Текст книги "Все романы Клиффорда Саймака в одной книге"

Автор книги: Клиффорд Саймак

Глава 16

Лэнсинг проснулся раньше всех и огляделся. Рядом под грудой одеял лежал пастор, чуть расслабившись, но по-прежнему сохраняя позу зародыша в чреве матери.

Юргенс сидел у костра, присматривая за кипящим котелком с овсянкой. Заботливо собранная кучка углей окружала кофейник, не давая ему остыть.

Лэнсинг вылез из спальника и присел рядом с Юргенсом.

– Как пастор? – спросил Лэнсинг.

– Сейчас вроде ничего. – Юргенс позволил себе отвлечься от овсянки. – Последние несколько часов он чувствует себя неплохо. У него был озноб, его всего трясло. Я не стал никого будить – все равно ему нечем помочь. Я присматривал за ним и следил, чтобы он был хорошо укрыт. В конце концов озноб прекратился, и ему удалось заснуть. Знаете, Лэнсинг, ведь мы могли взять с собой какие-нибудь лекарства. Почему никто из нас об этом не подумал?

– У нас есть бинты, обезболивающие и дезинфицирующие средства, – возразил Лэнсинг, – полагаю, это все, что было нам доступно. Боюсь, пользы от других лекарств мало – ни у кого из нас нет никаких медицинских познаний.

– Мне кажется, – заметил Юргенс, – генерал был ужасно груб с пастором.

– Генерал испугался. У него и у самого проблем довольно.

– Не вижу, с чего бы.

– Он считает, что отвечает за нас. Для людей его типа это вполне естественно. Его беспокоит любой наш шаг, любая мелочь. Это нелегко.

– Лэнсинг, мы в состоянии сами отвечать за свои поступки.

– Я-то знаю это, но он так не думает. Скорее всего, он упрекает себя за то, что произошло с пастором.

– Но он ведь не любит пастора.

– Да. Пастора никто не любит. С ним трудно ужиться.

– Почему же вы пошли с ним гулять?

– Не знаю. Наверное, просто из жалости. Он кажется таким одиноким. Человек не должен быть так одинок.

– На самом деле именно вы заботитесь обо всех нас, хотя и не демонстрируете этого. Вы ведь никому не рассказали обо мне, о том, кто я и откуда прибыл.

– Когда Мэри спросила о мире, из которого вы прибыли, вы предпочли не отвечать. Я сделал вывод: вы не хотите, чтобы о вашей истории знал еще кто-то, помимо меня.

– Но вам я сказал. Вы понимаете, что я имею в виду. Вам я все рассказал. Я доверяю вам. Не знаю почему, но думаю, что поступил правильно. Я хотел, чтобы вы все знали.

– Наверное, я похож на отца-исповедника.

– Я думаю, вы больше чем духовник, – сказал Юргенс с чувством.

Лэнсинг поднялся и пошел к выходу. Остановившись на ступеньках лестницы, он оглядел площадь. Какая мирная картина! Восток уже посветлел, однако солнце еще не взошло. В неярком утреннем свете стены домов, окружающих площадь, казались розовыми, а не красными, как при дневном освещении. В воздухе еще чувствовался ночной холод. Где-то в руинах попискивала одинокая птичка.

Лэнсинг услышал шаги за спиной и обернулся. По ступенькам спускался генерал.

– Кажется, пастору лучше, – произнес он вместо приветствия.

– По словам Юргенса, сначала у него был сильный озноб, но последние несколько часов он спит.

– Он создает нам дополнительные сложности, – нахмурился генерал.

– Каким образом?

– Мы должны продолжать поиски. Нам надо прочесать город. Я убежден, здесь существует нечто, что должно быть обнаружено.

– Давайте потратим несколько минут на анализ ситуации, – предложил Лэнсинг, – мы ни разу не пытались этого сделать. Полагаю, вы уверены, что существует ключ, найдя который мы сможем вернуться в наши миры.

– Нет, – покачал головой генерал, – не думаю. Нам не удастся попасть обратно. Этот путь закрыт для нас. Но должна существовать другая дорога, куда-то еще.

– Вы думаете, мы были доставлены сюда кем-то или чем-то, специализирующимся на головоломках? По замыслу неведомого автора, существует место, куда мы должны добраться, и мы должны найти его самостоятельно. Как крысы в лабиринте?

