Текст книги "Пропащие девицы (СИ)"

Автор книги: Amber Willis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 72 страниц)

В гостиной повисла тишина. Отец Робби кашлянул и, поднявшись с дивана, тихо проговорил:

– Я налью себе выпить.

– Скажите, Крис, вы верите в Бога? – Мария тем временем продолжала. – Кажется, вы выросли в религиозной семье. Во всяком случае, об этом пишут в интернете.

– Да, это так, – ответил Крис, поглядывая на свою возлюбленную, которая продолжала сидеть неподвижно. – А Бог… Конечно, я верю в Бога. Только я не уверен, в какого именно.

– Извините?

– Я имел в виду, что Бог ведь может быть кем угодно. Мужчиной, женщиной или… Зевс, Афродита, Один… Кто знает?

– О, прошу вас! – она всплеснула руками. – Вы набрались наглости приехать в мой дом после всего, что случилось! Я не могу смотреть в глаза своим соседям! В церкви все знают о том, что моя дочь дерется, как мужчина! Дерется из-за мужчины, который оставил жену и двоих детей! А теперь решил окрутить мою глупую грешную дочь!

– Мама! – Робин вскочила на ноги, но Крис усадил ее на место и взял ладонь девушки в свои руки. От этого жеста миссис Уильямс просто передернуло.

– Простите, что вам пришлось все это читать и слышать, вся эта история с дракой, это полностью моя вина, – как можно спокойнее сказал Мартин. – Но, прошу вас, поверьте, я люблю Робин и буду заботиться о ней до конца жизни.

Мария поднялась и ответила:

– Я буду молиться за вас.

После она вышла из гостиной, а Крис принял из рук отца Робби бокал виски, который выпил залпом.

За ужином все было еще хуже. Взаимные обвинения и старые обиды семьи всплывали на поверхность, постепенно вырисовывая перед гостем полную картину жизни этих людей. Стараясь по большей степени молчать и отвечать, только когда его спрашивали, Крис смотрел на печальное лицо женщины, которую любил, и сердце его сжималось от боли. Робби ковырялась в тарелке и отвечала матери по-испански, когда та внезапно переходила на родной язык.

Мария уехала из Мадрида следом за Джонатаном. Они поженились и стали жить в Санта-Монике, но мать Робин тосковала по Испании и, будучи беременной вторым ребенком, заставила мужа вернуться на родину. Они прожили в Мадриде четыре года. Затем снова Америка, ненавистная Марии. Отец Робин всю жизнь что-то продавал, и этого хватало на жизнь. Потом в Чикаго кто-то из его давних друзей решил открыть магазин товаров для помешанных на рыбалке и охоте и предложил Джонатану войти в долю. Они уехали из Санта-Моники, оставив Робби, которая ехать наотрез отказалась, на попечении старшего брата, который уже жил во грехе. Не удивительно, если учесть, что Макс начал убегать из дома с тринадцати лет.

Все это Крис узнал за ужином. Мать Робин настояла, чтобы спать жених и невеста легли в отдельных комнатах, и проследила за этим со всей строгостью.

Уже глубокой ночью Робин прокралась в спальню Мартина и залезла в его кровать, с головой укрывшись одеялом. Она залилась слезами, умоляя немедленно ехать домой, в Малибу. После всех переживаний Робин больше не могла сдерживать себя.

– Мы уедем утром, – шептал Крис, осторожно смахивая слезинки с ее влажных щек. – Малышка, все будет хорошо…

– У меня такая ужасная семья, – всхлипывая, прошептала она. – Ты, наверное, жалеешь, что вообще связался со мной!..

Прижимая девушку к себе, он шептал ей ласковые слова и пытался успокоить. Будто ее боль стала и его болью. И он был готов принять ее.

Когда Робин, наконец, успокоилась и уснула, обняв его, Крис еще долго не спал. Похоже, теперь бессонница окончательно вступила в свои права.

Ресницы Патриции задрожали, а на переносице появилась сосредоточенная напряженная морщинка. Она не хотела открывать глаз, не хотела оказаться там, где все остановилось вчера. Перевернуть несколько страниц, переиграть несколько абзацев, как у нее всегда хорошо получалось, если она чувствовала лажу в написанном. Только ведь здесь так не поучится, этот фокус получается только в текстовом редакторе. О всемогущий текст-процессор!

