Текст книги "Все романы Клиффорда Саймака в одной книге"

Автор книги: Клиффорд Саймак

– Но там же ничего нет, ровным счетом ничего…

И еще не договорив, Бун понял, что ошибается: в серости наверху возникло что-то постороннее, медленно обретающее форму. Какой-то нечеткий и неустойчивый образ, более всего напоминающий плохо сотканный, неровно спускающийся ковер. Ковер падал, раздвигая серость, и в конце концов Бун разглядел, что это и не ковер даже, а очень крупная, разреженная сеть и на ней две скрюченные фигурки.

Сеть приземлилась, покачнулась, и в тот же миг с нее соскочила женщина и, протягивая руки, бросилась к Буну. И он кинулся ей навстречу с криком:

– Инид!..

Они раскрыли друг другу объятия, она прижалась к нему и зарылась лицом ему в грудь, бормоча что-то беспрерывно и невнятно. Он не сразу сумел разделить ее лепет на отдельные слова, но наконец разобрал:

– …как я рада, что нашла тебя. Я же не хотела улетать без тебя, а ты заорал, чтоб я спасала времялет. Я собиралась вернуться за тобой и совсем уже было собралась, но вмешались непредвиденные обстоятельства.

– Все хорошо, – произнес он в ответ. – Теперь ты здесь, а все остальное неважно…

– Я увидала тебя, – продолжала она, поднимая к нему глаза, – увидала среди серости, и ты сам был серый, а рядом серый волк…

– А волк и сейчас здесь, – ответил Бун. – Он мой друг.

Она отступила на шаг и осмотрела его внимательно с ног до головы.

– С тобой все в порядке?

– Лучше быть не может.

– А что это за место?

– Мы на Магистрали Вечности.

– На какой планете?

– Не знаю. Я так толком и не понял.

– Какое-то странное место. И это не Земля.

– Вероятно, не Земля. Но что это и где это, не знаю.

– Ты опять ступил за угол?

– По-видимому, да. Бог свидетель, на этот раз я стремился попасть за угол изо всех сил.

Второй пассажир сети тоже слез довольно неуклюже на почву и направился к ним. У него были две ноги и две руки, и вообще он казался в общем и целом гуманоидом. Но лицо его напоминало лошадиную морду, к тому же худую и чрезвычайно унылую. По бокам удлиненной морды раструбами торчали уши. Лоб был усыпан глазами, разделенными на две кучки. Шея поражала длиной и худобой, а ноги были искривлены настолько, что гуманоид при ходьбе переваливался, как утка. На руках не было локтей, и они походили на резиновые шланги. По бокам шеи пульсировали жабры, а бочкообразное тело было сплошь усыпано бородавками.

– Познакомься, – объявила Инид, обращаясь к Бунт, – это Конепес. Я не знаю его настоящего имени, вот и дала ему такую кличку, а он как будто не возражает. Конепес, познакомься, это Бун. Тот самый, о котором я рассказывала. Тот, кого мы и хотели найти.

– Рад и счастлив, что мы тебя нашли, – высказался Конепес.

– А я, со своей стороны, рад видеть здесь вас обоих, – ответил Бун. Из дома вывалился робот, балансируя подносом на голове. – Вы голодны? Видите, нам предлагают поесть…

– Я умираю от голода, – призналась Инид.

Они расположились за столом, и Бун осведомился у гуманоида:

– Это земная еда. Может статься, она тебе не по вкусу?

– В своих скитаниях, – ответствовал Конепес, – я приспособился поглощать любую еду, лишь бы она содержала питательные вещества.

– Вам я ничего не принес, – сообщил робот Буну, – поскольку вы недавно насытились. А вот волку я нарезал еще тарелку мяса. У него такой вид, словно его опять корчит от голода.

Робот опустил миску наземь, и волк немедля зарылся в нее.

– Вот обжора! – воскликнул Бун. – Волк способен слопать разом полбизона.

– Это один из тех, что слонялись подле нашего лагеря? – спросила Инид. – Один из тех, что донимали бедного старого быка?

