Текст книги "Операция "Рагнарек" (СИ)"
Автор книги: Ольга Сословская
Соавторы: Андрей Журавлев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 71 (всего у книги 81 страниц)
Они сами так решили. В обоих мирах они были вместе – первый лейтенант ВВС и вчерашняя школьница, несколько дней назад блестяще сдавшая выпускные экзамены, Принц Утра, бесстрашно шагнувший навстречу рассвету, и Дева Мая, не испугавшаяся живущего в нем Зверя. И никакие торжественные речи, благословения родителей или священнослужителей, записи в муниципальной книге или древние обряды не могли сделать их ближе, чем их собственное решение.
Войцех, наконец, улыбнулся по-настоящему теплой улыбкой и опустил руку под стол, где тонкие пальчики немедленно переплелись с его сильными изящными пальцами. Мелисента, кажется, думала о том же. И, впервые с начала ночного пира, он действительно почувствовал себя совершенно счастливым.
Фионнбар, наверное, тоже угадал это настроение, потому что после пафосной речи очередного Князя встал, поблагодарил гостей за терпение и внимание, и объявил, что торжественная часть пира подошла к концу, и теперь каждый волен веселиться в свое удовольствие.
***
Фьялару с весельем пришлось повременить. Объединенные войска Китейнов и цвергов только что одержали впечатляющую победу в Норвегии, и присутствие на пиру орка настроило Фьялара на серьезный лад. Герцога Бомайна гном выдернул из нежных ручек троюродной кузины из Дома Эйлиль, за что Джереми был ему крайне признателен. Король Радсвинн, ради торжества сменивший кольчугу на бархатную мантию, подбитую медвежьим мехом, присоединился к ним за столом, куда, по просьбе Джереми, водрузили бочонок пива.
Пока Бомайн, увлеченно размахивая в такт своим словам столовым ножом, повествовал о завершившейся кампании, в которой Китейны загнали разрозненные банды орков прямо под топоры менее маневренных, но не менее воинственно настроенных цвергов и общими силами выиграли решающее сражение, Радсвинн только молча кивал, подтверждая слова Герцога. Но когда дело дошло до рейда в туннели и пещеры, красноречие Джереми слегка стухло. Потери оказались больше, чем они надеялись, враг отбивался отчаянно, и, даже когда отряд Сигурда захватил жилые пещеры, где обитали женщины и дети, и глава Дома Скатах пригрозил поголовным уничтожением пленников, сдаваться не стал.
Только пленение верховного воеводы Грумаха заставило остальных вождей согласиться на переговоры. При этом потребовав, чтобы со стороны нападавших участвовали в них только цверги, как подгорный народ. О чем они договорились, Радсвинн, по условиям договора, держал в секрете, а Грумах оставался его личным пленником и гарантом исполнения тайного соглашения. Но результат был налицо – набеги прекратились, а орки тихо сидели в своих пещерах, питаясь грибами и рыбой из подземных озер.
– Сигурд действительно был готов перебить их всех? – нейтральным тоном поинтересовался Фьялар.
– В том-то и дело, что нет, – чуть разочарованно ответил Джереми, – и они прекрасно это понимали. А по мне это вообще не женщины и дети, а самки и детеныши. Судя по тому, что мы там увидели.
– Так плохо? – вопросительно выгнул бровь Фьялар.
– Даже хуже, – кивнул Бомайн, – прости, но на свадьбе племянницы я свой язык этими подробностями поганить не стану.
– Не стоит, – согласился Фьялар, – тем более что это не имеет значения. Мы не уничтожаем каких-нибудь животных только за то, что они размножаются неприемлемым для нас способом. С чего бы вдруг наличие разума стало причиной изменить свое отношение?
– Ты прав, – вздохнул Герцог, – но дело не только в этом. Орки – вообще зло.
– Орки более агрессивны по своей природе, чем Китейны или даже люди, – возразил Радсвинн, – мы, цверги, никогда не воевали друг с другом. Мы же не считаем вас врагами или, тем более «вообще злом» по той причине, что нам не нравятся ваши междоусобицы. Нам удалось договориться. И, если их вожди хотят сохранить лицо, не разглашая условий до назначенного часа, по мне это невысокая цена за такой договор.
– По-моему, у них не лица, а морды, – рассмеялся Бомайн, – но твоей правоты это не отменяет.
