Текст книги "Все романы Клиффорда Саймака в одной книге"

Автор книги: Клиффорд Саймак

Глава 2

Небольшой, изрядно потрепанный звездолет медленно и плавно, как перышко, опускался на поле, озаренное первыми лучами солнца.

В кресле пилота сидел бородатый мужчина, в одежде, потрепанной не меньше, чем корабль. Чудовищное напряжение чувствовалось в его позе.

Непривычно, вертелось в голове. Жутко тяжело и непривычно управлять такой махиной, следить за расстоянием и скоростью… Заставлять тонны металла мягко опускаться, сопротивляясь чудовищной силе притяжения… Намного труднее, чем оторваться от поверхности. Тогда просто не было другой мысли, кроме той, что эта махина не имеет права не подняться и не взлететь..

Сильнейшая вибрация сотрясла корабль. Казалось, он вот-вот развалится на части. Неимоверным усилием воли человек превозмог вибрацию. Корабль продолжил плавный спуск. Теперь до поверхности поля оставалось всего несколько футов.

Уверенно, почти беззвучно корабль коснулся земли.

Еще несколько минут человек сидел в кресле не шелохнувшись, напряженно, затем окаменевшие мышцы одна за другой начали расслабляться.

Устал, думал человек. Труднее работы у меня, пожалуй, в жизни не было. Еще бы пару миль, и я бы не выдержал и разбил корабль…

Вдали, на краю поля, возвышались какие-то постройки. От них отделилась черная точка – автомобиль.

…Сквозь трещины в кабину проникал ветерок. Он щекотал лицо, напоминал, торопил…

Дышать! – сказал себе человек. Когда они подъедут, ты должен дышать. Дышать должен, потом должен выйти и улыбнуться. Они не заметят. Ничего не заметят. По крайней мере, в первые минуты их отвлекут борода и драная одежда. Они будут тебя разглядывать и кое-какие мелочи пропустят. А дышать надо обязательно. Если не будешь дышать – заметят непременно.

Он старательно сделал глоток воздуха, почувствовал, как струя хлынула в горло, обожгла легкие…

Вдох, еще одии – наконец воздух обрел запах и суть, вызвал непривычное возбуждение. Но вот неприятные ощущения исчезли, хотя не полностью, избавиться от них оказалось далеко не просто.

Сила воли… Сила воли и сила разума. Вот силы, которые ни один человек не умеет использовать до конца. Сила, способная отдавать телу приказы, и сила, способная завести механизмы, бездействовавшие столько лет…

Вдох, еще вдох. Сердце бьется все ровнее, все увереннее. Желудок. Не бойся, желудок. Печень, теперь твоя очередь, старушка! Сердце, давай в том же духе. Отлично! Это же не старость, не усталость. Это ни с чем не сравнишь. О тебе позаботились – твой внешний облик сохранен, в любой момент ты можешь подняться по тревоге и включиться.

Но включение оказалось подобно шоку. Инстинктивно он чувствовал – так и будет, и боялся этого момента. Новая жизнь, забытый обмен веществ вызвали почти агонию, шквал в организме…

Теперь нужно заняться приведением в порядок цвета кожи. Вид ее ужасен – трупная синева с радужными разводами. Колоссальная концентрация энергии – и вот игра красок прекратилась. Осталась устойчивая голубизна. Худшее позади…

Руки с такой силой сжали рычаги управления, что суставы металлически хрустнули. Тело покрылось потом, снова навалилась слабость…

Но нервы успокаивались, кровь пульсировала, и человек понял, что дышит, уже не задумываясь об этом. Еще минуту он просто сидел, расслабившись. Ветерок гулял по кабине, ласково касаясь щек. Автомобиль был уже совсем близко.

