Текст книги "Кабахи"

Автор книги: Ладо (Владимир Леванович) Мрелашвили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 62 страниц)

– Что я кое-чего стою, это я всюду сумею доказать… Но почему мне вынесли этот несправедливый приговор? И за что взыскание?

– Не беспокойся, Гаганашвили тоже не останется безнаказанным. А работать вам вместе нельзя.

Помощник секретаря с необычайной быстротой заполнял крупным почерком лист за листом и так же быстро отбрасывал их в сторону.

Секретарь райкома обернулся к членам бюро:

– Я думаю, на этом мы закончим сегодняшнее заседание, так как последний вопрос повестки не подготовлен.

Бюро согласилось с ним. С шумом отодвигая стулья, присутствовавшие на собрании стали пробираться к выходу.

Члены бюро поднимались с мест.

Второй секретарь зажег погасшую папиросу, затянулся, потом вдруг ткнул окурок в пепельницу и встал.

– По-моему, Соломонич, уйти из района должен начальник милиции.

Первый секретарь скользнул взглядом по его круглому лицу и, ничего не ответив, неопределенно махнул рукой.

Говоривший понял, что все произошло, как того хотел первый секретарь, и молча снял с вешалки свою шапку.

Заместитель начальника милиции задержался в кабинете и нерешительно приблизился к столу секретаря райкома, но ему дали понять, что приговор окончательный и «кассации» не подлежит.

– Если считаешь постановление необоснованным, обращайся в ваше управление или хотя бы прямо в министерство..

Помощник секретаря привел в порядок разбросанные по столу бумаги, собрал листы протокола, сложил их и, заключив в обложку с надписью «Дело», пододвинул к секретарю.

Наконец все ушли; остался только третий секретарь. Он стоял у окна, скрестив руки на груди, и хмуро глядел на вращающийся вентилятор.

Луарсаб повернул к нему усталое лицо:

– Ты хочешь что-нибудь мне сказать?

– Да, хочу.

– В чем дело?

– Серго говорил вам сейчас, что из района должен уйти начальник милиции, а не его заместитель. Вы думаете, он не прав?

– Тебя интересует, что я думаю, или ты не согласен с постановлением бюро?

– Вы угадали. Первое меня интересует, а со вторым я не согласен.

– Почему?

– Это было неправильное постановление.

– Что же ты сразу об этом не заявил?

– Потому что не счел целесообразным.

– По какой причине?

– Причина есть.

– Можешь сказать какая?

– Что ж, скажу. Мне не понравилось сегодняшнее заседание бюро. Точнее: это было вообще не бюро.

Секретарь райкома изумился:

– Как так не бюро?

– Я счел бы дерзостью учить вас, каким должно быть заседание бюро… Ну, а все-таки, зачем здесь присутствовали участники совещания передовиков? Совещание окончилось? Прекрасно! Пусть каждый его участник соизволит оставите кабинет и вернется к своим делам. Бюро – это бюро.

Секретарь райкома долго молча разглядывал высокий лоб и черные чуть вьющиеся волосы своего собеседника, по-прежнему стоявшего у окна. Наконец он покачал головой и насильственно улыбнулся.

– Вижу, ты многому научился в высшей партийной школе.

– Чему и где я научился – об этом поговорим в другой раз. А сейчас я вот что скажу: если кого-нибудь из них двоих надо убрать из района – так это Гаганашвили.

– Почему ты так думаешь?

– Я знаю обоих.

– За один год трудно хорошо узнать человека. А последние два года…

– Чтобы узнать человека такого сорта, как начальник милиции, достаточно и одного месяца. А кроме того, из всего, о чем здесь говорилось, следует, что оставить район должен именно он.

Секретарь райкома поиграл карандашом, поставил его острием вверх, потом острием вниз, потом упер кончик карандаша в стекло и сказал дружеским тоном:

– Не стоит увлекаться сведением личных счетов, Теймураз. К чему вспоминать ту давнюю историю?

– Вы хорошо меня знаете, товарищ Луарсаб. И я вас тоже знаю немного. Вы сейчас не искренни. Вы сами не верите в то, что говорите.

– Что ты хочешь этим сказать? Что я действую не принципиально?

– В данном случае это так.

На вялых губах секретаря райкома выдавилась презрительная усмешка.

