Текст книги "Над пропастью юности (СИ)"

Автор книги: Paper Doll

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 60 страниц)

Глава 30

Мистер О’Конелл выглядел изрядно исхудавшим. Прежде приталенный костюм теперь безобразно висел на острых плечах. Под глазами залегли болезненные тени, на лбу оказались заметными глубокие полосы морщин, лицо посерело и заметно осунулось. На волосах осел иней, что сперва был спрятан под широкополой шляпой. Кроме того мужчина отрастил ужасные усы, которым прежде так противилась миссис О’Конелл, и не меньше того Фрея.

Она была рада видеть отца, но поймала себя на случайной мысли, что совсем забыла о его возвращении. Казалось, прошла вечность с тех пор, как она сама вернулась из Оксфорда, покуда произошло слишком много всего, что выбило её из привычной колеи. Увидев мужчину, Фрея оставалась ошеломлено стоять на месте, испытывая смешанные чувства, что на лице были выражены лишь немым недоумением. Руку пробрала судорога, когда она с силой сжимала ручку дорожного чемодана, набитого вещами парня, неспособна отпустить его, даже когда отец прижал к себе в крепком объятии.

– Собралась уехать, не дождавшись старика, – его тон был нарочно издевательским в попытке уколоть за ошибку, что она чуть было не совершила меньше чем полгода назад. Фрея нарочно с грохотом опустила чемодан, выдав натянутую улыбку.

– Вовсе нет. Я не намерена уезжать до начала следующего семестра, – девушка заняла место с отцом на диване, когда тот начал курить. Фрея отвернула голову и сделала тихий глубокий вдох, позволив дыму проникнуть в легкие и осесть чёрным смогом. – Это нужно отправить одному из друзей. Впрочем, не важно, – девушка махнула рукой на чемодан. – Расскажи лучше, что ты делал в Канаде?

Отец коротко поведал о своей поездке, ведя рассказ также неохотно, как и Фрея вынуждена была рассказывать о своих занятиях в Лондоне по приезде обратно. Их разговор был натянутым и скучным, как никогда прежде. Они часто делали паузы, смотрели друг на друга, будто никогда не видели прежде, вздыхали, а затем продолжали унылую беседу, в которой была ощутима натянутость. В переписке, что они вели на протяжении месяцев, было больше жизни, чем в этой встрече, что должна была стать долгожданной, но вместо этого обернулась в неловкую.

В воздухе висело напряжение. Отец поглядывал на неё искоса и с недоверием, будто она должна была в любую секунду вскочить с места и заявить, что всё же пошла наперекор его слову и вышла замуж. Пусть кольца на пальце не было, но Фрея могла его спрятать, как и парня, как и правду обо всем происходящем. Мистер О’Конелл жутко волновался, но спрашивать напрямую о том, что его больше всего беспокоило, не отважился, согревая в сердце надежду на добропорядочную послушность дочери.

Фрея же не замечала замешательства отца, когда всё время бросала беспокойный взгляд на часы, стрелка которых острым кончиком неутомимо царапала сердце. Джеймс должен был ждать её, когда она сидела на месте, с которого не могла сдвинуться. Фрея не могла оставить отца одного спустя пять минут после его приезда, да и предупреждать парня об опоздании было слишком поздно. Вряд ли он был дома, если собирался прийти. Если же и не намеревался этого делать, то Фрея лишний раз выставила бы себя дурой.

Её спас Дункан, спустившийся вниз с привычным шумом. Парень что-то бормотал под нос, но стоило ему встретить в гостиной и Фрею, и мистера О’Конелла, как не растерялся и живо поприветствовал дядю, хоть и не меньше был удивлен видеть кузину. Его взгляд споткнулся о чемодан Джеймса почти сразу, и он понял, что не возвращение отца заставило Фрею покинуть временное убежище, а несостоявшаяся встреча с другом. На вопросительный взгляд девушка лишь пожала плечами.

