Текст книги "Операция "Рагнарек" (СИ)"
Автор книги: Ольга Сословская
Соавторы: Андрей Журавлев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 64 (всего у книги 81 страниц)
– Странные вы, люди, – сообщил Ксюше свое мнение отправляющийся с делегацией Биггвир, – вот цвергов возьми – они и прежде с дальними племенами делились всем, что в горе нароют. Мы вот, тоже, как бы далеко ни находились, одним миром живем. Даже Китейны, хоть и воюют между собой иногда за какие-то одним им понятные идеи, Грезу свою сообща строят. А у вас – кто где чего нашел, тот то и ухватил. Ну, сама посуди, разве древние леса, миллионы лет до людей на земле погибшие, для того в уголь, нефть и газ превратились, чтобы какие-то проходимцы могли на теплые моря ездить или повозками железными друг перед другом хвастать? Эх, троллить их надо, если сами не поймут.
– Э-э…, – Ксюша несколько растерялась, – это как мы их должны троллить? В интернете?
– Известное дело, как, – вмешался Деккиро, пришедший проводить будущего зятя, – троллями. Горными и лесными. Они к северо-западу от Альфилля обосновались. Народ, конечно, не самый смекалистый, эти тролли, и на подъем тяжелый. Но если им объяснить доходчиво, что их за дураков держат, обидеться могут крепко.
– А они выборочно обижаться будут? – настороженно спросила Ксюша.
– Ну, так разве тем, кто там работает, жалко с соседями поделиться будет? – удивился Биггвир. – Это ж только те, кто под себя побольше подгрести норовит, да в права, бумажкой с печатью, такими же ворюгами выданной, подтвержденные, верит, под троллинг пойдут. А так тролли – народ мирный, добродушный. Может, даже подсобят где, если сила нужна. Там такие громадины – футов по десять в каждом, не меньше. И лапищи у них – во!
Биггвир развел руки как можно шире, и Ксюша рассмеялась.
– Ну, можно, наверное, и потроллить, – кивнула она, – но не переборщите.
– Это уж непременно, – согласился Биггвир, – нас, альвов, они уважают и к мнению нашему прислушиваются. Будет вам и нефть, и газ, и топливо к зиме. Как решим – отзвонюсь.
И Биггвир с удовольствием продемонстрировал девушке новый мобильный телефон.
***
В Штабе Объединенной Левой товарища Ксюшу выслушали внимательно и связали с Рабочим Комитетом Красноярского края. Обе организации, предсказуемо, не значились в официальных списках политических и профсоюзных движений, «Мартину» не зря пришлось поручиться за свою знакомую. Но о Вольнице там уже были наслышаны, и помочь готовы были по мере всех возможных сил.
Самым сложным оказалось убедить представителей Комитета вступить в непосредственный контакт с Быковым. За годы переделов собственности, развала производства и полного пренебрежения к Трудовому Кодексу они привыкли с недоверием относиться не только к олигархам и другим представителям «новой элиты», но и к любому начальству.
Но согласие хотя бы выслушать нового начальника строительства ГЭС было получено, и уже на второй день переговоров Петру Андреевичу удалось уладить многие проблемы. Долг завода за электроэнергию, висевший на обанкротивших его жуликах, отложили, перекрыв залогом, договоры на поставку сырья и комплектующих разлетелись по всей территории бывшего СССР, а Заводской Комитет принял к рассмотрению кандидатуру нового директора – Георгия Чхеидзе, бывшего однокашника Быкова по МГУ, ради такого дела вернувшегося из Германии, где он уже успел сделать совсем недурную карьеру.
В день открытия завода Быков, Кононов, ставший его заместителем по части оборудования, и Ксюша, которую собрание строителей ГЭС единогласно избрало в Рабочий Совет при дирекции, отправились в Красноярск, чтобы подписать контракт на поставку задвижек для ГЭС.
Цеха все еще стояли пустые, ветер катал по бетонному полу пластиковые бутылки, шуршал обрывками пожелтевших газет, кое-где в разбитые окна ломилась свежая поросль, захватившая территорию завода, но работа уже кипела. Рабочие сгребали мусор, приводили в порядок цехи, составляли списки первоочередных закупок.