– Ни то ни другое. Этот привязался ко мне после того, как ты улетела. Нет, даже до того – в самую первую ночь я задремал и очнулся, а он тут как тут, уселся напротив, буквально нос к носу. Я тогда не стал тебе ничего говорить, потому что думал, что мне пригрезилось.

– Расскажи мне все-все. Что случилось с монстром-убийцей и с отважным старым быком?

– Тебе самой есть что рассказать, и я хотел бы послушать.

– Сначала ты. Я еще слишком голодна, чтобы много говорить. – Тем временем волк, расправившись со своей миской, вспомнил про Шляпу и с новым азартом взялся трепать его. Инид заметила это и спросила: – Слушай, что там затеял твой волк? Забавляется с чем-то вроде самодельной куклы…

– Это Шляпа. Про него я тоже тебе расскажу. Он сыграл в моей истории немаловажную роль.

– Ну так рассказывай, не мешкай.

– Сию минуту. Ты упомянула, что видела меня. Видела среди серости меня и волка рядом со мной. Не можешь ли пояснить, каким же образом ты ухитрилась меня увидеть? Как сумела узнать, где я?

– Очень просто. Я нашла телевизор. Потом объясню подробнее. Этот телевизор показывает то, что тебе хочется увидеть. Он воспринимает твои мысли. Я подумала о тебе и увидела тебя на экране.

– Допустим, он показал меня среди серости. Но он не мог сообщить тебе, где именно я нахожусь и как меня отыскать.

– Это совершил невод, – вмешался Конепес. – Невод при всей своей внешней хрупкости есть механизм поистине чудотворный. Нет, отнюдь не механизм. Отнюдь не столь грубое и неуклюжее творение, как механизм.

– Невод соорудил Конепес, – пояснила Инид. – Сначала он создал его мысленно, а потом…

– Только и исключительно с твоей помощью, – опять перебил Конепес. – Не будь тебя, не было бы и невода. Ты держала палец на перекрестье, с тем чтоб я мог завязать последний, решающий узел.

– Звучит очень загадочно, – откликнулся Бун. – Умоляю, Инид, расскажи мне все, ничего не опуская.

– Повремени, – сказала Инид. – Сперва покончим с едой. А ты пока расскажи нам, что случилось с тобой после того, как ты скомандовал мне улетать, а на нас стремглав неслось страшилище…

Бун приступил к повествованию, стараясь излагать события как можно короче. Когда он подходил к концу, Конепес отодвинул тарелку и отер губы тыльной стороной руки. А волк, пресытившись игрой, придумал Шляпе новое применение, скомкал его и использовал как подушку, но желтых глаз не закрыл, а смотрел на сидящих за столом, изредка помаргивая.

– Если я правильно тебя поняла, Шляпа был живой? – спросила Инид.

– Его сейчас выключили, – ответил Бун. – Не знаю, как выразиться точнее. Он ведь, в сущности, марионетка. Говорящий манекен, орудие неведомого чревовещателя.

– И ты не представляешь себе, кто этот чревовещатель?

– Совершенно не представляю. Но не теряй времени, рассказывай о своих приключениях…

Когда Инид завершила изложение своей эпопеи, Бун в растерянности покачал головой.

– Многое звучит форменной бессмыслицей. Должна же существовать какая-то общая схема событий, какая-то закономерность. Но я ее при всем желании не вижу.

– О, закономерность имеется, – возгласил Конепес. – Имеется закономерность, а равно причинно-следственная связь. Судьба свела нас троих вместе с сундуком, каковой я нашел на розово-багровой планете…

– Ты украл сундук, – поправила Инид сурово. – Не нашел, а украл. Я-то прекрасно знаю, что украл.

– Хорошо, пусть украл, – согласился Конепес. – А возможно, позаимствовал. Сие есть более мягкий термин, во всех отношениях более приемлемый.

Он спрыгнул со стула и отправился ковыляя обратно к неводу. Пока он лазал там по прутьям и возился с сундуком, Бун успел задать давно напрашивавшийся вопрос:

– Ты хоть догадываешься, кто он такой?

– Создание в высшей степени удивительное, – ответила Инид. – Не имею понятия, кто он и откуда взялся. Но у него есть грандиозные идеи и даже, пожалуй, кое-какие знания, правда, абсолютно нечеловеческие.

