Текст книги "Все романы Клиффорда Саймака в одной книге"

Автор книги: Клиффорд Саймак

Глава 23

Я затормозил перед зданием биологического факультета и вылез из машины.

– Ты уж лучше останься здесь, – сказал я Псу, – Сторож тебя не очень-то жалует, да и я предпочел бы не объяснять полицейским, откуда вдруг взялась говорящая собака.

Пес порывисто вздохнул, продув в усах пробор.

– Пожалуй, моя персона их несколько ошеломила бы, – проговорил он, – хотя биолог, ныне покойный, воспринял меня очень спокойно. Намного спокойнее, смею заметить, чем вы сами.

– У него было передо мной большое преимущество, – объяснил я. – Он рассматривал все с истинно научной точки зрения.

А секундой позже я с недоумением спросил себя, как мог я сейчас позволить себе хотя бы намек на шутку, – ведь Стирлинг был моим другом, и вполне возможно, что именно на мне лежала вина за его смерть, хотя в тот момент мне не были известны обстоятельства его кончины.

Я вспомнил, как в то утро, развалясь в кресле, он спал в комнате радиопрослушивания, а жить-то ему оставалось меньше суток; вспомнил, как он легко проснулся, не рассерженный, не удивленный, и завел разговор в своем обычном, сумасшедшем стиле, к которому давно привыкли те, кто его хорошо знал.

– Подожди нас, – сказал я Псу. – Мы не очень задержимся.

Мы с Джой поднялись по ступенькам, и я собрался было забарабанить в парадную, но дверь оказалась незапертой. Мы одолели лестницу – дверь в лабораторию Стирлинга была открыта настежь.

Двое мужчин, поджидая нас, сидели на лабораторном столе. Они о чем-то разговаривали, но при звуке наших шагов в коридоре разом замолчали – мы слышали, как они прервали свою беседу, – и уже молча ждали нашего появления.

Один из них был Джо Ньюмен – тот самый малый, который позвонил мне по поводу катившихся по дороге кегельных шаров.

– Привет, Паркер, – сказал он, спрыгнув со стола. – Привет, Джой.

– Привет-привет, – отозвалась Джой.

– Это Билл Лиггет, – представил второго мужчину Джо Ньюмен. – Он из отдела по расследованию убийств.

– Из отдела по расследованию убийств? – переспросил я.

– Конечно, – ответил Джо. – Они ведь считают, что Стирлинга кто-то прикончил.

Я круто повернулся к сыщику.

Он кивнул.

– Он умер от асфиксии. Как будто его придушили. Однако на нем не обнаружили никаких следов насилия.

– Вы хотите сказать…

– Видите ли, Грейвс, если один человек душит другого, он оставляет на шее своей жертвы следы. Синяки, ссадины. Нужно немало потрудиться, чтобы задушить человека насмерть. И, как правило, при этом наносятся значительные телесные повреждения.

– А на нем их нет?

– Абсолютно.

– Так, может, он просто задохнулся. Подавился едой или питьем. Или у него была мышечная судорога.

– Док это отрицает.

Я покачал головой:

– Черт те что!

– Быть может, что-нибудь выяснится после вскрытия, – сказал Лиггет.

– Просто не верится, что он умер, – сказал я. – Я ведь видел его только сегодня вечером.

– Насколько нам известно, – произнес Лиггет, – вы последний, кто видел его в живых. Ведь он был жив тогда, верно?

– Живей живого.

– В котором это было часу?

– Примерно в половине одиннадцатого. А может, около одиннадцати.

– Сторож сказал, что он впустил вас. С собакой. Он хорошо это помнит, потому что не хотел тогда пускать собаку. Говорит, вы заявили, что это не собака, а подопытный экземпляр. Это правда, Грейвс?

– Черт побери, конечно нет, – ответил я. – Я просто пошутил.

– А почему вам понадобилось тащить с собой наверх собаку? Ведь сторож вам запретил.