– Университет очень много дает человеку, а ты к тому же еще окончил двухгодичный курс партийной школы, и, однако, вижу, в диалектическом материализме разбираешься плохо.

– Из чего это видно?

– Думаешь, все на этом свете движется и развивается скачками? Я семь лет работал вторым секретарем, прежде чем стал первым.

Теймураз с сожалением покачал головой.

– Вы старше меня не только по должности, но и по возрасту, товарищ Луарсаб. Я уважаю и то и другое. Но если встанет вопрос о благополучии района и если я замечу какие бы то ни было неправильности или злоупотребления, – не думайте, что я закрою глаза и отступлю хотя бы на шаг.

– Ты всегда был таким! Вечно во всем противоречил и противодействовал.

Третий секретарь подошел к столу и сел против секретаря райкома.

– Уважаемый товарищ Луарсаб, знали бы вы, как мне грустно снова слышать ту формулу, на которую вы опирались, когда решили хотя бы на два года устранить меня из района. Почему вы не хотите поверить, что я руковожусь не личными мотивами? Две пары глаз могут больше увидеть и две пары ушей – больше услышать, чем одна.

– Дело не в количестве, Теймураз. Глаз и ушей тут у нас хоть отбавляй.

– Согласен, что количество не так уж много значит… Но ведь для шелковичного червя одна корзинка тутового листа гораздо важней, чем даже целый вагон дубового?

– Значит, так: ты поносишь и меня, и весь райком! Нет, Теймураз, не думал я, что и курсы тебе не помогут… Удивительно, как это ты вбил себе в голову, что тебе одному дороги интересы района, а все мы, остальные, равнодушные лежебоки?

– Товарищ Луарсаб, почему вы никак не хотите меня понять? Неужели не видите, что вокруг вас более чем достаточно подхалимов? Зачем вы отвергаете дружеский совет и помощь партийного товарища? Я понимаю вас. Почему же вы-то не хотите меня понять? Мне известно, с чьего благословения появился в Телави этот Гаганашвили, но я знаю также, на что он годен и на что способен. Почему вы так считаетесь с его покровителем? Чего боитесь? Разве нет здесь меня? Разве нет райкома?

Секретарь сдвинул брови и стукнул карандашом по стеклу.

– Довольно! Ты слышал собственными ушами, что Джашиашвили приходит пьяным на работу.

Третий секретарь сдержался и проглотил обиду.

– Джашиашвили я знаю с малых лет. Он избегает вина, а если ему случится выпить, то разума не теряет. Что же касается истории с освобождением арестованных, то дело это я выяснял сам. Они были задержаны без всякого основания. Недопустимо из-за каких-то пустяков, и к тому же без доказательства, по простому подозрению, сажать людей под арест! Джашиашвили освободил их с моего разрешения.

– А, так вот оно что! – Секретарь райкома потянулся через стол и придвинул к себе вентилятор. – Вот, оказывается, в чем разгадка! Значит, чутье меня не обмануло. Ты что, забыл народную поговорку – опасно жеребенку впереди матки скакать, попадет волку на зубы! Торопишься, Теймураз, торопишься – всему свое время!

Теймураз встал.

– Выходит, я зря тут слова трачу… Вы сами только что вспомнили басню про лебедя, рака и щуку. А кому все это наносит ущерб? Району. Но в самом деле довольно! Лучше объяснимся напрямик, как подобает мужчинам: вы не сумели помешать моему возвращению в Телави. И пока я здесь, я не допущу, чтобы в районе творились какие-нибудь злоупотребления. Не Джашиашвили, а Гаганашвили уйдет из Телави! Эта безобразная сцена между его прихвостнями и директором рынка Гошадзе разыгралась в мое отсутствие. Но пусть эти люди не думают, что прошлое минуло и быльем поросло! Я сам расследую это дело и выведу виновных на чистую воду. Никому не позволю пятнать доброе имя милиции! Телави так богат кадрами, что может обеспечить хоть всю республику – какого дьявола мне присылают работников из других мест? Я предложил вам союз. Не желаете? Что ж, будем сражаться!

Словно удары молота, отдались в висках у Луарсаба тяжелые шаги третьего секретаря. Он глядел вслед уходящему, пока за тем не закрылась тяжелая, обитая клеенкой дверь. Секретарь райкома остался один в огромном кабинете. Долго сидел он молча, упершись взглядом в дверную ручку, потом положил карандаш, медленно скользнул рукой по краю стола и нажал скрытую за ним кнопку.