На вопрос Чхеидзе, кто выдал заем заводскому комитету, Быков только плечами пожал и бросил быстрый любопытный взгляд на Ксюшу. Но девушка и сама точно не знала – в Штабе ей сказали, что Рабочий Комитет принял решение выделить на открытие Сибтяжмаша средства, полученные от международного фонда «Санрайз», но в подробности вдаваться отказались.
В полдень работу ненадолго прервали на короткий митинг. Две тысячи мужчин и женщин, запыленных, но улыбающихся, с красными и красно-черными бантами на груди собрались у здания дирекции, чтобы выслушать речь нового директора о перспективах и планах промышленного гиганта. Молодежь, едва успевшая постоять у станка, и ветераны, полжизни проведшие в литейном и сборочном, стояли рядом.
– Опять в говорильню скатимся, – поморщился Быков, – проходили уже.
Но, к счастью, Петр Андреевич ошибся. Чхеидзе очень коротко обрисовал последовательность производственных задач, председатель Рабкома сообщил собравшимся, в каком объеме и в какие сроки будет выплачиваться временное пособие на жизнь. «Зарплата будет, когда заработаем», – добавил он. И где находится пункт обмена с Вольницей, если рабочие захотят им воспользоваться. После чего, выразив свое одобрение громкими криками и бурными, но непродолжительными аплодисментами, народ вернулся к работе.
***
В Лесосибирск поезд прибыл далеко за полдень. Коля встречал их на вокзале с термосом душистого медвяного чаю и домашними пирожками. Путь до Петровска предстоял неблизкий.
В машине Ксюша задремала, уронив голову на крепкое плечо Быкова, и сны ей снились тревожные и странные. На подъезде к Вольнице девушка вдруг встрепенулась и настороженным взглядом вперилась в темноту за окнами.
– Петр Андреевич, – чуть сиплым со сна голосом прошептала она, – что это там? Не пожар ли?
– Кажись, Федосовка полыхает, – ответил Колька, прибавляя газу, – до границы докатим, там разберемся.
– А телефон на что? – иронически спросил Быков, набирая лейтенанта Назарова.
Но телефон у Митеньки не отвечал, и Ксюша еще больше разволновалась.
До заставы они домчались за пять минут, притормозив у шлагбаума. Из будки навстречу им выскочил часовой, узнал машину, взял под козырек из уважения к Быкову.
– Где командир? – обеспокоенно спросил Быков. – Случилось что?
– Случилось, – хрипло ответил парень, и, словно в подтверждение его слов, издалека, со стороны Федосовки, глухо ухнуло, затрещало, громыхнуло.
Теперь уже видно было, что в таежном поселке, километрах в десяти от блокпоста, и вправду пожар. И, судя по звукам взрывов и автоматных очередей, идет бой.
– Там лейтенант, – коротко доложил часовой, – с ним два БТР и полтора десятка бойцов. Справятся.
– С кем? – спросила Ксюша, но Быков уже вскочил в кабину КамАЗа.
– Поехали! На месте разберемся.
Часовой вернулся в будку, вынес оттуда два АК и сумку с магазинами.
– Вот. Вдруг пригодится. Лейтенанту вернете потом, оружие казенное.
Ксюша кивнула и захлопнула дверь кабины.
По лесной дороге они летели минут пять, и выстрелы слышались поначалу чуть громче, но потом и вовсе стихли.
На месте их встретил Митенька, в разорванной куртке, с лицом перемазанным сажей, но целехонький. Бойцы развернули шланг пожарного насоса и заливали горящие дома. В воздухе стоял удушливый запах гари, раскаленного металла, обугленного дерева и…
«Не думать об этом!» – велела себе Ксюша и подошла к лейтенанту.
– Что тут случилось, Митя?
–Беда, товарищ Ксюша, – отрапортовал он, – бандиты сюда нагрянули. Хорошо мы недалеко стояли. Только…
Он вытер глаза, на которые, не иначе, как от едкого дыма, навернулись слезы.
– Не успели мы. Народ тут рано ложится… Ложился. Они машины на подъезде бросили, чтобы тихо. Двери поленьями подперли, дома подожгли. А в тех, кто выбраться пытался…
Голос изменил лейтенанту и он замолчал.
