Текст книги "Цвет сверхдержавы - красный. Восхождение. часть 3 (СИ)"

Автор книги: Сергей Симонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 111 страниц)

   – Спутники такие делать будем, – решил Первый секретарь. – Уж очень много возможностей они обеспечивают. А на каком носителе вы планируете их выводить?

   Челомею очень не хотелось зависеть от Королева и Янгеля. Он хотел самостоятельности и непохожести. Ракете-носителю Владимир Николаевич придумал даже другой индекс вместо общепринятого Р – ракета УР, универсальная ракета.

   Была и ещё одна причина. Челомей задумал сделать баллистическую межконтинентальную ракету получше, чем у соперников. Говорить о своих намерениях в открытую он пока опасался. Он понимал, что все, от Устинова до Королева с Янгелем, начнут его обвинять в растранжиривании средств. Этого обвинения он опасался больше всего. В отдельной папочке у него лежали компоновки ракеты. Показать их Челомей собирался только если разговор пойдёт благоприятно.

   – Мы предлагаем сделать для них собственный носитель, универсальную ракету УР-200, – Челомей достал из папки картинку-эскиз и передал Никите Сергеевичу.

   – Почему нельзя спутники выводить существующей ракетой? Скажем, той же «семеркой»? – задал ожидаемый вопрос Хрущёв, рассматривая рисунок.

   – «Семерка» для массовых запусков, предполагаемых в нашем проекте, слишком мощный и дорогой носитель, – ответил Владимир Николаевич. – Нужна сбалансированная система «ракета – космический корабль». Требуются носители разных рангов и мощностей, каждый под свои задачи.

   – Ещё одну ракету мы делать не будем, – твёрдо решил Никита Сергеевич. – Королёв делает целое семейство самых разных носителей, и не одно. Из янгелевских ракет тоже лёгкие носители получатся. На них и будем пускать ваши спутники.

   – Наше конструкторское бюро перегружено, – сказал Челомей. – Для решения новых задач хорошо бы нам в помощь подключить занятый не столь актуальной тематикой авиационный коллектив.

   Владимир Николаевич не указал адреса; в случае согласия пусть последнее слово останется за министром.

   – Ну, а что скажет товарищ министр? – Хрущёв повернулся к Дементьеву.

   Дементьев с Челомеем все уже заранее обговорили.

   – Микоян, Лавочкин, Сухой – их трогать невозможно, – Дементьев начал с начала. – За ними фронтовая авиация, без неё не обойтись. На Ильюшине и Антонове висят пассажирские самолеты. О Туполеве и говорить нечего. Остаётся один Мясищев. У него в Филях отличный комплекс: современнейшее конструкторское бюро и большой завод.

   – Мясищева на съедение не отдам, – неожиданно воспротивился Первый секретарь. – У меня на него свои планы. Давайте-ка вот как. Ракету вам строить не придётся. Орбитальную станцию вы делаете совместно с Тихонравовым. Авиакосмический самолёт – совместно с Мясищевым и Бартини. Полностью на вас висят гиперзвуковые маневрирующие боевые блоки, и атомно-импульсная ракета, до которой ещё как до Луны пешком. Да ещё и цыбинское ОКБ вам отдали. Так что, готовьте себе подкрепление из числа молодых специалистов, выпускников институтов. Первоочередная работа у вас – спутник пассивной разведки, а там – посмотрим.

   Челомей лишь слегка вздохнул – подгрести под себя ОКБ-23 Мясищева не вышло.

   – Теперь расскажите, как у вас движутся дела по теме «Орион»? – спросил Хрущёв.

   – По «Ориону» мы сделали важный шаг вперёд – собрали и сейчас отрабатываем механизм хранения и запуска тяговых зарядов, – ответил Челомей. – Конструкцией самого тягового заряда занимается академик Щёлкин, Кирилл Иваныч. Мы сделали поворотную многоярусную кассету, механизм для закрутки и отстрела зарядов через центральную шахту и клапан в опорной плите. Механизм, прямо скажем, нетривиальный, он позволяет выбирать и отстреливать заряд нужной мощности в требуемый момент времени. На нём уже не одно авторское свидетельство получено.