***
Свадебный пир Ксюша провела за одним столом с Леной и Сашей. А еще – с грозной контр-адмиральшей, под пристальным взглядом которой все вспомнили, какой вилкой едят рыбу, а какой берут маслины. Даже Саня, который отродясь этого не знал. Правда, удовлетворившись наведением порядка с застольным этикетом, миссис МакГи сменила гнев на милость, и остаток вечера вполне доброжелательно улыбалась соседям по столу. Сына Барбара любила неистовой материнской любовью, а ума, чтобы понять, что новые друзья помогли ему сохранить драгоценную для матери жизнь, ей хватало. Тем более, что Брюс, в приватной обстановке уже успевший отчитать Бобби за деятельность, грозившую вызвать международный скандал, посчитал воспитательную часть законченной, и за столом откровенно демонстрировал гордость продолжателем славных боевых традиций рода МакГи.
После плавного перехода от брачного пира к дружеской вечеринке Войцех, подхватив довольно улыбающуюся Мелисенту, отправился принимать поздравления от друзей. К столу, где сидела Ксюша, он подошел уже в компании Рыжей, официальную часть проведшей между Крисом и Фьяларом.
– Хорошо сделано! – с места в карьер заявила Кэрол, крепко пожимая руку Ксюше.
– Спасибо, Кэрол, – улыбнулась девушка, – и тебе, Войцех, тоже. Без ваших советов было бы намного сложнее.
– Но ты бы все равно справилась, – убежденно заявил Войцех, – если бы это было не так, никакие советы не помогли бы.
– Так вот она какая, таинственная незнакомка из далекой Сибири, – Мелисента царственно кивнула Ксюше, но под ироничным взглядом мужа не сдержалась и рассмеялась, – Войцех мне рассказал о твоих победах. Поздравляю. И рада видеть здесь. Хотя сказками тебя, наверное, не удивишь?
– Лишних сказок не бывает, – авторитетно вмешалась Лена, – а ты правда сказочная фея?
– А что, не похожа? – усмехнулась Мелисента.
– Сегодня похожа, – заверила ее Рыжая, – желания исполнять будешь?
– Попробую, – кивнула Принцесса и внимательно оглядела гостей, – но они свои желания способны исполнить и сами. Зачем лишать их такого удовольствия. Хотя…
Она выплела из тяжелых кос, струящихся по лиловому шелку платья, жемчужную нить и раздала по жемчужине всем собравшимся.
– У каждого в жизни может настать момент, когда только чудо может помочь. Если очень-очень захотеть – оно случится. А мой дар поможет вам об этом не забыть.
– Любое чудо? – прагматично уточнила Рыжая. – А чтобы нам не мешали самим решать наши проблемы – легитимное желание?
– К сожалению, нет, – вздохнула Мелисента, – того, что может изменить судьбы многих, и хотеть должны многие. Вместе. Но и для себя лично иногда можно пожелать. Тем более что каждый из вас этого заслуживает.
Ксюша бережно спрятала свою жемчужинку в вышитый кармашек на поясе синего шелкового платья. Этой ночью в чудо поверить было легко.
Даже звезды в ночном небе казались ярче, чем обычно. Разодетые в парчу и бархат Ши, прекрасные и отстраненные, прогуливались по лугу плавно и торжественно. Малый народец в пестрых и забавных одежках весело сновал вокруг пиршественных столов. В на первый взгляд похожих на людей гостях без труда угадывались вампиры в костюмах старинных эпох, камзолах, фраках и сюртуках, вервольфы, даже в вечерних нарядах сохранявшие первозданную дикость, маги в расшитых таинственными знаками мантиях. И гном – самый настоящий. С Фьяларом Бруниссоном их, конечно, тоже познакомили. И дроу, с серебристыми короткими волосами и остроконечными ушами, категорически отказывающаяся вести себя как пафосная героиня фэнтези, весело подначивающая друзей, задорно смеющаяся их шуткам.
И все эти, еще совсем недавно казавшиеся вымышленными, персонажи сказок, легенд, романов легко и непринужденно приняли в свою компанию людей – Ксюшу, Сашу и Лену, Зою Сергеевну. Ксюша вспомнила свои мечты когда-нибудь попасть в другую, волшебную реальность. Но теперь она совсем не чувствовала себя чужой на сказочном пиру, среди героев эпосов и легенд, в компании вампиров и фей.