Ксюша повернулась к догорающим домам. Федосовку-то и поселком с трудом можно было назвать. Так, хуторок, меньше, чем на десяток домов, в большинстве из которых век доживали одинокие старики. Нищета здесь прежде была беспросветная. Но из Петровска помогли, исправно начали возить продукты, приезжала молодежь, чинить покосившиеся избы, доктор Винский лично наезжал раз в пару недель, выслушать жалобы и раздать лекарства. А недавно в Федосовку, где пустовали два дома, переселились из многолюдной Прохоровки две молодые семьи. С детьми.
Ксюша побледнела и сделала шаг к обрушившемуся дому, который с тыла все еще заливали водой. Темные кучки на пороге, за повисшей на оплавленных петлях обгорелой дверью. Они стреляли в тех, кто пытался выбраться…
– Ксения, не ходи, слышишь? – на плечо легла тяжелая рука Быкова.
– Мне нужно, Петр Андреевич, – тихим, но твердым голосом ответила девушка, – если завтра в бой – я должна видеть, за что.
К глазам подступили слезы, горячие, злые, во рту стало горько от желчи. Ксюша глубоко задышала ртом, пересиливая тошноту.
Митя подошел к ней и протянул фляжку в кожаной оплетке.
– Тарас дал, – сообщил он, когда Ксюша, отхлебнув, чуть не поперхнулась спиртом, – сказал, на случай крайней необходимости.
Он замолчал, уставился в огонь и перешел почти на шепот.
– Я ведь сегодня и сам в первый раз не по мишеням стрелял. Только ты ребятам не говори…
Ксюша кивнула и оглядела лейтенанта. Митенька побледнел чуть не до зелени, но, одновременно, как-то вдруг повзрослел, на мальчишеском лице проступила суровая мужская надежность.
– А с этими подонками что? – подошел Быков.
– Всех положили, – ответил Назаров, – жаль поздно. И машины расстреляли, чтобы никто не ушел.
– Молодцы, – кивнула Ксюша, – спасибо. А наши что?
– Не знают в Петровске еще, – ответил Митя, – хутор рядом с заставой, вот мы и примчались. А позвонить они, похоже, никому не успели.
– Надо срочно систему оповещения разрабатывать, – заметила Ксюша, – разведка вернулась?
– Не знаю, – покачал головой Митя, – я в этой суматохе телефон потерял.
– Ладно, – кивнула Ксюша, – заканчивайте здесь и срочно в Петровск. А мы уже сейчас поедем. Хватит учиться. Пора переходить к делу.
========== 130. Национальный парк Йотунхеймен. Норвегия. Норвик ==========
Брунгильда, обернувшись вороном, улетела вперед, разведать обстановку, и Норвик с Ингрид шли вдвоем по бескрайнему ледяному полю, даже сейчас, в конце лета, припорошенному сухим колючим снегом.
Белое безмолвие, страшное и прекрасное, окружало их, и Норвику на мгновение стало страшно, словно это Эгиль шагал, утопая меховыми башмаками в шершавой снежной крупке, рискуя упасть от усталости, заснуть, замерзнуть в ледяной пустыне.
– Мечтаешь? – тихо улыбнулась Ингрид. – О чем?
– О тех временах, когда почти все давалось мне трудом и напряжением сил, – неожиданно для себя самого ответил Норвик, – нам слишком легко все достается. Оттого самомнение раздувается, как влюбленная жаба. Это опасно.
– Что это тебя на философию потянуло? – Рысь презрительно повела кисточками ушей. – Боишься?
– Дурак я был бы, если бы не боялся. А ты разве нет?
– Боюсь, – тихо шепнула девушка, – ты даже не догадываешься, чего.
– Так скажи, – бросил на ходу Норвик, – не тяни.
– Мы можем погибнуть, – начала Ингрид, – и я… Ты так и не…
Она решительно тряхнула головой и замолчала.
– Пустое это, – через пару минут произнесла она спокойным голосом, – не ко времени и не к месту.
– Так и не скажешь? – улыбнулся Норвик. – Вот теперь мне точно хочется знать, о чем ты.
– Потом, – пообещала Ингрид, – если выживем. А пока, пожалуйста, забудь.