С появлением Дункана выдохнула с облегчением не только Фрея, но и мистер О’Конелл. Теперь он поглядывал на дочь так, будто она была лишней. Ему не терпелось расспросить парня обо всем, чтобы Фрея не узнала. Без приложения усилий он мог надавить на Дункана, чтобы тот выдал всю правду, что была ему известна, если он знал о кузине хоть что-то. Спросить у дочери напрямую выдавалось не лучшей идеей, покуда доверие к ней было подорвано тем, что она долгое время скрывала свои отношения с Джоном Томпсоном, пока упрямо не заявила о помолвке с ним. Если они продолжали быть вместе, мистеру О’Конеллу, наверное, стоило бы сдаться, что должно было окончательно и бесповоротно разбить отцовское сердце.

Тем не менее, по той же причине Дункан не хотел оставаться наедине с мистером О’Конеллом, из-за чего искал в Фрее поддержку и мысленно умолял, чтобы она не бросала его наедине со своим отцом. Поэтому ничего лучше, чем пойти всем вместе куда-нибудь позавтракать парень предложить не мог. Проголодавшимися были все без исключения, но больше перекуса Фрея хотела встретиться с Джеймсом, чего не могла сделать в связи со сложившимися обстоятельствами.

Она не могла решиться рассказать отцу о Джеймсе в свете того, что когда-то было между мистером Кромфордом и её матерью. Сложно было предположить, знал ли он об их отношениях вовсе, но узнавать об этом посредничеством осторожных вопросов Фрея тоже не рисковала.

Она боялась резкой категоричности и злостной строгости отца, с которыми впервые встретилась, когда заявила о намерении выйти замуж за Джона и уплыть с ним в Америку. Тот разговор отдалил их, сделал холодными и неловкими в обществе друг друга, в чем Фрея не могла винить никого, кроме себя. Между ними выросла невидимая стена, построенная из недоверия и страха. Фрея не боялась ничего больше того, что новость о её новой влюбленности, в этот раз настоящей, как ничто другое, отдалит их вовсе, разделив бесповоротно надвое. Лишенная матери, Фрея не хотела так глупо терять ещё и отца.

Отдавал головной болью и разговор с Клариссой Кромфорд, преисполненной инфантильной обиды за то, к чему Фрея не была причастна. Женщина отыгрывалась на ней за глубоко подкожное чувство собственной неполноценности, что внушила ей некогда Ванесса О’Конелл, жестока в своей наружной очаровательности. Фрея была другой, но едва ли у неё был шанс это доказать.

И если с неприязнью матери Джеймса к себе можно было сквозь стиснутые зубы смириться, то Фрея не была уверена, что смогла бы быть счастлива после отречения отца. Даже если он не был знаком с мистером Кромфордом, то о Джеймсе был наверняка наслышан. Мистер О’Конелл знал о дружеской привязанности дочери к младшему из Кромфордов, отчего вначале не был в восторге, сравнивая того с братом, репутация которого шла впереди него. Только после знакомства с Оливером мужчина проникся к парню симпатией, отметив его заметное отличие с Джеймсом. Вряд ли он был бы рад услышать, что его дочь начала встречаться именно со старшим из братьев. Если бы ему ещё и удалось узнать, что с ним Фрея потеряла девственность, то вовсе был бы вне себя от ярости.

Фрея пыталась понять, в какой момент напрочь забыла об осторожности. Привела Джеймса домой, разместила в одной из комнат без страха, что внезапное возвращение мистера О’Конелла застанет их врасплох. Мыслям об отце не было места в голове, когда её всю доверху занимал только Джеймс, о котором она и теперь думала с беспокойством. Рядом с ним она была бесстрашна и неуязвима, но стоило оказаться с отцом один на один, как язык онемел перед лицом правды.

Самым большим опасением мистера О’Конелла оставалось то, что Фрея по-прежнему хранила в сердце Джона, с которым прежде намеревалась провести всю жизнь. Едва ли он мог предположить, что соперничество парню составил никто другой, как Джеймс Кромфорд, остепенившейся ради девушки.