Я хотел показать ее Стирлингу. Мы с ним раньше говорили о ней. Во многих отношениях это весьма примечательный пес. Несколько дней он крутился около моего дома и вел себя вполне дружелюбно.

– Стирлинг что, любил собак?

– Не знаю. Думаю, что особого пристрастия к собакам у него не было.

– А где эта собака сейчас?

– Внизу, в машине, – ответил я.

– Разве ваша машина сегодня вечером не взорвалась?

– Точно не знаю. Я только слышал об этом по радио. Они считают, что я погиб в ней.

– Но вас в машине не было.

– По-моему, на этот счет не может быть никаких сомнений, не так ли? Вы там установили, кто потерпевший?

Лиггет кивнул:

– Один сопляк, которого до этого уже не раз привлекали за кражу машин. Крал их только для того, чтобы покататься. Проедет несколько кварталов, потом бросит машину и смоется.

– Дело дрянь.

– Куда уж. А вы все-таки за рулем?

– Это моя машина, – вставила Джой.

– Вы, сударыня, были с ним весь вечер?

– Мы вместе поужинали, – ответила Джой. – И с тех пор я с ним не расставалась.

«Умница девочка, – подумал я. – Ничего не говори этому фараону. Он только все испакостит».

– Вы ждали в машине, пока он с собакой был наверху?

Джой кивнула.

– Сдается мне, – проговорил Лиггет, – что сегодня вечером по соседству с вашим домом произошла какая-то потасовка. Вам что-нибудь об этом известно?

– Ровным счетом ничего, – ответила Джой.

– Не обращайте на него внимания, – вмешался Джо. – Он душу вымотает вопросами. У него все на подозрении. Это служба у него такая.

– Черт знает что, – возмутился Лиггет. – Надо же – вы двое замешаны в таком количестве историй, а чисты как новорожденные.

– На том стоим, – заметила Джой.

– Как вы оказались у озера? – спросил Лиггет.

– Просто поехали прокатиться, – ответил я.

– Вместе с собакой?

– Конечно. Мы взяли ее с собой. С ней не соскучишься.

На крюке, куда его повесил Стирлинг, пакета не было: насколько мне удалось заметить, его не было нигде. А оглядеться как следует я не мог, не рискуя привлечь внимание Лиггета.

– Вам придется поехать в полицию, – сказал мне Лиггет, – Вам обоим. Нужно уточнить кое-какие обстоятельства.

– Старик в курсе, – вмешался Джо, – Ему позвонили из отдела городских новостей сразу же после твоего звонка в лабораторию.

– Спасибо, Джо, – поблагодарил я его. – Надеюсь, мы сумеем за себя постоять.

Однако в душе у меня не было той уверенности, которую я вложил в это заявление. Ведь если мы все вместе спустимся вниз и Пес начнет трепаться, а Лиггет его услышит, не оберешься неприятностей. К тому же в машине лежала винтовка с полупустым магазином и следами недавних выстрелов на внутренней поверхности ствола, выстрелов, которые я произвел по той машине. Мне здорово придется попотеть, объясняя, во что я стрелял и почему вообще брал с собой винтовку. В одном кармане у меня лежал заряженный пистолет, а другой был набит винтовочными и пистолетными патронами. Никто, ни один добропорядочный гражданин – если у него совесть чиста и благие намерения – не станет разгуливать с заряженным пистолетом в кармане, возя с собой в машине заряженную винтовку.

Было еще много кой-чего, на чем они могли поймать нас. Более чем достаточно. Хотя бы тот телефонный звонок – когда Джой позвонила Стирлингу. Если сыщики взялись за дело всерьез, без дураков, они скоро пронюхают про этот звонок. И наверняка какой-нибудь сосед Джой, выскочивший на тот жуткий гвалт, заметил стоявшую перед ее домом машину и видел, как она на полной скорости рванула по улице.