Норвик молча кивнул. Ему и вправду было любопытно, что имела в виду Ингрид, но сейчас у них были дела куда важнее, а девичьи капризы забыть, как всегда, оказалось легче легкого.
Восточный склон ледника полого поднимался к перевалу. Здесь под тонким слоем снега притаились глубокие трещины, едва заметными морщинками хмурясь на гладкой поверхности, идти стало труднее. Широкие проломы приходилось обходить, чтобы, прыгая, не угодить в следующий, предательски затаившийся в голодном ожидании.
Перевал, крутой и каменистый, темнел в отдалении узкой полосой скальной породы между заснеженных горных стен. Поднимались медленно и осторожно, камни выскакивали из-под ног испуганными кроликами, убегая вниз. Выше снова начинался ледник, плоский как блюдо, зажатый между двумя горными вершинами. Справа, под нависшими полукругом скалами, виднелся черный пролом, залитый невероятно гладким и толстым слоем льда. Слева, у самых гор – одинокая скала, узким конусом, облитым голубоватым льдом, вздымающаяся к звездному небу.
– Врата Ночи разглядываете? – цверг выскочил за их спинами, словно из-под снега. – Стоят пока, ничего им не сделалось.
Он махнул рукой, и его товарищи присоединились к ним, показавшись из-за неприметного валуна, присыпанного снегом. Ворон камнем упал с небес, грянул оземь, и Брунгильда заспешила к спутникам.
– Я – Дарин, – чинно поклонившись, представился цверг, – а это – Строр и Харис.
Норвик и Ингрид обменялись с цвергами приветствиями и поклонами, чин по чину, степенно и важно. Как в старые времена, когда мир не торопился ни жить, ни умирать.
– Мы можем предложить вам кров и безопасность, – Дарин обернулся к Брунгильде, давая понять, что знает, кто из гостей за главного, – но…
– Так далеко гостеприимство заходить не должно, – с улыбкой кивнула Брунгильда, – у нас все с собой.
Дарин повел их к неприметной узкой щели в скале, за которой открывалась обширная пещера, откуда крутая лестница, спрятавшаяся за скальным выступом, вела вниз, вглубь, дальше и дальше – до самых Подгорных Чертогов.
Но на этот раз гостеприимством Радсвинна не воспользовались, устроились в одной из боковых кладовок, где хранились припасы и снаряжение для разведчиков. Цверги пожелали гостям спокойного сна и удалились.
Строр вернулся за ними вечером, когда пробудившийся Норвик уже доставал из походного мешка пакеты с кровью. Цверг был не один. Трое лесорубов из дальнего поселка, отряженные односельчанами в Подгорные чертоги вести переговоры о торговле и взаимопомощи, узнали от «не в меру болтливого» цверга о необычных гостях и их нужде.
– Слыхал я, задача вам предстоит нелегкая, – сказал старший, – древние легенды в наших краях ходят о демоне-кровопийце, что, не просыпаясь, убивает, не выходя из своего логова, смущает неокрепшие души, сеет зло и смуту в наших горах. А еще я слыхал, будто горячая кровь, отданная по доброй воле, поможет вам сразиться со злом.
– Это так, – кивнула Брунгильда, – и мы не забудем этого дара. Если завтра к рассвету будет, кому помнить.
– А этому, древнему, рассвет разве нипочем? – удивился Строр. – Зачем ночью-то идти? Может, проломим вход в пещеру днем, и вся недолга?
– Было бы так легко, проломили бы, – проворчал Норвик.
– Он под землю может уйти, – пояснила Ингрид, – туманом обернуться, слуг себе на помощь позвать. И все это не просыпаясь. Но если…
– Если мы его разбудим, – заключила Брунгильда, – рассвет будет кровавым не только для нас. Ксавьер не зря с нами не пошел, у Всеотца даже сейчас есть власть над кланом, а, если он проснется, она возрастет в десятки раз. Трудно будет Гангрел противиться его воле, и на Ксавьера вся надежда. Может, Нетопырь сумеет их удержать, не допустить, чтобы Дикари превратились в безумных чудовищ, пожирающих все на своем пути.
– Не буди лихо, – остановил ее Норвик, – до этого не дойдет. За этим мы здесь.
