Текст книги "Кабахи"
Автор книги: Ладо (Владимир Леванович) Мрелашвили
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 58 (всего у книги 62 страниц)
– Именно поэтому он заслуживает сожаления.
– Интересно, сдастся он или нет?
– Принудят к сдаче. Соотношение сил в пользу противника. И позиция у него плохая.
– И все же интересно – будет он продолжать борьбу?
– Не будет. Это умный человек. Все понимает.
– Он всегда был проницателен. Любопытно, как под него сумели подкопаться?
– Это не подкоп, не ловушка. Это прямая атака. Или, точнее, это гнев народа.
– Ого! Слушайте, слушайте – как крепко завернуто! Кто это говорит, юноша?
– А, это выступает Маркоз. Бригадир. Один из тех, кого сейчас выдвигали в председатели. Давайте послушаем.
– Послушаем. Но сначала я хотел бы задать вам вопрос. Вы в самом деле уезжаете из Чалиспири?
– В самом деле. – Шавлего посмотрел на часы. – Скоро и Купрача появится. Да вот, это, наверно, он и подъехал. Ну да, вон он. Идет сюда – верно, меня ищет. Извините, дядя Сандро. – Он встал, чтобы его было видно, помахал Купраче рукой. – Я сегодня уезжаю, дядя Сандро. – Он снова сел рядом с доктором. – Через полчаса отчалю. Рад, что представился случай попрощаться.
– Не возьму на себя смелости спрашивать вас о причинах, юноша, но, кажется, в ваши планы не входило так скоро покинуть Чалиспири?
– Да, не входило… Я не успел даже посмотреть… То, что вы обещали показать мне однажды ночью в вашей тайной лаборатории.
– Не понимаю, юноша, о чем вы говорите.
– Как-то, поздно вечером, я пришел позвать вас к больному. И перед уходом вы обещали рассказать мне о ваших исследованиях… Кажется, речь шла о проблеме рака.
– Не помню. Возможно, я что-то наплел вам под хмелем.
Шавлего понял, что доктору не хочется вспоминать о своем обещании да и вообще о том вечере.
– Должно быть, мне послышалось.
– Возможно. Так неужели Нико не будет бороться?
– Весы склоняются на сторону Тедо. Но молодые еще не сказали своего слова. Молодежь не пойдет против него. Нико неплохо с ними в последнее время обходился. Возможно, они станут его защищать… Должны защищать. Он этого не заслуживает, но должны. Его поражение означает победу Тедо. А победа Тедо… означает гибель колхоза.
Сандро изумленно взглянул на собеседника:
– Как это понимать, юноша?
– В самом прямом смысле… Нельзя допустить, чтобы во главе колхоза встал Тедо Нартиашвили. Ни в коем случае.
– Почему, юноша? Никто из выступающих не говорил об этом человеке ничего дурного. Опытен, знает дело, уже был раньше председателем. И самое главное – видите, народ желает его. Народ возлагает на него надежды.
– Они так и останутся надеждами, если он добьется своего. Я хорошо его знаю. Да и все его знают… Ни в коем случае нельзя избирать Тедо председателем.
– Почему же все хотят его?
– Они сейчас не рассуждают, не отдают себе отчета… Сейчас все ополчились на Нико. Гибель этого бедного парня, Реваза, решительно восстановила все Чалиспири против нынешнего председателя. Гнев иногда бывает слепым. Волнение, возмущение – плохие советчики. Лишь бы не Нико, а там пусть хоть сам сатана станет председателем, они на все согласны.
– Это уж слишком, юноша. Наверно, этот человек заслуживает…
– Нет, тут дело не в заслугах. Тут что-то иное… Эти парни, из молодежной бригады, не зря сидят наверху. Они не пропустят Тедо. Ну вот, я же говорил. Coco взял слово. Послушаем!
– Кто это, юноша?
– Сын Тонике Чхубианашвили.
– Какой взрослый сын уже у Тонике! И красноречивый, говорит прямо-таки стихами.