– Доброе утро, Патти, – этот голос, мягкий, заботливый она готова была услышать сейчас меньше всего. Еще вчера, смежая веки от усталости, Бэйтман представляла, как он собирает немногочисленные вещи и улетает первым же рейсом обратно в ЛА. Она не могла винить его в этом. Ее вера в мужчин заканчивалась на том, как они сдавались и собирали чемоданы, неспособные столкнуться с правдой.

Она с опаской открыла глаза, боясь увидеть фальшивую натянутую улыбку, наткнуться на глупую игру из последних сил, но Бен не улыбался, он тревожно вглядывался в черты ее лица, пока Патти не открыла глаза, не встретилась с ним взглядом. И тогда они оба позволили себе улыбнуться, сонно, с ленцой, наслаждаясь игрой солнца в белоснежных простынях, запахом океана из приоткрытого окна и звоном трамвая, развозящего этот запах по всему Фриско.

Идеальное утро, они встанут, спустятся в кухню и, перемазав друг друга в муке, приготовят завтрак под музыку с какой-то местной ретро радиостанции. Идеальное утро где-то в параллельной вселенной, где-то не в этом Сан-Франциско. Ведь здесь у нее нет шанса на сказку.

Патти непроизвольно закусила губу, она не хотела, чтобы он видел, насколько слаба оказалась Патриция Бэйтман, девочка в беде.

– Ты же знаешь, что я здесь, с тобой. Верно? – спросил он, только вот знала ли она. Знала ли она, как на это реагировать, как чувствовать его здесь и сейчас.

Патриция опустила блестящие влагой глаза.

– Патти… – произнес он. В его голосе она услышала то, что никто никогда не мог ей сплести из сотен красивых и насквозь лживых фраз. Потому что в его голосе лишь правда.

И Патриция положила свой палец ему на губы, больше никаких слов, иначе все это солнечное утро расплывется в пелене слез. Поблекнет. Исчезнет в гнете опасений, сомнений и жалости к себе. Она не позволит себе расплакаться, а ему убаюкивать в руках глупую маленькую потерявшуюся девочку, утешая ее словами, которых она не заслуживает.

Ее палец скользнул вниз к подбородку, ложась как раз точно в ямочку. Осталось только схватиться указательным снизу и притянуть его ближе, в горячий солнечный поцелуй. С добрым утром. Но Патриция медлила, потому что это их ленивое Калифорнийское утро. И все должно быть исключительно так, как поют в своих песнях закоренелые романтики. Как поют в тех песнях, которые она всегда высмеивала.

Бен смотрел на нее так нежно, что ей оставалось только удивляться, сколько внутреннего тепла в этом мужчине. Сколько чувства, которое она так упрямо не видела. Она прижалась своей щекой к его, жесткой, щетинистой, колючей, и, закрыв глаза от удовольствия, запустила пальцы в его беспорядочно короткие волосы. Она чувствовала, как меняется его мерное сонное дыхание, и ей нравилось, как от ее близости в нем тоже что-то меняется. Ее рука плавно скользнула на его грудь, и под ее ладонью сердце Бена начало отбивать совершенно иной ритм, ударяясь о плотную броню мышц, которую Патти раньше считала абсолютно непроницаемой. Она видела, как в глубине его глаз зарождалось желание, но не то разрушающее жестокое чувство, которое сметало все на своем пути в угоду лишь одному себе.

Желание делиться, желание давать, и Патриция готова была отдать ему все. Без игры, ярких спецэффектов, без всего лишнего и напускного. Бен пропустил ее локон сквозь свои пальцы, зажав самые кончики и немного потянул. Дважды. Как звоночек. Патриция улыбнулась. У них тоже были свои внутренние шутки. А затем поцеловал, едва коснулся ее нижней губы, пересохшей от жажды и сна. Она облизала ее, ловя его призрачный вкус на своих бледных губах, и опустилась на подушки, позволив ему быть сверху. Широкие плечи, мощные руки, каждая мышца, каждая вена напряжена, проглядывается на рельефе его тела.

