Текст книги "Цвет сверхдержавы - красный. Восхождение. часть 3 (СИ)"

Автор книги: Сергей Симонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 111 страниц)

   Де Голль поручил министерству иностранных дел подготовить договор. Его подписание наметили на осень, пока же был подписан предварительный протокол о намерениях. (АИ)

   Второй день начался с обсуждения вопросов разоружения и политической системы обеспечения безопасности в Европе. Договор о поэтапном выводе войск и сокращении вооружений был, казалось бы, уже согласован всеми сторонами и подготовлен к подписанию. Но в ситуацию неожиданно вмешалась Великобритания. Премьер Макмиллан выставил не оговорённое ранее условие:

   – Мы требуем возвращения кораблей королевского флота, захваченных в 1956-м году под Порт-Саидом. Пока все корабли в полном составе не будут возвращены, мы не подпишем договор. Мы также предоставим Соединённым Штатам возможность увеличить количество ракет средней дальности, базирующихся на территории Соединённого Королевства.

   Речь шла об американских ракетах «Тор». Их развёртывание на британской территории началось с 31 августа 1958 года, и в 1960-м, на базах в Шотландии, стояли уже 20 эскадрилий по 3 ракеты. «Тор» был достаточно серьёзной угрозой – имея дальность от 2400 до 2820 км, эти 60 ракет могли достать до Москвы и простреливать важнейшие районы центральной части РСФСР.

   Демарш англичан полностью перечеркнул полугодовую работу дипломатов по согласованию первого договора об ограничении вооружений. В этот момент Хрущёв понял причину вчерашнего уклончивого ответа Эйзенхауэра. Макмиллан наверняка поставил его в известность.

   – Корабли вернуть, говорите? – ответил Никита Сергеевич. – Мы, вот, ленд-лизовские транспорты «Либерти» уже вернули. Американцы их из наших вод вывели и тут же ко дну пустили. Демонстративно. Только океанское дно металлоломом замусорили. Спрашивается – зачем? – он укоризненно посмотрел на Эйзенхауэра. – Чтобы нас позлить? М-да... При том, что за ленд-лиз мы уже расплачивались поставками топлива и прочих нефтепродуктов.

   Президент сидел с непроницаемым видом.

   – Как я понимаю, речь идёт о пяти устаревших авианосцах? – продолжал Хрущёв.

   – А также двух крейсерах и целом флоте десантных кораблей, оставшихся в Египте, – ответил Макмиллан.

   – Прежде всего, эти корабли – законный военный трофей Египта, – подчеркнул Никита Сергеевич. – Вы в 1956 году развязали агрессию против суверенного государства, и получили по заслугам. Трофейными авианосцами Египет с нами расплатился за поставки вооружения по ленд-лизу. То есть, мы их купили, и никакие претензии предыдущих владельцев не рассматриваем. Другое дело, что как минимум два, если не четыре из пяти этих авианосцев уже устарели и большой боевой ценности не представляют. Как я понимаю, даже если условно допустить возможность, что вы их получите обратно, вероятнее всего, вы их точно так же пустите в металлолом.

   Те корабли, что остались в Египте, вообще не имеют отношения к нашему сегодняшнему обсуждению. Египетской делегации я в этом зале не наблюдаю. Указывать суверенному государству, как ему поступать с взятыми в бою трофеями, мы не имеем возможности. Хотите вернуть свои транспорты – договаривайтесь с Египтом.

   – Мы знаем, что вы имеете достаточное влияние на египетское руководство, – упрямо гнул свою линию Макмиллан. – Сабри – далеко не такой сумасшедший, как Насер. Вам достаточно будет нескольких слов.

   – Так и договаривайтесь с Сабри, – заявил Косыгин. – Мы-то тут причём? Мы всего лишь приняли у него корабли в уплату за поставки. Я вообще считаю ваше требование надуманным и неправомочным. Устаревшие корабли вам не нужны, так же, как американцам были не нужны те «Либерти», что они затопили. Вы лишь хотите найти формальный предлог, чтобы сорвать подписание договора о поэтапном выводе войск из Европы.