Генерал бросил на него мрачный взгляд:

– Лэнсинг, вы выступаете в роли адвоката дьявола. С чего бы это?

– Возможно, потому, что я понятия не имею, почему мы здесь и что нам следует делать.

– Вы предлагаете дать событиям развиваться своим чередом?

– Вовсе нет. Мы должны выбраться отсюда, но, право, я не знаю как.

– Я тоже. Тем не менее придется заняться поисками. Мы все должны участвовать в обследовании города – но как оставить пастора одного? Кто-то должен остаться с ним, а это значит, что мы теряем не одного человека, а двух.

– Вы правы, – согласился Лэнсинг, – нельзя оставлять пастора без присмотра. Я думаю, с ним побудет Юргенс. Ему все еще трудно ходить.

– Нет, Юргенс понадобится нам. У него хорошая голова. Он немногословен, но у него бывают здравые мысли. И верный глаз, многое замечающий.

– Прекрасно. Берите его с собой. Останусь я.

– Нет, не вы. Вы тоже нужны. Как вы думаете, Сандра согласится остаться? От нее, пустоголовой, мало проку в разведке.

– Лучше спросить ее саму, – предложил Лэнсинг.

Сандра не возражала. Все прочие после завтрака отправились в город. Генерал подробно разработал план вылазки.

– Лэнсинг, вы с Мэри идите вон по той улице до конца. Пройдете всю и возвращайтесь по соседней. Мы с Юргенсом будем делать то же самое, начав с противоположного угла площади.

– А что мы должны искать? – спросила Мэри.

– Все необычное. Все, что бросается в глаза. Не пренебрегайте интуицией – иногда предчувствия стоят многого. Если бы время и наши силы позволяли, хорошо бы осмотреть дом за домом. К сожалению, это невозможно. Нам придется положиться на волю случая.

– Все это звучит очень неопределенно, – неодобрительно произнесла Мэри, – от вас я ожидала более логичного плана.

Мэри и Лэнсинг пошли вдоль указанной улицы. Ее то и дело перегораживала полуобвалившаяся кладка. Ничего необычного они не обнаружили. Неопрятные облупившиеся каменные здания мало отличались друг от друга. Они походили на жилые дома, но полной уверенности в этом не было.

Лэнсинг и Мэри осмотрели несколько домов, в общем-то ничем не отличавшихся от остальных. Пустые комнаты производили неприятное впечатление. Пыль, покрывавшая все предметы, лежала нетронутой. Лэнсинг попробовал представить эти комнаты населенными веселыми и счастливыми людьми, но у него ничего не вышло. Все мертво: город, дома, комнаты. Они умерли слишком давно, чтобы служить прибежищем хотя бы для призраков. Строения утратили саму память; ничто не напоминало о прошлом.

– По-моему, это бесполезно, – наконец не выдержала Мэри, – поиск вслепую неизвестного фактора. Даже если он и существует, а мы этого достоверно не знаем, пройдут годы, прежде чем мы отыщем нужное нам. Наш генерал просто спятил.

– Он не спятил, – возразил Лэнсинг, – но преследует безумную цель. Он был уверен, что ответ на все наши вопросы мы найдем в городе. Но город представлялся ему несколько иным, он надеялся встретить здесь людей.

– Но коль скоро людей мы не нашли, почему бы не отказаться от навязчивой идеи?

– Мы с вами, вероятно, именно так бы и поступили. Мы готовы признать собственную неправоту и действовать в зависимости от ситуации. Генерал же не может отказаться от разработанного им плана операции. Он ни за что в жизни не изменит своего мнения.

– Ну и что же мы будем делать?

– Пока подыграем ему. Будем считать, что нам по пути. Может быть, скоро он убедится в ошибке.

– Боюсь, нам придется слишком долго ждать.

– Вот тогда и будем решать, что делать.

– Хорошо бы вколотить немножко разума в генеральскую голову.

Лэнсинг усмехнулся, Мэри ответила ему улыбкой.

– Может, и не слишком гуманно, но эта мысль доставляет мне удовольствие, – заключила Мэри.