– Он и увлекается поэзией. Пишет стихи… Но что он говорит? С ума, что сошел? Постойте, дядя Сандро… Рехнулся. Право, рехнулся! Боже, какую он нес чепуху! А это кто? Ах, Махаре. Но кто внушил Coco такой вздор?.. Однако послушайте, послушайте! И Махаре туда же! И он на стороне Тедо! Ей-богу, они все посходили с ума… Чего смотрит Шакрия? Смотрите, и Эрмана кивает одобрительно, и Джимшеру явно все это нравится. Но чего ждет Надувной? Неужели он не выступит в защиту Нико? Нет, он должен сейчас стоять за Нико. Хочет или не хочет, а должен… Тедо нельзя давать власть. Разве не Шакрия первый открыл мне настоящее лицо этого хитрого, пронырливого человека? Да и от других я немало о нем слышал. Нет, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Тедо… Ух, наконец-то поднялся Надувной!
Шавлего облегченно вздохнул и повернулся к соседу:
– Знаете этого молодца?
– Нет, юноша, не знаю.
– Это внук Хатилеции. Весь в деда. Вот, послушайте – всех уморит… Что?.. Кончено! Теперь дядя Нико может распрощаться со своим креслом, со всем своим былым могуществом… Кончено. Все решено… Этот парень как бы скрепил решение печатью. Но неужели хоть Шакрия не понимает, на чью мельницу он льет воду? Неужели не понимает, какое будущее готовит селу Тедо Нартиашвили? Дядя Нико десятью головами выше этого человека и, несмотря на многие свои недостатки, гораздо благороднее его… Но, к сожалению, дело ясно: Тедо победил! Тедо приберет к рукам колхоз! И пойдет прахом все, что сделано за это время в Чалиспири, все, чего достигли молодые и что я сам, худо ли, хорошо ли, создал и наладил… Нет, нет, этого нельзя допустить! Тут не может быть никаких уступок!
Словно барабанный бой отдавалось у него в ушах:
– Давай, давай, Надувной! Ну, язык – что твоя бритва!
Впереди надрывался Автандил:
– Приканчивай его и похорони!
Все собрание вместе с президиумом шумело:
– Довольно! Будем голосовать!
– Голосовать! Голосовать!
– Приступайте к голосованию!
– Зачем голосовать – пусть прямо садится Тедо председателем!
– Ну, Тедо, принимай печать!
– И ключи от кабинета.
– Твоя теперь новая «Волга»!
– Ох и рассядется он в этой самой «Волге»!
– Небось и здороваться с нами перестанет!
– Ничего, пусть пойдет ему впрок.
– Теперь его очередь!
– Помолчите, люди! Слушайте!
– Ну и Надувной! Вон как беднягу Нико отделал!
– Поддай жару, Шакрия!
– Хо-хо-хо, вот говорит! Послушайте, что он сказал!
– Язык что у деда, что у внука – крапива!
– Так его! Сдирай с Нико шкуру!
Секретарь райкома встал и сделал знак Шакрии, чтобы тот кончил. Потом обратился к собранию:
– Довольно прений. Все ясно. Тут были выдвинуты три основные кандидатуры: во-первых, вашего нынешнего председателя Нико Балиашвили…
– Не надо!
– Не желаем!
– Не хотим Нико!
– Во-вторых, Иосифа Вардуашвили, и, в-третьих, Тедо Нартиашвили. Сейчас мы проголосуем за каждого из них, сосчитаем голоса и завершим дело.
– Голосуйте! За Тедо голосуйте!
– Пусть будет Тедо, больше никого не желаем!
– Дайте нам Тедо!
– Никого, кроме Тедо, нам не нужно!
Вдруг Шавлего встал и поднял руку.
– Я хотел бы сказать несколько слов.
Секретарь райкома сделал вид, что не заметил его, так же как председатель собрания.
Тогда он вышел вперед и встал перед столом президиума.
– Дайте мне слово. Я отниму у вас всего несколько минут.
Луарсаб оглядел его с явным неудовольствием с головы до ног. Потом отвел взгляд и кивнул председательствующему:
– Приступайте к голосованию.
– Я член этого колхоза и имею право выступить на собрании так же, как любой другой.
– Где вы были до сих пор, товарищ? Мы уже закрыли прения. Давайте ставьте кандидатуры на голосование.
– Кто за то, чтобы Нико Балиашвили…
Шавлего одним быстрым движением вскочил на помост и встал перед столом президиума лицом к собранию, закрыв собой председателя.
– Чалиспирцы! Я хочу сказать вам несколько слов! – Голос его, низкий, громкий, гулко разнесся над рядами.