Быть может, подумал я, нам следовало бы сообщить Лиггету побольше сведений. Или в своих ответах быть с ним пооткровеннее. Ведь стоит ему только захотеть, он запросто уличит нас во лжи.

Однако если б мы пошли по этому пути, если б мы сказали ему хоть четверть правды, уж тут-то они бы обязательно продержали нас в участке несколько часов, чтобы всласть позубоскалить над нашим рассказом или попытаться подыскать этим фактам какое-нибудь солидное, вполне современное объяснение.

Впрочем, возможно, так оно и будет, сказал я себе, все это еще вполне может произойти, но, пока мы держим язык за зубами, еще есть надежда на какой-нибудь неожиданный поворот событий.

Когда я в тот свой приезд открыл коробку с винтовочными патронами, часть их высыпалась на пол. И их поднял Стирлинг. Но как он ими распорядился – отдал их мне, положил себе в карман или на лабораторный стол? Я попытался вспомнить, но не мог, хоть режь меня на куски. Если эти патроны нашли полицейские, им нетрудно будет увязать винтовку в моей машине с лабораторией, что еще больше усилит их подозрения.

Если б мне только дали время, подумал я, я бы все объяснил. Но времени у меня не было, а сейчас такое объяснение само по себе повлечет за собой мышиную возню расследований и допросов, пронизанных непробойным скептицизмом. Поэтому, когда я решу, что пора все рассказать людям, я выберу не полицейский участок, а более подходящее место.

Я отлично сознавал, что мне одному не расхлебать эту кашу. Но я обязан был найти человека, которому это под силу. И уж кому-кому, а полиции такой орешек не по зубам.

Я стоял, исподтишка оглядывая лабораторию, отыскивая глазами пакет. И вдруг увидел нечто другое – на какой-то миг тут появилось что-то еще. Уголком глаза я заметил какое-то движение и зримый образ – сознание мое зафиксировало мимолетное вороватое движение в раковине, и у меня создалось отчетливое впечатление, что из раковины на секунду высунулась любопытствующая голова огромного черного червя.

– Ну как, пошли, что ли? – спросил Лиггет.

– О, конечно, – согласился я.

Я взял Джой за руку – ее бил озноб, но внешне это не было заметно; я почувствовал это только, когда прикоснулся к ней.

– Успокойся, деточка, – сказал я. – Лейтенант только возьмет показания, и все.

– С вас обоих, – уточнил Лиггет.

– И с собаки тоже? – спросил я.

Он оскорбился. Я понял это по его виду. Черт дернул меня за язык.

Мы направились к двери. Когда мы уже подошли к самому порогу, раздался голос Джо:

– Ты уверен, Паркер, что тебе нечего передать со мной Старику?

Я быстро обернулся – лицом к нему и лейтенанту – и одарил их обоих улыбкой.

– Ни полслова, – отчеканил я.

Мы вышли в коридор: Джо шел за нами, а сыщик замыкал шествие. Он захлопнул за собой дверь, и я услышал, как щелкнул замок.

– Поезжайте в центр, – сказал Лиггет. – К полицейскому управлению. А я следом за вами, в своей машине.

– Благодарю, – сказал я.

Мы спустились по лестнице и, выйдя из парадного, сошли по ступенькам на тротуар.

– Пес, – шепнула мне Джой.

– Я заткну ему глотку, – успокоил я ее.

А как же иначе? На какое-то время он должен превратиться в самого обыкновенного добродушного, нечленораздельно ворчащего пса. Неприятностей хватало и без его разглагольствований.

Но мы напрасно беспокоились.

Заднее сиденье пустовало. Пса и след простыл.

Глава 24

Лейтенант провел нас в какую-то комнатушку, чуть побольше каморки, и оставил одних.

– Я на минутку, – бросил он, уходя.

В комнате стояли небольшой стол и несколько неудобных стульев. Она была какой-то безликой, холодной, и в ней гнетуще пахло плесенью.