   Всю информацию о нём мы передали в ВИМИ. Насколько я знаю, им очень заинтересовались станочники из ЭНИМС, которые разрабатывают станки-автоматы для обработки мелких цилиндрических деталей, оружейники-танкисты – они работают над проектом танкового автомата заряжания, а также производители оборудования для пищевой промышленности и торговых автоматов. Я тут уже видел в одном гостиничном ресторане торговый автомат для продажи пива и лимонада в бутылках, в нём используется механизм, точь-в-точь как на нашем «Орионе», только хромированный, и размером поменьше, – усмехнулся Владимир Николаевич. – Если ещё оборудование для пищевой промышленности, по разливу молока, соков, вина и пива в бутылки и банки, сделанное с использованием технических решений из нашего проекта, пустить в производство, оно одно уже окупит разработку «Ориона».

   Челомей зарядил плёнку в кинопроектор, повесил на стойку экран и попросил притушить свет. В коротком десятиминутном фильме было показано устройство и принцип действия кассетного хранилища тяговых зарядов, разработанного ОКБ-52, а затем следовал небольшой обзор гражданского оборудования, сделанного на тех же принципах.

   – Вот это вы молодцы, что не забываете о нуждах гражданской промышленности, – одобрил Хрущёв. – Дело нужное. Давайте так. По спутниковой системе разведки и целеуказания пишите проект постановления, совместно с министром. Пётр Васильевич, – он повернулся к Дементьеву, – это вам на контроль. Текущие проекты, как я вижу, у вашего ОКБ движутся, министра прошу также приглядывать за процессом, помогать, решать возникающие вопросы.

   Так было принято решение по созданию морской спутниковой системы разведки и целеуказания «Легенда» и её интеграции в общую военную информационную сеть страны.

   Параллельно с запусками АМС продолжались и пуски спутников фоторазведки, на которых отрабатывали системы будущего пилотируемого корабля «Север», и подготовка к первому пуску телевизионного спутника-ретранслятора «Молния». Персонал полигона и сотрудники ОКБ-1 работали в весьма напряжённом режиме. Руководителям направлений приходилось особенно несладко – приходилось разрываться между совершенно разными программами.

   13 апреля главный маршал артиллерии Неделин, как председатель Государственной комиссии, провел первое заседание перед пуском. Академик Келдыш сделал общий доклад о целях предстоящих во время полёта экспериментов. Бушуев, Вернов, Северный выступили с содокладами. Черток, Рязанский и Росселевич доложили о готовности систем АМС, полковник Носов – о готовности полигона. В 1960 году термин «космодром» ещё не вошёл в широкое употребление. Полковник Левин отчитался о готовности всех служб командно-измерительного комплекса.

   14 апреля АМС после финальных проверок пристыковали к ракете, и в 7 утра 15 апреля установщик впервые вывез «Союз-2.3» на старт. В 9.00 работавшие всю ночь люди отправились отдыхать, старт был назначен на вечер.

   Ракета выглядела совсем иначе, непривычно. Вместо готической колонны Р-7, схваченной за талию поддерживающими фермами стартового стола, «Союз-2.3» смотрелся как широкий кусок средневекового крепостного частокола – три цилиндра одинакового диаметра, средний возвышался над крайними, как вызывающе поднятый палец. Вместо привычного цилиндро-конического головного обтекателя ракету увенчало остроконечное яйцо четвёртой ступени, внутри которого пряталась АМС.

   Заправка носителя переохлаждённым кислородом заняла менее часа, потери были сведены к минимуму. Королёв сам проверил по приборам залитое в каждую ступень количество горючего и окислителя – он помнил, что в «той» истории третью ступень недозаправили керосином, и пуск из-за этого оказался сорван.