Патриция всегда питала слабость к большим мужчинам, это было сродни азарту на гонках, постоянное ощущение опасности и неподконтрольной ей мощи. Типичный Сэм, простой американский парень из центральных штатов, самой глубины страны, грубый, неотесанный, думающий лишь о себе. И они были грубыми с ней, Джек, Макс, Майкл… А ей приходилось играть по тем же правилам и вырывать из их лап наслаждение. Даже Джей, милый голубоглазый парень, оказался к психопату из комиксов гораздо ближе, чем к тому очаровательному хорошему мальчику, который таскает на премьеры свою маму. Все они были такими, только не Бен…

Она знала, что он не будет груб, не сегодня, не тогда, когда ей нужна его любовь. Да, любовь. С ним она впервые поняла, что вызывать желание, вожделение перестало быть чем-то первостепенно важным. Удовлетворить свое эго, свое самолюбие – какие глупые желания в сравнении с, казалось бы, самой простой, обыденной необходимостью, быть любимой, которую она так долго игнорировала.

Патти с граничащим с детским восторгом трепетом водила пальцами по его груди и плечам, отмечая каждую впадинку, каждый рельеф, она будто составляла тактильную карту его тела. И когда Бен склонился к ней за поцелуем, она обняла его за плечи, притягивая к себе все ближе, она знала, что сегодня все будет, как в сказочном утре где-то в параллельном Сан-Франциско. Все будет так, потому что она в этом нуждалась, потому что они оба этого хотели.

Касаясь ее губ, Бен несколько раз громко выдохнул. Его пальцы прятались в золотистых волосах девушки, точно пытаясь еще больше спутать рассыпающиеся по подушкам блестящие локоны.

Приоткрыв глаза, Патриция посмотрела на мужчину и улыбнулась. Возможно, это было глупо. И, возможно, она всего лишь обманывала себя. Но сейчас, когда она лежала под ним, принимая все его тепло и нежность, казалось, будто все и правда будет хорошо. А ей достаточно опустить ресницы и забыть обо всем.

Его прикосновения становились все более властными и жадными. Но Патти не нужно было убеждать в том, кто сегодня здесь главный. Закусив губу, девушка выгнулась, ощутив горячее дыхание на своей груди. Маленькие дразнящие поцелуи, которые должны были лишь распалить ее желание, щекотали золотистую от калифорнийского загара кожу. Несколько раз тихонько простонав, Патриция отрывисто задышала. Бен медленно водил языком вокруг ее маленьких, затвердевших от возбуждения сосков.

Тем не менее, долго это не продолжалось. Он и сам дрожал от желания. Так глупо. Быть настолько зависимым от чьих-то ласк.

Патриция резко развела ноги, позволив Бену буквально содрать с нее трусики. С жаром целуя девушку, Бен приспустил свое белье и несколько раз провел головкой члена вдоль промежности. Вверх и вниз. От этого Патти промокла еще сильнее. Она жалобно заскулила, точно выпрашивая его скорее закончить эту сладостную пытку.

Но Аффлек и сам никогда не отличался терпением. Одним движением он вырвал из приоткрытых, припухших от поцелуев губ возлюбленной громкий крик.

– О, как мне нравится это, – с усмешкой прошептал ей на ухо, начиная двигаться внутри Патти.

Бэйтман непременно покраснела бы от стыда в другой ситуации, но сейчас она лишь обхватила ногами его бедра и от удовольствия вновь закусила нижнюю губу.

Однако долго сохранять молчание она не смогла. Каждое движение Бена, каждое его прикосновение, было будто нацелено на то, чтобы заставить ее кричать еще громче.

И Пи чувствовала, как его заводят ее стоны и влажный шепот. Мужчина сжимал ее в объятиях, двигаясь все более резко с каждой минутой. На несколько мгновений Патти даже показалось, что несчастная кровать просто не выдержит. Она ходила ходуном, стукаясь деревянной спинкой о стену в ритме, который задавал всему происходящему Бен.

– О, дьявол!.. – томно прошептала Патриция, оставляя на плечах мужчины маленькие вмятины от своих ногтей.

