Текст книги "Избранные произведения в одном томе"
Автор книги: Роберт Брындза
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 56 (всего у книги 191 страниц)
Эрика встретилась с Питерсоном в электричке, отходившей в 9.30 утра в направлении вокзала Лондон-бридж. Он сел в Сиднэме, на предыдущей остановке, и занял ей место. Эрика вошла в вагон на станции Форест-Хилл. Питерсон, с угрюмым видом, сидел у окна и, казалось, не был расположен к общению. Эрику это вполне устраивало, ведь она и сама не выспалась. Она подумывала о том, чтобы взять с собой к Марксмэну Мосс, но та, на взгляд Эрики, была незаменима в оперативном отделе, работу которого она координировала с поразительной эффективностью. Эрика также подумала о Джоне, но его болтовня с утра пораньше свела бы ее с ума, а Питерсон, как ни крути, все же слыл более опытным сотрудником.
– Зима будет чертовски долгой, – произнес он. После станции Нью-Кросс-Гейт поезд замедлил ход, проезжая мимо гигантского мусоросжигательного завода. Небо висело низко, и многоквартирные дома, казалось, смыкались вокруг железнодорожных путей.
На вокзале Лондон-бридж они сошли с поезда и направились к выходу на Боро-Хай-стрит. На улице непрерывным потоком катили машины, туристы заполоняли рынок Боро. Вдоль тротуаров уже выстроились торговые палатки с рождественскими украшениями; в морозном воздухе витал аромат глинтвейна, доносившийся до них через дорогу. Они прошли под железнодорожным мостом, пересекли проезжую часть и несколько минут пробирались сквозь плотные толпы людей, пока не остановились перед высокими черными железными воротами.
– Как же получилось, что Тревор Марксмэн живет теперь в таком доме? – промолвила Эрика. Сквозь щель в воротах она увидела мощеный двор. Питерсон нашел номер квартиры и нажал кнопку звонка.
– Вот-вот, порой начинаешь сомневаться, а есть ли на свете Бог, – мрачно отозвался он.
Эрика осознала, что сама она редко задавалась этим вопросом.
– Мы встречаемся с ним как со свидетелем, – напомнила коллеге Эрика, заметив гнев в его лице. – Возможно, он располагает ценной информацией.
Питерсон хотел ответить, но в домофоне раздался треск, и чей-то голос попросил их показать в камеру удостоверения. Они вытащили документы и по очереди приставили их к крошечному объективу. В следующее мгновение огромные ворота бесшумно распахнулись вовнутрь.
Они шагнули в большой двор, окруженный ухоженными газонами. Ворота за ними закрылись, и они сразу оказались отрезанными от шума оживленной улицы.
– Это не он там нас ждет? – спросила Эрика. Они направились к высокому зданию из красного кирпича с большим стеклянным входом, возле которого их ждал рослый лысеющий мужчина.
– Нет, не он. Его помощник, – определил Питерсон.
Они поравнялись с мужчиной, тот сдержанно им кивнул. Кожа его имела восковой оттенок, на голове сияла лысина. Лоб рассекал розовый шрам, исчезавший за левым ухом.
– Доброе утро, господа. Можно еще раз взглянуть на ваши документы? – учтиво попросил он. В его отрывистой речи слышался южноафриканский акцент. Эрика обратила внимание, что под его костюмом скрывается довольно накачанное тело. Они показали свои удостоверения, которые он внимательно изучил, время от времени поглядывая на них. Затем, удовлетворенный, улыбнулся и кивнул:
– Прошу вас.
На лифте они поднялись на верхний этаж и вышли в небольшой коридор. Между двумя блестящими синими дверями стоял большой черный стол с лаковым покрытием. На столе – высокая изящная ваза с красивым рисунком в виде роз. В элегантности коридора сквозило нечто зловещее, и Эрика с любовью вспомнила подъезд в своем доме: маленький столик, заваленный номерами бесплатных глазет и рекламными листками кафе, торгующих едой на вынос.