В первых рядах сразу затихли разговоры; потом тишина распространилась дальше в глубину, – казалось, волна, прокатившаяся по собранию, замерла где-то вдалеке.
– Не мешайте нам, товарищ!
– Чалиспирцы! Даете вы мне право выступить или нет?
– Вы хотите непременно сорвать нам собрание, товарищ? А вам известно, что за это…
– Дайте ему слово!
– Пусть говорит!
– Имеет право! Пусть выскажется!
Шавлего сложил ящики, изображающие трибуну, на пустой стул.
– Вы, товарищ…
– Это наш колхозник, не мешайте ему…
– Что вы ему рот затыкаете, пусть говорит!
– Чалиспирцы! Я хочу сделать вам упрек: во-первых, в торопливости, а во-вторых, в необдуманности. Особенно в необдуманности. Не спрашиваю, интересно ли вам мое мнение, но хочу его высказать.
– Говори, говори, как же не интересно!
– Конечно, интересно!
– Ну, так слушайте. Вы меня знаете. Думаю, все знаете – одни больше, другие меньше. И знаете, что раз дело касается благополучия нашего села, у меня хватит смелости сказать в лицо кому угодно то, что я думаю и считаю правильным.
– Смелости у тебя хватит!
– Мне бы столько, сколько ее у тебя!
– Слушайте же. Еще в детстве учил меня дедушка: когда двое разговаривают, третьим не встревай. Но сегодня вы заставили меня позабыть эту мудрость. Разума у вас достаточно, но осмотрительности не хватает, действуете второпях, в дело не вникаете. Знайте: не всякий полосатый зверь – тигр. Из названных здесь кандидатов на должность председателя колхоза я отдал бы предпочтение четверым: Иосифу, Сико, Сабе и моему дедушке Годердзи… Слушайте, слушайте. Вы дали мне слово, и я заставлю вас меня выслушать! Ни один из этих четырех человек, если вдуматься, для председательского поста не подходит. Почему? Сейчас скажу. Руководитель колхоза в первую очередь должен быть хорошим организатором. Во-вторых, он должен так же забывать о себе ради общего дела, как покойный Реваз. Третье: он должен хорошо знать каждого человека в своем колхозе, у кого какие силы и возможности, только тогда он сможет правильно распределять работу. И наконец, четвертое, и самое главное: он должен уметь вселять веру в людей. Вот это – четыре ножки кресла, на котором приходится сидеть председателю. Остальное – пятое, шестое, седьмое и так далее, – ясно вам самим, я не буду все это перечислять.
– Ты скажи нам, почему эти не годятся?
– Об этих четверых скажи.
– Сейчас скажу. Все четыре названных мной кандидата – люди честные, трудолюбивые, преданные делу, и на каждого из них можно твердо положиться. Но чтобы вселять веру в других, надо самому иметь ее. А из этих четверых ни один, скажу вам откровенно, не сможет разжечь в вас тлеющий под золой, полупогасший огонь. Вера – мать всяческого успеха. Надо верить, что существуют трудности, но что нет ничего непреодолимого! Я знаю Чалиспири. И не постесняюсь сказать вам открыто, что знаю и вас. Не буду растолковывать, что я имею в виду, – полагаю, что вы и так понимаете… Когда выдавалось свободное время, я отправлялся в Саниоре, чтобы присмотреться к тамошним делам и понять тайну их постоянного успеха. И понял. Может, вы думаете, у них земли больше, чем у нас?
– И людей там, пожалуй, поменьше.
– Ну как же, земли у них больше нашего. В этом году они подняли в алазанских зарослях пять-шесть гектаров целины. Конечно, земли у них больше!
– Рощи на Алазани есть и у нас. Поднимем целину – кто нам мешает?
– Послушайте меня! Рубка алазанских рощ – преступление, за которое виновных надо привлекать к строгой ответственности. Только слепец может замахнуться топором на это наше богатство, не понимая, что он уничтожает! А в Саниоре… Дело тут не в малоземелье. Главное – вера в дело, в успех. Несмотря на недостаточность площадей (хотя я вовсе не считаю, что у Чалиспири мало земли), несмотря на засуху и град, если все единодушно, честно, усердно будут работать в колхозе, – всего у нас будет вдоволь и каждый будет обеспечен всем необходимым в течение целого года, от урожая до урожая.
