Текст книги "Цвет сверхдержавы - красный. Восхождение. часть 3 (СИ)"

Автор книги: Сергей Симонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 111 страниц)

   – Понятно, – коротко кивнул Хрущёв. – Сергей Палыч, а что с «Днепром»?

   – Технический проект универсального ракетного модуля подготовлен, начато изготовление деталей оболочки баков окислителя, – доложил Королёв. – Пока всё упирается в проблемы с двигателем. Мы пока не знаем, удастся ли Валентину в разумные сроки довести до ума метановую версию. А не имея двигателя, нет возможности делать ракету. Один криокомпонент или два – есть разница, и немалая.

   – А что, если пока сделать вариант «Днепра» на керосине и кислороде, ведь керосиновый РД-33 у вас уже доведён до достаточно высокой степени надёжности? – спросил Никита Сергеевич.

   – Такой вариант возможен, – подтвердил Королёв. – Мы в ближайшее время планируем испытать двигатель в полёте, на «Союзе-2.1», он же – «гражданская версия» глобальной ракеты ГР-1. После этого можно будет принять решение о постройке керосинового варианта «Днепра».

   – Годится, – Хрущёв расплылся в широкой улыбке. – Меня известить не забудьте. Я за ваш успех кулаки подержу.

   – Сообщим обязательно, – заверил Королёв.

   – По Р-9 что у вас получается?

   – Периодически ещё случаются высокочастотные колебания в двигателе РД-111, – признал Глушко. – Боремся, выявляем причины, поставили демпферы на всех трубопроводах, но их конструкция ещё требует доводки.

   – А керосиновый РД-33 на Р-9 нельзя поставить? – спросил Первый секретарь. – Ведь на нём высокую частоту вроде как побороли?

   – Ещё не до конца побороли, Никита Сергеич, – ответил Глушко. – Иногда ловим, на некоторых режимах. Но там дело даже не в колебаниях.

   – В чём же?

   – Причины, скорее, планово-организационные, чем технические, – продолжил Королёв. – Ракета уже строится серийно – на испытаниях ведь стрелять ими надо. Заказчик поставил достаточно жёсткие сроки сдачи изделия.

   – Именно, – добавил Глушко. – На момент начала проектирования Р-9 двигатель замкнутой схемы был ещё на уровне экспериментальной отработки, и ставить его на боевое изделие мы не рискнули, решили пойти более консервативным путём. В ракете и без того было много новых, непроверенных решений – один только центральный привод управления чего стоит.

   – Это что? – тут же спросил Хрущёв.

   – Изобретение Бориса, – Королёв кивнул на сидящего рядом Бориса Евсеевича Чертока. – На Р-7 мы использовали дополнительные рулевые двигатели, а на Р-9 их нет, на ней камеры основного двигателя первой ступени качаются целиком, под действием гидроцилиндров.

   – Не только моё, мы работали вместе с Виктором Калашниковым и Львом Вильницким, – вставил Черток.

   – О как! А раньше так не делали? – спросил Никита Сергеевич.

   – Нет, это первый раз.

   – Очень перспективное решение, – признал Глушко. – Мне сразу понравилось. Двигатель становится легче, а управляющие моменты – сильнее, ведь качающие гидроцилиндры подпитываются керосином от турбонасосного агрегата, а там давление под 140 атмосфер. (цифры и подробности см. Б.Е. Черток, «Ракеты и люди»)

   – Опять же, переохлаждённый кислород, новый гироскоп, старт из шахты, либо с подвижной железнодорожной установки (АИ), решётчатые стабилизаторы – в общем, много всего нового, – рассказал Королёв. – Поэтому как минимум первую серию ракет для испытаний делаем с двигателем РД-111, а РД-33 отрабатываем на глобальной ГР-1. Опять же, расход у РД-33 значительно больше, первую ступень нужно увеличивать, чтобы реализовать все его возможности.

   – Понятно, – кивнул Хрущёв.

   Увеличение длины ступени сразу тянуло за собой более глубокую шахту, следовательно – удорожание стартового комплекса. При том, что дальности Р-9 уже хватало для поражения всей территории США.

