Текст книги "Над пропастью юности (СИ)"

Автор книги: Paper Doll

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 60 страниц)

– Неужели тебе нечего ответить? – с некоей насмешкой продолжал Джеймс, когда Фрея толкнула его в грудь, крепко стиснув челюсти от злости. И она принялась колотить его, что было силы, пока он не обхватил тонкие запястья одной ладонью, прекратив яростные порывы. – Ты должна понимать, что я не могу оставить всё, как есть, и позволить ему продолжать запугивать тебя, но что более важно нападать, когда никого нет рядом, – Джеймс говорил спокойно, когда Фрея переводила сбитое дыхание.

– Я ведь была у тебя дома в тот день, – пронзительный взгляд серых глаз заставил почувствовать мурашки по коже. – Ждала тебя несколько часов, но ты не пришел. Где ты был? – Фрея продолжала пристально смотреть на парня, вынуждая его чувствовать поперек горла застрявший ком.

– Не нужно пытаться сбить меня с толку, – он отпустил её руки, упавшие разом вниз.

– Я даже не пыталась. Реймонд меньшее из зол, покуда ты беспокоишь меня намного больше. Ведь я сидела там, сгорала от стыда перед Дунканом и медленно сходила с ума, думая о том, где ты и с кем. Затем надеялась увидеть тебя в дурацкой галерее, но ты снова не пришел, не соизволив даже объясниться. А теперь появляешься здесь, как герой, и убеждаешь в том, будто спасаешь мне жизнь, в чем я вовсе не нуждаюсь! – её голос был полон упрека, чему было глупо перечить.

Джеймс не отводил от Фреи взгляда, даже когда каждое слово проникало под кожу самой острой иголкой. Ему было неловко, стыдно и совершенно не по себе. Любые оправдания были излишними, да и вряд ли его задетое эго было достаточным поводом для того, чтобы игнорировать девушку, томившуюся в ожидании.

Он думал, что дает ей время и личное пространство, пока сам не потерялся в одном и не злоупотребил вторым. Пауза выдалась ему затянувшейся, и нарушать её первым оказалось уделом гордости, что снова оказалась в приоритете. Теперь, когда Джеймс знал о попытках Фреи всё вернуть вопреки его постыдному бездействию, ему нечем было возразить ей. Признавать её правоту в то же время было достаточно непривычно.

– Дело не в этом… – начал было, когда Фрея не дала договорить.

– Поскольку это касается нас двоих, то дело именно в этом. Мы поссорились из-за того, что я упрекнула тебя в безразличие к остальным, когда в ответ ты заверил меня, что не безразличен ко мне. Затем ты подтвердил иное, – на выдохе произнесла девушка, чувствуя, как к глазам подкатывали слезы. – Впрочем, в этом есть и моя вина. Я убедила тебя в том, что мне было достаточно лишь момента, а теперь будто требую намного больше. Я не должна была тебя обязывать. Всё должно было быть просто, – Джеймс и сам не понял, как Фрея обернула свои же стрелы против себя.

– Нет. Это всё неправда. Послушай меня, – он схватил её за руки, за которыми она успела спрятать лицо. Из серых глаз прыснули слезы, которые Фрея всё же не смогла сдержать. Нос вмиг стал влажным. В конце концов, она испустила тихий протяжный жалостливый стон, что не смог оставить Джеймса равнодушным. – Всё не так.

– Я оказалась так неимоверно глупа, когда должна была стать лучше, выше всего этого, – она взмахнула в воздухе руками, прежде чем Джеймс обнял её. Фрея отчаянно схватилась за ворот его пальто и прижалась щекой к его груди. Со скрытым упоением вдыхала запах, за которым так сильно скучала, и что возвращал её будто бы домой, где ей было самое место вопреки провозглашенным вслух упрекам. – Я так примитивна и поверхностна, – Фрея подняла вверх голову, коснувшись кончиком носа колючего подбородка парня.