– Твоими бы устами да мед пить! Нам больше ничего и не нужно. О чем слепой плакал – да о своих двух глазах.
– Ежели так будет, какой мерзавец тогда…
– Выдавайте по распределению, сколько в Саниоре выдают, – и будем работать как звери!
– У них в Саниоре председатель такой…
– И люди там работящие, человече!
– Что верно, то верно – люди там работать горазды.
– Слушайте меня, потерпите еще немного. Ну, так вот, саниорцам ничего c неба не сваливалось. Они все своими руками создали. А потом стали распределять.
– Это мы всё понимаем. Ты нам лучше о председателях скажи.
– Скажу и о них. Не смогут эти четверо быть председателями. Это так, и сомнения в этом быть не может. Потому что из тех свойств, которые я вам тут перечислил, у каждого не хватает хоть одного.
– Ну, эти и того не умеют!
– Выберем, поставим – увидите, как быстро научатся!
– Тедо поставим председателем. Тедо все умеет.
– Слушайте! Меня слушайте! Не кричите все вместе, слушайте меня! Теперь я хочу сказать о кандидатах в председатели. Выступавший здесь Нико Балиашвили прямо и недвусмысленно говорил о достоинствах и заслугах Тедо Нартиашвили. Если все, что было сказано здесь об этом человеке, правда – а мы с вами хорошо знаем, что все это правда, – то выбирать в председатели Тедо Нартиашвили ни в коем случае нельзя.
– Не желаем! Не хотим!
– Чего не хотите?
– Нико не хотим!
– Он из зависти Тедо чернил!
– Не желаем Нико! Он себя ославил!
– Оклеветал честного человека!
– Перестаньте кричать!
– Давайте послушаем.
– Дайте ему говорить.
– Чалиспирцы! Я дядю Нико вам не навязываю. Но в одном мне поверьте: Тедо не должен стать председателем! Может, Тедо думает, что эти его ночные угощения, а вернее, конспиративные заседания, которые он созывал у себя на дому, так и остались тайной для всех? Или разговор о выгодности и доходности власти, который он вел с Маркозом на Алазани…
Шакрия взглянул исподтишка на побледневшего от страха Тедо.
– Вот что я скажу о Тедо: это такой человек, что будь он дождем, в самую страшную засуху полил бы только свой приусадебный участок. Подумайте хорошенько, прежде чем решать. Колхоз – не личная ваша собственность, чтобы из щедрости и из дружбы подносить его кому бы то ни было в подарок.
– Желаем Тедо! Пусть будет Тедо!
– Давайте голосуйте кандидатуру Тедо!
Секретарь райкома поднялся с места:
– Вы кончили?
Шавлего не оглянулся.
– Заканчивайте. Голосование все решит.
– Чалиспирцы! Я уезжаю в Тбилиси. И уже опоздал на поезд. Послушайте меня, потерпите и вы немного… Я хочу сказать вам о дяде Нико. Я не был тут, не слышал его отчетного доклада, но я этого человека знаю. Возможно, он во многом виновен. Призовите его к ответу. Выясните, скажем, эту историю с коровой. Если он взял за нее деньги – заставьте вернуть. Изберите хорошее правление. Изберите ревизионную комиссию, на которую можно было бы положиться, с надежным председателем во главе. Контролируйте работу председателя колхоза повседневно. Парторгом изберите настоящего коммуниста. Насколько мне известно, партийная работа у вас здесь почти развалилась. Все пущено на самотек. И всем единолично управляет председатель колхоза. Инициатива бригадиров, да и вообще всех остальных колхозников подавлена. Восстановите все это – . и Нико будет хорошим председателем.
– Не хоти-им!
– Не жела-аем! Сожрали нас эти Балиашвили!
– Тедо в тысячу раз лучше!
– Желаем Тедо!
– Голосуйте! Ставьте на голосование Тедо!
– Послушайте меня, люди!
– Не хоти-им!
– Тедо на голосование!
– Дайте сказать!..
– Не выйдет! Будем выбирать Тедо!
Шавлего нахмурился, поднял стул с ящиками и унес его куда-то на край помоста. Потом вернулся на прежнее место.
«Что-то мои парни молчат. Не поняли меня. А без них ничего не получится. Пропадет дело!»
Он вышел на середину эстрады, широко расставил ноги и грянул громовым голосом:
– Замолчите вы или нет, черт вас всех побери!