– Джонни… – прошептал человек, – мы дома. Мы добрались. Это мой дом, Джонни. То самое место, о котором я столько тебе рассказывал…

Никто не ответил ему. Только где-то в глубине сознания возникло неописуемое чувство радости, знакомое разве что восьмилетнему мальчишке, который набегался за день, и вечером забрался под теплое одеяло.

– Джонни! – крикнул человек. И вновь ощутил брожение радости, в этот миг напомнившее ему удовольствие, что испытываешь, сидя в кресле, уронив руку, и в нее тычется прохладный нос любимой собаки…

…Кто-то барабанил по обшивке корабля.

– Ну, ладно, – сказал Эшер Саттон. – Я иду. Все будет в порядке.

Он наклонился, вытащил из-под кресла портфель. Подойдя к выходу, щелкнул замком. Люк открылся, и он сошел на землю.

Там его ждал только один-единственный встречающий.

– Привет, – улыбнулся Эшер Саттон.

– Добро пожаловать на Землю, сэр, – сказал человек, и струны памяти дрогнули от сочетаний звуков в слове «сэр». Саттон остановил взгляд на лбу встречавшего, и разглядел неяркую татуировку – серийный номер.

Надо же – он начисто забыл о существовании андроидов! Наверное, вообще о многом забыл. Забыл тысячи привычных мелочей. Они выветрились из памяти за двадцать лет.

Он заметил, что андроид с любопытством разглядывает его. Взор того задержался на разодранной коленке, потом скользнул к босым ногам.

– Там, где я был, – резко сказал Саттон, – я не имел возможности каждый день покупать новые костюмы.

– Конечно, сэр, – ответил андроид.

– А борода, – продолжал Саттон, – потому, что бриться было нечем.

– Ну, что вы, сэр, я видел бородатых и раньше, – смущенно воскликнул андроид.

Саттон стоял, не двигаясь, и смотрел на раскинувшийся перед ним мир – на устремленные в небо верхушки башен, сверкающие в лучах рассветного солнца, на зелень парков и лугов, на голубые и алые вспышки цветов на склонах холмов.

Он глубоко вздохнул, чувствуя, как воздух живительной струей наполняет самые дальние уголки легких, которые так соскучились по нему…

Откуда-то из глубины памяти всплыли и нахлынули воспоминания. О жизни на Земле, о первых лучах Солнца, о пожарах закатов, о ярко-синем небе, о росе на травах, о быстром течении человеческой речи, о радостных звуках музыки, о дружелюбии птиц и белок, о покое и счастье…

– Машина ждет, – прервал воспоминания голос андроида. – Я отвезу вас к патрону.

– Я бы предпочел прогуляться, – ответил Саттон.

Андроид покачал головой.

– Он ждет, сэр, и просил поторопиться.

– Ну, если так, то, конечно, поехали.

Сиденье было мягкое, и Саттон почти утонул в нем, не выпуская из рук портфеля.

Машина мчалась вперед, а он смотрел вокруг, очарованный зеленью.

– Зеленые поля Земли… – тихо пробормотал он. – Или там было «зеленые долины»? Ладно, не так уж важно. Эта песня написана давным-давно, когда на Земле еще были поля, а не стриженые газоны, когда человек обрабатывал землю из куда более практических соображений, чем разбивка цветников… Это было давно, тысячу лет назад, когда человек только начинал ощущать, как Вселенная стучится в его душу. Задолго до того, как Земля стала столицей и административным центром Галактической Империи.

Вдали, у самой линии горизонта пошел на взлет громадный лайнер. Он отдал Земле прощальный поклон, и скоро превратился в крошечную серебристую точку в синеве небес. Еще через мгновение точка вспыхнула червонным золотом в лучах солнца, и ее поглотила кружевная дымка небес.

Взгляд Саттона вновь вернулся к земле. И он как будто растворился в ее красоте, словно, пережив долгую зиму, впервые окунулся в настоящее ласковое тепло весны…

Вдали, на севере, возвышались башни-близнецы Департамента инопланетных связей. На востоке сверкала громада из стекла и пластика.