Вошла высокая, красивая девушка.

Секретарь кивнул на валявшиеся перед ним бумаги, на пепельницу, полную окурков. Потом, облокотившись о стол, сжал обеими руками виски и вновь погрузился в свои мысли.

Девушка, прибрав на столе, остановилась в ожидании.

Секретарь поднял голову и спросил усталым голосом:

– Есть там в приемной еще кто-нибудь?

– Только один человек. Он здесь с самого утра. Очень настойчивый. Я сказала, что вы заняты и сегодня не сможете его принять, но он и слышать ничего не хочет. Доложите, говорит, что Нартиашвили явился, и секретарь райкома непременно меня примет. Я знаю этого человека в лицо, он уже несколько раз бывал у вас.

Секретарь провел рукой по лбу и сказал рассеянно:

– Пусть войдет.

Девушка подошла к двери, неслышно отворила ее и сказала дожидавшемуся в приемной:

– Пройдите.

Чуть наклонившись вперед и ступая так осторожно, точно под ногами у него был не дубовый паркет, а хрупкое стекло, вошел низенький, толстый человек с ярко-рыжими волосами. Он прижимал обеими руками к груди старую соломенную шляпу. Подойдя к столу секретаря райкома, он поклонился с подобострастной улыбкой и почтительно пожал руку, небрежно протянутую ему через стол.

– Садись, Тедо!

Посетитель сел и, осклабившись, как бы целиком превратившись в улыбку, воззрился на секретаря райкома.

– Как поживаешь, Тедо? Что скажешь новенького?

Тедо поблагодарил за приветливые слова и умолк.

– В чем дело, Тедо, зачем побеспокоился?

Тедо наставил ухо:

– Что изволили сказать?

– Ты же, наверно, не без дела пришел. Что случилось? – чуть прибавил голосу секретарь.

Тедо ничего не ответил. Все с той же сладкой улыбкой на лице он сплел руки, покрутил большими пальцами, метнул исподлобья подозрительный взгляд на девушку и снова воззрился на секретаря.

– Я вам больше не нужна? – догадалась девушка. – Можно идти?

– Да, подожди меня немного в приемной.

Девушка вышла.

Тедо поглядел на закрывшуюся за ней дверь, перегнулся через стол и торопливо зашептал:

– Вчера у нас в колхозе подломилась дощатая крыша хлева, приспособленная под зерносушилку, и все наши труды пошли прахом – четыре с половиной тонны отборной, крупной, как кизиловая косточка, пшеницы смешались с навозом.

Секретарь райкома поднял свинцовые веки, уставился тяжелым взглядом на торчавшую перед ним копну огненно-красных щетинистых волос и выключил вентилятор.

5

«Москвич» запрыгал по голышам булыжного русла, въехал правыми колесами в воду и остановился.

Водитель выскочил на ту сторону, где было сухо, осмотрел шины и открыл заднюю дверцу. Сложившись вдвое, с трудом протиснул сквозь нее свое богатырское тело Закро.

– Ого! – рассмеялся водитель. – Смотри-ка, машину прямо подбросило, настолько ей легче стало. Даже баллоны раздулись, будто их подкачали. – Он с одобрением стукнул ногой по заднему колесу и заглянул в открытую дверцу. – А где остальные? Эй, Валериан! Может, ваше сиятельство соблаговолит вылезть на свет божий?

– Вот черт, остановил машину на таком месте, что придется прямо в воду бросаться!

– А ты, бочонок, чего ждешь, зимовать там собрался? Вон Шалва уже приготовился нырнуть.

Лео сбросил с головы фуражку и, скользя широким крупом по сиденью, стал протискиваться к противоположной дверце.

– Лучше разуйся и выходи с той стороны, а то ведь застрянешь наткнешься брюхом на руль, – посоветовал ему Серго.

Лео с неудовольствием пожевал губами и поленился разуться.

Наконец все выгрузились из машины. Шесть парней стояли рядышком на берегу и смотрели на простертое перед ними, пестревшее белой галькой и бурым илом речное русло.