– Не хоти-им!
– Не жела-аем!
– Не замолчи-им!
– Давайте нам Тедо!
– Ты нам глаза не отводи! Хотим Тедо!
– Кричите и вы все, люди! Нам Тедо нужен!
Шавлего скрестил руки на груди и опустил голову.
Среди всего этого шума и гомона он все же расслышал слова секретаря райкома, который «по-дружески» советовал ему не задерживаться больше и покинуть трибуну, чтобы не опоздать на поезд.
Это уже было слишком.
Шавлего внезапно принял решение.
Он резко повернулся спиной к «партеру» и через голову секретаря райкома и председательствующего зычным голосом бросил в гущу многочисленного президиума:
– Шакрия! Я буду председателем чалиспирского колхоза. Выдвигайте мою кандидатуру!
Внезапно воцарилось гробовое молчание. От неожиданности и изумления все словно проглотили языки.
В президиуме творилось нечто невообразимое: какое-то бешенство, какое-то безумие овладело задними рядами. Раздался как бы гром прорванной плотины; в мгновение ока все повскакали с мест, с грохотом полетели раскиданные в разные стороны, стулья – словно горный обвал обрушился с помоста в «партер» и рассеялся там.
Глава девятая
Ночь была еще в полной силе, но петухи уже вели на нее отчаянное наступление. Бледные лунные лучи пронизывали частое кружево бамбуковой рощи. Верхушки стройных кипарисов вонзались, как иглы, в густо-синее небо. Буйно разросшийся на самшитовых кустах плющ застилал темным ковром маленький искусственный холм посередине миниатюрного сквера. Богатырская липа добродушно-покровительственно раскинула свой широкий шатер над рядами застекленных портретов передовиков. В дальнем конце двора белели озаренные холодным светом луны пощаженные временем стены памятника четвертого или пятого века, церкви святого Стефана.
Шавлего подкинул в печку дров, снял пальто и повесил на вешалку. Потом прошелся несколько раз взад-вперед по кабинету и сел за письменный стол. Свет сильной электрической лампочки, отраженный стеклом, покрывавшим стол, ударил ему в глаза, заставил зажмуриться. Шавлего раскинул свои длинные руки, ухватился за края стола и некоторое время сидел в этой напряженной позе. Потом откинулся на спинку кресла и расхохотался так, что зазвенели стекла в окнах.
«Ну вот – ты теперь председатель…»
Шавлего – председатель чалиспирского колхоза!
На лестнице снаружи послышались шаги. Они стихли перед дверью кабинета.
– Войдите – открыто.
В кабинет вошел Шакрия. Закрыв дверь, он прислонился к ней спиной и вдруг осклабился во весь рот.
– Давно меня ждешь?
– Не очень. Иди сюда, садись.
По припухшим, покрасневшим векам парня Шавлего догадался, что тот тоже не спал всю ночь.
– А теперь выкладывай подробно: почему ты вчера довел дело до того, что мне приходится принимать тебя в этом кабинете?
Надувной снова осклабился:
– Тедо во всем виноват. Ей-богу, он один в ответе.
– Какого черта вы всей шайкой забрались наверх, на помост? Едва ли не треть собравшихся заседала в президиуме.
– Говорю тебе – во всем виноват Тедо. Ты вчера ошибся, когда выразил сомнение в его организаторских способностях. Если бы не Тедо, ты сейчас не сидел бы за этим столом. Дело в том, что дядю Нико не так-то легко застать врасплох. Умен, старый волк! Он чуял, что дело может обернуться не в его пользу, и принял кое-какие меры: всех, кого считал смутьянами, ввел в «расширенный» президиум и этим, по своему мнению, убил двух зайцев: во-первых, задобрил «интриганов», а во-вторых, оторвал их от основной массы, лишил возможности оказывать влияние на тех, кто сидел внизу. По-моему, это единственное возможное объяснение. – Шакрия заерзал на стуле. – Здорово ты испортил настроение начальству! А ведь у Тедо все было подготовлено и подтасовано так аккуратно, что, казалось, осечки не могло быть. Эх, какую человек работу провел – и все пошло прахом, остался ни с чем! Нет, право, мы должны спасибо Тедо сказать. Кабы не он, ты бы уехал, даже не оглянувшись… А мы таки убили зараз двух зайцев: избавились и от дяди Нико, и от Тедо. После собрания у меня в голове сами собой всякие планы складывались. Такое у меня сейчас чувство, будто я могу весь мир перевернуть. Не знаю только, с чего начать. Все сразу хочется сделать и устроить. А в первую очередь…
– Клуб и стадион?