   Старт состоялся строго по графику – в 18 часов, 6 минут, 42 секунды. Первая и вторая ступени отработали нормально. Ну, почти нормально – были мелкие отказы, не влияющие на выполнение полётной программы. Благополучно включился двигатель третьей ступени, опустевшие «бочки» первой и второй отделились и рухнули далеко в степи.

   Черток, Голунский, Семагин и Воршев следили за полётом по мониторам системы телеметрии «Трал». Здесь же терпеливо ждал, не мешая профессионалам, Лев Архипович Гришин. Внезапно линия графика, изображавшая на мониторах телеметрии давление в турбонасосном агрегате, резко подскочила, а затем так же резко упала в ноль. Высоко в небе расцвела яркая вспышка взрыва.

   – Авария третьей ступени! Взрыв ТНА! – доложил по радиосвязи Воршев.

   – Кина не будет, – мрачно констатировал Гришин.

   Автоматика управления полётом тут же подала команду на отстрел полезной нагрузки. Пироболты и система аварийного спасения, как и в прошлый раз, сработали безукоризненно. Высокотехнологичное творение Глеба Юрьевича Максимова мягко опустилось на парашюте. Его сопровождали радиолокатором, и подобрали сразу после приземления, отправив спасательную команду на вертолёте.

   – Да что же это такое! – ругался Королёв. – Вроде уже всё проверили, всё вылизали – и всё равно какие-то «бобы» вылезают!

   Проведённый на следующий день анализ телеметрии подтвердил первоначальный диагноз – взрыв турбонасосного агрегата. С третьей ступени резервной ракеты сняли точно такой же ТНА, разобрали до винтика. Осмотрели каждую деталь под микроскопом. И обнаружили незамеченную ранее микротрещину на рабочем колесе турбины. Производственный брак.

   Главный конструктор сам устроил разбирательство. Разгон получился страшный. После тщательной проверки была забракована и отправлена в переплавку вся партия ТНА, уже подготовленная для испытаний Р-9 и ГР-1 – микротрещины в большем или меньшем количестве обнаружились на всех турбинах в партии.

   Одновременно было изготовлено и проверено рентгеновским контролем новое рабочее колесо турбины. 18 апреля привёзли собранный и испытанный на заводе ТНА самолётом на Байконур, где уже была подготовлена резервная ракета. АМС тоже решили использовать резервную – не было уверенности, что использованная в предыдущем пуске не получила скрытых повреждений, а для всесторонних испытаний времени было недостаточно.

   Рано утром 19 апреля ракету вывезли на старт. И тут началось! Внезапно забегали особисты, подготовку к старту было приказано приостановить, ещё не поставленную на стартовый стол ракету – вместе с установщиком накрыть маскировочной сетью и включить дымогенераторы.

   – Да что случилось? – возмущённо спросил Сергей Павлович. – Что они как с ума посходили? Александр Иваныч, – обратился Главный к полковнику Носову. – Узнай пожалуйста, что за бардак?

   Носов, как заместитель начальника полигона, набрал по ВЧ первый отдел:

   – Почему задержка? Что за переполох? Что?! Так… понял… есть ждать разрешения.

   Он повесил трубку и повернулся к Королёву:

   – Товарищ Главный конструктор! Первый отдел доложил, что американский высотный разведчик пересёк южную границу и сейчас находится на пути от Семипалатинского полигона к полигону ПВО ГНИИП-10 возле Сары-Шагана. Приказ с самого верха – все испытания временно прекратить, изделия замаскировать, выключить радиоизлучающие средства, ждать до следующего распоряжения.

   – Твою мать! – Королёв с досады ударил кулаком по столешнице. – Ладно, ждём.

   Вскоре поступило сообщение, что самолёт-нарушитель сбит зенитной ракетой на подходе к полигону в Сары-Шагане. Подготовка к старту была продолжена. «Союз-2.3» благополучно установили на стартовый стол, ещё раз всё проверили, и отправились на несколько часов отдохнуть.