– Североамериканский Университет. Другие здания… Другие он забыл, не помнил их назначения. Уже не помнил.

Небоскребы располагались на довольно значительном расстоянии друг от друга, между ними раскинулись парки, а жилые дома скрывались за деревьями и зелеными изгородями. Машина въехала на стоянку у административного здания космопорта.

– Прошу вас, сэр, – сказал андроид, открывая дверь.

В приемной было занято несколько кресел; в ожидании приема большей частью сидели люди.

Что люди, что андроиды, подумал Саттон. Ни за что не отличишь, пока на лоб не посмотришь.

Метка на лбу – штамп производителя предупреждающее клеймо: «Это – не человек, хотя очень похож».

Вот кто меня выслушает. Вот те, кому будет не все равно, кто поможет мне, если люди отвернутся. Потому что быть андроидом хуже, чем быть человеком. Их родила не мать, а лаборатория. Их мать смесь химических веществ. А отец высшая – ступень развития технологической мысли.

Андроид – искусственный человек. Человек, созданный в лаборатории на основании глубочайших человеческих знаний о собственной химической, атомной и молекулярной структуре и том таинственном понятии, что именуется жизнью.

Настоящие люди, но с двумя исключениями – метка на лбу и неспособность к биологическому размножению. Искусственные люди, созданные в помощь настоящим, несущие на своих плечах тяжкий груз забот Галактической Империи, помогая тонкой прослойке человечества стать немного шире. При всем том, что отведены определенные рамки, за которые выходить не полагалось.

Коридор был пуст, Саттон, шаркая босыми ногами шел следом за андроидом.

Они остановились перед дверью с табличкой:

Томас Г. Дэвис /человек/ Начальник оперативной службы

– Входите, – пригласил андроид.

Саттон вошел в кабинет. Человек, сидевший за письменным столом, вздрогнул.

– Я человек, – сказал ему Саттон. – Может, странно выгляжу, но я человек.

Дэвис указал на стул.

– Присаживайтесь, – с вежливой улыбкой произнес он.

Саттон сел.

– Почему вы не отвечали на наши сигналы? – спросил Дэвис.

– У меня сломался передатчик, – ответил Саттон.

– На вашем корабле нет названия.

– Название смыли дожди. А краски у меня не было.

– Дождь не может смыть краску.

– Ну, это на Земле. Там, где я был, это вполне возможно.

– А ваши двигатели? – поинтересовался Дэвис. – Мы их не запеленговали.

Они не работали, – ответил Саттон.

– Не работали. Интересно. А как же вы управляли кораблем?

– С помощью энергии, – скрывая раздражение, ответил Саттон.

– С помощью энергии… – повторил Дэвис, сглотнув слюну, и замолчал. Ответы его явно не устроили.

Саттон смерил Дэвиса ледяным взглядом.

– Есть еще вопросы?

Дэвис повертел в пальцах карандаш.

– Самые обычные, если не возражаете? – Дэвис выложил на стол несколько бланков.

– Имя?

– Эшер Саттон.

– Способ передвижения… Стоп! Подождите, как вы сказали? Эшер Саттон?

Дэвис сунул карандаш в стаканчик и отодвинул его.

– Именно так, – подтвердил Саттон.

– Почему же вы сразу не сказали?

– Потому что вы не спрашивали.

Дэвис был как будто взволнован.

– Если бы я знал… – пробормотал он.

– Может быть, дело в бороде? – спросил Саттон.

– Да нет! Отец часто рассказывал о вас. Джим Дэвис. Вы его, случайно, не помните?

Саттон отрицательно покачал головой.

– Он был большим другом вашего отца. Ну, то есть… вернее сказать, они были знакомы.

– Очень рад. Ну, и как поживает мой отец?

– О, отлично! – с энтузиазмом в голосе ответил Дэвис. – Постарел, правда, но держится молодцом.

