Текст книги "Операция "Рагнарек" (СИ)"
Автор книги: Ольга Сословская
Соавторы: Андрей Журавлев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 81 страниц)
– Дьявольски серьезная, – рассмеялся Крис, – пролетарии всех стран, развлекайтесь.
***
В 1967 году Крис занялся реализацией самого авантюрного проекта своей жизни – поступил в Колледж литературы и науки Университета Беркли. К тому времени борьба студентов за свободу выбора изучаемых предметов и прочие школярские вольности уже набирала обороты, и Крису удавалось посещать в основном вечерние лекции и даже изредка попадать на дневные, если они проходили в аудиториях без окон, а в лабиринтах университета находилось место, чтобы спрятаться поблизости. При жизни Крис едва научился читать, а писал и вовсе чуть не печатными буквами. За годы не-жизни он, конечно, заметно повысил свой образовательный уровень, но все равно на фоне остальных Сородичей чувствовал себя деревенским недотепой с соломой в волосах. Специализацией избрал конфликтологию – вопросы о справедливости деления на «хороших и плохих парней» не давали ему покоя еще со времен Дикого Запада.
Более своевременный выбор сделать было трудно. Уже первые дни университетской жизни Криса ознаменовались применением слезоточивого газа для разгона студенческой демонстрации. Ковбой ответил на это тем, что по полной программе включился в агитационную деятельность, вошел в совет «Движения за свободу слова» и принялся, как положено истинному Бруха, раздувать пламя студенческой революции. Время от времени его навещал Войцех, мирно проводивший время в маленьких рок-командах Фриско, оттачивая свое новоприобретенное мастерство ударника. Из всех революционных лозунгов графа более всего привлек «Вся власть воображению!» и он со страстью принялся быть реалистом, то есть требовать невозможного.
Крис, в отличие от друга, в революцию не играл, и в то, что любовь и ЛСД способны изменить мир одним своим присутствием, верил не особенно. В 1969 он стал одним из вдохновителей захвата «Народного парка», пустующей территории, на которой власти штата намеревались разместить общежитие. Рейгана, пообещавшего избирателям очистить территорию кампуса «от мусора», ковбой возненавидел всеми фибрами своей души, а с Национальной гвардией, захватившей парк после ожесточенной драки со студентами, сражался так яростно, что потом едва унес ноги из Калифорнии. Но не от местных властей, разыскивающих одного из студенческих лидеров, а от Шерифа Сан-Франциско, обвинившего его в нарушении маскарада, путем демонстрации смертным в полицейской форме своих сверхчеловеческих возможностей.
Шемет, наигравшийся к тому времени в поэзию на улицах, присоединился к товарищу по оружию, когда тот предложил затаиться в оккупированном Шабашем Нью-Йорке. Его к тому времени уже больше интересовала интеллектуальная тусовка, чем хипповская община. Там они встретились с Норвиком, разыгрывавшим из себя неоната, не интересующегося ничем, кроме пения по мелким ночным клубам. Норвик помог друзьям незаметно влиться в не-жизнь огромного города, где им удалось избежать пристального внимания Шабаша до самой битвы за Нью-Йорк, в 2000 году. В ней все трое приняли участие на стороне Камарильи, и давние грехи Криса перед Маскарадом были прощены и забыты.
***
– И давно ты взялся за старое? – с улыбкой спросил Фьялар.
– Я и не прекращал, – довольным тоном сообщил Крис, – хотя в последнее время масштабы моей деятельности сильно разрослись.
– И в чью пользу она ведется?
– Как и положено хорошей революции, во всеобщую, – Крис встал из-за стола и прошелся по комнате из угла в угол.
– Послушай, – горячо произнес он, – когда я был совсем мальчишкой – живым мальчишкой – я пас коров. Это сейчас дети, насмотревшиеся вестернов, считают, что основным занятием ковбоя являлись перестрелки с индейцами или бандитами. А я пас стада, заполнявшие собой прерию от горизонта до горизонта. И ничего, кроме травы под копытами моего коня и звезд над головой, для себя не желал. Потому что это была свобода. Если какие-то отморозки приходили в поселок, где я имел обыкновение изредка проводить время в салуне, приставали к певичкам, грабили дилижансы и пытались собирать дань с жителей – мы с ними разбирались. Для этого у нас был шериф и его помощники. Если они не справлялись, любой готов был встать с ними плечом к плечу. Без полиции, тюрем, федеральных законов и прочих указаний политиканов, живущих за счет наших налогов. Это хорошая система. Проверенная. И я думаю, что пора к ней вернуться в широком масштабе.