– Давай, давай… – выдохнул Бен ей в губы, продолжая двигаться. – Давай, малышка…

Обычно все они хотели лишь удовлетворить себя. И Патти нередко приходилось изображать чувство полного удовлетворения. Но теперь… Она плотно сжала губы и попыталась отключить мозги, но… Распахнув свои блестящие голубые глаза, виновато прошептала:

– Не могу…

Выскользнув из нее, Бен со злостью сбросил на пол тонкое одеяло и спустился вниз.

Пару раз проведя по ее набухшему клитору пальцами, мужчина коснулся его губами.

Только самые отъявленные шлюхи обожают, когда их обрабатывают языком. А Патти всегда больше стеснялась, чем получала удовольствие. Но почувствовав ласки Бена, она совершенно слетела с катушек. Вспомнив их первую, постыдную для нее ночь, когда Аффлек завалил ее на диван в гостиной и проделывал языком какие-то совершенно необъяснимые вещи, Пи задрожала.

Бен чувствовал ее, как никто другой никогда не чувствовал до него. Ощутив эту дрожь, мужчина начал подниматься выше, осыпая поцелуями ее живот и бедра.

Вновь, медленно погружаясь в ее горячее влажное лоно, он и сам тихонько застонал. Но на слух это скорее больше напоминало тихое рычание.

Начав неспешно покачиваться внутри нее, Бен точно позволял Патриции прочувствовать каждое его движение. Оторвав от подушки голову, девушка уткнулась носом в его ключицу и обвила руками шею. Через несколько секунд все было кончено…

Когда комната наконец приобрела привычные очертания, а радуга исчезла, Патриция тихонько рассмеялась. Бен лежал рядом, тяжело дыша. Его грудь блестела от пота.

– Мне нравится, когда ты улыбаешься, в курсе? – посмеиваясь, произнес Бен и коснулся пальцами ее щеки. – Ты становишься еще красивее.

– Просто ты делаешь меня счастливой, – ответила она, повернув к мужчине свое раскрасневшееся лицо. На лбу ее проступала едва заметная маленькая морщинка упрямства. Аффлек вновь улыбнулся.

– Ну, если ЭТО все, что тебе нужно для счастья, – притягивая к себе Патрицию, Бен положил ладонь на ее бедро, затем скользнул ниже и нежно хлопнул по упругой заднице. – Я готов повторить.

Вернувшись из Чикаго, где влюбленным пришлось, по настоянию матери Робин, провести еще сутки, Крис более чем опечалился из-за настроения своей невесты. Он все понимал. Но просто не знал, как к ней подойти. С чего начать разговор. И стоит ли вообще разговаривать сейчас? Тем более, она могла начать плакать на пустом месте. А в очередной раз видеть ее слезы на ее глазах Мартин хотел меньше всего на свете.

Почти сразу по возвращению в Малибу Робин поднялась в спальню и, приняв ванную, забралась в кровать. Она не спала. Просто лежала под тонким пледом, уставившись в одну точку. Несколько раз в комнату заходил Крис. Он что-то говорил, пытался ее накормить, притащив снизу поднос с ее любимыми фруктами. Но все было бесполезно. Уильямс продолжала лежать в кровати, иногда переключая треки в своем плеере.

Когда стемнело, Крис снова пришел. Он запрыгнул на кровать и резко повернул девушку к себе. Вытащил из одного ее уха наушник и вставил в свое. Робби тихо рассмеялась.

– Я каждый раз удивляюсь, – произнес он, с улыбкой прислушиваясь к музыке. – Как ты слушаешь это?

– Думать помогает, – ответила Робин и выключила плеер. – И это очень красивая песня. К тому же, когда не знаешь языка, можно только по настроению догадаться, о чем поется…

– И о чем она поет? – Крис притянул к себе девушку и нежно поцеловал в поджатые губы.