   Даже если мы согласимся на ваше требование, вы придумаете ещё что-нибудь, потом ещё, и ещё, и это будет тянуться бесконечно. Господин президент, – он обратился к Эйзенхауэру. – Вы же видите, что британская сторона под надуманным предлогом пытается сорвать подписание уже согласованного договора.

   Президент явно не выглядел довольным:

   – Требование Британии мне не кажется обоснованным, но формально это их право.

   – Тем не менее, мы настаиваем на возврате наших кораблей, – Макмиллан упёрся рогом.

   – А за ремонт и модернизацию этих старых корыт кто платить будет? – возмутился Хрущёв. – Мы не только отремонтировали все боевые повреждения, мы ещё и установили на трёх авианосцах угловые палубы и трамплины для старта реактивных самолётов, заменили все системы связи, установили новые системы инструментальной посадки, новые радары. Формально это уже не ваши авианосцы, у них половина конструкции – нашего производства.

   – Этот вопрос пусть обсуждают дипломаты, – упорствовал британский премьер. – Пока корабли не будут возвращены, мы отказываемся подписывать договор о поэтапном выводе воинских контингентов из Европы.

   – Значит, войска останутся там, где они находятся сейчас, – ответил Хрущёв. – Предлагаю всем «поблагодарить» господина Макмиллана и его хозяев за срыв мирной конференции. На этом можно расходиться.

   Первый секретарь был прав. Четырёхсторонний договор был сбалансирован по количеству выводимых подразделений с каждой стороны. Это согласование заняло около полугода. Если британская сторона выпадала из договора, нужно было пересогласовывать заново все количественные параметры, с учётом не только количества, но и показателей боеспособности подразделений, ТТХ выводимой и оставляемой на ТВД техники, и множества прочих условий.

   – Минуточку, Никита Сергеич, – остановил его Косыгин. – Вот тут у меня имеется любопытный документ... Протокол Контрольного Совета от 1947 года...

   Хрущёв, внимательно следивший за выражением лиц собеседников, заметил, как одновременно побледнели Эйзенхауэр и Макмиллан. Де Голль оставался спокойным и смотрел заинтересованно.

   – Согласно этому документу, в 1947 году было принято решение, заверенное подписями всех членов Контрольного Совета, губернаторов оккупационных зон, о том, что Берлин является местом пребывания четырехсторонних органов и одновременно столицей советской зоны. Весь Берлин, а не только его восточная часть.

   Косыгин передал по экземпляру документа Эйзенхауэру, Макмиллану и де Голлю, и продолжил:

   – На основании указанного документа мы обращаем внимание сторон на абсолютную незаконность нахождения на территории так называемого Западного Берлина каких-либо органов и структур государственного управления Федеративной Республики Германии, требуем их незамедлительной ликвидации и передачи указанной территории под управление гражданской администрации Германской Демократической Республики.

   Эйзенхауэр побагровел. Макмиллан сидел в шоке. Затем главы западных делегаций и их переводчики принялись сравнивать свои копии документа, пытаясь найти разночтения в английском, французском и русском вариантах текста.

   Документ, по заданию Косыгина, обнаружил в неразобранных архивах референт Громыко Валентин Михайлович Фалин. Когда он положил свою находку перед министром иностранных дел, Андрей Андреевич едва за голову не схватился. Он даже не хотел сначала докладывать Косыгину, но Алексей Николаевич об этом документе уже знал – из справки ИАЦ, подготовленной по присланным мемуарам самого Фалина. (АИ)

   Это был феерический про@б советской дипломатии. Вспомни об этом документе раньше, в 1948-м году, советская блокада Берлина была бы не нужна.

   («Инициаторами записи были англичане, задумавшие пропустить щупальца в восточную часть города и, если получится, в Восточную Германию. Имейся у трех держав нечто отдаленно похожее, оправдывавшее превращение Берлина в землю ФРГ, с Советским Союзом и говорить бы не стали.

