле не знаю, – Джеймс пожал плечами. Он шел рядом с мужчиной, спрятав руки в карманы и уперев глаза в носки ботинок. Некоторое время они с Фреей не обсуждали этого, друзья тоже не напоминали об его неудаче. После убийства Марты это стало не так важно. Джеймс впервые за несколько дней вспомнил об их неудавшейся помолвке, что продолжала оставаться вопросом без ответа. – Вряд ли это случиться скоро.

– Вам и некуда торопиться, – мистер Каннингем улыбнулся, хлопнув Джеймса по спине. – Только, если нет поторапливающих обстоятельств, – в утверждении был спрятан вопрос, который парень смог без труда различить. Не поднимая глаз, он покачал головой.

– Их не должно быть, – ответил, избавив мужчину сомнений. – В любом случае об этом слишком рано даже думать. К тому же сейчас вряд ли подходящее время, – он неуверенно почесал затылок и нахмурился, вообразив вдруг, как воспринял бы новость о беременности Фреи.

Это было решительно невозможно, но риск оставался каждый раз. Контролируя свои движения, Джеймс мог однажды дать осечку, забыть выйти раньше и без согласия на то девушки оставить в ней свой след, что было заманчиво приятно, но всё же нежелательно. Она, может быть, не сразу поняла бы, в чем была неприятность, но вряд ли сумела бы долго оставаться в ошарашенном неведении. За оставленного внутри неё другого человека Фрея либо же полюбила бы его ещё сильнее, либо же безвозвратно возненавидела.

Джеймс никогда не питал слабости к детям. Скорее напротив испытывал к ним отвращение, упрямо сопротивляясь не только мыслям о женитьбе, но и об отцовстве. Никогда не исключал риска, что станет отцом случайно, по ошибке, но в то же время предполагал, что откупиться от ребенка и женщины, которая должна была стать его матерью.

Увидев в Фрее олицетворение новой семьи и мысленно приставив к её имени фамилию Кромфорд, он забыл подумать о том, что когда-небудь у них могли появиться дети. Это было абсурдной мыслью, которую никак нельзя было сопоставить с действительностью и реальной возможностью однажды стать родителями. Не задумываясь об этом прежде, Джеймс не мог перестать думать после слов мистера Каннингема. И больше всего его стало волновать, думала ли о вероятности совместного родительства Фрея и что испытывала при мысли об этом – волнительное нетерпение или пускающий по телу неприятную дрожь страх.

Они лежали бок о бок на узкой кровати парня. Фрея всё время ворочалась во сне, чего он прежде не замечал, поскольку они занимали большую двухспальную кровать гостинницы или её комнаты. Теперь же то и дело, что испытывал неудобство от их расположения. Она лежала обернутой к нему спиной, не двигаясь на протяжении рекордных пяти минут, но Джеймс всё равно не мог уснуть. Фрея прижималась слишком близко, чтобы он сумел испытать возбуждение, которое должна была почувствовать и она, если бы не спала так крепко. Тем не менее, стоило ему попытаться убрать с её талии руку, как она снова заворочалась, перевернулась, прижавшись к его вздымающейся от каждого размеренного вдоха и выдоха груди носом, и вернула руку на прежнее место, что заставило Джеймса улыбнуться. Фрея и сама обняла парня, запрокинув к тому же на него ногу.

Оба были в одежде, что оставалась единственным ограждением. В последнее время спать в обнимку друг с другом стало их излюбленным занятием. По крайней мере, для Фреи, которая не подпускала парня ближе и была особенно несговорчивой. Просто засыпать рядом друг с другом было для Джеймса достаточно непривычно, но он находил в этом и что-то приятное.

Казалось, на том кладбище она оставила свой голос. Её крик сорвал с деревьев обеспокоенных птиц и растормошил холодных призраков, чьи тени откликнулись едва слышным эхо. Когда Фрея устало упала на скамью рядом с парнем и положила голову на его плечо, он не стал ни о чем спрашивать. «Всё это слишком» – сказала перед их уходом из дома парней и больших объяснений Джеймсу не требовалось.