Они поднялись с каменной плиты и собрались было идти дальше, как вдруг Мэри насторожилась:

– Послушайте! Кажется, кто-то кричит.

Минуту они стояли неподвижно; звук, которого Лэнсинг не услышал в первый раз, повторился. Неотчетливый, ослабленный расстоянием женский визг.

– Сандра! – крикнула Мэри и бросилась к площади.

Она бежала легко, будто у нее выросли крылья, и Лэнсинг с трудом поспевал за ней. Каменные завалы, загромождавшие узкую улицу, затрудняли продвижение. Звук повторился еще несколько раз.

Лэнсинг, добежав до конца улицы, выскочил на площадь. Мэри уже почти пересекла ее. На ступенях, ведущих в вестибюль, Сандра неистово размахивала руками и визжала что есть силы. Лэнсинг попытался прибавить скорости, но ноги его не слушались.

Мэри взбежала по ступенькам и обняла Сандру. Так они и застыли, тесно прижавшись друг к другу. Краешком глаза Лэнсинг заметил генерала, вылетевшего на площадь из-за угла. Лэнсинг наконец достиг лестницы и рывком поднялся по ней.

– Что случилось? – выговорил он задыхаясь.

– Пастор, – ответила Мэри, – он исчез.

– Исчез! Сандра, вы должны были присматривать за ним.

– Я пошла в туалет, – выкрикнула Сандра, – всего на минуту!

– Вы искали его? – спросила Мэри.

– Искала, – всхлипнула Сандра, – искала всюду.

Отдуваясь, по ступеням взобрался генерал. Позади него скакал Юргенс, изо всех сил выбрасывая вперед костыль.

– Что за шум? – потребовал объяснений генерал.

– Пастор пропал, – объяснил Лэнсинг.

– Все-таки сбежал! – вскричал генерал. – Этот трусливый заячий хвост спасся бегством.

– Я всюду искала его! – Сандра была на грани истерики.

– Я уверена, что знаю, где он, – прервала ее Мэри.

– И я тоже, – произнес Лэнсинг, направляясь к входу.

– Фонарик рядом с моим спальником! – крикнула вдогонку Мэри и побежала вслед за ним, – Я держала его под рукой всю ночь.

Лэнсинг схватил фонарик и кинулся к лестнице, ведущей в подвал.

– Глупец, – ругал он себя, – безмозглый болван!

Он достиг подвала и бросился в центральный коридор; луч фонарика заметался по стенам.

Он пытался убедить себя, что в запасе еще есть время, хотя в глубине души был уверен, что все слишком поздно.

Он оказался прав. Большая комната в конце коридора была пуста. Окошки слабо светились в темноте.

Лэнсинг достиг первой из дверей, ведущей в яблоневый сад, и направил на нее луч света. Засовы были сорваны и покачивались на своих болтах.

В тот же момент огромная сила сбила его с ног. Падая, Лэнсинг выронил фонарик, и тот, еще включенный, закрутился на полу. Лэнсинг сильно ударился головой. Свет фонарика и радужные круги от удара смешались в его меркнущем сознании, хотя он продолжал бороться с навалившейся на него тяжестью.

– Вы, идиот! – раздался крик генерала. – Куда вас несет!

– Пастор, – заплетающимся языком выговорил Лэнсинг, – он ушел через дверь.

– И вы за ним?

– Ну конечно. Я найду его…

– Вы круглый дурак! – выкрикнул генерал. – Это дорога в одну сторону. Вы войдете, но не вернетесь. Оттуда нет двери… Вы обещаете вести себя разумно, если я отпущу вас?

Подошла Мэри, подняла фонарик и осветила Лэнсинга.

– Генерал прав, – согласилась она, – дверь может оказаться односторонней. Сандра, не смейте! – вдруг вскрикнула Мэри.

Одновременно с ее криком из темноты выскочил Юргенс и толкнул Сандру костылем. Удар отбросил Сандру в сторону.

Генерал, тяжело поднявшись, привалился спиной к двери, загораживая ее.

– Никто, – прорычал он, – не войдет в эту дверь, понятно? Я запрещаю даже дотрагиваться до нее.

Лэнсинг покачиваясь встал. Юргенс помог подняться Сандре.

– Смотрите, – воскликнула Мэри, осветив фонариком какой-то предмет на полу, – он воспользовался гаечным ключом!

