Текст книги "Крушение империи"
Автор книги: Михаил Козаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 45 (всего у книги 68 страниц)
– Давайте посмотрим, – говорил Сергей Леонидович. – Семнадцатого забастовали тысячи выборжцев…
– Не только выборжцы! – обиделся за свой район белокурый курчавый парень. – У нас, на Песочной, машиностроительный Семенова весь в стачке!
– Всяк кулик свое болото хвалит. Тише, дай послушать!
– Не бастовать не могли – вы это знаете, товарищи. И нас поддержали. Поддержка пришла, откуда пока и не ждали. Взбунтовались наши солдаты. Я ведь был свидетелем, товарищи. Я-то ведь сам…
– Ну, ну, дальше! – отрезая конец его фразы, хмурым особым тоном оборвал его вдруг Громов, и Сергей Леонидович понял, что говорить ему о бегстве из полка почему-то не следует. Почему? «Осторожен до мелочей!» – подумал он о Громове.
– Взбунтовались солдаты. Первая ласточка, – правда? А раз первая – значит, не последняя. Но вы знаете, чем все это дело кончилось. Что сказал наш ПК тогда? Возвращайтесь, сказали мы, к станкам. Придет время, и всеобщей стачкой, вместе с революционными солдатами, пойдем, когда надо будет, в последний штурм. Каждый прожитый день работает на нас. Почему, товарищ Григорий, нельзя было тогда больше тянуть стачку?
– А ну-ну? – словно подзадоривал тот.
– Потому что она сделала свое дело. Большее, чем можно было ожидать (на солдат-то никто не надеялся?), а тянуть ее каждый лишний день – значило потерять силы и потерять, главное, цель, ради которой все и делали. ПК правильно подумал: надо стихийное волнение превратить в короткий удар!.. Теперь, товарищи, – о сегодняшних делах…
Пересохло в горле, – Сергей Леонидович хлебнул холодного чаю из чьего-то стакана на краю стола и, поглядев в сторону Марфы: слушает ли она все так же внимательно, – продолжал:
– …Подняли сто тысяч народу. Верно. Надо было поднять? Надо! Разве кто-нибудь из нас, большевиков, не понимает, как тем самым ударили мы опять? Вовремя остановили первую стачку и – ударили потом второй! И еще больше народу собрали. Правильная у нас тактика? Правильная! За короткий срок такое землетрясение режиму устраиваем!.. Вот и идем, товарищи, толчками, а когда хлынет лава – надо быть готовым. Сто тысяч бастуют! Никто не отступает? Нет? Пока не устали – надо еще шире взять. Тут товарищ Григорий, может быть, и прав. А Ян Янович, – так, кажется? (Ваулин натолкнулся взглядом на синие в золотой оправе очки) – не все, по-моему, уразумел. Оба они в разных случаях не той дорогой пошли. А ведь идем-то на гору, – а?
И если на гору подыматься – то не только ногами, но и головой: думать надо, как лучше!.. Теперь еще об одном – самом главном, пожалуй. Мы все ждем революцию и – скажем без хвастовства! – делаем ее с вами. Наши лучшие товарищи учат нас: когда она придет, она вырастет в социалистическую. Факт, на меньшем не примиримся! – шутил он, чувствуя, что его хорошо и доброжелательно слушают. – Но революцию делать надо, жареные голуби в рот не влетают. И потом вот что… Кто думает, что может быть «чистая» социальная революция, руками одних только рабочих, – тот фантазер и не больше. Одиннадцать лет назад у нас была уже революция – буржуазно-демократическая. Это был ряд сражений всех недовольных классов и групп населения. Всех недовольных, а не только рабочих, но руководил движением пролетариат.
– Что верно – то верно! – поддержал Григорий. – Во памятка…
Он отогнул на шее косоворотку и выставил напоказ глубокий шрам от сабельного пореза.
– …Теперь о том, что будет, товарищи, – старался не потерять нити своих мыслей Ваулин. – Вот несколько деньков назад посчастливилось мне прочитать кусочек одной статьи. Напечатана она в газете нашего Центрального Комитета, в Швейцарии. Номер пришел сюда, да не целиком, жаль, а разрезанной полоской. Взял я ее (вспомнил о Федоре и сделал паузу, чтобы случайно не проболтаться)… и вот читаю. Примерно так в ней сказано…
– А кто писал?