– Не знаю, не знаю, Шавлего. Тысяча нужд у колхоза. Видал, где вчера собрание проводили? На крыше! Люди замерзли, И хлев старый, да и стал тесноват. Сушилку начали строить – и забросили. Детский сад с яслями нужен, об этом я тоже думал… Надо водокачку купить и установить. Потом и о бане можно будет позаботиться… Словом, и не перескажешь, сколько самого разного лезет со всех сторон в эту пустую башку…
– А ты думал, я один буду голову ломать? Нет, дружок, теперь ты и Махаре – члены правления. Сегодня у нас будет заседание. Сразу, с утра. Надо решить множество вопросов, не терпящих отлагательства… Как, по-твоему, сможет Махаре заведовать складом?
– Сможет ли Махаре? Да он для этой должности создан!
– Джимшер, кажется, зоотехник?
– Да, в прошлом году окончил техникум в Мачхаани. Кстати, ты не забыл, что он тоже избран в правление?
– Нет, не забыл. Как ты думаешь, сможет он руководить животноводческой фермой?
– Боюсь поручиться… А впрочем, это такой чертяка, что, может быть, и сумеет. Поначалу, пожалуй, будет трудно, но потом справится. Дядя Нико его близко к делу не подпускал. Он с ума сойдет от радости, если ты ему такое предложишь.
– В правлении у нас тринадцать человек, правда?
– Тринадцать. Несчастливое число. Ты сам так захотел. Почему не одиннадцать или не пятнадцать?
– Глупое суеверие. Мы сделаем тринадцать счастливым числом.
– Нелегко это будет.
– Почему?
– Ведь тринадцатый – дядя Нико. Раз от него избавились, не надо было и в правление его избирать.
– Не согласен. Он нам понадобится. Опыт у него немалый.
– В чем? Рвать и хапать – в этом он правда мастак.
– Все, что он нахапал, мы подсчитаем и заставим его вернуть. Да еще к ответственности привлечем.
– Мои ребята зуб на него имеют. Вчера по пути домой все ворчали: пусть, мол, выйдет вместе с нами на работу с пятифунтовой мотыгой. Не убудет его, разве что жир сбросит.
– Если понадобится, он и мотыгу в руки возьмет. Это не проблема. Надо передать ему бригаду Тедо. Я нисколько не сомневаюсь, что он будет хорошим бригадиром.
– Бригаду Тедо? Да Тедо взбесится, ума лишится! Такую бучу поднимет – ей-богу, в чашке воды нас всех утопит!
– Нашел храбреца! Откуда у Тедо столько смелости? Этот стяжатель привык действовать исподтишка.
– Тебе видней… А бригаду Иосифа кому поручишь?
– Coco сумеет ею руководить?
– Тут нужен опытный человек. Виноградарство – дело нешуточное. А впрочем, Coco такой парень… Если ему дело доверить, себя не пожалеет, голову сложит, а сделает. Как бы только народ не стал обижаться…
– Почему это народ может обидеться?
– Ну, видишь ли… Все мы люди… Скажем, из зависти. Подумают: опытных и заслуженных обошел, а поставил начальником над всеми сопляка и ветрогона.
– Coco, насколько я его знаю, не ветрогон.
– Ясное дело, нет. Но в глазах наших сельчан он все тот же молокосос, каким был когда-то. Однако работать он будет на совесть, не зная ни сна, ни отдыха, и через год станет знатоком по виноградной культуре, не хуже самого Иосифа Вардуашвили.
– Мы, разумеется, окажем ему всяческую помощь.
– А не хотелось мне этих парней отпускать от себя…
– Ничего, не огорчайся. Тебе даже следует радоваться, что твоя бригада окажется кузницей кадров. Знаешь, Шакрия, я хотел было назвать ее «летучей бригадой» и бросать в узкие места всякий раз, как где-нибудь дело разладится. Но потом я передумал. Посоветуемся. Только все же, по-моему, лучше оставить ее как есть. Наш район в основном виноградарский, и Чалиспири должен стать лучшим, передовым виноградарским колхозом. Семьдесят один гектар виноградников для нас – пустяки, нам нужно разбить вдвое, втрое больше, за счет полеводства. Вот тогда у нас будет настоящий достаток. Механизация облегчит труд, так что все окажется проще, чем представляется поначалу. Твоя бригада должна стать инициатором. И начинать надо сразу. Уже в этом году мы должны посадить виноград на обоих участках Маквлиани и за Берхевой, прямо против них, там, где в прошлом году был посеян подсолнух.