– Ну, тут я уже в интернете перевод прочитала, – рассмеялась Робби. – Все очень грустно в этой песне, Крис…

Мужчина приподнялся и с серьезным видом проговорил:

– Если ты серьезно считаешь, что я и дальше позволю тебе лежать тут, то ты ошибаешься. Помнишь, что говорил врач? Никаких плохих мыслей. Ты теперь должна думать не только о себе…

– А я и думаю, Крис! – Робин тоже села на кровати, скрестив ноги. Она в своих обожаемых пижамных штанах выглядела более чем забавно, даже когда грустила. Отбросив назад прядь длинных темных волос, она со вздохом продолжила: – Я думаю о том, что, когда родится ребенок, я не позволю своей чокнутой семье даже приблизиться к нему!

– Робби…

– Нет, Крис! – она вспыхнула. – Ты видел мою мать? Эта ненормальная религиозная фанатичка! А мой отец? Да он же просто смешон, когда пытается ей перечить! Мне никогда, никогда еще не было так стыдно, как за эти два дня. Не представляю, как ты все это выдержал! И не представляю, что ты теперь думаешь обо мне! Наверное, считаешь такой же сумасшедшей…

Музыкант громко рассмеялся и, притянув Робин к себе, заключил в объятия:

– На самом деле я думаю вот что, – он поцеловал девушку в плечо, затем коснулся губами шеи и прошептал на ухо: – Думаю, что ты моя будущая жена, мать моего ребенка и что мне просто охренеть, как повезло!

– В чем же везение? – хихикая, спросила Роббс. – У меня не очень хороший характер… И скоро я буду толстухой!

– Я готов любить весь твой жир, – смеясь, Крис сжал ее бока, пытаясь нащупать там хоть какое-то подтверждение ее опасений.

– Дурак! – Робби поцеловала Криса и обвила руками его шею.

– На самом деле, я пришел позвать тебя на свиданье, идем, – мужчина поднялся с кровати и протянул Робин руку.

– Куда? Мне надо переодеться!

– Не надо, – улыбнулся он. – Просто накинь что-нибудь.

Они спустились вниз и вышли на задний двор к бассейну. Там горели маленькие фонарики, которые отражались в воде и придавали всему вокруг какое-то особенное романтическое настроение. Странно, что Робин раньше не замечала, как здесь красиво вечером. А ведь они засиживались тут допоздна с Патти и Скайлер.

Крис притащил откуда-то огромные подушки и усадил Робин прямо в них, закутав ее ноги мягким пледом.

– Это вино? – удивленно вскинула брови девушка, когда музыкант протянул ей бокал. – Мне нельзя…

– Можно, только один бокал, – с улыбкой ответил мужчина. – Будет даже полезно.

Она недоверчиво посмотрела на Криса, затем на бокал и снова на возлюбленного.

– Я спросил у врача, не беспокойся, – Мартин опустился напротив и взял в руки лежащую на одной из подушек гитару.

Робби улыбнулась.

– За что же нам выпить? – она приподняла бровь. – Тем более у меня всего один бокал.

– За тебя, – прошептал Крис, дотягиваясь до своего бокала. – Хочу, чтобы ты всегда улыбалась. Я люблю тебя, малышка.

– А я хочу, чтобы ты больше не ходил по стрип-клубам с моим братом, – сделав небольшой глоток вина, улыбнулась Робби. – И тоже люблю тебя.

Мартин чуть было не подавился вином, вновь услышав колкое упоминание о проклятом загуле с Максом и Беном. Но только кивнул и улыбнулся в ответ. Отставив бокал, он начал медленно перебирать струны гитары. Глядя на Робби, такую красивую и нежную, сидящую напротив, Крис в очередной раз задался вопросом, что она могла в нем найти? И эта женщина, больше напоминающая ангела, станет его женой.

– Сыграй мне Speed of Sound, – попросила Робби, мечтательно прикрыв глаза. – Я люблю эту песню.

И когда Крис начал петь, подыгрывая себе на гитаре, Робби продолжала спрашивать себя, за что ей так повезло? Ведь теперь рядом с ней был если не самый лучший, то точно один из самых лучших мужчин на свете. И она знала, что это навсегда.