Джой взглянула на меня, и я понял, что ей страшно, но она изо всех сил храбрится.

– Что ж теперь делать? – спросила она.

– Понятия не имею, – ответил я. И добавил: – Прости, что я впутал тебя в эту историю.

– Но мы ведь не сделали ничего дурного, – возразила она.

В этом-то и крылась вся нелепость создавшейся ситуации.

Мы не сделали ничего дурного, а вместе с тем завязли по уши, и, хотя могли вполне обоснованно объяснить все события, таким объяснениям никто не поверит.

– Я бы не отказалась хлебнуть чего-нибудь покрепче, – сказала Джой.

Наши желания совпадали, но я промолчал.

Мы все сидели и сидели, а секунды тащились, еле волоча ноги; разговор не клеился, и было очень муторно.

Сгорбившись, я сидел на стуле и думал о Карлтоне Стирлинге, о том, каким он был замечательным парнем и как мне будет не хватать моих набегов на лабораторию, когда я неожиданно врывался к нему, наблюдал, как он работает, и слушал его рассуждения.

Должно быть, Джой думала о том же, потому что она вдруг спросила:

– Ты считаешь, что его кто-то убил?

– Не кто-то, – поправил я, – Что-то.

Я не сомневался, что его прикончили те самые существа, которых я принес ему в полиэтиленовом мешке. Я переступил порог лаборатории, неся смерть одному из своих самых близких друзей.

– Ты казнишь себя, – произнесла Джой, – Брось, тут нет твоей вины. Откуда ты мог знать?

Что правда, то правда, знать мне было неоткуда, но это служило слабым утешением.

Открылась дверь, и в комнату вошел Старик. Один, без сопровождения.

– Поехали, – сказал он. – Все улажено. Вы здесь больше никому не нужны.

Мы встали и направились к двери.

– Я смотрел на него с некоторым замешательством.

Он коротко хохотнул.

– Я не нажимал ни на какие тайные пружины, – проговорил он. – Не использовал ни капли влияния. Ни на кого не давил.

– Тогда в чем же дело?

– В заключении медицинского эксперта, – сказал он, – Причиной смерти признан приступ стенокардии.

– Но ведь у Стирлинга было здоровое сердце, – возразил я.

– Видишь ли, им больше не за что было уцепиться. А они ведь обязаны дать какое-то заключение.

– Давайте переменим обстановку, – попросила Джой. – Это помещение действует мне на нервы.

– Поедем в редакцию, – сказал Старик, обращаясь ко мне, – и опрокинем по стаканчику. Мне нужно обсудить с тобой парочку вопросов. Вы с нами, Джой, или вам не терпится вернуться домой?

Джой вздрогнула.

– Я поеду с вами, – поспешно ответила она.

Я сразу понял, почему она так встревожилась. Ей до смерти не хотелось возвращаться в тот дом и слушать, как копошатся во дворе эти твари, слышать их возню, даже если их уже там нет.

– Посадите к себе Джой, – сказал я Старику, – а я поведу ее машину.

Выйдя из участка, мы едва перебросились несколькими словами. Я ожидал, что Старик начнет расспрашивать меня о взрыве машины, да и не только об этом, но он почти не открывал рта.

Он не разговорился даже в лифте, когда мы поднимались на его этаж. Войдя в свой кабинет, он прямым ходом направился к шкафчику с напитками и достал бутылки.

– Тебе виски, Паркер, – вспомнил он. – А что вам, Джой?

– То же самое, – ответила она.

Он наполнил стаканы и подал их нам. Потом вместо того, чтобы усесться за свой письменный стол, опустился на стул рядом с нами. Вероятно, этим он хотел дать нам понять, что сейчас он с нами на равных – не босс, а такой же, как и мы, рядовой сотрудник газеты. Подчас он доходил до смешного, стараясь продемонстрировать свою скромность, но бывали, конечно, времена, когда скромностью от него и не пахло.