– Но можно ли ему доверять?

– Ничего определенного сказать не могу. Побудем с ним рядом, понаблюдаем и решим.

– Волк вроде бы не испытывает к нему неприязни. Не уверен, что он нравится волку, но, по крайней мере, неприязни не видно.

– А волку ты доверяешь?

– Когда я застрял в той расщелине, он мог бы запросто сожрать меня. Я был не в силах ему помешать. С припасами у нас было туго, и он был голоден. Но ему, по-моему, даже в голову не приходило, что я съедобен…

Конепес приплелся обратно к столу, согнувшись под тяжестью сундука, с грохотом сбросил его на землю и объявил:

– Однако теперь увидим что и как.

– Уж не хочешь ли ты сказать, – спросила Инид, – что сам не ведаешь о том, какие сокровища в сундуке?

– О, ведать я ведаю. Однако не известны мне ни форма содержимого, ни облик его, ни как именно его применять.

Склонившись над сундуком, Конепес отстегнул запоры. Крышка отскочила как на пружине, и изнутри полезло какое-то пористое тесто. Тесто вздулось и поперло через край, сползая по стенкам и растекаясь вокруг – пористая масса все лезла и лезла из сундука, будто ее впихнули туда под давлением, а теперь выпустили на волю и позволили тем самым раздаться до прежнего объема.

Продолжая всходить, тесто затопило площадку-столовую и начало окутывать дом. Из двери опрометью выскочил робот, спасаясь от вторжения непонятной каши. Бун схватил Инид за руку и поволок ее прочь по колее. К ним присоединился волк. Конепес пропал из виду. А невод приподнялся сам по себе и поплыл в сторону, держась совсем низко, в нескольких футах над почвой. Отлетев на триста-четыреста ярдов, он, по-видимому, решил, что достаточно, и вновь приземлился. Волна теста докатилась до вагонетки, и та попятилась, погромыхивая и мало-помалу набирая скорость.

При этом тесто постепенно меняло вид и характер. Оно потеряло всякое сходство с цельной массой, стало еще более пористым, а точнее, ячеистым, – но вспухало неукоснительно, расползаясь по грунту и выпучиваясь вверх. Занимаемая им площадь увеличилась в сотни раз, в нем зажглись многочисленные искристые точечки, образовались участки грязноватого мрака и туманные завихрения, простреливаемые какими-то светлячками. Одни точечки возгорались ярче, другие отдалялись и тускнели. Вся масса была наполнена ощущением беспрерывного движения, изменчивости, непостоянства.

– Тебе понятно, что это такое? – спросила Инид. Бун, конечно же, ответил отрицательно. – А куда делся Конепес? Ты его не видишь? Он что, до сих пор в этом хаосе?

– Подозреваю, что да. Он оказался таким дуралеем, что позволил хаосу поглотить себя.

Сундук стал неразличимым – его скрыла масса, ставшая теперь туманной, полупрозрачной и по-прежнему разбухающая, хотя, пожалуй, с меньшей скоростью. Теперь это был искрящийся, переливающийся мыльный пузырь.

– Вот он, Конепес, легок на помине! – глухо воскликнула Инид, указывая в глубь пузыря. И Бун тоже различил контур пришельца – контур был слабый, расплывчатый, но Конепес упорно пробивался к людям и наконец вырвался наружу, словно из паутины.

– Это Галактика! – крикнул он, приближаясь своей ковыляющей походкой. – Объемная схема Галактики! Доводилось мне слышать о подобных схемах, однако такого размаха я не ожидал… – Он уставился на них, выпучив многочисленные глаза, а затем отвернулся и принялся тыкать своим резиновым пальцем в разные точки пузыря. – Взгляните на звезды. Одни сияют с яркостью поистине свирепой, другие столь тусклы, что их почти не видно. Обратите внимание на пылевые облака, на дымчатые туманности. А вот эта белая прямая, устремленная к центру Галактики, есть ваша Магистраль Вечности.

– Быть того не может, – отозвалась Инид.

– Однако непременно ты видишь все это своими глазами и все же объявляешь невозможным. Неужто не ощущаешь беспредельность нашей Галактики, ее упоительную мощь и славу!..