– Как вас зовут? – обратилась она к мужчине, который молчал, пока они ехали в лифте.
– Джоэл, – ответил тот. Глаза у него были серые, взгляд – спокойно-сдержанный. – Снимите обувь, пожалуйста, – добавил он, распахивая синюю дверь справа.
Из коридора они попали сразу в просторную гостиную открытой планировки. На полу лежал голубой ковер, окаймленный орнаментом в виде кремовых и белых роз. В комнате было очень тепло, стоял резкий навязчивый запах освежителя воздуха, работавшего от розетки. Джоэл не отходил от них, пока они снимали обувь. Эрика заметила, что Питерсон излишне скован и напряжен.
– Пожалуйста, проходите.
Они двинулись через гостиную с книжными полками по стенам и светлыми диванами, расставленными вокруг большого низкого журнального столика, на котором лежали фотоальбомы с детскими фотографиями. На одной, в частности, была запечатлена девочка в красном купальнике, строившая замок из песка на берегу моря. Надув губы, она с серьезным видом смотрела в объектив большими голубыми глазами. Стены украшали несколько больших фотографий с изображениями маленьких детей. Плененные щелчком фотозатвора мгновения детской чистоты, которые развесили в этой квартире для услаждения взора ее хозяина, подумала Эрика. Снимки были вполне безобидные, но в контексте обстоятельств жизни Тревора Марксмэна они вызывали тревогу.
Комната загибалась влево, и, завернув туда, они увидели человека, сидевшего в кресле у огромного венецианского окна. Он смотрел на Темзу, на низкое серое небо. Небольшое буксирное судно тянуло за собой по пенящейся воде длинную баржу. Других судов на реке не было.
– Тревор Марксмэн? – окликнул мужчину Питерсон.
Тот обернулся, и Эрика на несколько секунд онемела. Его череп покрывала кожа, но как будто не своя – чужая. Словно кто-то раскатал большой кусок кожного покрова и затем небрежно насадил ему на голову. Вокруг глаз кожа была так туго натянута, что даже век не было. Губ вообще не существовало.
– Присаживайтесь, прошу вас, – произнес Марксмэн. Взрывной звук «п» давался ему с трудом. На нем были свободные брюки и рубашка с расстегнутым воротом, в котором виднелась изуродованная шрамами шея. Ядрено-красные руки походили на когтистые лапы. Остатки ногтей имелись только на левом большом пальце и правом указательном.
– Спасибо, что согласились нас принять, – сказала Эрика, кладя сумку на пол и снимая пальто. Она взглянула на Питерсона. Его лицо, обращенное на Марксмэна, искажала жгучая ярость. Она тоже испытывала отвращение, но взглядом велела ему взять себя в руки и сосредоточиться. Повесив пальто на спинку стула, она села. Питерсон сел рядом.
– Чаю или кофе? – предложил Тревор. Глаза у него были ярко-синие и холодные; Эрика помнила их по первому снимку, который был сделан в августе девяностого года, когда его задержали для допроса. Казалось, они смотрят из глубины уродливой маски, что надевают на Хеллоуин.
– Мы будем кофе, – ответила Эрика.
– Джоэл, будь так любезен, – попросил Марксмэн. Говорил он с мучительной надсадой в голосе. Джоэл улыбнулся и скрылся за углом – там, очевидно, находилась кухня, предположила Эрика.
– Не знаю, как бы я обходился без Джоэла. У меня больное сердце. Два шага сделаю и отдыхаю.
– Значит, больше не рыскаете вокруг детских площадок. Или это он для вас делает? – спросил Питерсон.
– Мы знакомы с вашим досье, но пришли к вам поговорить не об этом, – вмешалась Эрика, бросив на Питерсона предостерегающий взгляд.
– Меня признали виновным только в одном преступлении… – заметил Марксмэн.