«Вы все это заслужили», – сказала Принцесса. Так оно и было. Ксюша тоже создавала эту новую реальность своими поступками, решениями, жизнью. И в том, что этой ночью над сияющим белоснежными цветами Холмом плыли разноцветные облака, а над изумрудным лугом звучала нежная музыка, была и ее заслуга.
– О чем задумалась, красавица? – окликнул Ксюшу темноволосый улыбающийся гигант в шитом серебром красном кафтане. – Не дело девицам на пиру скучать.
– И где твои манеры, Джереми? – с напускной строгостью спросила Мелисента. – Тебя еще не представили, а ты уже пристаешь к девушке с поучениями.
Она обернулась к Ксюше.
– Мой дядя, Джереми Бомайн. Плохо воспитан, зато хорошо дерется.
– И танцует тоже неплохо, – добавил от себя Герцог, – не хотите ли проверить, барышня?
– Барышня у нас – командир бронепоезда товарищ Ксюша, – заметил Войцех, – так что вспоминай, куда ты запрятал хорошие манеры.
– Учи ученого, – фыркнул Джереми, – я за девушками ухаживал, когда тебя еще на свете не было.
Все дружно расхохотались, и Герцог слегка смутился, сообразив, что сболтнул лишнее, но тут же отвесил Ксюше самый учтивый поклон, и девушка, улыбнувшись, кивнула, принимая приглашение на танец.
– Потанцуешь со мной? – к Рыжей подлетел темноволосый паренек с обаятельной улыбкой и серьезными серыми глазами.
– А вы заслужили это, капитан Дикинсон? – Кэрол почти совсем не улыбнулась.
– Мистер Дикинсон профинансировал нашу военную кампанию, – ответила Ксюша, сообразившая, кого, наконец, видит перед собой.
– Это засчитывается, – рассмеялась Рыжая, и обе пары отправились в сторону танцевальной площадки.
***
Вдоволь наплясавшаяся Кэрол сидела на плетеной скамеечке под цветущей – осенью! – яблоней, в ожидании Криса, отправившегося за мороженым. В ветвях заливался соловей, над головой сияла полная не по сроку луна, белые лепестки, кружась, падали на рыжие волосы душистым дождем.
– Стоило большого труда застать вас в одиночестве, мисс Локхарт.
– С чего такое формальное обращение? – насторожилась Рыжая.
– Собираюсь сделать вам предложение, Кэролайн, – сообщил Брюс, присаживаясь на скамью рядом с ней, – официальное. Почти.
– Послушать интересно, – кивнула Кэрол, – но учти, я умею отказаться от всех не устраивающих меня предложений.
– Это, скорее, предложение, на которое можно и согласиться, – усмехнулся МакГи, – готов за это поручиться.
– И от чьего имени ты собираешься его сделать? При всем уважении к тебе лично, организация, на которую ты работаешь, доверия не вызывает.
– Те, кто поручил мне его сделать, поставили условие. Ответ на свой вопрос ты получишь только в том случае, если согласишься.
Рыжая поглядела на Брюса внимательным взглядом, приглашающим к продолжению разговора.
– Тебе предлагают вступить на государственную службу. Со всеми вытекающими последствиями – жалование, пенсионная программа, юридическая и дипломатическая защита…
– И с необходимостью подчиняться приказам, – хмыкнула Рыжая, – с необходимостью увязывать и согласовывать свои решения. С необходимостью быть там, где прикажут, а не там, где нужно. С необходимостью выслушивать абсурдные обвинения… Проходили! Не ты первый. Мне и так неплохо живется. Сейчас – вообще замечательно, я неистребима и ужасна. А ты меня пенсией соблазняешь.
– Тебе – значит, вам всем, – уточнил МакГи, – в качестве Независимого Контингента Специальных Операций. В случае согласия – звание полковника для тебя, и соответствующие – для твоих офицеров.
– Независимого… Это значит, что я, максимум, смогу выбирать средства. Но не цели. Полковник… не помнишь, что с полковниками от такой жизни бывает? Вот уйду в джунгли Камбоджи, кого за мной отправишь, Криса? Извини, не подходит. Пока.
– А когда может подойти? – с надеждой спросил Брюс.