Они сидели в наполовину пустом зале скромного, но уютного ресторана. Дункан занимал мистера О’Конелла пустыми разговорами, Алисса была скромна в формальных вежливостях, когда Фрея оставалась привычно угрюма и молчалива. Отстранена от действительности, думала о чем-то своем, в сущности, о Джеймсе, которому назначила встречу, но не пришла. Сердце болезненно сжималось от мыслей о нем, но что она могла сделать? Всё было до абсурда глупо и совершенно нелепо. Бывало ли у них когда-нибудь по-другому?

– Что занимает твои мысли, дорогая? – она почувствовала, как отец обхватил её ладонь, сжимающую до побеления костяшек вилку. Фрея даже не заметила, когда принесли заказанное ею блюдо. Не знала, ни о чем шел разговор, ни почему возникла пауза. Она нахмурилась, обведя вопросительным взглядом стол, когда мистер О’Конелл повторил вопрос.

– Я… Я… – девушка замялась, спрятав растерянный взгляд в тарелке. – Подумала, что стоит связаться с Лесли. С её ногой уже всё должно быть в порядке, – Фрея неуверенно взглянула на отца, словно вопрошала, правильным ли был ответ. Он неохотно поверил ей.

– Уверен, так и есть, – мистер О’Конелл освободил ладонь дочери, взяв в обе руки приборы, чтобы приступить к еде. – Я сегодня же позвоню ей. У неё должен найтись кто-то на замену миссис Томпсон. С чего бы ей кстати было от нас уходить? – спросил будто между прочем, но Фрея чувствовала в вопросе подвох. Она не успела поднести ко рту вилку, как положила обратно на тарелку.

– Это случилось из-за меня, – произнесла первее, чем Дункан успел отпустить шутку, что должна была снять напряжение, что искрилось в каждом слове. Фрея посмотрела отцу в глаза, давая ответ на вопрос, что он так и не отважился задать. Уголки губ мужчины дернулись в подобие скромной улыбки, что острым лезвием коснулась её кожи, на которой выступили мурашки. Он снова бросил неосторожный взгляд на её руку, где не было места кольцу, и выпустил облегченный вздох, от которого Фрея напряглась ещё сильнее.

– Уверен, если на Лесли поднажать, она найдет себе помощницу. В конце концов, ещё и с кухней ей не справиться, – весело произнес мистер О’Конелл. – Так кому ты должна была передать чемодан с вещами? – спросил ненароком, безо всякого контекста. Облако напряжения рассеялось, но Фрея всё ещё не могла чувствовать себя свободной.

– На самом деле Дункан попросил меня это сделать, – она бросила в кузена умоляющий взгляд, ожидая от него подмоги. Стоило ей назвать имя парня, как его глаза округлились от удивления, а сам чуть было не подавился. Алисса аккуратно похлопала его по спине, когда он закашлялся, прежде чем перевел на кузину удивленный взгляд. – Я отправлялась на прогулку, и он решил, что мне будет невмоготу.

Мистер О’Конелл вопросительно посмотрел на Дункана, отчего тот едва не поперхнулся воздухом. Взгляд отца стал по-прежнему настороженным. От минутной передышки не осталось и следа.

– Сосед уехал намного раньше из Оксфорда, поэтому просил привезти вещи, что забыл забрать. У меня не было возможности встретиться с ним раньше, но сегодня он настойчиво попросил меня найти время, поэтому я спросил у Фреи, могла бы она… – парень заговорил необычно быстро, из-за чего разобрать хотя бы слово из сказанного оказалось затруднительно. Фрея легонько пнула Дункана под столом по ноге, из-за чего тот сбавил обороты.

– И кто же это? – быстрая речь парня заставила мистера О’Конелла улыбнуться. Фрея нервно потерла лоб, стыдливо опустив глаза вниз, когда Алисса прожгла её недоуменным взглядом. – Насколько я помню, ты делил апартаменты с двумя парнями, не так ли?

– Да, – Дункан неловко улыбнулся. – Речь о Джеймсе Кромфорде, – имя друга прозвучало тихо, неуверенно и едва внятно. Тем не менее, все сумели его расслышать. Фрея посмотрела на отца осторожно краем глаза, когда тот поджал губы и спрятал глаза в тарелке, будто речь зашла о чем-то запретном, что не было приемлемо обсуждать в приличном обществе. Она почувствовала между ребер неприятный укол.