– Секрет, что ли?
Товарищи переводили глаза с ваулинского лица на его руки, словно ждали, что вот вытащит он сейчас из какого-нибудь кармана эту самую газету и покажет ее.
– Терпение, товарищи, – улыбнулся Сергей Леонидович. – Газету, как вы понимаете, при себе не ношу. Но помню хорошо, что там есть. А там примерно вот что говорится – как раз по нашему вопросу… Думать, сказано в той статье, что мыслима социальная революция… без революционных взрывов части мелкой буржуазии со всеми ее предрассудками, без движения несознательных пролетарских и полупролетарских масс против существующего гнета, – значит, говорит наш Ленин, отрекаться от социальной революции…
– Ленин?
Было от чего всем оживиться!
– Да, Ленин это пишет. Не кто иной, как он. Ленин над такими фантазерами смеется, издевается.
– А чего на меня все смотрите, товарищ Швед? – воспротивился его взгляду Марфин сосед на сундучке. – Можно подумать… – И он досадливо пожал плечами.
– Знает кошка, чье сало слопала! – вызвав смешок, отпустил Громов по адресу заерзавшего Григория.
– Да, Ленин издевается над такими людьми, – продолжал Сергей Леонидович. – В той же самой газете. Вот, говорит он, выстроится в одном месте одно войско и скажет: «Мы за социализм», а в другом – другое и скажет: «Мы за империализм» – и это будет социальная революция!» И верно – чепуха! Сущая чепуха, товарищи. И если в девятьсот пятом году мы имели союзников – вольных или невольных, на час или на сутки, – то теперь у нас их еще больше. И с каждым днем больше будет. Вот, по-моему, это надо понять. И надо показывать им пример… пример поведения, вести за собой. Верно это, товарищ Черномор? – задевал он того. – Что надо сейчас в первую очередь делать? – шел Сергей Леонидович к концу своей речи. – Расширять движение и бороться за солдатскую массу. За крестьянских людей – иначе говоря… Вы знаете: вчера на Путиловском мы устроили митинг. Вызваны были конные жандармы для разгона. На призов рабочих проходившие мимо ополченцы бросились со штыками на жандармов и прогнали их к черту!.. Вот вам, товарищи, второй случай за неделю, когда солдаты на нашей стороне. Дождемся: и весь гарнизон выступит против режима… Карл Маркс, когда встречался с новым, интересным ему человеком, всегда сначала хорошенько присматривался к нему, «щупал зуб», как говорил. Так и мы: «щупать зуб» должны каждому факту – кого куснет он?
Ваулин допил глотками чужой чай и отошел в угол – довольный и немного возбужденный своей речью.
– Налить? – подошла к нему со стаканом в руке Марфа.
Он улыбнулся и качнул отрицательно головой.
– Что предлагаете? – спросил Скороходов: в голосе была поддержка и дружба.
– Как быть с забастовкой – я уже сказал, Александр Касторович. Ноу меня есть предложение и по другому вопросу. Пришло время выпустить газету – это мое глубочайшее убеждение. Надо подготовить всю технику этого дела, но по-настоящему обсудим ее в следующий раз…
И Ваулин только вкратце пояснил свою мысль.
Решение о судьбе стачки было принято: продолжать.
Пора было уже всем расходиться, и Сергей Леонидович заторопился: отсюда, с Крестовского острова, до Ковенского – порядочное расстояние.
Он вышел на улицу вместе с Черномором и Андреем Петровичем.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Приключения Ваулина. Ирина Карабаева
Наконец-то Ириша увидела его…
Он вошел в комнату в сопровождении «дяди Фома» – нетерпеливый, с ищущим взглядом, с блуждающей улыбкой вокруг рта.
Он протянул руку ладонью вверх, и когда ее коснулись похолодевшие от волнения Иришины пальцы, он второй своей ладонью накрыл их и так минуту держал ее руку в своих руках.
Кто первый из них обоих произнес одно и то же слово приветствия?..
– Здравствуйте…
Кажется, они одновременно отвели друг от друга глаза и обернулись к молчаливому свидетелю их встречи. Асикритов ответил веселой ужимкой.
«Вы думаете, я ничего не понимаю?» – говорила она, и все трое рассмеялись.