– То есть, ты против власти Принца? – расхохотался Фьялар.
– Это еще не самое паршивое, – едко заметил Крис, – глупо подчиняться начальникам. Но выбирать их – еще глупее.
– Все это сильно попахивает авантюрой.
– В обществе, отменившем все авантюры, единственная возможная авантюра – отменить общество, – парировал Крис, – диктатуру геронтократов должна заменить индивидуальная свобода и личная ответственность.
– Ты еще скажи, что не веришь никому, кто старше тридцати, – заметил Фьялар, вспомнив надпись на одной из любимых футболок Моники.
– Если он не гном и не дроу, – добавил с улыбкой Крис, – что же касается Сородичей, тут можно поглядеть, насколько их душевный возраст соответствует внешнему виду. Нам дана уникальная возможность сохранить свою молодость, а многие ее променяли на подковерную возню.
– И, тем не менее, – Фьялар встал и остановил продолжающего мерить комнату шагами Криса, поглядев ему в глаза, – я только что от Вандервейдена. Малкавиан просил поддержать его кандидатуру на выборах. И я дал свое согласие.
– Боюсь, что выборы состоятся, независимо от моего желания, – мрачно сказал Крис, – и Малк – не худший вариант. Точно, лучший, чем Марлена или Кадир. Я поговорю с ребятами. Но учти, это временное решение. До полной победы революции.
Фьялар задумчиво кивнул.
Их разговор прервала вернувшаяся домой Моника.
– Фьялар, мать твою! – заорала она с порога. – Уйми свою Делию, не то я не знаю, что я с вами обоими сотворю.
– И тебе доброго вечера, – улыбнулся Фьялар, – в чем дело?
– Он спрашивает, в чем дело! – Моника просто кипела от негодования. – Она просила меня отвезти ее, Машу и Мелисенту по очень важному делу. Срочно. Я как дура потащилась с ними. К портнихе. Где меня заставили примерять это гребаное розовое платье с оборками. В качестве подружки невесты!
– А вы разве не дружите? – ехидно спросил Крис. – Я думаю, моя милая, что у тебя нет никаких причин отказаться от такого проявления дружбы.
– Что?
– То. Считай это испытанием на самостоятельность мышления. Если ты его успешно пройдешь, можешь считать, что с периодом твоего пребывания в неонатах покончено.
– Лучше бы ты меня отправил в одиночку перебить стаю Шабаша, – обреченным голосом произнесла Моника.
Фьялар посмотрел на нее с глубоким и искренним сочувствием.
========== 45. Манхэттен, Нью-Йорк. Войцех ==========
Мужчина снова нервно оглянулся через плечо, не заметив ничего, кроме тревожно колыхнувшихся ветвей кустарника и пляшущих теней. Чуть ускорил шаг. Войцех втянул ноздрями донесшийся до него запах страха, смешанный с готовностью в случае опасности дорого продать свою жизнь.
В другой раз он еще поиграл бы с добычей, но дома ждала Мелисента, которую он забрал, как только Моника вернула ее и Машу в студию. Поначалу он хотел дождаться Фьялара, но нежелание именно сегодня встречаться с Тео пересилило. Архонт, узнав, что Фьялар отправился на встречу с Вандервейденом, решил использовать это время для нанесения пары официальных визитов – в преддверии Конклава скрывать свое присутствие в городе было уже ни к чему.