– Не знаю. Возможно, никогда. Подожду какого-нибудь знакового события, тогда буду думать. А пока – «нет».
– Какого события? – насторожился МакГи.
– Ну, например, когда курс Шемета из резерва переведут в управление спецопераций, – подмигнула Рыжая, – спасибо за предложение, Брюс, но сейчас есть кое-что, что меня интересует больше.
– И что это?
– Мороженое, – рассмеялась Кэрол, заметив идущего к ним Криса.
***
– Еще по одной? – Беккет не спрашивал, он предлагал.
Тео кивнул и принял из когтистых лап Гангрела тонкостенный стакан в форме тюльпана. На дне плескался виски из личных запасов Картера Вандервейдена, а сам Принц, при жизни еще менее привычный к таким дозам дорогостоящих (впрочем, и дешевых тоже) спиртных напитков, уже мирно посапывал, уткнувшись носом в почти белоснежную скатерть.
– Хорошее место, – одобрительно произнес Тео, чокаясь с Беккетом, – надо бы подать Ши идею организовать пару-тройку курортов для Сородичей во фригольдах.
– Завтра будет плохо, – напомнил Беккет, – напиться мы здесь можем, а закусить – нет. Я знаю способ Шемета, он безопаснее.
– Предпочитаю традиционный, – возразил Тео, – невзирая на последствия. К тому же, завтра меня будет утешать помятая физиономия Картера. Хоть раз увижу, как Мистер Благовоспитанность похмельем страдает.
– Шемета ему простить не можешь? – хмыкнул Беккет.
– Шемет сам со своими делами разберется, – ответил Тео, протягивая бокал Беккету, – но Картер меня на конклаве идиотом выставил. Не предупредил о том, какую «бомбу» ребята заготовили. Я не кровожадный, Беккет…
– Хм…
– Когда в себе, я не кровожадный. Но клык за клык, а за щелчок по моей репутации – пусть заплатит.
– Но здесь мы его не бросим? – уточнил Беккет.
– Когда Ши разойдутся, тут взойдет самое настоящее солнце, – вздохнул Тео, – и придется до завтра уползать под Холм.
– Но продолжить мы можем и под Холмом, – усмехнулся Беккет, поправляя очки, – после того, как Вандервейдена в постельку уложим.
– Может, в гроб? – с надеждой спросил Тео. – То-то он удивится, когда проснется.
– А это идея! – рассмеялся Беккет. – Пока не рассвело, пошли в ближайшую деревню, поищем достойный Его Бывшего Высочества гроб. С кисточками.
Приятели поднялись, и, на ходу прикладываясь к бутылке, направились на восток.
========== 142. Сидх Меадха. Ирландия. Норвик ==========
Они танцевали под луной и звездами и пили медвяное вино – совсем немного, только чтобы почувствовать его терпкую сладость. И медом искрились ее развевающиеся в танце волосы, и цветы, которые Норвик в них вплел, благоухали томным ароматом.
На Ингрид был бюнад, но не тот, времен его живой юности, слишком простой по крою, слишком грубый на ощупь. Тонкая батистовая блузка игриво сползала с округлого плеча, красный шерстяной корсаж туго обтягивал тонкую талию, подчеркивая пышную грудь. Темно-синяя юбка, расшитая диковинными цветами, колоколом спадала к изящным туфелькам с серебряными пряжками, чуть открывая красные чулочки со стрелками. Волосы свободно разметались по плечам, напоминая о том, что, несмотря на кокетливый наряд, она не дева-невеста – Валькирия.
И они гуляли под цветущими яблонями вдвоем, и Ингрид рассказывала ему о своей юности, еще до обращения. И о воинственных девах, уведших за собой дочь знаменитого на весь Север кораблестроителя Харальда Златорукого. То, о чем не успела рассказать тогда. А он так и не спросил, каждую ночь утопая в мягком тепле ее тела. И только сейчас понял, чего ей стоил этот жар, это сбившееся дыхание, эта призывная горячая влага. Она уходила под утро – он не спрашивал, куда. Она приходила ночью, он не спрашивал, зачем. И расставшись с ней, не вспомнил до того дня, как Сир выпил его горячую кровь, сохранив его волшебный голос на века.