– Мой отец, так же как и моя мать, – стиснув кулаки, произнес Саттон, – погибли пятьдесят лет назад во время пандемии на Аргусе.

Он поднялся и, глядя на Дэвиса в упор, добавил:

– Если вопросов больше нет, я предпочел бы отправиться в гостиницу. Надеюсь, там найдется номер для меня.

– Ну, конечно, мистер Саттон, безусловно. Вам надо отдохнуть, – засуетился Дэвис. – Где бы вы хотели остановиться?

– В «Орионе», как обычно.

Дэвис выдвинул ящик, вытащил справочник, полистал его, пробежал пальцем по странице сверху вниз.

– Код для телепортации – «Черри 26–3489». Кабина рядом.

– Благодарю вас, – ответил Саттон.

– Что касается вашего отца, мистер Саттон…

– Я все прекрасно понял. Можете не извиняться.

Саттон вышел из кабинета и направился к телепортационной кабине. Но прежде чем закрыть за собой дверь, он резко оглянулся.

Дэвис уже с кем-то возбужденно говорил по видеофону.

Глава 3

Гостиница «Пояс Ориона» за двадцать лет не изменилась. На взгляд Саттона, все выглядело как в день, когда он покинул Землю. Немного обшарпанный, постаревший дом, где по-прежнему царила атмосфера существования на цыпочках, с пальцем прижатым к губам, подчеркнутая предупредительность, тихий шорох приглушенной жизни… Все это он помнил, и тосковал об этом в долгие годы отчуждения и одиночества.

Живая картина на стене холла была все та же. Неизменный Сатир и через двадцать лет продолжал догонять все ту же перепуганную нимфу. И все тот же заяц выпрыгивал из-за куста, и с привычной скукой наблюдал за погоней, меланхолично пожевывая неизменный пучок клевера.

Мебель, принимавшая формы тела, вышла из моды еще тогда, двадцать лет назад, но все еще стояла на своих местах; правда, ее перекрасили в мягкие, пастельные тона.

Пористое покрытие на полу пружинило чуть меньше, а цефейский кактус, видимо, приказал долго жить, на его месте красовалась начисто лишенная экзотики земная герань.

Из кабины видеофона вышел служащий.

– Доброе утро, мистер Саттон, – сказал он хорошо поставленным голосом андроида. Потом добавил, – А мы все ждали, когда же вы вернетесь.

– Двадцать лет? – удивился Саттон. – Долгонько вам пришлось ждать.

Андроид невозмутимо продолжал:

– Мы сохранили ваш костюм. Знали, что он вам понадобится. Все чистое и выглаженное.

– Очень любезно с вашей стороны, Фердинанд.

– А вы почти не изменились, – сказал Фердинанд. – Только бороду отпустили… Но я-то вас сразу узнал.

– Борода и одежда, – уточнил Саттон. – Одежда в жутком состоянии, сами видите.

– Ну, что вы, не так уж… – с вежливой улыбкой ответил Фердинанд. – У вас есть багаж, мистер Саттон?

– Нет.

– Тогда, может быть желаете позавтракать?

Саттон смутился, внезапно ощутив, что действительно голоден. Мгновение он соображал, как пища может подействовать на отвыкший от нее желудок.

– Желаете посмотреть меню?

Саттон покачал головой.

– Да нет, не нужно. Я лучше пока приму душ и побреюсь. А завтрак потом пришлите в номер. Все равно что. И одежду.

– Может быть, омлет? Вы раньше всегда заказывали омлет на завтрак.

– С удовольствием, – ответил Саттон, отошел от стойки и усталой походкой направился к лифту. Он уже собирался закрыть дверь, когда услышал:

– Подождите, пожалуйста!

Он обернулся. Через холл бежала стройная рыжеволосая девушка. Она скользнула в кабину лифта и прижалась к стенке спиной.