Его руки тем временем были крепко замкнуты вокруг её талии, что было так привычно, что она даже не сумела почувствовать того. Джеймс глупо улыбался, когда Фрея недоуменно хлопала слипшимися от слез ресницами, пытаясь понять, что было у него на уме в ту секунду. Казалось, он насмехался над ней, но делал это без злобы и ненависти. Приятнее от этого всё равно не было.

– Сейчас ты заставляешь меня чувствовать себя ещё глупее, – она снова ударила его сжатой ладонью по груди, но без прежней раздраженности. Фрея сделала неуверенную попытку отстраниться, но его руки лишь крепче сжались вокруг неё, не давая путей к отступлению.

– Мне жаль, – слова резали горло. Джеймс не привык к извинениям, поэтому даже самое короткое невзрачное предложение заставило его почувствовать, будто он перешагнул через свою гордость, снизошел к обычному человеческому сожалению, из-за чего приравнивался к другим людям, которых прежде привык называть глупцами. – Мне самому не было достаточно того, что ты предложила. Момент слишком короткий, чтобы его можно было почувствовать. Нам нужно гораздо больше времени.

– Сколько тебе нужно времени? – нахмурено спросила, шмыгнув носом. Брови сдвинулись, в глазах была видна озадаченность и непонимание того, что он пытался иметь в виду между строк.

– Не знаю, пока что будет достаточно бесконечности, – Джеймс двинул плечами. Глупая улыбка украшала лицо. Фрея продолжала смотреть на него в исступлении, будто всё ещё не могла до конца осознать того, что было, кажется, очевидно. – Я ошибался. Чувства это то, что наполняет нас изнутри, и они не могут быть иллюзией. Они настоящие, как и мы сами. Будь ты призраком, духом, тенью я был бы прав, но ты живая, и мне нравиться чувствовать тебя, как никого другого, – его ладонь поднялась к лицу девушки, когда вторая рука продолжала прижимать к себе ближе. – Ты заставляешь меня чувствовать себя странно, потому что прежде я и представить не мог, что смогу кого-нибудь вообще…

Фрея не дала ему закончить. Потянулась вперед и поцеловала. С кончика его языка должно было соскочить то самое признание, о котором мечтали многие, да и она сама втайне. Только в ту же секунду Фрея вдруг испугалась простого незамысловатого «полюбить», будто оно должно было всё только испортить. Из глубины души выполз глупый страх повторить ту же ошибку, что она совершила и с Джоном.

Фрея ужасно испугалась, что признание Джеймса должно было воззвать к её эго. Ведь ей хотелось быть любимой и кроме того ужасно нравилось это. Казалось, одно слово должно было заставить девушку накрепко уцепиться за саму идею любви, потеряв связь с подлинным чувством, что было настоящим и разгоралось в груди живым пламенем. Ведь поначалу ей казалось, что она действительно любила Джона, вопреки тому, что его касания были ей неприятны в отличие от слов, пустота которых её окрыляла.

Слова остались комом посреди горла парня. И всё было правильно, как и должно было быть. Фрея не чувствовала тяжести его ладони на своем лице, отвратной влажности поцелуя и отвращения от близости, от которой и отвыкнуть не успела. Этого всё ещё было достаточно, пока внутри жил страх того, что однажды может быть иначе.

Ей было достаточно недосказанности. Упущенное слово тоже вызывало трепет. Джеймс любил её, а она в душе знала, что любила его в ответ. Зачем ей нужно было большее? Кому вообще может быть нужно большее?

– Прошу прошения, молодые люди, – их оттолкнул друг от друга чужой голос, которому предшествовало демонстративное покашливание. – В конце концов, не в храме же Господнем, – их потревожил священник, появившейся будто из ниоткуда.

Фрея смущенно спрятала лицо за натянутым воротом пальто парня, а затем прикрыла его ладонью. Джеймс тихо ругнулся под нос, но судя по возмущенно нетерпимому выражению лица священника, что переменилось за секунды, он сумел это расслышать. Фрея бегло извинилась, взяла парня за руку и повела к выходу, заливаясь от смеха.