Фрея стала слишком тихой. У неё вошло в привычку теряться средь собственных мыслей и совершенно не замечать чего-либо, что происходило. Казалось, даже если бы вокруг неё весь мир погибал в пожаре, ей это было бы это безразлично. Она сгорела бы вместе с остальными, но испытывала бы при этом не страх, а скорее облегчение или свободу от повисшего камнем на шее чувства вины, преследующего её на протяжении жизни. Взгляд девушки стал остраненным и пустым, за любое дело она бралась неохотно и справлялась с ним чрезмерно медленно, все разговоры пропускала мимо ушей. Фрея почти не говорила, но если и решалась произнести слово, так только Джеймсу.

Положение дел было далеким от утешительного, но Джеймс давал ей время, по крайней мере, до тех пор, пока она не отталкивала его. Фрея перестала отвечать на поцелуи, поворачивая навстречу его губам лишь щеки, и игнорировала влечение тела, будто не испытывала прежнего вожделения. Была холодной и остраненной, но, невзирая на это продолжала ходить с Джеймсом по улице за руку, крепко сжимая его большую ладонь в своей, засыпала рядом в узкой кровати для одного, заключая в крепкое объятие, порой даже первой встречала возле аудитории или дома. Казалось, Фрея начала нуждаться в нем намного больше, чем прежде, хоть в то же время Джеймс нужен был ей рядом, как понимающий сложность её положения человек, а не нуждающийся во встречах с нею парень. Неожиданно для себя Джеймс сумел примерить роль, что доселе была ему не только чужда, но по большей мере отвратна.

Фрея стала избегать Рейчел, пыл которой немного утих. Девушка избегала её в ответ, а потому у обоих не выпадало возможности пересекаться даже ненарочно. Алисса металась между ними, хоть и большую часть времени была занята подготовкой речи. Фрея пропускала её слова мимо, когда Рейчел намеренно не слушала, надев на лицо маску обиженной неуступчивости, что Алисса пыталась игнорировать. Отношения между подругами стали странными, но все были слишком заняты, чтобы это замечать.

Теперь, когда Рейчел со Спенсом ненадолго уехали из города, чтобы посетить похороны Марты, градус напряжения спал. Фрея стала заметно мягче. В движениях пропала прежняя скованность, она стала больше, чем прежде, говорить, что свидетельствовало об улучшении состояния. Джеймс был нетерпелив в ожидании встретить её прежнюю. Пусть она бы оставалась ворчливой, предельно осторожной во всем и, как всегда, ранимой, но живой. Ему не хватало её улыбки, блеска в глаза, но намного больше, голоса, сорванного в протяжном неистомом крике.

Фрея считала лишним признаваться Джеймсу в том, что продолжала чувствовать на плечах груз вины, невзирая на все его возражения. В глубине души понимала, что не могла предотвратить или предугадать смерть девушки, но чужая нелепая случайность выдавалась ей чудовищной ошибкой, совершенной как будто бы ею самой. Она чувствовала себя соучастницей преступления, когда единственным её промахом было то, что её во время его совершения не было на нужном месте. Фрея должна была сыграть роль жертвы, когда её невольно забрала Марта.

Наверное, если бы убитой оказалась Фрея, вряд ли девушка испытывала бы по отношению к ней хоть долю жалости. Её смерть ни капли не огорчила бы Марту, не оставила бы даже неприятного осадка, оказавшись пределом жестоких желаний. По большей мере, гибель Фреи заставила бы её даже вздохнуть с облегчением и заполучить, в конце концов, того, что не могло принадлежать ей. Злорадство стало бы самой большой данью, что Марта могла отдать бывшей конкурентке, но в нем не было бы духа совести, который теперь повсюду попятам преследовал Фрею.