   Раскрою секрет. Ни в 1958-м, ни в 1959 г. про упомянутую запись в МИД СССР никто не слышал. В 1960-м или даже 1961 г., когда у меня зашел разговор с А. А. Громыко на данную тему, министр буркнул:

   – Почему мне не показали этот документ до посылки нашей ноты 27 ноября 1958 года?

   – Я работаю в МИДе с марта 1959 года.

   Это дало тогда же повод для разговора с Громыко о необходимости создания в МИДе службы централизованного учета, систематизации и хранения официальных документов. … Между тем причина сдержанности на нашей стороне – бескультурье в делопроизводстве, издержки работы зауженным составом в самом МИДе, отсутствие координации с республиканскими правительствами.» см. В.М. Фалин «Без скидок на обстоятельства» стр. 81-82)

   – Я также вынужден подчеркнуть, что воздушные коридоры между ФРГ и Западным Берлином не были утверждены Контрольным советом, и используются только на основании рекомендаций административного департамента. То есть, незаконно, – добил «союзников» Косыгин.

   Эйзенхауэр снова побелел:

   – Вы хотите объявить блокаду Западного Берлина? – прохрипел президент внезапно пересохшим горлом.

   – Разве я произнёс слово «блокада»? – мягко улыбнулся Алексей Николаевич. – Я лишь указал на то, что современная ситуация полностью нарушает четырёхсторонние договорённости, принятые Контрольным советом.

   – Мы сегодня же передадим этот документ репортёрам, и завтра с утра всё это будет в газетах, – добавил Никита Сергеевич. – Посмотрим, как вы из этого выпутаетесь.

   Эйзенхауэр и Макмиллан переглянулись:

   – Предлагаю прерваться до завтра, – деревянным голосом произнёс Айк. – Вы понимаете, надеюсь, что нам необходимо проконсультироваться с канцлером Аденауэром и между собой.

   – Разумеется, – небывало широко улыбнулся Косыгин. – Передавайте привет господину канцлеру.

   – Угу. И валидол, – вполголоса буркнул себе под нос Хрущёв.

   «Консультации» между главами западных делегаций продолжались до позднего вечера. Неформального общения между делегациями этим вечером не было.

   – Подпустили американцам ежа в штаны! – Никита Сергеевич удовлетворённо потирал руки. – Пусть теперь попробуют оспорить собственные подписи под протоколом.

   Первый секретарь как в воду глядел. Утром 18 мая обслуживавший Хрущёва в поездках сотрудник 9-го Главного управления КГБ Алексей Алексеевич Сальников показал ему местную французскую газету. Сообщение на первой полосе гласило:

   «Вчера вечером канцлер ФРГ Конрад Аденауэр был срочно госпитализирован в связи с внезапным ухудшением здоровья. По официальным сообщениям, на сегодняшнее утро состояние 84-летнего политика продолжает оставаться стабильно тяжёлым. Никаких подробностей о его самочувствии не сообщается».

   Сообщение о претензиях СССР на Западный Берлин, подкрепленных решением Контрольного совета от 1947 года, вызвало в прессе бурю самых различных откликов. Однако документ есть документ, оспорить его подлинность американцам и англичанам не удалось, и теперь пресса на все лады обсуждала, каким будет следующий шаг красных, и как будут развиваться события.

   Собравшиеся для очередного раунда переговоров западные политики выглядели, как на похоронах.

   – Как чувствует себя господин Аденауэр? – участливо поинтересовался Никита Сергеевич у Айка.

   – Не лучшим образом, – буркнул президент. – У господина канцлера обширный инфаркт.

   – Печально, печально, – констатировал Хрущёв. – Вот что значит – нарушать совместные договорённости. Итак, что вы можете сказать по результатам ваших вчерашних консультаций?