Они приняли Дар, и кровь, горячая и чистая, наполнила их силой и отвагой. Покинув подгорное убежище, уже втроем направились к запечатанной черным льдом пещере. На гладкой поверхности узкими прорезями проступали печати, наложенные в незапамятные времена, задолго даже до земного рождения Брунгильды. Но Валькирия не раз бывала здесь, разглядывая печати, примеряясь к их силе, гадая над смыслом.
Прежде Валькирия мечтала о пробуждении Всеотца. Пророчества гласили, что с его возвращением откроются Врата Ночи, и долгожданный Рагнарек сметет с лица земли ложь и предательство. Пусть все они погибнут в этом бою, но Светлые Асы одержат в нем окончательную победу над силами Тьмы, в Мидгарде и Асгарде, Ванахейме и даже в Сумерках Хель. Ненавистный Локи, Отец Лжи, будет повержен, и Фенрир, его волчий отпрыск, падет от руки Видара.
В этой вере коренились и истоки вражды между Гангрел и Гару. И она же, порой, объединяла их. В то время как другие кланы строили свои теории на библейской истории проклятия Каина, Дикари поначалу помнили древние саги и следовали Пути Севера. Дети Одина и Дети Локи, Гангрел и Гару, как и те, в кого они верили, временами объединялись против общих врагов, но чаще с непримиримым упорством вели нескончаемую войну друг с другом.
Уже давно мало оставалось тех, кто помнил начало, как среди Волков, так и среди Дикарей. Но Брунгильда и ее Валькирии не оставляли надежды на древнее пророчество. До последнего времени. Теперь из Сестринства их осталось только три – сама Брунгильда, Ингрид и Сигрун. Та, что душой и телом продалась ненавистным Ассамитам. Впрочем, о Сигрун Брунгильда решила подумать потом. Сейчас пора было разобраться с Патриархом, узурпировавшим место Всеотца-Одина и долгие века стравливавших своих потомков по крови с Волками, другими кланами и со всем человечеством.
Брунгильда накрыла печати руками, разогревая ладони до тепла человеческого тела. Лед потек слезой, линии печатей оплыли и исказились, и стена, закрывавшая вход в пещеру, отошла в сторону, обнажая подгорную темноту, чернее самой ночи.
Лунный свет едва проникал в каменный мешок, и спутники зажгли принесенные с собой смолистые факелы. По грубо обтесанным стенам серебряными жилами поблескивал иней, неровный пол был усыпан каменной крошкой. Здесь пахло холодом, и смертью, и мертвой кровью. Патриарх лежал прямо на грязном полу, его иссохшее, почерневшее тело, покрытое трещинками морщин, казалось изваянным из камня.
Норвик нетерпеливо шагнул вперед и неожиданным замахом сорвал топор с плеча, ударил по тонкой шее. Ничего. Лезвие отскочило, как от гранитной статуи. Хорошо, хоть зазубрин не осталось на доброй стали.
– Эгиль, я тебя убью, – прошипела Брунгильда, – если бы это было возможно, я бы сделала это еще вчера. Твое счастье, что он не проснулся.
– Попытаться стоило, – виновато улыбнулся Норвик, – как я понимаю, кол в сердце ему тоже не вобьешь?
– Его даже огонь не возьмет, – покачала головой Валькирия, – а еще он нас слышит. И прямо сейчас ищет способ избавиться от незваных гостей, назойливых как мухи.
Словно в ответ ее словам издалека донесся волчий вой. Тягучий, голодный. Звук быстро приближался, и Ингрид выглянула наружу.
– Это варги!
Варгами на Севере называли волков, одержимых чьей-то злой волей. Шаманы, вёльвы, годи – многие здесь умели навести морок на опасного зверя, натравив его на своих врагов. Но на этот раз Ингрид ошиблась.
– Что это? – спросил выглянувший из пещеры Норвик, глядя на свору – десяток, не меньше, – приближающихся зверей, мертвенно-белых, ростом ему по грудь, с пылающими алым огнем глазами.
– Гули, – с ненавистью в голосе ответила Брунгильда, – похоже, их прикормили кровью Всеотца. Мы еще увидим, кто. Но сейчас…
Договорить она не успела, гигантские волки уже домчались до входа в пещеру, с грозным рычанием набросившись на пришельцев. Сверкнул топор, и Норвик открыл счет, вонзив полумесяц лезвия в горло волка, широкой дугой разбрызгивая кровь.