– Ладно, допустим, это Галактика, – высказался Бун. – И белую прямую вижу, но нипочем не догадался бы, что она – та самая магистраль, на которой мы находимся…

– Заверяю вас, она и есть, – настаивал Конепес. – В легендах моего народа упоминается о магистрали, бегущей среди звезд. Хотя легенды, все до одной, умалчивают о том, зачем проложена магистраль и куда она ведет. Но мы последуем ее курсом и разберемся самолично.

Бун долго вглядывался в исполинский пузырь – и чем дольше вглядывался, тем прочнее убеждался, что да, Конепес прав, схема воспроизводит спиральную галактику. По форме схема напоминала грубый овал, отнюдь не столь четкий и аккуратный, как на картинках в пособиях по астрономии. Тем не менее не оставалось сомнений, что это расширяющаяся галактика с довольно плотным ядром и отходящими от него более разреженными рукавами. Один из таких рукавов раскручивался как раз в том направлении, где стояли столики со стульями, и удивительное дело – столики были видны и сейчас, хоть и довольно смутно.

Конепес немного отодвинулся, бочком подобрался к схеме и даже ссутулился, внимательно ее изучая. А волк, напротив, вернулся к людям, подошел совсем близко, и было заметно, что его пробирает дрожь. И неудивительно, решил Бун про себя, такие переживания испугают кого угодно. Наклонившись, он потрепал зверя по холке и произнес ласково:

– Спокойнее, дружище! Все будет хорошо. Да и сейчас все в полном порядке… – Волк прижался к Буну еще теснее, и тот вынужденно задал себе вопросы: а правду ли я говорю? могу ли я ручаться, что все в порядке? никак не могу… И обратился к Инид: – Слушай, твой Конепес говорил тебе раньше о каких-либо схемах или картах?

– Он много о чем говорил и часто невразумительно. По крайней мере, мне казалось, что невразумительно. Всего не упомню, но, пожалуй, он говорил о генетических картах, которые вживлены ему в мозг или в подсознание.

Конепес неуклюже приковылял обратно и спросил:

– Так мы намерены обследовать Галактику или нет?

– Ты имеешь в виду – полезть в эту кашу? – переполошилась Инид. – Взять и шагнуть в это месиво?

– Конечно и безусловно, – заявил Конепес. – Как же иначе сумеем мы докопаться до истины? Белая прямая ведет куда-то, и мы непременно выясним куда. Она не может быть проложена бесцельно.

– Но мы там заблудимся! – продолжала протестовать Инид. – И будем барахтаться в этой каше до Второго Пришествия…

– Зачем барахтаться, если мы станем придерживаться белой линии? Она укажет нам путь туда, а затем обратно.

– Ладно, – смирилась Инид. – Но уж если мы лезем туда, я хотела бы прихватить с собой одну вещицу…

И бросилась бегом к упорхнувшему в сторонку неводу. По доброй воле лезть в эту туманную круговерть да еще и блуждать в ее недрах? Уж чего-чего пожелал бы себе Бун, только не такой авантюры. На первый взгляд задача казалась достаточно простой: как бы ни была обширна схема, это всего лишь изображение, пусть исполненное с искусством и техническим совершенством, немыслимыми в его родную эпоху. Но в самой идее объемной схемы из сундука чувствовалась чужеродность, которую Бун никак не мог переварить. Что если человек, уходивший в круговерть, завязнет в ней и не сможет выкарабкаться? Придерживайтесь белой линии, советовал Конепес, и совет был бы правильным, если бы – если бы была уверенность, что линия останется на том же месте. Разве исключено, что линия не более чем уловка, призванная заманить добычу в неведомый капкан?

Инид вернулась и предъявила Бунт черненький ящичек.

– Это телевизор, оставленный на месте пикника. Мне подумалось, что раз уж мы собираемся невесть куда, неплохо бы иметь его при себе.

– Отъявленная глупость, – заявил Конепес.