Снаружи продолжал падать снег. Было уже прилично темно, но белые хлопья были различимы в свете фонарей. И Фрея задержала дыхание, прежде сделав глубокий вдох. Казалось, легкие покрылись тонкой ледяной коркой, под слоем нанесенной косметики проступил румянец, кожа на открытых шее и руках в ту же секунду покрылись мурашками. Её даже передернуло от холода, но в следующую секунду, она почувствовала на своем плече тяжелую руку парня. Джеймс прижал её к себе, поцеловал сперва в лоб, затем в холодный нос, пока не нашел губы.

– Мы не успели обсудить то, что ты нарисовала меня. Знаешь, в следующий раз ты могла бы нарисовать мой полный портрет. Я даже готов позировать за определенную плату, – он заставил её громко засмеяться. – Уверен, это была бы твоя самая знаменитая работа.

– Похоже, тщеславности тебе по-прежнему не отнимать.

***

Джеймс не умел не задерживаться дома у мистера Клаффина. Продолжительность их встреч не была обозначена, поскольку всё зависело от настроения и расположения духа мужчины. За одну встречу они могли исписать лишь пару страниц, а порой и несколько десятков. Джеймсу нравилась история, которой он был лишь немым свидетелем, не способным вмешаться, чтобы что-либо изменить. Впрочем и сам мистер Клаффин вряд ли теперь мог что-то изменить, в отличие от парня, жизнь которого ещё не имела бесповоротной точки.

Посвященный в давно прошедшие дни юности и молодости мистера Клаффина, Джеймс всё острее ощущал бессмысленность и глупость не только собственного существования, но и своей семьи. Чопорная правильность матери, холодная расчетливость отца и беспринципная податливость брата сводили его с ума своей пустотой. Люди, с которыми он был связан кровью и фамилией, были лишь безликими тенями всего глубоко человечного, что Джеймс замечал в мистере Клаффине, своих друзьях, Фрее и, в конце концов, самом себе.

Пустыми были они, пустым продолжительное время оставался рядом с ними и он. Его учили быть человеком приличным, когда достаточно было быть просто человечным, чего не хватало никому из рода Кромфордов. Всю жизнь Джеймс делал всё вопреки воли матери и отца, разрушая выдуманные правила и законы, что делали его частью общества, от которого парня выворачивало наизнанку. То, к чему он прибегнул вместо этого также не вызывало много уважения, особенно теперь, когда мнимые удовольствия перестали приносить радость.

Джеймс убеждал себя в том, что был в поиске смысла, что было не далеким от правды. Он был беспечным, безразличным, упрямым и совершенно безответственным. Проживал дни так, будто не было чего терять. Без страха умереть, утратить близкого человека, остаться в конечном счете одному – всё ему было нипочем. Джеймс был безразличен к жизни, покуда вряд ли хоть один день прожил по-настоящему.

Он не выдавал себя, но был пристыжен тем, как глуп был всё время. Отрицал всё естественно настоящее, симулируя счастье, которого не было ни в алкогольном опьянении, ни в сигаретном дыме, ни в наркотическом дурмане, ни в плотских утехах.

Начавшейся рассказ о войне вовсе взбудоражил парня, поскольку в его памяти то время существовало лишь на страницах газет и радиоволнах. Его семье удалось спрятаться, убежать, чтобы затем стиха наблюдать за всем происходящем, как будто это было не больше, чем театральное представление, на которое никого их них не пригласили. Джеймсу было всего четырнадцать, но он понимал больше, чем должен был. Перечитывал отцовские газеты, слушал радио через украденный приемник. Ему было ненавистно, что отец был немым сторонником происходящего. Он уезжал из дому лишь несколько раз, только чтобы справиться о финансовых делах, но не более. Вслух они ни разу не говорили о войне, будто её действительно не существовало, что было для него вовсе невыносимо.

После возвращения в школу Джеймс не хотел говорить о прошедшей войне, минуя эту тему всякий раз, как кто-то её задевал. Ему было стыдно за себя и свою семью, которую с тех пор он возненавидел ещё сильнее за привилегию быть в большей безопасности, чем это могли позволить себе остальные. Отец, мать, брат, да и он сам были трусами, о чем ему было болезненно даже вспоминать. Из-за этого стоило им начать писать о том ещё совсем недавнем времени, как Джеймс был тише обычного, да и к тому же, сосредоточен, как никогда прежде.