Он явно хотел о чем-то поговорить со мной, но все никак не решался начать. А я не пошел ему навстречу. Сидел спокойно, потягивая виски: пусть-ка сам выкручивается как может. Интересно, подумал я, что именно ему известно, и имеет ли он хоть малейшее представление о том, что сейчас творится на свете.

И вдруг меня осенило, что в заключении судебно-медицинской экспертизы, возможно, и речи не было ни о каком приступе стенокардии, что Старик оказал на полицию немалое давление и бился он за нас по той простой причине, что понял – или предположил, – что мне кое-что известно и эти сведения могут оказаться для него достаточно ценными, чтобы ради них вызволить меня из полиции.

– Ну и денек, – проговорил он.

Я согласился, что день выдался нелегкий.

Он промямлил что-то о тупости полицейских, и я, утвердительно хмыкнув, дал понять, что придерживаюсь того же мнения.

Наконец он таки взял быка за рога.

– Паркер, – произнес он, – ты разнюхал что-то очень важное.

– Вполне возможно, – отозвался я. – Только не знаю, что вы имеете в виду.

– Наверно, до такой степени важное, что кое-кто был бы не прочь отправить тебя на тот свет.

– Кто-то и впрямь пытался, – согласился я.

– Можешь мне довериться, – проворковал он. – Если нужно сохранить это в тайне, я помогу тебе.

– Я пока ничего не могу вам сказать, – произнес я, – Потому что, стоит мне об этом заговорить, вы решите, что я не в своем уме. Вы не поверите ни одному моему слову. Эти сведения таковы, что я смогу сообщить их кому-нибудь только после того, как раздобуду побольше доказательств.

Он изобразил на лице изумление.

– Так вот, значит, насколько это серьезно, – протянул он.

– Именно настолько, – подтвердил я.

У меня язык чесался все ему рассказать. Я жаждал с кем-нибудь поделиться. Изнемогал от желания разделить с кем-нибудь свою тревогу и страх, но только с тем, кто охотно мне поверит и с той же охотой попытается принять какие-то меры против надвигающейся опасности.

– Босс, – сказал я, – вы можете побороть в себе неверие? Можете поручиться, что готовы признать хотя бы возможность всего того, о чем я вам расскажу?

– А ты меня испытай, – предложил он.

– К черту, этого мне недостаточно.

– Ну ладно, тогда по рукам.

– Как бы вы отреагировали, если б я сказал, что на Земле сейчас находятся пришельцы с какой-то далекой звезды и эти пришельцы скупают Землю?

– Я бы счел тебя душевнобольным, – ледяным тоном ответил он.

Он принял это за неуместную шутку.

Я встал и поставил стакан на письменный стол.

– Этого я и боялся, – произнес я. – Я предвидел такой ответ.

Джой тоже поднялась.

– Пошли, Паркер, – сказала она. – Нам тут делать нечего.

Старик набросился на меня:

– Да нет же, Паркер! Ты просто решил надо мной пошутить!

– Черта с два, – сказал я.

Мы вышли в коридор. Мне казалось, что он подойдет к двери и позовет нас обратно, но не тут-то было. Когда мы, не дожидаясь лифта, повернули к лестнице, я мельком увидел его через открытую дверь – он по-прежнему сидел на стуле, глядя нам вслед, словно раздумывая над тем, что лучше: затаить на нас обиду, или просто уволить, или, может, все-таки принять во внимание мои слова – а вдруг я сказал такое неспроста. Он показался мне маленьким и далеким. Словно я взглянул на него в перевернутый бинокль.

Чтобы спуститься в вестибюль, мы отсчитали ногами ступеньки трех лестничных маршей. Право, не знаю, почему мы не воспользовались лифтом. Нам это просто в голову не пришло. Вероятно, мы стремились побыстрее выбраться оттуда.

Улица встретила нас дождем. Тоскливый и холодный, он еще не вошел в силу и пока только слегка накрапывал.