Небо светлело, гости расходились. Луг медленно возвращался в Банальность, и Сородичи торопились в Холм, в безопасность Грезы, в темноту спален, чтобы к вечеру вновь предаться веселью, которое по обычаю должно было продолжаться три дня.
– Эгиль… – Ингрид подняла голову с плеча Норвика и смущенно опустила взгляд.
– Да, милая?
– Я приехала уже перед самым пиром и не успела с этим разобраться. По-моему, мои вещи отнесли в твою комнату.
– Да. А что? – рука Норвика, обнимавшая ее талию, чуть крепче прижала девушку, но в голосе не было ни малейшего волнения.
– Ну… Там же Греза, – чуть не шепотом произнесла Ингрид, – и одна постель на двоих. Ты же не хотел…
В золотых глазах сверкнули искорки, улыбка получилась грустной.
– А. Ну да, – Норвик отпустил ее и поднялся со скамейки, – пойдем, я все улажу.
Норвик проводил ее по длинному коридору, петляющему под Холмом, и открыл перед ней дверь небольшой спальни. Пышное ложе под бархатным балдахином, спадающим тяжелыми складками, резной комод у стены, со стоящим на нем золоченым подсвечником, умывальный кувшин и таз, расписанные синими цветами, – красиво, добротно, но слишком старомодно для новых времен и слишком вычурно для древних. Впрочем, спящему все равно, пружинный матрас или перина, если спится одинаково крепко.
Небольшую дорожную сумку Ингрид – Валькирия путешествовала налегке – Норвик поставил в углу, у изголовья кровати. Легонько коснулся губами нежной щечки.
– Спокойного сна, милая.
Она молча кивнула, и Норвик уже почти скрылся за дверью. Но в последний момент оглянулся, и бирюзовые глаза лукаво блеснули из-под опущенных ресниц.
– Ингрид, можно, я останусь?
И уже не услышал, что ответила Ингрид, торопливо целуя задрожавшие веки, душистые волосы, мягкие губы, раскрывшиеся ему навстречу. Не тем, умелым и расчетливым поцелуем, что в прошлую их встречу, но нежно и жарко, словно спеша утолить измучившую за долгие века жажду. Обнажил плечо, приспустив соскользнувшую блузу, другой рукой уверенно расправляясь с маленькими крючочками на корсаже. Отвел с лица пышные пряди волос…
Ингрид подалась ему навстречу, откинув голову, подставляя хрупкое горло под его губы… Или клыки? Расширившиеся до бездонных омутов черные зрачки внезапно сузились, в золотых глазах плеснул страх, и девушка в его руках вздрогнула, как слишком туго натянутая струна.
И Норвик понял. Он спал с ней тысячу раз и ничего о ней не знал. Ни ее пробуждения, ни восторга, ни тихого счастливого угасания – закрытая книга, запечатанный смертной печатью фиал. И как легко было ему с другими, приходившими после нее, с теми, за кем можно было наблюдать холодным взглядом, дарить им наслаждение, теша свое самолюбие и мужскую гордость.
Смиряя бурный поток перехлестывающего за край желания, Норвик чуть коснулся губами нежной кожи, туго натянувшейся на шее, притянул к себе, позволив спрятать у себя на груди растерянное лицо, тихо зашептал в самое ухо, чуть заостренное, покрытое рыжим пухом, с темной кисточкой наверху, обычно прячущейся в гуще медовых кудрей. Древние слова, которые он не сказал на заре их встречи, дождались своего часа.
– Ладушка моя, любушка… Горлинка моя сизокрылая…
Он заключил ее лицо в узкие ладони и поднял, глядя глаза в глаза. Кружевная манжета скользнула вниз, и Ингрид охнула, припадая губами к страшному шраму, рваным кольцом охватывавшему его запястье – цене, которую он заплатил за нид *, исполненный перед всем двором Эйрика Кровавой Секиры.
– Пустое, горлинка, – улыбнулся Норвик, – не горюй, ладушка, не жалей. Вирой великою выкуплен путь, дорога долгая, дальняя к моей любушке.
Норвик коснулся ее осторожно и трепетно, словно золотую арфу, найденную в забытой сокровищнице. Тихо и медленно перебирал струны, прислушиваясь к их тревожному звону, легкой дрожи, протяжному стону. Пробовал звук, отступал, снова трогал, пока едва слышные нотки радости не полились под его пальцами. Не торопясь, брал осторожные аккорды, давая им стихнуть в тишине, сплестись в мелодию, вольно и свободно политься музыкой счастья…
– Любушка моя, ладушка. Не стыдись девица, не отводи взгляд. Люб ли я тебе, горлинка? Мил ли, я тебе?