   Эйзенхауэр был мрачен:

   – Господин Первый секретарь, мы можем сначала переговорить с вами наедине? Коротко.

   – К вашим услугам.

   Они, в сопровождении переводчиков отошли в угол зала.

   – Господин Хрущёв, вы вчера поставили нас в очень сложное положение, – начал Айк. – На кон поставлен престиж западных держав. Надеюсь, вы понимаете, что в сложившихся условиях не может быть речи о выводе воинских контингентов США, Великобритании и Франции с территории Западного Берлина? Это будет воспринято прессой как капитуляция перед коммунизмом. То есть, такое развитие событий совершенно невозможно.

   – Разве мы сказали хоть слово о выводе войск, кроме того, что было оговорено подготовленным к подписанию договором? – спросил Хрущёв. – Наоборот, в документе от 1947 года подчёркивается, что Берлин продолжает оставаться местом пребывания четырехсторонних органов. В том числе – и воинских контингентов. Речь шла лишь о неправомочности и нелегитимности западногерманской гражданской администрации. Мы лишь требуем безусловного выполнения решений Контрольного совета, так же, как западные державы требуют безусловного выполнения Потсдамских договорённостей. Западногерманские власти должны покинуть Западный Берлин и передать его под юрисдикцию ГДР.

   Эйзенхауэр понял, что его поймали в ловушку.

   – О, дьявол... Но это – такая же капитуляция, только для Западной Германии!

   – Горе побеждённым, – безучастно пожал плечами Первый секретарь. – Не мы эту волынку начали. Скажите спасибо господину Макмиллану.

   – М-да... Я понимаю вашу позицию, господин Хрущёв. Вы решили действовать так же, как до того действовали мы. Требовать буквального выполнения всех ранее принятых решений.

   – Совершенно верно, – согласился Никита Сергеевич.

   – Давайте попробуем как-то договориться? – предложил Айк. – Найти взаимоприемлемое решение?

   – Мы готовы выслушать ваши предложения, – ответил Хрущёв. – Но не собираемся идти на односторонние уступки ради сохранения престижа западных держав.

   Они вернулись за стол переговоров. Все взгляды сосредоточились на Эйзенхауэре.

   – Мы вчера долго совещались, – начал президент. – Предъявленный вами документ очень сильно всё осложняет.

   – Так давайте просто выполним его условия, как вы постоянно требуете от нас выполнять условия Потсдамских соглашений до последней запятой, – ответил Косыгин.

   – И кстати! – добавил Никита Сергеевич. – Купол рейхстага верните, пожалуйста, на место. Ваша «реставрация» что-то долго затянулась, а нам Знамя Победы на нём надо поставить.

   В Потсдамских соглашениях было записано, что красное знамя должно быть всегда поднято над куполом рейхстага. Но американцы демонтировали купол под предлогом «реставрации».

   Президент скривился:

   – Этот вопрос я предлагаю обсудить отдельно. Сначала прошу выслушать наши предложения.

   – Мы слушаем, – ответил Косыгин.

   – Федеративная Республика Германия вложила в развитие Западного Берлина немалые средства. Передача этой территории под юрисдикцию Восточной Германии невозможна.

   – О чём тогда говорить? – спросил Косыгин. – Пока не будет выполнено решение Контрольного Совета от 1947 года, дальнейшие переговоры бессмысленны. Если только вы не предложите других вариантов?

   Президент взял из лежащей перед ним папки листок бумаги, надел очки и сухим голосом зачитал:

   – Соединённые Штаты, Соединённое Королевство Великобритании и Северной Ирландии, и Французская Республика готовы признать в полном объёме Германскую Демократическую Республику как полноправного субъекта международного права, со всеми вытекающими отсюда последствиями, как то: официальное признание послевоенных границ Восточной и Западной Германии, установление официальных дипломатических отношений, обмен посланниками, и поэтапное урегулирование статуса Западного Берлина на основе 6-сторонних переговоров, с равным участием обеих Германий.