И ночи, напоенные весенним теплом, становились все короче, оставляя ему все меньше времени наедине с любимой. Здесь, в городе, она уже не могла завести его так далеко в Грезу, но сквозь шум проезжающих машин в их спальню доносился тихий шелест листвы, а запахи бензина и уличной пыли перебивал сладкий аромат жасмина. Он и вовсе не стал бы терять времени на охоту, для того, чтобы объятия оставались теплыми, а дыхание – жарким, хватало пластиковых упаковок. Но ему казалось, что живая кровь, текущая в его жилах, хотя бы немного заполняет бездну между душой и телом, давая легчайший намек на недоступные для него ощущения. Войцех подозревал, что это лишь самообман, но какая разница? Теперь Мелисента знала, насколько по-разному они чувствуют происходящее, и ее самые счастливые мгновения всегда были окрашены легкой грустью, несбыточным желанием вернуть ему хоть частицу того наслаждения, которое он отсыпал ей обеими горстями.
Войцех молнией метнулся вперед, оказавшись перед самым носом мужчины. Тот вздрогнул, отшатнулся и замер на месте, когда его глаза встретились с холодным, завораживающим голубым взглядом. Мир поплыл, тьма накрыла сознание, превращаясь в безумное падение, от которого замирало сердце, и душа наполнялась восторгом.
В прежние дни Войцех, считающий своим долгом расплатиться с добычей за кровь тем восторгом и экстазом, который может нести в себе поцелуй вампира, обычно выбирал девушек, одиноко и пугливо спешащих по ночным улицам в безопасность дома. В памяти оставался только приятный молодой человек, так кстати предлагавший проводить домой, но даже не спрашивающий телефона. Он не оставлял им ни памяти о восторге, ни следа укуса. Но все равно исправно платил по счетам.
Но теперь ему даже эти «невинные шалости» с другими девушками казались недопустимыми. После самого первого раза он точно знал, что больше никогда, даже под угрозой окончательной смерти, не попробует крови любимой. И это означало, что блаженство, которое он мог ей предложить, было вполне человеческим и земным. Но все равно, ему казалось, что кровавый поцелуй, который охотник дарит жертве, граничит с изменой. Так что для охоты оставались только мужчины. Почему-то с ними плата за кровь казалась ему больше похожей на укол не существующего в природе стопроцентно безопасного наркотика, чем на любовный акт.
Войцех напоследок провел языком по шее добычи, закрывая след от укуса, коснулся разума, начисто стирая все следы своего пребывания рядом, отпустил. Мужчина, недоуменно оглянулся по сторонам, тряхнул головой, почесал в затылке и быстрым шагом направился к выходу из Центрального парка. Шемет проводил его взглядом и зашагал по аллее в другом направлении. Машину он сегодня не брал и на ходу вытащил из кармана телефон, намереваясь вызвать такси.
Из темноты навстречу ему шагнула знакомая фигура.
– Доброй охоты, – Вандервейден приветствовал его легким кивком головы, – как поживаешь?
– Спасибо, неплохо, – улыбнулся Войцех, – меня ищешь? Я думал, ты еще беседуешь с Фьяларом.
– Мы договорились, – кивнул Вандервейден, – и я решил найти тебя. Думаю, Клану понадобится новый Примоген.
– С этим не ко мне, – покачал головой Шемет, – я еду в тур. И потом тоже не ко мне. Ни времени, ни желания на эти ваши игры. У меня свои.
– Опасные игры, – заметил Картер, – они тебя уже чуть не довели до Кадира. Знаешь, какого труда мне стоило договориться с Примогенатом о разрешении для тебя? И все зря.
– Я бы поблагодарил тебя за труды, – холодно сказал Войцех, – если бы кто-то озаботился спросить моего мнения. Впрочем, это уже в прошлом. Оставь эту тему.
– Как скажешь. Жаль, что отказался, но неволить я тебя не могу. Кроме того, подозреваю, что ты мне говоришь далеко не все. Ты нашел Путь?
– Не знаю, – пожал плечами Войцех, – но ищу. Мне не хотелось бы об этом говорить.
– Ладно, – согласился Вандервейден, – и эту тему мы тоже оставим.
– Еще что-то? – недовольно спросил Войцех, демонстративно поглядев на часы. – Я тороплюсь.
– Будь осторожен. Думай над каждым словом. Не давай гневу затмить рассудок. Удачи.
– Что ты имеешь в виду?
Но Вандервейден, похоже, не помнил, что он имеет в виду.
– Оставим, если хочешь, – улыбнулся он, – до встречи на конклаве.