Брунгильда зарычала, острые когти полоснули по глазам второй твари, заставив ее закружиться на месте с диким воем. Ингрид прикончила волка длинным охотничьим ножом, гадюкой вырвавшимся из поясных ножен.
Норвик орудовал топором молча, сосредоточенно, стараясь обойтись человеческой силой и ловкостью, щедро подаренными ему еще при жизни. Кровь могла понадобиться для значительно более серьезных испытаний. Туши волков уже громоздились одна на другой, мешая маневру. Один из них прыгнул на трупы своих собратьев, развернулся, неожиданно бросившись на Ингрид и вцепившись ей в затылок. Брунгильда, стоявшая к подруге боком, была занята – вырывала трахею очередному врагу. Норвик взмахнул топором, но в последнюю долю секунды задержал удар, опасаясь ранить девушку. Из его левой руки уже текла тонкой струйкой кровь, но рана стремительно закрывалась, хотя и сама регенерация забирала из его жил драгоценную жидкость.
В глазах зарябило. Ингрид в мгновение ока обернулась рысью, вывернулась из зубастой пасти, вражьи клыки скользнули безвредно по густой шерсти. Изогнулась, одним ловким движением оказалась сверху, вонзая клыки в шею волку.
Через несколько минут все было закончено. Они наскоро оттащили трупы и подожгли их вынесенным из пещеры факелом. Мертвые волки вспыхнули, как набитые соломой чучела, и это подтвердило подозрения об их кровавом происхождении – как вампирам, так и их слугам огонь грозил больше, чем живым существам.
– Вернемся к нашим проблемам, – объявила Брунгильда, прикладываясь к пакету.
Живая кровь все еще горячим потоком текла в ней, но Валькирия решила воспользоваться моментом, чтобы пополнить запас в своем теле под завязку.
– Нужно осторожно вытащить его из пещеры и дождаться рассвета, – предложила Валькирия, – только солнце может его уничтожить.
– А он не уйдет в землю, когда почувствует боль? – поинтересовался Норвик.
– Нет, – в голосе Брунгильды не слышалось сомнения. Почти. – Лед помешает. Надо прежде наносить снега, утрамбовать, как следует, чтобы ни щелочки не осталось.
– А мы? – с тревогой спросила Ингрид. – Мы же не можем уйти и оставить его без присмотра. Вдруг он все-таки проснется?
– Мы укроемся в пещере, – ответила Брунгильда, – солнце сюда не достанет, ведь Патриарху даже черного льда хватало, чтобы уберечься от его лучей.
– Он попытается вернуться сюда, – заметил Норвик, – нам точно нельзя уходить. Кто-то должен оборонять вход, когда он начнет рваться в пещеру.
Они наносили снега и для верности залили его водой, натопленной в выдолбленной ветром каменной чаше, обнаруженной неподалеку. Чашу пришлось волочить к пещере втроем, напрягая все силы, задействуя кровавую магию. Это волновало Норвика, но с решением Брунгильды сделать ледяной барьер между небом и землей как можно крепче он согласился.
Затем они вернулись в пещеру, за Спящим. Норвику показалось, что Патриарх слегка изменил позу, то ли пальцы на руке были сложены иначе, то ли голова чуть повернулась набок. Но разбираться было недосуг. Они осторожно подняли окаменевшее тело и вынесли его наружу, на ледяное ложе.
Мелькнула темная тень. Вервольф бросился на них молниеносно, быстрее, чем любой из тех, кого они встречали в давних битвах, намного быстрее, чем могли двигаться вампиры, даже подстегнув себя Ускорением. Удар могучей лапы разорвал грудную клетку Ингрид, обнажив ребра. Девушка отступила, захлебываясь рвущейся из горла кровью, пытаясь как можно быстрее закрыть рану. Снова взлетел топор, вонзившись в правую лапу чудовища, возвышавшегося над Норвиком на добрую голову. Но вервольф даже не завыл, хотя лапа на секунду зависла плетью на тонкой полоске мохнатой кожи.