   – А что по РТ-2?

   – Там Садовский работает планомерно, где-то в конце мая планируем выкатить её на испытания, – ответил Королёв.

   – Ну, наконец-то! – обрадовался Первый секретарь. – А то американы уже трясут своим «Минитменом», и Володька меня осаждает, предлагает сделать недорогую ракету на высококипящих компонентах. (УР-100, ракета, обеспечившая ядерный паритет по МБР)

   – Возможно, такую ракету сделать придётся, мы ведь ещё не знаем, как пойдут испытания РТ-2, – заметил Руднев. – Конечно, прогресс по твёрдым смесевым топливам у нас наметился впечатляющий, но дальность более 10 тысяч РТ-2 вряд ли обеспечит.

   Никита Сергеевич покосился на Устинова. Дмитрий Фёдорович мрачно молчал, всем своим видом показывая, что не собирается впускать Челомея в свою «ракетную епархию».

   – Начнём испытания, там будет видно, – решил Хрущёв. – Девяти с половиной тысяч нам должно хватить, а обслуживание твердотопливной ракеты куда как безопаснее, чем жидкостной.

   – Тут ещё один момент, Никита Сергеич, – сказал Королёв. – Характеристики ГР-1 позволяют сделать на её базе не только глобальную ракету, но и противоспутниковую, способную поражать спутники противника на их рабочих орбитах. Товарищ Челомей тут уже носился с идеей управляемого спутника-перехватчика, так вот, эта полезная нагрузка как раз для нашей красавицы.

   – Гм... Вот как? – Первый секретарь задумался. – Я с ним поговорю об этом. А как у вас с отработкой его маневрирующей головной части на Р-9?

   – Пока ракета не начала надёжно летать, мы таким дорогим высокоточным изделием не рискуем, – пояснил Сергей Павлович. – Челомей пока его на янгелевских изделиях испытывает.

   – Понятно. Хорошо, тут я на ваш опыт полагаюсь. Так, по боевым вроде всё, – заключил Хрущёв. – Теперь давайте по космосу.

   – Отработка «Севера» идёт в ходе запусков фоторазведчиков «Зенит», – ответил Королёв. – Не без приключений, но работа движется согласно плану. В сроки уложимся.

   – Это главное, – одобрил Никита Сергеевич. – Товарищ Серов сообщает, что у американов каких-либо серьёзных прорывов не наблюдается, поэтому работайте по плану. Спешка, она, сами знаете, когда хороша.

   Все заулыбались.

   – Блох нам на каждом изделии ловить приходится, – усмехнулся Королёв. – Сейчас нам, Никита Сергеич, важно максимально отработать автоматические межпланетные станции, чтобы в сентябре этого года отправить АМС к Марсу.

   – Это так важно? – нахмурился Хрущёв. – Сфотографировать Марс можно и попозже.

   – Более чем важно. Сфотографировать – да, можно и позже, а вот разведать радиационную обстановку на траектории полёта к Марсу надо чем раньше, тем лучше, – пояснил академик Келдыш.

   – Именно. От этого будет зависеть конструкция радиационного убежища для экипажа, – добавил Сергей Павлович. – Убежище – наиболее тяжёлый компонент корабля, не считая заправленных топливных баков. И очень ответственный, от него будет зависеть здоровье и жизнь экипажа в случае вспышки на Солнце или ещё какой-либо радиационной аварии. Опять же, на борту, так или иначе, предполагается реактор, более или менее мощный, в зависимости от типа применяемого двигателя. Будет ли излучение реактора самым сильным источником радиации во время полёта, или нет – от этого зависит многое.

   – Понятно, – Хрущёв покивал, соглашаясь.

   – Мы уже испытали на одной из опытных АМС ионные двигатели ориентации, – доложил Королёв.

   – Вот это здорово! И как?

   – Результаты многообещающие. Получилось компактно, удобно, и обеспечивает весьма точное прицеливание. Также мы испытали микроволновой двигатель конструкции товарища Расплетина.

   «Микроволновым двигателем Расплетина» специалисты ОКБ-1 окрестили между собой EmDrive.