– Ай, мил, ладо, – прошептала зардевшаяся Ингрид, глядя на золото, бирюзу и мрамор в неверном свете свечи, – ой, люб, соколик…
И громче зазвенели струны под руками скальда, задрожали, запели. Тихий голос Норвика вел мелодию, вспоминая древние слова.
– Краше всех девиц моя любушка. Очи золотом горят, уста сахарные лалами светятся, косы медом душистым струятся. Люби меня, горлинка. Люби крепко. Люби жарко…
И только в конце, в едином победном аккорде, он отпустил себя, и не осталось ни арфы, ни певца, ни струн, ни слов – только музыка, вечная, как любовь.
Ингрид улыбнулась, целуя его горячо, благодарно, нежно. Но в золотых глазах снова появилась тревога, и Норвик тихо провел пальцами по ее щеке.
– Я здесь, любушка, с тобой.
Он усадил ее на кровать и принялся разглаживать спутавшиеся пряди волос, сперва гребнем, потом щеткой, пока они не засверкали расплавленным медом, а в глазах Ингрид не засветилось тихое счастье.
– Норвик, – она снова перешла на английский, – зачем вся эта история с двумя спальнями?
– Если бы ты выгнала меня из моей комнаты, – усмехнулся Норвик, – мне бы пришлось спать в коридоре. Простая предусмотрительность.
– Но ты же знал, что я этого не сделаю, – Ингрид с подозрением взглянула на него.
– Мечтал. Надеялся. Знал. Но это не значит, что я мог лишить тебя выбора, горлинка. У тебя было право сказать «нет». И возможность.
– Язык у тебя змеиный, – усмехнулась Ингрид, – яд сладкий, прямо в уши льется, до сердца доходит.
– Какой уж есть, – рассмеялся Норвик, глядя, как она по-кошачьи потягивается, словно невзначай задевая бедром его бедро.
«Саунд-чек удался», – констатировал про себя Норвик и улыбнулся.
– Отдохнула?
Ингрид лишь метнула горячий взгляд из-под полуопущенных ресниц и облизнула губы.
– Тогда держись, милая. Зажигать будем.
***
Норвик отнес улыбающуюся во сне Ингрид в отведенную ему комнату, так и пустовавшую весь день, и вышел в коридор, в надежде отыскать Шемета, прежде чем кто-нибудь из слуг сунет свой лепреконский нос в спальню Рыси. Ему повезло. Войцех уже сам спешил ему навстречу.
– Случилось что? – озабоченно спросил Войцех, пытаясь разгадать ответ по слегка растерянному лицу друга. – Где Ингрид?
– Спит, – вполголоса ответил Норвик, – у меня в комнате. Мы… Ты не мог бы попросить кого-нибудь по-тихому убрать в ее спальне?
– А что там? – с интересом спросил Шемет.
– Ну… Там столбик у кровати обломился. Случайно…
– И всё?
– Когда он упал, бронзовая накладка разорвала перину, а мы вовремя не заметили, и пух разлетелся по всей комнате…
– И?
– И загорелся от свечи, пока летал.
– А потом?
– А потом он упал на ковер, и он тоже загорелся. Но мы…
– Были заняты, – кивнул Шемет, – и поэтому…
– Поэтому, когда заметили, что ковер горит, огонь уже пылал вовсю. Я кинулся его заливать, очень торопился и разбил умывальный таз.
– И еще…
– Что «еще»? – недовольно спросил Норвик. – Это всё. Тебе мало?
– Mais, à part ça, Madame la Marquise, Tout va très bien, tout va très bien.* – весело пропел Войцех.
– Если ты думаешь, что меня совесть мучает, – Норвик окинул Войцеха надменным взглядом, – ты глубоко заблуждаешься.
– Какая совесть, дружище? – Шемет хлопнул Норвика по плечу. – Я вами горжусь. Сейчас пришлю кого-нибудь заметать следы. А ты буди свою красавицу, и присоединяйтесь. Скоро ужин для Ночного Братства. И не волнуйся, я никому не расскажу.