– Знаешь, на месте твоего отца я бы запретил тебе с ним общаться, – подметил мистер О’Конелл, не отрывая глаз от блюда, с которым ловко расправлялся благодаря ножу и вилке, крепко сжатых в больших ладонях. – Он глубоко испорченный молодой человек. Благо тому, что ты так легко не поддаешься чужому влиянию, – он бросил короткий взгляд на Фрею, щеки которой тут же покрылись румянцем.

– Как по мне, у каждого человека есть шанс на исправление ошибок. Стоит только дождаться переломного момента, что в одночасье изменит всё, – заявила вдруг Алисса, сосредоточив на себе всё внимание. Её слова ненадолго оживили Фрею. Она мысленно поблагодарила подругу и посмотрела на отца с надеждой. Улыбка, что снова выросла на серьезном лице, не сулила ничего хорошего.

– Верить в изменения свойственно либо молодым, либо романтикам, но, в сущности, это такие глупости. Переменам поддаются мысли, – он коснулся пальцами висков, сделав короткую паузу. – Дух остаётся всегда тем же, – мистер О’Конелл посмотрел украдкой на Фрею, будто это она ему возразила. В ответ девушка отвернула голову, спрятав лицо за ширмой волос. Лицо ужасно горело, как и шея, и уши.

– Не мысли ли руководят нашим духом? – Алисса продолжала сопротивляться, как будто это чего-то ей стоило.

– Ваше право так полагать, но вот я всегда придерживался мысли о свободе духа. Если кто и может её отобрать, так только другой человек, пленивший одновременно и сердце, и разум, – мужчина продолжал отвечать мягко и ненавязчиво, с добродушной улыбкой, что избавляла слова навязчивости.

– Значит, у него будет шанс измениться, если он однажды влюбиться? – осторожно спросила Фрея.

– У Джеймса Кромфорда? Судя по тому, что мне приходилось о нем слышать, то вряд ли он способен на проявления любых теплых чувств, – отец усмехнулся, когда они трое неуверенно переглянулись между собой.

– Но ты ведь не знаешь его лично, – осмелилась возразить Фрея. В её тоне появилось раздражение, сменившее неуверенность и страх. – Да ты вообще ничего о нем знаешь.

– Должно быть, ты с ним хорошо знакома, – голос отца вдруг стал сердитым, хоть и сдержанным. Он нарочно вывернул всё так, чтобы поставить её в тупик, покуда не спрашивал, а утверждал, отвечая на повисший над столиком вопрос, что был лишним.

Тем не менее, она не побоялась посмотреть отцу в глаза, невзирая на подступивший к горлу ком. Он смотрел на неё в ответ, но не испытывающе, как можно было ожидать, а вопросительно – действительно ли это было правдой? И её немигающий взгляд был единственным честным ответом. Слова были пусты и обманчивы в отличие от глаз, что искрились упрямством. Фрея чувствовала, будто ходила по лезвию ножа, задержав к тому же дыхание, ведь всё, что обижало Джеймса, по-прежнему обижало её, невзирая на любые размолвки между ними.

– Мы виделись несколько раз, – холодно ответила, опустив наконец-то глаза. – Он не так плох, как рассказывают. В слухах всегда есть доля преувеличения и неправды.

– Кажется, после бала дебютанток ты была о нем другого мнения, – мужчина продолжал попытку распознать выражение на лице дочери. Фрея же, кажется, была на пределе собственного неистовства, ударившего в виски вместе с головной боли, что стала ещё сильнее.

– Произошло недоразумение, – она резко двинула плечами и стала заметно кусать изнутри щеки, испытывая волнение.

В небольшой компании на четырех воцарилось затянувшееся молчание, что было громче звука звенящих приборов, шагов суетливых официантов и голосов других посетителей. Фрее с трудом удавалось сохранять дыхание ровным, когда сердце неприятно ныло от щемящей боли, что была невидимо ментальной.