   После нескольких коротких часов отдыха последовала ещё одна проверка и заправка. Королёв выслушал рапорт особиста, что все присутствующие на старте находятся в бункере и прочих защитных сооружениях. Оглянулся на стоящего рядом Чертока:

   – Борис, думай о хорошем! – предупредил Главный конструктор. – Всё получится!

   – Да я-то что, я – ничего… – пробормотал недоумевающий Борис Евсеевич, удивляясь, как это у Главного получается читать мысли.

   Объявили 15-минутную готовность. Стоящий у перископа Воскресенский, вдруг скомандовал:

   – Дать всем службам пятнадцатиминутную задержку.

   Повернувшись к Королёву, он пояснил:

   – Видна заметная течь кислорода из фланцевого соединения у стартового стола. Я выйду, осмотрю. Осташёв со мной, остальным из бункера не выходить!

   Опасность заключалась в машинном масле, заполнявшем перед стартом силовые цилиндры рулевого привода первой ступени. Если обнаружится подтекание масла, и на подтёк попадёт жидкий кислород – быть пожару.

   Черток сменил Воскресенского у перископа. Леонид Александрович, как обычно, в своём традиционном берете, вышел вместе с Осташёвым из бункера и направился к старту. Вдвоём осмотрев парящее соединение, Воскресенский и Осташев, не спеша, зашли за ближайшую стенку стартового сооружения. Пару минут их не было видно, затем Воскресенский снова появился в поле зрения, но уже без берета. Он решительно и быстро подошёл к месту неисправности, неся что-то на вытянутой руке.

   Подойдя к столу, Леонид Александрович приложил это «что-то» к парящему фланцу. Осташёв подошёл следом. О чём они говорили, можно было лишь догадываться, но, судя по жестикуляции, оба остались довольны принятым решением. Постояв пару минут у стола, они повернулись и пошли к бункеру. Как только Воскресенский и Осташёв отошли от ракеты, стало видно, что течь прекратилась: клубящийся белый пар возле фланца исчез. Воскресенский вернулся в бункер без берета, ничего не объясняя, занял свое место у перископа и повторно объявил пятнадцатиминутную готовность.

   Маршал Неделин разрешил старт. Теперь он, наученный опытом, не торчал посреди бункера, а занял позицию в удобном кресле, немного в стороне, чтобы не мешать инженерам.

   Прозвучали команды предстартовой подготовки, прошёл отсчёт. По команде Осташёва Борис Чекунов вдавил кнопку старта. В дневном свете издалека вспышка зажигания двигателей была почти незаметна. Под стартовым столом бесшумно полыхнуло пламя предварительной ступени тяги, и лишь когда двигатель через секунду вышел на главную ступень, до бункера докатился нарастающий грохот. Пламя окутало ракету, затем вдруг опало, как сдёрнутая занавеска, блестящее чудовище стремительно рванулось ввысь.

   Отделение боковых блоков прошло успешно. Следом за ними закончила работу и отделилась вторая ступень, после включения двигателя третьей. Все замерли, ожидая новых неприятностей. На этот раз обошлось. Третья ступень отработала исправно, станция с пристыкованным к ней разгонным блоком вышла на орбиту.

   Пленки самописцев-регистраторов, как обычно, повезли в МИК на проявку.

   – Пойду поищу берет, – как-то неопределенно сказал Воскресенский, направляясь к «нулевой» отметке.

   Берет лежал метрах в двадцати от стартового стола. Его нашёл один из солдат, присоединившихся к поиску. Воскресенский не стал его надевать, а нес в руке, даже не пытаясь засунуть в карман. На удивлённый взгляд Чертока он ответил:

   – Надо бы простирнуть.

   Подробности импровизированного ремонта кислородной магистрали поведал подполковник Осташёв. Спрятавшись от паров кислорода за ближайшей стенкой, Воскресенский снял берет, бросил его на землю и... отлил на него. Евгений Ильич Осташев в меру возможностей добавил. Затем Леонид Александрович, не мешкая, отнес мокрый берет к подтекающему фланцу и ловко приложил его точно к месту течи. Берет за несколько секунд прочно примёрз к фланцу, запечатав протечку.