– Да. В похищении и изнасиловании маленькой девочки, – отчеканил Питерсон. – Вы накачали ее наркотиками.
– За это я отсидел семь лет и теперь каждый день сожалею о содеянном, – хрипло ответил Марксмэн. Он закашлялся, прикрывая безгубый рот красной когтистой лапой. Кивком показал на бокал с соломинкой, что стоял на подоконнике рядом с Питерсоном. Тот демонстративно откинулся на спинку стула, сложив на груди руки. Эрика встала, взяла бокал и поднесла его ко рту Марксмэна. Комнату огласили звуки всасывания жидкости через соломинку и затем бульканье пузырьков в опустевшем стакане.
– Спасибо, – поблагодарил он, откидываясь в кресле. – Голос и горло так и не восстановились после дыма. – Врач сказал, я как будто за один раз выкурил десять тысяч сигарет.
Эрика поставила бокал на место и села. Марксмэн взял салфетку, лежавшую сбоку в его кресле, и вытер лицо. Увидев, что Питерсон буравит его злым взглядом, он положил салфетку и поднял руки к груди. Затем медленно, пересиливая боль, расстегнул три пуговицы на рубашке, оголив обожженную грудь, на которой висело красивое серебряное распятие. Эрика обратила внимание, что у него нет сосков.
– Я вымаливал у Господа прощение. Вымаливал, и Он простил меня. Вы верите в прощение, детектив Питерсон?
– Я – инспектор полиции, – холодно ответил тот.
– Вы – инспектор полиции, но вы верите в прощение?
– Я верю в прощение, но считаю, что есть вещи, которые прощать нельзя.
– Очевидно, это вы о таких, как я.
– Именно. – Эрика взглядом велела Питерсону замолчать, но он продолжал: – Наш местный священник изнасиловал мою сестру, когда ей было шесть лет. Он пригрозил, что убьет ее, если она кому-нибудь расскажет.
Марксмэн задумчиво кивнул.
– Духовенство привлекает все самое лучшее и самое худшее. Он раскаялся?
– Раскаялся?
– Он молил о прощении…
– Мне известно, что это значит! – заорал Питерсон. – Раскаялся! Он изнасиловал мою сестру, когда она была ребенком. И этого не исправить словами и молитвами! – Марксмэн хотел что-то сказать, но Питерсона уже было не остановить. – Он умер своей смертью, по естественным причинам; перед судом он так и не предстал. А моя сестра… ей не посчастливилось умереть в мире и покое. Она покончила с собой…
– Питерсон, мы здесь, чтобы задать вопросы мистеру Марксмэну как свидетелю, – ровно произнесла Эрика. – Сядьте на место.
Перед встречей с Марксмэном она провела с ним беседу, просила сохранять хладнокровие. Тяжело дыша, Питерсон с ненавистью смотрел на Тревора Марксмэна. Тот, маленький и сгорбленный, утопал в кресле.
– Соболезную. – Его невозмутимость сводила с ума. Как и на фото Марксмэна, что видела Эрика, пересаженная кожа на его лице походила на маску, в глубине которой синели холодные глаза. Кожа над одним глазом сморщилась, и Эрика сообразила, что он вскинул отсутствующую бровь.
Питерсон вскочил на ноги, со стуком опрокинув стул и, прежде чем Эрика успела среагировать, схватил Марксмэна за грудки, подняв его с кресла. Тот, безвольно болтаясь в руках Питерсона, не выказывал страха.
– Как ее звали? – тихо спросил Марксмэн у самого лица Питерсона.
– Что?
– Вашу сестру? Как ее звали? – повторил Марксмэн с приводящим в бешенство спокойствием.
– Не смей спрашивать ее имя! – взревел Питерсон, с силой встряхнув Марксмэна. – НЕ. СМЕЙ. СПРАШИВАТЬ. КАК. ЕЕ. ЗОВУТ. ГРЕБАНЫЙ ИЗВРАЩЕНЕЦ!