Маленький, пучеглазый, юркий – Фома Матвеевич метался по комнате подпрыгивающим игрушечным чертиком: он собирал в свой портфель какие-то листки, газетные вырезки, рукописи, в великом беспорядке валявшиеся в разных местах его обители.
– Вы меня простите. Пожалуйста, простите, – тараторил он, – но я должен уходить. Сейчас, сейчас уйду… Дела, понимаете… У каждого свои дела, Иришенька. Ты не возражаешь, – а? – ехидно подмигивал он ей. – Я на часок… Сейчас, сейчас иду…
И, повозившись в комнате, он ушел, не попрощавшись.
– Ирина… – шагнул к ней Сергей Леонидович.
– Что? – тихо сказала она. Лицо ее было бледно и глаза опущены.
– Ирина… – мягко повторил он, приблизившись.
Она откинула голову и, вытянув быстро руки, крепко положила кисти ему на плечи. Крепко – словно сдерживала его угаданное движение.
– Нельзя?.. – так понял он и послушно выпрямил плечи.
Тогда, по-детски приподнявшись на цыпочки, она потянулась к его лицу и заглянула в него. Глубоко-глубоко в настежь открытых глазах ее светился, как будто упав внутрь, рыжеватый короткий луч смеха.
– Кому… нельзя? – обдала она его лицо теплом своего дыхания.
Ваулин не успел произнести в третий раз ее имени, – кто раньше из них почувствовал губы другого?!.
– Вот и все! – сказала она просто и обняла его за шею.
– Мы не виделись с лета, – говорил тише обычного Ваулин, не отпуская ее.
Он привлек ее снова к себе и стал целовать глаза, лоб, виски. Длинные косы, заложенные венцом, упали теперь с ее головы, и одну из них он обмотал вокруг своей шеи.
– Ну… это что делается? – краснела Ириша.
И, стараясь быть строгой, сказала:
– Отдай, Сергей, мою косу.
Ваулин в ответ поцеловал ее волосы.
– Хотя… что уж тут! Снявши голову, по волосам не плачут, – шутила она.
…Как он жил все это время? Думал ли о ней? Что дальше будет с ним? – Он коротко рассказывал о себе, Ириша слушала, но потом вдруг перебила его:
– Я порядочная свинья! Ведь я ничего вам еще не сказала о вашей дочке!
– «Вы»… «вашей»? – укоризненно смотрел Сергей Леонидович.
«Ты» не сразу далось им в этот вечер, и каждый раз они поправляли друг друга.
Она рассказала Ваулину все, что знала о его родных. Она заходила к ним несколько часов назад, – Екатерина Львовна просила поцеловать его в лоб.
Он выслушал ее, успокоился, – что мать и Лялька здоровы (вот с деньгами плохо только…), и тут же, из вежливости, осведомился об Иришиной семье.
Ба, вот штука: она забыла ему рассказать о самом главном-то происшествии! Ведь она-то сама была арестована, – известно ему это?.. Боевое крещение!
И, вскочив с места, Ириша стала в лицах передавать всю историю засады и освобождения из тюрьмы.
Ваулин выслушал и сказал:
– Теперь надо быть очень осторожной. Второй раз твой отец уже не поможет.
– И не надо! – зарделась она.
– Как это «не надо»?
– Разве я буду лишена твоей помощи и дружбы твоих товарищей?.. Вот и все! – сказала Ириша так же просто и убежденно, как после первого поцелуя.
Это был ответ для Ваулина сразу на несколько невысказанных вопросов. Он еще только собирался их осторожно ставить, он думал о них не без волнения: «Понимает ли, что может ее ждать?» – но вот ключ найден – двери не ломаются: все разрешено как будто с предельной, радующей ясностью, – подумал Сергей Леонидович с благодарностью.
– Мы будем вместе? – спросил он. – Всюду?
Она прижалась к нему и ответила:
– А теперь… помолчим. Минутку.
И провели минуту в тишине, чувствуя дыхание свое, но не видя друг друга.
Это была последняя ночь, проведенная Ваулиным в Лесном, на складной кровати у «цесарок».
На следующий день, как условлено было вчера, он пробрался на Васильевский – к служившему на Большом проспекте Озолю: тот должен был вручить Сергею Леонидовичу для нужд ПК несколько случайно приобретенных «железок». Это было настоящее богатство!..