   (Случай, в реальной истории произошедший 9 апреля 1961 г при первом пуске Р-9. см. Б.Е. Черток «Ракеты и люди»)

   Уже вечером того же дня Борис Евсеевич Черток ехидно рекомендовал Воскресенскому на будущее иметь при себе анализ мочи, чтобы доказывать её взрывобезопасность специалистам стартовой команды . Берет был выстиран и в дальнейшем использовался по прямому назначению. Метод ремонта кислородных магистралей «при помощи обоссанного берета Воскресенского» навсегда вошел в ракетную мифологию.

   Четвёртая ступень ракеты также завелась благополучно, унося станцию, получившую официальное имя «Зонд-2», к Луне. Она отсняла районы обычно невидимой стороны Луны, не попавшие в объектив станции «Луна-3» в 1959-м году. Получившиеся снимки были ещё более высокого качества. Помимо фотоустановки, зонд нёс на борту магнитометр, ультрафиолетовый и инфракрасный спектрографы, датчики излучения и другое оборудование. В результате полёта станции «Зонд-2» были получены ценные научные результаты.

   Второй задачей, выполняемой АМС, был сброс и отработка посадки спускаемого аппарата, но не на Луну, а на Землю. Спускаемый аппарат впервые разрабатывала группа конструкторов из лавочкинского ОКБ-301 под руководством Георгия Николаевича Бабакина. Королёв передал им предварительные проработки Максимова, а Мстислав Всеволодович Келдыш составил расчётную модель атмосферы Марса.

   Бабакин, просмотрев формулы и результаты, не скрывал своих сомнений в их правильности. Многие тогда считали, что Марс – почти такой же как Земля, только более пустынный из-за холода. Тогда Сергей Павлович взял красный карандаш и написал на первой странице методики Келдыша: «Атмосфера у поверхности Марса – как земная на высоте 35 километров. Королёв». И расписался, взяв на себя ответственность за возможные ошибки и неудачи.

   Георгий Николаевич удивлённо приподнял бровь, но методику взял, и рассчитывал спускаемый аппарат по ней. Торможение со второй космической скорости предполагалось при помощи аэродинамического экрана конической формы, напоминающего вьетнамскую шляпу. Затем, по достижению безопасной скорости, выбрасывался сначала один тормозной парашют, потом, после его отстрела – второй, большей площади, затем – основной, на котором производилось снижение. Во время снижения надувались шарообразные баллоны-амортизаторы, на которых спускаемый аппарат должен был мягко приземлиться.

   Хорошо продуманная схема и грамотная её реализация высокопрофессиональными специалистами лавочкинского ОКБ сделали своё дело. Спускаемый аппарат вошёл в атмосферу под расчётным углом, что само по себе уже обеспечивало минимум половину успеха, отскочил от неё, как отскакивает от воды пущенный «блинчиком» плоский камень, снова вошёл, и начал торможение при помощи абляционного тормозного щита. После его отстрела один за другим вышли сначала первый, потом второй парашюты, и наконец, спускаемый аппарат закачался под основным куполом. Единственное изменение – его площадь была рассчитана на спуск в более плотной земной атмосфере, а разницу в массе компенсировал балласт.

   Посадка предполагалась на воду, в океане, для чего в район спуска были высланы несколько дирижаблей. Чтобы спускаемый аппарат не утонул, азот из амортизирующих баллонов после посадки не выпускали. Эту часть перед стартом отрабатывали иначе – запуская спускаемый аппарат по проволоке между двумя вышками и сбрасывая его с небольшой высоты, чтобы сымитировать скорость снижения на парашюте.