Он не хотел, чтобы мистер Клаффин спрашивал его о чем-либо, поэтому и сам более не задавал никаких вопросов. Молча писал, не отвлекаясь ни на вид за окном, ни на собственные мысли.

Они должны были встретиться в закусочной. Джеймс, как обычно, опаздывал, но делал это против своей воли и надеялся на понимание. Когда он пришел, то увидел за столиком скучающую Фрею, которая молча наблюдала за живым спором, завязавшемся между Алиссой и Спенсером. Заметив его, она приободрилась. Перестала подпирать голову сжатой ладонью и ярко улыбнулась, подставляя лицо для поцелуя.

– Надеюсь, теперь мы можем заказать что-нибудь кроме чая, – Фрея обреченно вздохнула, переводя взгляд с Алиссы на Спенсера, будто спрашивала у них разрешения. Джеймс подвинулся ближе к девушке, чтобы затем положить руку на спинку её стула, откинувшись на месте.

– Может быть, дождемся ещё и Дункана, – Спенсер бросил беглый взгляд на наручные часы. – На самом деле, я полагал, что он придет быстрее.

– Уверена, он успеет к тому времени, как всё приготовят, – беспечно ответила Алисса.

– Если честно, я ужасно голоден, поэтому мне плевать, будете ли вы есть сейчас или позже, – Джеймс поднял в воздухе руку, подзывая к столику официантку. Фрея бросила на него укоризненный взгляд, когда Алисса на пару со Спенсером закатили глаза. – Ладно, Алисса права. Дункан успеет прийти, пока всё приготовят, – он неуверенно посмотрел на Фрею, которая уже принялась делать заказ, совершенно не обращая на него внимания.

Дункан пришел, стоило официантке оставить их столик. Занял место между Алиссой и Фреей, чему обе не особо были рады. Алисса подвинулась чуть ближе к Спенсеру, чего Дункан, кажется, не сумел заметить, доволен тем, как близко они были друг к другу. Он безобразно раскинул ноги, нарушая границы её личного пространства, что, кажется, волновало её меньше, чем ещё месяц назад.

В ходе незатейливой беседы Джеймс сжал под столом руку Фреи и не отпускал, невзирая на неудобство, Алисса наклонилась над столом и оказалась чуть ближе к Дункану, а Спенсер трижды невзначай вспомнил о Рейчел, что все пропустили мимо ушей.

– Кстати моя мать написала письмо, что они с отцом уже отправились к Галифакс к сестре моей матери, где мы будем праздновать Рождество, но я хотел бы провести несколько дней в Лондоне. Я бы остановился у тебя, если ты не против, – Дункан внезапно обратился к Фрее. Та бросила кроткий взгляд в сторону Алиссы, которая опустила глаза вниз и, кажется, едва заметно покраснела.

– Да, конечно. Отец писал, что всё равно не успеет приехать к Рождеству, поэтому даже несколько дней до праздника в компании будут чудесны, – девушка весело засмеялась. – К тому же я пригласила Алиссу погостить у меня на время каникул, поэтому нам точно не должно быть скучно.

– Отлично! – Дункан искоса посмотрел на Алиссу, не скрывая глупой улыбки. – Спенс, Джеймс, мы могли бы как-нибудь все вместе собраться, – живо заговорил, переводя взгляд от одного парня к другому.

– Я сразу отправляюсь в Шотландию. Меня уже все ждут, поэтому вряд ли я смогу присоединиться, – Спенс смущенно опустил глаза вниз, пока разминал шею.

– Или всё дело в Рейчел, – иронично подметил Джеймс, когда Фрея сжала его пальцы чуть сильнее обычного. – Вряд ли она захочет к нам присоединяться. Семья Спенсера ей куда более интересна.

– Джеймс, – Фрея шикнула на него, убрав свою ладонь из-под его. Его рука оставалась лежать на её колене.