– Огромное спасибо, что подождали, – переведя дыхание, сказала она.

Кожа у нее была белая, как цветок магнолии, а глаза глубокого серого цвета. Как гранит, подумал Саттон.

– Мне было приятно подождать вас, – сказал он и мягко закрыл дверь кабины.

Девушка смерила его любопытным взглядом, и губы ее дрогнули в улыбке. Саттон улыбнулся в ответ.

– Знаете, терпеть не могу обувь. Жутко трет, – простодушно признался он и нажал кнопку. Лифт тронулся, мелькая огоньками этажей.

– Я приехал, – сказал Саттон, когда кабина остановилась. – Всего доброго.

– Мистер!

– Да, в чем дело?

– Я не собиралась над вами смеяться! Честное-пречестное слово, даже и не думала!

– А я и не обиделся. Почему бы вам не посмеяться! – с улыбкой ответил Саттон и закрыл дверь.

Минуту он постоял у лифта, пытаясь побороть охватившее его волнение.

Спокойно, – сказал он себе. Полегче, парень. Как минимум, ты дома. Вот место, о котором ты мечтал. Десятка три шагов, и все. Подойдешь, повернешь ручку, толкнешь дверь, а там все будет точно так, как ты запомнил. Любимое кресло, живые картины на стенах, маленький фонтан с венерианскими русалками, и окна, из которых видна Земля… Но никаких эмоций. Раскисать нельзя. Потому что тот тип в космопорту врал. И в гостиницах по двадцать лет номера не держат.

Что-то тут не так. Непонятно пока, что именно, но что-то катастрофически не так…

Он сделал шаг, потом еще один… Шел медленно, борясь с волнением, часто сглатывая слюну…

На одной из картин, вспоминал он на ходу, был лесной ручей, деревья на берегу и птицы, перелетавшие с ветки на ветку. В самые неожиданные моменты какая-то из птиц начинала петь. Чаще всего – на рассвете или на закате. Вода в ручье заливалась радостной песенкой, и слушать ее, утонув в глубоком кресле, можно было бесконечно.

Он вдруг понял, что бежит, но даже не попытался остановиться.

Пальцы сжали ручку, повернули ее… Вот она, его комната – любимое кресло, бормотание ручейка, плеск русалочьих хвостов.

Опасность он почувствовал сразу, еще не успев переступить порог. Хотел бежать, но было поздно. Ноги подкосились, он упал.

– Джонни! – он захлебнулся собственным криком.

Перед тем, как погрузиться в темноту, Саттон успел услышать еле различимый шепот:

– Все нормально, Эш. Мы в ловушке.

Глава 4

Когда Саттон очнулся, то сразу понял, что в комнате кто-то есть; не открывая глаз, он продолжал дышать ровно, спокойно, как будто еще спал.

Итак, в комнате кто-то был. Сейчас он стоит у окна, теперь перешел к камину. Остановился. Наверное, разглядывает картину. Было так тихо, что Саттон сквозь плеск воды в фонтане слышал смеющееся журчание струек ручья и тихое пение птиц на ветвях деревьев, и ему даже показалось, что он отчетливо чувствует запахи хвои, листвы и мха, покрывающего берега ручья.

Неизвестный сделал еще несколько шагов и сел в кресло, насвистывая какую-то незнакомую легкомысленную песенку.

Значит, меня обыскали, подумал Саттон. Сначала одурманили каким-то быстродействующим газом, а потом обыскали и обследовали. Господи, что же они со мной делали? Все, как в тумане. Он с трудом вспоминал… Мелькали огоньки приборов, на голове – датчики… Я мог бы сопротивляться, но понимал, что это бесполезно. И потом, мне нечего было скрывать от них. Что выкопали, то выкопали, и черт с ними. Тем лучше. До главного им все равно не добраться. И он мысленно ободряюще похлопал себя по плечу.