   Запуск станции вокруг Луны, с последующей посадкой спускаемого аппарата на Землю, показал, что основные принятые технические решения были правильными. Посадка на Марс «с ходу» была теоретически возможна. Куда сложнее было вывести станцию к Марсу, так, чтобы она оказалась в правильной позиции для последующего сброса спускаемого аппарата, а если рассчитать маневр торможения правильно – то и для выхода на эллиптическую орбиту вокруг Марса.

   В «той» истории точные данные по массе и орбите Марса не были известны до начала 70-х. Сейчас же Королёв имел полную информацию из «электронной энциклопедии», что значительно упрощало задачу прицеливания. Сергей Павлович потратил немало времени, изучая информацию из ноутбука о Луне, Марсе, Венере и других планетах. Казалось бы, имея её, какой смысл был посылать дорогостоящие аппараты? Но всегда оставался шанс найти что-то новое, что не увидели аппараты там, в будущем. Да и опубликовать присланные материалы не было никакой возможности, а сам факт отправки АМС мог бы помочь эти данные «легализовать». Впрочем, Королёв с куда большим удовлетворением получил бы пусть даже меньший объём информации, но – в результате работы сконструированных под его руководством аппаратов, чем в качестве «подарка от далёких потомков».

   Прежде, чем посылать АМС к Марсу, следовало научиться отправлять собранную информацию с большого расстояния и принимать её на Земле. Для этого Келдыш и Королёв задумали ещё один эксперимент, решив отправить АМС мимо Луны, с последующим выходом на гелиоцентрическую орбиту. Станция должна была сделать несколько снимков Луны, а затем, постепенно удаляясь всё дальше, передавать их по радио на Землю. Определив расстояние, с которого снимки ещё можно уверенно принимать на Земле, можно было затем модифицировать радиоаппаратуру, добиваясь устойчивого приёма от орбиты Марса. Для этого гелиоцентрическую орбиту станции выбрали такой, чтобы она пересекала орбиту Марса.

   Но теперь, имея «микроволновой двигатель Расплетина» и улучшенную энергетику АМС, Сергей Павлович предложил Мстиславу Всеволодовичу поучиться «рулить» станцией в космосе, с перспективой вывести её к Марсу. Академик Келдыш, разумеется, согласился.

   Момент для старта к Марсу был совсем не подходящий, но «медное ведро» позволяло сойти с «железных рельс» гомановских траекторий. Понимая, что «первый блин» всё равно с большой вероятностью «выйдет комом», спускаемый аппарат к «Зонду-3» крепить не стали, его место занял микроволновой двигатель. Также станция имела увеличенный запас горючего для обычного химического двигателя, чтобы обеспечить переход с орбиты на орбиту.

   Станция несла комплекс научной аппаратуры: магнитометр закрепленный на штанге, прибор для регистрации космических лучей, радиометр, детектор микрометеоритов, спектральный рефлектометр для обнаружения CH-группы, с целью поиска признаков жизни на Марсе, фототелевизионную установку, подобную уже использовавшимся на АМС «Луна-3» и «Зонд-2». Приборы установили снаружи, на корпусе космического аппарата. Только ФТУ, особо чувствительная к холоду и радиации, была установлена внутри герметичного отсека и снимала через иллюминатор.

   Также на борту станции был более совершенный радиокомплекс, и в дополнение к «банно-прачечному комбинату» ФТУ – «химический комбинат», обеспечивавший фототелевизионную установку свежим проявителем и фиксажом требуемой температуры.

   Основным преимуществом была БЦВМ, разработанная Старосом, такая же, какая ставилась на космические корабли 1К «Север» и спутники-фоторазведчики «Зенит». Она заменила целый комплекс управляющей аппаратуры, собиравшийся на дискретной элементной базе. За счёт этого уменьшилась масса и невероятно улучшилась надёжность. Теперь станция могла сама рассчитывать и строить орбитальные манёвры по данным системы астроориентации, наводя объективы на Солнце, Землю и яркую звезду Канопус. Программное обеспечение для БЦВМ разрабатывали совместно МИАН и ВЦ-1 Министерства обороны.