– Питерсон! Джеймс. Отпустите его! СЕЙЧАС ЖЕ! – приказала Эрика, хватая его за руки. Но он продолжал трясти Марксмэна.
– Вы поймите, мы же такие не по своей воле, – прохрипел Марксмэн. От тряски его голова болталась взад-вперед.
Джоэл, внезапно появившись рядом с Эрикой, мускулистой рукой обхватил Питерсона за торс.
– Отпусти его. Или я шею тебе сверну, – негромко пригрозил он.
– Мы – офицеры полиции. Прошу всех успокоиться, – сказала Эрика, встав так, чтобы смотреть Питерсону в лицо.
– Вы совершили нападение, я вправе защищаться, – заявил Джоэл.
– Никто ничего не предпринимает. Питерсон, прекратите, а вы – уберите от него руки, – распорядилась Эрика. С минуту длилась немая сцена, потом Питерсон выпустил из рук Марксмэна, и тот рухнул в кресло. Джоэл отпустил Питерсона, но стоял рядом, раздувая ноздри.
– Отойди! – рявкнул Питерсон.
– Ну уж нет, приятель, – отказался Джоэл.
– Питерсон. Уйдите, прошу вас. Я вам позвоню… УХОДИТЕ! – повысила голос Эрика.
Питерсон обвел всех сердитым взглядом и вышел. Мгновением позже дверь за ним захлопнулась.
Страсти улеглись. Джоэл шагнул к Марксмэну, застегнул на нем рубашку, помог ему удобнее устроиться в кресле, после чего Марксмэн жестом отослал его прочь.
– Прошу прощения за случившееся, – извинилась Эрика. – Я пришла сюда, чтобы расспросить вас как свидетеля, и ожидала, что к вам будет соответствующее отношение.
– Вы очень любезны, – кивнул он.
– Нет. Я выполняю свою работу… Я просмотрела ваши показания и протоколы допросов от августа девяностого года. Вы утверждали, что следили за Джессикой пятого и шестого августа и вели за ней наблюдение возле ее дома утром седьмого числа.
– Да.
– Зачем?
Марксмэн прерывисто вздохнул.
– Я был влюблен в нее… Я вижу, вы кривитесь. Но вы должны понять: я не в состоянии контролировать свои чувства. Меня воротит от собственных желаний, но я не в силах их контролировать. Она была прелестной девочкой. Впервые я увидел ее у газетного киоска в Хейзе, вскоре после того, как освободился из заключения. Она была с матерью. Это случилось, должно быть, в начале весны девяностого. Джессика была в голубом платьице, такой же лентой были завязаны сзади ее волосы. От волос исходило сияние. Она держала за руку младшего брата, щекотала его и смеялась. Ее смех. Он звучал как музыка. Я услышал, как ее мать, расплачиваясь за газету, назвала их домашний адрес. Ну и стал… следить за ними.
– И какое впечатление производили на вас Коллинзы как семья?
– Они казались беззаботными. Хотя…
– Что?
– Пару раз я наблюдал за Джессикой в парке, где она гуляла с матерью и сестрой.
– С Лорой?
– Она такая темноволосая? – уточнил Марксмэн.
– Да, это была Лора.
– Джессика качалась на качелях, а мать с Лорой сидели на скамейке и все время ругались.
– Из-за чего?
– Не знаю. Издалека я не слышал.
– Где это было?
– Скамейка стояла на противоположной стороне парка.
– Там, где вы сфотографировали Джессику?
– И на видео заснял. Я выиграл видеокамеру на конкурсе, проводимом Кооперативом[79]79
Кооперативное сообщество – самый крупный потребительский кооператив в Великобритании. Основан в 1844 г.