– Я видел его вчера, – вспомнил Юргенс, – он висел на крючке рядом с дверью.

Мэри подняла ключ.

– Ладно, – сказал генерал, – мы все отдали дань безумию, пора успокоиться. Засовы поставим на место, а гаечный ключ выкинем.

– Почему вы решили, что дверь открывается только в одну сторону? – потребовала ответа Сандра.

– Я не знаю этого, – ответил генерал, – но готов биться об заклад, что это так.

Вот и все, подумал Лэнсинг. Никто ничего не знает наверняка, даже генерал. Но пока ни в чем нет полной уверенности, рисковать не стоит.

– Иного способа, кроме как воспользоваться дверью, не существует. Возможно, по ту сторону двери ответ будет найден, но не исключено, что слишком поздно, – рассудил Юргенс.

– Точно, – подтвердил генерал, – но эксперименты я запрещаю.

Он протянул руку, и Мэри отдала ему гаечный ключ.

– Посветите мне, – попросил генерал.

Глава 17

– Сбежал, – констатировал генерал. – Лэнсинг, в вашем ночном разговоре он упоминал о побеге?

– Нет. Уверен, что нет. Но его положение было безнадежным. Он не просто ругал этот мир, он считал, что мы угодили в ад, реально существующий библейский ад.

– Слабый человек, – презрительно сказал генерал. – Он выбрал самый трусливый выход и первым выбыл из наших рядов.

– Вы говорите так, – со слезами в голосе произнесла Сандра, – словно бы ждете, что это не последняя потеря.

– Потери неизбежны, – спокойно ответил генерал, – что необходимо учитывать. И принимать все меры, чтобы процент убыли не превышал приемлемой величины.

Лэнсинг поморщился:

– Ваш юмор отвратителен. Это не смешно.

– И теперь вы намереваетесь сказать нам, – предположила Мэри, – что мы должны продолжать работу.

– Естественно, – невозмутимо ответил генерал. – Это наш единственный шанс. Если мы ничего не найдем…

– А если мы что-то найдем, – перебила его Сандра, – вы объявите, что это ловушка. Вы побоитесь использовать находку. Вы уже запретили пользоваться дверьми, боясь, что они могут оказаться ловушками.

– Я уверен в этом, – кивнул генерал, – и не хочу, чтобы, пытаясь найти пастора, кто-нибудь из вас попался.

– Я заглянул в смотровое окошко, – сказал Юргенс. – Пастора не видно.

– А вы чего ждали? – поинтересовался генерал. – Увидеть пастора, показывающего нам нос? Стоило ему ступить за дверь, как он припустил во всю прыть. Думаю, он решил рискнуть, в надежде, что мы вытащим его обратно.

– Возможно, это и к лучшему, – предположила Мэри. – Может быть, там он будет счастлив. Я помню выражение его лица, когда он заглянул в окошко. Единственный раз я видела его счастливым. Для пастора в том мире было что-то весьма притягательное. Он манил нас всех, но пастора – особенно.

– Да, – согласился Лэнсинг, – он действительно выглядел счастливым.

– Так что же вы двое предлагаете? – спросил генерал. – Выстроиться в шеренгу перед дверью, а затем дружно войти в нее?

– Нет, – ответила Мэри, – нам это не годится. А у пастора не было иного выхода. Я надеюсь, он наконец нашел успокоение.

– Счастье не должно быть высшей целью, – заявил генерал.

– Стремление к смерти – тоже, – возразила Мэри. – Хотя похоже, именно такова ваша цель. Я убеждена, что ваш любимый город истребит нас поодиночке. Эдвард и я не собираемся спокойно дожидаться этого. Завтра утром мы уходим.

Сквозь пляшущее пламя Лэнсинг посмотрел на Мэри и на какое-то мгновение почувствовал желание обнять ее. Однако остался сидеть на прежнем месте.

– Наша сила в единстве, – настойчиво произнес генерал. – А вы пытаетесь посеять раздор между нами…

– Это я во всем виновата! – раздался крик Сандры. – Если бы я не оставила пастора одного!

– Вы тут ни при чем, – попытался успокоить ее Юргенс. – Пастор ждал удобного случая. Это случилось бы если не сегодня, так днем позже. Он бы не успокоился, пока не проник в тот мир.