– Разве что Фьялару, – мечтательно протянул Норвик, – и Крису тоже можешь.
Комментарий к 142. Сидх Меадха. Ирландия. Норвик
* – Нид – хулительный стих в скальдической поэзии.
* – Оригинальный французский текст известной песенки «Все хорошо, прекрасная маркиза».
========== 143. Сидх Меадха. Ирландия. Норвик. Фьялар. Ингрид ==========
Ингрид с Норвиком подоспели как раз к главному блюду. Разошедшиеся не на шутку Тео и Беккет ухитрились подняться еще до заката и перетащить гроб с мирно спящим Вандервейденом в малую столовую, где для Сородичей накрыли ужин. Картеру еще повезло, что при пробуждении присутствовали только Дети Ночи, даже Мелисенту на кровавое пиршество не зазвали. Вид Вандервейден имел бледный до прозелени и, прежде чем осознать, что восстал из мертвых на глазах у многочисленных бывших подданных, прохрипел сдавленным голосом: «Виски!». Сердобольный Беккет тут же подсунул ему бутылку с остатками вчерашнего разгула и вполне невинным голосом поинтересовался, не прихватил ли Картер с собой еще божественного нектара.
После чего похмелившийся Малкавиан, наконец, сообразил, где он и в каком виде, и, подцепив со стола пару пакетиков закуски, умчался приводить себя в порядок. Впрочем, надо было отдать должное его выдержке, через четверть часа он вернулся, великолепный и сияющий как всегда, и осведомился, не сильно ли опоздал к ужину. Учитывая, что провалы в памяти донимали его регулярно, доказывать, что он помнит произошедшее, не решился никто.
Шутка настроила всех на игривый лад, даже чопорная Хелен Панхард улыбалась, Бес поддразнивал Кадира, интересуясь, не подастся ли он теперь в Техас, чтобы не потерять права на шерифскую звезду, Крис демонстративно ухаживал за Иветт, Моника ехидно комментировала это вслух. Брунгильда, улучив момент, поймала Норвика в одиночестве, потрепала его по затылку и шепнула: «Додумался, наконец, осел декадентский»…
И только Ингрид с каждой минутой все мрачнела. Улыбка становилась вымученной, блеск в глазах сначала потух, а потом затемнился влагой. Словно червонное золото.
– Горлинка, что с тобой? – Норвик обнял ее, заглянул в глаза. – Я что-то сделал не так?
– Все так, – печально шепнула Ингрид, – и это очень-очень плохо…
– Кажется, нам нужно поговорить, – кивнул Норвик, потянув ее за руку к выходу, – чем скорее, тем лучше.
Спальня Норвика очень походила на ту, что они разгромили. Разве что балдахин был из тяжелой парчи, а умывальный кувшин расписан легкомысленными мелкими розочками. Сумка Ингрид лежала на кровати, при уборке ее перенесли сюда. Норвик переложил сумку на комод, и притянул Ингрид на постель. Желание снова поднялось в нем, но девушка, почувствовав это, отстранилась и села на другом краю кровати, подальше от него.
– Зря мы все это затеяли, Норвик, – сказала она, опустив голову, – прости.
– То есть, ты думаешь, что я просто воспользовался такой возможностью? – вскипел Норвик. – Тебе даже в голову не пришло, что я ждал тебя? Что…
Это оказалось дьявольски трудно. Намного труднее, чем мудрые древние слова, которые сызмальства из сказок и песен узнавал любой парень, чтобы по всем правилам ухаживать за девушками. Но у него получилось.
– Ингрид, я тебя люблю, – он сказал это громко и четко, не запнувшись, не сорвавшись на шепот, – и дело совсем не в Грезе.
– Я люблю тебя, – тихо сказала она, – но это… От этого только больнее. Что с нами будет, Норвик? Мы же не можем остаться здесь. Не можем запереться от мира и отречься от своей сущности. Я – не Принцесса. Что я смогу тебе дать за пределами сказки?
– Разве дело в этом? Когда я ждал тебя в Нью-Йорке, у меня… Неважно. Важно другое, мы все можем, если захотим.