   Это предложение действительно, если советская сторона снимет требование о немедленном выводе западногерманской администрации из Западного Берлина и немедленной передаче указанной территории под юрисдикцию ГДР, и согласится с предлагаемым планом поэтапного урегулирования.

   («Андрей Михайлович Александров-Агентов: «Тринадцатью годами позже описываемых событий, в период переговоров американцев с Брежневым по Ближнему Востоку, у меня был в Кремле короткий разговор с Киссинджером, во время которого мы вспомнили майские события 1960 года в Париже. Киссинджер тогда сказал: «А знаете ли вы, что все, чего вы добились своими соглашениями с ФРГ и Западом в 1970—1971 годах – признание ГДР, признание послевоенных немецких границ, берлинское урегулирование, вы могли иметь десятью годами ранее – в 1960 году. Я читал директивы, утвержденные для нашей делегации в Париж, и там предусматривалась возможность подобных наших уступок по всем этим вопросам» см. Рыбас Святослав Юрьевич «Громыко. Война, мир и дипломатия» с. 255)

   – Поэтапное урегулирование возможно, – ответил Косыгин. – Но мы должны уже сейчас знать, к какому итогу собираются привести данное урегулирование западные державы. Мы настаиваем, что итогом должно быть безусловное исполнение решения Контрольного совета от 1947 года.

   Мы также настаиваем на безусловном принуждении ФРГ к отмене дискриминационной «доктрины Хальштейна». Это естественным образом вытекает из самого факта признания ГДР западными державами.

   (Суть этой доктрины заключалась в том, что отныне ФРГ поддерживала и устанавливала дипломатические отношения только с теми странами, которые не имели дипломатических отношений с ГДР. Установление дипломатических отношений с Восточной Германией отныне рассматривалось Бонном как недружественный шаг и вело к разрыву отношений с этой [установившей эти отношения] страной. Единственным исключением, допускавшимся доктриной Хальштейна, был СССР – в связи с важностью поддержания отношений для ФРГ с этим государством. Отменена в феврале 1970 года. https://ru.wikipedia.org/wiki/Доктрина_Хальштейна)

   – Ваше требование об отмене доктрины Хальштейна логично и справедливо, – признал президент. – Но принудить Западную Германию к его исполнению будет непросто.

   – А вы постарайтесь, – улыбнулся Никита Сергеевич. – Уверен, Аденауэр вас послушает.

   – Аденауэр вот-вот отбросит копыта, – заметил Айк, резко переходя от сухого дипломатического тона к обычной, почти неформальной беседе.

   – Не скажу, что меня это сильно огорчит, – жёстко ответил Хрущёв.

   – Так что насчёт итогового результата поэтапного урегулирования статуса Берлина? – продолжал нажимать Косыгин. – Мы также настаиваем на принятии ГДР в Организацию Объединённых Наций.

   (После арабо-израильской войны 1967 года, когда правительство ГДР заняло бескомпромиссную антиизраильскую позицию, на Ближнем Востоке поднялась волна признания Восточной Германии [пример подал Ирак, установивший дипотношения с ГДР в 1968 году]. В этих условиях министерство иностранных дел ФРГ в феврале 1970 года объявило о прекращении действия доктрины Хальштейна. В 1972 году было подписано соглашение об урегулировании отношений между ФРГ и ГДР. В сентябре 1973 года оба государства были приняты в ООН. К апрелю 1974 года ГДР была признана более чем 100 государствами. https://ru.wikipedia.org/wiki/Доктрина_Хальштейна)

   Эйзенхауэр вздохнул:

   – Мы вынуждены признать обоснованность требований советской стороны. Они основаны на подлинном документе, подписанном всеми сторонами. Выполнение этих требований было возможно в 1947-м году, когда Западная Германия была оккупирована войсками союзников. Но сейчас? Я не представляю, как можно этого добиться. Вы понимаете, что ваше требование спровоцирует гуманитарную катастрофу? Массовый исход населения из Западного Берлина в ФРГ?