– Давай начнем. Раз ты у нас будешь во главе…
– Эх, Шакрия, кто бы должен был стоять во главе, ты знаешь не хуже меня, но…
– Совестью клянусь, Шавлего, никогда еще не бывало мне так горько, как теперь при мысли о гибели Реваза. Весь вчерашний вечер о нем думал. Правда, близкой дружбы между нами не было, но наши ребята очень его уважали, да и любили в душе… Все село оплакивает его.
– Ничего не поделаешь… Эх, если бы не случилось этого несчастья!.. Но раз уж случилось, слезами делу не поможешь. Теперь нам придется взвалить все на себя.
– О чем тут говорить! Раз запряглись, так надо тянуть. И надеюсь, потянем неплохо.
– Начинаем сразу, с нынешнего дня. Вот с этой минуты.
– Начинаем. Куда ты поведешь, туда и мы за тобой. Все, что сделаем, – вместе сделаем, в чем где неудачу потерпим – вместе будем в ответе. Куда хочешь, туда нас бросай! Помрем, а своего добьемся! Раз ты с нами, каждый из нас станет барсом, львом! Перевернем все Чалиспири! – Надувной не мог усидеть спокойно, ерзал на стуле, потирал руки, то и дело скалил крепкие зубы, беззвучно посмеивался от радости. – С ума сведем дядю Нико – покажем ему, каким должен быть колхоз и как в нем должна кипеть работа! Только вот что, Шавлего! – Смех его сразу оборвался, глаза стали холодными. – Бухгалтера, – он ткнул вниз оттопыренным большим пальцем, – вон! Знай: если он останется на своем месте, непременно запутает нас в какие– нибудь неприятности.
– Чего уж там! Конечно, этого бухгалтера в колхозе держать нельзя. Я о нем много слыхал всякой всячины. Без его помощи и Нико не мог бы получить деньги за несданную корову. Но пока что…
– Ни в коем случае! Ни одного дня! Ни одного часа! Другой такой подколодной змеи я не знаю. Серьезно говорю. Стакнется с Нико, и вместе подстроят нам какую-нибудь каверзу.
– Здорово тебя запугали. Как он может нам повредить?
– А черт его знает? Разве наперед угадаешь? Но что-то придумают, подложат свинью – это точно.
– Но замены у нас пока нет!
– Найдем. У меня есть кандидатура: здешний парень, работает сейчас в Лалискури. Перейдет к нам с удовольствием. Теперь как раз стало модно обмениваться работниками. А от нашего надо сегодня же освободиться. Как только закончится заседание правления, я сразу отправлюсь в Лалискури. Знаешь, кто это? Двоюродный брат Реваза, Адам Енукашвили. Он и за бедной своей теткой присмотрит, а то сидит несчастная старуха взаперти, одна с этой девушкой…
– Да, и эта девушка… Жалко ее. Надо и о ней подумать. Очень, очень жалко! Отец совсем ее забросил?
– Она сама его близко не подпускает. Не знаю, как с ней быть… Где-то я читал насчет встречного пожара…
– Что еще за встречный пожар?
– Если в тайге загорится лес, с противоположной стороны пускают навстречу другой пожар, чтобы остановить первый.
– Ну, ты эти глупости брось! Нашел предмет для шуток!
– Я сейчас немножко не в своем уме: если вдруг выскочу в окошко или сделаю стойку на крыше, ты не удивляйся. А об этой девушке мы, кроме шуток, обязаны позаботиться. Кто отвернулся от дяди Нико, тот наш союзник. Поговорю с нашими девчатами. И мне тоже ее жалко. Ей-богу! Хотя бы потому, что она собирается жить, как вдова Реваза, под его фамилией.