[Закрыть]… – Марксмэн улыбнулся своим воспоминаниям. Глаза его просияли, кожа вокруг них натянулась. – Ссора приняла ожесточенный характер. Марианна залепила Лоре пощечину. Я также видел, что Марианна и Джессику била по ногам, довольно часто. Но, полагаю, тогда время было другое. Теперь бы люди за головы схватились. А в ту пору любой родитель считал, что он вправе отшлепать своего ребенка. Ну а католики… те наказывать умеют.
– Лоре уже исполнилось двадцать, и мать ударила ее по лицу?
Марксмэн кивнул, а потом опустил на грудь подбородок, на котором обожженная кожа сморщилась, как креповая бумага.
– Правда, та тоже в долгу не осталась – сдачи дала будь здоров. – При этом воспоминании он с присвистом рассмеялся.
– А куда делись ваши видеозаписи и фотографии?
– Их изъяла полиция.
– Копии вы сделали? – спросила Эрика.
– Нет. А мне их так и не вернули. Непонятно почему. Это ведь просто видеосъемка парка.
– Вы не замечали кого-то еще подозрительного?
– Помимо меня? – рассмеялся он.
– Тревор. Я прошу у вас помощи.
– Не знаю. В том парке всегда полно было народу – родители, дети. От случая к случаю ниггеры забредали, но те сразу понимали что к чему…
– Давайте без оскорбительных словечек.
– Вы видели Хейз? Очень зажиточный район и, наверно, такой же молочно-белый, каким был в девяностых.
– Прошу вас…
– Там был один местный дурачок. Боб Дженнингс.
Эрика чуть не подпрыгнула на стуле.
– Боб Дженнингс?
Тревор кивнул.
– Что он там делал?
– Вы о нем слышали?
– Просто скажите, чем он занимался. Пожалуйста!
– Он был муниципальным садовником. Немного заторможенный, так что муниципалитет мало ему платил как пить дать. – Марксмэн снова зашелся свистящим смехом.
– Что в этом смешного?
– Он имел привычку мастурбировать в кустах парка. Питал слабость к старым матронам с большими буферами.
– Его арестовывали?
– Да бог его знает, – пожал плечами Тревор. – Муниципалитет раза три-четыре назначал его на разные должности. Он работал дворником, мусорщиком. Его кислорожая сестрица, старая стерва, всегда знала, кому надо на ушко шепнуть, чтобы скандал замяли. Их семья из поместного дворянства, из тех, кто манерно говорит, как будто у них слива во рту.
– Кто его сестра?
– Достопочтенная[80]80
Достопочтенный/ая (Honourable) – в Великобритании титулование детей пэров; применяется также в отношении замужних дочерей баронов и жен лиц, имеющих титул Honourable.
[Закрыть] Розмари Хули. Поганка из консерваторов. Не знаю, жива ли она еще. Скорей всего, жива. Эти сволочи с голубой кровью подолгу землю топчут.
Эрика на мгновение замерла.
– Постойте, она жила в Хейзе?
Тревор кивнул.
– У нее был шрам на губе?
– Это она и есть. У нее была овчарка, давно уже, в рожу ее цапнула. Помнится, Боб очень переживал, а я предположил, что она своему псу попробовала отсосать… Есть люди, которым это нравится… отсасывать у животных. – Эрика видела, что Марксмэн провоцирует ее, хочет вывести из себя. Он рассмеялся и зашелся кашлем. Тут же появился Джоэл со стаканом воды.
– Думаю, ему нужно передохнуть, – сказал он.
– Не надо. Я уже закончила. – Эрика встала, взяла пальто и сумку. – Спасибо.
Она поспешила из пентхауса, подошла к лифту и, вытащив телефон, позвонила Питерсону.
Глава 30Эрика нашла Питерсона на набережной Темзы. Прислонившись к перилам, он держал стакан кофе и курил. Маленький в сравнении с «Золотой ланью»[81]81
«Золотая лань» (Golden Hinde II) – точная копия небольшого английского галеона, совершившего кругосветное плавание в XVI в. под управлением капитана сэра Фрэнсиса Дрейка. «Золотая лань II», воссозданная к 400-летию кругосветной экспедиции, была спущена на воду в 1973 г.