   – Да ну? – изумился Никита Сергеевич. – И что? Оно работает?

   – Работает. Тяга предсказуемо маленькая, на уровне ионных двигателей, если не слабее, но, так как рабочее тело не расходуется, этот двигатель выглядит весьма перспективным для АМС, исследующих дальние планеты Солнечной системы.

   – Очень хорошо. На марсианскую станцию этот двигатель будете ставить?

   – На ближайшую – нет. На неё надо ставить обычный химический двигатель для коррекций траектории. И спускаемый аппарат.

   – Ого! Собираетесь сразу сесть на Марс?

   – Попробовать необходимо. Следующая попытка только через полтора года, – пояснил Сергей Павлович. – Конечно, если честно – шансы невелики. Поэтому мы и собираемся сейчас запустить несколько станций к Луне, а на обратном пути отработать отделение спускаемого аппарата и вход в атмосферу на второй космической скорости.

   – Вот как? Давайте, хорошо придумано, – одобрил Хрущёв. – Только вот атмосфера-то у Земли не такая, как у Марса?

   – Верхние слои земной атмосферы похожи на атмосферу Марса, – пояснил Келдыш. – Если поведение аппарата на этом участке будет соответствовать расчётному, то велика вероятность, что и на Марс сесть удастся.

   – Годится. Тут я на вас полагаюсь, мне добавить нечего. Молодцы. Работайте по этой теме, как считаете нужным. Все слышали? – Первый секретарь окинул грозным взглядом Устинова, Руднева и Гришина.

   – Всё понятно, товарищ Хрущёв, – заверил Устинов. – Обеспечим помощь и поддержку.

   – То-то! А что с большой ракетой товарища Исаева? – спросил Никита Сергеевич.

   – И смех и грех, – криво усмехнулся Королёв. – Двигатель-то Исаев сделал. А вот у Исанина проблемы возникли. Алюминий для судостроителей металл пока непривычный. Технологии ракетостроения им ещё осваивать надо. Нормы прочности совершенно другие, толщины по их меркам мизерные... В общем, мы им, конечно, помогаем. Товарищ Кузнецов сделал для исаевского двигателя низконапорный турбонасосный агрегат с большим расходом, на давление 20 атмосфер. Они даже сумели переделать свой мегагоршок на замкнутую схему и выжать аж 400 тонн тяги.

   Но бандура таких габаритов выходит нежёсткая, баки надо держать постоянно наддутыми, даже в процессе сборки изделия на заводе. В общем, скорого результата я бы там не ждал, – заключил Сергей Павлович.

   – Жалко, – констатировал Хрущёв. – А я уж думал – переплюнем мы американов и фон Брауна. Да и двигатель мощный, что же, выходит, зря пропадает?

   – Ну, задача ведь не просто так переплюнуть, а с толком для дела, – ответил Королёв. – Есть у нас одна задумка...

   – Так, давайте! – Никита Сергеевич тут же оживился, потирая руки.

   – Мы тут обсуждали идею мощного носителя, со стартовой массой около 1600 тонн, и ядерным двигателем на второй ступени. Вот на него двигатели Алексея Михайловича и можно будет поставить. Как раз пять штук хватит. (Такой носитель именно в то время обсуждался, см. Б.Е. Черток «Ракеты и люди»)

   – У вас какие-то эскизные проработки уже есть? – спросил Первый секретарь.

   Королёв развернул и повесил на стойку плакат, на котором была изображена ракета пакетной схемы, похожая на УР-700. Она вся, казалось, состояла из отдельных «колбасок». В центре был водружён большой водородный бак второй ступени.

   – Это пока всё очень предварительно, – предупредил Сергей Павлович.

   – А стартовать она будет с земли? Или с воды? – поинтересовался Хрущёв.

   – С земли. Старт с воды – дело новое, неизученное, опять же, криокомпоненты, неминуемое обледенение…

   – То есть, понадобится стартовый комплекс. М-да… – Первый секретарь задумался. – В общем-то, беспокоит даже не это. Насколько я понял товарища Иевлева, ранее 1967 года ядерного двигателя ждать нечего. Тут или ставить на вторую ступень обычный двигатель на водороде, или откладывать разработку. И второй момент – вот такая… «соборная архитектура» – это же лишний вес? Или я неправ?