– Думаю, вы правы, – согласился Лэнсинг. – Он был целеустремленным человеком. Я не понимал, насколько он отдалился от нас, пока не поговорил с ним прошлой ночью. Я убежден, что никто не должен винить себя за то, что произошло.

– А как насчет ухода из города? – вернулся генерал к прежней теме, – Ваше мнение, Лэнсинг?

– По-моему, нам всем надо уйти отсюда. В городе есть что-то зловещее. Полагаю, вы тоже это чувствуете. Город мертв, но даже мертвым он наблюдает за нами. За каждым нашим движением. На время вы можете забыть о слежке, а затем ощущение слежки возникает вновь, неожиданно, как нож в спину.

– А если мы останемся?

– Я ухожу, и вместе со мной идет Мэри.

Он вдруг подумал, что мысль уйти из города ему самому не приходила в голову. Интересно, как Мэри догадалась? На каком подсознательном уровне они общались?

– Еще несколько дней, – взмолился генерал, – несколько дней, вот все, о чем я прошу. Если ничего не прояснится, мы все вместе двинемся дальше.

Ответа не последовало.

– Три дня, всего три дня…

– Я не из тех, кто торгуется за каждый грош, – наконец проговорил Лэнсинг, – Если Мэри не против, я пойду вам навстречу. Два дня. И все. Больше отсрочки не будет.

Генерал бросил на Мэри вопросительный взгляд.

– Хорошо, – согласилась она, – только два дня.

Юргенс неуклюже поднялся:

– Займусь ужином.

– Нет, позвольте мне, – попросила Сандра, – Мне станет легче, если я буду занята делом.

Где-то вдали послышался ужасный вой. Они замерли на месте, боясь шелохнуться. Как и прошлой ночью, одинокое существо на вершине холма выплескивало в рыданиях несказанную боль.

Глава 18

Второй из оговоренных генералом дней подходил к концу, когда Мэри и Лэнсинг сделали открытие.

Между двумя зданиями в конце узкого прохода они обнаружили зияющий пролом. Лэнсинг посветил фонариком. В луче света они увидели узкую лестницу, невероятно массивную.

– Оставайтесь здесь, – велел Лэнсинг, – а я спущусь и посмотрю. Там, наверное, и нет ничего.

– Я пойду с вами, – возразила Мэри. – Не хочу оставаться одна.

Лэнсинг протиснулся в отверстие и стал осторожно спускаться по крутым ступенькам. Стук каблуков и шарканье подсказывали, что Мэри шла за ним, стараясь быть как можно ближе. Лестница оказалась длинной. Лэнсинг добрался до площадки и обнаружил еще один пролет, ведущий вниз. Сделав несколько шагов по ступенькам второго пролета, он услышал бормотание и замер, прислушиваясь; от неожиданности Мэри наткнулась на него.

Бормотание было тихим. Пожалуй, слово «бормотание», первым пришедшее в голову, не совсем подходило к этому звуку. Скорее пение, хотя и без слов; кто-то словно бы тихо напевал себе под нос. Голос низкий, похожий на мужской.

– Кто-то поет, – прошептала Мэри.

– Что ж, пойдем посмотрим, – ответил Лэнсинг.

На самом деле ему вовсе не хотелось идти туда. Будь его воля, он бы развернулся и убежал. Хотя пение (если это пение) походило на человеческое, в воздухе витало нечто такое мрачное и чуждое, что у Лэнсинга разыгрались нервы.

Он спустился на следующую площадку и оказался у третьего пролета. Пение стало слышнее, и внизу Лэнсинг увидел мягко светящиеся пятна, будто сверкающие в темноте кошачьи глаза. Лестница кончилась, еще несколько ступенек – и вместе с Мэри они оказались на металлической дорожке.

– Механизм, – предположила Мэри, – или машина.

– Трудно сказать, – откликнулся Лэнсинг, – по-видимому, какое-то устройство.

– А ведь оно работает, – сказала Мэри. – Заметьте, это первый обнаруженный нами признак жизни.