   Старт поначалу готовили к 28 апреля, но тут в ситуацию вмешались новые события.

   #Обновление 23.10.2016

   Пока ПВО СССР, дипломаты и разведка готовились к американской воздушной провокации, беда пришла, откуда не ждали. Барри Моррис Голдуотер, сенатор от штата Аризона, упоротый антикоммунист, переключал каналы телевизора в поисках новостей, и случайно наткнулся на передачу телеканала ONN об истории России. Сенатор заинтересовался.

   Пока ведущий рассказывал об индустриализации, проводившейся при участии ведущих американских корпораций, коллективизации деревни, годах репрессий, и о войне, Голдуотер ещё как-то терпел, ему было даже интересно и приятно видеть картины, «которые были бы совершенно невозможны в Америке». О годах «великой депрессии», когда от голода умерли более 7 миллионов американцев, пока капиталисты резали свиней и запахивали в землю продукты, чтобы удержать достаточно высокие цены, сенатор старался не вспоминать.

   («Голодомор по-американски» Статья Б. Борисова http://novchronic.ru/1322.htm

   статья из энциклопедии «Традиция» https://traditio.wiki/Великий_американский_голодомор

   и немного фотографий для иллюстрации http://nnm.me/blogs/shivadance777/golodomor-v-ssha-unes-7-millionov-zhizney/)

   Но затем в передаче пошли кадры, снятые в 1958-59 годах, сопровождаемые закадровым дикторским текстом. Вместо толп заключённых в ватниках на экране появились вполне современно одетые горожане, улицы, заполненные автомобилями, пусть и не так плотно, как в Штатах, наполненные товарами, красиво оформленные витрины магазинов, современные здания из стекла и бетона...

   Сенатор начал понемногу закипать от возмущения.

   – Что за дерьмо? Оказывается, эти красные уже живут не хуже нас?! И это – после стольких лет торговой блокады, после сотен миллионов долларов, потраченных на пропаганду?

   В это время на экране появилась группа детей, по возрасту – школьников 5-6 класса, одетых в нарядную форму, с красными галстуками. Диктор начал рассказывать о бесплатном образовании в СССР. Затем в кадре появились студенты, красивые, счастливые, смеющиеся девушки и парни, кто-то из них пел, кто-то читал конспект на ходу...

   Голдуотер взорвался:

   – Что это за красная пропаганда на свободном американском телевидении? Что за канал? ONN? Джо Маккарти на них нет! Ну ничего, я им устрою!

   Сенатор подошёл к книжной полке, нашёл среди папок с документами текст закона Браунелла-Батлера. (http://law_foreign_countries.academic.ru/251/Закон), выключил телевизор, уселся за стол, раскрыл папку и погрузился в работу.

   Через несколько дней сенатор Голдуотер подал иск против международного медиахолдинга ONN, обвинив корпорацию в нарушении «Закона о контроле над коммунистической деятельностью». Юристы медиахолдинга, разумеется, вступили в тяжбу, подали против Голдуотера встречный иск. Но сенатор имел обширные связи в Вашингтоне. Из многих американских судей, с которыми он был знаком, Голдуотер сумел подобрать такого же убеждённого антикоммуниста, как и он сам. В результате судья вынес вердикт, которого и добивался сенатор.

   Полностью запретить деятельность в США огромной корпорации, в которую к 1960-му году разросся медиахолдинг, судья не смог – юристы ONN сумели отбить целый ряд обвинений, выдвинутых в иске Голдуотера. Телеканал изначально был зарегистрирован в Европе, а установить его реальных владельцев в ходе судебного расследования так и не удалось. Следствие запуталось в длинной череде швейцарских фондов, множестве вложенных холдингов, и в итоге упёрлось в традиционную для Швейцарии банковскую тайну. В итоге судья лишь отозвал лицензию на телевещание ONN на территории США.