– Нет, не глупость. Телевизор показал мне, где Бун, и подсказал, как сюда попасть. Это дополнительная пара глаз, а там в месиве нам понадобятся все глаза, какие можно заполучить. Он же показывает не что попало, а то, что хочешь увидеть…

А ведь намек на дополнительную пару глаз, подумал Бун, не слишком удачен: с чисто земных позиций все именно так, как сказала Инид, но Конепес-то располагает целой кучей глаз, даже двумя кучами, и его многоглазие, вероятно, гораздо богаче человеческого зрения.

У ноги тихо заскулил волк. Напуган ты, братишка, до полусмерти, подумал Бун. И будь у меня хоть капля здравого смысла, я был бы напуган не меньше твоего…

– Ну что, ты идешь? – спросила Инид.

– А что мы там забыли? Конепес утверждает, что Магистраль Вечности ведет туда, где нам надо побывать. Так чего же проще: сядем на вагонетку и покатим, не пропуская ни одной станции…

– Не смеши меня, – отрезала она. – Вагонеткой и за тысячу лет никуда не доедешь. Нет уж, когда надумаем двинуться отсюда, то используем невод, для которого ни время, ни расстояние ничего не значат.

– Это все прекрасно, – заметил он, по мере сил оттягивая момент, когда придется лезть в безумную круговерть, – но знаем ли мы, куда лететь?

– Ну разумеется, к бесконечникам, – объявила она. – На их родную планету. Не будем забывать, с чего все началось…

Право же, не произнеси Инид этого слова, Бун о бесконечниках, наверное, и не вспомнил бы. С тех пор как он в последний раз слышал о них, для него миновало столько эпох и событий! Но уж, конечно, если кому-то держать их в памяти, то Инид, а не ему: она же веками пряталась от олицетворяемой ими угрозы.

– Устремиться на поиски бесконечников? – переспросил он. – В первый раз об этом слышу. До сих пор мне казалось, что ваша семья скрывается от них как только может, да и мы с тобой еле унесли ноги от подосланного ими монстра-убийцы…

– Хорошенько подумав, – сказала она, – я пришла к выводу, что нельзя всю жизнь прятаться. Гораздо правильнее самим разыскать их. У нас теперь есть невод, и с нами Конепес. Вероятно, найдутся и другие, кто поможет нам помериться с ними силами.

– Вот уж не догадывался, – заметил он не без иронии, – что ты такая воинственная…

– Следуете вы со мной или нет? – осведомился Конепес довольно резко. – Если мы вновь оседлаем невод, надо хотя бы знать, к чему готовиться. Схема способна дать нам наводящие указания.

– А ты уверен в точности этой схемы? – спросил Бун. – Откуда тебе известно, что она безошибочна?

Действительно, разве земные составители карт не грешили в древности вопиющей беспечностью и не наносили на них сведения мифические, а то и подсказанные собственным разыгравшимся воображением?

– Ручаюсь честью, – провозгласил Конепес. – Конструкция схемы осуществлена информированной расой, которая знала безупречно то, о чем берется судить.

– Ты встречался с этой расой?

– Я наслышан о ней. О ней мне поведал дедушка, когда я сиживал у него на коленях, и сказания моего племени поминают ее многократно.

Бун бросил взгляд на волка – тот больше не жался к ногам. Пришлось поискать зверя глазами, и оказалось, что волк опять подобрал Шляпу и уселся поодаль на колее, ухватив куклу зубами. Волк явно не собирался сопровождать их в странствиях по схеме, а тащить его в туманный хаос силком не было никакого резона.

– Ладно, волк, – произнес Бун, – жди меня здесь, никуда не отлучайся…

Двое других уже направились к схеме – Конепес впереди, Инид следом. Бун поспешил догнать их. Внутри схема выглядела словно забитая паутиной, с той оговоркой, что паутины в ней как раз и не было. И вообще ничего материального не было. Как только Бун вступил в пределы тумана, он перестал ощущать почву под ногами. Словно он шел по пустоте – или, вернее, словно ноги внезапно омертвели и больше не чувствовали, куда их ставят.