   – Да, лишняя масса, но её можно уменьшить применением композитных материалов, зато такая конструкция получается более жёсткой, чем единые баки большого диаметра. Тут и технологические ограничения сказываются, – пояснил Королёв.

   – Угу, угу… Валентин Петрович, а по водородному двигателю у вас как дело движется? – спросил Хрущёв.

   – Сделали несколько экспериментальных двигателей небольшого размера, и изучаем на них особенности поведения жидкого водорода, – ответил Глушко. – Начали с самого маленького, и постепенно увеличиваем размерность.

   – То есть, работа идёт?

   – Идёт, товарищ Первый секретарь. Может быть, не так быстро, как хотелось бы, но водород – дело новое. Поэтому решили сначала научиться работать с парой криокомпонентов на метан-кислородном двигателе.

   – А вот мне разведка докладывает, что у супостатов уже идёт разработка водородного двигателя RL-10, – заметил Никита Сергеевич. – Знаете о нём?

   – Сведения по нему мы от товарища Серова получили, – подтвердил Глушко. – Хотя и не такие подробные, как по другим образцам.

   – Я вот думаю, а двигатель, подобный тому, что сделал товарищ Исаев, может работать на водороде? – спросил Хрущёв.

   – Двигатель Алексея Михайловича с минимальной модификацией форсунок может работать на всём, что горит, – усмехнулся Глушко. – Но, скажем так, работает он значительно менее эффективно, чем обычный, классический ракетный двигатель той же массы, имеющий высокое давление в камере.

   – Но при этом он ведь развивает очень большую тягу, так? – уточнил Никита Сергеевич. – Значительно большую, чем вы обеспечили пока что даже на самом передовом РД-33?

   – Да, но удельная масса у такого двигателя значительно больше… – начал Глушко.

   – Вы, Валентин Петрович, можете сейчас сделать классический двигатель на такую же тягу?

   – Пока что не можем, – признал Глушко. – Но мы над этим работаем.

   – Вот когда сможете, тогда и будем рассуждать об удельной массе и неэффективности. А пока 400 тонн тяги может выдать только этот, как вы говорите, «горшок», то его и будем использовать! – решил Хрущёв. – Вот и проведите испытания этого двигателя на водороде.

   – Никита Сергеич, исаевский двигатель лучше всего использовать на первых ступенях, – вмешался Королёв. – А водород как раз выгоднее применять на второй и третьей ступени, для которых «горшок» Алексея Михайловича слишком тяжёл. Он на верхних ступенях будет «съедать» слишком много массы полезной нагрузки. Тут не надо спешить, надо учитывать все факторы.

   – Хорошо, хорошо, – Первый секретарь поднял руки, соглашаясь. – Расскажите лучше, что по другим проектам? По орбитальным станциям, например?

   – По этой тематике пока идёт эскизное проектирование, – ответил Королёв. – Пока не летает тяжёлый носитель и основной космический корабль, приступать к техническому проектированию орбитальной станции преждевременно. Нет ни отработанных бортовых систем, ни ясности с массогабаритными характеристиками. Можно напроектировать всего разного, а потом будем переделывать.

   Сейчас основная работа по этой теме – стыковочные узлы. Мы надеемся, что вам удастся договориться с Эйзенхауэром и подписать соглашение о совместной разработке стандартного стыковочного узла. Это было бы очень важным прецедентом. Дипломаты, насколько я знаю, соглашение подготовили.

   – Я тоже надеюсь, что или в Париже, или во время визита Айка мы это соглашение подпишем, – подтвердил Хрущёв. – Но международная обстановка непростая, всё в любой момент может сорваться и обернуться новым витком «холодной войны». А по стыковочным узлам вы уже что-то сделали, или пока только прикидки?

   – Сделали макетный образец, в 1/4 натуральной величины. Вот он, в углу стоит.

   Никита Сергеевич встал и подошёл к замысловатой конструкции, укреплённой на сваренной из стальных уголков тележке.