– В любом случае я собирался остаться здесь. Семейный рождественский прием последнее место, где я хотел бы оказаться, – он откинулся на спинке стула, прежде чем сумел проследить за укоризненным взглядом Алиссы, что нашел Фрею, на лице которой в ту же секунду отразилось помешательство. – В ином случае я не хочу напрашиваться туда, куда меня не приглашали, – произнес нарочито безразличным тоном, что заставил девушку посмотреть на него с долей вины в серых глазах.

– Мы могли бы отпраздновать Рождество вместе. Если уж на то пойдет, то втроем, – неуверенно произнесла Фрея, положив ладонь поверх ладони парня, что продолжала оставаться на месте всё время. – Кроме того я не могу дождаться встречи с Оливером. Он мог бы заглянуть к нам, если выдастся случай.

– Маловероятно, – одно упоминание о брате заставило Джеймса неприятно поморщиться. – Он ни на что не променяет родительскую благосклонность.

– Потому что в отличие от тебя, она у него есть, – пробурчал под нос Спенсер, чем обратил к себе всеобщее внимание. За столом повисло напряженное молчание. Джеймс смотрел на друга с немым упреком, когда остальные переглядывались в недоумении.

– Думаю, тебе стоит взять свои слова обратно, – вдруг произнесла Фрея.

– Нет, – резко возразил Джеймс, будто только теперь у него прорезался дар речи. – Это правда, поэтому… Не хочешь немного прогуляться? – он невзначай обратился к девушке, на лице которой застыло озадаченное выражение.

– Ладно, – ответила, нахмурившись. – Наверное, я всё же спрошу у Рейчел, не захочет ли она немного погостить у меня перед праздниками. Будет неплохо провести время вместе вдалеке отсюда, – произнесла вдруг Фрея, остановив взгляд на Спенсере, принявшем виноватый вид. Он молча кивнул, когда она поднялась с места.

Джеймс снял её пальто и помог надеть. Они бегло попрощались с остальными, а затем ушли.

– Ты не должен так думать об Оливере, – сходу сказала Фрея, положив начало их очередному спору.

Глава 23

Не ожидая того от самой себя, Фрея была чрезвычайно взволнована предстоящим возвращением домой. Ей не так уж нравились зимы в Лондоне, куда она неизменно приезжала на каникулы после бесконечно длинного семестра в пансионе для девочек, но всё было лучше, чем то чуждое ей место. Оксфорд полюбился девушке гораздо больше из-за людей, которыми она искренне дорожила, что было по-своему непривычно. И принимать их у себя дома в качестве гостей было для неё наибольшей радостью.

Более полюбившемся сердцу ей был проданный дом в Сент-Айвсе. Прежде она не могла дождаться лета, чтобы наконец-то уехать в курортный прибережный городок, где воздух был пропитан жарой и солью, шум моря нарушал всякий разговор, а атмосфера была приятно тихая. Ей нравилось спокойствие и размеренность жизни этого города, где она сама находила отдушину после невыносимых школьных дней. И, конечно же, не было ничего лучше, чем наконец встретиться с друзьями – Джоном и Оливером, с которыми дни казались короче обычного.

В последнее время Фрея всё больше воображала, как привезла бы с собой в Сент-Айвс Алиссу и Рейчел, которым непременно бы там понравилось. Впрочем, в том доме могли разместиться все вместе на пару с Дунканом и Спенсером. Особенно она томилась в сладостных представлениях о том, как хорошо было бы там с Джеймсом. Ей даже было жаль, что они не начали встречаться намного раньше, пока была возможность провести совместное время в Сент-Айвсе, но вот только вряд ли раньше всё было бы так, как было теперь. Тем не менее, Фрее приходилось довольствоваться лишь мыслями о том, как она могла провести время с Джеймсом в городе, куда у неё больше не было шанса вернуться.

Отец написал, что будет рад познакомиться с Алиссой. В предвкушении встречи был и Оливер, который обещал уговорить родителей пригласить на праздничный ужин Фрею с подругой. В ответном письме она пыталась его отговорить от этого, хоть так и не отважилась сообщить о том, что была окончательно и бесповоротно влюблена в его брата, с которым клялась не иметь никакого дела. Затем написала письмо Лесли с предупреждением, что приедет в компании друзей, для которых необходимо будет приготовить комнаты.

Помимо всего Фрея всё же пыталась уговорить Рейчел посетить свой дом наряду с остальными, но та ужасно упрямилась, что лишь заставило Алиссу вздохнуть с облегчением. Девушка пеняла на то, что намеревалась посетить в Лондоне школьную подругу, провести у неё две ночи, а затем поездом отправиться домой. Говорила она об этом с натянутой улыбкой и совершенно сухим тоном в скучающем голосе, что было на девушку совершенно непохоже. Тем не менее, Фрея решила не наседать на неё и оставила в покое, предавшись другим заботам.

Она купила билеты за несколько недель до отъезда. Не могла решиться брать с собой все вещи или же только часть. Усердно готовилась к экзаменам, в перерыве между чем рисовала дурацкие рождественские открытки, отправление которых было сродни традиции, которой она не мола пренебрегать. И только возвращение Джеймса было самой приятной из всех забот.

С каждым днем Фрея всё меньше задумывалась об угрозе Джеймса отомстить Реймонду за её разбитый нос и пустые угрозы. Полагала, что всё улеглось и забылось, покуда парень не вспоминал о прошедшем инциденте, и от того становилось спокойнее. Фрея и Реймонда больше не видела и даже не думала о нем, когда нос постепенно заживал. Она надеялась, что к предстоящей встрече с отцом лицо обретет прежнюю безупречность, позаимствованную у матери, которая по-прежнему насмехалась над дочерью с фотографии.

Единственное, что озадачило Фрею, это фото Джона, о котором она напрочь забыла. Оно всё ещё лежало под кипой вещей. Она вдруг испугалась его, будто со снимка он смотрел на неё осуждающе, невзирая на то, что первым отрекся от собственной клятвы в вечной любви. Там же лежали вскрытые письма от парня, которые Фрея не любила перечитывать дважды, что неизменно приводило к уколу совести. Она ощущала вину, но сердце по-прежнему оставалось глухо к тому чувству, что прежде девушка признавала, как правильное, но в то же время насквозь пропитанное эгоизмом.

– Кажется, прошло намного больше, чем четыре месяца с тех пор, как он сделал мне предложение, – тихо произнесла, едва Алисса вошла в комнату и застала её врасплох. – Кажется, будто это и не я вовсе ответила ему согласием.

– Жизнь меняют короткие мгновения. Переворачивают всё с ног до головы, не оставляя путей к отступлению, – устало ответила девушка, упав на кровать. – Могут пройти десятки лет, прежде чем за секунду всё бесповоротно измениться.

– Ты права, – Фрея отвернулась обратно к комоду. Достала оттуда общее фото с Джеймсом и невольно улыбнулась. Где-то в груди затрепетало приятное волнение, оставившее на щеках румяный след. Притронулась тыльной стороной ладони к щеке и вздохнула, прежде чем спрятать фото между вещей в огромном чемодане.

Фрея не хотела оставлять фото с Джеймсом в городе, что и так был полон их обоих. Привезти часть его домой и оставить себе навсегда, даже если однажды время разделит их, обделив лишь воспоминаниями, подлинность которых была на снимках. Она не знала, что делать с фотографией Джона, которую тот сделал на память, что была не такой уж длинной, а потому спрятала обратно, не отважившись разорвать его лицо надвое, сжечь или просто выбросить.

Единственное, о чем волновался Джеймс, это вернуться в Лондон и оказаться уличенным кем-то из своей семьи. Ему ничего не стоило прийти на традиционный семейный ужин, привести вместе с собой Фрею и представить её, как свою девушку. Отец бы безразлично хмыкнул в ответ, мать сдержано отвернула бы голову, чтобы пять минут спустя взять сына за локоть, вывести из комнаты и отчитать вне чужих глаз, Оливер, может быть, обиделся бы. Джеймс воспротивился бы воли матери, из-за чего та непременно устроила бы скандал, чтобы затем окончательно и бесповоротно выгнать его из дома, пригрозив избавлением состояния, без которого ему было бы не прожить.

Всё ничего, вот только больше всего его пугало то, как воспримет подобное непринятие Фрея, для которой это станет невыносимым ударом. Она была слишком ранимой для того, чтобы с позором быть изгнанной из его дома, где обстановка и без того не была здоровой. И ему долго пришлось бы объяснять и убеждать девушку в том, что дело было вовсе не в ней, а в матери, слепой ко всему кроме материальной выгоды, что светила ему с Мартой.

Положение мистера О’Конелла последние годы было настолько шатким, что Фрею с трудом можно было признать хорошей партией. Миловидная, образованная, творческая, честная и отзывчивая – всё это не имело значения для миссис Кромфорд, для которой наилучшими качествами в любом человеке были богатство и безупречная родословная. Если со вторым у Фреи не было больших проблем, то первое оставляло желать лучшего.

Хуже этого Джеймс представлял встречу Фреи с Мартой, которая нарочно изобличит все его погрешности, о которых даже если девушка и догадывалась, то замалчивала, не уделяя им внимания. Не хватало и того, чтобы она узнала о помолвке, к которой приложила руку мать, игнорируя его нежелание связать себя узами брака с кем-либо. Для него договоренность родителей не имела значения, и письма Марты по-прежнему лежали где-то нераскрытыми, но Фрея могла принять это близко к сердцу, да и к тому же стала бы пенять на то, что он обманул её. Джеймс не считал умалчивание ложью, но ему не представлялось возможным объяснить это Фрее.

Он старался не думать обо всем, покуда у него не было подобной привычки, да и к тому же пока было время. Оксфорд был безопасным местом для их отношений, которые Джеймс если не боялся потерять, то очевидно дорожил ими, поскольку даже недавний небольшой перерыв вовсе не пошел им на пользу. Всё испортилось, но они смогли вернуться к тому, что было до той бессмысленной размолвки, к тому же неожиданно всё стало только лучше.

Казалось, уезд в Лондон всё изменит после того, как всё лишь успело стать на свои места. Неожиданно жизнь начала приобретать чуть более мягких красок, когда Джеймс перестал видеть радость в пестрости резких цветов. Порядок его жизни был спокоен, и пока ему это не успело надоесть, он хотел сохранить это, как можно дольше, что было невозможно.

Джеймс не предупредил мистера Клаффина об уезде, пока до того не осталось два дня. Поэтому после последней поставленной точки первым предложил мужчине выпить чаю на кухне, на что тот охотно согласился.

– Я уезжаю в Лондон на зимние каникулы, поэтому мы вряд ли сможем увидеться раньше января. Я приготовил вам ранний рождественский подарок, – Джеймс протянул через стол нечто в оберточной бумаге. Мистер Клаффин поставил перед парнем чашку с чаем, Элли заняла своё место у ног. – Это книга, – объяснил, когда мужчина сорвал бумагу.

– Это очень мило с твоей стороны. Мне жаль, что я не приготовил подарка для тебя, – пустой взгляд мужчины стал виноватым, даже когда он просто смотрел перед собой, не касаясь невидящим холодом парня.

Мистер Клаффин вдруг замешкался. Кажется, ему действительно было неловко, но, тем не менее, открыв книгу, он провел по странице пальцами, и едва те ощутили знакомый шрифт Брайля, благодарная улыбка озарила усталое лицо. Джеймс не смог сдержать ответной улыбки.

– Всё это пустое, – он взял со стола печенье, обхватив свободной ладонью горячую чашку. Откинулся на спинку стула и принялся с упоением пить чай. – Вы будете отмечать Рождество здесь? – спросил осторожно.

– Скорее всего, я проведу праздники в обществе миссис Эдвардс и её милых детей, как и несколько раз до этого. Она любезно принимает меня у себя с тех пор, как я вернулся, – мистер Клаффин неловко улыбнулся. Отложив книгу в сторону, он и сам приступил к чаепитию. – Как твои дела с той девушкой? Ты давно не вспоминал о ней.