   Это был сильный удар по уже сложившейся системе советской пропаганды в Западном полушарии. Помимо телеканала, медиахолдинг владел несколькими десятками популярных радиостанций, газет, а в последнее время начал активно развивать кабельные сети телетрансляции. Но газеты и радио не могли сравниться с телевидением по силе идеологического воздействия на аудиторию. Теперь советская разведка и идеологический отдел ЦК КПСС в значительной мере лишились возможности напрямую воздействовать на американское общественное мнение. (АИ)

   Судебный запрет телеканала вызвал в США многочисленные протесты среди телезрителей, уже привыкших к всегда объективным и интересным выпускам новостей телеканала, всегда освещавших события в США и в мире с нескольких разных точек зрения, показывавших при освещении конфликтов позицию обеих сторон. Разумеется, возмутилась пресса, традиционно для США всерьёз считавшая себя свободной, не задумываясь, из чьих рук репортёры и редакторы получают зарплату.

   Крупнейшие телеканалы вроде ABC и CBS начали активную информационную кампанию против Голдуотера и отзыва лицензии ONN по суду. Не потому, что они вдруг заскучали без внезапно закрывшегося конкурента. В какой-то степени, конечно, сказалась репортёрская солидарность – многочисленной когорте американских журналистов не понравилось, что какой-то сенатор начал затыкать рты их коллегам. Но основной причиной стали опасения, что при существующем в США прецедентном праве решение суда по иску Голдуотера станет камешком, столкнувшим лавину, и эта лавина погребёт под собой всю американскую «свободную прессу». Следующий судья мог, опираясь на уже состоявшееся решение, как на прецедент, отозвать лицензию на вещание и у них.

   С телеэкранов заговорили о «новом маккартизме», об «охоте на ведьм». Голдуотер отругивался, скандал разгорался, но дело было сделано. Судебные приставы опечатали аппаратные телеканала. Через несколько дней медиахолдинг ONN объявил о временном закрытии вещания телеканала на территории США до окончания череды судебных разбирательств, продаже студий и оборудования. Название компании-покупателя не сообщалось.

   По сути, разветвлённый и разросшийся по большинству крупных городов США медиахолдинг продал оборудование самому себе. Финансовые потери были сведены к минимуму. Европейская редакция телеканала в Париже работала, как и прежде. Но вот потери идеологические трудно было подсчитать даже приблизительно.

   Хрущёв в это время отдыхал в Крыму, обычно он брал две недели отпуска в апреле, когда на Черноморском побережье ещё не слишком жарко, и ещё две недели в августе, когда открывался сезон утиной охоты. Отпуск Первого секретаря не предполагал сплошного валяния кверху пузом на пляже. Никита Сергеевич лишь снижал обычную нагрузку примерно наполовину. Часть дня он продолжал работать над долгосрочными проектами, вроде Конституции СССР и программы КПСС, часть дня отдыхал. Также в отпуске он иногда проводил важные совещания. Сейчас он срочно собрал нескольких посвящённых, а также пригласил Шепилова, как члена Президиума, ответственного за идеологию. Предстояло решать вопрос с закрытием телевещания ONN на территории США и выработать меры противодействия.

   Прежде всего Первый секретарь задал вопрос Серову:

   – Иван Александрович, как так получилось, что наше вещание в США оказалось заблокировано по суду? Что, адвокатов грамотных не сумели нанять?

   – Адвокатов, само собой, наняли, – ответил Серов. – Но сами понимаете, товарищ Первый секретарь, закон – что дышло, особенно – американский. Голдуотер – гражданин юридически подкованный, он на этом не одну собаку съел. Знакомства в американском истэблишменте у него большие, временем он не ограничен. Ничто не мешало ему подобрать судью, настроенного крайне антисоветски, да и выбор у него был большой.

   Мы, конечно, продолжаем судиться, одновременно подняли большую бучу в прессе и на телевидении, пытаемся вовсю использовать репортёрскую солидарность. Вообще в Штатах пресса очень агрессивно отстаивает своё право на независимость и к таким наездам законодателей относится крайне негативно. Отчасти это нам помогает.