   – Ух ты! Так это что, действующая модель? Кто делал?

   – Модель действующая, а разработчик – Сыромятников Владимир Сергеевич, наш специалист.

   – А можно его позвать? – спросил Хрущёв.

   Сыромятников оказался совсем ещё молодым инженером – в ОКБ-1 он пришёл в 1956 году. Тем не менее он очень толково рассказал, как работает его стыковочный узел, а затем, подключив тележку к розетке, продемонстрировал работу агрегата вживую.

   – Мы при разработке рассматривали две основных схемы – штырь-конус, и андрогинный узел, с лепестками, – пояснил Сыромятников, развернув два плаката. – Схемы нам Сергей Палыч набросал, но от схемы до работающей модели прошло три года. Когда стало известно о переговорах с американцами и возможной стандартизации стыковочных узлов, выбрали андрогинный узел.

   – Так сказать, чтобы при стыковке никаких фрейдистских ассоциаций не возникало, – усмехнулся Гришин.

   Все понимающе заулыбались – внушительный стыковочный штырь в схеме «штырь-конус» поневоле наводил на весёлые мысли.

   – Тут ещё один момент есть, – продолжил Владимир Сергеевич. – Узел «штырь-конус» после стыковки космонавтам придётся разбирать и вынимать штырь с конусом из прохода, а потом ставить обратно. С андрогинным узлом, если лепестки сделать снаружи, эта операция исключается. Хотя по конструкции андрогинный узел выходит тяжелее.

   – Это, так сказать, основная, механическая часть системы стыковки, – пояснил Королёв. – Сейчас ещё разрабатывается управляющая, программно-аппаратная часть, система сближения и стыковки, которая будет обеспечивать подход корабля к станции или другому кораблю (http://famhist.ru/famhist/chertok/0032d228.htm). Вот с ней возни будет, пожалуй, побольше, чем с самим стыковочным узлом. Там в одних антеннах чёрт ногу сломит.

   – То есть, и на этом направлении работа движется? – полуутвердительно спросил Первый секретарь.

   – Конечно, к моменту начала полётов кораблей с орбитальными отсеками мы рассчитываем довести систему как минимум до стадии опытной отработки, – заверил его Руднев. – У меня эта работа на особом контроле.

   – Ну, что же, вижу, работа идёт очень неплохо, – Хрущёв был доволен.

   – Никита Сергеич, тут есть один занятный проект… не знаю, как и доложить… – замялся Сергей Павлович. – На мой взгляд, всё это детский сад, конечно…

   – То есть?

   – Помните, мы с вашей подачи привлекли с сотрудничеству детскую коммуну из Ленинграда? – напомнил Королёв.

   – Помню, конечно! И что, ничего не получилось?

   – Почему же, по основной теме – оранжерее для будущего ТМК – работа у них продвигается вполне успешно. Достигнуты достаточно неплохие результаты, летом мы планируем в одном из спускаемых аппаратов «Севера» отправить в беспилотный полёт мини-оранжерею с растениями, – доложил Главный конструктор. – Проверим на практике в условиях космоса выживаемость растений в автоматической гидропонной теплице. Кстати, всю автоматику для этой гидропоники они сами разработали, мы им только программно-временное устройство дали, уже современное, полупроводниковое. А все клапаны с дистанционным управлением от реле и саму циклограмму полива они сами сделали.

   – Ого! Молодцы, ребята! – Никита Сергеевич даже не ожидал, что из его инициативы вырастет подобный результат. – А вы говорите – детский сад! Это же ваша будущая смена подрастает, товарищи! Как можно недооценивать такие возможности подготовки кадрового резерва?!

   Королёв, разумеется, и сам понимал, что эти самые «детишки» в недалёком будущем могут стать надеждой и опорой советской космонавтики, реальной, действенной связью поколений. Но занятость и жёсткие сроки разработок редко позволяли уделять достаточно внимания «молодёжным проектам».

   – Так что они там придумали, вы начали? – спросил Первый секретарь.