Совсем рядом вспыхнул большой красный шар, и Бун нырнул, уклоняясь от столкновения, но тут же налетел на другой ослепительный шар, блистающий, как голубой алмаз. И прежде чем успел увернуться еще раз, угодил прямиком в центр алмаза. И… не испытал ничего – ни жары, ни хотя бы соприкосновения с каким-то телом. Он нервно хохотнул: звезды оказались зримыми, но неопасными. Увильнув от красного гиганта, он вмазался в еще более горячую голубую звезду – и ничего. Но неужели эта схема отображает каждую звездочку, каждое облачко газа, каждый завиток пыли во всей Галактике? Как хотите, такого не может быть. Помнится, он читал где-то давным-давно, что Млечный Путь насчитывает более ста миллиардов звезд. Ну как могли вместиться эти миллиарды в какую бы то ни было схему? Даже если уменьшить более мелкие звездочки до размера песчинок, весь объем оказался бы закупорен так плотно, что о прогулках по схеме не могло быть и речи. Вот и верь конепесьим заверениям, что схема точна и безошибочна…

– Следи за белой линией, – напомнил Конепес, легок на помине. – Она на высоте твоих бедер справа от тебя.

Бун опустил глаза – и правда, неподалеку тянулась белая ниточка, спасительный тросик, ведущий обратно в мир серости, где его ждет верный волк с обмякшим, изжеванным Шляпой в зубах. Где стоит домик с очагом, а вблизи него робот, который не откажется накормить их снова, если, конечно, им суждено выбраться из этой звездной трясины.

Нет, не верю, сказал себе Бун. Не верю ни единому слову хитрой конепесьей морды. Не принимаю его объяснений, не могу и не хочу принимать! А вокруг просто-напросто мираж, галлюцинация…

Но вокруг был не просто мираж. Бун шел, не понимая, на что ставит ногу, по пространству не только иллюзорному, но и воображаемому, заполненному блистающими звездами, потоками пыли и газа, – все это можно было рассматривать, но нельзя ощутить, нельзя пощупать. И было здесь еще кое-что – звук. Звезды пели – он слышал музыку сфер, шипение водорода, чечетку радиации, хоралы времени, гимны пространства, глухой шум пыли, торжественную песнь бесконечной пустоты. Ужаснее всего было сознавать, что ни звуков, ни образов в действительности нет, а есть в лучшем случае колдовская подделка под реальность, воспроизведение инопланетных отвлеченных концепций.

Тут он заметил, что опять отстал. В дымке впереди он еле различал Инид, а Конепес скрылся из виду вообще. Как долго мы уже торчим здесь? – спросил он себя. Несколько часов? Но это же смешно – схема, в которую их затащили, в диаметре не превышала шестисот-семисот футов.

Он ринулся вдогонку за Инид, не пытаясь больше уклоняться ни от звезд, ни от паутинных завихрений газа, поскольку удостоверился в конце концов, что их можно не опасаться. Однако, невзирая на полное отсутствие реальных препятствий, что-то все же мешало, тормозило движение, будто он предпринял отчаянную попытку идти вброд против бурного потока.

Над головой мрачной стеной нависло облако особенно густой пыли, и Бун, прекрасно понимая, что никакой пыли на самом деле нет, все же пригнулся, норовя поднырнуть под нее. И как выяснилось, недаром: облако было неощутимым, но спускалось ниже, чем казалось поначалу, и он внезапно ослеп. Звезды разом выключились, он нырнул в непроглядную стену мрака а ноги по-прежнему несли его вперед, ни на что не опираясь и преодолевая сопротивление неведомого встречного потока.

Но когда он вырвался из мрака, вокруг разлилось море света, много более интенсивного, чем прежде. Источником света была ослепительно яркая звезда справа, затуманенная по краям. Инид, оказавшись где-то рядом, произнесла:

– Новая звезда. Или даже сверхновая. Только она совершенно скрыта за пылью, и с Земли ее не заметить.

В ту же минуту Бун приметил еще одну звезду, настолько близкую, что протяни руку – дотронешься. Небольшая слабенькая желтая звездочка, она не привлекала бы внимания, если бы кто-то – но кто же? – не обозначил ее аккуратным крестом. Словно этот кто-то взял маркер и начертал опознавательный знак, отличающий данную звездочку от всех остальных в Галактике, с тем чтобы каждый ее увидевший сразу распознал в ней нечто особенное.

– Бун, что с тобой? – осведомилась Инид. – Что на тебя нашло?