========== Глава 44. Приятные хлопоты ==========

Неделя началась с суеты. Все вокруг, наконец, действительно осознали, что Робин Уильямс выходит замуж за Криса Мартина и подняли настоящую истерию. Передовицы газет пестрили фотографиями влюбленных, а в интернете не утихали споры вокруг столь внезапной помолвки. Робин даже пришлось отключить комментарии в своем инстаграме. Люди натурально сходили с ума. И, как всегда бывает в таких ситуациях, негативных откликов было гораздо больше. Фанатки Coldplay старались всячески намекнуть своему кумиру о том, что выбор он сделал неправильный, и поливали Робин в интернете отборными помоями.

Это было обидно. Очень обидно.

Крис продолжал параноить. Он бесился из-за фотографов, которые готовы были залезть прямо ему на голову, чтобы узнать подробности предстоящей свадьбы.

В Малибу торчали Мозес и Эппл. Сын Криса ходил за Робби, как хвост. А Эппл только начинала менять гнев на милость, но все же интересовалась тем, какое свадебное платье хочет Уильямс, и иногда рассказывала, как идут дела в школе.

Родители Криса обещали прилететь через неделю, и это нервировало Роббс ничуть не меньше постоянного желания жрать сладости.

Зато фотографии в испанском Vogue получились просто великолепными. Как и интервью. Так сказал Ник Фордем. Теперь оставалось дождаться момента, когда журнал выйдет в продажу. После такого интервью и фотосессии, да еще и на волне свадебного переполоха Робин вновь захотят все.

Но сейчас Робби было вполне достаточно того, что ее хочет мужчина, рядом с которым она просыпалась каждое утро. Крис делал каждое мгновение особенным. Он будто поставил перед собой задачу наполнять ее жизнь светом.

И она даже не могла представить себе, что будет, когда Мартин вернется в тур. По утрам он расцеловывал ее от макушки до пяток, притаскивал в постель завтраки и смешил до слез, рассказывая всякие забавные истории, которых за хренову тучу лет, проведенных в группе, накопилось достаточно.

Бывало, Робин открывала глаза, а рядом уже стояли ее любимые розы или лилии, аромат которых так ей нравился. Девушка подтрунивала над Крисом, умоляя показать, где в их доме находится тайная оранжерея. Ее жизнь превращалась в череду бесконечных романтических свиданий. И это было так…

Иногда она просто наблюдала за Крисом, когда тот задумчиво что-то писал или сидел, уткнувшись в какую-то книгу. Сочинял очередную мелодию, наигрывая на клавишах что-то романтично-безмятежное. В такие моменты она бросалась к нему и начинала осыпать поцелуями. Обнимала и утыкалась носом в его шею. И шептала, как сильно любит.

Это всегда происходило так внезапно, что поначалу Мартин вздрагивал от ее прикосновений. Иногда ему казалось, что в проявлениях чувств Робин сохранила какую-то детскую непосредственность. Она могла повиснуть у него на шее в любой момент. Могла, находясь в соседней комнате, просто прийти и начать обнимать его. Неважно, чем он был занят в этот момент. Она просто говорила «я соскучилась», «обними меня», «я так тебя люблю». Для Криса это было каким-то совершенно новым ощущением. Привыкший отдавать всего себя без остатка, он редко получал в ответ подобную нежность. Но с Робби все было иначе. Эта девушка была готова залюбить его до смерти. Так она и сама говорила. А Крис, наконец, чувствовал себя действительно нужным…

В четверг в гости заглянул Джонни. Они с Крисом взяли Эппл и Мозеса и отправились в парк, пока дети окончательно не разнесли весь дом, пользуясь отцовской добротой, пока Гвинет занималась пиаром очередной своей книги для тех, кто решил жить долго и счастливо, по возможности, не употребляя в пищу продукты с содержанием ГМО.

Робин же поспешила к Патти, чтобы, наконец, заняться приготовлениями к свадьбе. Она знала, что ни один организатор не поможет ей лучше, чем это сделает Патриция Бэйтман.

Бессонница. Пожалуй, она была бы лучшим выходом. Еще больше часов в сутки для работы, меньше для мыслей, которые одолевают только в одиночестве. Насколько все было сказочно хорошо в Сан-Франциско, настолько все скатилось в полную задницу здесь, в Лос-Анджелесе.