   – Да с какой стати? – удивился Косыгин. – Если урегулирование будет действительно поэтапным, у населения будет несколько лет, чтобы перебраться в Западную Германию.

   – Я всё же предлагаю не увязывать вопрос статуса Западного Берлина со всеми остальными вопросами, – предложил де Голль. – Что до принятия ГДР в ООН, этот вопрос можно рассмотреть на сессии в августе этого года, но тогда следует принимать в ООН одновременно и ФРГ.

   – Да, в ООН логично принимать и ФРГ и ГДР одновременно, – согласился Косыгин. – Это будет справедливо.

   – Мне тоже представляется, что на сегодняшний момент можно считать первым этапом урегулирования достижение договорённости о признании ГДР западными державами, – согласился Хрущёв, понимая, что синица в руках лучше, чем журавль в небе. – Мы, безусловно, будем настаивать на выполнении решения Контрольного совета от 1947 года, но согласны не настаивать на его немедленном выполнении. Упомянутые вами вопросы денежной компенсации за построенную после 1947 года в Западном Берлине инфраструктуру можно и нужно обсуждать отдельно.

   Никита Сергеевич понимал, что нужно оставить Айку пространство для манёвра. Если продолжать нажимать, требуя немедленного согласия на передачу всего Берлина под юрисдикцию ГДР, пусть даже в качестве конечного итога поэтапных переговоров, американцы отзовут своё предложение, и германский вопрос снова зависнет.

   И он и Косыгин понимали, что американцы не согласятся на передачу Западного Берлина в подчинение ГДР – это, вероятнее всего, означало бы для НАТО потерю Западной Германии как партнёра. Но они действовали по принципу: «Требуй больше, чтобы получить хоть что-то». Признание ГДР уже было весомой победой. Первоначальная реакция Айка и Макмиллана показывала, что они оба знали о существовании раскопанного Фалиным протокола Контрольного совета, и опасались, что документ выплывет на свет.

   – Хорошо, – согласился Эйзенхауэр. – Давайте вместе, не спеша, поищем пути урегулирования статуса Западного Берлина. В этом вопросе переплетаются многие сложности – и выполнение Потсдамских соглашений, и имущественные проблемы, и престиж Западной Германии, что тоже немаловажно.

   Если принципиальное согласие по вопросу официального признания ГДР со стороны Соединённых Штатов, Великобритании и Франции достигнуто, предлагаю передать дальнейшее согласование этого вопроса министерствам иностранных дел.

   Хрущёв, Косыгин и Громыко переглянулись:

   – Мы согласны, – выразил общее мнение советской делегации Алексей Николаевич. – Предлагаю поручить министрам иностранных дел сегодня же разработать предварительный протокол, в котором будут изложены достигнутые сегодня договорённости, и на основе которого мы будем строить дальнейшие согласования.

   – Согласен, – коротко ответил Айк. – Господин Гертер, займитесь. Протокол должен быть готов к подписанию завтра.

   На этом, по общему согласию сторон, был объявлен перерыв. Во время перерыва главы делегаций ответили на вопросы репортёров. Известие о признании западными державами ГДР произвело эффект разорвавшейся бомбы. 19 мая все газеты пестрели гигантскими заголовками.

   Как выяснилось позже, Аденауэр в это время лежал без сознания, иначе он бы прибежал из Бонна в Париж, волоча за собой стойку с капельницей, но не позволил бы Эйзенхауэру, Макмиллану и де Голлю признать ГДР.