(Существовало в подполье три категории паспортов: «железка», «копия» и «фальшивка». «Железка» – вид на жительство некогда здравствовавшего обладателя, после смерти которого мещанские старосты, а в деревнях – волостные писари, славившиеся взяточничеством, продавали эти паспорта. Такой вид на жительство ценился очень дорого. По нему можно было жить весьма долго и спокойно. В столице установлен был порядок, в силу которого при прописке снималось три копии: одна для старшего дворника, другая шла в адресный стол, а третья – в то место, откуда был выдан «вид», – с секретным запросом полиции: существует ли такое лицо? Конечно, ответ от взяточников получался положительный.)
Получив от Черномора широкий конверт с «железками», Сергей Леонидович, сопровождаемый до двора товарищами, вышел по черному ходу из кооператива.
Было пасмурно, силился упасть вялый, недолговечный снежок. В выбоинах двора было полно грязи. Она и так уже набилась в рваные, хлюпающие галоши Ваулина и сулила простуду.
Он подумал об этом сейчас и, сделав несколько шагов, остановился: на прилавке кооператива он видел галоши, пусть Черномор устроит ему эту покупку. И Сергей Леонидоьич повернул обратно.
Он хотел уже потянуть на себя обитую железом дверь черного хода, как она в этот момент открылась, заслонив его со двора, потому что, боясь быть ушибленным, Ваулин отскочил в сторонку.
Побежал и скрылся за поворотом к арке шустрый человек в серой бекеше.
Минуту назад, разговаривая с Озолем, Ваулин заметил этого человека в магазине: у «бекеши» сильно косили навстречу друг другу глаза – так, что они всю жизнь, казалось, без напряжения видели всю нижнюю половину разъединявшего их длинного носа.
«Что-то украл, наверно…» – почему-то подумал об убегавшем Сергей Леонидович и вошел в кооператив.
Черномор был удивлен.
– Ничего не произошло, – успокоил его Ваулин. – Устройте мне, Ян Янович, пару галош подходящего размера.
Через три минуты они поблескивали на его ногах, шагавших по проспекту.
Путь домой лежал через Петербургскую сторону. Сергей Леонидович свернул на малолюдную Девятнадцатую линию, решив пройти ее до конца, до Малого, и оттуда переправиться по Тучкову мосту.
Проходя мимо госпиталя Финляндского полка, он невзначай обернулся и почти сразу же увидел человека в серой, с лисьим воротником, бекеше.
«Дважды встречаешь – не верь, трижды – спасайся», – такова была поговорка в подполье, и Сергей Леонидович насторожился. Конечно, все могло на сей раз оказаться случайностью, но…
Пересекая Средний, он снова оглянулся: «бекеша» следовала по пятам.
Предстояло выяснить ее намерения, – Сергей Леонидович изменил маршрут и перешел на левую сторону проспекта. «Бекеша» свернула туда же, только на правую панель. Но косоглазый шел теперь не один: рядом с ним шагал, разговаривая, какой-то человек в коротком темном пальто, в высоких русских сапогах, с палкой в руке.
«Откуда он взялся? Вероятно, шел Девятнадцатой линией, и я не обратил на него внимания», – подумал Сергей Леонидович.
Он все еще не выбрал, куда держать путь. Одно для него стало ясно: если это шпики, то они «брали» его в кооперативе. До того – он как будто не замечал за собой слежки. Но шпики ли все-таки?
На углу Восьмой он сел в вагон трамвая, шедшего к Дворцовому мосту, в центр. И тотчас же человек с палкой на ходу вскочил в прицепной – на первую площадку, а «бекеша», замешкавшись, – на вторую. Теперь уже не было никаких сомнений: Ваулина преследовали!
На второй же остановке сквозь стекло двери он увидел косоглазого, очутившегося на площадке вагоновожатого.
«Ого!» – встревожился Ваулин. Он понял: за ним не только следят, но хотят сразу же «взять» при первом удобном случае.
Медлить уже нельзя было, – Сергей Леонидович, в нарушение всех правил трамвайной езды, протискался на заднюю площадку, отбросил незаметно для стоявших тут железную застежку, скреплявшую обе половинки заградительной решетки, и выжидал минуты, когда открыть, ее и выскочить.