Он не ответил, но медленно обошел звезду по кругу, глядя на нее под разными углами. И по мере его движения крест перемещался вслед за ним. Довольно было изменить позицию, и крест менял позицию соответственно. Крест метил звезду, с какого направления ни взгляни, – совершенно немыслимая иллюзия…

– Конепес умчался вперед, – продолжала Инид, ухватив Буна за руку. – А главное, где белая линия? Мы потеряли линию! Ее нигде не видно… – В голосе женщины звучала паническая нотка, и он среагировал, повернулся: она озиралась по сторонам, но белая нить действительно пропала и не появлялась. – Нет ее, и все тут! Мы слишком торопились, и вокруг столько чудес… Что теперь делать?

Бун пожал плечами:

– Пойдем назад по своим следам, поищем и наверняка найдем.

Но в душе он был в этом далеко не уверен. Линия была такая тонкая, такая малоприметная – удастся ли отыскать ее без конепесьих глаз?

Невдалеке повисла огромная белая звезда, бережно вращающаяся вокруг своей оси, а вокруг крутилась звездочка помельче, тоже белая и яркая, но не идущая ни в какое сравнение с переменчивым величием своей повелительницы. Меньшая звездочка бежала по орбите с такой скоростью, что казалась смазанной, и меж двумя светилами сверкающей лентой перетекала энергия – от большей звезды к меньшей. Звезда типа В, решил Бун, в компании белого карлика.

– Нельзя нам назад, – посетовала Инид. – Сейчас поворачивать никак нельзя. Надо идти вперед, туда, где Конепес. Он поможет нам вновь обнаружить линию…

Женщина устремилась вперед, он за ней. Впечатление было такое, что они карабкаются вверх по крутому склону. Ну что за чепуха, попрекнул себя Бун, какие могут быть склоны в Галактике? Под ногами, на уровне щиколоток, кружились завитки пыли, звездная россыпь вокруг стала еще гуще, и в ней попадалось много надменных багровых чудищ.

Положительно не оставалось сомнений, что они лезут на крутую высокую гору. Склон был нескончаемым, но наконец они достигли вершины, и сразу за вершиной нашелся Конепес. Тощий и сутулый, он стоял недвижно, вперившись всеми своими глазами в пространство перед собой. А там лежала тьма, и не просто тьма, а тьма взвихренная, опоясанная прерывистыми вспышками.

– Водоворот! – выдохнула Инид. – Оно вращается! Ни дать ни взять – водоворот!..

– Перед нами ядро Галактики, – объявил Конепес. – Сие есть центр всего сущего. Огромная черная дыра, пожирающая Вселенную. Конечная фаза мироздания.

Дул сильный ветер – хотя откуда бы здесь быть ветру? Ветер нес с собой безучастный озноб пустоты, ледяной поцелуй смерти. Буна поразила мысль, что так ощущается черная изморозь Времени, ощущающего свой крах, но пытающегося удрать от всеобщей гибели в центре «водоворота».

– Но погоди, – осмелилась возразить Инид, – допустим, конечная фаза, но чего? Ты сказал – мироздания. Как это понимать? Может, ты хотел сказать – конец данной Галактики? Но она не единственная, галактикам несть числа…

– Вероятно, есть истинно осведомленные, однако я лично к ним не принадлежу, – объявил Конепес. – В составе моего племени не было личностей, способных дать тебе исчерпывающий ответ.

– А те, кто придумал всю эту музыку? Те, кто сконструировал эту схему?

– Возможно, им был известен ответ, а возможно, и нет. Не исключаю, что точный ответ леденит душу. Или точного ответа не существует в принципе.

– Ну и черт с ним, – вмешался Бун. – Я возвращаюсь назад.

– Не получится, – напомнила Инид. – Мы же потеряли линию. Помнишь белую путеводную линию? Мы ее потеряли!..

– Линию? – пробормотал Конепес всполошившись. – Ты сказала – мы потеряли линию? Я совсем и совершенно забыл о ней…

– Мы тоже, – только и ответила Инид.