   (В реальной истории Аденауэр так прокомментировал выходку Хрущева [декларацию с требованием официальных извинений за полёт U-2]: «Нам здорово повезло. Хрущев совершил большую ошибку. Он мог многого добиться от Эйзенхауэра» см. Рыбас Святослав Юрьевич «Громыко. Война, мир и дипломатия» с. 256)

   Официальные заявления о признании ГДР были опубликованы на следующий день, 19 мая. Установление дипломатических отношений и прочие формальности были завершены к концу мая. (АИ)

   Вторую половину дня 18 мая посвятили обсуждению пересогласования поэтапного вывода войск с территории Германии. В сложившейся ситуации Макмиллан осознал, что после вывода американских войск британский контингент в Западной Германии в итоге останется лицом к лицу с советскими частями ГСВГ, которые будут вынуждены оставаться в ГДР, чтобы «уравновесить» британские войска. К тому же британцам придётся действовать и против Национальной Народной Армии ГДР, вооружённой советским оружием.

   Тем не менее, Макмиллан продолжал упорствовать, требуя возврата кораблей. Подписание договора о поэтапном выводе войск пришлось отложить до окончания пересогласования численности выводимых контингентов.

   #Обновление 18.12.2016

   Встреча в Париже официально завершилась 20 мая подписанием предварительного протокола о графике переговоров по поэтапному урегулированию статуса Западного Берлина. В протоколе были зафиксированы решения Контрольного совета от 1947 г и требования сторон, намечены основные этапы и темы переговоров, определены предварительные сроки их проведения.

   Помимо этого, были подписаны подготовленные ранее соглашения между СССР, США и Францией – о совместном использовании наземных систем радионавигации LORAN и «Чайка», а также об унификации частот американской спутниковой системы «Transit» и советской «Циклон». (АИ, см. гл. 04-16). Франция также присоединилась к соглашению о совместной разработке унифицированного стыковочного узла. Де Голль с Хрущёвым подписали подготовленный дипломатами и специалистами договор о совместной разработке космических аппаратов гражданского и научного назначения. Для Франции это была наиболее реальная возможность относительно быстро войти в «клуб космических держав», даже не имея пока собственной ракеты-носителя для вывода спутников на орбиту.

   Впрочем, де Голль в кулуарах намекнул Никите Сергеевичу, что работа по созданию французской РН лёгкого класса уже начата:

   – Лет через пять мы сами сможем запускать на орбиту лёгкие спутники, – сказал президент. – Запомните это название – «Диамант». Вы о нём ещё услышите.

   Основная совместная работа с французами в космической области уже шла с января 1960 г – во Французской Гвиане началось строительство космодрома Куру. На площадке №1 строился стартовый комплекс для РН «Союз-2» (АИ). Британский премьер предсказуемо отклонял любые попытки сближения позиций, поставив безоговорочным предварительным условием возврат кораблей.

   В кулуарах Хрущёв и Эйзенхауэр обсудили ещё один вопрос, положительного решения которого особенно опасались политические «ястребы» с обеих сторон – возможный запрет на проведение ядерных испытаний в атмосфере. Радиоактивные осадки не радовали ни американцев, ни европейцев. У нас, в силу невероятной секретности, об этой проблеме говорили меньше, но это не означало, что Никита Сергеевич уделял ей меньше внимания.

   Впрочем, Хрущёв вёл переговоры о запрете ядерных испытаний с оглядкой. Он сформулировал позицию СССР так:

   – Мы предлагаем запретить ядерные взрывы в атмосфере, на поверхности Земли или воды, и под водой, а также в плоскости эклиптики, – это слово Никита Сергеевич прочитал по бумажке, – на высотах, где располагаются радиационные пояса Земли – чтобы не вредить летающим на орбите спутникам. Проводить ядерные испытания для совершенствования оружия необходимо, поэтому мы предлагаем взрывать под землёй, в глубоких шахтах, откуда радиация не сможет выйти на поверхность. Также следует оставить возможность «технологических» ядерных взрывов малой мощности – скажем, до 10 килотонн или сколько там насчитают учёные – на поверхности земли, и в приполярных областях, в стратосфере и в космическом пространстве. В этом случае меньше вероятность образования искусственных радиационных поясов. Но «технологические» заряды должны быть специализированными, с уменьшенным выделением радиации, насколько это вообще возможно.