Войцех простился с Примогеном кивком головы и поспешил к выходу из Парка. Странные слова Вандервейдена насторожили его. Прорицание? Возможно. Совет быть настороже Войцех решил принять со всей серьезностью.
В прихожей было темно, но из-за приоткрытой двери гостиной на пол падала узкая полоска яркого света и доносились голоса. Голос. Глубокий и мягкий мужской баритон тихо и настойчиво произносил что-то на непонятном языке. Войцех, судорожно сглотнув, бросил на себя взгляд в зеркало, проверяя, не осталось ли на светлой рубашке следов недавней охоты, поправил волосы. Взял с полочки перед зеркалом щетку, провел по волосам еще раз.
– Нет! – громко сказала Мелисента. По-английски, словно не только для своего еще невидимого собеседника, но и для него. Войцех решительно толкнул дверь.
Фионнбар ап Лугг поднялся с кресла, в котором сидел напротив устроившейся на диване Мелисенты, и окинул Войцеха долгим взглядом, ничуть не смущаясь тем, что видит перед собой хозяина этого дома. Войцех использовал затянувшуюся паузу, чтобы в свою очередь разглядеть отца Принцессы.
Князь был высок и сложен, как воин. Опытный взгляд Войцеха сразу разглядел в его статной фигуре привычку к мечу, широкие плечи, крепкие руки – нечто неуловимо утраченное в дни, когда холодное оружие чаще украшает стены, чем пояса. Но в остальном Фионнбар казался самым обычным человеком. Вот только возраст определить было сложно. Двадцать и сорок с равным успехом. Ни морщинки на гладком лице с белоснежной кожей под темно-каштановыми с медным проблеском волосами до плеч, с ореховыми ясными глазами в темных ресницах под высокими дугами бровей. Твердый и решительный рот, но полные и яркие губы, свидетельствующие о страстной чувственности. Гордый крупный нос. Все это, вкупе с высокими скулами и твердым подбородком, было соразмерно и классически совершенно. Но не более того.
Князь улыбнулся, словно читая мысли Войцеха, на мгновение в воздухе пахнуло горными травами и свежестью ночного дождя. В облике Фионнбара что-то неуловимо изменилось, и его возраст немедленно стал колебаться между первой свежестью восемнадцатилетнего мальчишки и тысячами, десятками тысяч лет бессмертного Князя Ши.
– Прошу прощения за неожиданный визит, – мягко сказал Князь, но спокойствие в его голосе не обмануло Войцеха, разговор предстоял долгий и непростой.
– Князь Фионнбар здесь дома, – поклонился Войцех, – это дом Мелисенты столь же, сколько и мой, и ее отец всегда желанный гость здесь.
– Хорошее начало, – усмехнулся Фионнбар, снова присаживаясь в кресло и каким-то привычным, почти автоматическим кивком головы указывая Войцеху на место рядом с Мелисентой. Начало действительно было неплохим.
– Ну, молодой человек, – с легкой иронией в голосе произнес Князь, – версию Мелисенты я уже слышал. Неплохо бы услышать вашу.
– Я ее люблю, – ответил Войцех, – это все, что имеет значение. В остальном – я доверяю всему, что Мелисента расскажет.
– Она не рассказала о том, что ты собирался ее обратить, – недовольным голосом произнес Фионнбар, – и о том, что ей угрожали – тоже. Я не думаю, что это хорошая идея – скрывать от меня правду.
– Я ничего не пытаюсь скрыть, – возразил Войцех, – но, на мой взгляд, намерения, не осуществленные не потому, что не представилось возможности, а потому, что от них отказались, не стоят того, чтобы их обсуждать. Тем более делать выводы.
Он заметил, что Князь перешел на «ты», и это придало ему смелости, вселив надежду на благополучное завершение разговора.
– Что бы с ней стало, если бы я не остановился? – прямо спросил Войцех, которого до дрожи пугал ответ. Но он должен был знать.
– Ты просто убил бы ее, – спокойно ответил Фионнбар, – возможно, это было бы к лучшему. Ее душа возродилась бы в другом теле и пробудилась вовремя. Этот Бельтайн был ее крайним сроком. Но что сделано, то сделано. И я, вероятно, должен быть тебе благодарен за то, что она снова с нами. Теперь ее долг – занять свое место в Сидх Меадха.