[Закрыть], кораблем-музеем, который вздымался из дока, отсвечивая чернью и золотом на фоне серой реки. Свирепствовал холодный ветер, но после липкой, клейкой атмосферы квартиры Тревора Марксмэна это было даже приятно.
– Я взял вам кофе. – Питерсон нагнулся и, подняв стакан, что он держал между ног у самой земли, дал его Эрике. – Остыл уже, наверно.
– Спасибо, – поблагодарила она, отпивая глоток.
– Вы пили его кофе? У Марксмэна?
– Нет.
– Слава богу.
– Угостите сигаретой, пожалуйста.
– Я думал, вы бросили, – сказал он.
– Снова начинаю.
Питерсон протянул ей пачку сигарет. Она закурила.
– Простите. Не следовало брать вас с собой. Не подумала, – извинилась она.
– Ерунда. Он того не стоит.
– Да нет. Он дал нам зацепку, причем сам о том не подозревая.
Питерсон повернулся к ней, и впервые за все утро его взгляд просветлел.
Они пошли по набережной. Эрика передала ему свой разговор с Марксмэном. На Чаринг-Кросс они перехватили по сэндвичу и сели на прямой поезд до Хейза. Железнодорожная компания, как всегда, подала состав из двух вагонов.
– Почему же та старушка скрыла, что Боб Дженнингс ее брат? – вполголоса задалась вопросом Эрика. Все сидячие места были заняты, и им пришлось встать в самом конце переполненного вагона.
– Она и представиться не пожелала, – напомнил Питерсон.
– Но ведь она была в курсе, что мы недавно нашли скелет… сами знаете кого сами знаете где, – сказала Эрика.
Рядом с ними вплотную стояла невысокая женщина. В руках у нее был журнал, но она смотрела на них. Женщина отвела взгляд, как только они повернулись к ней.
– Я хочу поговорить с ней, и плевать мне, что она из поместного дворянства. Терпеть не могу всю эту бредятину, – заявила Эрика. – В Словакии полно проблем, но, к счастью, мы избавлены от дурацкой классовой системы.
* * *
От вокзала Хейза до дома по адресу, который им сообщили из диспетчерской, идти было недолго. Розмари Хули жила в одном из претенциозных домиков, что стояли в ряд близ въезда в природный парк Хейз с Кройдон-роуд. Все они фасадными окнами выходили на гравийную стоянку и парк, все были отделены от тихой дороги большими садами. В воздухе носился слабый запах древесного дыма, который усиливался по приближении к «Старому дому священника», где обитала Розмари. Эрика отворила маленькую белую калитку. Дом имел тростниковую крышу, фасад – в идеальном состоянии, ухоженный мшистый газон усеивали опавшие листья. Одно из окон давало обзор на две стороны, и сквозь уютную маленькую комнату они увидели на заднем дворе Розмари Хули, сгребавшую в кучу пожухлые листья. На ней были все тот же старый спортивный костюм, спортивная шапочка с символикой футбольного клуба «Челси» и шарф «Манчестер Юнайтед». Палевый лабрадор, должно быть, услышав их, с лаем выскочил из-за угла.
– Серж! – крикнула Розмари, а в следующую минуту и сама появилась из боковой калитки. При виде Эрики с Питерсоном она протяжно вздохнула и оперлась на грабли. – А… Так и думала, что еще раз встречу вас. Хотите чаю?
– Да, спасибо, – ответила Эрика.
Розмари сняла изношенные перчатки и жестом пригласила их следовать за ней.
* * *
В кухне доминировала блестящая зеленая печь «Ага», которая создавала в помещении атмосферу тепла и уюта, защищая дом от холода извне. Розмари стянула с себя шапку, но, не снимая пальто и резиновых сапог, принялась хозяйничать, доставая чашки, молоко, сахар и бисквитный торт «Виктория» на старинном блюде с синим узором в китайском стиле. Эрика с Питерсоном, испытывая неловкость, сидели за деревянным столом, на котором лежали старые номера Radio Times[82]82
Британский еженедельный журнал о радио и телевидении. Печатает телепрограмму. Основан в 1923 г.