Неторопливо катила мутноватые волны по просторному своему ложу, разбиваясь на множество потоков, Алазани. Она несла с собой землю, намытую высоко в горах, среди серых скал Борбало и Циплиани, и щедро расточала ее в окрестностях Алаверди и Алвани. Солнце заливало расплавленным червонным золотом своих лучей голыши и валуны, рассыпавшиеся по руслу, как овечья отара. Где-то в глубине ивовых зарослей прятался ветерок, отдав речное ложе во власть тепловатым волнам и удушливому зною.

– Ну-ка, Варлам, дай мне сюда вон то ведро!

– Не надо хлорки, ребята, сначала попробуем динамитом, – сказал, отбирая у Варлама ведро, Валериан.

Закро разулся и стал закатывать штаны. Долго он мучился, но не смог завернуть их выше колена – при всей своей ширине, штанины оказались слишком узки для объемистых его ляжек. Тогда он скинул брюки, в трусах вошел в воду по щиколотку и остановился, широко расставив могучие ноги.

– Откуда будем начинать, братцы? – спросил он, уперев в бедра толстые руки со вздутыми мышцами.

Лео подкатился к самому краю воды, надвинул козырек вылинявшей кепки на лоб и окинул окрестность наметанным взглядом.

– Здесь глушить рыбу динамитом негде, вода мелкая и, видите, растеклась ручейками по всему руслу.

– Хорошо бы нам перебраться к Орешному броду – там и течение медленней, и омутов много, – почесал в затылке Варлам.

– Здесь лучше, братцы, туда весь свет рыбачить ходит, и уж так все разворотили, что и малька не поймаешь, – возразил Серго.

– Все равно, теперь переезжать на другое место времени нет. Вон уже полдень, а у нас еще и шашки не приготовлены. – Валериан подошел к машине, пошарил внутри и достал бумажный сверток с аммоналом. – А куда вы пистоны дели?

– Они в багажничке, справа от руля, – показал ему кивком Серго. – Там же и фитиль. Давай уж сделаем все как положено.

Они изготовили семь динамитных шашек, растрепали кончики фитилей.

Один из рукавов Алазани протекал под большим утесом, образуя чуть пониже большую заводь; из нее в самой середине высовывалась наружу огромная горбатая лесина, похожая на кошку с выгнутой спиной.

– Если есть где-нибудь рыба, так именно здесь, – заключил Валериан; он нагнулся, выбрал продолговатый камень длиной в пядь и привязал его к динамитной шашке. – А вы встаньте в ряд ниже, где мелко, и растяните бредень. – Он затянулся папиросой, поднес ее горящим концом к растрепанному фитилю и, когда фитиль затлел, швырнул шашку в заводь, под самое бревно.

– Камнями завалите края заводи, ребята, камнями! – закричал вдруг Лео и сломя голову кинулся подбирать булыжники; сердце у него колотилось, словно у лошади после скачки.

– Ну-ка, ребята, подальше отсюда, как бы не покалечиться! – И Валериан отбежал в сторону.

Парни, успевшие набросать в заводь изрядное количество камней, бросились в разные стороны.

Потом все замерли, напряженно уставившись в воду.

А из заводи не доносилось ни звука. Лишь на том месте, где погрузилась динамитная шашка, показалась серая струйка дыма. Лениво изгибаясь, она стлалась над самой поверхностью воды – казалось, невидимая рука давит на нее сверху, не давая ей распрямиться.

– Не могли фитиль как следует в пистон заложить, растяпы! – рассердился Варлам.

Он побежал к заводи и крикнул товарищу, стоявшему на другом берегу:

– Бросай вторую, видишь – не взорвалось!

Но тут река, словно изрыгая проглоченный кусок, пришедшийся ей не по вкусу, разгневанно загрохотала и взметнула к небу мощный столб вспененной воды.

Варлам присел, закрыл голову обеими руками и, сжавшись, ждал, пока весь этот фонтан, низвергнувшись обратно на землю, не перекатился с шипением через его спину.

Приятели сорвались с мест и бросились со всех ног к реке.

– Рыба, братцы, рыба! – закричал Валериан, который добежал первым до берега и, нагнувшись, чуть не ткнулся носом в заводь. – Скорей, бредень! И становитесь внизу, перегородите течение, а то уйдет!