– Нет, – сказала Мелисента, и Войцех понял, что этот ответ он уже слышал.
Девушка чуть придвинулась к нему и вложила свои тонкие пальчики в его руку, словно ища поддержки. Но Войцех ощутил, как от ее прикосновения в него потоком течет сила и уверенность.
– Нет, – поддержал он Мелисенту, – я дал ей слово, что не покину ее и не отпущу. И я его сдержу, чего бы мне это ни стоило.
– Будь на твоем месте обычный смертный, – покачал головой Князь, – все было бы намного проще. Домик в ближайшем к Сидху поселке, и живите себе долго и счастливо. Или сколько получится и как сумеете. Но… Ты хоть понимаешь, что ее тело подвластно возрасту и смерти?
– Я знаю, – Войцех чуть крепче сжал руку девушки, – и я буду любить ее такой, какой она станет в каждый следующий день своей жизни. А потом… Я подожду. И найду ее снова. И буду рядом. Потому что я узнаю ее под любой личиной.
– Но она может быть совсем не похожа на ту, которую ты видишь сейчас. И вовсе не обязательно, что она полюбит тебя снова, даже если вспомнит.
– Так тому и быть, – кивнул Войцех, – но я принял решение, и ничто не заставит меня отступить от него. Даже княжеский гнев.
Фионнбар перевел взгляд на дочь. Мелисента сидела прямо, чуть побледнев, но глаз не отвела.
– Я сделала свой выбор, отец, – тихо сказала она, – на этот раз я не отступлюсь.
– На этот раз… – насмешливо протянул Князь, поглядев на Войцеха. Но тот пропустил сарказм мимо ушей.
– Мне все равно, как Принцесса прожила свои предыдущие жизни, – сказал он, – она моя невеста, и мы собираемся пожениться, как только вернемся из путешествия.
– Серьезно? – рассмеялся Фионнбар. – Вряд ли у вас это получится. Она тебе ничего не объяснила?
Мелисента испуганно поглядела на отца.
– Я… Нет. Я не думала, что речь идет о… Мы просто собирались пожениться.
– Может, мне кто-нибудь, наконец, объяснит, в чем дело? – сердито спросил Войцех.
Князь Фионна вздохнул и кивнул головой.
– Моя дочь, Принцесса Мелисента ап Фионнбар, не может выйти замуж. Она – Дева. Это ее судьба, и такой она должна оставаться навек.
Войцех слегка опешил от услышанного. Он плохо себе представлял, как ему объяснить Князю, что со своими требованиями к дочери тот безнадежно опоздал.
– Я… Мы…. Черт!
– А, ты об этом? – усмехнулся Фионнбар. – Оставь свою мораль церкви, мальчик. Вы на Бельтайн так тряхнули Грезу, что слышно было до самого Эрина*. Я потому так быстро и ощутил ее пробуждение. Не уверен в последствиях, учитывая твое, мягко говоря, необычное состояние, но думаю, что это лучше, чем все последние годы, когда Принцесса не могла благословить весну.
– Тогда я вообще ничего не понимаю, – вздохнул Войцех.
– Мелисента – Майская дева. Это ее место в Пантеоне, ее роль. То, как видят ее те, кто верит в наше существование, кто просит нашего благословения и помощи. Ты, верно, получил неплохое классическое образование. Много ты знаешь о личной жизни греческих Богов?
– Кое-что.
– А чем они занимались в то время, которое не нашло отражения в мифах? Гера – жена Зевса, потому что тысячи и миллионы людей так считают. И даже те его возлюбленные, о которых известно из мифов, попали в них не случайно. Вы можете оформить свидетельство о браке в любой момент, если это создаст вам удобства в настоящем, но это не изменит того, что в глазах тех, кто верит в Принцессу дома Фионна, она останется Девой. Для того, чтобы это изменить… Нет, ничто этого не изменит.
Князь поднялся и сделал шаг к Мелисенте, протягивая ей руку.
– Идем. Твоя мать, Княгиня Уна, не может покинуть Сидх, она слишком глубоко ушла в Грезу. Тебя ждут. Если тебе это так важно, можешь забрать своего друга с собой.