Теперь Норвик как следует разглядел врага. Свалявшаяся шерсть клочьями лезла с прогнившей шкуры, кое-где обнажились желтоватые кости, в глубине пустых глазниц теплились оранжевые злые огоньки. Вервольф был мертв уже давно, но это не мешало ему с ужасающей быстротой и ловкостью наносить удары. Жуткая зловонная пасть сомкнулась на плече Норвика, разрывая мышцы и дробя кость в крошку, но Брунгильда, вложив полную силу кровавых чар в мощь своих рук, отшвырнула тварь, давая Норвику возможность придти в себя.
Ингрид вернулась к битве, снова перекинувшись громадной Рысью, вцепилась вервольфу в ногу под коленом, заставив тварь обернуться. Брунгильда, воспользовавшись тем, что враг повернулся к ней спиной, рванула когтями волчий загривок, почти отделив голову от шеи, Норвик, все еще с кровоточащим плечом, взметнул топор, серебряным сполохом мелькнувший в свете луны, и голова покатилась по утоптанному снегу.
– Огня! Живее! – приказала Брунгильда. – Это зомби, еще неизвестно, не отрастит ли он себе новую голову.
Приказ был исполнен в несколько секунд, полусгнившая туша загорелась, распространяя вокруг отвратительный запах горелого тухлого мяса. Останки засыпали снегом, прикоснуться к омерзительным вонючим угольям не решился никто.
– Их было шестеро, – шепот Брунгильды сочился ужасом, – когда он их убил, их было шестеро. А мы едва справились с одним, все втроем.
– Лучше порадуйся, что поднять ему удалось только одного, – возразил Норвик. И едва слышно шепнул, – я надеюсь…
Надежды Тореадора оправдались, и в ближайший час их не потревожил никто. Они залечили раны и подкрепили истаявшие в бою силы. Кровь уже не кипела, и далеко не все, что они могли сделать с помощью Дара, было им доступно теперь. Но это не имело значения. «Делай что должно, и будь что будет» – девиз Севера, и его дочери и сын помнили этот завет еще с тех пор, как живое дыхание вздымало полные боевого огня груди.
Край неба порозовел, вампиры удалились в тень пещеры, с опаской наблюдая за темным телом, распростертым на ледяном ложе. Вот уже солнце показалось над горизонтом едва на волос, но и этот свет заставил их отступить в самую глубь, не отрывая тревожных взглядов от Спящего.
Огонь полыхнул перед входом, черная тень бросилась к ним. Патриарх успел проснуться раньше, чем рассвет испепелил его, и теперь рвался уничтожить ничтожных потомков, посмевших потревожить его сон. Норвик перехватил топор, думая о том, что против пробудившегося чудовища обычная сталь еще меньше годится, чем против спящего. Наверное, стоило попросить у Фьялара Бен-Грефилль. Но поразмышлять о том, что стоило сделать прежде, скальд не успел.
Девушки с рычанием обернулись к нему. Злая воля Патриарха подчинила себе дочерей клана. Брунгильда метнулась к Норвику, но Ингрид медлила, словно что-то останавливало ее, давая силы сопротивляться зову крови.
Норвик почувствовал, как и его разум пытается сломить чужая злобная воля. Но он был не Гангрел – Тореадор. Если сила Дикарей была силой Зверя, Декаденты, над которыми многие Сородичи смеялись за эстетизм и снобизм, более всех из них оставались людьми. Творческое пламя не давало угаснуть Человечности, храня ее почти во всех Тореадор, делая их Зверя сторожевым псом души, а не кровожадным чудовищем.
Скальд опустил топор лезвием вниз, показывая девушкам, что не станет с ними драться. И запел.
Пронзительная песня о той, что годами ждет своего героя из дальнего похода, своей верой, своим ежедневным маленьким мужеством давая ему силы победить даже в самых трудных битвах и, в конце концов, вернуться домой, в горячее кольцо ее рук, зазвучала под сводами мрачной пещеры. Голос Норвика летел к своду, эхом дробясь о камни, заполнял своей силой пространство, то умножаясь до грозного хорала тех, кто общим чувством поддерживает друг друга в долгом ожидании, то переходя в тихий шепот той, что делится своей печалью лишь с подушкой на холодной постели.