– Думаю, подобное обсуждение сейчас неуместно. Надеюсь, Дункан, ты сможешь, как можно скорее передать своему другу вещи, – мистер О’Конелл натянуто улыбнулся. – Расскажите лучше, как вы провели Рождество? – тон мужчины был обнадеживающим.

Фрея не выдержала и громко вздохнула. Откинувшись на спинке стула, она выпустила из рук приборы, из-за чего те с грохотом ударились о тарелку. Дункан с Алиссой неутешительно переглянулись между собой. Их реакция заметно озадачила мужчину.

– Мы были гостями на ежегодном рождественском ужине в доме Кромфордов, – Дункан взял на себя ответственность объясниться.

– Я приняла приглашение Оливера, – процедила сквозь зубы. Фрея подкожно чувствовала, как вранье отдаляло её от отца, но всё же не представляла возможным рассказать ему всю правду, когда даже незначительное упоминание о Джеймсе заставило их спорить друг с другом. – Это был ужасный вечер, и у меня нет большой охоты его вспоминать.

Не без усилий Дункан вернул их беседе нейтральный тон, хотя напряжение не отпускало каждого до конца бесконечно долгого завтрака, что занял больше времени, чем они могли предполагать. После мистер О’Конелл попрощался с молодыми людьми, покуда должен был удалиться по некоторым делам, после чего все вздохнули с заметным облегчением.

На обратной дороге домой Дункан пытался разговорить Фрею, звонила ли она Джеймсу, должна ли была встретиться с ним и почему внезапно собрала его чемодан. Она отвечала односкладно, но если вопрос был построен иначе, то вовсе игнорировала его. Важно было не это. Едва ли теперь что-либо было важно.

Оказавшись дома, первым делом Фрея побежала к телефону. Не растрачивая времени, чтобы сбросить верхнюю одежду, в которой за считанные секунды вспотела, она одной рукой крепко вцепилась в телефонную трубку, второй – бегло набрала номер. Ещё утром ей было страшно услышать голос Джеймса, теперь же единственное, чего девушка страшилась так это тишины, с высоты которой её сердце должно было разбиться окончательно.

Фрея закрыла глаза и шептала под нос сдавленное «пожалуйста», повторяя, как мантру. Она обрадовалась, когда длинные гудки сменились мужским голосом, в котором обнадеживающе распознала Джеймса. С первым осознанием того, что это был Оливер, Фрея поникла. Выпрыгивающее из груди сердце упало в пятки.

– Я в порядке, – ответила сдавленным голосом, стоило другу задать вежливый вопрос. Они не виделись несколько дней. И это были первые каникулы, когда они так долго были порознь друг от друга, за что Фрее было отчасти неловко.

– Я знаю, ты звонишь не мне, – с ощутимой горечью вторил парень. Чувство вины медленно сдавливало ей глотку, когда она даже не оказывала ему сопротивления. – Джеймса нет дома. Кто-то позвонил ему ранним утром, и он сразу ушел. Не думаю, что он вернется раньше ночи, – Фрея видела сквозь расстояние, как Оливер пожимал плечами.

Всего на короткое мгновение в ней зажегся огонек надежды. Если он не возвращался домой, то, может быть, продолжал ждать её? Фрея проверила время. Прошло чуть больше трех часов. Невозможно, чтобы Джеймс столько пробыл на холоде. Обманутый ожиданием, он должен был уйти. Вот только куда у неё не было и малейшего представления. Как мало, в сущности, Фрея знала о парне, осознание чего угнетало.

– Плевать, – произнесла неожиданно для себя. Расстегнула верхнюю пуговицу пальто, оттянула шарф, чтобы было легче дышать, вытянула перед собой затекшие ноги. – Я была бы рада встретиться с тобой. На том же месте, что и всегда.

– Через час? – голос Оливера заметно оживился.

– Да, будет отлично, – рассеяно ответила.

– Знаешь, я скучал по тебе.

– Я тоже, – её ответ был вымученным и очень далеким от того, что она чувствовала на самом деле.