Машина не была громоздкой. Во всяком случае, ее размеры не подавляли. Множество огоньков, показавшихся Лэнсингу кошачьими глазами, светились на поверхности, позволяя разглядеть механизм, точнее, догадаться о его конфигурации – освещение все же было довольно тусклым. Масса длинных и тонких деталей напоминала скопище пауков. По-видимому, движущихся частей у машины не было, но она напевала про себя.

Переведя луч фонарика, Лэнсинг обнаружил, что металлическая полоса под ними уходила вперед, образуя узкий проход между двумя скоплениями механизмов. Свет фонарика не позволял определить длину дорожки; с обеих сторон тянулись паукообразные механизмы.

Медленно и осторожно Лэнсинг стал продвигаться по дорожке; Мэри не отставала ни на шаг. Дойдя до машины, они остановились. Лэнсинг направил свет фонарика на ближайшую часть устройства.

Механизм оказался не просто похожим на паука; сплетение ажурных нитей, полированный металл, если это, конечно, металл, ярко блестел; ни единого пятнышка грязи, ни пылинки. Не похоже ни на одну из виденных раньше машин, подумал Лэнсинг. Сооружение напоминало творение скульптора-авангардиста, созданное с помощью плоскогубцев в веселую минуту. Несмотря на отсутствие движущихся частей или других признаков работы, механизм, казалось, был полон жизни и имел вполне определенное назначение. И он без устали напевал вполголоса.

– Странно, – растерянно произнесла Мэри, – как инженер я должна бы догадаться, что же это, но я не узнаю ни единой составной части.

– И ни малейшего представления о том, что оно делает?

– Абсолютно.

– Ну что ж, мы назвали это машиной.

– За неимением лучшего термина.

Тут Лэнсинг обнаружил, что его тело подсознательно реагирует на ритм машинного пения. Размеренная музыка незаметно проникла в него, стала фоном его существования.

Откуда-то, очень издалека, пришла мысль: нечто подчиняет меня себе. Казалось, это была даже не его собственная мысль, а словно бы кто-то другой подумал об опасности. Лэнсинг хотел предупредить Мэри, но, еще не успев закричать, превратился в другое существо.

Его рост составлял несколько световых лет, и каждый его шаг измерялся триллионами миль. Он высился над Вселенной – полупрозрачный, разреженный, сверкающий и переливающийся блестками в ослепительном сиянии хоровода солнц. Планеты казались всего лишь скрипящим под ногами гравием. Черную дыру, оказавшуюся у него на пути, он отшвырнул как футбольный мяч и, протянув руку, сгреб полдюжины квазаров, нанизал их на звездный свет, повесил ожерельем себе на шею.

Он взбирался на гору из звезд; карабкаясь по крутому склону, он столкнул несколько светил, и те с грохотом полетели вниз, вертясь и подпрыгивая; они, наверное, скатились бы до основания горы, если бы у горы было основание.

Наконец он добрался до вершины и встал там, устойчивости ради расставив ноги. Вся Вселенная, от края до края, лежала перед ним. Лэнсинг погрозил ей кулаком и бросил, выкрикнул вызов Вечности, и дальние закоулки бесконечности эхом отозвались на его крик.

Отсюда ему был виден конец времени и пространства. Он вспомнил, как когда-то хотел узнать, что лежит за их пределами. Ну вот, теперь он узнал, и поделом ему. Потеряв равновесие, он, кувыркаясь, полетел вниз и, достигнув подножия горы (которого на самом деле не существовало), распластался в межзвездной пыли и газе, колеблющихся вокруг подобно волнам бурного моря и безжалостно швырявших его тело. Вспомнив увиденное за пределами времени и пространства, он застонал. Это вернуло его к реальности. Лэнсинг снова стоял на металлической полосе, а по обеим сторонам от него паукообразные машины что-то тихо напевали.

Мэри тянула его за руку. Еще не вполне понимая, где он и что происходит, Лэнсинг повернулся и тупо посмотрел на валяющийся на полу зажженный фонарик. Он поднял его, едва не упав лицом вниз.

Мэри снова потянула его за рукав.

– Здесь уже можно остановиться. Как вы себя чувствуете?

– Сейчас приду в себя. Мысли, правда, еще несколько путаются. Я видел Вселенную…

– Так вот что вы видели.

– Вы хотите сказать, что тоже что-то видели?