Бен опять улетел на съемки, взяв с Патти обещание, что она тут же скажет ему, если Джек предпримет следующий шаг или ей просто нужен будет кто-то рядом. Она улыбнулась, заверив его, что справится, но тут же, расставшись, почувствовала холодящую пустоту. Как же так быстро она разучилась быть самостоятельной. Превратилась в трусиху, которая позволяет себе прятаться за широкой мужской спиной от своих проблем.

Патриция Бэйтман, как всегда, не позволяла другим видеть, насколько плачевно положение дел. Она все так же по-доброму тиранила Скай, Дика и компанию, подгоняя их с эскизами. Доводила до ума свои работы и разбиралась с поставщиками. А еще завела отдельный ежедневник для самого главного события ближайшего обозримого будущего, а, по словам Робин Уильямс, века не меньше – свадьбы с педиком Мартином, который в речи Макса все реже становился «ебаным».

Казалось бы, работы только с одной организацией свадьбы века хватило бы и на несколько бессонных ночей, только вот усталость и нервное истощение брали свое. Патриция погружалась в тяжелый изнурительный сон, в котором, как в гребаной диккенсовской «Рождественской песни», к ней являлись призраки прошлого, настоящего и будущего. И воплощались они в одном-единственном человеке.

Джеке Уайте. Льстит ли тебе это, ебаный мудак?!. Конечно, льстит. Тебе всегда нравилось, когда мысли твоих баб занимал исключительно ты на пару с собственным ореолом гребаного божества! Причем для всех он умел быть разным божеством, но неизменно суровым и справедливым. А посему каждая крупица внимания, каждая улыбка или снисходительный жест одобрения казались манной небесной. Благословением свыше.

И сейчас, в ее снах, он был мстительным божеством, божеством карающим. Наверное, как-то так в теории католических догматов и должны выглядеть муки, предшествующие раскаянию. Терзания, очищающие душу. Чувство вины, воспитанное каждым гребаным догматом веры, уже само было и чистилищем, и адом.

Иногда, в самые темные ночи, Патриция, просыпаясь, даже начинала верить в то, что действительно заслужила все, что с ней произошло. В ней все крепла уверенность в том, что Уайт лишь только воздает ей за все. Справедливо и даже милосердно. Оливер заслуживал отца. А Джек мог дать ему намного больше того, что дадут ему Патти и Том с Чарльзом.

Потом сон отступал, как и навеянные им мысли. Оставался только страх, что в следующий раз они не растают с приходом рассвета. А усталость поглотит желание бороться до последнего, которое помогало ей двигаться дальше.

Она засыпала в тревоге, а, просыпаясь, не чувствовала себя отдохнувшей. Врала всем вокруг, придумывала отговорки и опять оставалась одна. Чертов замкнутый круг!

Ожидание. Оно выматывало больше всего. Патриция прекрасно знала, что Джек не бросает слов на ветер. Если он обещал превратить ее жизнь в ад, то рано или поздно это обязательно случится. Остается только ждать и изводить себя ожиданием, когда же он сделает шаг.

Нечетное количество раз она срывалась позвонить ему, но каждый раз отключала телефон, не дождавшись соединения. Она боялась. Ненавидела. Готова была на все, лишь бы Оливер не переживал весь этот ад вместе с ней. А потом вспоминала его руки на своей шее, его гнев, то, сколько боли он причинил ей и Робин. Гнев вместе с рыданиями подступал к горлу, и Патти отбрасывала телефон в сторону.

Ей больше нечего было сказать Джеку Уайту.

А теперь и ему ей.

Признания в любви, которыми он сгоряча бросал в нее в пустыне, превратились в отличное топливо для ненависти. Она сама вручила ему оружие против себя. Осталось только ждать, пока кто-то вставит в ствол пулю. Она обманывала себя каждый раз, когда мантрой повторяла «он не узнает». Он должен был узнать.

И сейчас она сидела напротив своего телефона, точно как тогда с адвокатом своего уже теперь конгрессмена. Жена которого регулярно тратит его деньги на вещи от Патриции Бэйтман, носит украшения Дика и разгуливает перед своим любовником в белье от Темзин. Какая насмешка!

Сидит, терзаемая сомнениями. А что, если один звонок Джеку Уайту может обернуть вспять все предстоящие недели судебных процедур? Чего стоит один раз наступить на горло своей гордости и попросить у него не поступать так со своим сыном?