– Вот именно… – Ингрид упрямо сжала губы, – если захотим. Мы не можем хотеть, Норвик. Мы можем хотеть «хотеть». Упрямо, страстно. И когда-нибудь мы начнем обманывать друг друга. И делать вид, что верим в этот обман… Все это плохо кончится… У нас даже жизнь разная. Ты – Тореадор, я – Гангрел. Твое дело – петь, мое скитаться, это у меня в крови. Кем мы можем быть друг другу? Случайными любовниками в Грезе? Друзьями, которые иногда ложатся в постель?
– Ингрид, ну, хочешь, мы хоть сегодня пройдем под цветущими арками?
– Нет, что ты… – она покачала головой, – зачем? Это так глупо, Норвик… Прости, что дала тебе повод думать, что я хочу тебя на себе женить. Это совсем неважно…
– А что важно? Полминуты оргазма? Прежде тебя это не волновало!
– Прежде я не знала…
– О, черт! – Норвик схватился за голову. – Это был первый раз, да? Прости. Я – идиот, что не догадался.
– Ты сделал для меня то, чего никто и никогда не делал, – кивнула Ингрид, – я боюсь того, что нас ждет. Я боюсь тебя и себя.
– И чего ты хочешь? – по лицу Норвика пробежала гримаса боли, но он быстро взял себя в руки. – Решай, горлинка. Все будет так, как ты скажешь. Я не хочу делать тебе больно.
– А тебе?.. – прошептала Ингрид.
– Ты хочешь знать, сделала ли больно мне? – горько усмехнулся Норвик. – Да. Но это не имеет значения. Я справлюсь. Это не должно тебя тревожить. Если со мной тебе будет хуже, чем без меня…
– Я не знаю, как мне будет! – чуть не выкрикнула Ингрид. – Я знаю только, что не хочу жить во лжи. А это непременно случится, непременно! Я знаю, что я эгоистичная жестокая дура. Но, пока не поздно, я уезжаю. Может, потом… Мы ведь сможем еще быть друзьями, правда? Один раз у нас почти получилось…
– Можем, – кивнул Норвик, – ты мой друг, иначе это была бы не любовь, а йотун не разбери что…
Он поднялся с кровати и широкими шагами стал мерить маленькую комнатушку из угла в угол. Налетел на угол комода, но даже не заметил. Остановился, резко обернулся к Ингрид, обхватившей себя руками и опустившей голову.
– Я знаю, что сейчас я должен тебе пообещать, что все будет хорошо, – спокойно сказал он, – и найти способ выполнить свое обещание. Но, как ни крути, я его не вижу. Ты права, будет больно и трудно. Обоим. Вдвойне, потому что больно не только за себя. Если я когда-нибудь пойму, что с этим можно сделать, я найду тебя.
– Прости.
– Нечего прощать, горлинка, – покачал головой Норвик, – ты права. Наверное. Все мои возражения сводятся к одному – я не хочу, чтобы ты уезжала. И мне плевать, что будет дальше. Но держать я тебя не буду. Не могу, не хочу, не имею права. Лети, голубка…
Он отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен. Ингрид молча сняла сумку с комода, поглядела на него. Спина такая прямая… Он ждет, что сейчас она обнимет его, и все как-нибудь устроится. Само собой. Чудом…
– Прощай, соколик, – одними губами шепнула она, – не поминай лихом.
Норвик обернулся только тогда, когда дверь за ней со стуком закрылась. Подошел к зеркалу, утер с подбородка кровь из прокушенной, но уже зажившей, губы. Тряхнул волосами и направился к Фьялару.
***
Веселье на лугу продолжалось весь день. Побледневшая к рассвету Греза уже в полдень снова укрыла траву диковинными цветами, яблоневый сад закраснелся душистыми плодами, парадные столы уступили место уютным уголкам, где можно было посидеть небольшой компанией, притащив туда угощение из многочисленных пестрых палаток, где тут же на месте готовились яства на любой вкус. На танцевальных полянках звучала музыка самых разных стилей, в дальнем углу луга желающие могли посоревноваться в стрельбе из лука, метании дротиков и прочих старинных играх.
Но под Холмом настроения были значительно серьезнее. Свадьба собрала такое количество гостей, имеющих влияние на судьбы мира, что не воспользоваться этим для Совета было непростительно. Князь Фионнбар собрал всех желающих принять участие в обсуждении в Большом Тронном Зале, где еще не так давно Войцех и Готфрид оглашали свои притязания на руку Майской Девы.