– Я никуда не пойду! – воскликнула Мелисента. – И Войцех останется здесь. Там, где он нужен. Там, где он на своем месте. Он не игрушка, которую ты по своей милости позволяешь мне завести. Он – мой возлюбленный, и мое место рядом с ним.
– Довольно! – Фионнбар грозно сдвинул брови и в комнате потемнело. Запахло грозой.
– Если ты попытаешься меня принудить, – тихо сказала Мелисента, – я стану такой, как Войцех.
Князь зловеще рассмеялся.
– Пустые угрозы. Я вижу его насквозь. Он никогда на это не пойдет.
– Он не единственный, кто может это сделать, – ответила Мелисента.
Войцех с ужасом и гордостью смотрел на нее. Ему не верилось, что она решится на столь отчаянный шаг, но он решил промолчать, памятуя слова Картера.
Князь снова опустился в кресло, и на его лице отразилась смертельная усталость.
– Делай, как знаешь, Принцесса. У меня есть все время мира. Я подожду, пока ты проживешь эту жизнь. Мы допустили ошибку при твоем вселении в это тело. Кто мог предположить, что эта молодая женщина, похожая на Княгиню Уну, окажется всего лишь американской туристкой, решившей из любопытства прогуляться к Зачарованным холмам? В следующий раз мы внимательнее выберем тебе смертных родителей. И я не допущу, чтобы вы встретились в твоей следующей жизни. Этой вам будет довольно. И это мое последнее слово.
Князь снова поднялся, собираясь уходить. Мелисента молчала, опустив голову. Но Войцех остановил Фионнбара.
– Мой друг, Фьялар Бруниссон, пришел сюда из Асгарда. И его… – Войцех заколебался, как назвать Делию, – невеста тоже. Один и Локи, оба, пытаются завладеть умами смертных, потому что, по их мнению, близится Рагнарек. Волки забывают давнюю вражду с Сородичами. Мертвые Валькирии ищут союза с Ассамитами. Мир меняется на глазах, Князь. Возможно, Принцессе не придется ждать следующего рождения. Если все пойдет, как задумано, врата в Авалон могут открыться уже скоро.
Фионнбар ап Лугг смерил вампира долгим взглядом, словно вытряхивая все потаенные мысли, оценивая их, раскладывая по полочкам в своих планах. Медленно кивнул.
– Пожалуй, я хотел бы встретиться с твоим другом, Войцех. Нам есть о чем поговорить. Я надеюсь, что Мелисента в скором времени овладеет Гламуром достаточно, чтобы входить в Грезу в любом месте, где люди о чем-то мечтают, и сможет встретиться с Княгиней. Я подумаю над твоими словами. И дам ответ. Потом. А пока – пусть все идет, как идет.
Он подошел к Мелисенте и обнял ее. На этот раз девушка улыбнулась и подставила лоб под отцовский поцелуй.
Войцех тревожно посмотрел на часы. Близился рассвет.
– Я забрал слишком много вашего драгоценного времени, дети мои? – усмехнулся Князь, – ну что же, за столь радостные известия вы заслужили небольшой подарок. У вас есть три часа до рассвета.
Войцех в недоумении посмотрел на него, но Князь уже скрылся в темной дымке, заволакивающей зрение.
Туман заклубился, сгущаясь, сливаясь в розовато-серый камень скалы, сверкающий мириадами блестящих точек кварцевых вкраплений. В узком входе грота виднелось ночное небо в крупных звездах. У дальней стены вода из перламутровой чаши стекала в водоем, выложенный розовой мраморной плиткой. Пол, укрытый толстым слоем изумрудного мха, манил прилечь на мягкое ложе.
Войцех глядел на улыбающуюся Мелисенту. Девушка не изменила облика в этом кусочке Грезы, созданной для них Повелителем. Короткие джинсовые шорты и сползающая с плеча желтая майка, длинная челка, которую она привычным движением отбросила с глаз. Его Принцесса, его возлюбленная, его невеста. Она осталась здесь такой же, какой он увидел ее в первый раз, до преображения и пробуждения.
– Иди ко мне, прекрасная моя, – срывающимся голосом прошептал Войцех, чувствуя, как чистый и сильный огонь поднимается в нем от горячего взгляда синих глаз.