   – Тут такое дело… Ребятишки эти, с 58-го года, при содействии ДОСААФ, уже по всему Союзу между коммунами в разных городах наладили связь по радио. Но страна у нас большая, и не всегда коротковолновая связь работает устойчиво. Вот они между собой посовещались, и написали нам в Главкосмос совместное письмо-обращение от Всесоюзной пионерской организации и комсомола с предложением – хотят сами для себя разработать и сделать специальный «пионерский» спутник связи.

   – Ух ты! Это они здорово придумали! – Хрущёв пионерскую инициативу поддержал сразу и безоговорочно. – Но запуск ракеты – дело недешёвое.

   – Есть один вариант – запустить этот спутник совместно с каким-то другим, два спутника одной ракетой, – подсказал Мстислав Всеволодович Келдыш. – Если сделать его компактным и лёгким, то можно запустить его, например, вместе с одним из спутников «Молния», на ту же вытянутую орбиту.

   – Вы сначала хоть одну «Молнию» запустите, – строго заметил Первый секретарь.

   – Запустим, обязательно, – заверил Королёв. – Работа по «Молнии» уже выходит на финишную прямую.

   – Пионерский спутник, говорите… Так… а к июню его сделать можно? – тут же прикинул Никита Сергеевич.

   В июне, если всё пойдёт как надо, планировался визит президента Эйзенхауэра в СССР. Хрущёв, во время визита в США в сентябре прошлого года, пригласил Айка приехать вместе со внуками. Одним лишь приглашением их на Байконур, можно было нанести всем заокеанским противникам улучшения отношений между США и СССР сильнейший пропагандистский удар, о чём Первый секретарь тут же и поведал собравшимся:

   – Вы только представьте, вот приедет в июне Айк с внуками, пока мы с ним переговоры ведём, его семейство можно будет, скажем, в «Артек» отвезти, пообщаться с советскими пионерами вживую, поучаствовать в постройке этого самого спутника, пусть даже на завершающем этапе, – предложил Никита Сергеевич. – А потом свозить их на Байконур, вместе с нашими ребятишками, конечно, и живьём показать запуск.

   – Да вы что, Никита Сергеич! – оторопел Руднев. – Американского президента с внуками в МИК пустим? Там же всё кругом секретное, основной носитель – та же самая баллистическая ракета!

   – И что? – скептически усмехнулся Хрущёв. – В МИК можно их не водить, фотоаппараты они сдадут, а если они на старт издали посмотрят – так нам даже лучше. Пусть проникнутся мощью и возможностями социалистической державы.

   – А я бы им и МИК показал, – вставил академик Келдыш. – Что они там запомнят, даже если увидят? Скорее, они будут так подавлены этим зрелищем, что потом вспомнят только самые общие впечатления, без подробностей.

   – Вот пусть посмотрят вблизи на Р-9 и ГР-1, – согласился Никита Сергеевич. – Авось задумаются, что будет, если такая штука в Вашингтон прилетит. Я бы им там ещё и «кузькину мать» рядышком выложил, нехай смотрят.

   – Ох… – Сергей Павлович только сейчас сообразил, на что он подписался. – Не дай бог, если запуск окажется неудачный…

   – А вот этого как раз бояться не следует! – решительно заявил Хрущёв. – Надо только подготовить не один спутник, а два или три. Ведь если происходит авария при выведении нашего основного спутника, мы всё равно готовим резервный спутник и ракету. Ну, рванёт, ничего страшного, бывает. Техника новая, сложная, у американцев тоже «Атласы» и «Торы» то и дело взрываются. Изображать, что при социализме аварий не бывает – оно, конечно, можно, только это донельзя глупо.

   Одной фразой Никита Сергеевич в этот момент отменил официальную линию отдела пропаганды ЦК КПСС, доставлявшую массу хлопот коллективу Главкосмоса.

   – Так что же, мы теперь будем признавать, что у нас тоже бывают неудачи? – уточнил Руднев.

   – А что, до сих пор не признавали? – удивился Хрущёв.