Теперь они ушли. Узнали, что хотели, и ушли, оставив кого-то приглядывать за мной. И этот кто-то сейчас здесь.

Саттон пошевелился и открыл глаза, делая вид, что он только что очнулся.

Неизвестный встал и подошел к нему. Саттон увидел, что на нем белый халат.

– Ну, пришли в себя? – спросил доктор, наклонившись над кроватью.

Саттон вяло поднял руку и рассеянно провел ею по лицу.

– Да, пожалуй, да…

– Вы потеряли сознание, – сказал доктор. – Видимо, очень устали.

– Да, – отозвался Саттон. – Чертовски устал.

Продолжай! думал он. Давай, спрашивай еще. Тебя же проинструктировали. Лови меня на слове, пока я слаб и беспомощен. Качай из меня информацию, как воду из колодца. Ну, давай, спрашивай, зарабатывай свои вонючие деньги!

Но он ошибся.

Врач выпрямился.

– Надеюсь, вам скоро станет лучше, – сказал он. – Но если почувствуете себя неважно, позвоните. Я оставил на камине визитную карточку.

– Благодарю вас, доктор, – ответил Саттон.

Он проводил врача взглядом, дождался, пока закрылась дверь, и рывком сел. Быстро осмотрел номер. Одежда валялась кучей посреди комнаты. Портфель? Лежит на стуле. Обыскан, без сомнения. Содержимое, конечно, скопировано. Всю комнату, конечно же, пронизывают насквозь лучи-шпионы. Уши слушают, глаза глядят.

Но кто? Кто, черт возьми? – спрашивал он себя. Ведь о его возвращении не знала ни одна живая душа. Никто не мог даже догадываться. Даже Адамс. Об этом просто невозможно было узнать. Как же они узнали?

Странно… Странно, Дэвис в космопорту прекрасно знал его имя, а потом начал врать и изворачиваться, чтобы скрыть это.

Странно и то, что Фердинанд солгал – они, видите ли, двадцать лет берегли его старый костюм. Чушь какая! Но еще более странно, что Фердинанд, обернувшись, заговорил с ним так, как будто он отсутствовал не двадцать лет, а каких-нибудь пару дней, не больше. Все было организовано, думал Саттон. Отработано до мельчайших деталей. Механизм, точный, как хронометр, был заведен на момент моего появления. Но кто мог меня ждать? Еще раз, с самого начала: никто не знал, что я вернусь. Что я вообще вернусь. Ну, даже если, допустим, кто-то и знал, для чего было затевать всю эту суету?

Откуда им знать, думал он, что у меня с собой. Даже если бы знали, что я возвращаюсь, и то это было бы в миллион раз вероятнее, чем если бы знали, почему именно я возвращаюсь. А если бы узнали – не поверили… Конечно, если бы они осмотрели корабль, вот там-то им было бы чему удивиться. Тогда то, что происходит, еще можно хоть как-то объяснить. Но у них не было времени осмотреть его. Нет, им нужен был именно я, я сам, и они начали меня обрабатывать с первой же секунды после приземления.

Дэвис отправил меня в телепортационную кабину, а сам, как сумасшедший, стал кому-то названивать. Фердинанд знал, что я приду. Знал, что обернувшись, увидит именно меня. Ну, а девушка – та, рыжеволосая? Тоже из этой компании?

Саттон встал, потянулся.

Значит, так, сказал он себе, сначала под душ и бриться. Петом одеться и позавтракать. Потом сделать пару звонков по видеофону. Нельзя вести себя так, как-будто все кончено, уговаривал он себя. Вести себя надо так, как будто ничего не произошло. Выше нос. Поговори сам с собой. Это помогает. Ну, в зеркало погляди. На кого ты похож? Душераздирающее зрелище. Давай, давай, в порядок себя приводи. И вообще, чувствуй себя, как дома. Но будь внимателен, понял? За тобой следят.