Хотелось быть честной с другом, но едва она могла быть честной даже с собой. Внутренний голос снова дал о себе знать. Оборванное эхо застряло где-то между лабиринта извилин, и Фрея отчаянно не могла добраться до него, чтобы достать и выбросить из головы раз и навсегда. Тихий отголосок снова ударил по вискам. Боль стала ещё сильнее.

Она положила телефонную трубку с облегченным вздохом. Легче на самом деле не стало. Напротив, на тело вдруг навалилась усталость, придавившая голову к стене. Фрея закрыла глаза – день был слишком долгим и утомляющим, хотя не успела пройти ещё даже его половина.

Всё в одночасье стало невыносимым, особенно люди. Она подумала, что было бы неплохо исчезнуть. Надолго ли и где – не отдавала себе отчета. Просто бы всплеснуть руками и исчезнуть, как будто никогда и не было. Фрею не тянуло в определенное место, только бы подальше отсюда – из этого города и дома.

Она хотела, чтобы было просто, но едва это желание могло быть исполнимым. Слишком наивно было полагать, что так однажды могло стать между ними. Их души будто запутались в сложном хитросплетенном узле, что было невозможно развязать, как не пытайся. Фрея и не пыталась ни разу. Вряд ли хотя бы одну попытку совершил и Джеймс. Их размолвки были лишь брошенными наугад тонкими иголками, ломающимися об этот крепкий узел. Попытка отдалиться друг от друга была более болезненна, чем сама причина вынужденного отдаления.

Фрея хотела увидеться с ним. Хотела больше, чем чего-либо когда-нибудь, но в то же время считала это глупостью. В итоге застряла где-то между разумом и сердцем – известная развилка, где потеряли себя многие, пытаясь найти правильный путь. Утренний звонок был сердечным порывом, когда сложенный чемодан – велением разума. Она застряла между ними, но накаленная до предела обстановка не помогала с решением.

С Джоном всё было намного проще, и отчасти Фрея скучала за этим. Не за парнем, но за собой, которой оставалась рядом с ним. Пусть Джон всё чаще докучал ей, самые невинные прикосновения вызывали неприятную дрожь, а одна мысль о поцелуе с ним была тошнотворной, не говоря уже о большем, но, чтобы она согласилась провести с ним остаток жизни, было достаточно только его любви. Между ними было так много отличий, но все они утопали в скупых признаниях, что всякий раз заставляли её трепетать и терять себя в мечтах о том, что беззаботность будет продолжаться вечность. Они должны были быть вместе, и ничто не могло этого изменить. Теперь Фрея не представляла возможным этому случиться. Если бы она осмелилась тогда уехать с парнем в Америку, то совершила бы самую большую ошибку своей жизни.

Тем не менее, обманывать себя в любви к другому человеку оказалось намного проще, чем испытывать это странное чувство по-настоящему. Фрея так много воображала, какой должна быть настоящая любовь, перенося описания из книг в жизнь, где не было места романтике. Джон не мог стать героем ни разлогого любовного романа, ни короткой мелодраматической пьесы, но всё же она сумела превратить их отношения в драму, будто ей это ничего не стоило. И всё же вряд ли их могло ожидать что-то другое, даже если бы Фрея никогда не встретила Джеймса. Они были обречены её пустым холодным сердцем, преисполненным мечтой, но не любовью.

Быть с Джеймсом приносило наибольшую радость и наисильнейшую боль, что ей приходилось испытывать за свою короткую жизнь. Любить кого-то оказалось достаточно странно. Для неё это означало отдавать другому человеку, не только свободу, привязанность и уязвимость, но всю себя без остатка. Фрее нравилось принадлежать Джеймсу, если только взаимным было уверенность в том, что и он принадлежал ей. И весь мир был неважен, когда они взглядом проникали под самую кожу, чтобы в ровной глади чужой души найти собственное отражение.

Она почувствовала на себе посторонний взгляд, что заставил открыть глаза. Это была Алисса. Девушка стояла тихо, не издавая звука, чем не выдавала своего присутствия. Смотрела на подругу с молчаливым беспокойством, упрямо не произнося и слова, покуда понимала, что всё было лишним.