Он слышал звонки и шум встречного трамвая. И, когда тот приблизился, Сергей Леонидович распахнул решетку и, быстро спустившись на одну ступеньку, прыгнул на землю. Он едва не угодил под колеса встречного вагона. Еще одна секунда – и Ваулин вскочил на подножку его. И только удивился в тот момент, почему она так высоко от земли…
Это мчалась, непрерывно звоня, служебная трамвайная платформа. На задней площадке, где очутился Ваулин, никого не было. Он оглянулся: маршрутный желтый трамвай уносил его преследователей к набережной Невы. Сразу ли заметят они его бегство?
Без остановок домчался он к Малому, соскочил с платформы и, сохраняя степенный шаг обычного пешехода, направился к Тучковой набережной.
Было часов пять, и оставалось ходу еще минут на пятнадцать до квартиры Вани-печатника – в одном из домиков на Малой Спасской, тянувшейся вдоль лесного незаселенного участка. И вдруг на углу Муринского проспекта и Антоновского переулка, у последнего перекрестка перед своим жильем, Сергей Леонидович увидел одного из своих преследователей.
Шпик стоял, опершись на палку, и смотрел сейчас в сторону переулка. Рядом, у ворот маленького дворика, – извозчик, подвязывающий торбу с овсом высокой гнедой лошади. Никогда здесь извозчики не имели стоянки, – все стало яснее ясного!
Ваулин круто взял вбок, шмыгнул на Парголовскую, убегая к Лесному институту.
«Квартиру открыли… Кто? Как? Куда двинуться?» – одни и те же мысли сменяли друг друга, как в чехарде. Хотя бы на несколько минут укрыться куда-нибудь, и там уже подумать, что делать!
Он побежал в рощу, прилегавшую к Политехническому институту и раскинувшуюся позади Спасской улицы. Отсюда вела узенькая утоптанная просека, – которой можно было выйти к домику Вани-печатника. «Э, нет!» – сам себе ответил Сергей Леонидович, отмахнувшись от коварного соблазна.
Какой-то верховой ехал навстречу, – Ваулин бросился вглубь рощи и, увидев вдруг скат в канаву, бегом спустился в нее. Он чуть-чуть не наткнулся грудью на человека в бекеше с лисьим воротником!
– Легче, дьявол!
– Стой! Руки вверх! – зашипел чей-то голос.
Ошарашенный, ничего не понимающий, Сергей Леонидович исполнил чужое приказание.
Наверху проскакал верховой. Внизу – тягуче-медленно протекала минута молчаливого выжидания.
– Стой!.. Кто будешь? – шипел все тот же голос, а обладатель его, рослый мужчина, держал перед животом Ваулина «бульдог».
– Нищий… – сказал Сергей Леонидович. – У меня нечего грабить.
– Митрич, брось! – схватил за руку товарища человек в бекеше, – Свой это!
– А ты откуда знаешь? – не доверял Митрич.
– Знаю: третьей роты это! Дезертир тоже… нашего полка.
«Вот-те, на!» – удивился Сергей Леонидович.
– Товарищ Ваулин, – не правда ли? – положил ему руку на плечо человек в бекеше. – Еще по виду – сомневался, а как услышал голос – сразу признал. Опускайте руку… нате вам мои пять! – пожал он с размаху ваулинскую руку. – Удивляетесь? Я вижу!
Сергей Леонидович вгляделся в сумерках в его лицо – заросшее рыжей щетиной, с длинными мглистыми бровями. Задумываться теперь над тем, где он видел этого человека, уже не приходилось: казармы полка, но… при каких обстоятельствах?
Неужели он знал фамилию этого солдата, назвавшего его «товарищ», а теперь забыл? И почему на нем та самая бекеша? Она немного коротка на нем и узка в плечах. Или он, Ваулин, ошибся: та самая ли бекеша?.. И что за странное вообще происшествие в канаве?
– Айда! – сказал Митрич. – Чтой-то вас я не помню, солдат! – пробурчал он Ваулину. – Беглый тоже? Жить есть где? А нам – нет! Может, часы купишь? – неожиданно добавил он и показал серебряные закрытые часы с брелочками и ключиком на кожаной цепочке. – Дешево отдам: хотя на билет в Кострому…
– Нет, – покачал головой Сергей Леонидович. – Не требуется.