– Да, и когда я вернулась, вы стояли как ледяная статуя. Я боялась тронуть вас – вдруг бы рассыпались на миллион осколков.

– Давайте присядем на минутку.

– Но здесь не на что сесть.

– На пол. Мы можем сесть на пол.

Они опустились на жесткую металлическую поверхность.

– Итак, теперь мы знаем, – сказала Мэри.

– Что знаем?

Лэнсинг потряс головой. Туман в голове постепенно рассеивался, но соображал он еще с трудом.

– Знаем, что делает эта машина. Эдвард, не надо рассказывать обо всем генералу – он рассвирепеет.

– Нам придется это сделать. Заключив сделку, нужно быть честными до конца.

– И снова, как с теми дверями, – вздохнула Мэри. – Мы нашли что-то, но не знаем, как этим управлять.

Лэнсинг бросил взгляд на машины. Теперь он видел их более отчетливо.

– Вы сказали, что видели Вселенную. Что вы имели в виду?

– Мэри, Мэри, Мэри! Умоляю вас, подождите немного.

– Вас сильно скрутило.

– Пожалуй.

– У меня все прошло легче.

– Вы же сильная личность.

– Перестаньте иронизировать. Тут не до шуток – дело весьма серьезное.

– Я знаю. Простите меня. Вы хотите знать, что со мной происходило? Попытаюсь описать. Я посетил Вселенную. Я был огромным. Мое тело было соткано из звездного света, может быть и из хвостов комет. Похоже на сон и в то же время не сон. Я действительно был там. Как это ни странно, но я был там. С вершины звездной горы, на которую я взобрался, я видел Вселенную – всю Вселенную до конца пространства и времени, до тех границ, за которыми пространство и время уже не существуют. Я видел, что за ними. Я смутно помню увиденное. Хаос – можно назвать это так. Беспорядочное бытие, неистовое гневное ничто. Я никогда не представлял себе это ничто таким – как яростный гнев. Оно потрясло меня. Холодная ярость – я имею в виду не температуру, такого понятия там не существовало, но душа стыла от мертвенности и от злобности небытия. Безразличие, нет, хуже чем безразличие – ничто ненавидело все, что существует и существовало. Злобное стремление добраться до всего, что не является ничем, и уничтожить его.

Мэри всплеснула руками:

– Ох, мне не стоило расспрашивать вас! Я не имела права настаивать. Простите, что заставила вас заново все пережить.

– Нет, я хотел рассказать вам обо всем, хотя, может быть, и не сейчас. Но теперь страшное позади и на душе у меня заметно полегчало. Рассказывая, я, пусть отчасти, избавлялся от наваждения. Что эта машина делала со мной – с нами! Ведь и вы что-то видели?

– Да, но не столь мрачное и угнетающее. Я уверена, виной всему машина. Она вырвала наше сознание, эго, жизненную силу, индивидуальность, если хотите. По-вашему, это был сон и все же не совсем сон. Я думаю, все было реально. Машине недоступно понятие сна. Там, где были вы, любой бы увидел то же самое. Правда, некоторые нелепости…

– Я отшвырнул с дороги черную дыру. Я взбирался на гору из звезд. Под моими ногами планеты хрустели, как гравий.

– Вот именно – нелепости, Эдвард. Ваш мозг бунтовал – естественная защитная реакция. Чувство юмора спасло вас от безумия. Человек редко придает большое значение тому, над чем потешается.

– Так вы думаете, я и в самом деле был там? Мое сознание действительно побывало там?

– Смотрите, что получается. Этот город населяли выдающиеся ученые, их техника достигла сверхъестественного уровня. Иначе им бы не создать это устройство, двери, графический преобразователь, как его назвал генерал. Они думали иначе, чем мы, смотрели на жизнь под другим углом. Они искали ответы на вопросы, которые нам никогда бы не пришли в голову. Сколь ни абсурдны двери, они все же доступны нашему пониманию, но эти машины вне наших представлений. Может, это была попытка своего рода научной ереси?

– Еще немного, и вы меня убедите.