   – Нет, отдел пропаганды ЦК заявил, что «у нас аварий быть не может». Вот и вынуждены мы придумывать официальные заявления, когда очередной спутник выходит не на ту орбиту…

   – Чушь это несусветная! – заявил Первый секретарь. – Молодцы, что подсказали, я с этими идиотами сам разберусь. А насчёт «пионерского» спутника, вы, товарищи, подумайте. Заставить вас я не могу, но оказать стране и партии услугу в деле пропаганды социализма вы можете очень весомую.

   – Хорошо, Никита Сергеич, подумаем. Обещать сразу не буду, но если получится – «коза» для американов выйдет и вправду солидная, – сообразил Королёв. – Они там в NASA ковыряются непонятно с чем, а у нас в это время дети собственные спутники запускают.

   – А я о чём? – ухмыльнулся Хрущёв. – Это ли не доказательство преимущества социализма?!

   Озадачив, таким образом, руководство Главкосмоса новой идеей, Первый секретарь вернулся в Кремль.

   После успешного фотографирования обратной стороны Луны осенью 1959 года, Королёв решил развить успех и отработать типовую конструкцию АМС для исследования Марса и Венеры, запуская их в сторону Луны. Предложенная им к разработке программа полёта напоминала полёт АМС «Зонд-3» 1965 года. Зная, что «Луна-3» сфотографировала далеко не всю поверхность обратной стороны Луны, Сергей Павлович предложил заснять пропущенные в прошлом году участки.

   Пока Никита Сергеевич вёл переговоры в Индии и в Индонезии, на Байконуре продолжали отработку Р-9, и готовили к первому старту «Союз-2.1». Р-9 продолжала периодически «выкидывать фортели». Подводили то двигатели, то система управления, но в ходе тщательной отработки постепенно удавалось вычистить все огрехи. Королёв понимал, что её недоработки могут автоматически перейти и на ГР-1. Ракету предстояло ещё тщательно отрабатывать. По согласованию с Глушко и Николаем Дмитриевичем Кузнецовым на удлинённую первую ступень Р-9 поставили новый двигатель РД-33 – его керосин-кислородный вариант.

   Глушко в это время уже работал над метан-кислородным вариантом для тяжёлого носителя по проекту «Днепр». Это была своего рода промежуточная ступень к созданию двигателя на жидком водороде и кислороде. Валентин Петрович хотел потренироваться на двигателе, работающем на двух криокомпонентах, но сразу связываться со всем букетом проблем, сопровождавшим жидкий водород, не решался. У него хватало и других проблем – на нём ещё «висели» проекты ракетных двигателей для изделий Михаила Кузьмича Янгеля.

   В то же время Сергей Павлович понимал, что для запуска АМС к Луне, Марсу, Венере и спутника связи «Молния» на вытянутую орбиту важно отработать именно блоки «И» и «Л», а чем вытаскивать их на орбиту – «девяткой» или «семёркой» – было не столь важно. Но ему хотелось попутно отработать в полёте и новый двигатель, в который было вложено столько усилий. Работа над РД-33 шла с конца 1956 года, совместными силами ОКБ-456 Глушко и ОКБ-276 Кузнецова (АИ). Николай Дмитриевич делал турбонасосный агрегат, а Валентин Петрович – весь остальной двигатель.

   РД-33 разом добавил ракете лишние 10 тонн тяги, к тому же однокамерный двигатель, пусть и более сложной закрытой схемы, обходился заметно дешевле четырёхкамерного РД-111. Поэтому в его отработке были заинтересованы и военные, рассчитывавшие за счёт большей тяги увеличить количество боевых блоков.

   В середине февраля ракету «Союз-2.1» вывезли на старт. Казалось бы, все её составные части были неоднократно испытаны по отдельности на земле. Но Сергей Павлович не хотел рисковать, и в первом запуске нового носителя приказал заменить полноценную АМС «Зонд» упрощённым габаритно-весовым макетом. На нём была установлена лишь часть аппаратуры – командная радиолиния, система ориентации на ионных двигателях, солнечные батареи для её питания, радиопередатчик и телеметрическая система со множеством датчиков. По ним предстояло собирать информацию о поведении аппаратуры.