Сыном. Горло опять сдавило от ненависти и жалости к себе.

Да разве он заслужил называть Оливера сыном? А сама она?

Патриция потянулась к телефону. Главным было то, что Оливер не заслужил всего того, что обрушится на него, когда его звездный папа соберется публично уничтожить ее и забрать его из семьи, которая его недостойна. И если у нее остался хоть самый маловероятный шанс обернуть все это вспять, она просто обязана им воспользоваться.

– Ты в курсе, что плохо заставлять невесту ждать, – по ту сторону связи раздался совершенно не тот голос, не успела Патти в который раз набрать ненавистный номер, как Робин опередила ее. – И это касается не только жениха.

Звонок подруги заставил Бэйтман пулей вылететь за дверь. Пора было уже понять, что у нее совершенно не было времени на страдания и прочий рефлексивный бред. Стоило просто почаще сверяться с ежедневником. И когда гребаный червячок самокопания в следующий раз решит, что самое время поболтать по душам, можно найти тысячу и одно занятие, чтобы убежать от прекрасной перспективы быть выебаной собственными же мыслями.

– Я уже лечу в Adeam за платьями.

– Пешком, наверное, – хмыкнула Уильямс. – Мы тут со Скай уже больше получаса торчим. Она влезла в свое платье и наотрез отказывается снимать его.

Послышалась какая-то возня, и некоторое время Патти не слышала ничего, кроме приглушенного ворчания, чем и воспользовалась, словив такси. Дальнейшие претензии Робин в адрес организатора, которые оказались комплиментом ее чувству стиля, она выслушивала, откинувшись на спинку сидения. Единственное, чего не хватало, бокала ледяной воды. В Лос-Анджелесе стояла аномальная жара, и нескольких минут хватило, чтобы почувствовать ее на себе.

– И выглядит потрясающе, – продолжила Робин. – Ты вообще слышала главное правило организации свадеб?

– Не сажать конфликтных родственников за один столик? – спросила Патти, хотя и знала, что дело совершенно не в этом. Вряд ли Уильямс на этом этапе подготовки волнует рассадка гостей.

– Не одевать подружек невесты лучше самой невесты! Подумать только, я доверилась тебе, Бэйтман, и до сих пор не имею ни малейшего представления, что вообще происходит с подготовкой…

– Надо было просто меньше иметь Мартина, – рассмеялась Пи, она чертовски соскучилась за дружескими перепалками с Уильямс. Не меньше, чем за роскошью потратить целый день на шоппинг.

– Смотри, а то ведь уволю, если мне не понравится твой так называемый сюрприз.

– Ты не платишь мне, Уильямс, – хмыкнула девушка. – Говори Скай, что мы двигаемся дальше. Если будет сопротивляться, тащи прямо в платье. Я как раз подъезжаю.

– Да, босс.

– Едем на примерку свадебного платья.

Скай так и не пожелала снять с себя Adeam, хотя неоднократно и публично рассказывала всем желающим о том, что носить чужое платье, будучи дизайнером, несуразно и смерти подобно. Сейчас же по ее цветущему виду вряд ли можно было заподозрить, что девушка при смерти, да и нелепо она не выглядела.

Нежный мятный оттенок струящейся шелковой юбки эффектно смотрелся с ее ядовито-розовыми волосами, а грудь выгодно подчеркивал кроп-топ с захлестом на шею из плотного хлопка с вышитым перламутрово-белой нитью горошком. Патриция очень надеялась, что ей удастся уговорить Робби отойти от пошлых бриллиантов и уступить жемчугу, который будет прекрасно гармонировать с нарядами подружек невесты. А еще она надеялась, что в таком виде Иендо наконец снимет себе кого-то, кто очень хорошо постарается вытрахать из нее все мысли по поводу Макса Уильямса.

– К свадьбе надо будет добавить себе несколько мятных прядей, – сообщила Иендо, кокетливо перебирая розовые кудряшки, как только приземлилась в такси следом за Робин. – Как ты заставила их перекроить собственное платье? В каталоге оно было просто ужасным. Ты им угрожала?