– Ну, нет – так нет! – надвинул на голову серую шляпу дезертир и подтолкнул своего товарища: – Тепло теперь небось стало в шубейке? Айда, Миколай!
Они выбрались из канавы в темнеющую чащу кустарников, оставив Ваулина одного.
Он сделал несколько шагов по вязкому дну канавы и на изгибе ее натолкнулся – сразу же – на распластанное тело мертвого человека: висок его был проломлен и залит кровью. Мертвец лежал в одном нижнем белье: его ограбили…
Оглядываясь по сторонам, Ваулин нагнулся над трупом: это был шустрый, косоглазый шпик!
В следующую минуту Сергей Леонидович бежал уже по проезжей дороге к Политехническому. И ему с трудом потом удалось вернуть себе свой обычный шаг, чтобы не обратить на себя внимание встречных прохожих.
…Итак, косоглазый подкарауливал его на лесной дорожке, а второй шпик – дожидался на перекрестке? Вот оно что!.. Третьего пути не было к Ваниному домику: возвращаясь домой, он обязательно попал бы в руки охранки.
Сергей Леонидович понимал, как счастливо избежал опасности. И только ли одной этой? А разве не мог он подвергнуться участи убитого и ограбленного шпика, если бы не этот случайно повстречавшийся дезертир с рыжей щетиной и колючими бровями? Кто из них стал убийцей: этот ли парень, спасший, быть может, ему жизнь, или его спутник по скитаниям – сиплоголосый солдат «Митрич»? А может быть, один другого стоит?
Как ни был занят мыслями о самом себе, долго еще не мог отделаться от мрачных впечатлении: все время перед глазами маячило окровавленное лицо убитого охранника.
…В десятом часу вечера он постучался в подвал на Лиговке. У входа – кривыми буквами вывеска: «Сапожник».
– Кучеров дома? – спросил он, когда открыли дверь.
– Не приходил еще с работы Кучеров.
Хозяин – черный, лохматый инвалид на деревяшке – окинул Сергея Леонидовича маловыразительным, полусонным взглядом.
– Я подожду его, – сказал Ваулин, спускаясь по ступенькам в комнату.
– Ждите, – односложно разрешил хозяин.
– Вася, кто там? – раздался из глубины комнаты вялый женский голос.
– Человек, – все так же кратко ответил он. – Спи.
Сапожник проковылял к своей низенькой табуретке, обитой на сиденье куском просиженной, ввалившейся кожи.
На полу, у его ног, валялись колодки, башмаки, оторванные каблуки с торчащими в них гвоздями. Рядом, на стуле, – ворох кожаных кусочков, заплаток, сапожные инструменты. Небрежным взмахом руки он все это сбросил со стула и молчаливо придвинул его к незнакомому гостю, а сам занялся набивкой подошвы на чей-то порыжевший, потрескавшийся сапог.
Керосиновая лампочка на столике бросала вокруг мелкий, зыбкий свет. В конец комнаты он почти не доходил. Там, придвинутые вплотную друг к другу, стояли две кровати: поперек их разместились ко сну жена сапожника и двое ребят.
В тишину сонной, душной комнаты входил только (очевидно – привычным, нисколько не тревожащим ее стуком) короткий, мягкий и глухой удар сапожного молотка, да верещали на стене «ходики» с фунтовой гирькой на веревочке. Сам хозяин был безгласен, словно камень.
Когда Сергей Леонидович, вынув папиросы, закурил, сапожник, перегнувшись в его сторону, все так же молчаливо протянул руку к коробке, взял папироску и прикурил от лампы.
– А поздно приходит Кучеров? – решился в этот момент заговорить с ним Сергей Леонидович.
– Бывает разно, – последовал ответ, и – опять молчание.
– А дождусь я его сегодня? – возобновил Ваулин неудавшуюся беседу.
Сапожник, держа гвоздик во рту, развел только руками. Сергей Леонидович решил больше ни о чем не спрашивать – ждать.
Так, в молчаливом ожидании, прошел добрый час.
Ваулин ничего с утра не ел, – томил голод, по всему телу растеклась усталость. Когда же придет, наконец, «Кучеров» – Андрей Петрович?!
Он работал теперь не то слесарем, не то механиком в какой-то маленькой ремонтной мастерской, а где она, какие сегодня часы он занят в ней, да и сразу ли должен возвратиться домой, – ничего этого Ваулин не знал.