Комментарий к 45. Манхэттен, Нью-Йорк. Войцех
* Эрин – кельтское название Ирландии.
========== 46. Нью-Йорк. Тео. Катарина. ==========
С пятого мая город накрыла неожиданная жара. Школьники осадили киоски с мороженым, клерки выстроились в очереди к врачам, жалуясь на аллергию, вызванную пылью, вылетевшей из разом заработавших кондиционеров, молодые домохозяйки литрами закупали клюквенный сок и лед для просмотра романтических сериалов про вампиров, под которые они вздыхали о своей не сложившейся личной жизни.
Вампиры, между тем, романтикой не интересовались вовсе. Даже Войцех Шемет, по слухам собиравшийся то ли покончить с собой от несчастной любви, то ли весьма удачно жениться, появился в «Каине», где прошептался часа два с Шерифом, еще недавно объявившим его в розыск, а потом во всеуслышание выразил свое намерение принять участие в Большой Игре.
Гарпии* разносили сплетни, Примогены назначали друг другу приватные встречи, Бруха расхаживали по улицам с грозным видом, Тремере заперлись в Капеллах, Вентру играли на бирже, Носферату подняли цены на Шрекнет.
Фьялар хмурился. Мало того, что он отменил две репетиции из назначенных трех, распустив музыкантов, по договоренности с Вандервейденом, заниматься политикой, так еще и с Тео чуть не поругался. Архонт к кандидатуре забывчивого Малкавиана отнесся скептически и согласился вернуться к ее обсуждению только после разговора с Кадиром. Шериф, пару дней действительно скрывавшийся в одном из своих фешенебельных убежищ, выбрался оттуда только после того, как Шемет назначил ему встречу в клубе, словом чести заверив, что со стороны Князя Фионнбара Кадиру ничего не грозит.
Тео и Кадир сидели на крыше принадлежавшего Ал-Асмайю пентхауса, взирая на разноцветные огни города с высоты двадцатого этажа. Кресла, сплетенные из светящихся неоновых трубок, – последний писк футуристического дизайна – особым удобством не отличались, зато отлично сочетались со стеклянным кубом стола, заплетенной желтой английской розой аркой и винтажной настольной лампой от Тиффани. Ал-Асмай в белом костюме и голубой рубашке с открытым воротом прекрасно дополнял утонченную обстановку, чего нельзя было сказать о Тео, вертевшем в руках свою неизменную бейсболку с эмблемой «Нью-Йорк Янкерс».
– Когда мы с тобой обсуждали это в прошлый раз, – недовольно сказал Тео, – ты произнес целую речь о тяжелых временах и необходимости взять на себя ответственность за этот город.
– Слова, – покачал головой Ал-Асмай, – красивые слова. Ответственность, долг, Традиции. Что за ними, вот в чем вопрос.
– За ними – десятилетия твоей безупречной репутации, Кадир.
– Репутация – пыль на ветру. Слухи, разносимые гарпиями. Я-то знаю, что это все пустые слова.
Он помолчал. Красивое смуглое лицо словно еще потемнело, в черных глазах загорелись прозрачные золотистые огоньки.
– Когда я впервые согласился на должность Шерифа , – медленно начал Тореадор, – я верил, что это чуть ли не священный долг. Убивая тех, кто нарушает Традиции, спасать остальных. Маскарад превыше всего. Камарилья – наш дом. И все такое прочее. Но все куда как проще. Мне нравится убивать. Мне нравится чувствовать эту власть над жизнью не только Скота, но и Сородичей. Когда-то я был… Кадир Ал-Асмай был борцом за справедливость. Человеком. Шериф Нью-Йорка – это одержавший победу над Кадиром Зверь. Но… Может быть для меня еще не поздно?
– Кадир, что произошло? – Тео привстал и заглянул в глаза другу. Искры погасли.
– Ничего, не предусмотренного Традициями и рамками должности. Избитая история – время от времени кто-то забывает о том, что умер, и влюбляется. Я предложил парню стандартный выбор. А он… Чуть не пустил себе пулю в лоб. И чуть не втравил весь город в войну с фейри.