Парни с шумом и плеском попрыгали в воду. Несколько пар глаз так и впились в сверкающую под солнцем водную гладь.

Серго, который оставался на берегу, вдруг перестал вертеть вокруг пальца на цепочке ключ от зажигания и, как был, одетый, кинулся в заводь.

– Рыба идет, ребята, рыба!.. Скорей, а то поминай как звали!

Он гнался за подхваченной водоворотом, оглушенной вершковой рыбкой до тех пор, пока не оказался по грудь в воде.

– Тьфу, чтоб тебя! – Он выбрался, весь мокрый, на берег. – Этак я и ключ мог потерять! Ну, куда ты, далеко ли уйдешь? Все равно ты моя добыча! Ну-ка, поворачивайтесь, ребята, рыба двинулась! – Он сунул ключ в карман, бросил на гальку двух мелких усачей и снова кинулся к омуту.

Тем временем Закро и Варлам вытащили из машины бредень и растянули его в воде на том месте, где обработанный динамитом рукав соединялся с другим, более широким речным протоком.

Посреди переката стоял, раскорячив короткие ноги, Jleo и ловко выбирал обеими руками из воды мелкую рыбешку, которую пихал в подол майки, зажатый в зубах. Временами какая-нибудь полуживая рыбка выскальзывала у него из рук. Тогда Лео устремлялся за ней в погоню, плеща по воде и пыхтя:

– Ну куда, куда торопишься? Ты сначала спроси, отпускаю я тебя или нет?

Рыба плыла и плыла, оглушенная, брюшками кверху. Блеснув раза два на поверхности белым брюшком, она запутывалась в бредне или, выброшенная из воды рукой рыболова, шлепалась на прибрежные голыши.

Долгоногий Валериан шагал по заводи, похожий на аиста, и своими саженными руками выбирал из воды, кружащуюся в водовороте добычу.

– Беги, Серго, пересыпь хлорку в мешок и тащи сюда ведро. Подберем скорее рыбу, а то испортится на солнце.

Серго побежал за ведром.

– Ладно, хватит уже тут ловить, ребята. Какая была в этом месте рыба, вся уже прошла.

Закро и Варлам вытащили бредень.

Рыболовы глянули, и настроение у них сразу испортилось; всего лишь десятка два усачей и хариусов запутались в сети и лежали неподвижно, выпучив остекленелые светлые глаза.

Валериан отошел от бредня с нахмуренным лбом.

– На этот раз дал промашку. Ну, не беда – во втором рукаве улов наверняка будет получше – вон, целое дерево с корнями застряло поперек течения.

– Возьми только фитиль покороче, а то в этот раз я уж думал, что взрыва не будет, и чуть было не полез в воду, – сказал Варлам.

– Если бы влез – приятно провел бы время, нечего сказать. – Динамитчик зажег новую папиросу и направился к выбранному месту.

Но и этот взрыв принес не лучший результат.

В третий раз попробовали в неглубоком месте, под водоскатом, но там или вовсе не было рыбы, или ее всю унесло стремниной в глубину, и она опустилась на дно.

– Взрывайте в таком месте, чтобы пониже было мелко, а то в глубокой воде ничего не видно, – советовал Лео.

После семи взрывов рыбы в ведре оказалось чуть повыше дна.

Надо было пустить в ход хлорку – ничего, другого не оставалось.

Приятели оставили машину, рассыпались по руслу и стали выбирать, какой перекрыть проток.

– Вино в машине нагреется. Не лучше ли поставить его в воду?

– Да и мясо может испортиться. Ступай-ка, Шалико, отнеси провизию к скале, под вяз, там вода, наверно, похолоднее. У меня и то голова трещит от этого палящего солнца, а уж что с мясом станется…

– Ты не лей себе воду на голову, Лео, совсем разболится.

– А что мне делать – череп раскалился, как сковородка!

– Надо терпеть. Вот здесь лучше всего, братцы. Видите? И сток хорош, и рукав длинный, и берег ровный. – Валериан послал товарищей на самую середину русла.

До вечера они перегородили чуть не четверть всего течения Алазани, засыпали в воду хлорку и побежали ставить верши.

– Скорей, а то рыба ускользнет!

Валериан бегал вприпрыжку по булыжному руслу. Время от времени он тер и скреб ушибленные о камни подошвы ног и, смачно выругавшись, тащил лопату и вершу дальше, в конец перекрытого протока, чтобы запереть там выход рыбе.