А если не удастся его сегодня повидать, – как будет тогда с ночевкой? И конверт с паспортами, надо ему на всякий случай передать, – не носить ведь «железки» в кармане!
«Ходики» показывают начало одиннадцатого, – того и гляди, сапожник скоро выпроводит его и уляжется спать.
Думая обо всем этом, Сергей Леонидович незаметно для самого себя задремал, Откинувшись на спинку стула.
Он не слышал короткого стука в дверь и того, как поднялся, чтобы открыть ее, ковылявший на деревяшке хозяин.
– Тс-с-с!.. – приложил тот палец к губам.
«Кто?» – одними бровями спросил Андрей Петрович, не переступая порога.
Бровям ответили приподнятые плечи сапожника, но – ничего определешюго: кто его знает…
«Буди!» – так понял сапожник громовский жест, а сам Андрей Петрович решил постоять в тамбуре.
Сергей Леонидович проснулся, ощутив легкий хлопок по коленке:
– Извиняюсь, не ночлежка это и не вокзал!
– Простите меня, – вскочил Сергей Леонидович. – Не пришел ещё Кучеров?
– Пришел! – сбежал вниз по ступенькам Громов, узнав голос своего приятеля. – Что случилось? Чего так поздно, Леонтий Иосифович?
Ваулин покосился в сторону хозяина. Лохматый черный человек, глубоко зевая, ухмылялся теперь.
– Ну и загадку дали! – заговорил он совсем другим тоном. – А я думал: может, шпичок приплелся да овечкой прикинулся.
– Спасибо на добром слове, – усмехнулся Сергей Леонидович. – Неужто сходство нашли? Шпичок? Оттого и молчали?
– Оттого и молчал.
– Горе для него – молчать, – кивнул на сапожника Громов.
– Незаметно что-то! – сказал Ваулин.
– Э, кто бы знал! Заговорить может человека – такой это любитель до разговора. Но, когда надо, – подавится своими словами, а молчать будет! Артист Вася!
– Как наказывали вы мне: партийное послушание – понимаю это дело!
– В организации? – тихо спросил о сапожнике Ваулин.
– Шестой год знаю, – ответил Громов. – Велел я ему: никуда, калека, не рыпайся, угол сдавай – кому я скажу. Слушается меня! Вашего Ваньки Ольга – сестра приходится ей, – показал он рукой на свернувшуюся калачиком на кровати спящую хозяйку. – Всю семью, знаю… Ну, да разве о том разговор? – прервал Андрей Петрович самого себя. – Что стряслось?
Они отошли в уголок, и Сергей Леонидович, как мог кратко, рассказал о сегодняшних злоключениях.
– Та-а-к… – протянул в раздумье Громов. – Стараются, сукины дети, гончих выпустили. Но кто только нюх дал? – вот что!.. Ишь ты, на вас облаву замыслили. Почуяли, твари!
Он стал вдруг хвалить, что бывало с ним редко, Ваулина за вчерашнюю речь, за ясность и правильность позиции и, прищурив глаз, посмотрел на Сергея Леонидовича:
– Факт, – вожак… Все районы так и говорят: «вожак», беречь надо.
– Верно? – искренно удивился, но и обрадовался, взволновавшись, Ваулин.
– Угу. А сказать правду? – прищурил в очередь другой глаз Андрей Петрович.
– Какую? – заинтересовался Ваулин.
– Вот я вас как будто давно знаю, – сказал Громов, – да и видел я на своем веку в партии людей-людишек – хороших людишек, ничего не скажу. Из интеллигентов что… Уважаю, конечно. Очень. И вас всегда уважал, конечно. Но до сего времени думал: живет в партии, большую пользу ей делает, – а от сердца все это или от головы? От сердца – наш брат, рабочий, беднота. Ну, другого и быть не может! Про вас думал: головой он только, сам по себе живет, – такой, значит, умственный еж!
Сергей Леонидович улыбнулся такому неожиданному сравнению.
– А еще летом, сей год, пригляделся я к вам: нет, думаю…
– Не еж? – тихонько засмеялся Ваулин.
– Нет, думаю, что-то не так, брат Громов! А за последнюю неделю – гляжу: откупорился вроде человек, прет из него и других хватает. Бывает же такое!