   На случай возможной аварии Королёв распорядился приладить к макету систему аварийного спасения, уже хорошо себя зарекомендовавшую при отработке спускаемого аппарата «Севера» (АИ, см. 04-04).

   Сергей Павлович с 1957 года ввёл на полигоне строжайшие правила безопасности – после того, как узнал, что в «той» истории 19 апреля 1960-го года его заместителя Бориса Евсеевича Чертока и ещё несколько десятков человек едва не прибило падающим ракетным блоком. Описание и обнаруженная Серовым в смартфоне Веденеева документальная съёмка катастрофы 24 октября 1960-го, в которой погибло, по разным данным, от 78 до 126 человек, вообще привели его в ужас. Теперь на пусковых площадках ОКБ-1 категорически запрещалось находиться вне защищённого помещения кому-либо из незанятых непосредственной работой на заправленной ракете, а перед стартом в бункер загоняли вообще всех. По прямому указанию Королёва особист устраивал перекличку по списку. Опоздавший автоматически становился виноватым в задержке старта, что не прощалось никому.

   Был резко ужесточен порядок доступа на «нулевую отметку» – так называли основную бетонную площадку стартовой позиции. с началом заправки там устанавливался особый режим. Все участники подготовки теперь носили специальные цветные нарукавные повязки. По мере прохождения этапов подготовки обладатели повязок того или иного цвета организованно покидали старт. Последними после пятнадцатиминутной готовности уходил в бункер персонал в красных повязках.

   Было организовано сетевое планирование работ на стартовой позиции. В сетевом графике проставлялось точное время и место осуществления каждой операции. Ответственный исполнитель от воинской части, контролирующие его офицер управления полигона и представитель промышленности должны были, выполнив свою операцию, покинуть рабочее место до очередного вызова или эвакуироваться в заранее известный район. (В реальной истории такая система безопасности была введена после катастрофы 24 октября 1960 г)

   Старт назначили на 16 февраля. Новый скоростной заправочный агрегат заполнил ракету переохлаждённым жидким кислородом за считанные минуты. Пришлось ещё ждать пару минут, пока запущенный заранее гироскоп наберёт требуемые обороты. Рядом с Королёвым в бункере находился командующий РВСН маршал Неделин, он был председателем Государственной комиссии, дающей официальное разрешение на старт.

   Королёв доложил ему о готовности ракеты. Маршал дал разрешение.

   К перископам встали заместитель начальника полигона Александр Ильич Носов и один из заместителей Королёва, Леонид Александрович Воскресенский. За основным пультом, как обычно, расположились руководитель испытательной команды инженер-подполковник Евгений Ильич Осташёв, и «стреляющий офицер» Борис Семёнович Чекунов.

   Всех, кто не был непосредственно занят при пуске, Королёв привычно выпроводил в «гостевую комнату» бункера. Остались лишь Черток, Пилюгин, несколько инженеров-«управленцев» из его команды.

   Ракета была готова к запуску. Осташёв повернул ключ на старт, запустив стартовую последовательность операций. Теперь в бункере была установлена ЭВМ PDP-1М, которая и выдавала все команды в соответствии с временем. Осташёв лишь озвучивал прохождение команд, но мог в любой момент прервать или задержать старт.

   После поворота второго ключа закрылись дренажные клапаны, вокруг ракеты исчезли пары жидкого кислорода.

   – Наддув, – произнёс Осташёв.

   Теперь ракета держала устойчивость за счёт внутреннего давления. Кабель-мачта отъехала от ракеты, теперь она стояла самостоятельно на стартовом столе, удерживаемая разрывными болтами. В тишине прозвучал привычный отсчёт.

   Всё шло нормально, оснований для задержки старта не было. Чекунов нажал кнопку пуска.

   – Зажигание!

   Из сопла двигателя в бетонную траншею уловителя ударила колонна белого пламени. «Союз-2.1», сделанный на базе боевой ракеты, стартовал совсем иначе, чем «семёрка». Та поднималась медленно, величественно. Большая тяговооружённость Р-9 и ГР-1 была обеспечена специально для военных. Ракета должна была стремительно вылетать из пусковой шахты, и моментально уходить вверх, на случай возможного опережающего удара противника.