Мы побрели к машине и, подавленные, в нерешительности остановились перед ней, не зная, как быть дальше.

Я думал о той пакости, которая сидела тогда в моем стенном шкафу (я ведь толком так и не знал, что именно там скрывалось), и о том, какая участь постигла мою машину. Я не сомневался, что Джой в эту минуту вспомнились те твари, которые шастали вокруг ее дома и, возможно, рыскают там до сих пор, и независимо от того, есть они там или нет, ей еще долго будет слышаться их возня.

Она пододвинулась ко мне вплотную, и в этом промозглом мраке я молча обнял ее и крепче прижал к себе, подумав, что мы с ней точно заблудившиеся испуганные дети, ищущие друг у друга защиты от дождя. И охваченные страхом перед темнотой.

– Смотри, Паркер, – произнесла она.

Она протянула мне сложенную горстью кисть руки ладонью кверху, и я увидел у нее на ладони какой-то предмет, который она до этого прятала в кулаке.

Я наклонился, чтобы разглядеть его получше, и в тусклом свете уличного фонаря, стоявшего в конце квартала, увидел на ее ладони ключ.

– Это ключ от лаборатории Стирлинга – он торчал в замке, – проговорила она. – Когда все отвернулись, я потихоньку её вытащила. Этот недотепа сыщик, закрывая дверь, даже не подумал о ключе. Он так на тебя обиделся, что и не вспомнил о нем. За то, что ты спросил, не собирается ли он брать показания у собаки.

– Молодчина! – воскликнул я и, сжав ладонями ее лицо, поцеловал. Хотя, признаться, мне до сих пор непонятно, почему этот ключ привел меня тогда в такой восторг. Видно, потому, что в конечном итоге мы все-таки перехитрили представителя власти, выиграли какой-то ход в этой страшной, зловещей игре.

– Давай заглянем в лабораторию, – предложила Джой.

Я открыл дверцу и помог ей сесть в машину, потом, обойдя вокруг, сел за руль. Достал ключ, вставил его в замок зажигания и повернул, чтобы включить мотор. И когда мотор, закашляв, завелся, я инстинктивно попытался выдернуть ключ обратно, сознавая, впрочем, что уже слишком поздно.

Но ничего не случилось. Мотор мерно урчал, работал нормально как миленький. Никакой бомбы в машине не было.

Я покрылся испариной.

– Что с тобой, Паркер?

– Ничего.

Я включил передачу, отъехал от тротуара. И тут мне вспомнилось, как я заводил мотор, не думая ни о какой опасности, около усадьбы «Белмонт», перед зданием биологического факультета (откуда я отъезжал дважды), у полицейского участка – так что, возможно, это ничем не грозило. Может статься, что, однажды потерпев в чем-нибудь неудачу, кегельные шары никогда не прибегают к тому же методу вторично.

Я свернул на боковую улицу, держа путь к Университетской аллее.

– Может, это пустая затея, – сказала Джой. – Вдруг окажется, что парадная заперта.

– Когда мы уходили оттуда, она была открыта, – возразил я.

– Но ведь сторож мог ее потом запереть.

Однако он этого не сделал.

Мы беспрепятственно проникли в здание и, стараясь ступать как можно тише, поднялись по лестнице.

Мы подошли к лаборатории Стирлинга, и Джой протянула мне ключ. Немного повозившись, я наконец попал ключом в скважину, повернул его и распахнул дверь.

Мы вошли, и я закрыл за нами дверь. Щелкнул замок.

Комната была слабо освещена: на лабораторном столе мерцала крохотная спиртовка, которая – я был в этом уверен – раньше тут не горела. А у стола на высоком табурете восседала какая-то странно искривленная фигура.

– Добрый вечер, друзья, – произнесла фигура.

Я безошибочно узнал этот звучный, отлично поставленный голос.

На табурете сидел Этвуд.