– Бывает, – сказал уже серьезно Сергей Леонидович. – Бывает… это я не о себе говорю, не подумайте!.. Спасибо вам, Андрей Петрович, за науку.
– За что? – нахмурился Громов: он редко хвалил других и не любил, когда его хвалили за что-нибудь.
– Многому я у вас учился, – вспомните!
…Сапожник уже спал рядом с женой. Погасив свет, Ваулин и Лекарь, не раздеваясь, разместились ко сну в громовской каморке.
Она была узка, без окошка. Чтобы поместиться в ней на ночлег, пришлось оставить открытой настежь дверцу и положить через порог тюфячок, на котором и лег, выставив ноги в комнату сапожника, Андрей Петрович. Гостю он отдал свою складную кровать, занимавшую почти всю площадь каморки.
Лежа на животе, лицом к Ваулину, Андрей Петрович шепотом говорил ему:
– Ну, сегодня переспите… бездомный вы мой! Но сидеть тут вам нельзя.
– Нет, нельзя, – соглашался Сергей Леонидович.
– Я и говорю про это. Добывать новую квартиру надо. А где сразу найдешь? Главное: чтобы без риску, понадежней, да на плотный срок… У Ваньки прописались?
– Временная прописка.
– Все равно, Сергей Леонидович: ежели нащупали они вашу квартиру, не бывать вам больше «Кудриком». Я думаю, вам и самим понятно.
– Возьму «железку»! – решил Ваулин.
– И то дело! Утречком выберем: с иногородней пропиской, – а?.. Ну, а поселиться где? Сразу не найдешь, – повторил Громов и на минуту умолк, ища про себя решение вопроса.
– Где ваша мастерская? – спросил Сергей Леонидович.
– На всяк случай это? Понимаю… На Седьмой Роте, хозяина Петра Спиридоныча Волкова. Спросите, не доходя дома «Помещик».
Следующая ночь прошла в скитаниях по городу: с ночевкой дело не устроилось.
Сергей Леонидович бродил по улицам до самого утра. Он пересек столицу вдоль и поперек, из осторожности ни разу не проходя по одной и той же улице. Если бы не вынужденность такого скитания, его стоило, пожалуй, предпринять, чтобы увидеть сейчас ночной Петербург.
В разных частях города Ваулин наблюдал одно и то же: очереди у продовольственных лавок, которые откроют только утром; мелких торговок съестным и «ханжой»; огни больших и малых кабаков; рыщущих повсюду проституток; полицейский патруль; нищих всех возрастов; дворников в армяках у ворот с бляхой на груди.
Петербургская ночь была все такой же, как раньше, – знакомой: и морозный, туманный ветер с моря, и вперемежку дождь со снежком, и пустынные во всю ширь торцы проспектов, как будто еще брльше раздвинувшие стоящие в струнку дома, и слышимый в ночной тишине всплеск воды в каналах и реках.
«Но вот такого не было еще несколько месяцев назад», – подумал Ваулин.
Он подходил от очереди к очереди (их почти сплошь заполняли женщины), прислушивался к беседам, – и всюду разговор был один и тот же: «Когда же, господи, все это, наконец, кончится?!»
Мысль о долгой, неудачной войне засасывала в свою воронку человека. Теперь он сразу находил соседа, думавшего равно.
И потому городовые Петербурга в тревожном ожидании стояли теперь на посту по двое: рядом, спиной друг к другу, чтобы видеть все.
Днем Громов указал Сергею Леонидовичу его новую, хотя и временную квартиру.
– Позвольте… – воспротивился Ваулин. – А не подведу ли я своей персоной товарищей?
– Ни вы, ни они вас. Паспорт у вас новый, «железный», – раз? А пока вы там будете, приходить туда никто больше не станет, печатать прекратят, – два! – загибал Лекарь пальцы на руке. – И вообще предлагаю слушаться нашу исполнительную комиссию, – три!.. А еще: Ирину свою позвать туда можете, – вот и четыре! – неожиданно закончил он. – Ее, кажись, Ириной звать?
– Ирина… Оброс я порядочно! – смешливо пожаловался Сергей Леонидович при упоминании ее имени.
– Ничего. Борода – что трава: скосить можно! – деловито сказал Громов и повел его к знакомому парикмахеру.