– Поторапливайтесь, ребята! Отсюда заходите, здесь удобное место для верши. Валите камни в воду, ставьте запруду, да только наискосок, чтобы рыба прямо в вершу плыла. И щели меж больших камней заполняйте мелкой галькой, а то ведь стоит рыбе нос всунуть в дырку – и пиши пропало: будешь потом думать-гадать, куда она девалась! Ну-ка, попроворней! На, держи лопату, Шалико!

Бесенком скакал, носился взад-вперед тощий Валериан, показывал товарищам, что делать, поправлял вершу в узком протоке.

– Ты, Варлам, вытащи из-под верши камни и прочисть внизу русло как следует, чтобы не заливало узкий конец, а то ведь знаешь, что сказала форель?

– Что, что она сказала? – заинтересовался Закро.

– Лишь бы, говорит, дождь не перестал, а уж я по дождевому своду хоть на небо взберусь.

– Ну и что? – спросил недогадливый Лео. – Что ей на небе делать?

– Хинкали заворачивать! А кроме того, если конец верши зальет водой, рыба повернет назад, и останешься ты с пустыми руками.

– Эх, – махнул рукой Шалико. – Пусть враг мой так повернет назад, как та рыба, что хлорки наглоталась!

Приятели подняли доверху запруду, заполнили промежутки между камнями галькой и даже засыпали все с внутренней стороны песком.

Когда первая рыба заплыла в вершу, парни встретили ее радостными криками и шумом.

Валериан схватил трепещущую рыбу и объявил с видом знатока:

– Это сазан. Он очень крупный не бывает, хотя я встречал и поболыпе. Рыба вкусная и полезная для желудка.

Вторая рыба была угорь. Она извивалась, растянувшись на животе, и кусалась, когда ее трогали.

– Съедобная? – спросил Закро. – Какой у нее рот маленький! Как это она кусается?

– Под жабрами у нее с обеих сторон шипы. Когда ее берут в руки, она колется.

– Да здравствует «рыбий профессор»! – Лео схватил третью рыбку за хвост и протянул Валериану.

«Рыбий профессор» принял ее с серьезным видом, внимательно рассмотрел и объявил:

– Снеток. В Алазани нет рыбы вкуснее этой.

По-видимому, хлорная известь сделала свое дело: рыбки шли одна за другой. Попав в сухой конец узкой верши, они тщетно искали выхода, подскакивали и колотились о переплетенные прутья. Беспомощно разевая рты и выгибаясь кольцом, они отчаянно раздували жабры. А иные, пытаясь приподняться на растопыренных плавниках и бессмысленно уставясь остекленевшими глазами на незнакомый надводный мир, бессильно шевелили нежными, мягкими усами, на которые уже дохнула смерть.

Целая стая рыб внезапно обрушилась на запруду. Рыболовы визжали от радости, носились с восторженными возгласами вокруг каменной плотины и ловили по другую ее сторону рыбок, пробравшихся сквозь щели.

Несчастные рыбы, подгоняемые отравой, из последних сил стараясь ускользнуть от смерти, плыли прямо в разверстую пасть ловушки. Подхваченные ядовитыми струями, усач и плотва, хариус и снеток, перевернувшись на бок, бессильно кружили по воле волн, которые несли их в неведомое, навстречу неминуемой гибели. Временами вновь вспыхивал в них инстинкт самосохранения, и какая-нибудь рыбешка отчаянно взмахивала хвостом, чтобы с привычной легкостью стрелой метнуться в сторону, но расслабленному, скованному ядом телу хватало сил лишь на одно мгновение – и полумертвые рыбки вновь покорно отдавались несущему их потоку.

Но были и такие, что боролись до последнего вздоха. Задрав головки, они пытались держать рты и жабры над поверхностью воды, чтобы в них не попала эта несущая смерть жидкость, еще так недавно бывшая для них материнской, родной стихией.

Особенно удивила парней одна крохотная рыбчонка. С удивительной быстротой, чуть ли не стоя на хвосте, пересекла она запруженную заводь. Гордо подняв голову, держа торчком над водой передние плавники, она старалась избежать всеобщей участи. Ни разу не окунувшись, достигла она плотины и благодаря своему проворству чуть было не перескочила через нее, но счастье изменило отважной рыбке, прыжок оказался-недостаточно высоким, она упала на камни запруды и застряла в щели между ними.