– Всё в порядке, – тихо произнесла Фрея в ответ на немой упрек. Она несколько дней подряд не покидала своей комнаты, игнорируя попытки друзей достучаться и помочь. Вышла, только чтобы собрать вещи Джеймса и отнести ему, как ни в чем не бывало. Поссорилась с отцом, выдав свою привязанность к парню. И, очевидно, не была в порядке. – Прости меня, пожалуйста, – тяжелая голова упала вниз, когда из глаз брызнули колючие слезы. Фрея порядком ненавидела себя за эту слабость.

Алисса в мгновенье ока оказалась рядом. Фрея прижалась к подруге, когда та заключила её в крепкие объятия. Эхо от застрявшего в голове крика начало оставлять её, отпуская голову.

– Всё должно было быть иначе. Я хотела, чтобы всё было иначе. Прости меня, – продолжала повторять, крепко зажмурив глаза. – Мы должны были провести это время вместе. Нам должно было быть весело.

– Нам и было весело, – спокойно ответила Алисса с мягкой улыбкой. Она чуть отстранилась от девушки, только чтобы посмотреть в её покрасневшие глаза и бережно вытереть слезы. – Всё было замечательно. И если ты возьмешь себя в руки, то и будет. У нас ещё полно времени для этого.

– Да, ты права, – Фрея выдержала паузу, прежде чем ответить. Нахмурилась, качнув головой в подтверждение слов девушки, грубо потерла ладонями раскрасневшиеся глаза, а затем даже позвонила себе выпустить неуверенный смешок. – Впрочем, как всегда.

Самообман ничего не мог решить, поэтому Фрея даже не пыталась применить его по отношению к себе. Вместо этого выпила таблетку от головной боли, умыла лицо в холодной воде, тщательно расчесала волосы и собрала в аккуратной прическе, чего не делала на протяжении последних нескольких дней. Платье матери решила без сожалений выбросить. У него уже не было шанса стать лучше, да и к тому же воспоминания, связанные с ним, были не лучшими.

На встречу с Оливером решилась взять чемодан Джеймса, чтобы тот передал его брату, и плевать, в каких отношениях они находились. Парень не испытывал прежних нетерпения и злости, когда ей стоило упомянуть имя Джеймса. Похоже, Оливер принял неизбежность их отношений и собственную беспомощность в предотвращении того, что успело случиться вопреки его худшим опасениям.

Они прошлись по излюбленным местам, что имели привычку называть своими. Между ними завязался глубокий разговор, в котором Фрея окончательно выпустила из головы крик в попытке объяснить, что испытывала прежде, и что творилось с ней теперь. Фрея была откровенна с парнем, выворачивая наизнанку душу, что давалось не так уж просто. Они были друзьями достаточно долго, чтобы заслуживать честности и понимания перед друг другом. И в этот раз она заставила Оливера понять её и принять. Он был учтивым и понимающим. Прежние обвинения не имели места в их разговоре. В конце концов, обретя новых друзей, Фрея не хотела терять старых.

Ей не хватало этого.

– Ты не потеряешь меня, как друга. Никогда, – произнесла парню на ухо, когда они обнялись на прощание. – Обещаю, что невзирая ни на что мы будем в порядке, – отстранившись, Фрея протянула другу мизинец, который он пожал с неловкой улыбкой.

– Прости, что сорвался тогда. Ты ведь знаешь, что причина не только во всем этом, – Оливер нахмурился, опустив глаза вниз.

Конечно, она знала. Он сам ей некогда рассказал о своей привязанности к девушке, которая была более расположена к Джеймсу, что раньше ещё могло удивить Фрею. Всё, что она могла ответить на это тогда так это, что всё обойдётся, однажды та девушка поймет, каким Джеймс был на самом деле, и придет к осознанию собственной глупости перед отвержением чувств Оливера, но к тому времени он сам её разлюбит. Они вместе смеялись над этим, и как всё вдруг повернулось? Единственной, кто сумел увидеть, каким Джеймс был на самом деле, оказалась Фрея, когда та девушка по-прежнему была ослеплена наружным блеском его харизмы, игнорируя Оливера, которого так и не оставили чувства к ней.