– С девушкой ты поговори. Сегодня, если улучу минуту, зайду туда… Если днем не выйдет, хоть поздно вечером зайду. В Лалискури ты отправляйся сегодня же, не откладывая. Об этом Адаме Енукашвили я ничего плохого не слышал. Переговори с ним, потом расскажешь мне о результатах.
– Сразу после правления и отправлюсь.
– Ладно. Теперь слушай. Вот тебе ключи. Разбуди Лексо, выведите нашу «Волгу»…
– Она у дяди Нико во дворе. Позволит ли?..
– Ключ я от него принял еще вчера. Раз тебе его вручаю, значит, таково мое распоряжение. Поезжай в Телави и спешно привези сюда ко мне заведующего нашей винной точкой Вахтанга Чархалашвили.
– Не думаю, чтобы он со мной поехал.
– Скажи, что его вызывает председатель.
– Ладно. А если все же не поедет?
– Поедет. Он ведь еще не знает о вчерашних переменах. А ты не говори дяде Нико, куда и зачем едешь.
– Ладно.
– Так ступай. Вон уже кто-то пожаловал. А, Эрмана! Привет! Да будет счастлива встреча двух председателей одного села.
Эрмана с серьезным видом подошел к Шавлего и с достоинством пожал ему руку.
Надувной бросил на него сзади насмешливо-лукавый взгляд и вышел.
– Сегодня утрем у нас заседание правления. Прошу присутствовать, Эрмана.
– Знаю… Только что же это – еще ночь на дворе, а ты уже здесь. Не спалось тебе?
– Успеем выспаться потом, мой Эрмана. А пока надо дело делать. Вот о чем я хотел тебя попросить: составь мне сейчас же список каменщиков, столяров, гончаров и вообще таких членов колхоза, которые работают на стороне. Я должен знать, кто уклоняется от работы в колхозе. Сегодня же соберешь их в сельсовете и, после заседания правления, приведешь сюда, ко мне. Мне нужны также списки всех, кто старше шестидесяти лет, кто получает пенсию и кто, по тем или иным причинам, не может работать. Но в особенности необходим точный список каменщиков, столяров и гончаров. Меня интересует, сколько каждый из них работает в колхозе, каков их трудовой вклад.
Эрмана с недовольным видом повернулся на стуле.
– Какой там трудовой вклад… Как только я стал председателем сельсовета, на другой же день пожаловал ко мне Филипп Какиашвили: «Наскиде, говорит, я давал в месяц двести рублей, а сколько ты потребуешь?» Ну, я его в толчки – можешь себе представить… Смотрю, опять просовывает голову в дверь: «Больше двухсот пятидесяти, ей-богу, никак не могу». Говорю ему: «Убирайся отсюда вместе с твоими деньгами!» А он: «И другие тебе больше не дадут. Наскиде они как раз столько и давали…» Насилу от него отделался. В тот же день взял я и обошел все село, всем закрыл и опечатал их частные «фабрики». И все же, как мне сообщают, они продолжают потихоньку делать каждый свое – лепят посуду, кувшины, квеври… Один не могу с ними справиться, не в силах; говорят, многие в сговоре с финагентами, конечно за плату…
– Ничего, все уладим. Ты сразу, с утра, всех обойди, скажи, чтобы ни один ремесленник никуда не уходил из села. Пусть соберутся в сельсовете и ждут там, пока мы не кончим заседать.
– Созвать их не трудно, но как ты сумеешь с ними поладить? Что придумал? От этих людей селу пользы не будет.
– Будет польза! Раз я говорю, значит, будет. Сегодня соберем всех здесь. С завтрашнего дня начинаем готовить фундамент для клуба.
– Для клуба? Какой там фундамент, когда уже стены на целый метр сложены!
– Такой миниатюрный клуб был у нас и раньше – мы его разрушили. Чалиспири – большое село. И будет еще расти. Нам нужен клуб на современном уровне – с библиотекой-читальней, с комнатами для кружковых занятий. И конечно, с постоянной киноустановкой. Словом, весь комплекс культурных учреждений современного села.
– Эх, Шавлего, это же целая морока! Одно только составление и утверждение проекта потребует таких расходов…
– Проект и его утверждение беру на себя. А все остальное – на твою ответственность.
– Какие у меня возможности? Мастера – всё твои колхозники, и ты лучше меня сумеешь с ними договориться. А какое место ты выбрал, где строить будем?
– Есть у меня два варианта – сегодня на правлении обсудим.