   – Вообще-то мне говорили, что при взрыве малой мощности плутоний реагирует в меньшей степени, и взрыв, наоборот, получается более «грязным», – припомнил Эйзенхауэр. – Этот вопрос следует проработать подробнее.

   – Из бесед с нашими специалистами я помню, что термоядерное устройство менее грязное, оно как бы «дожигает» остаток непрореагировавшего плутония, – вспомнил Хрущёв. – Тут, безусловно, надо подключить учёных, чтобы принять обоснованные решения. Помнится, специалисты мне недавно говорили, что как раз взрывы малой мощности можно сделать «чистыми», почти без радиоактивного заражения.

   Никита Сергеевич ничего не уточнял, и президент воспринял его слова, как намёк на возможную реализацию «гафниевой бомбы», о которой его предупредили по каналам разведки.

   – Меня тоже беспокоит проблема радиоактивного заражения местности при испытаниях, – согласился Айк. – Но на меня очень сильно давят военные, мне будет сложно переломить «атомное лобби».

   – На меня тоже изрядно давят, – «признался» Первый секретарь. – У меня была даже идея объявить в 1958 году мораторий на ядерные испытания, но наши «ястребы» меня уговорили. А там ещё и вы, с вашей высадкой в Ливане... Подпортили.

   – Лучше не напоминайте... – скривился Эйзенхауэр. – М-да... Сколько хороших ребят погибло... Скажите, это ведь вы организовали?

   – Нет, господин президент, – покачал головой Хрущёв. – Наше оружие ливанскому Сопротивлению незадолго до этих событий действительно перепало, реэкспортом через Сирию, но наших войск там не было.

   – Понятно... Ваша «сверхбомба» – лучший аргумент в пользу запрета ядерных испытаний, – признал Айк. – Я попробую продавить такое решение, но это будет очень сложно. У меня в этой связи есть одна идея. Что если мы попробуем пойти поэтапно? Для начала запретим наземные и подводные взрывы, как наиболее опасные по заражению местности, а также взрывы под землёй на малой глубине, кроме упомянутых вами «технологических». Временно оставим военным возможность высотных взрывов, когда огненный шар не касается земли, и глубоких подземных, а также ограничим мощность разумными пределами? Вторым этапом можно будет запретить вообще все взрывы в атмосфере, кроме «технологических».

   – Это отличная мысль, – одобрил Никита Сергеевич. – Я согласен. Будем «есть слона по кусочкам». Давайте ещё обсудим этот вопрос со специалистами, и если всё обстоит так, как мы думаем, то во время вашего визита можно будет подписать соглашение.

   – Пусть так, – подтвердил президент. – Пока предлагаю держать нашу договорённость в секрете, чтобы вокруг неё было поменьше лишних споров и спекуляций.

   Эйзенхауэр намеревался оставаться в Париже ещё два дня, чтобы обсудить с де Голлем и Макмилланом ряд вопросов функционирования НАТО. Затем у президента был намечен визит в Португалию. Хрущёв также задержался на пару дней. 21 мая он должен был принимать в советском посольстве французских коммунистов – Жака Дюкло, Мориса Тореза и его супругу Жанетту Вермерш. Но стихия вынудила мировых лидеров частично изменить планы.

   21 мая 1960 г в 6.02 по местному времени в Чили, в районе полуострова Арауко произошло землетрясение силой в 7,75 балла по шкале Рихтера. Его интенсивность оценивалась как VII степень по шкале Меркалли. Учёные, изучив сейсмограммы, насчитали 19 эпицентров, некоторые из них располагались в море.

   В Чили в это время жили около 7,7 миллионов человек. Качество постройки жилья было крайне низким, 45% чилийцев жили в неприемлемых на сегодняшний день условиях. Большая часть населения проживала в сельской местности. Дома там строились из сырого кирпича, либо из каменной кладки. Низкое качество строительства и отсутствие контроля за уже возведенными зданиями способствовали увеличению ущерба.