Закро с сочувствием наблюдал за отчаянной борьбой этого маленького, обреченного существа. Потом, сдвинув брови, осторожно высвободил пленницу, перескочил через насыпь и пустил ее в чистую, неотравленную воду.

Течение подхватило безжизненную рыбку, она поплыла брюшком кверху. Закро проследил за нею и вернулся на свое место лишь после того, как рыбка пришла в себя, перевернулась и, мелькнув на мгновение дымчатой спинкой, скрылась в волнах.

Рыболовы поспешно выбирали из верши добычу и складывали ее в ведро. Поначалу им казалось, что улов не уместится в одном ведре, но рыба исчезла так же внезапно, как появилась.

Последним заскочил в ловушку крупный, в целую пядь длиной, хариус, вильнул в последний раз хвостом и замер.

Рыболовы испустили восторженный вопль и выхватили его из верши. Это была самая большая рыба в сегодняшнем улове. Она переходила из рук в руки, пока наконец и ее не бросили в ведро, к товаркам по несчастью.

Плетушка опустела, вода несла теперь вместо рыбок лишь белые комки хлорной извести. Да и вершу уже подзавалило песком, а снизу подперло течением и сдвинуло в сторону.

Рыболовы сбросили ветки, наваленные поверх ловушки, и тщательно обыскали кузов изнутри. Но напрасно шарили жадные руки среди набившихся в плетушку стеблей травы, мелкой гальки и комочков хлорной извести: там не было больше ни одной рыбешки.

Серго поглядел на ведро – оно было полно до половины, – запустил в него руку, перебирая содержимое, и досадливо поморщился.

– И на это шесть человек убили целый день! Одна мелюзга!

Валериан взял у него ведро, встряхнул раз-другой и пробормотал, утешая себя и товарищей:

– Маловато, правда, но рыба превосходная.

Закро медленно повернул могучую шею, глянул и покачал головой:

– Эту рыбу и есть-то грех.

– Что ты, что ты, да в ней самый смак! – Варлам нагнулся и вытащил вершу на берег.

– Надо ее помыть хорошенько, а то сами отравимся!

– Как станем варить, тогда и помоем.

– Надо же еще ее выпотрошить!

– Только ту, что покрупней, – мелкую и потрошить незачем.

Закро махнул рукой, нагнулся, чтобы вытащить из воды упавшие в нее лопаты, закинул их к себе на плечо и, затенив ладонью глаза, обвел взглядом каменистое русло реки.

– Ну я уже проголодался. Где пировать будем?

– Проедем к Алаверди. И место чудесное, и зелени много.

Варлам запротестовал:

– Там каменщики работают, чинят обвалившиеся зубцы на старой ограде. Отыщем такое место, где нам никто не помешает.

– Может и экскурсия объявиться – нынче ведь воскресенье.

– Какая там экскурсия, завскладом, – скоро уж солнце закатится.

– Да свершится воля ваша! Как хотите, братцы.

– Не хочу в Алаверди, – поморщился Валериан. – На рыбалке я куска не могу проглотить, если рядом не журчит Алазани. Да и зачем нам отсюда уезжать? Вон, посмотрите на ту луговину – лучшего места для пирушки и не придумаешь.

Рыболовы поглядели из-под ладоней туда, куда он показывал.

– Хорошее местечко! И даже дерево стоит посреди лужайки – одобрил его выбор Серго. – Знает толк, ослиная голова, – что твой князь Чолокашвили! Только вот как с машиной быть? Она туда не переберется.

– А на что нам машина? – удивился Шалико. – Подними стекла, запри ее – и дело с концом. Не уведут же – да еще у нас на глазах.

Приятели погрузили всю рыболовную снасть в «Москвич», тщательно заперли дверцы, подхватили под мышки одежду и, забрав с собой вино и провизию, зашагали по воде к дальней отмели.

Место и в самом деле было великолепное. Посреди лужайки огромная осина взметнулась к небу своим пятнистым, как у жирафа, телом. Мощные ветви ее были небрежно раскинуты в стороны, серебристая листва тихо шелестела.