[Закрыть] и автомобильный радиоприемник с торчащими сзади проводами, а также стояла чаша с почерневшими бананами. На самой середине дремали две тощие кошки. У одной в шерсти на голове Эрика заметила огромного клеща.
Розмари подошла к столу, всучила блюдо с тортом Эрике, а сама взяла одну кошку и сбросила ее на пол. Та ловко приземлилась на все четыре лапы. Потом она взяла вторую кошку, с клещом, и одним резким движением вывернула его из головы животного. После чего кинула кошку на пол, а клеща поднесла к свету, зажимая его меж пальцев.
– Вот видите, как надо вытаскивать – чтоб целехонький остался… – Она протянула Питерсону клеща, дрыгающего черными мохнатыми лапками. Тот отвернулся, содрогнувшись от омерзения.
Розмари прошла к раковине и опустила клеща в слив, включив взревевший измельчитель пищевых отходов. Эрика отметила, что она не вымыла руки перед тем, как вернулась к столу с подносом, на котором стояли принадлежности для чаепития, и принялась резать торт.
– Н-да. Мертвая девочка на дне карьера… Ужас… Кошмар, – произнесла Розмари, отхлебнув из чашки чай. Обмочив подбородок, она вытерла его рукавом пальто.
– Несколько дней назад мы спрашивали вас про дом у карьера… – начал Питерсон.
– Да, помню.
– Вы сказали, что там обитал один человек… Боб Дженнингс. Почему вы не упомянули, что он ваш брат? – осведомилась Эрика.
– Так вы не спрашивали, – спокойно ответила Розмари.
– А теперь спрашиваем. И нам нужна вся информация. Карьер теперь рассматривается как место преступления, а ваш брат жил рядом. Сколько времени он прожил в том домике? – поинтересовалась Эрика.
Розмари, как будто немного пристыженная, снова глотнула чаю.
– Долго… не знаю, наверно, одиннадцать лет. Еще несколько месяцев – и он вступил бы в права собственности. А он, несчастный горемыка, умер.
– Конкретно с какого по какой год он жил там? – допытывалась Эрика.
Розмари откинулась на спинку стула и на мгновение задумалась.
– С семьдесят девятого, надо полагать, по октябрь девяностого.
– И когда он умер?
– Он скончался в конце октября девяностого. – Заметив, что Эрика с Питерсоном переглянулись, она спросила: – Это имеет значение?
– У вас есть свидетельство о смерти?
– Под рукой нет. – Она сложила на груди руки.
– Что вы можете сказать о психическом состоянии вашего брата? – задал вопрос Питерсон.
Розмари медлила с ответом. Впервые ее морщинистое лицо чуть смягчилось.
– Мой брат был пропащий человек. Один из тех, кому не находится места в обществе.
– Он испытывал трудности в учебе?
– Точный диагноз ему никогда не ставили. Он был старше меня, а в те годы такие, как он, обормоты просто просиживали штаны на последней парте, детских психологов ведь не было. Работу ему только муниципалитет предоставлял… Я пыталась держать его здесь, со мной, но он бродил по ночам, исчезал в любое время суток, оставив дверь открытой. Тогда муж мой был еще жив и дочка была маленькая. Мы не могли позволить, чтобы он жил с нами. Он неделями где-то пропадал, а потом неожиданно появлялся здесь у задней двери. Я кормила его, давала ему денег. Он дважды сидел в тюрьме за воровство – крал сущие пустяки. Увидит в магазине что-нибудь блескучее, вещь ему понравится, и он сунет ее в карман. Без всякого злого умысла.