Наибольшую жалость она испытывала к молодости девушки. Марта была ненамного старше неё, они вместе стояли над пропастью юности, и исключительно по вине случая и дурацкой ошибки именно она упала в объятия вечности. Теперь она продолжала жить лишь на снимках и в памяти, где всегда оставалась молодой и красивой. Ей прощалась дерзость, высокомерие и разбалованность, сами собой забывались грубость, лицемерие и подлость, пропадали в небытие все недостатки и ошибки. Теперь её нельзя было ненавидеть. Кто это делал раньше, тому было самое время забыть, вычеркнуть имя девушки из своего списка и позволить памяти отпустить её. Кто же любил Марту, должен был любить её вечно, если только эта любовь в один день не превратилась бы в звездную пыль забвения.

Фрее выдавалось несправедливым, что кто-то должен был умирать так рано, будь это она сама или же Марта. В этом было что-то неправильное, чего, как ей казалось, можно было избежать, игнорируя обстоятельства. Фрея отказывалась понимать, что перестав во что-то верить, это что-то не переставало существовать. Умирали не только старики, но и младенцы, дети и молодые люди, вроде неё. Никто не в силах расчитать время своей жизни, если только не прекратит её намеренно. Она могла умереть в любую минуту, в точности, как и Джеймс, как Алисса и Дункан или Рейчел и Спенсер. Даже самый сильный дух не мог изменить хрупкости тела, в котором был уязвлен.

Невзирая на продолжительное молчание, голос разума на самом деле молчал. По большей мере, она не думала о случившемся, а пропускала его через себя. Всё возвращалось не в мыслях, а в чувствах, в которых Фрея тонула, как беспомощный котенок. И она тщетно пыталась выбраться из серого тумана, в котором потерялась, в силах рассмотреть сквозь густую пелену лишь знакомые очертания Джеймса. Только в нем была доля обезбаливающего облегчения, только он был единственным спасением.

– Я чувствую тебя, – сонно промычала, не открывая глаз. Она не могла его не чувствовать, когда прижималась так запредельно близко, что почти полностью лежала сверху. Когда её нога спустилась вниз по его, Джеймс почувствовал пульсацию, выбрасывающую в кровь электрический заряд, от которого тело охватывала приятная дрожь. Фрея намеревалась убрать и руку, чтобы перевернуться в очередной раз на другую сторону, но он задержал её, ухватившись за тонкое запястье. – Джеймс, я не уверена, что… – она приоткрыла один глаз и посмотрела на него сквозь сонную пелену.

– Всё нормально, – он бегло поцеловал её в щеку, прежде чем отпустить. Фрея же теперь застыла на месте. Потерла второй глаз, чтобы уставиться на него в оба и наблюдать, как он поднялся с места и перелез через неё. – Уже почти вечер. Ты проспала на час больше обычного.

Джеймс отвернулся, чтобы закрыть глаза и подумать о чем-то, что могло бы отвлечь его и снизить напряжение. Неторопясь надел брюки, набросил на плечи рубашку, когда Фрея продолжала лежать в постели, борясь со сном. Она плохо спала по ночам, оставаясь с Алиссой в одной комнате наедине, когда в объятиях Джеймса легко проваливалась в сон. Это было странно, но Фрея ничего не могла с собой сделать. Здесь её постоянно клонило в дремоту, когда в собственной комнате на неё нападала бессоница, справиться с которой она решительно не могла, поскольку даже не знала, как стоило пытаться.

– Думаю, тебе стоило поехать, – тихо произнесла вдруг. Фрея продолжала лежать, подмяв под себя подушку, и рассматривала спину парня, который быстрыми движениями застегивал пуговицы. Он посмотрел на неё лишь украдкой, поймав в выражении лица привычную холодную сосредоточенность и серьезность. – Тебе нужно было поехать на похороны.

– Ты ведь не хотела ехать со мной, – хмыкнул в ответ. Поддев пальцами платье, аккуратно сложенное на спинке стула, положил рядом с Фреей, намекая, чтобы и она следом за ним одевалась.

– Уверена, что я последняя, кого она хотела бы видеть на собственных похоронах. Особенно учитывая обстоятельства, – девушка перевернулась на спину. Одну руку заложила под голову, а второй коснулась разгоряченного лба.

– Ты могла бы в это время навестить отца, – произнес осторожно, продолжая с большей внимательностью наблюдать за выражением лица девушки. Она прикрыла глаза на несколько секунд, чтобы выпустить обреченный вздох, а затем перевела томный взгляд на него.

Джеймс так и не рассказала Фрее о письме, что получил от её отца. Он никак не мог найти подходящего времени для разговора, который был необходимо важным. Спрятать чёртово письмо, притворившись, будто никогда его не получал, было невозможно. Точно не после того, что между ними было или только должно было произойти. Джеймс сумел убедиться, что всё тайное становилось явным, причем не в самый удачный момент, если подобный вообще существовал. Рано или поздно Фрея бы обо всем узнала, хотел бы он того или нет.

– Мы часто переписываемся. Это было бы лишним. Да, и к тому же моё угнетенное состояние вызвало бы лишнее беспокойство, когда ему нельзя нервничать, – она начала быстро говорить, глядя сквозь парня. Её ответ напоминал оправдание, в котором Джеймс не нуждался. Беспокойство в голосе выдавало Фрею, свидетельствуя о том, что было что-то ещё, что мешало ей вернуться домой. Например, то, что вопреки ультиматуму отца, она выбрала Джеймса.

– Причина только в этом? – он сел на край кровати, когда Фрея подтянулась вверх по подушке. Сложила перед собой руки, поджала губы и живо закивала головой, пока не встретилась с Джеймсом глазами. – Ладно, может быть, не только в этом.

Фрея рассказала Джеймсу о письме. Неуверенно и вкратце, не став повторять слова, что остались выжжеными клеймом на памяти. Упомянула вскользь письмо Джона, в котором тот обвинил её в распутстве, и призналась, как отец поставил её перед выбором. Фрея решилась с ответом спустя несколько дней – она выбирала Джеймса, что было равнозначно тому, чтобы выбрать себя.

Запечатывая письмо в конверт и бросая в почтовый ящик, девушка до последнего сомневалась в правильности совершенного выбора. Её решение могло быть ошибкой, но эта ошибка принадлежала ей и никому другому. Даже если бы она однажды обернулась против Фреи острым компьем и попала прямо в сердце, оно того стоило.

Ей было легче представить, как она будет с Джеймсом, даже если тот однажды разобьет ей сердце, нежели, как в одночасье должна будет отвергнуть его, оттолкнуть от себя и бросить. Даже если у их любви был короткий срок, Фрея хотела насладиться ею сполна, пока чувства бы сами не иссякли. Чего бы то ей не стоило, она хотела быть с Джеймсом, пока любила его, а не пока кто-то совершенно посторонний третий решил бы за обоих, что им пора расстаться. Это решение должно было оставаться исключительно за ней или же за Джеймсом. Пока у них не было необходимости всё закончить, они этого не были намерены делать. По крайней мере, именно так она решилась изложить перед отцом свои рассуждения.

Она пыталась объяснить мистеру О’Конеллу, что не выбирала между ним и парнем. Предлагала ему заключить мир и простить друг другу все прежние недомовлки. Была отчаяна в просьбе отдать ей бразды правления собственной судьбой, подарить свободу и вернуть доверие. Фрея не стала убеждать мужчину в своей любви к Джеймсу, потому что это было делом напрасным и пустым. Он был глухим к отчаянным крикам её сердца, предчувствия которого, может быть, были обманчивыми, но всё же единственными, к которым ей хотелось прислушиваться. Фрея ничего не хотела сильнее, чем дать сердцу свободу выбора, даже если тот был обманчиво неправильным. Казалось, что лучше было остаться с разбитым сердцем от потери, нежели от неиспробованого шанса, что более мог не предоставиться.

После этого отец больше не писал. Она тоже не намерена была того делать. Фрея была уверена, что рано или поздно он смягчиться, пока вовсе не забыла о нем в суете последних событий. В конце концов, написала Лесли, чтобы та непременно сообщала, если с мистером О’Конеллом случались любые перемены, если тот не намерен был этого более делать. Девушка прислала сухое согласие, и у Фреи не было оснований не верить её заверениям в верности. Лесли продолжительное время прикрывала её отношения с Джоном, переправляя его первые письма, поэтому и теперь не должна была подвести.

– Думаю, мне стоит поговорить с ним, – без лишних раздумий ответил Джеймс.

– Чтобы всё ещё больше испортить? – Фрея обреченно вздохнула, проведя пятерней по длине коротких волос. Затем ладонь спустилась к шее и начала её разминать, прежде чем безвольно упала на одеяло. – Он не станет тебя даже слушать. Только не после письма Джона.

– Я не был знаком с этим парнем достаточно хорошо, но всё ещё не могу взять вдомек, почему ты намеревалась выйти за него замуж, – Джеймс хмыкнул, прежде чем поймал на себе пронзительно острый взгляд девушки, которым она пыталась залезть ему под кожу. – В конце концов, хотя бы в этом деле твой отец нам подсобил, – он наклонился и поцеловал Фрею в щеку, что не помогло оправиться после очередного упрека, который, как ей казалось, должен был оставаться на слуху до конца её дней. – Его отказ свел нас вместе.

– Нас свела вместе моя слабость, – пробурчала тихо под нос. Джеймс сделал вид, что не услышал язвительного комментария, хоть тот неприятно уколол его самолюбие. – Прости, но это решительно невозможно. Отцу просто нужно дать время, и он заберет свои слова обратно. Рано или поздно всё будет в порядке. Нам нужно всего лишь дождаться.

Фрея откинула в сторону одеяло, перекинула ноги и, оставаясь на месте, надела платье через голову. Джеймс же решил, что теперь было самое время показать ей письмо мистера О’Конелла, оставленное без ответа. Момент был, как нельзя подходящий, поэтому пока нить разговора о текущем положении дел не выскользнула из рук и не потерялась, парень крепко ухватился за неё.

– Может, это разубедит тебя в своем решении, – Джеймс достал конверт и протянул ей. Фрея намеревалась подойти к зеркалу, чтобы привести себя в порядок. Сонливость сняло, как рукой, впрочем, как и его возбуждение. Этот разговор был самым длинным с тех пор, как она решила притихнуть. Пусть Джеймс более охотно поговорил бы с Фреей о чем-либо другом, но это не требовало отлогательств.

Она приняла конверт неуверенно. Прочитав имя отправителя, вопросительно посмотрела на Джеймса, чтобы тот подтвердил, что глаза её не обманывали. Знакомым ровным почерком там было выведено имя мистера О’Конелла, что заставило сердце застучать в разы быстрее.

Джеймс поджег сигарету, когда Фрея достала письмо из конверта. Прислонившись к краю стола, напротив которого стал Джеймс, она не внимала выедающему глаза сигаретному дыму, рассеяно изучая строки, между которых было ощутимо отчаянье наряду со строгой непоколебимостью. Слова оставались всё те же, но были обращены к другому человеку, что в общем не изменило тон высказанного со всей сердечной неистовостью обвинения.

Глаза бегали между строк, выпуская из внимания слова, но не их смысл. Остановившись на последней поставленной крепкой рукой точке, на месте которой бумага казалась тоньше, Фрея не заметила, как оставила на задней стороне шеи следы ногтей, что краем глаза заметил Джеймс, перехватив её ладонь и сжав в своей. Девушка посмотрела на него, но глаза оставались пустыми, будто на самом деле она его не видела. Поджала губы и нахмурилась, невольно стиснув ладонь Джеймса сильнее.

Звонок телефона уничтожил заполняющую комнату и их самих оглушительную тишину. Глаза Фреи в ту же секунду стали шире, как будто она внезапно проснулась, пребывая всё это время во сне. Но письмо, зажатое между пальцев, было настоящим, как и каждое написанное в нем слово.