А под деревом расстилался бирюзовый ковер шелковистой травы. Чуть покатая луговина тянулась до самой кромки воды, где, окаймляя ее, свешивались над потоком длинными косами– ветвями карликовые ивы.

Лео огляделся, и лицо у него расплылось от удовольствия.

– Эге, я вижу, сегодня мы будем обедать живехонькими в раю! Чего вам еще нужно, ребята, – и Алазани рядышком течет. Вон какой широченный рукав нам достался! Давай поставим в него вино – пусть немного остудится. Берись за бочонок, Шалико, ты ведь у нас младший.

Шалва с трудом оторвал бочонок от земли и, пошатываясь под его тяжестью, пошел к воде.

Валериан опрокинул ведро в траву.

– Варлам, ступай вон в тот ивняк, нарви лопухов, будут нам вместо тарелок. Ты, Лео, возьми с собой Серго и ступайте за хворостом. А ты чего прислонился к дереву, как лопата? Пойди принеси сучьев и разведи огонь.

Закро лениво двинулся к берегу, побродил среди ив, принес валежника и травы и сложил их кучкой около пустого ведра.

– Чего ждешь? На тебе спички, разжигай огонь.

Скоро пришел Лео с охапкой нанесенного рекой сушняка и подбросил топлива в дымящийся костер.

– Ты над огнем не мудри, с ним и Закро управится. Лучше убери навоз с лужайки, выбрось куда-нибудь подальше. А потом возвращайся и помоги мне рыбу потрошить. Тьфу, что за люди, провались они совсем! Пускают скотину пастись в таком райском месте. И не жалко им – изгадили этакую шелковую мураву!

Закро присел на корточки и дунул в дымящуюся кучку хвороста с такой силой, что тлеющие сучки разлетелись в разные стороны.

Лео рассердился:

– Пентюх, растяпа! Поручи такому хоть какое-нибудь дело! Вставай, убирайся отсюда! Шекспир сказал: жди добра от молодца, коль не вышел у отца!

– Валериан засмеялся и, продолжая потрошить рыбу, одобрительно взглянул на приятеля:

– Ну и язык – бритва! У тебя, брат, не котелок, а целая академия!

– Котелок и у тебя не меньше, голован, да только ума бог в него вложил маловато, – видно, поскупился. Не мог ты, едучи на рыбалку, вдобавок к своему котелку еще один какой ни на есть завалящий котел прихватить? В чем мы рыбу-то варить будем?

– На что мне котел – вон ведро!

– Разве можно в этом ведре съестное варить? Ведь в нем была хлорка; этак мы все ноги протянем!

– Трудно ли отмыть? Воды в Алазани хватит.

– Нет, братцы, рыбу, сваренную в этом ведре, ешьте сами. А я насажу ее на прут да на огне изжарю – вот и будет ладно. Эх, жалко, я не сказал ребятам, чтобы наломали прутьев. Впрочем, вон у нас целая осина под боком! Правда, от такого дерева грех даже сучок отломить…

Но Закро и не понадобилось обламывать осину – Варлам, вернувшись, принес четыре крепких прута для вертелов и охапку огромных листьев.

– Положи лопухи подальше от огня, а то завянут. – Лео наконец удалось разжечь костер, и он вытащил из кармана складной нож, чтобы помочь приятелю потрошить рыбу.

Валериан вдруг вскочил, осклабясь уставился на Закро и потер нос запястьем, так как руки у него были испачканы в потрохах.

– Чему радуешься, голован?

– Вот это штука так штука!

– Какая там еще штука? – Закро отложил обструганный прут и принялся за другой.

– Соли я не захватил!

Закро чуть не выронил прут из рук.

– Ах, кьофа-оглы!

Тем временем вернулись из зарослей парни, принесли целую вязанку хворосту.

– На кой черт нам все это суховетье? Ох, откуда берутся такие безмозглые головы? Точно все разом из ума выжили!

– Да что случилось?

– Соли у нас нет.

– Вот это анекдот! – бросил в сердцах вязанку оземь Серго.

– Постой, постой! – первым нашелся Валериан. – Нашли о чем печалиться! Да отсюда же рукой подать до Алвани! Будут у вас и котелок и соль. Вы только не давайте погаснуть огню и, пока я схожу в Алвани, выпотрошите всю рыбу. Я скоро обернусь.