Фрея молча сжала плечо парня, покуда слова были лишними. Обнадеживающее «однажды» обдавало холодом жалкого самообмана. Всё же они не могли предугадать, как всё может обернуться. Пытаться предположить будущее затея совершенно бесполезная, но в то же время опасная. Ожидание полно напрасной надежды, что рассыпается в осевшей на легких пыли, от которой слишком просто задохнуться.

– Не хочешь сама это сделать? – Оливер протянул ей чемодан, сжатый в ладони. Губы вытянулись в мягкой усталой улыбке.

– Нет. Сейчас это не лучшая идея, – девушка нахмурилась, покачав отрицательно головой. – Не уверена, что ещё когда-нибудь окажусь в вашем доме гостьей. Мне жаль.

– Я бы мог обидеться, если бы не знал свою мать достаточно хорошо, – Оливер пожал плечами.

Возвращаться домой не хотелось. Фрея предвидела разговор с отцом, что должен был стать ещё более напряженным и неловким, чем тот, что произошел утром. Ведь он должен был спросить, почему она так яростно отстаивала честь Джеймса Кромфорда. Девушка пыталась бы держать себя в руках до последнего, сохраняя напускной невозмутимый вид, пока не сорвалась бы и не выдала разом всё, что крутилось на кончике языка. Это привело бы к ссоре. Очередной после последней, случившейся накануне её отъезда в Оксфорд.

И Фрея не могла без волнения воображать, как отец велел забыть о Джеймсе. Запрещал видеться с парнем и даже думать о нем. Намного хуже будет, если он ничего не ответит. Разочарованного пустого взгляда она боялась намного больше, чем сорванного в крике голоса. Молчание их окончательно рассоединит, превратит в незнакомцев, погасит их семейный огонь без шанса разжечь заново. И никто другой, кроме Фреи, не будет испытывать вину за это.

Тихо переступив порог дома, она вдруг решила, что сама начнет разговор. Говорить будет осторожно, вежливо попросит выслушать до конца, а затем на каждое возражение будет уверенно и незамедлительно отвечать, что, в конце концов, убедит отца, что в этот раз всё точно иначе. Она готова была взять на себя вину за заверения в любви к Джону, что была обманом и стоила подрывом доверия, но с Джеймсом всё было по-настоящему. Теперь всё по-другому, и если мистер О’Конелл действительно однажды любил, то должен был понять. Фрея готова была описать испытываемое ею чувство во всех красках, чтобы он сумел понять, насколько оно особенно и необычно для неё. Она дорожила им не меньше, чем любовью к заботливому родителю, хоть и сама природа этой любви была совершенно другой.

Расстёгивая замерзшими дрожащими пальцами пуговицы на пальто, Фрея вдруг нахмурилась, когда голову пронзил заданный самой себе вопрос – зачем? Зачем ей было убеждать отца в своих чувствах, когда они не были безусловным залогом её долговечного счастья? Зачем было разбирать душу на части, когда не было уверенности, что однажды её можно будет связать с парнем? Зачем было просить разрешения на будущее, которое и сама ещё не решила, как будет правильнее устроить? Фрея не могла отважиться передать Джеймсу его чёртов чемодан, когда Оливер предложил это сделать, а теперь намеревалась заверить отца, как замечательно у них всё было, когда на деле они справлялись друг с другом отвратно плохо.

Но даже об этом пришлось забыть, когда взгляд зацепился за чёрное пальто между тонких ворсинок которого растаял застрявший там снег. Притронулась к вещи сперва осторожно, будто та могла уколоть кончики пальцев, а затем вовсе сняла. Первым делом вдохнула запах, что почти сразу показался знакомым, после чего рукой пошарила в кармане, откуда вынула пачку сигарет. Они принадлежали Джеймсу. Сомнения быть не могло. Фрея помнила их вкус и запах, отчетливо в памяти закрепилось название.