– Заранее прошу прощения за свой вопрос, но его когда-либо подозревали в причастности к исчезновению Джессики Коллинз? – спросила Эрика.
При этом предположении поведение Розмари резко изменилось.
– Да как вы смеете?! Моего брата можно назвать кем угодно, но детоубийцей?! Нет. Никогда. В нем не было злого начала, но даже будь у него приступы агрессии, такого он ни за что не смог бы спланировать.
– Спланировать? – переспросил Питерсон.
Розмари разволновалась, утратив самообладание.
– Это ведь был сложный случай, да? Она исчезла без следа… Я входила в число волонтеров, помогавших в те дни полиции. Мы прочесали весь парк, обыскали все сады.
– Полиция его допрашивала?
– Не знаю. Нет! Разве не вы должны это знать?
– Как я сказала, мне жаль, что мы вынуждены спрашивать об этом…
– Расследование было проведено самым тщательным образом! И теперь, двадцать шесть лет спустя, вы спрашиваете, не мой ли брат убил семилетнюю девочку?
– Миссис Хули, мы просто задаем вопросы, только и всего, – сказал Питерсон. – И честно говоря, нам непонятно, почему при первой встрече, в парке, вы вели себя скрытно.
– Скрытно? В чем проявилась моя скрытность? Вы спросили, кто жил в доме у карьера, и я ответила, что это был Боб Дженнингс… С какой стати я должна была перед вами исповедоваться? Я вам не лгала. Просто ответила на те вопросы, что вы задали.
– Но вы ведь знали, что мы обнаружили останки Джессики?
– А моего брата давно нет в живых. И мне простительно… Я страдаю старческой забывчивостью. Так это теперь называется?
– Ваш брат был знаком или общался с Тревором Марксмэном? Его арестовывали в девяностом в связи с исчезновением Джессики.
– Нет. Мой брат не «общался» с осужденными педофилами.
– У вас есть ключ от дома у карьера?
Розмари закатила глаза.
– Нет. Сомневаюсь, что у него вообще был ключ. Он ведь жил там на птичьих правах.
– Как вы поступили с личными вещами брата?
– А он таковых практически не имел. То, что было, я сдала в местные благотворительные лавки. У него было серебряное ожерелье со святым Христофором, так оно похоронено вместе с ним.
– По-вашему, он был склонен к самоубийству?
Розмари глубоко вздохнула, лицо ее немного обмякло.
– Нет. Не было у него такой склонности. Что же касается повешения, он жутко боялся что-либо вешать себе на шею. В детстве он отказывался носить галстук и застегивать рубашку. Это одна из причин, по которой он остался неучем. Его исключали из всех школ, в которые ему случалось ходить. Святого Христофора, которого я упомянула, он носил на запястье. Поэтому, чтобы он сделал петлю и повесился… – Ее глаза заволокли слезы, и она вытащила из рукава салфетку. – Думаю, вы злоупотребляете моим временем и гостеприимством… Будут еще вопросы – приходите с адвокатом.
* * *
На улице заметно похолодало. Эрика с Питерсоном, выйдя за калитку, в окно с обзором на две стороны увидели, что Розмари вернулась на задний двор. Груда листьев теперь пылала. В руке старушка держала банку – по-видимому, с бензином. На дорогу падали оранжевые отблески.
– Думаете, это Боб Дженнингс? – спросил Питерсон, когда они зашагали к вокзалу.
– Не знаю. Может быть, – ответила Эрика. – Нужно найти видео, которое Марксмэн сделал в парке. Не исключено, что на пленках есть и Боб Дженнингс. Шансы невелики, но, возможно, у нас появится зацепка. И мы бы использовали ее, выступая с обращением в прессе.
– Если это он, придется доказывать, что Джессику убил мертвец, – заметил Питерсон.
– Я хочу выяснить, когда он умер. Хочу увидеть его свидетельство о смерти.
– Думаете, он еще жив?
– Я не знаю, что думать, – ответила Эрика.