Лишь Тореадор могут менять мир искусством. Только им, да и то не всем, а лишь самым одаренным из них, подвластна магия творчества. Магия горящей души, которая сильнее боли и смерти.
Девушки, стряхнув с себя тяжелый морок, повернулись к входу. Одним слаженным движением отбросили Патриарха, пытающегося пробиться в безопасную тень, наружу, навстречу солнцу, и отступили во тьму.
На льду, под яркими лучами солнца, устремляя столб огня к голубым небесам, вспыхнул факел.
========== 131. Манхэттен. Нью-Йорк. Бранка. Вулфстон. Фьялар ==========
Делия спустилась вниз, думая по дороге, удобно ли будет попросить Бранку сварить кофе. Диззи просить не приходилось, приготовление завтрака он включил в число своих служебных обязанностей по собственной инициативе и задолго до переезда Делии в студию. В конце концов, дроу тихо вздохнула и приняла мужественное решение обойтись растворимым кофе и бутербродом с сыром.
Бранка, видимо, пришла к тому же решению, потому что уже сидела в студии с большой кружкой бледно-коричневого напитка, почти без запаха, и надкусанным бутербродом, уже минут десять как сохнущим на тарелке. Завидев дроу, девушка молча подвинулась, освобождая место на диване.
Фьялар с утра уехал в Вулфстон, обсудить с Брэндоном новости насчет возможной диверсии на АЭС. Такую информацию гном не решился доверить даже «Шрекнету». Диззи поехал с ним, по просьбе ярла, разбираться с какими-то техническими проблемами, возникшими в местном узле связи. Девушки остались дома вдвоем, и Делия надеялась, что Бранка составит ей компанию в походе по магазинам. Не то чтобы дроу так уж любила шопинг или считала его достойным развлечением, но это была среда, день мисс Брукс, а пересекаться с ворчливой уборщицей Делия старалась как можно меньше.
Но Волчица явно была не в настроении идти на охоту за новыми шкурками.
– Отец снова Диззи позвал, – печально сообщила Бранка.
– Так это же хорошо, – удивилась Делия, – это значит…
– Это значит, что он одобрил мой выбор, – кивнула Волчица, – это необязательно, конечно. Но приятно, да. Вот только…
– Что не так?
– Я себе даже не представляю, что мы будем с этим делать, – призналась Бранка, – я и так тут дурака валяю, до неприличия долго без дела засиделась. Надо мной скоро все племя потешаться будет.
– И в чем проблема?
– Все, что я умею – стрелять и драться, – призналась Бранка, – из меня готовили профессионального бойца. И мне кажется, получилось неплохо.
– Отлично получилось, – кивнула Делия.
– Ну вот… Но это не значит, что я могу пойти работать в какое-нибудь охранное агентство. Меня не для того учили. Я не просто боец – я член стаи. И уже давно бегаю одна. Сопровождать Фьялара в туре было почетной обязанностью, понимаешь? Поручением племени, доверием ярла. А теперь…
– Кажется, я начинаю понимать, – Делия глубоко вздохнула, – проблема в Диззи, так?
– Ну да. Отец рад будет принять его в племя. Если бы он даже не был бойцом, ему нашлось бы достойное занятие. Но он и в горячем деле не подведет.
– Так… Понятно. Дальше?
Бранка неожиданно поглядела на Делию полными слез глазами и всхлипнула.
– Да что ты понимаешь… Диззи – профессионал, он звукорежиссер. У Фьялара, кстати.
– Ну, что ты, – Делия обняла подругу и успокаивающе похлопала по спине, – Фьялар же не тиран какой-то. Отпустит.
– Да? А у Диззи вообще кто-то спросил, хочет ли он, чтобы его отпустили? Ты знаешь, как он свою работу любит? Он мне все уши прожужжал про настройки пульта, про коммутацию, про динамики и микрофоны. Мне кажется, если его грипп свалит, я уже могу сама за пульт становиться, столько я всего выслушала. И он так об этом говорит… Понимаешь, мне даже ни разу не захотелось его перебить и перевести тему. Ни разу не захотелось сказать, что мне это неинтересно. Он… Он горит прямо, когда о работе разговаривает. А ты – отпустить…
Бранка еще всхлипнула и вдруг горько расплакалась на плече у Делии.