– Красивая девочка, – улыбнулся Тео, – я ее видел у Фьялара. Но какое отношение…
– В прежние времена я помог бы им с риском для собственной жизни, – Ал-Асмай опустил голову, – в прежние времена я был романтиком, любил музыку, стихи и звездное небо над головой. Что я люблю теперь? Пыльный кодекс, пропахший кровью? Трупы на своем пути? Я устал, Тео. Мне нужен отдых. Покой. Иначе лучше тебе пристрелить меня, как бешеного пса. А не пытаться убедить меня стать вожаком этой стаи.
Пауза затянулась. Белл разглядывал цветные полосы, сплетающиеся в замысловатый узор на стеклянном абажуре лампы. Заговорил он тихо и медленно.
– Мы хотим изменить это все, дружище. Камарилья отжила свое. Маскарад больше не скрывает нас от опасности, но все еще заставляет убивать друг друга во имя не работающих Традиций. Есть надежда, что тот, кто станет Принцем Нью-Йорка, первым обратится к Конгрессу с просьбой о рассмотрении законопроекта о наших гражданских правах.
– Тем меньше причин выдвигать свою кандидатуру, – возразил Кадир, – я слишком одиозная фигура для такого исторического шага. Мне не будут доверять ни в Камарилье, ни в Конгрессе. Но… Черт возьми! Мне это нравится!
Кадир в запале стукнул кулаком по столу, и бронзовые подвески-стрекозы на лампе жалобно зазвенели.
– Фьялар поддерживает кандидатуру Вандервейдена, – сообщил Тео, игнорируя энтузиазм Шерифа, – но я не доверяю законникам. Особенно безумным адвокатам в союзе с Колдунами.
– Бес тоже поддерживает Картера? – спросил Ал-Асмай.
Тео кивнул.
–Картер безумен, слишком молод и не обременен моральными принципами. Не те качества, которые я бы хотел видеть в новом Принце.
– Кто еще? – Кадир поморщился, – сам Регент, на наше счастье, на трон не рвется. Хелен – холодная бизнес-сука. Все, чем кончится эта история под ее руководством – еще парой-тройкой десятков миллионов на ее личных счетах, и сдачей неугодных властям. После чего о нас благополучно «забудут», а Маскарад останется там, где и был. Иветт…
– Иветт – хороший продюсер и неплохой Примоген, – перебил его Тео, – но для Принца она слишком восторженна.
– Остается Марлена, – подытожил Кадир, – слишком молода, возможно. Но влияние и авторитет в городе у нее есть. И за ней – бойцы Бруха. Твой Клан, Архонт.
– Мой клан… Сборище прожектеров и горячих голов. Но Марлена – это вариант. У нее мозги на месте, а перемены требуют свежей крови. Я поговорю с ней.
– Попробуй, – кивнул Кадир, – хотя… Возможно, мы оба ошибаемся, и стоило бы прислушаться к мнению Фьялара. Иногда со стороны виднее.
– Разговор – еще не выборы, – возразил Тео, – у меня есть время подумать.
– Думай скорее, – улыбнулся Кадир, – мне не терпится подать в отставку и прогуляться куда-нибудь в Европу. Возможно, и мне повезет встретить кого-то, кто напомнит о том, что даже в мертвом сердце есть место человеческим чувствам.
***
Полумрак окутывал полудетскую фигуру в темном строгом платье до пола пляшущими тенями. Марлена сняла нагар со свечи, и пламя выровнялось, выхватывая из темноты горящие зеленые глаза в обрамлении густых темно-русых, с ореховым отливом, прядей. Катарина откинула волосы назад, медленными движениями размотала жесткий серебристый шарф, как обычно закрывавший ее лицо до самой верхней губы. Марлена чуть не отшатнулась – нижняя челюсть девушки казалась месивом переломанных костей и толстых ветвящихся шрамов.
– Они заплатили за это, – сиплым голосом прошептала Катарина Вайс, – все до единого. Проклятые Тореадор, продавшие мечту Карфагена.
– Ты была там? – в голосе Марлены слышалось неподдельное восхищение. – В легенде? В городе, где Смертные и Сородичи жили рядом, и мудрость сынов Каина вела их к свету?