– Всё в порядке, – Джеймс чуть было не захлебнулся кипятком, поэтому откашлялся в руку, вынудив Элли встревоженно поднять голову и навострить уши. Спустя считанные секунды её интерес погас. – Её жених расстался с ней. Мы вроде как вместе теперь.

– Какое удобное стечение обстоятельств, – хмыкнул мужчина.

– На самом деле он всё ещё не знает о наших взаимоотношениях. Всё случилось само собой, – Джеймс ощутил острую потребность в оправдании. – Он бросил её через телеграмму. Разорвал помолвку без лишних объяснений.

– Это действительно ужасно, – мистер Клаффин нахмурился, будто в мгновенье задумался о чем-то. – В любом случае я рад за тебя. Твоё чувство должно быть искренним после всей борьбы, что ты выстоял против самого себя.

– Кто бы мог подумать, что я смогу противоречить самому себе, – Джеймс облегченно усмехнулся. Его в действительности удивляло то, как быстро всё переменилось, и вряд ли он стал бы что-либо менять. Ему ещё никогда не было так приятно нарушать клятву.

– И каково это? – спросил мужчина, когда Джеймс не смог уловить сути заданного вопроса. Он посмотрел на него в недоумении, забыв о том, что тот не мог так легко прочитать выражения его озадаченного лица. Впрочем, затянувшейся паузы было достаточно. – Каково это оказалось влюбиться?

– Достаточно необычно. Это как будто потерять себя, чтобы обнаружить, что прежде ты никогда не был собой. Звучит запутано и странно, но…

– Нет, я достаточно хорошо понимаю тебя, – ответил мистер Клаффин, не дав парню договорить. Он улыбнулся, когда Джеймс сжал губы в тонкую полоску и закивал головой, прежде чем сделать ещё один глоток обжигающего напитка.

Он не стал надолго задерживаться, поскольку скоро должна была прийти миссис Эдвардс, соседка мистера Клаффина, с которой Джеймсу довелось пересечься лишь трижды, и всякий раз это было жутко неловко. Женщина всё время смотрела на него с некоем подозрением, которое не могла отважиться произнести вслух, когда Джеймсу она всего лишь казалась жутко странной.

После этого Джеймс намеревался пойти к Фрее, о чем они не договаривались. Ноги будто сами несли к её комнате, когда стоило вернуться домой и начать складывать вещи, с чем управлялись в это время Спенсер и Дункан. Джеймс привык всё делать в последнюю минуту. Безответственность всё ещё была неотъемлемой чертой его характера, который уже ничто не могло изменить.

Он испытывал привычное нетерпение, даже когда стоял у самой двери и стучался. Выстукивал причудливый ритм, притаптывая ещё и ногой на месте. Даже радостно улыбался, пока двери не открыла Алисса и не обдала холодным взглядом, в котором, тем не менее, не было прежней озлобленности и недоверия.

– Фреи нет, – ответила, когда Джеймс начал заглядывать ей за спину, обыскивая комнату нетерпеливым взглядом. Она загородила собой проход, сложив перед собой руки. Отсутствие гостеприимности у девушки вовсе его не смущало.

– Я могу подождать её? – в голосе почти была различима вежливость. Алисса закатила глаза, пуская Джеймса внутрь.

Первым он заметил в углу комнаты два сложенных чемодана. Должно быть, тот, что был больше, принадлежал Фрее. Алисса скрылась в ванной, когда он подошел к зеркалу и уставился на снимок молодой девушки, черты лица которой так сильно напоминали Фрею. Будучи частым гостем в комнате девушки, он прежде уже спрашивал у неё о матери, но кроме того, что та была актрисой и умерла во время бомбардировки Лондона, ему не удалось что-либо узнать. Фрея говорила о женщине неохотно и просила более не спрашивать о ней. Отчасти это было понятно, покуда отношения с собственной матерью у Джеймса не задались, но в то же время желание узнать о Фрее немного больше было снедающим.