– Да не такая уж это серьезная проблема! – воскликнул Бун. – Схема, как бы обширна она ни была, занимает в поперечнике не более двух, от силы трех миль. Там на колее, которую почему-то называют Магистралью Вечности, у меня сложилось впечатление, что диаметр схемы – в пределах нескольких сот футов. Пойдем по прямой в любом направлении и вскоре выберемся наружу…

Конепес неожиданно повысил голос:

– Однако тут никаких прямых не имеется! Имеются скрученные витки, чреватые обманом чувств.

– Ты сам шел к центру по прямой, – не сдавался Бун. – Ты убежал от нас, мы следовали за тобой. И ты попал туда, куда стремился, безо всяких витков…

– Верно и правильно, – подтвердил Конепес. – Я прибыл к центру. Доводилось мне слышать легенды. Центр представляет великий интерес, и интуиция подсказала мне путь. Давным-давно я слышал про черное ничто в центре, и вот…

– В этом нет ничего нового, – сказал Бун. – Даже в мое время люди уже знали о центрах галактик и о том, что в большинстве из них наблюдаются значительные завихрения. Была и гипотеза, что центрами галактик являются черные дыры, так что…

– Препирательства ни к чему не приведут, – вмешалась Инид. – Нам надо найти белую линию.

– Обойдемся, – заявил Бун. – Выберемся и без линии. Все, что требуется, – идти по прямой, и в конце концов мы неизбежно достигнем края схемы.

– Ты не внимал моим словам, – упрекнул Буна Конепес. – Я уже подчеркивал, что прямых, на которые ты возлагаешь надежды, здесь не имеется. Все перекручено, переплетено в лабиринт величайшей сложности…

– Ты что, считаешь, что нам отсюда не выбраться?

– Отнюдь не считаю. Если блуждать достаточно долго, то мы окажемся вовне. Однако сие не есть простая задача.

Чушь какая-то, рассердился Бун про себя. Что бы ни толковал длинномордый про лабиринты и обманы чувств, задача простенькая. Но довольно было оглянуться, чтобы осознать хотя бы отчасти, что имел в виду Конепес. По каким приметам держать курс? Вокруг слишком много примет – и ни одной звезды, ни одного туманного светлячка, ни одного вихревого затемнения, отличимых от других точно таких же. И на всем вокруг печать мглистости, печать искаженности.

Будто подслушав его мысли, Инид спросила:

– Неужели нет ничего, что тебе запомнилось четко?

– Почему нет? Есть. Звезда, помеченная крестом.

– Крестом?

– Вот именно, крестом. Будто кто-то нарисовал на ней крест специально. А в любом другом смысле звезда – самая что ни на есть обыкновенная. Звезда главной последовательности. Желтая. Вероятно, типа G, как наше Солнце.

– Почему же ты мне о ней ничего не сказал?

– Просто вылетело из головы, когда ты объявила, что мы потеряли белую линию.

– А ты сама звезды с крестом не видела? – осведомился у Инид Конепес.

– Нет, не видела. Кому это взбрело в голову метить звезды крестами?

Конепес повернулся к Буну:

– Больше ничего особенного не припоминаешь?

– Нет. В сущности, нет.

– Позволю себе упростить нашу задачу. Я пребывал здесь с тех самых пор, как добрался сюда. Пребывал, не трогаясь с места, вглядываясь в черную дыру. Когда вы двое вышли ко мне, стоял ли я к вам спиной?

– Совершенно верно, спиной, – подтвердила Инид.

– Тогда все поистине элементарно. Я развернусь на сто восемьдесят градусов, и мы двинемся отсюда под уклон.

Буну оставалось только пожать плечами. Это было действительно элементарно, слишком элементарно. А привходящие факторы, о которых сам же Конепес и твердил? Но никаких других предложений у Буна не было, и он согласился:

– Можно и так, хуже не будет…

Они двинулись под гору все втроем. Идти стало легче, встречное течение больше не мешало. Бун по-прежнему не чувствовал тверди под ногами, и звезды по-прежнему вели свою заунывную песнь, но теперь он не обращал на это внимания. Он не снизил скорости и тогда, когда склон остался позади. Ему хотелось одного – как можно скорее выбраться из этой путаницы иллюзий. И вдруг Инид, шедшая следом, воскликнула: