Текст книги "Кабахи"
Автор книги: Ладо (Владимир Леванович) Мрелашвили
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 62 страниц)
Секретарь райкома с шумом придвинул стул и сел к столу.
– Скоро вы дадите мне разговеться? – Он посмотрел на жену, сидевшую с книгой в руках в глубоком кресле, и сдвинул брови.
Жена даже не подняла глаз от страницы – лишь, послюнив палец, перевернула лист и продолжала читать. Море не намного улучшило болезненный вид Эфросины. Лицо было все такое же исхудалое, нос словно стал еще длиннее.
«Прямо покойница! И как это я умудрился в нее влюбиться?»
Он тут же вспомнил, что женился не по любви.
«Что же заставляет меня оставаться с нею? Совесть? Долг? Должностное положение? Жалость? Или все это вместе?.. Может, просто привычка? Дочь? Как это я забыл о дочери! До чего она похожа на свою мать! Конечно, с поправкой на молодость. Каждое существо порождает свое подобие. И это нас даже не удивляет. Почему чаще всего рождается подобное, а не иное, не противоположное. Впрочем, бывают и исключения…»
– Лаура, дочка, иди сюда, пообедаем. А то они нас, кажется, собираются голодом уморить.
Дочь, налегши грудью на подоконник, подперев кулаками щеки, смотрела в окно, выходившее на ярко освещенный балкон. Торчащие уши ее казались непомерно большими. Она чуть повернула хмурое лицо к отцу и снова уставилась в окно.
– Клава! Клава!
Домработница, дремавшая в углу, очнулась, посмотрела в сторону обеденного стола тусклым, ничего не выражающим взглядом.
– Принеси чего-нибудь поесть.
Женщина протяжно зевнула и опять затихла в своем углу.
– Дашь ты мне поесть или нет?
Домработница нехотя встала и пошла на кухню.
– Ты что, в ресторане подавальщицей работала до того, как к нам поступить? – спросил Луарсаб, когда Клава поставила перед ним тарелку.
Та смотрела на него с непонимающим видом.
– Сейчас же унеси эту похлебку, выплесни вон, да смотри, чтобы я не услышал, как ты сливаешь ее назад в кастрюлю!
Женщина молча исполнила приказание и вскоре появилась вновь; она равнодушно вытирала о передник большой палец, вымокший в супе.
– А теперь принеси второе.
Секретарь райкома пообедал в молчании; он даже не пригубил вина и встал из-за стола, ни разу ни на кого не взглянув.
– Когда вернется этот ваш молодчик, пусть сразу зайдет ко мне, в любое время, хоть на рассвете.
Долго ходил Луарсаб по своей комнате, мрачный, охваченный волнением. Лицо его с вялыми чертами было угрюмо и насуплено. Вдруг он остановился, пораженный внезапной мыслью: «Когда все это началось? Да и что это такое вообще – неужели заговор? И внутри, и снаружи? Но какая связь существует между внутренними и внешними силами? Никакой! А может быть, есть связь? Кто знает, где таскается, с кем водит дружбу этот щенок! Но неужели он настолько неразумен, что рубит сук, на котором сидит? В доме он уже занял мое место – кажется, и вне дома собирается сделать то же самое… От сотворения мира женщина была источником всевозможных мерзостей. Отхлестать надо по щекам Эфросину! Но разве я сам не поступал так же, как поступает мой зять? Разве не сделал того, что он собирается сделать? Быть может, это возмездие? Неужели существует какой-то высший промысел? Но ведь я коммунист, я ни во что подобное не верю и не могу верить! Жена принесла мне все, чего мне недоставало. Теперь, когда я получил желаемое, она стала не нужна. Я сам могу распоряжаться своей судьбой… Все это приложимо и к моему зятю… И я дал бы ему свое благословение, если бы замечал в нем хоть проблеск стремления подняться вверх по шатким ступеням жизни – стремления, переполнявшего меня в его возрасте… Неужели я в самом деле никогда не любил Эфросину?»
Он вспомнил, какая это была радость, когда у него родилась дочь. Эфросина была тогда еще молода и не так уж нехороша собой – как чудесно лучился ее взгляд, теперь такой тусклый и безжизненный! Лишь в эту пору испытывал Луарсаб какое-то теплое, бережное чувство, нечто похожее на нежность, к матери своего ребенка. Так это и была любовь? Неужели он никогда никого не любил?
Луарсаб подошел к окну. Долго вглядывался он в темноту, но никого и ничего в ней не обнаружил.
«Да и вообще – что такое любовь? Духовная общность? Родственная спайка? Чушь! Ребенок, радость отцовства – вот единственное, что привязывало меня к дому. А теперь и этим я сыт по горло. Вздор! Уж не состарился ли я? Ну, чалиспирский председатель намного старше меня! Как это говорит дядя Нико? «Горя мало гурджй – в путь, взваливши хурджин». Теймураза я обуздаю, Серго приведу снова к нейтралитету. Завотделами и одного и другого перетяну на свою сторону. А нет, так заставлю собрать пожитки. Нового председателя райисполкома… Подождем, посмотрим. Пока он занят приемкой дел. А там будет видно, какую он займет позицию».
И секретарь райкома мысленно перебрал всех работников района.
«Второй секретарь что-то очень оживился, завотделами стали проявлять строптивость. Медико и Ростом какими были, такими и остались. В милиции все уладилось, но там все же тайно ропщут из-за Джашиашвили. Директор института выгнал Вардена, явившегося с ревизией: дескать, ты-то откуда взялся, кто ты такой! И всюду, во всем – Теймураз. Неужели мне не вытащить этой соринки из глаза? И чем он завоевывает людей? Неужели только тем, что всюду сует свой нос? Или тем, что не боится простуды и, раздевшись до пояса, прыгает в ров, чтобы вместе со всеми по колено в грязи копать землю?.. А этот смутьян и головорез? Почему мне с первого же раза был так неприятен один его вид? Кто он такой, что за человек? Поди разбери! Сегодня приходит с масличной ветвью, а завтра, того и гляди, поднимет адский переполох. Странно, мое спокойствие явно зависит от таких вещей. Сердце у меня способно чувствовать, а мозг словно оледенел. Но этот… Ничего не признает – ни бога, ни закона. Что же он все-таки собой представляет – этакое государство в государстве? Ни умным, ни дураком его не назовешь. Изругал меня в моем собственном кабинете, налетел верхом, чуть не задавил милицейских, избил колхозников на Алазани, испортил людям последний день алавердского праздника… Ох, почему Теймураз не появился там на полчаса позже! Впрочем, попало этому молодцу все же здорово – до сих пор ходит с перевязанным лбом. Надо мне его посадить за решетку, а то очень уж обнаглел. Как яростно он защищал того бригадира! Ведь правильно же я сделал, что отнял у вора бригаду и выкинул его из правления колхоза. И то слишком мягко с ним обошелся. Надо было из партии исключить, чтобы всем другим ворам был наглядный урок. И выпускать из-под ареста не следовало».
Луарсаб отошел от окна, прилег на тахту, подложив под голову обе руки и две маленькие диванные подушки. Сначала одним носком, потом другим он скинул с себя полуботинки.
Долго лежал он так в тишине, не двигаясь.
Вдруг глаза у него расширились, лицо застыло, словно окаменев. Он весь напрягся и, оторвавшись от подушек, с маху приподнялся, сел на тахте.
«Как… Как это я до сих пор не сообразил? Ослеп я, что ли? Это же ясно – тут-то собака и зарыта! Не иначе как Теймураз на меня этого молодца напустил. Ах, змея подколодная!»
Он попытался сунуть на ощупь ноги в ботинки, но не сумел и, лягнув, отбросил ботинок в сторону. Потом нашарил в темноте шлепанцы.
Долго расхаживал он взад и вперед вдоль стола.
Послышался звонок у калитки.
Снова наступила тишина.
Звонок повторился.
В галерее, послышались шаркающие шаги.
Калитка скрипнула и с шумом захлопнулась.
Кто-то прошел по двору, стал подниматься по лестнице.
Секретарь райкома поглядел в окно, фыркнул.
«Пожаловал зятек дорогой…»
На балкон выбежала Лаура, прижалась к мужу.
– Почему так поздно?
Тот поддел жену пальцами под подбородок и пропел сиплым голосом:
– «Живой и мертвый, здесь и там, с тобой одной, с тобой одной…»
Женщина закрыла ему рот рукой:
– Тише. Папа сердится. Сказал, чтобы ты зашел к нему, даже если поздно вернешься. Но ты не ходи. За обедом он тебя и ждать не стал, к первому не притронулся, съел второе и ушел в свою комнату. Не ходи, не надо. Пойдем лучше к маме.
– Пугаешь? А вот пойду – не растерзает же меня! Все-таки он человек, не водородная бомба.
– Очень прошу, говори потише, как бы он не проснулся.
– Ну и пусть! Проснется! Подумаешь – беда! Ах, бедняга, устал – целый день землю на винограднике лопатой ворочал! Да он на человека не похож, весь разбух – прилип к креслу у себя в кабинете…
Жена насилу затащила его в комнату к матери.
«Пьян вдребезги. Как всегда», – подумал Луарсаб.
Из соседней комнаты доносился до него шепот Эфросины – она старалась говорить строгим тоном.
– Мамочка, милая… Ты же моя славная, хорошая мамочка, – сюсюкал зять.
От слуха Луарсаба не ускользнуло, как понемногу смягчился голос его супруги.
– Я пойду к нему, – заявил вдруг зять.
Голос Эфросины зазвучал просительно.
– Нет, пойду. Не объявил же он мне террора! Человек важный, секретарь. Еще обидится, если не исполню приказа.
Дверь приоткрылась, в комнату упала полоса света. Зять пошарил рукой, нащупал на стене выключатель. Вспыхнули лампы. От изумления брови пьяного поползли кверху, нижняя губа выпятилась.
– Как, вы еще не спите, папуля?
– Не сплю. Закрой дверь и подойди сюда.
Луарсаб опустился на тахту и показал зятю на стоявшее рядом кресло.
– Садись.
– Сперва дайте я вас поцелую.
– Сказано тебе – садись!
– Хорошо, сяду. Зачем горячиться, папуля?
– Садись и говори, где ты таскаешься всю ночь?
– Почему всю ночь – еще и двух нет.
– Не имеет значения. Отвечай, где ты таскаешься каждую ночь?
– Что за слово – «таскаешься»? Человек вы образованный…
– Отвечай на мой вопрос. До моей образованности тебе нет дела.
– Отвечу, как же не ответить. Но, папуля, почему вы так сердитесь?
– Я тебе не папуля. Говори, где ты шляешься каждую ночь чуть ли не до утра?
– Ну уж и до утра!.. Ребята затащили в новый ресторан… На горе Надиквари… Для почину.
– Кто платил но счету?
– Тот, кто пригласил.
– Говори правду! Кто платил?
– Так меня же пригласили: – не мне же было платить!
– Кто платил?
– Да у меня и денег нет! Откуда им взяться? Я еще не работаю. Мамочка не работает, жена не работает, ваша зарплата вся тратится на дом, на семью… Мамочка еле выкраивает мне карманные деньги. Ну, папуля, сами подумайте…
– Я тебе никакой не папуля! Кто платил?
– Ну, что вы так настойчиво… Да никто и не платил. Хозяин сказал: «Из уважения к твоему тестю…»
– Я тебе покажу тестя!.. Не размахивай руками у меня перед носом, сиди прямо, не вихляйся!
– Что же, разве я сижу не так, как следует? Что вы на меня кричите, точно я солдат…
– Любой солдат в десять раз лучше тебя. У солдата есть, кроме погон, хоть умение держать себя.
– Не собираетесь ли меня сменить, папуля?
– Чего бы я не дал, если бы подвернулась такая возможность! Садись и слушай меня.
– Я лучше постою – по-солдатски.
– Садись, говорю!!
– Раз я солдат, так буду стоять.
– Вот что я тебе скажу. Слушай и заруби себе на носу. Чтобы с этого дня ноги твоей не было ни в одном ресторане, ни в одной столовой в Телави… И не только в Телави, а и во всем моем районе. Если проголодаешься – в доме у меня всегда найдется чем набить твое брюхо… Немедленно устраивайся на работу – любую, хоть мусорщиком.
– Огромное спасибо за такой почет.
– Не прерывай меня! Если не хочешь служить – поступай в институт, хоть на заочное отделение. Можно в этом же году, вот сейчас. Еще не поздно.
– И за это спасибо. Всякому порядочному человеку вполне достаточно одного факультета. Второй-то зачем?
– Ты эти свои россказни оставь для других. Меня на мякине не проведешь, я стреляный воробей.
– Обязательно нужен диплом?
– Не диплом, а образование.
– Образование у меня великолепное.
– Для афериста – да. Так слушай! И мотай на ус. Чтобы больше никогда, ниоткуда, ни из какого колхоза не дошло до меня, что ты явился и, пользуясь моим именем, увез кур, поросят или любую другую живность. Запомнил?
– Запомнил. Дальше.
– Если еще хоть раз узнаю о чем-либо подобном, ни перед чем не остановлюсь, заставлю твою жену и твою тещу таскать тебе передачи в тюрьму.
– Ах, какой у меня добрый папочка! Только не забывайте – земля круглая и вертится. И в тюрьму всякий может попасть. И на здоровье не так уж полагайтесь – тюрьма есть тюрьма. И без передач еще никто там не обходился.
Тут грянул гром:
– Как ты смеешь, собачье отродье!
Двери распахнулись, в комнату ворвалась Лаура.
– Папа, папочка… Джото, что ты делаешь!
Лаура прижималась то к отцу, то к мужу, висла на них.
– Папа, папа, успокойся! Джото, уходи! Ну зачем ты так, папа, что случилось особенного?
– В чем дело, Луарсаб, мир, что ли, перевернулся? Светопреставление, да и только.
Эфросина с трудом дотащила свой объемистый круп от кресла в спальне до двери кабинета.
Луарсаб опустился на тахту и стал изо всех сил растирать себе лоб.
– Убирайся отсюда немедленно! Уходи и запомни хорошенько, что я тебе сказал. И чтобы ты не смел больше раскатывать в моей машине. И… и разделайся с этой твоей потаскухой, не то…
– Сначала ты разделайся с твоей потаскухой, а потом уж и я брошу свою… – Зять повернулся на каблуках и вышел из комнаты, напевая себе под нос: «Я такое зна-аю, не во-обра-зить…»
Купрача, нагнувшись, стал спускаться по лестнице. И сразу бросился ему в нос сладковатый дух свежеоструганных досок, смешанный с едким запахом извести. Стены подвала сверкали белизной. Пол был весь еще в брызгах и потеках краски.
Прилавок, высотой по пояс человеку, занимал четверть длины подвала. Он был устроен против самых дверей. Вдоль прилавка тянулись полки. За полками был оставлен свободный угол – для винных бочек.
Вахтанг стоял спиной к дверям за прилавком и что-то устраивал на стене.
Купрача внимательно осмотрел все вокруг себя, потом подошел к прилавку и сел на единственный стоявший в подвале стул.
– А это тебе на кой черт понадобилось?
Вахтанг обернулся, и стали видны результаты его трудов.
– Чем плохо? Так ведь красивей.
Купрача усмехнулся.
– А кто это такие?
– Почем я знаю! Кое-что я вырезал из журналов, остальное мне подарили. Только вот кнопками не прикрепишь никак.
– Это потому, что штукатурка осыпается. Ты гвоздями прибей.
Вахтанг сел на прилавок.
Теперь уже стена за прилавком стала видна целиком. На ней были как попало размещены цветные фотографии кинозвезд и цирковых артистов. На одной из фотографий красотка с обнаженными до самых бедер стройными ногами натягивала тонкие чулки.
– Кому нужны эти тощие ляжки, чудак! Женщина должна быть вон какой, – Купрача показал на репродукцию с картины Рубенса, где было изображено похищение жены Геракла кентавром.
– Нравится?
– Еще бы! Вот это женщина!
– Знаешь бородатого сапожника на краю базара?
– Знаю. А что?
– Он все стены в своем закутке увешал сверху донизу такими картинками. Негде клопа раздавить – местечка свободного не найдешь. Только картинки, по правде сказать, лучше этих. Где он их достает, любопытно знать? А клиентов у него хоть отбавляй. Только чтобы поглядеть на эти картинки, стоит к нему зайти.
– Тогда знаешь, что я тебе посоветую? Держи у себя здесь двух-трех шлюх, а над дверью снаружи повесь красный фонарь. – Купрача неодобрительно покачал головой. – Так-то ты начинаешь? Нет, этакие штучки делу пользы не принесут. Где бочки?
– Завтра привезу. Мне их обещали в Напареули.
– Надо было уже привезти. А полки! Разве это полки? Их куда больше нужно.
– На кой черт мне полки? И этих слишком много.
– Раз Нико сказал, значит, нужно. Не будь простофилей. Полки завесишь тонкой тканью и будешь держать на них разный неразрешенный товар, нужный твоему потребителю.
Вахтангу мысль пришлась по душе.
– Устрою полки у той стены.
– У той стены нельзя. Глухой угол. Снаружи не видно.
– Не будет видно – тем лучше!
– Нельзя, говорю! Там будет на крюках мясо висеть. Мясом тоже ты торговать не имеешь права. Внизу поставишь бочки, а над ними можно пяток бараньих туш и говяжьих ляжек повесить. Мясо к вину необходимо. И потребителю легче вино и мясо вместе покупать.
– Значит, еще одно дело на себя взвалить?
– Вахта-анг! Пораскинь мозгами! Ничего тебе взваливать на себя не придется. Мясом снабжать тебя буду я. За полцены буду доставать.
– Эх, был бы у меня транспорт, не отказался…
– И не надо отказываться. Транспорт! Транспорт! И это устрою, не бойся!
– Да нет, с транспортом мне не везет. Вон, смотри, – купил у Нико машину, да прежде чем успел на свое имя перевести, ее, как кузнечика, надвое разорвали! А крестный мой тоже хорош гусь! И сам в убытке, и мне вред причинил. Я этого Реваза, или как его там, подстерегу разок, и уж он у меня тогда взвоет. Я едва приехать успел, как он стал на меня кидаться. А теперь видишь, что со мной сделал?
– Ты его лучше оставь в покое, Вахтанг. Таких людей, как Реваз, следует опасаться. Напоровшись на такого пса, надо одной рукой за дубинку хвататься, а в другой держать припасенную кость. Сейчас он разъярен, как загнанный зверь. Постарайся не попадаться ему на пути.
– Тебя, как вижу, очень уж напугали все эти молодчики. Говорят, на своей машине возишь угощение на Алазани.
– Когда умный человек прикидывается дурачком, тот, у кого котелок варит, не должен считать его за глупца.
– В Алаверди ты даже заступился за того, главного драчуна.
– Был бы ты там, тоже дрался бы плечом к плечу с ним. Такого, как тогда, хоть сто лет проживи, больше не увидишь. Пусть моя затрата пойдет ему впрок.
– Видать, умаслил тебя?
– Пусть всем таким, как он, мое добро впрок пойдет. Как с домом?
– Половина цены уже уплачена. А остальное… Я рассчитывал на кукурузу.
– Успеешь и за кукурузу получить. Сегодня вышли в поле убирать ее.
– Знаю. Я поручил караульщику держать ухо востро, как бы ребята не надули его в весе. Я и сюда всего на минутку заглянул, сразу же побегу дальше. Хорошо, что ты приехал. Машина с тобой?
– Нет, послал выставить ее на Лейпцигскую ярмарку!
– Значит, мои дела совсем хороши. Одна остается загвоздка – начальник милиции, наверно; меня здесь навестит.
– Об этом дядя Нико. уже позаботился. Конечно, навестит, только тебе нечего бояться. Все будет в порядке.
– Нет, в самом деле?
– Клянусь своей жизнью и твоей удачей.
– О-о-о… Тогда магарыч за мной! Идем, сейчас же поставлю.
– Постой, не торопись. Сначала скажи, нашел кого-нибудь для работы в лавке?
– Вот с этим не так-то просто. Трудно найти надежного человека.
– Что скажешь, если я и это улажу?
– Еще один магарыч беру на себя.
– А если, пока ты себе машину достанешь, я и ее тебе устрою, для разъездов?
– Тогда никаких магарычей не хватит – я на тебя молиться стану.
– Ладно, согласен. Так вот, слушай: моему парню хватит гулять. Пора ему за дело браться. С этими лоботрясами, своими дружками, он недалеко уйдет. Они, пока еще молоды, как-нибудь проживут, а вот под старость лихо им всем придется. Надо с молодых лет о старости думать, сладкий кусок себе запасти. Хочу моего Серго к тебе определить.
Вахтанг задумался. Потом замотал головой:
– Не годится, Симон.
– Чем он тебе не нравится? Боишься, продаст?
– Ну что ты, твой сын – и продаст? Не в том дело. А вот по миру может пустить. Будет работать без души, без внимания.
– Об этом не тревожься. Я с ним уже говорил. Он и сам теперь все понимает и хочет за ум взяться. Да и тот парень ему хо-орошую лекцию прочитал.
– Какой парень?
– Твой друг или твой враг.
Вахтанг насупился, но ничего не сказал.
– Значит, у тебя уже есть верный человек, на которого можно положиться, и есть машина. «Москвич» моего Серго будет всецело в твоем распоряжении.
Вахтангу это пришлось очень по душе.
– Хочешь, еще порадую?
Вахтанг насторожился.
– Да уж я и так прямо на седьмом небе по твоей милости.
– Раз в винной точке у тебя будет Серго, ты можешь не бросать работу в сушилке до тех пор, пока не надоест. Время от времени и я буду к тебе заглядывать, подсоблять. А потом, когда в сушилке уже нечего будет погрызть, совсем сюда переберешься.
– Ну, ты просто Соломон премудрый!
– Как у тебя дела с вином? Не узнавал, не приценивался? На базаре уже появилось молодое.
– Хочу для почину окрестить наше новое дело вином моего крестного.
– Рассчитываешь на него?
– Рассчитываю. С тех пор как тот кляузник обнаружил у крестного лишнюю землю, дядя Нико не стал мешкать, поспешил собрать виноград и на законном и на лишнем отрезке. Сейчас, наверно, у него уже доброе, отстоявшееся вино.
– Вот как? Так ты ничего еще не знаешь? – Купрача встал, прошелся вдоль полок и остановился у пустой стены.
Вахтанг шел следом за ним с обеспокоенным видом.
Купрача посмотрел на него так, словно и не заметил тревоги на лице приятеля.
– Вот тебе еще один совет: достань жаровню, мангал да поставь у стенки стол и пару стульев. Потом можно все это и занавеской загородить. Может случиться, явится к тебе какой-нибудь непрошеный гость или ревизия вдруг нагрянет. Корреспонденты еще иногда шныряют. Кто знает… Все может быть. Я пришлю с Серго несколько шампуров.
– Постой, ты чего-то не договорил. О чем это я еще не знаю?
– Да так… ничего особенного, Зайдешь сегодня к дяде Нико, он сам тебе расскажет.
– Нет, скажи сейчас.
– Не хочу портить тебе хорошее настроение.
– Черт бы тебя побрал, Купрача! Говори, в чем дело?
Купрача повернулся и стал подниматься по лестнице. Дойдя до середины, остановился.
– К твоему крестному забрались вчера в марани и вынесли все вино, какое у него было, – ни в одном квеври ни капли не осталось.