– Мы должны смотреть фактам в лицо. Мы столкнулись с миром, которого не понимаем. Точнее, мы имеем дело с его останками. Одному богу известно, что бы мы увидели, попав сюда в эпоху расцвета здешней цивилизации. Машины кажутся мне продуктом человеческой мысли, осуществлением тех безумных идей, которые занимают некоторых представителей расы людей. Но именно факт отдаленной принадлежности человеку усугубляет их чуждость. Нечто созданное жителями далекой звездной системы показалось бы нам, пожалуй, более близким и понятным.

– Но культура их погибла. Они исчезли, несмотря на все, что сумели создать. Они не существуют, а их город мертв.

– Они могли уйти куда угодно, в любой мир.

– А может, они просчитались? В погоне за техническими достижениями они потеряли душу – вспомните слова пастора.

– Да, звучит вполне в его духе, – усмехнулась Мэри.

– А кстати, куда они вас заслали?

– Я успела бросить лишь беглый взгляд – я ведь вернулась раньше вас. Это была другая культура. Я никого не видела, ни с кем не разговаривала. Я чувствовала себя привидением. Тенью, которая вошла куда-то и тут же вышла. Но я ощутила присутствие людей, почувствовала их жизнь, их мысли. Это было прекрасно. Они воистину подобны богам. В этом нет сомнения. Если задержаться там, чтобы ощутить их величие, их превосходство, – наверняка почувствовал бы себя ничтожным червяком. Добрые боги, представители утонченной культуры, высокоцивилизованные существа. У них нет правительства – оно им попросту не нужно, так же как и экономика.

Только на вершине цивилизации нет нужды ни в правительстве, ни в экономике. Ни денег, ни купли-продажи, ни долгов, ни ссуд – соответственно ни грязных банкиров, ни юристов. Даже понятие закона у них отмерло.

– Откуда вы все это знаете?

– Я просто восприняла это. Знание там доступно любому – знание, которого не нужно искать.

– Вместо телескопов, – сказал Лэнсинг.

– Телескопов?

– Я думал вслух. В моем и, вероятно, в вашем мире люди, чтобы познать тайны космоса, использовали телескопы. А создателям этих машин телескопы были не нужны. Зачем пытаться разглядеть что-то, если можно просто узнать? Они, я полагаю, могли свободно перемещаться куда угодно. Создав машину, у которой мы сидим, они наверняка умели обращаться с ней и сами выбирали место назначения. Но теперь машины… не знаю, можно ли их так назвать?..

– Машины – довольно удачное слово.

– А теперь машины одичали и отправляли нас куда вздумается.

– В городе должен быть пульт управления механизмами. Может быть, типа кабины для путешественников. Хотя вряд ли: система такого уровня должна иметь гораздо более сложное устройство.

– Даже если мы и обнаружим эту гипотетическую командную рубку, пройдут годы, прежде чем мы научимся с ее помощью управлять машиной.

– А если бы нам вдруг повезло?

– Может, обитатели города нашли мир, приглянувшийся им больше их собственного, и переправились туда?

– Не только дух, но и тело? Это не так-то просто.

– Да, конечно. Я не подумал об этом. К тому же мое предположение все равно мало что объясняет. Может быть, они взяли с собой и все свое имущество…

– Сомневаюсь. Скорее, с помощью машин они узнавали о новых мирах, а потом строили двери для перехода в них. Вполне может быть, что эти две вещи связаны между собой, хотя я больше склоняюсь к мысли, что машина – исследовательский инструмент для получения знаний с помощью иных миров. Представьте, как здорово: вы можете получить любые сведения и использовать их для вашей цивилизации. Без особых усилий вы узнаете о разных политических и социальных системах, о новой технологии производства стали, о необычных социологических структурах, да мало ли о чем – вплоть до научных открытий, может быть даже неизвестных в вашем мире наук. Чем не стимул для развития любого общества?

– Вы попали в самую точку, – заметил Лэнсинг, – когда сказали, что здешние жители были разумны. Однако достаточно ли разумны? А наши с вами цивилизации могли бы воспользоваться знаниями, добытыми с помощью этих устройств? Или с привычным консерватизмом мы способны только цепляться за свой образ жизни, извратив или употребив во зло найденное в других мирах, быть может, с катастрофическими последствиями?

– Боюсь, пока задача для нас неразрешима. Мне кажется, сейчас самое верное – попытаться найти предполагаемый командный пункт, – предложила Мэри.